Текст книги "Ведьмино отродье"

Автор книги: Сергей Булыга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Сергей Булыга
ВЕДЬМИНО ОТРОДЬЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – ЧУЖОЙ

Глава первая – ГЛУХИЕ ВЫСЕЛКИ

Заканчивалась длинная осенняя ночь. Небо на востоке стало понемногу светлеть. В Лесу было тихо… Вот разве что сорвался с соседнего дерева сухой желтый лист, упал на землю – и опять ни звука. Рыжий медленно встал, бесшумно, словно тень, выскользнул из зарослей репейника и остановился, вытянул перед собой передние лапы…

Хотя какой он рыжий? Он, как и все его сородичи, сер как пожухлая трава, и только на левом ухе у него действительно есть небольшое рыжее пятно. Ну и что с того?! Ну, разве что кое-кто болтает, будто это не зря, а из-за того, что в его жилах течет кровь южаков. Но это ложь, он настоящий рык. Да и еще какой! Ни перед кем он не вилял хвостом, но зато, если такое было нужно, то падал на спину и передними лапами хватал нападавшего за уши, а задними – одним ударом! – вспарывал ему брюхо. Да что и говорить! Кто в месяц Земляники один прикончил четверых лазутчиков? Заика? Трехпалый? Или, быть может, кто-нибудь еще? Нет, это он, снова он, Рыжий! И так везде, во всем, чего ты только ни возьми, везде он лучший среди лучших, везде он первый в своем племени. Ну а вчера и вообще! Хотя, конечно, о том, что было с ним вчера, пока что лучше молчать, потому что такого им не объяснишь, такое до поры лучше скрывать, чтобы зато потом как объявить, так объявить, как высказать, так высказать! Р-ра! Да! Уж потом-то он им все выскажет, все! Ну а пока – тем более, когда ты уже точно знаешь, чего ты на самом деле достоин, – пока можно и потерпеть, промолчать. Теперь это совсем нетрудно, р-ра! И Рыжий гордо поднял голову, прищурился и глянул на поселок – пусто; они все еще спят по своим логовам, ничтожества, и только он один, первейший среди всех…

Чу! Ветка треснула!.. Нет, это просто показалось. Или, может, это Вожак во сне неловко повернулся? Рыжий посмотрел на логово Вожака, вырытое у самого основания общинного дуба. Нет, там тоже все как будто в порядке, тихо, Вожак крепко спит. Тогда Рыжий поднял голову и глянул выше, на дуб…

Но сразу отвернулся, ощетинился. И было отчего! Ведь в самом деле, р-ра! Жил себе, жил, гневно подумал он, и вот вдруг…

Да! А началось-то все с сущего пустяка. Три дня тому назад подул порывистый южный ветер, небо быстро затянуло тучами и пошел проливной дождь. Дождь – это хорошо, так им всем тогда подумалось, дождь поит Лес… Как вдруг раздался гром, то есть зловещий перестук копыт Небесного Сохатого. Ого! Гр-ром! Гр-ром! И там и сям по небу заметались сполохи. Все сразу испугались, разбежались, попрятались по своим логовам и принялись ждать. Но Небесный Сохатый и не думал никуда уходить, а все кружил и кружил над поселком, гремел копытами и высекал рогами молнии. Тогда по поселку завыли: «Л-луна! Защитница! Л-луна!» Но тщетно – молния, огненный рог разъяренного бога, ударила в общинный дуб и подожгла его. Р-ра! Дуб горел! Гром устрашал. И даже дождь их тогда предал – огня не загасил, – и дуб пылал, дуб корчился, скрипел. Все замерли по логовам, никто тогда не то чтобы выходить – выглядывать наружу, и то не решался. Еще бы! Ведь какое это страшное знамение – общинный дуб горит! Бог, значит, очень сильно разъярен на них, значит, поселок обречен на гибель, Л-луна, защитница, владычица, Л-луна!..

Нет, тогда ждали молча, не выли. Все думали: что будет, то будет! Ну а Сохатый грохотал, метался взад-вперед по тучам, бодал небо рогами – и от этих его мощных ударов во все стороны разлетались огнедышащие молнии. Дуб продолжал гореть. Дождь моросил. Огонь шипел, шипел…

А потом понемногу погас. Вскоре и тучи разошлись, затих и перестук копыт Небесного Сохатого. В Лесу стало светлей и совсем тихо, только с веток мерно капали последние капли дождя. Но все по-прежнему сидели по логовам, никто не смел из них выходить, все ждали знака.

