Текст книги "Наша старая добрая фантастика. Создан, чтобы летать"

Автор книги: Сергей Снегов

Соавторы: Сергей Абрамов,Георгий Гуревич,Дмитрий Биленкин,Владимир Савченко,Александр Шалимов,Борис Руденко,Виктор Колупаев,Сергей Другаль,Михаил Пухов,Борис Штерн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 75 страниц)

По всем правилам логики он доказал, что мне явно выгоднее поверить в их бога и отречься от Земли.

– Подумай, подумай хорошенько, – повторяет он на прощание.

Ах, думаю я, думаю что есть силы. Очень удобно думать в беззвучной тьме погреба. Только о том ли я думаю?

«Почему, – спрашиваю я себя, – столько разговоров, уговоров? Чужую жизнь не так уж берегут у синекровых. Так легко можно казнить: нож в спину воткнуть, сбросить в реку, яду подсыпать. Отчего со мной цацкаются? Значит, не смерть моя нужна жрецам, нужно отречение, нужна моральная победа надо мной. А зачем? Если здесь XVI век, надо бы и в земной истории поискать истории отречений где-то возле XVI века. Отречения требовали у Джордано Бруно – этот предпочел костер. Требовали у Томаса Мора – положил голову на плаху. Требовали у Галилея. Этот отрекся, сдался, хотя молва приписала ему героическое: „А все-таки она вертится“».

Не так много примеров. Чаще казнили без разговоров.

Видимо, бывает война людей, там важно противника уничтожить.

И бывает война идей, где убийством делу не поможешь. Нужно, чтобы противник сдался, сам признал свое поражение, разбить его, не убивая.

Но надо, чтобы противник стоил того. Был знаменит, авторитетен, как Галилей – первый ученый Италии, как Мор – первый ученый Англии, бывший лорд-канцлер, премьер-министр страны.

Выходит, авторитетен я в мире синекровых – чародей без палочки.

И сказки мои опасны, сотрясают пирамиду, на которой обжираются, давясь, король и его присные. Отречься от сказок?

Ну вот Галилей отрекся, вопреки легенде. И прожил еще девять лет, под надзором, но в собственном имении. Успел написать полезную книгу. Она положила начало целой науке – сопротивлению материалов.

А Мор – упрямый британец, твердивший, что закон выше короля, положил на плаху голову, сказал палачу: «Друг, размахнись посильнее, у меня толстая шея».

Сумею я подавить трепет плоти, произнести не дрожа, не стуча зубами: «Друг, размахнись посильнее…»?

Или по легенде о Галилее: «А все-таки она вертится. Вертится вокруг Солнца наша Земля».

Очень хочется быть мужчиной и умереть мужчиной.

О чем я думаю, о чем я думаю? Разве я уже решился умереть?

Неожиданно приводят ко мне семью. Я имею в виду домохозяйку, ее сына-подростка и дочь. Даже зять, кожевник, топчется сзади на лестнице. Женщины плачут, им жалко меня по-женски. Они упрашивают:

– Не будь упрямым, скажи, что велят. Сила солому ломит.

Дочка целует мне грязные руки, твердит рыдая:

– Дядя Чародей, скажи им, что это сказки, только хорошие сказки. Они красивы, они сердцу милы, но мы же знаем, что настоящей любви не бывает. Мама меня любит – это любовь. Я дочушку-кровиночку люблю – это любовь. А другой и нет на свете.

И парнишка, когда до него доходит очередь, говорит заученно:

– Короля надо слушать, дядя Чародей. Бога почитать надо. Мы верные слуги короля, мы не самые умные на свете. Нельзя одному против всех. Скажи, что велят, дядя Чародей. Обещаешь?

– Ты хочешь, чтобы я сказал, что Земли нет? Тогда он придвигается ко мне вплотную, дышит в лицо.

– Все говорят, что нет Земли. А на самом деле? Мне одному скажи, дядя. Я буду молчать, памятью отца клянусь.

