412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Калашников » От Альбиона до Ямайки » Текст книги (страница 7)
От Альбиона до Ямайки
  • Текст добавлен: 26 июня 2025, 07:53

Текст книги "От Альбиона до Ямайки"


Автор книги: Сергей Калашников



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Грубая прикидка веса – по сравнению с цельнодеревянной мачтой такой же прочности выигрыш оказывается впятеро. Урезаем, чтобы прочность оказалась больше, делаем вес в два с половиной раза легче, добавив толщины к доскам и по одной стальной полосе на каждую сторону. Теперь прикинем этот же принцип конструкции реи. Их ведь тоже можно собрать по похожей схеме, но с утоньшениями к концам.

Как-то пошло у меня конструирование, не заметил, что урок закончился. И настало время обеда. В Софочкиной семье приемы пищи проходили чопорно. Ели все прилично, с фарфора, пользуясь серебряными приборами и чистыми салфетками. Здесь, казалось бы, то же самое, но китайский бело-голубой фарфор был роскошен, салфетки с вензелями, а количество лакеев… я со счета сбился. Все они еще и одеты в единую форму, возможно, в ливреи. Дамы – жена и дочь сэра Генри – на мой вкус, чересчур пышно наряжены.

– Ничего ты не понимаешь, внутренний голос! – одернула меня хозяйка. – Клейтоны принимают гостей, потому что у них дочь на выданье. Так что они ведут светскую жизнь и сами наносят визиты. А мои папа и мама склонны к уединенному образу жизни. К тому же нам с сестрами еще рано выезжать на приемы или балы. Опять же, папа почти всегда отсутствует, а маме без него крутиться в свете неприлично. От этого у Корнов репутация хоть и отшельников, но людей безобидных.

Аптекарь дождался нас на козлах кареты, а юный мистер Ричард Клейтон поехал провожать гостью, привязав верхового коня к задку экипажа. Сонька сердилась на него за это – ей тоже хотелось ехать на козлах, откуда лучше видно. А тут сиди в коробчонке и беседу поддерживай. Особенно ее убил томик стихов Уолтера Рэли, которые соседский недоросль принялся декламировать, постоянно заглядывая в текст.

Реципиентка моя – девочка долговязенькая, как, собственно, и ее родители оба достаточно рослые. Так вот, уж совсем ребенком Софи не выглядит. За девушку не проканает, но за подростка сойдет. Поэтому другой подросток мужеска пола чуточку ошибся, решив придать только что наметившемуся знакомству романтический характер – сделал подход, что называется. И при этом невыносимо оскорбил лучшие чувства невинного ребенка, который отлично знаком с сочинениями поэта и философа Рэли по его статьям о кораблестроении, в котором для своего возраста уже кое-что понимает. Она ведь беспокоится о папе и его флейте. Бимсы от сегарсов отличает.

Но правила приличия обязывают быть сдержанной, поэтому Софи плавно переводит разговор на вопрос о том, как располагать паруса при ходе в бейдевинд.

Странное дело – мальчишка не «поплыл», потому что ходил на парусной лодке по Гиппингу – здешней речке. Беседа мигом оживилась настолько, что увлекла даже Консуэллку, которая к изучению латыни отнеслась с очень большим неудовольствием – ей куда сильнее нравится играть с мальчиками в кузнице. Так и докатили до самого дома. И хозяйка моя перестала гневаться на глупого мальчишку.

А тут уроки в классе, считай, до конца дня. Потом музыка с матерью, а там и спать пора.

* * *

Снова меня постигло привычное уже бедствие – разочарование от достигнутого и постановка неожиданной задачи. Разочарование принесли шестерни. Их сделали две – бронзовую и чугунную. Насадили на оси, свели в зацепление и давай крутить. Без нагрузки просто замечательно все шло. Можно сказать, мягко – трущиеся поверхности соприкасались в предписанных теорией шести точках. Сначала поскрипывали, но быстро притерлись. А тут я еще нефтью смазал, той, из которой выгнаны бензин с керосином – совсем хорошо стало. И было так, пока не подали нагрузку – стали, наматывая на ось веревку, поднимать и опускать мешок с песком. Оно поначалу-то вроде легко получалось, но вскоре принялись крошиться зубья. Чего-то подобного и следовало ожидать от чугуна, однако разрушался не столько он, сколько бронза.