Но вот наконец Вожак первым вышел на поляну. Сперва он прошелся по ней взад-вперед, осмотрелся, после осторожно сел, глянул вверх, на обгоревший дуб, мрачно зевнул, а после, опустивши голову, оскалился – и рыкнул!

Только тогда и стали выходить. Сошлись вокруг него, расселись. Вожак молчал. Все молчали. Так и стемнело, наступила ночь. Взошла Луна…

И вот тогда-то они и запели – сперва запел Вожак, за ним старейшины, потом их пение подхватили бойцы, а там уже к ним присоединились и все остальные. Ночная темнота становилась все гуще и гуще, а голоса поющих все крепче и громче, страх постепенно вылетел из них и заблудился, умер в ночной темноте, а вместо него к ним всем пришла уверенность в собственных силах и надежда на то, что все не так уж и плохо, как это показалось им днем. А что! Ну, был огонь, ну, дуб горел, но ведь же дотла не сгорел! А умер день и ночь пришла – и вот уже она, Луна, защитница, явила им свой лик, и вот она смотрит на них и согревает их, и, значит, у них еще есть надежда на спасение, и, значит, нечего робеть, а нужно срочно доказывать Небесному Сохатому, что никакие они не узколобые, а самые настоящие рыки. И вот тогда-то, убедившись в этом, он и уймет свой гнев и снова явит им свою милость. И вот тогда…

И был тогда пропет Великий Клич, а после, как и положено, был исполнен и Великий Танец – на всю оставшуюся ночь. А когда ночь прошла и закончился Танец, они пустили искарей, и те кинулись в Лес, долго искали и нашли…

Р-ра! Х-ха! Рыжий, прервав воспоминания, еще раз посмотрел на обгоревший дуб, на белое пятно среди его черных обугленных ветвей – и глухо засопел. Еще бы! Снова вспомнилось: вчера был ясный, тихий и в то же время очень тревожный день. Вожак, старейшины и все бойцы, значит, и Рыжий с ними тоже, сидели у околицы и ждали искарей. Ждали довольно долго. Но вот, наконец, те явились и обсказали все, что им удалось выведать, то есть и то, где они обнаружили Младшего Брата, и то, каков он из себя, и даже как к нему надежнее всего подойти, и как…

– Р-ра! – перебил их Вожак. – Сам знаю! Без вас!

И встал. И вышел на тропу. Все двинулись за ним. Сперва тропа шла под гору, потом обогнула овраг. Там, за оврагом, по приказу Вожака, они остановились. А Рыжий, названный загонщиком, прошел еще немного вперед, потом резко свернул налево, легко скользнул в притихший ельник… И сразу же взял след и вышел на сохатого, поднял его, погнал. Бежать сквозь чащу было трудно, но Рыжий, распалясь, все наддавал и наддавал. Сохатый дрогнул, засбоил; топот его копыт уже совсем не походил на гордую поступь Небесного Брата, и вообще, теперь уже не гром – трусливый перестук катился по Лесу. Мало того, сохатый быстро выбился из сил и взмок; запах вспотевшего врага бил в нос и доводил до исступления. Рыжий еще наддал и закричал:

– Левей! Левей давайте! Завожу! – потом перемахнул через валежину…

И замер, задохнулся от волнения. Ну, еще бы! Ведь прямо перед ним, и прямо на земле, сверкал ярчайший лунный свет. Днем – и вдруг лунный, это поразительно! И, главное, где он нашел это чудо!? Да прямо здесь, в их лесу, на маленькой полянке, вся земля на которой плотно устлана сырой после дождя иглицей, а посреди нее – невероятно чистый, ослепительный лунный свет! Да это же – тут и сомневаться нечего – это Убежище! Луны! Так вот, оказывается, какое оно из себя, это заветное, священное место! И вот, оказывается, кто первым вышел на него – он, Рыжий! О, это даже не удача это чудо! Шестнадцать по шестнадцать поколений предков охотилось за ним, но тщетно. Десятки, сотни смельчаков и по сей день мечтают если не войти в него, то хотя бы глянуть на него издали. А тут – вот оно, прямо перед ним! И Рыжий тотчас позабыл и про сохатого, и про Великую Охоту, про Вожака, по обгоревший дуб и вообще про все на свете. Самодовольно кашлянув, а после облизнувшись, он сделал шаг вперед, потом осторожно притронулся лапой к заветной находке…

По ослепительно-белому свечению пробежала едва заметная рябь…

И чудо исчезло! Перед Рыжим была обыкновенная дождевая лужа, в которой плавали желтые осенние листья. Да как же это так?! Ведь только что он совершенно отчетливо видел Убежище! А вот теперь также отчетливо не видит ничего. Кроме какой-то грязной лужи!.. Р-ра, вот так издевательство! И, значит, не судьба. Обескураженно вздохнув, Рыжий резко тряхнул головой…

И вздрогнул от злобного крика:

– Р-растяпа!

Рыжий оглянулся и поморщился. Ну, да, конечно же! Здесь, вокруг, все такое же, как и всегда: чащоба, буераки, грязь. Да уж какое тут Убежище! Тут бы хотя бы…

– Р-ра! Р-ра! Р-растяпа! – повторил Вожак, продираясь к нему сквозь кусты. – Р-ра! Где Жертва?!

Сохатый действительно исчез. Рыжий хотел было сказать, что он в этом не виноват, ему было видение, он думал, что…

– Молчать! – взревел Вожак и, оглянувшись, закричал: – Трехпалый! Лысый! Р-ра!

И племя тотчас же бросилось дальше, по следу, за сохатым.

– Р-ра-ра-ра! – неслось уже издалека. – Стой, Младший Брат! Смирись! Р-ра-ра! Р-ра-ра!

А после стало тихо. И Рыжий, постояв еще немного, тяжко вздохнул и, развернувшись, пошел обратно, к поселку. Он шел не спеша. А то и вообще временами ложился на землю. Лежал, смотрел по сторонам. Пытался думать, но не думалось. Тогда он снова вставал и шел дальше. Шел, шел…

А где-то вдалеке, может быть, уже даже за рекой, то и дело слышались гневные крики:

– Р-ра! Младший Брат! Ты где? Р-ра-ра-ра! Мы все равно тебя найдем! Р-ра! Р-ра!

И так оно потом и было: они настигли его, окружили и, после довольно-таки ожесточенной схватки, завалили, прикончили, а потом, уже ближе к вечеру, с победным пением приволокли его в поселок, бросили к основанию общинного дуба и сразу же начали готовиться к Обряду. Все, даже сосунки, сошлись тогда на площади. А ты…

И Рыжий снова тяжело вздохнул, резко тряхнул головой, чтобы как можно скорее избавиться от неприятных воспоминаний, потом глянул на дуб, на площадь – никого. Все еще спят, конечно же. Ведь так вчера навеселились! Попировали, да, поликовали. А ты, единственный из всех, отмеченный Луной…

– А ты, – сказал вчера Вожак, – а ты едва не погубил нам всю Великую Охоту! И поэтому тебе сегодня здесь места не будет. Да, р-ра! Вот именно. А ну пшел в дальние! Стеречь!

– Р-ра! – дружно подхватило племя.

И все они делали это с великой радостью, потому что им было очень приятно унижать тебя. Им еще, наверное, очень хотелось, чтобы ты стал оправдываться перед ними и умолять не прогонять тебя. Но ты не доставил им этого удовольствия – ты молча встал, молча ушел, и молча лег вот здесь, в дальних кустах, и всю ночь напролет сторожил их покой. Все они пели гимны, а ты молчал. Все они пировали, а ты ни разу даже пасти не открыл, не шелохнулся. И только когда они все стали возлагать Жертву… Вот тут ты и не выдержал, упал, зарылся с головой в репейник и зажмурился. Р-ра, думал ты тогда, ничтожные глупцы! Да я, так думал ты тогда, во много раз ловчее вас всех, сильнее, смелее. Да если бы я хотел, то разве бы сохатый убежал? И вообще, за что вы меня так ненавидите? И ведь не сегодня же все это началось! Да-да! Две четверти Луны тому назад, когда была последняя дележка, Заика вылез не по чину, а я его совершенно справедливо, по закону осадил, что тогда было? А то! Меня же тогда во всем и обвинили! А что было весной, когда на Выселки нагрянули Седые и я сражался за троих, а после с перебитой лапой лежал у себя в логове, хоть кто-нибудь из вас тогда пожалел меня? Нет! Кто-нибудь бросил мне тогда хоть бы одну голую обглоданную кость? Никто! А прошлой осенью, когда я чуть не околел, ужаленный змеей, до этого хоть кому-нибудь было дело? А год тому назад, когда, вы все это прекрасно должны помнить… Да что тут, р-ра! Чего и говорить! Ведь и тогда еще, когда нас, сосунков, Вожак впервые вывел на Тропу, ведь уже и тогда вы все как только могли унижали меня! Но за что? Да, я рыжий, да, я безотцовщина, подкидыш. Да, я вчера не взял сохатого, зато… Р-ра! Вы только задумайтесь! Я зато единственный из всех – и не только из вас, но и вообще из всех рыков – я единственный, кому было дано увидеть Убежище Луны! И, значит, в нужный срок Луна снова призовет меня к себе, и я тогда уже не только увижу это ее Убежище, но я войду в него, а там… О, это да! Луна, об этом знают все, рождается, растет, стареет, умирает, спускается в Убежище, а после вновь рождается. А после снова вновь рождается! И снова вновь! И вновь! И так же будет и со мной; я стану, как Луна, бессмертным. И вот тогда-то в Глухих Выселках поймут, кто я такой! И будут лебезить передо мной, скулить, ползать на брюхе. Да только будет уже поздно! Ведь я тогда уже… Ведь я…