И я говорю ему:

– Есть Земля. Еще добавляю:

– Вам лучше бежать, уехать отсюда подальше. Едва ли король оставит вас в покое. И торопитесь. Не ждите, когда мне отрубят голову.

Когда отрубят! Разве я решился? Обдумать, обдумать надо, обдумать как следует, пока темно и тихо, пока нет никого.

Опять тюремщик просовывает кудлатую голову:

– Ну как, упрямая башка, согласен покаяться? Последний раз спрашиваю. Эшафот сколочен, сейчас тебя обряжать начнем.

Тюремщик не зол, он равнодушен, скорее даже добродушен. Он чувствует себя сторожем при зверинце. Служба такая: сторожишь зверей, надо усторожить. А может быть, сторожем не зверинца, а бойни. Хоть быки, а жалко: живые существа. С другой стороны, мясо-то нужно.

– Ну и дурень, – говорит он мне. – Жизнь-то хороша. Носишься со своими сказками. Помогли они тебе, что ли? Вот придумай такую, чтобы легче было на тот свет идти.

Придумать? Придумал я сказку себе в утешение. Такую:

Казнят меня, похоронят, забудут. Но однажды, много-много лет спустя, полыхнув пламенем, из-за туч на городскую площадь сядет ракета. И выйдут из нее люди, наши, земные, выйдут и спросят: «Бывал ли здесь человек, похожий на нас, с губами, словно вымазанными красной глиной, и кровью цвета киновари?»

И найдут мою могилу, а в могиле эту нитку, которую я наговариваю сейчас, а потом намотаю на зуб. Найдут и скажут: «Да, это земной человек XXII века. В его времена умели отодвигать смерть, умели омолаживать. Но он не знал еще, что наука найдет способ восстанавливать человека по одной клетке, по одной-единственной клетке с генами. Восстановим этого сказочника!»

И восстановят…

…Ну, пора кончать. Слышу шаги на лестнице. Спокойствие, спокойствие! Держи себя в руках, друг человек. Очень хочется умереть мужчиной, крикнуть так, чтобы голос не дребезжал:

– Есть на свете Земля! Вертится вокруг Солнца!

Эпилог

Кончилась магнитная нитка. Прошипела и смолкла. И слушатели помолчали. Потом человек в черно-синем закапанном халате поглядел вопросительно на человека в лимонно-желтом, выутюженном и накрахмаленном:

– Ну, что скажете, доктор?

У обоих были удлиненные лица, похожие на восклицательный знак, синеватые губы, сизые пятна на щеках.

– Поразительно! – сказал желтый халат. – Потрясающе! Переворачивает все представления. Я с детства был уверен, что этот Чародей Красная Кровь – создан народной фантазией, все сказки о Земле – фольклор, выражение тяги простого народа к справедливой жизни. По-моему, я и в школе писал сочинение на эту тему. Да, я знаю, что во время Революции люди шли в бой под красными знаменами, писали: «Пусть живет Земля!» Но я полагал, что красный цвет – от солнца, а Земля – символ справедливости.

– Как видите, не символ. Подлинная планета и с подлинным населением. Даже не очень понятно, почему они не добрались до нас. Впрочем, в тексте есть объяснение: десять миллиардов солнц в нашем скоплении. Нас могли пропустить.

– Поразительно! Потрясающе! Даже трудно поверить.

– Ну хорошо, доктор. Мы, астрономы, будем искать эту Землю на небе. А вы? Как полагаете, заслуживает восстановления этот пришелец с красной кровью?

– Заслуживает. Но вы же знаете возможности медицины. По одной клетке может быть создан клон, но клон – не тот самый человек. Это как бы внук, копия, но физиологическая. У него свой мозг и свое содержание мозга.

– Ну, а генетическая память?

– Кое-что. Совсем немного.

– Ну, а отпечатки молекул на черепе?

