Текст книги "Тайны "бермудских треугольников""

Автор книги: Сергей Плешаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Архивные документы позволили установить следующее. Название "Эндрю Фьюресет" было предложено в июле 1942 г. комиссии по судоходству США тихоокеанским профсоюзом моряков в честь основателя и многолетнего председателя этой организации. В октябре того же года под номером 491 корабль сошел со стапелей верфи № 1 фирмы "Кайзер Индастриз" в Ричмонде, Калифорния. Как и писал Альенде, корабль вскоре после этого был передан в аренду "Мэтсон Навигейшн компани" в Сан-Франциско, которая эксплуатировала его в течение последующих четырех лет.

13 августа 1943 г. "Эндрю Фьюресет" вышел в очередное плавание – на этот раз вдоль побережья к портам Норфолка и Ньюпорт-Ньюс, где принял груз для дальнейшего трансантлантического похода. И с этого момента он становится для нас особенно интересным, поскольку одним из членов палубной команды, нанятой для этого плавания, был молодой человек, только что закончивший мореходную школу и внесенный в списки под именем Карл М. Аллен. Особенно важен тот факт, что он получает разрешение подняться на борт судна лишь в Норфолке – так что он преодолевает расстояние до него по суше, остановившись на ночлег в Филадельфии. В гавань Норфолка он прибывает утром 16 августа – вполне своевременно, чтобы успеть подняться на борт, прежде чем «Фьюресет» в 10.18 выйдет из Ньюпорт-Ньюс. Это было третье плавание в составе конвоя. Порт назначения – Касабланка.

4 октября «Фьюресет» снова встает в док Ньюпорт-Ньюс для ремонта и погрузки и остается там до 25 октября. В этот день он снова отправляется из Норфолка в Северную Африку, и снова в списках команды фигурирует имя Карл М. Аллен. 12 ноября судно достигло Оранской гавани и не возвращалось в какой-либо из американских портов до 17 января 1944 г. Несколько дней спустя член команды по имени Карл М. Аллен покидает борт «Фьюресета».

Он, как считается, переходит на другой корабль "Ньютон Бейкер".

Что касается конвойного эсминца ДЕ-173, он же «Элдридж», то у него, как свидетельствуют официальные документы, история внешне вполне безоблачная. Строительство судна началось 22 февраля 1943 г. в "Федерал Шипбилдинг энд Драйдокс", Ньюарк. Длина судна составляла 102 м, стандартное водоизмещение – 12400 т, полное водоизмещение – 1520 т. Примерно через 5 месяцев, 25 июля, корабль сошел со стапелей. Официальная церемония приема в эксплуатацию состоялась 27 августа 1943 г. в Нью-йоркском морском порту, и командование передано капитан-лейтенанту Чарлзу Р. Гамильтону.

Сначала «Элдридж» плавал в Атлантике и Средиземном море, а затем, выполняя свои эскортные и разведывательные обязанности, был откомандирован в Тихий океан, где и оставался до окончания войны. По возвращении в Нью-Йорк он 17 июня 1946 г. был выведен из эксплуатации и до 15 января 1951 г. поставлен в док, чтобы затем в рамках двухстороннего оборонительного соглашения быть проданным Греции. Там он был переименован в «Леон» и мог еще какое-то время находиться в эксплуатации.

Все чинно и гладко и вроде бы нет причин для проверки, если бы не рассказ Альенде об этом корабле. Если же рассматривать его в свете информации Альенде, то эта официальная история «Элдриджа» предстает "лоскутным одеялом" со множеством прорех.

Придется начать сначала. Первые подозрения, что не все было так, как описывается в официальных бумагах, появились, когда исследователи попытались раздобыть судовые журналы обоих кораблей. Тут Берлица и Мура поджидали сюрпризы. Оказалось, что судовые журналы «Элдриджа» за период с момента приема в эксплуатацию (27 августа 1943 г.) до 1 октября 1943 г. "найти, а следовательно, предоставить в Ваше распоряжение не представляется возможным". А вахтенные журналы «Фьюресета» были уничтожены по приказу свыше, то есть попросту более не существуют.