Для чистоты эксперимента изготовили две новеньких бронзовых шестерни – та же история. И что с этим делать? Я просто растерялся – мотор без шестеренок у меня не выйдет. Да тут еще Сонька со своей мачтой зудит и зудит. А где мне здесь с этой махиной упражняться? Я на работы с длинномером ничего не готовил, как и вообще на кораблестроение. У меня в планах только лодки. Лет через несколько, когда ребятишки подрастут да подучатся математике и физике. Пока у нас все-таки немного чересчур детский сад.

* * *

Софочке мои переживания по барабану. Ей мачту подавай. И поскольку постоянно находится в курсе моих терзаний, действует решительно и напористо:

– Мам! А где тут поблизости можно построить мачту для папиного флейта?

Маменька в курсе и укрепления трюма, после которого перестала открываться течь, и истории создания якоря и цепи к нему, а уж тушенку она и сама готовила, и пробовала, так что к неожиданным вопросам дочери относится просто чудо как внимательно.

– Бетти! Вели седлать по-мужски. И Мэри возьмем с собой на прогулку до Ипсвича, – как раз завершается господский завтрак, так что все задействованные лица в сборе. И мы этим утром опять не попадаем в кузницу. А потом будут уроки, которые мне вести.

– Да, Бетти! Если мы не успеем вернуться к началу занятий в школе, передай Чарли, чтобы занял мальчиков изготовлением якорной цепи, – вот так! Хозяйка – дама предусмотрительная. Хотя какая дама? Ей еще несколько лет до тридцатника – совсем соплячка.

«Вот только так про маму не думай», – буквально топает мне прямо по мозгам Сонька.

«Ладно-ладно, молчу-молчу».

* * *

Мигом домчались до городка, пролетели вдоль берега, миновали место, где русло расширяется в эстуарий, и перед нами раскинулся залив, на берегах которого строили несколько разнокалиберных суденышек. Вроде как верфь, но мелкотравчатая. Тут и пара домишек, и сараи, и навесы. Кузница позвякивает неподалеку – типа промзоны.

Лошадок привязали к заборчику. Мы с Мэри сначала спешились, а маменька прямо из седла перекинула поводья через голову кобылы, перегнулась немного, да и оформила узел вокруг перекладины.

Я скорее под навес. Думал, тут доски сложены. Ан нет, бревна. А распускают их на доски продольной пилой, которую дергают с одной стороны вверх, а с другой вниз, как в каком-то старинном фильме про Петра Первого. Пила эта длинная, толстая, зубастая, пропил ведет такой ширины, что, наверное, Сонькин мизинец войдет.

А тут и корабельный мастер подкатил, представился, поинтересовался, чем может быть полезен. Маменька тоже отрекомендовалась и нас с Мэри назвала. Попросила показать все тут и на вопросы ответить.

Оказалось это место доком, где корабли строят с незапамятных времен. При отливе тут уровень воды снижается футов на двадцать, отчего обнажается дно по краям залива. Проход сюда из Оруэлла узкий. К тому же давным-давно его снабдили воротами, которые перекрывают, чтобы обнажившееся дно не затопило. Тут и строят суда, которые потом, уже готовые, сами всплывают, когда воду в док снова запустят. А вот осушить весь залив немыслимо – он для этого чересчур велик. Отсюда и ограничение по глубине. Для старинных-то кораблей и этого было достаточно, зато нынче, когда строят громадины футов по двести в длину, природные достоинства этого сооружения значения не имеют. Даже наоборот, большое судно, бывает, по году строят – если все это время держать воду на низком уровне, не открывая ворот, то больше ничего на воду не спустишь… Мастер с обидой в голосе объяснял нам, как все когда-то было прекрасно и насколько хуже обстоят дела нынче, потому что Гарвич расположен ближе к выходу в море, отчего крупные корабли строят сейчас там и спускают в воду на катках. Софи и Мэри это было ужасно интересно, да и маменька выглядела одухотворенной, а вот мне нужно было увидеть мачту настоящего крупного судна, чтобы обмерить и прикинуть, видя натуру, а не вспоминая то, на что раньше особого внимания не обращал.

– А далеко отсюда до этого Гарвича? – Сонька наконец-то удосужилась спросить о деле, а то все щебетала о пустяках.

– Рукой подать, – вздохнул мастер, – если лодкой идти. А верхом в объезд два дня скакать.