– Мы сделаем все возможное.

– Сделайте гораздо больше, много больше возможного, доктор. Этот пришелец заслуживает. И хорошо бы, он вспомнил дорогу на Землю. Нам очень нужна эта разумная Земля.

Борис Руденко
Экзотический вариант

Случилось так, что мечта Георгия сбылась. Георгий обменял квартиру в гремящем выхлопами сотен машин пыльном центре на такую же в районе окраинных новостроек.

Задрав босые ноги на спинку кровати, Георгий наслаждался покоем. Внизу желтела земля, сухая и глинистая, расчлененная узкими полосками асфальта, вся в давленых следах самосвалов, вывозивших последний строительный мусор. Скоро в нее закопают деревья и цветы, и под окнами Георгия запоют птицы.

Лифт еще не работал, не работали магазины, автобусы ходили как придется, но зато здесь была тишина, и он слушал тишину, пошевеливая пальцами ног. Он слушал ее каждый день после работы уже вторую неделю, и это занятие ему все еще не наскучило.

Объявление, отпечатанное на пишущей машинке со старинным шрифтом, Георгий увидел на столбе возле остановки трамвая. Он вмиг решился, позвонил по указанному телефону и скоро встретился с владелицей однокомнатной квартиры в новом доме на окраине.

«Всю жизнь прожила в центре, – сказала она, – в моем возрасте трудно менять устоявшиеся привычки».

Она явно напрашивалась на комплимент, но Георгий не сообразил, брякнул что-то насчет бремени прожитых лет и чуть было не испортил все дело. Он еще не умел делать комплименты интеллигентным дамам среднего возраста.

«Не понимаю, – сухо, но дипломатично продолжала дама, – я посылала объявление в бюллетень законным порядком, но ни разу никто не звонил. А вот расклеила – и пожалуйста. Ну да ладно. Итак, вас устраивает мой вариант?..»

Вот так, осуществляя свои антиурбанистические стремления, он и переехал на новую квартиру. Уже неделю назад.

Он лежал, блаженно расслабившись, как вдруг в дверь постучали. (Георгий не подключал звонок не от лени, но скорее из принципиальных соображений.)

Он сунул ноги в шлепанцы и не спеша зашаркал в переднюю.

За дверью стоял странный тип – маленький, с огромной лысой головой, в одежде из блестящего серого материала, с металлическим ящичком в руках.

– Вы давали объявление об обмене, – произнес незнакомец и кивнул сам себе в знак согласия. Говорил он, не разжимая губ, и, самое удивительное, голос его звучал из металлического ящика. В этом не было никаких сомнений. Сбитый с толку, Георгий без возражений впустил гостя.

Гость проследовал в квартиру уверенной, но какой-то странной походкой. Георгий пригляделся и решил, что сходит с ума. Сзади у пришельца была третья нога, и этой ногой он отталкивался, помогая себе при ходьбе. Георгий не страдал галлюцинациями и, что бы там ни говорили, не так уж часто употреблял спиртное. Мысль об этом придала ему сил, он открыл рот, чтобы задать вопрос, но гость опередил его.

– Иммоваруш, – представился металлический ящик. – Ваша хибара меня устраивает.

– Вы ее даже не посмотрели, – пробормотал Георгий единственное, что пришло ему на ум.

– Не суть важно, – отрезал ящик. Хозяин ящика строго взглянул на Георгия выпуклыми глазами без ресниц и век. Предлагаю! – сказал ящик. Жилплощадь в секторе 516, третья планета системы Белого карлика. Живописные виды на море активной протоплазмы, эффектно взрывающиеся споры грибов-охотников. Рядом кафе.

Активная протоплазма никогда не была предметом мечтаний Георгия, но сообщить об этом трехногому гостю он не решался.

Спасительная мысль осенила его.

– Но я вовсе не собираюсь меняться!