Поскольку единственным представляющим интерес для нашего расследования промежутком времени был тот, в который Альенде служил на «Фьюресете» – то есть примерно с 13 августа 1943 г. по 30 января 1944 г., – то исследователи попытались максимально сфокусировать внимание именно на этом отрезке. Вот что из этого вышло.

Из документов, до сих пор находящихся в распоряжении судоходной компании «Мэтсон», следует, что за этот период «Фьюресет» совершил 2 плавания к берегам Северной Африки; первое началось 13 августа 1943 г., когда «Фьюресет» вышел из Норфолка на юг вдоль побережья и оттуда дальше в Северную Африку; во время второго вояжа он вышел из Линхейвен-Роудз, Вирджиния (близ Норфолка), в Оран, Алжир. Для Альенде 1-е плавание началось не раньше 16 августа, 2-ое плавание закончилось для него, когда он за несколько дней до прибытия «Фьюресета» в Хэмптон-Роудз (17 января 1944 г.) покинул корабль.

Согласно официальной истории «Элдриджа», как она представлена в документах морского министерства, корабль был спущен на воду 25 июля 1943 г. в Ньюарке, Нью-Джерси, и принят в эксплуатацию 27 августа 1943 г. в Нью-йоркском морском порту. Его разведывательная миссия началась в начале сентября, распространялась на район Бермуд, Британские Вест-Индские острова, и продолжалась до 28 декабря 1943 г. Те же документы свидетельствуют, что его первое трансокеанское плавание началось 4 января 1944 г. и завершилось прибытием в Нью-Йорк 15 февраля.

Если принять на веру эти данные, то, выходит, в этот промежуток времени ни один из интересующих нас кораблей не приближался к другому. Вопрос только в том, насколько надежна эта информация. Первая порция данных, обнаруженных в архивах, до недавних пор оставалась секретной, и именно она, похоже, полностью дискредитирует официальную историю. Это рапорт о противолодочной акции, составленный командиром «Элдриджа» 14 декабря 1943 г. и касающийся событий 20 ноября в Северной Атлантике. Согласно официальным данным, «Элдридж» с начала сентября до конца декабря 1943 г. находился с разведывательной миссией в районе Бермуд; его первое трансокеанское плавание началось 4 января 1944 г. Но согласно оперативному докладу командира корабля капитан-лейтенанта Ч.Р. Гамильтона «Элдридж» 20 ноября 1943 г. вскоре после 13.30 местного времени сбросил 7 глубинных бомб против предполагаемой подводной лодки противника, двигаясь в качестве эскортного корабля в составе конвоя UGS 23 на запад, в направлении США.

Приведенные в докладе координаты «Элдриджа» составляли 34 градуса 3 минуты северной широты и 8 градусов 57 минут западной долготы – это означает, что он находился на удалении около 200 миль от Касабланки и около 3000 от Бермуд!

И вторая порция сведений: в то время как палубные вахтенные журналы оставались недостижимыми, отыскался инженерный вахтенный журнал. В нем, правда, не содержалось информации, непосредственно необходимой для решения вопроса, однако приводились координаты корабля по спорным датам. Эти и другие документы, появившиеся на глаза почти одновременно, свидетельствовали, что «Элдридж» 2 ноября вышел из Бруклина, чтобы собрать корабли из конвоя UGS 22, рассеянные ураганом в конце октября. И это была действительно ценная информация, ибо речь шла о том самом конвое, что вышел 25 октября из Норфолка – Линхейвен-Роудз и в составе которого находился «Фьюресет». Самое интересное здесь то, что «Фьюресет» шел в последнем ряду конвоя, догоняя отставших, и наверняка должен был видеть ДЕ-173. Кроме того, приведенное на 22 ноября местонахождение «Элдриджа» близ Касабланки указывает на то, что «Элдридж» сопровождал «Фьюресет» и его конвой UGS 22 на всем пути до Северной Африки (куда конвой, как известно, прибыл 12 ноября) и находился в качестве эскорта UGS 23 на обратном пути, когда произошла встреча с упомянутой подводной лодкой. Если бы не удалось обнаружить оперативный доклад, который морское министерство продержало под замком 34 года, эти вещи так и не выплыли бы на свет. После того, как в официальной версии обнаружилась такая «ошибка», возник вопрос и о других «ошибках».