Лодку мы нашли без труда. С парусом, разумеется. Но путь на ней до вожделенного Гарвича оказался не таким уж близким – с полдня где-то плыли мы вниз по все тому же Оруэллу мимо берегов, на которых деревья теряли желтую листву. Иногда видели стада овец или любовались каменистыми выходами. Вообще-то путь наш пролегал через эстуарий, достаточно широкий, так что двигались мимо не берегов, а берега, потому что второй был далековато. Я уже ждал появления впереди открытого моря, когда лодочник взял вправо. А едва мы обогнули мыс, увидели несколько крупных кораблей, лежащих на берегу в разной степени достроенности. Да и на воде покоились корпуса, на которых продолжались работы. Вот тут совсем другое дело. Не берусь уверенно классифицировать увиденное, но размера кое-что было подходящего и даже имело мачты.

Глава 13. На чем строятся башни

– Давно из Парижа, мадам? – обратился к маме благородно одетый джентльмен, едва мы сошли на берег прямо посреди верфи. Обратился он по-английски.

– Полагаете, что только француженки могут позволить себе носить мужское платье? – вопросом на вопрос ответила леди Корн.

– Мы живем в свободной стране и можем носить все, что нам удобно, – застав свою хозяйку врасплох, успел ввинтиться я.

– Что угодно высокородному господину? – почуяв начинающийся скандал, Мэри немедленно перевоплотилась в служанку, что колоссально противоречило ее одежде – дорогой и со вкусом отделанной.

– Баронет! – воскликнул еще один роскошно одетый мужчина, подошедший справа. – Представьте меня вашим прелестным гостьям…

Тут вот какая закавыка. Попа у нашей мамы на фоне высокого роста не выдает в ней рожавшую женщину. То есть, наверно, она шире, чем была в девичестве, но сейчас выглядит далеко не выдающейся, а пропорциональной и аккуратной. И брюки этого не скрывают. Даже подчеркивают.

– Эм! – замялся баронет.

– Миссис Корн, – прямо по-мужски представилась мама, нарушая все принятые в обществе правила. – Это моя дочь, – кивок на Софочку, – и крестница, – кивок в сторону Мэри. – Извольте препроводить нас, – новый взгляд на Софи, из которой я указал в сторону заинтересовавшего меня корабля, – вот к тому галеону и дать разъяснения.

– Разъяснения? – изумился баронет. – Какие разъяснения?

– Вопросы буду задавать я, – мне опять удалось прорваться к речевому аппарату и подыграть мамулиной шуточке.

– Да, конечно, как вам будет угодно, – с улыбкой на лице откликнулся второй мужчина. И тут к нам приблизился третий, одетый в широкие штаны и башмаки с чулками. Этот силуэт, кажется, был моден при Шекспире. А нынче штанишки обычно носят поуже. Зато мужик оказался простым и внятным.

– Сэр Энтони Дин, строитель этих кораблей, – и он плавным и обширным движением указал на все вокруг. И на тот самый линкор, как подсказала мне упорно изучающая современные плавсредства Софочка, и который маман определила как галеон, задняя часть которого заинтересовала меня своими мачтами, – чем могу быть полезен?

– Очень приятно, сэр Энтони, – совершенно другим тоном ответила маменька. – Агата Корн с дочерью Софи и крестницей Мэри. Мы шли мимо, – кивнула она в сторону шлюпки, – и невольно залюбовались вот этим восхитительным кораблем. Не утерпели – пристали к берегу, чтобы рассмотреть поближе это чудо.

– Ведь оно создано на основании опыта лучших мастеров Англии, – перехватила управление Софочка и поддержала политес.

– Такое мощное и крепкое, – подключилась Мэри. А маман взяла под ручку учтивого сэра и, придерживая левой шпагу у своего бедра, повела его прямиком туда, куда надо.

Я попытался показать язык двум чересчур напористым невежам, но моя хозяюшка этого не позволила. Мы прошли к причалу, рядом с которым уверенно сидел в воде серьезного размера обстоятельный корпус с показавшимися мне знакомыми мачтами.

Разумеется, показали нам решительно все на верхней палубе. Это было довольно долго и очень занимало Софи, которая буквально засыпала мастера вопросами об устройстве и назначении бесчисленных приспособлений, которые именно в этот момент доделывали или исправляли – чувствовалась предсдаточная горячка. Но конкретно меня интересовала только мачта на корме. От степса до клотика.

Разумеется, измерительная ленточка была у нас с собой. И Мэри с карандашом и бумагой. А еще рукавицы из свиной кожи, пользуясь которыми, мы вскарабкались по вантам на мачту и от всей души провели необходимые измерения. Оказывается, я не сильно ошибся в прикидках размеров и пропорций. А еще сообразил, что на своем флейте папенька самую заднюю и самую маленькую мачту вооружил иначе, увеличив парусность за счет существенно большей, чем у «латины» площади бизани, растянутой между достаточно длинными гиком и гафелем. А еще он выиграл в площади, добавив сверху прямой парус крюйсель, который повесил на дополнительно поставленную крюйс-стеньгу.