Р-ра! Глупости! Что было, то ушло, то умерло. Гроза ушла, ушла Великая Охота, ушло Убежище – да было ли оно? – и пир давно затих, и Луны уже нет, и небо уже светлое, ночь кончилась. Рыжий, стоявший на краю поселка, смотрел на обгорелый дуб. Там, среди черных корявых ветвей ярким пятном белел череп сохатого – огромные ветвистые рога, глазницы, устремленные к гаснущим звездам, и пасть, разинутая так, как будто череп силится вскричать: «О, Старший Брат, будь осторожен с рыками! Они легко со мной расправились! И так же легко они расправятся с любым, кто только посмеет к ним сунуться!». Вот так-то вот! Так что теперь поселку нечего бояться; им и охота удалась, и пир, и жертвоприношение. Они – не узколобые. А ты…

И Рыжий засопел, зажмурился и вновь – уже в который раз! – представил себе ельник, бурелом, и черную после дождя иглицу, и яркий лунный свет, который, как настойчиво утверждают старики…

И усмехнулся. Х-ха! Бессмертие! А что это такое? А то, что пусть пройдет еще пять, десять, двадцать лет, и все твои сородичи уйдут – а ты, как ни в чем не бывало, останешься. Так, хорошо, а дальше что? Дальше придут другие, молодые, и ты, как самый старший среди них и самый опытный, будешь над ними Вожаком, станешь водить сородичей в набег, на охоту, первым петь гимны, первым отправлять обряды, первым наказывать зарвавшихся, хвалить удачливых и строго учить нерадивых и – это уже всем – рассказывать о прошлых временах. И так пройдет еще пять, десять лет, и снова пять, и снова десять, потом еще пять раз по пять и десять раз по десять. И все это время ты будешь жить все здесь же, под этим самым дубом, в этом же самом сыром и мрачном логове – и знать, что это для тебя никогда не кончится! Так что, ты этого хотел? Ты разве об этом мечтал? Рыжий нахмурился. И вдруг…

– Эй, ты! – послышалось из-за спины.

Он оглянулся…

Глава вторая – ВРАГ

И резко отскочил, оскалился. Ну, еще бы! Всего в каких-то двух шагах от него, под деревом, стоял чужой. Стоял и как ни в чем не бывало смотрел на него. И был этот чужой из себя такой короткошерстый, рябой, длинноногий. И был у него узкий лоб… Да это же южак! Ну, Рыжий, прыгай! Бей!..

А он не шелохнулся. Он в первый раз увидел узколобого. Да, говорили, что будто где-то там, на самом краю Леса, они еще иногда встречаются. Но чтобы здесь, в самой глуши, вдруг появился южак – да такого никто и представить себе не мог! А вот гляди – стоит. И, значит, вот они какие! Хвост тощий, как у крысы, а уши длинные, обвислые. И он, этот южак, не прячется, не убегает! Да он еще и говорит – совершенно спокойно:

– Вот мы и встретились, – и улыбается.

Враг! Лютый, злейший враг! Ну, бей его!..

Но, непонятно почему, – но только не от страха, это точно! – Рыжий осторожно отступил от южака на шаг и, ощетинившись, тихо спросил:

– Ты… кто такой?

– Тебе? Пока еще никто, – ответил узколобый. – А после будет видно.

И замолчал. Южак. Враг! Р-ра, Рыжий, чего ты стоишь?! Ты должен на него кидаться! Рвать его! В кровь! А ты стоишь и ничего не делаешь. Ждешь, отведя глаза. Что, думаешь, что это западня? Тогда… Спокойно, не спеши! Да-да, вот именно. И Рыжий, сдерживая гнев, спросил:

– Увидим – что?

– Да многое, – негромко, но по-прежнему уверенно ответил узколобый. Всего так сразу и не расскажешь. Но главное я тебе сразу скажу: я ведь не просто так пришел. А чтобы увести тебя отсюда.

– Меня? Куда?!

– К твоим сородичам. Вот именно: к твоим. Ведь ты же никакой не рык, ты южак.

А, так вот оно что, гневно подумал Рыжий и усмехнулся. Ну-ну, давай, заманивай, плети. Вы, южаки, все такие – лжецы.

А южак продолжал:

– Не веришь мне? А зря. Я здесь уже два дня кружу. Все я здесь видел, все слышал. И вот что я тебе скажу: ты им здесь всем чужой.

– Р-ра! – не сдержался Рыжий. – Р-ра!

– А не спеши! – все так же тихо, но очень спокойно ответил на это южак. – Не спеши. И я тоже не буду спешить.

С этими словами он сел, небрежно отбросил в сторону хвост и зевнул. Рыжий растерянно стоял над ним, не зная, что и думать. А узколобый продолжал: – Не беспокойся. Я же ведь не говорю, что уведу тебя прямо сегодня. Чего-чего, а ждать я умею. Четыре года я искал тебя, и вот, наконец, нашел. Только… Ну, да!

Он хмыкнул, мотнул головой и так и замер, наполовину отвернувшись от Рыжего. И так он, полуотвернувшись, и сидел. Молчал, молчал… А после снова – резко – повернулся к Рыжему и также резко спросил:

– Где твой отец? Ты хоть однажды видел его, а?

Рыжий смутился, не ответил. Ему было очень противно и стыдно. И это перед кем?! Перед врагом! А тот…

– Х-ха! – зло сказал южак. – Я так и думал! Так я ему и говорил…

– Кому это «ему»?!

– Да твоему отцу! Предупреждал: «Не верь ты им! Убьют ведь! Дикари!»

– Лжешь! Мой отец…

И Рыжий поперхнулся, замолчал.

– Да! – подхватил южак насмешливо. – Ну еще бы! Конечно, твой отец был славным, храбрым рыком! И ты такой же, как и он, ты здешний, свой. А тут вдруг пришел какой-то узколобый свинопас и хочет тебя отсюда сманить. Но ты не верь ему, гони его прочь! И он уйдет – нет, он трусливо убежит отсюда, поджав хвост, на свою голую безлесую Равнину, и пусть он там после жиреет и нежится, и пусть он там не знает ни голода, ни холода, да там, кстати, такого никогда и не бывает, чтоб кто-то голодал или мерз. А ты… А ты сиди себе в своем гнилом болоте, вой на Луну, сноси нападки выжившего из ума Вожака и вообще делай вид, что как будто бы не замечаешь всех тех насмешек и издевательств, которыми тебя здесь с таким удовольствием осыпают все, кому не лень. И будут дальше осыпать, и будут унижать тебя, и будут насмехаться над тобой – всегда! Потому что, еще раз говорю, ты здесь чужой был, есть и будешь. Вот так-то вот! – и узколобый резко встал…

А Рыжий подскочил! Р-ра! Враг, подумал он, трусливый свинопас! Да как он смеет!

– Р-ра! – крикнул Рыжий. – Р-ра! – и бросился!..

Но промахнулся. Враг отскочил, прижался задом к дереву. Р-ра! Р-ра! Рыжий припал к земле, метнулся низом, как змея, вцепился свинопасу в горло, люто сжал челюсти… И заревел от боли! Отскочил! Присел и снова пры…

– Стоять! – раздался властный крик.

И Рыжий замер, оглянулся. Вожак – злой, заспанный, взъерошенный бесцеремонно оттолкнул его и встал напротив узколобого. Ну а сородичи бесшумно, словно тени, тем временем скользили справа, слева, сзади от него – и вот уже, сойдясь полукругом, они замерли в каких-то двух-трех прыжках от южака. Уф-ф, хорошо-то как, подумал Рыжий, он, значит, все-таки успел их разбудить, поднять, они пришли! Теперь враг не уйдет – вон сколько нас! Да и куда ему отсюда бежать? Лес, глухомань кругом. И, значит, уже можно не спешить; можно присесть, перевести дыхание и изготовиться. А после будет знак – и сразу, первым кинуться. Вон и другие тоже замерли, тоже ждут знака.

Но узколобый этого не понял. Он только увидел, что его не трогают, и сразу осмелел, оскалился и даже задрал голову. О, что это? На горле у него была повязана какая-то блестящая и очень крепкая с виду веревка! А, так вот оно в чем дело! Это, видно, она и спасла ему жизнь, а ты об нее чуть все зубы себе не переломал. Ну-ну! Значит, в другой раз надо будет хватать его или выше нее или ниже, чтобы она не мешала, и ты его тогда…

Южак вдруг выпалил:

– Приветствую вас, братья!

Р-ра! Вот наглец! Вот Вожак ему сейчас покажет братьев!

Но тот, однако, не спешил, а усмехнулся, посмотрел на Рыжего, откашлялся… и снова повернулся к узколобому. И узколобый продолжал:

– Да-да, вы не ослышались. Мы, южаки и рыки, братья! Просто одни из нас живут в Лесу, в норах живут, как кроты, а другие…

И замолчал. В толпе прошло движение. Только один Вожак и ухом не повел, зато прищурился и затаил дыхание. Ого! Но узколобый не обратил на это никакого внимания и продолжал:

– А вот другие живут совсем иначе – сытно, вольготно, весело. А почему? Да потому что они, то есть мы, южаки, намного умнее вас, смелее и сильнее!

Вожак многозначительно оскалился, толпа дружно придвинулась на шаг. Южак весь подобрался и сказал:

– Конечно, я мог бы вам еще много чего рассказать. Очень, кстати, интересного. Но вам, дикарям, этого не понять. И потому, чтобы не терять с вами время, я ухожу. Я…

– Взять его! – крикнул Вожак. – Р-ра! В клочья! Р-ра!

И племя дружно бросилось на узколобого. Крик! Толкотня! Лязг! Визг! Казалось, что вот-вот все кончится…

Как вдруг южак резко – и, кстати, очень высоко – подпрыгнул, два раза кувыркнулся в воздухе, перескочил через толпу, в четыре маха миновал поселок – и скрылся в непролазной чаще!

– Р-ра! – дико заорал Вожак. – Заика! Шип! Косматый! Догнать его! Р-ра! Р-ра!..

Трое лучших догонщиков племени помчались вслед за беглецом, а остальные…

Кто продолжал стоять, а кто и лег, прищурился… И все они теперь смотрели только на него, на Рыжего. В зрачках у них не отражалось ничего ни злобы, ни сочувствия, ни даже просто любопытства. Но Рыжий-то прекрасно знал: смотрят в глаза тому – и только тому – кто обречен на смерть. Или изгнание. Что, впрочем, равносильно смерти. Смерть! Но за что?!

И словно бы в ответ:

– Три дня тому назад сгорел общинный дуб, – мрачно сказал Вожак. – А почему? Да потому, что гроза пришла с юга. И, значит, это южаки наслали на нас эту злополучную молнию. Но это что! Грозы приходят к нам часто, по много раз за лето. А вот зато самих южаков я в наших краях не видел уже целых пять лет. Но что мы видим… Э! Кого это все мы только что здесь видели? Рыжий, я тебя спрашиваю, кого? Ну, отвечай! Зачем он приходил? О чем ты с ним болтал?

– Я? – хрипло спросил Рыжий.

– Ты! – грозно выкрикнул Вожак. – А кто же еще? Ну, говори, что он от тебя хотел, чего вы с ним не поделили?

Но Рыжий не стал отвечать. Он прекрасно понимал, что отпираться от этих нелепых обвинений, что-то кому-то объяснять, кого-то умолять – все это совершенно бесполезно. И потому он, ощетинившись, с опаской отступил на шаг. Племя шагнуло вслед за ним, остановилось. Сородичи – дядья, двоюродные братья – смотрели пристально, глаза в глаза. И улыбались. Да, понял Рыжий, это приговор. Да, это смерть! Или…

Нет-нет! Враг нагло лгал! Ты, Рыжий, чистокровный рык! И потому ты никогда…

– Р-ра! – выкрикнул Вожак. – Ты сын узколобого. Р-ра!

– Р-ра! – подхватили все и двинулись на Рыжего. – Р-ра! Р-ра!

И… тот не выдержал и бросился бежать. Никто не стал его преследовать. Закон гласил, что обреченный сам решает, где ему погибнуть.