Таким образом, «Фьюресет» и «Элдридж», судя по всему, встретились во время конвойной миссии на пути в Африку. Вопрос лишь в том, решились бы ВМС на проведение столь рискованного и совершенно секретного эксперимента на виду целого конвоя. Кроме того, Альенде настаивает на том, что эксперимент проводился в доках Филадельфии и на море, то есть у побережья материка. Указанные им временные данные – конец октября – согласуются со сроками проведения конвойной операции, а вот в остальном согласования нет.

Во-первых, «Элдридж», видимо, шел из Бруклина, а не из Филадельфии, когда присоединился к конвою UGS 22. В судовых документах за этот промежуток времени нигде не упоминается, что «Элдридж» вообще был в Филадельфии – кроме того времени, когда он строился в Ньюарке. Альенде также сообщал, что читал о последствиях эксперимента в одной из дневных газет Филадельфии. Однако Альенде (или Аллен) в октябре 1943 г. вообще не был в Филадельфии. Но он был там в августе – примерно в то время, когда «Элдридж» якобы ждал в Ньюарке приказа отправиться в Нью-Йорк для церемонии приема в эксплуатацию. В письме же он сообщает, что эта газетная статья появилась осенью или зимой, а не летом. Если эту подробность списать на несовершенство человеческой памяти, то все остальное приобретает некоторый смысл.

Пока раскручивалась эта цепочка, исследователи получили письмо от одного бывшего командира корабля, припоминавшего, что «Элдридж» вскоре после первого урагана сезона 1943 г. подошел к докам в конце июля или начале августа. Там он недолго простоял на якоре и снова вышел в море.

Что и говорить, необычное поведение, но еще необычнее то, что тот корабль, если это был «Элдридж», появился у Бермуд всего через несколько дней после спуска на воду в Ньюарке, то есть в то время, когда строительные работы еще не должны были завершиться. Значит, или командир ошибся, или… «Элдридж» был спущен на воду в Ньюарке до 25 июля. Документы американских ВМС такую возможность исключали. Ну, а как насчет греков?

Здесь ждал новый сюрприз, ибо, согласно греческим документам (которые они, естественно, должны были получить от американцев), спуск «Элдриджа» на воду состоялся не 25 июля, а 25 июня, то есть на целый месяц раньше! Более того, греческие документы показывают, что «Элдридж», когда он в 1951 г. передавался Греции, имел стандартное водоизмещение 1240 т и полное 1900 т, что дает отклонение примерно в 380 т. Уж не электронное ли оборудование было снято с него, прежде чем он был передан Греции? Теперь история постепенно проясняется. «Элдридж» сошел со стапелей не 25 июля, а 25 июня 1943 г., и район Ньюарк – Филадельфия был местом его приписки до отплытия в августе на церемонию приема в эксплуатацию; в конце июля – начале августа он находился в море и дошел как минимум до Бермуд, а официальная версия периода до 4 января 1944 г. наверняка фальшива.

Вооружившись этим подтверждающим материалом, Уильям Мур обратился к одному авторитетному лицу, оказывавшему ему и раньше небольшие услуги. Этот человек, который в силу определенных обстоятельств должен остаться инкогнито, во время войны был занят в радиолокационной программе ВМС, причем на такой должности, что в случае существования проекта, подобного Филадельфийскому эксперименту, неизбежно был бы с ним связан. В конце концов он согласился ответить на некоторые вопросы.

Вопрос: Расскажите, пожалуйста, каким путем можно было получить подопытный корабль для этого проекта?

В 1943 г. было очень трудно получить корабль для экспериментальных целей. Сразу же после приема в эксплуатацию корабли становились составной частью оперативных планов, и было практически невозможно использовать их для экспериментальных целей. Наиболее простым и практически единственным способом заполучить корабль, было воспользоваться им на короткое время в период между спуском на воду и приемом в эксплуатацию. Простым этот путь не был никогда и требовал определенных маневров в высших эшелонах, но это было реальным, разумеется, если ученым удалось убедить высокопоставленных лиц в целесообразности и перспективности проекта.

Вопрос: Если учесть, что в середине 1943 г. появился заметный прогресс в проекте «Манхэттен» и он начал поглощать значительную часть средств, направляемых на военные исследования, то не был ли 1943 г. наиболее критическим для значительной части других совершенно секретных оборонных проектов?

Да, где-то в 1943 г. начались явные перемены в отношении к текущим проектам и идеям. К тому времени уже забрезжил конец войны, а потому решающим вопросом к ученым стал следующий: "Можете ли вы добиться результатов до конца войны, чтобы их еще можно было использовать?" Те, кто были не совсем уверены в своих проектах, подталкивались к проведению срочных экспериментов и испытаний, чтобы можно было лучше оценить возможности их практического применения. Проекты малоперспективные откладывались в сторону "для более позднего использования".

Вопрос: Если экспериментаторам тогда вообще удалось заполучить корабль, значит, военная и научная администрация придавала ему большое значение?

Я полагаю, что ученым ВМС было сказано примерно следующее: "Если вы в этом году можете провести испытание, то мы вас поддержим. Если нет – прекращаем. Наше участие в этом деле зависит исключительно от результатов испытания".

Вопрос: Не припомните ли, как начинался этот проект, кто за ним стоял и чего хотели в итоге достичь?

Я не имею ни малейшего представления о происхождении этого проекта или о запуске его в работу. Ведь я имел к этому отношение лишь в самом конце. Я полагаю, им каким-то образом удалось достать корабль на ограниченное время в Филадельфии или Ньюарке, вероятно, всего на 2–3 недели, и мне кажется, что они провели несколько испытаний как на реке Делавэр, так и у побережья в первую очередь с целью выяснить влияние сильного магнитного силового поля на локационные установки. Большего я вам сообщить не могу – я этого попросту не знаю. Мое предположение – я подчеркиваю предположение состоит в том, что вся принимающая аппаратура была размещена на других кораблях и вдоль побережья, чтобы выяснить, что происходит "на той стороне" при прохождении через поле как радио-, так и низко– и высокочастотных радарных волн. Несомненно, ученые должны были наблюдать за тем, какое влияние это поле будет оказывать на видимый свет. Но мне представляется в высшей степени маловероятным проведение подобных экспериментов на корабле, который официально принят в эксплуатацию и укомплектован экипажем.

Ценность этой информации в указании почти точного времени проведения Филадельфийского эксперимента и, возможно, того, что по меньшей мере часть его проходила в районе Филадельфии – Ньюарка. Может быть, свои наблюдения Альенде сделал именно тогда, а не во время второй встречи с «Элдриджем» в ноябре.