Сэр Энтони с любопытством поглядывал на манипуляции девочек, одетых мальчиками, не забывая раздавать указания снующим повсюду работникам верфи. Кажется, ему понравилось, что ни одна из нас ни разу не угодила никому под ноги. Так практика работы в кузнице располагает к повышению увертливости.

– Сэр! – почтительно обратилась к корабелу Софочка. – А где же крюйс-стеньга?

– А вы, юная леди, как я вижу, в курсе последних веяний в непростом деле кораблестроения. Однако именно на этом линкоре подобная новинка сочтена излишней.

– Из-за установки в кормовом укреплении более мощных и тяжелых артиллерийских орудий? Чтобы не было перевеса назад? – не утерпел я.

Наш гид выразительно посмотрел на нашу маму.

– А как по мне, то эта мачта чересчур велика, – вдруг заявила Мэри. – Вон та будет в самый раз, – показала она на пристроившийся к другому причалу корабль существенно меньшего размера.

– На флейт похоже, – пробормотала Софи.

– Флейт и должен быть похож на флейт, – открыто улыбнулся сэр Энтони.

– Тогда почему у него на корме транец? – не утерпел я.

– Потому что он не голландской постройки, – объяснил кораблестроитель. – Признаюсь, корма плавных обводов несколько прочнее, однако и у прямого среза тоже имеются определенные достоинства.

– Получается полнее, отчего имеет лучшую плавучесть и позволяет нести в надстройке юта больше пушек, – снова ввинтился я. – Правда, приходится платить некоторым уменьшением скорости и худшей управляемостью, особенно на волне. Так мы взглянем на тот флейт?

Взглянули, конечно. И опять все обмерили – тут тоже собирались ставить латинскую бизань. Но меня конкретно интересовало дерево. Размерами оно оказалось меньше, чем и на линкоре. Никакой стандартизации. Но Мэри на свой глаз оценила его как подходящее.

Осмотр подпалубного пространства нам не удался – там сейчас темно, тесно и вообще без огня мы ничего не увидим, а с огнем нас туда никто не пустит. Зато мы можем на берегу осмотреть аналогичный корпус, который как раз обшивают.

Подошли, взглянули на степс, измерили просвет от него до верхней палубы, которая определялась по бимсу. Их нам встретилось целых четыре из-за этой уродской высоченной кормовой надстройки. А еще я зарисовал крепления в нижней части транца.

Мачты будущего транспорта лежали на опорах неподалеку, и работы над ними в этот момент не велись. Эти уже тщательно отесанные бревна мы тоже срисовали.

Главный строитель все заинтересованней посматривал на наши деяния, потом хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Конечно! Ипсвич, флейт «Агата» голландской постройки, на котором стоит новомодная составная бизань. Я ведь слышал по этому поводу самые разные высказывания! И как эта новинка себя зарекомендовала?

– Да в общем-то неплохо. Но нам все равно очень тревожно, когда муж в море, – вздохнула маменька. – Вот девочки из-за этого тоже волнуются. Очень просили показать им другие корабли хотя бы издалека. А мы не утерпели и бестактно вторглись в святая святых.

Ужинали мы этим вечером у мистера Дина. Сонька отважно рассматривала чертежи и задавала бесконечные вопросы. Естественно, ночевать мы также остались в доме сэра Энтони.

И тут-то я понял, насколько мне повезло с Софьей, а ей – с родителями. Один из самых больших домов Гарвича, принадлежащий далеко не последнему человеку в этом городке – а Энтони Дин, тогда еще не сэр, даже успел побывать его олдерменом – оказался по части удобства проживания далеко позади усадьбы Корнов. Причем не из-за тесноты – размерами-то он раза в полтора побольше будет. Но, похоже, его строители вовсе не задумывались, каково в их творении людям будет жить. Например, слова «коридор» они вовсе не знали и не хотели знать. Так, чтобы попасть в большую гостевую спальню, выделенную нам, надо было пройти две другие, занятые домочадцами мистера Дина. Одна огромная кровать на нас троих, не считая многочисленных клопов, была уже довеском. Софи, привыкшая дома к личному пространству чуть ли не с младенчества, злобно про себя пыхтела. Зато ее мама и Мэри приняли все как должное. Сколько я еще не знаю об окружающем мире!