– Этого не может быть, – со свойственной ему прямотой возразил лупоглазый Иммоваруш, вернее ящик. – Галактический бюллетень по обмену, страница восемьсот восемьдесят. Координаты указаны точно. Дом двадцать, корпус пять, квартира семнадцатая?

– Да. Но…

– Вот видите. Ошибка исключена.

– Я не собираюсь меняться. Я… понимаете ли, сам только неделю как совершил обмен.

– Ах вот оно что, – проговорил ящик с интонацией опечаленного пылесоса. – Меня опередили!

Третья нога Иммоваруша выбила по полу короткую чечеточную дробь.

– Да, всего как неделю переехал, – повторил Георгий.

– Весьма сожалею, что причинил беспокойство. – Гость с говорящим ящиком уныло поплелся к выходу.

– А может быть, все-таки?..

– Нет, нет, – сказал Георгий, поспешно захлопывая дверь.

На площадке раздался выстрел. Георгий посмотрел в «глазок» и увидел, что на месте, где только что стоял трехногий, в воздухе тает лиловатое облачко.

Из квартиры напротив высунулась пока еще незнакомая соседка в халате с павлинами.

– Что вы тут хулюганите! – взвизгнула она магазинным голосом. – Дома у себя стреляйте. Мальчик какой нашелся!

Георгий запер дверь на цепочку. Вытер со лба пот, вошел в комнату и…

В любимом и единственном кресле Георгия сидел крупный осьминог и смотрел на него умными склеротическими глазами.

– Вы совершенно правильно поступили, не согласившись на вариант этого ловкача из пятьсот шестнадцатого сектора, – сказал, слегка картавя, новый посетитель, – нашел чем удивить! Споры грибов-охотников, море активного белка! Все это вышло из моды уже два сезона назад. К тому же способ общения этой расы, согласитесь, несколько раздражает. Они абсолютные телепаты. Без акустической приставки к переводчику он бы не смог произнести ни слова. А приставки, хе-хе, – осьминог развел щупальцами, острейший дефицит. Вообразите: соседи, с которыми невозможно поговорить даже о погоде!

– Как вы сюда попали? – упавшим голосом спросил Георгий.

– По тому же самому объявлению. Ведь вы давали объявление об обмене? Мне-то вы уж можете сказать правду.

– М-м… Видите ли…

– Преимущества моего варианта неоспоримы, – говорил осьминог, плавно жестикулируя щупальцами. На одном из них, как часы на руке, был надет такой же металлический ящичек, как и у трехногого. – Редкие по красоте пейзажи дождевых лесов архипелага, ежесуточные океанские приливы, мягко омывающие волнами виллу, и учтите, – гость понизил голос, – все расходы я беру на себя. Вашу квартиру придется переделать… Тут слишком сухо. И атмосфера, ф-фу! – сморщился он, – сплошной кислород.

– Вы хотите напустить сюда воды? – заинтересовался Георгий. Этажом ниже проживал, как ему удалось установить, подполковник в отставке, отличавшийся крайней впечатлительностью. Подполковник стучал костылем в потолок, когда Георгий ходил не разувшись по квартире после двадцати трех часов.

– Вы говорите о воде? Разумеется! – Моллюск радостно потирал щупальца. – Иначе просто невозможно. Но повторяю, я полностью беру это на себя. Как и атмосферу. Вас это совершенно не коснется.

Осьминог покорял изысканностью своих манер. Чувствовались порода, прочное положение в обществе, воспитание и привычка повелевать, не унижая достоинства подчиненных. Георгию не хотелось разочаровывать гостя.

– Простите, вы из какого океана? – светским тоном спросил он.

– На Зигоне всего один океан, – осьминог позволил себе усмехнуться, как усмехаются, услышав наивный вопрос провинциала, – но сейчас я проживаю на Альменде, после, гм, последнего удачного обмена. Смею заверить, условия там не хуже, чем на моей родине. Чуть больше суши, но, в сущности, это такие пустяки…

– Мне очень жаль, – со скорбной миной сказал Георгий, – я сам поселился здесь всего лишь неделю назад и пока не намерен менять место жительства. С объявлением произошла какая-то ошибка, я пока не понимаю, какая именно. Тем не менее весьма сожалею, что она отняла у вас столько времени.

– Ах что вы, что вы, – разочарованно произнес респектабельный моллюск, – каковы бы ни были причины вашего отказа, рад был познакомиться. Честь имею…

Он тяжело сполз с кресла, добрался до середины комнаты, оставляя мокрый след, и исчез за дверью.

– Постойте! – спохватился Георгий. – Что же все-таки происходит?

Ответа не было; он опустился на колени и провел пальцем по мокрой полосе на паркете. Потом понюхал палец и понял, что незнакомый острый запах, стоявший в комнате, принадлежал представителю населения неведомой Зигоны. Георгий пошире распахнул окно и присел на кровать, пытаясь осмыслить происшедшее.

Долго мыслить не пришлось. На кухне загремело, загрохотало. Готовый к худшему, Георгий бросился туда и увидел, как сквозь стену напряженно протискивается мускулистое красное существо, ломая полки и сбивая с плиты пустые кастрюли.

– Приветствую тебя, землянин! – оглушительно заорало это существо.

Георгий зажмурился и присел, зажимая уши руками, после чего новоприбывший посетитель догадался уменьшить громкость, повернув какие-то рычажки в металлическом ящичке, торчавшем у него из-за пояса.

– Адский холод, – доверительно сообщил он, включил все четыре конфорки, зажег газ и с наслаждением погрузил в пламя верхние конечности.

– Только неистребимая любовь к экзотике может заставить жителя огненных просторов Бомискула забраться в этот безрадостный и холодный уголок Вселенной.

Линолеум под ним плавился и чуть дымился. Огнедышащий пришелец переступал на месте копытами, дабы не стать причиной преждевременного возгорания жилого массива.

Георгий обиделся и за Землю, и за свое благоустроенное жилье.

– Кому что нравится, – буркнул он, – мы не навязываемся.

– Не в этом дело, – зашумел гость, – я не собираюсь обсуждать чьи-либо вкусы, как бы извращены они ни были! Но согласитесь, милейший, что неравноценность предстоящего обмена очевидна. Базальтовая ячейка с индивидуальным обеспечением в действующем кратере экваториального пояса и это, – он презрительно махнул хвостом в сторону комнаты. – Но я не мелочен. Отнюдь! Широта души и бескорыстие – вот качества истинных бомискульцев. Ну-с, а что касается небольших доделок, переделок, – он обвел глазами стены, – меня это ничуть не стеснит. Я приведу в порядок это убогое жилье в соответствии с представлениями об истинном совершенстве. Дурной вкус прежних владельцев меня не смущал никогда. Я, знаете ли, не брезглив!

– Дурной вкус, вот как, – сказал Георгий, все больше раздражаясь, – а у вас, значит, правильный вкус?

– Аксиоматично! – громыхнул пришелец. – Оспорить это не смог еще никто за полным, я подчеркиваю, полным отсутствием убедительных доказательств.

Он притопывал копытами и хлестал по сторонам хвостом, оставляя вокруг следы сажи. Снизу застучал подполковник, хотя двадцати трех часов еще не было.

– Какого же черта, – мрачно сказал Георгий, впервые не обращая внимания на стук снизу, – вы сюда приперлись, если все совершенство заключено единственно в ваших вулканах?

– Экзотика, землянин, экзотика! Вот что толкает нас на странные, казалось бы, поступки. Мы, бомискульцы, широкие натуры. Мы можем позволить себе все что угодно и даже больше того. Гораздо больше. Нас ничто не останавливает – никакое убожество и никакое уродство.

– Не желаю с тобой меняться, – мстительно процедил Георгий. – Сначала хотел, а вот теперь не буду. Из принципа! И нечего мне тут обстановку палить. Вы, господин хороший, не на вулкане. Тут частная квартира. Попрошу очистить помещение!

Краснокожий визитер понял, что дискутировать нет смысла. Выкрикнув несколько непонятных, но, по-видимому, полных смысла фраз на своем языке, он скрылся в стене, прочертив в последний раз хвостом черную полосу по белому кафелю.

В кухне было невыносимо жарко. Георгий выключил газ, растворил пошире окно и поплелся в комнату… В комнате, на пушистом ковре, лежал ящичек-переводчик, забытый кем-то из посетителей. Пнув его ногой как следует, Георгий улегся на кровать, губы его шевелились – он все еще поносил вулканического нахала. Ящик, дребезжа, покатился под стол.

Покатился с ковра. Стоп! Георгий вскочил с постели. Записаться на ковер, пожалуй, не легче, чем отсидеть час в действующем вулкане.

«Откуда взялся ковер?» – размышлял Георгий.

Он вытаращил глаза. По ковру гуляла мелкая рябь, ковер потихоньку сползал к письменному столу, туда, где валялся металлический ящик.

Георгий следил за ходом событий. Дотянувшись до ящика, ковер обволок его, и ящик исчез. Затем он всплыл на поверхности ковра, словно пузырь из кипящей каши, и чудо-ковер медленно распластался на прежнем месте.

– Салют, – на всякий случай сказал Георгий.

– С вашей стороны не очень-то вежливо так обходиться с моим переводчиком, – сильно шепелявя, сказал обиженный ковер, – все-таки я гость.

Ковер вел себя прилично. Он не кричал, не вонял, не портил мебель, Георгий почувствовал к нему расположение.

– Извините, – сказал Георгий, – обознался. Я-то думал, это мой японский магнитофон. А вы что… тоже насчет обмена?

– Да, – ответил ковер и вздохнул. – Вообще-то я сам не очень хочу меняться. Для меня потолки высоковаты и еще кое-что не вполне подходит, особенно этот ужасный стук внизу. Меня жена уговорила.

– У вас есть жена?

– А что тут такого? – снова оскорбился ковер. – Конечно, есть. У вас разве нет?

– Да нет еще.

Ковер испустил глубокий вздох.

– Счастливец. А я вот таскаю этот хомут уже столько лет. У меня уже дети.

– Поздравляю, – невпопад заметил Георгий, и ковер засмеялся. Да, конечно, ковер смеялся. По ковру пошла рябь – мелкая-мелкая, он стал выглядеть еще пушистее и симпатичней. Георгий тоже засмеялся.

– Я случайно слышал ваш разговор с бомискульцем, – сообщил ковер. – Они в общем неплохие ребята, только уж очень задаются. Национальная черта, ничего не поделаешь. Но к этому можно привыкнуть. А вы в самом деле хотели с ним меняться?

– Да нет, это я нарочно, – ответил Георгий и рассказал ковру всю историю. – И чего они вдруг на мою голову посыпались? – закончил он.

– Не в моих правилах сыпаться кому бы то ни было на голову, – сухо заметил ковер. – У нас это не считается признаком хорошего воспитания.

«Опять обиделся», – подумал Георгий.

Помолчали.

– Вообще-то я, кажется, понимаю, в чем тут дело, – сказал ковер. Объявление бывшей хозяйки этой квартиры каким-то образом попало не в городской бюллетень по обмену, а в галактический. Почта, знаете ли, барахлит. Особенно при этих пространственных перемещениях… Ну, а там не разобрались, напечатали, хотя Земля пока не является постоянным клиентом бюро обмена. Именно поэтому Земля для всех экзотика. Вот к тебе и посыпались посетители.

– Но ведь черным по белому было написано: «На равноценную в центре».

– Правильно. Мы и есть из центра. Из центра галактики.

– Что ж теперь делать?

– Надо отменить объявление.

– Так-то оно так. Только я не вполне представляю, как это сделать. Может, ты передашь письмецо куда надо?

(Как-то незаметно они перешли на «ты».)

– Не могу, – вздохнул ковер, – с жителями планет, которые не приняты в галактическое содружество, вступать в контакты запрещено.

– Ну, знаешь! – Теперь обиделся Георгий. – Квартиру менять можно и в гости ездить можно, а письмо – так уж и запрещено?

– Так ведь никто не знал, что объявление напечатано по ошибке. А теперь я знаю.

Снова помолчали.

– Кое-что я могу сделать, – проговорил гость. – Могу сообщить в ближайшее отделение бюро. Время, правда, для этого потребуется.

– А долго?

– Да не особенно: ну, полгодика, год. Пока дойдет по инстанциям, пока рассмотрят…

– Веселенькое дело каждый день гостей встречать. Особенно таких, как этот пламенный.

– Я понимаю, что от нас одно беспокойство…

– Да я не о тебе. Ты хоть каждый день приходи.

– Благодарю. Но ничего сделать не могу.

– Но почему?

– Сказано тебе: за-пре-щается. Вот вступите в содружество – тогда другое дело. Ну-с, – вздохнул ковер, – мне пора. Жена, наверное, уже волнуется.

– Приходите вместе. Буду очень рад.

– Спасибо, – легкое волнение пробежало по ковру, – ты мне тоже понравился. Как тебя зовут-то?

– Георгий. Можно просто Юра. А тебя?

В ответ ковер, набрав побольше воздуха в свои шерстяные легкие, произнес длинное многосложное и изысканное слово. «Надо бы записать», подумал Георгий. Но тут кто-то снова постучал в дверь.

– Кого там еще несет? – простонал Георгий.

– Прощай, Юра, – шепнул ковер и пропал.

Георгий пошел открывать.

На площадке стоял старичок в пенсне.

– Это вы, значит, квартиру меняете? – строго спросил он.

– А что? – сказал Георгий.

– Как что? Объявление ваше было?

– В галактическом бюллетене?

Старичок засопел, поправил пенсне.

– Сто раз менялся, а такого не слыхивал. Объявление, говорю, писали? На трамвайной остановке.

– Допустим, – сказал Георгий. У старичка было две руки, две ноги. Золотые зубы. Обыкновенный был старичок. – А вы, простите, почему меняетесь?..

– А это не твое дело, – отрезал старец, сверкнув стеклами пенсне. Желаешь – пожалуйста. Нет, – будь здоров, охотников найдется много.

– Вот теперь понятно! – обрадовался Георгий. Сомнений не оставалось: старичок самый что ни на есть нашенский.

– Только не думай, – скрипел он, – что тебе хоромы за твою камору отвалят. Знаю я эти многоэтажки. На первом этаже воду, значит, спускают, а на восьмом вздрагивают.

– А у вас-то что? – прервал его Георгий.

– У меня? У меня, милай, центр. Комната – потолки твоим не чета. Соседи… Ну, люди как люди.

– Комнату на квартиру? – сказал Георгий. – Ну, дед, ты даешь!

– А ты что хотел? Центр на эту деревню! Тут волки, небось, по ночам воют, а там – цивилизация. Ну как? По рукам?

Теперь Георгий проживает в коммунальной квартире на старом Арбате. В квартире живет чета пенсионеров, которые не нарадуются новому соседу. Живет симпатичная девушка по имени Катя. Впрочем, Катя и ее роль в жизни Георгия – тема для другого рассказа.

О старичке ничего не слышно.

Катя полагает, что он полностью увлечен склоками с соседями по лестничной площадке.

Пенсионеры надеются, что старичок утихомирился: сколько можно злиться на весь белый свет?

Что касается самого Георгия, то он уверен, что старичок нашел себе еще один вариант обмена. Где-нибудь в созвездии Волопаса.