Свидетельство доктора Райнхарта

Теперь, после оценки информации, содержащейся в сохранившихся судовых документах, нужно обратиться к тому пункту в письмах Альенде, который, если бы ему нашлось подтверждение, мог бы дать ключ к решению всей загадки. Читатель, видимо, помнит, что Альенде в своем втором письме Джессупу утверждал, что эйнштейнова Единая теория поля не только была готова в период 19251927 годов, но и вся она была подвергнута морским министерством «тщательному перерасчету… с точки зрения всех возможностей быстрого использования… в самое короткое время». Если можно верить Альенде, то именно результаты этого математического анализа, по всей вероятности, составили теоретическую базу Филадельфийского эксперимента. Вполне вероятно, Альенде мог сообщить Джессупу имя некоего ученого, якобы участвовавшего в этом перерасчете. Этого человека Альенде представляет как доктора Франклина Рено и, походя, именует его «мой друг».

Вот если бы разыскать этого доктора Рено…

До сих пор это никому не удавалось. Потому решили, что если этого загадочного человека найти невозможно, то вся история – не более чем блеф.

И вот после нескольких лет поисков загадку личности таинственного Рено удалось решить.

В Северо-Восточной Пенсильвании на федеральной дороге 62 стоял дорожный указатель "Франклин – 8, Рено – З", указывающий расстояние от поворота до этих двух небольших городков. Этот вот указатель и вдохновил более 30 лет назад одного в высшей степени реального ученого на создание эффективного псевдонима.

Если Франклин Рено – псевдоним, то кто эта реальная персона? Какое отношение она имеет к Карлосу Мигелю Альенде? Могла ли она внести вклад в эту историю, и если да, то какой?

К сожалению, история настолько щекотливая, что на эти вопросы даже сегодня нельзя дать полного ответа по причинам, которые скоро станут понятны читателю. Хотя человека, которого Альенде знал как д-ра Рено, уже нет в живых, – он умер в конце 70-х годов, – У. Муру, одному из тех, кто занимался расследованием, было предъявлено требование соблюдать полную анонимность со стороны еще живых участников событий. Мур условно назвал этого человека "доктор Райнхарт", это имя он почерпнул из недавно опубликованной беллетризованной версии Филадельфийского эксперимента.

Родился он чуть раньше Морриса Джессупа в совершенно другой части страны. Проработав несколько лет с блестящими результатами – в одном частном научном учреждении и получив докторскую степень, он в 30-е годы, во времена депрессии, вынужден был наряду со многими другими, включая Джессупа, работать в военно-научных учреждениях американского правительства. Довольно быстро продвинувшись по службе, стал руководителем отдела и, будучи на этом посту, вошел в соприкосновение с проектом, который по всем признакам и явился началом Филадельфийского эксперимента.

Когда он стал подозревать, что знает больше, чем следовало бы, он решил "лечь на грунт". Удалившись чуть ли не на другой конец континента, он отказался от блестящей и многообещающей карьеры и поселился в маленьком уютном бунгало, стал отшельником. Вот запись беседы У. Мура с затворником, согласившимся на встречу после почти годичной предварительной переписки.

"Вам, разумеется, известно, – начал он, – что всякий эксперимент начинается с идеи, затем из нее появляется предложение, возможно, с уже проведенными расчетами, затем проект и наконец эксперименты. В начале с ними было связано лишь очень небольшое число людей. У большинства были разнообразные первоочередные обязанности, от которых им прежде надо было освободиться".

"Единая теория поля, – продолжал он, – так и осталась незавершенной, даже сегодня. По моему мнению, никто не может по праву утверждать, что провел полный перерасчет этой теории.

Я помню конференции во время войны, в которых принимали участие морские офицеры. В отношении интересующего вас проекта память подсказывает мне, что начинался он гораздо раньше 1943 г. – возможно, еще в 1939-м или 1940-м годах, когда Эйнштейн занимался проработкой идеи теоретической физики, представленной ему физиками и другими людьми, которые думали об их военном использовании. Авторами этого предложения были Эйнштейн и Ладенбург. Не знаю, кого из двоих следует поставить первым, но помню, что профессор Рудольф Ладенбург и Эйнштейн были знакомы еще с 1908 г. по Швейцарии. Ладенбург был молчаливый сверхпунктуальный человек с манерами прусского дворянина, но он пользовался исключительным уважением коллег как спокойный одинокий мыслитель и труженик".

"Ладенбург все лето и осень 1939 г. проработал в Принстоне над экспериментами в области расщепления ядра", вспоминает дальше доктор Райнхарт. – По-моему, я читал, что он обсуждал эти проблемы с Эйнштейном. Во всяком случае, я помню, что это было где-то в 1940 г., а предложение, которое я связываю с последующим корабельным проектом, было якобы результатом беседы между Ладенбургом и Эйнштейном об использовании электромагнитных полей для защиты от мин и торпед… и Эйнштейн сам написал предложение… Эйнштейн и Ладенбург всегда были впереди, когда речь шла о подаче предложений, но перед важными персонами предпочитали держаться в тени. Фон Нейман был скромного вида человек, который умел вовлекать в свои проекты власть имущих.

Так вот, именно Нейман говорил с доктором Альбрехтом, моим шефом, об этом предложении, и кто-то из них смог получить практически согласие от исследовательской лаборатории ВМС.

Как-то в начале 1940 г. Альбрехт пришел в 8 утра в свое бюро и увидел там двоих или троих посетителей из НКОИ (Национальный комитет оборонных исследований), которые уже ждали его. Это событие не было из разряда особенных, и я не придавал ему большого значения. Однако примерно в половине десятого в дверь заглянул капитан Гиббонс. Он поднял палец, что было для меня сигналом выйти в коридор, поскольку он хотел что-то сообщить мне без свидетелей. Я вспоминаю об этом потому, что как раз занимался довольно сложной теоретической работой и собирался связаться с расчетчиками.

Я понял, что речь идет о чем-то довольно важном, прервал работу и вышел в коридор. Гиббонс проводил меня в бюро шефа, где была конференция, в которой, с одной стороны, принимали участие двое людей (или все же трое?) из НКОИ, а с другой – Альбрехт и фон Нейман.

Когда я вошел, они оживленно обсуждали то, что в итоге стало проектом, который вас интересует. Альбрехт, видимо, считал, что я – единственный, кто достаточно разбирается в гравитации и теории относительности, чтобы без лишних вопросов представить математические выкладки, которые ему требовались немедленно.

Перед Альбрехтом лежали 3 листка бумаги, один из которых был исписан мелким витиеватым почерком, характерным только для Эйнштейна. Альбрехт дал мне взглянуть на листки, не прерывая своего разговора. Одновременно он давал мне инструкции о том, что от меня требуется. На одном из листков было уравнение волнового излучения, а с левой стороны – какие-то незаконченные каракули. Кроме того, он пододвинул мне довольно подробный отчет по военно-морским размагничивающим установкам, и я помечал карандашом те места, куда он указывал пальцем. Затем Альбрехт сказал, чтобы я взглянул, что необходимо для достижения, по-моему, 10-процентной кривизны света. На мой вопрос, сколько мне на это дается времени, он ответил «недолго». После чего продолжил разговор с присутствующими".

"Здесь, – продолжал Райнхарт, – дискуссия повернулась к принципам резонанса и к тому, как, используя этот принцип, создать интенсивные поля, необходимые для подобного эксперимента. Я так и не получил настоящего ответа на свой вопрос о том, сколько времени в моем распоряжении, но Альбрехт уже сделал мне знак, чтобы я шел и принимался за работу. Так что я вернулся по коридору к капитану Гиббонсу и сказал ему: "Как вы думаете, когда Альбрехт должен получить все это?" Гиббонс на секунду задумался и сказал: "Я отведу вас в офицерский клуб, тогда у вас в распоряжении будет еще и обеденное время, но не больше. Итак, в час или в два, не позже".

Судя по всему, обед прошел очень быстро, ибо в 1.15 Гиббонс уже вернулся, а работа моя была в самом разгаре. Я объяснил ему, что хочу составить памятную записку и сделать машинописную копию и что я управлюсь к трем часам, если до тех пор сумеет задержать остальных. Гиббонс ответил, что так дело не пойдет и что не может быть и речи о печатной копии. Пусть все остается как есть, написанное карандашом. "Чуда, – сказал я, они все время хотят чуда!.. Послушайте, дайте мне еще минут 25, и я посмотрю, что можно сделать" Гиббонса это явно не обрадовало, но что ему оставалось, если он хотел получить результаты? Пришлось согласиться.

Все же я составил 2 небольшие таблицы и несколько пояснительных предложений к ним. Когда мы вернулись к Альбрехту, он быстро взглянул на мою работу и сказал:

"Вы сделали это относительно интенсивности поля на разном удалении от борта корабля, а про нос и корму, похоже, забыли". Альбрехт всегда был педант. Я не учел этих частностей, потому что не знал точно, что от меня требуется, да и времени на такую работу было меньше, чем нужно. Все, что я мог предложить, были точки наибольшего искривления непосредственно за бортом судна напротив этих установок".

"Альбрехту, – продолжал он задумчиво, – нужны были расчеты для проверки силы поля и практической вероятности такого искривления света, чтобы можно было достичь желаемого эффекта миража. Клянусь Богом, они не имели понятия, что из этого может выйти! Если бы они знали, то дело тогда же и закончилось бы.

Движущей силой на тот момент времени, думаю, были НКОИ и Ладенбург или же фон Нейман. Они обсуждали все с Эйнштейном, и тот даже просчитал порядок величин, необходимых для достижения нужной интенсивности, после чего говорил с фон Нейманом о том, какие установки смогут лучше всего продемонстрировать возможности практического использования. Я не помню точно, когда подключилась лаборатория военно-морских исследований, но капитан Парсонс, один из ведущих специалистов ВМС, весьма часто разговаривал с Альбрехтом – возможно, что речь шла и об использовании корабля.

Единственное, что у меня сохранилось от этого в письменном виде, – фрагменты уравнений Альбрехта и некоторые маленькие таблицы".

Мур спросил Райнхарта: "Не вспомните ли, как могло звучать кодовое наименование проекта?" Райнхарт на секунду задумался.

"Вы помните, – сказал он, – что Альбрехт и Гиббонс запретили делать машинописные копии, а были лишь написанные карандашом памятные записки. По-моему, я в одном из документов употребил слово «отклонение». Я также помню, как во время одного более позднего обсуждения сказал, что можно сделать корабль невидимым с помощью обычной легкой дымовой завесы и что не понимаю, зачем было обращаться к такой сложной теоретической проблеме. В ответ Альбрехт глянул на меня поверх очков и сказал, что у меня исключительный талант отвлекать людей от темы. По-моему, кодовое наименование придумали люди из НКОИ. У меня в памяти в этой связи сохранилось нечто вроде «радуги» или «фата-моргана».

Я присутствовал еще по крайней мере на одной конференции, на повестке дня которой стояла эта тема. Мы пытались выявить наиболее очевидные побочные эффекты, которые могли быть вызваны подобным экспериментом. При этом речь шла о «кипящей» воде, об ионизации окружающего воздуха и даже о «зэтизации» атомов, но никто в то время не мог учитывать возможность межпространственных эффектов или смещения массы. В 1940 г. ученые относили подобные вещи к разряду научной фантастики. Мы написали попавшее в итоге в НКОИ предостережение, что все это необходимо принимать в расчет и что вообще все это дело требует величайшей осторожности.

Я еще припоминаю несколько последующих обсуждений этой проблемы, но детали уже довольно расплывчаты. Но я очень хорошо помню, что на протяжении нескольких недель после встречи в бюро Альбрехта от нас постоянно требовали таблицы, касающиеся резонансных частот света в видимом диапазоне. Часто этому не было никакого объяснения, но, судя по всему, связь все же существовала".

Райнхарт нервно обвел взглядом комнату, словно сказал лишнее, однако продолжил разговор.

"Макетные испытания, кстати, могли бы проводиться в макетном бассейне Тейлора, а может, и нет, так как я не уверен, что там были подходящие условия. Часть работы определенно была проведена в Анакостия-Бей – там проводилось большинство ранних локационных работ".

"Как вы думаете, каким образом они сумели раздобыть корабль для настоящих испытаний?" – спросил Мур.

"Вопрос как раз кстати. Я уже думал поделиться с вами вот каким предложением. Капитан Парсонс (тот самый У.С. Парсонс, который привел в боевое положение атомную бомбу на борту самолета перед тем, как она была сброшена на Хиросиму) мог сыграть определенную роль в том, чтобы этот проект получил продолжение как реальный эксперимент с кораблем, а не просто с макетом… Я припоминаю, как в 1939 г. во время одной конференции мое начальство высказало мысль, что никто, кроме Парсонса, не смог бы добиться от Корабельного бюро разрешения на испытания нового оборудования в реальных условиях на борту корабля… В то время Парсонс был еще капитаном второго ранга и самым блестящим среди всех выпускников Военно-морской академии со статусом ученого-экспериментатора.

Да, кстати, о торговом корабле, который мог использоваться в качестве корабля наблюдения… думаю, что здесь, возможно, не обошлось без помощи адмирала Джерри Лэнда, начальника Морской комиссии США. Он был довольно непробиваемый, но часто помогал, особенно если ВМС отказывали. Было немало случаев, когда нам удавалось добиться от МК разрешения на проведение испытаний нового оборудования на торговых кораблях вопреки желанию ВМС".

После этой беседы У. Муру удалось еще несколько раз обменяться с Райнхартом письмами, а потом доктор скоропостижно скончался.

Исследования Брауна

Итак, была ли возможность практического использования того рода энергий и силовых полей, которые, согласно имеющейся информации, применялись в ходе Филадельфийского эксперимента для придания невидимости? Некоторый свет на эту проблему проливает биография не столь уж известного, но в высшей степени талантливого американского физика и изобретателя Томаса Таунсенда Брауна – человека, сыгравшего, как и доктор Райнхарт, определенную роль в проекте.

Он рано проявил большой интерес к космическим полетам, что в то время, когда даже успехи братьев Райт воспринимались скептически, считались чистым фантазерством. Его юношеское увлечение кажущимися наивными в то время знаниями о радио– и электромагнетизме впоследствии сослужило ему неоценимую службу, дав базовые сведения по этим областям науки. В процессе своего «экспериментаторства» он однажды раздобыл трубку Кулиджа, которая потом привела его к удивительному открытию. Браун интересовался не рентгеновскими лучами как таковыми. Он хотел установить, не могут ли эти лучи Кулиджа оказывать полезное действие.

Он сделал то, о чем пока не думал ни один ученый его времени: укрепил трубку Кулиджа на чувствительнейшем балансире и начал испытывать свое устройство. Однако в какую бы сторону он ни поворачивал аппарат, он не мог установить какого-либо измеримого действия рентгеновских лучей. Но неожиданно его внимание привлекло странное поведение самой трубки: всякий раз, как он включал трубку, она производила некое поступательное движение, словно аппарат пытался продвинуться вперед. Ему понадобилось много усилий и времени, прежде чем он нашел объяснение. Вновь открытый феномен не имел ничего общего с рентгеновскими лучами – в его основе лежало высокое напряжение, используемое для образования лучей.

Браун провел целую серию экспериментов, чтобы установить природу этих новых, открытых им «сил», и в конце концов ему удалось сконструировать прибор, который он назвал «гравитор». Его изобретение имело вид простого бакелитового ящика, но стоило положить его на весы и подключить к источнику энергии напряжением 100 киловольт, как аппарат в зависимости от полярности прибавлял или терял примерно 1 % своего веса.