* * *

– Подрастайте, юная леди, и приходите ко мне в ученики, – сказал хлебосольный хозяин утром, усаживая нас в свой личный куттер, который должен был доставить красивую маму с двумя любопытными девочками в Ипсвич. Кстати, он тоже принял участие в этом коротком плавании, объясняя Софочке достоинства подобного парусного вооружения. Меня тема мало интересовала. Да и вооружение смахивает на яхты моего времени, только основной парус не треугольный бермудский, а четырехугольный гафельный.

Я вообще не хочу, чтобы Сонька ходила в море, пока мотора не построю.

* * *

В нашем тихом городке на этот раз было оживленно – у пристани разгружался пинас. Лошади дождались своих хозяев в конюшне при гостинице, а я настоял на повторном визите на здешнюю верфь. Пара вопросов требовали уточнений.

Собственно, ответы оказались ожидаемы. Досок нам напилят из самого сухого леса, болты изготовят и снабдят гайками и шайбами, а свободные от резьбы концы загнут в точности, как я нарисовал. Навес нужной длины тоже предоставят – есть у них стофутовый. То есть я уже перешел к стадии рабочего проектирования с расчетом вскоре приняться за изготовление головного экземпляра.

Раз в главном вопросе – шестернях – такой облом из-за хрупкости здешней бронзы, придется заняться мелочами, без которых все равно не обойтись. Загвоздка в том, что все три якорные цепи парни под руководством мистера Смита как-то незаметно собрали. Кузнец оказался действительно хорошим учителем и организатором. Так что я поставил задачу на отливку из чугуна котла с плоским дном обязательно с плотной крышкой, из которой вверх будет торчать сосок. На создание нормального токарного станка по дереву. И еще – сверлильного приспособления, тоже рассчитанного на сверление деревянных деталей. Пусть потренируются изобретать. А сам с малой группой сподвижников принялся за изготовление гильотинных ножниц в расчете на длину разреза сразу в целый фут.

Важнее всего был, конечно, котел. Хотелось выгнать, наконец, из нефти соляр, чтобы получить слегка вязкий мазут, который и пустить на пропитку древесины будущей мачты. А еще меня волновало отсутствие в этом времени саморезов – гвозди имеют привычку расшатываться и постепенно вылезать. Особенно это характерно для кованых, плавно сбегающих к концу на клин. А ведь в мое время разного рода трудноизвлекаемые гвозди существовали во многих видах.

Мы от полосы мягкого железа отрезали узкую кромку, которую раскатали до сечения две на две линии – пять на пять миллиметров. Порубили на одинаковые отрезки, а потом, протолкнув в пробитое в толстой плите квадратное отверстие, то, что не вошло и выставилось наружу, одним ударом кувалды превратили в шляпку. Мягкое железо и холодным плющится. Проникающую же часть, тоже холодную, я молотком вытянул в обычный для гвоздей четырехгранный клин. Получился традиционный для этой эпохи гвоздь, неотличимый он обычного горячекованого.

Следующую заготовку из четырехгранника со шляпкой я нагрел в горне, вставил кончик в четырехгранную же дырку и скрутил вокруг оси на манер винта, только не очень круто. Самый конец вытянул на наковальне в острие, а уж потом забил в бревно получившийся слегка витой гвоздь. Выдрать его обратно оказалось решительно невозможно.

И, наконец, меня посетила идея насчет хрупкости бронзы. Наверняка в ней остались какие-то неизвестные мне примеси. Химик бы на моем месте придумал, как нахимичить, но я в этом деле тонкостей не знаю, поэтому поступил примитивно. В узкий высокий цилиндрический стакан вылил расплавленной одну из наших хрупких бронзовых шестерней и оставил этот стакан в том же горне, чтобы бронза подольше оставалась жидкой – авось расслоится. Попросил не беспокоить, чтобы случайно не перемешали встряхиванием. Ну и жар потом снижали медленно, до самого конца работы.

Утром вытряхнули из стакана бронзовый цилиндр и отрубили с каждого конца шестую часть по длине. Измерили плотности каждой части – все совпало с ожиданиями. На дне плотность получилась больше, а вверху меньше, чем посередине. Эти же действия провели с двумя оставшимися хрупкими шестернями, точно так же разделив металл каждой на три неравные части. Концевые обрубки отложили в сторону, а из серединок изготовили две новые шестерни. Так вот – они вышли не хрупкими. Разбираться с остатками нам было некогда, тем более что в верхней части может встретиться мышьяк. А тут зима навалилась с холодами, снегом и санками, в которых мы впрягали лошадей – нельзя же томить детей в закопченной кузнице, когда кругом такая красота!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю