Текст книги "Времена Амирана (СИ)"

Автор книги: Сергей Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

А не торопясь стражники ехали потому, что торопиться им было никак не возможно. Отряд останавливался у дверей в каждое открытое заведение. Затем один из пятерки слезал с лошади и шел вовнутрь, где и выяснял у тамошних служителей – а не заходили ли к ним недавно двое, один постарше, другой почти мальчик, в очках, черном простом камзоле с обшлагами и в белой рубахе с жабо. Ответ был везде один – нет, не было таких.

Ну, что ж, не было, так не было. Поехали к другому открытому кабаку. Авось там повезет.

Стражники хладнокровно проезжали мимо драк, а если слышали крик о помощи, спешили туда, но, убедившись, что кричит кто-то не похожий на фигуранта их розыска, разворачивались и ехали прочь. Это была не их забота. Пусть полиция занимается этим. У них задача поважнее и им нельзя терять время, оказывая помощь посторонним жертвам грабежа и насилия.

Постепенно количество освещенных входов и мелких тварей, копошащихся возле них, уменьшалось. Отряд подъезжал к периферии веселых кварталов и, соответственно, к границе своей зоны поиска.

– Слышь, Аркан, а долго нам тут шариться? – Спросил один из всадников, подъехав к начальнику. – Чего тебе генерал-то сказал?

– До рассвета, если раньше не найдем. – Повернулся Аркан к говорившему. – А ты что, Муха, устал уже что ли? Спать хочешь?

– Да нет. Хорошая погода, приятная прогулка. Чего не покататься?

– А-а! Вот так, значит. Может, еще по стаканчику пропустить, чтоб совсем хорошо стало? Эй, бойцы, – крикнул он, привстав на стременах, – не расслабляться! Сейчас райончик похуже будет. Смотрите в оба!

***

Они свернули направо, потом еще направо и теперь ехали по улице, параллельной Коровьему Прогону. На плане, висящем на стене в муниципалитете, эта улица была обозначена как "Радостная". Трудно было бы найти другое название, так мало подходящее к этому, забытому богом и тем же муниципалитетом, месту. Да никто ее так и не называл. Среди местных обывателей в ходу было другое его обозначение – Грошовка, так ее обозвали еще дедушки с бабушками нынешних ее обитателей. И, не смотря на многие годы, прошедшие с тех пор, в цене эта улица, увы, не поднялась, так и оставшись Грошовкой.

Здесь не было ни кабаков, ни игорных заведений. Улица была темна, угрюма и безлюдна. Если здесь и были какие-то заведения, то только в виде тайных притонов, не нуждающихся в рекламе. И, судя по иногда встречавшимся подозрительным компаниям, молча и быстро исчезавшим во тьме при приближении стражников, таковые тут действительно были.

Где-то там, впереди, но в стороне от их намеченной траектории, вдруг раздались приглушенные расстоянием вопли. Кричали так, будто с кричавшего живьем сдирали кожу. Стражники молча переглянулись и взглянули на командира. Тот пожал плечами. В самом деле, мало ли, что там могло быть. Что же, сейчас вот все бросить и мчаться на помощь… кому? Куда?

Вопль вроде затих, но его сменил другой, полный ужаса. Судя по тому, как затихал этот крик, кричащий убегал куда-то прочь от них. Ну и хорошо. Ну и ладно…

– Нехорошее местечко. – Высказался один из бойцов.

– Да, не хотел бы я тут оказаться один и без оружия. – Поддержал его другой.

Прочие промолчали. Тут как-то не тянуло ни громко говорить, ни смеяться.

– Эй, Аркан, смотри-ка!.. – Окликнул предводителя один из стражников. – Вот хорошо погуляли. Сейчас их тут приветят.

Аркан взглянул в ту сторону, куда показывал его коллега. Там из-за угла показалась колоритная троица. Двое тащили третьего, похоже, ужравшегося до поросячьего визга, и теперь еле перебиравшего ногами.

– Вот видите, друзья, как вредно не знать меры. – Назидательным тоном произнес Аркан.

В ответ раздались тихие смешки. Эта троица их не интересовала. Они искали двоих.

***

С появлением неожиданного помощника идти стало значительно легче. Можно было даже, не прерывая ходьбы, повернуть голову налево, в его сторону, и заговорить. Что Ратомир и сделал.

– Простите, а как вас зовут, – спросил он шедшего по другую сторону от Геркулания человека. Не то, чтобы ему это было нужно, но не спросить было бы невежливо. Так, во всяком случае, Ратомиру казалось.

– Пафнутий. – Отозвался тот.

– Очень приятно. А я – Ратомир.

– Ратомир? – Отозвался назвавшийся Пафнутием. – Ратомир… Что-то знакомое. А-а, вспомнил. Ты тезка здешнего наследника.

– Да нет, – смутился Ратомир, – я – это он и есть.

От неожиданности Пафнутий остановился, что, в свою очередь, стало неожиданностью для Ратомира, и они чуть не уронили раненого.

– Не по-о-онял!.. – Протянул Пафнутий. Это шутка такая? У вас, молодой человек, как я погляжу, развито чувство юмора. Молодец… Острить, в такой ситуации…

Он прищелкнул языком и покрутил головой, выражая свое изумление и восхищение самообладанием собеседника.

– Круто, круто!..

Они двинулись дальше. Через несколько шагов Ратомир негромко произнес.

– Вообще-то это не шутка.

– Хм-м… – отозвался Пафнутий, на сей раз не сбившись с шага, – если это все же шутка, то это уже не смешно. Это уже дурной тон. А если это не шутка, то что делает наследник престола в этих трущобах? Вас украли по дороге из нужника в опочивальню? А потом вы сбежали от злодеев?

Вопрос Пафнутия, в общем-то вполне естественный, смутил Ратомира. И, правда, ведь, попробуй кому-то объяснить, как они оказались в таком положении. Конечно, инициатором всего этого безобразия был Геркуланий, ну, а он – что? Кукла безмозглая? Или младенец? По возрасту он, Ратомир, уже должен отвечать за свои поступки. Так, во всяком случае, утверждает закон. Вот уже два месяца он считается совершеннолетним, с чем его торжественно и поздравляли недавно.

Ну что ж, попробуем объясниться, подумал он. Объясняться еще придется, вот и потренируюсь.

– Вот он, – Ратомир слегка кивнул в сторону своего почти родственника и недавнего собутыльника, – его зовут Геркуланий. Он король Эрогении. Он женится на моей сестре. Завтра должна быть свадьба. А тут мы случайно. Поехали в город и столкнулись с какими-то… – Ратомир запнулся, не зная, как назвать тех, с кем они дрались там, возле кабака. Бандиты? Хулиганы?

– А чего вас в город-то понесло? Накануне свадьбы?..

– Да так… – неопределенно ответил Ратомир. Действительно ведь: чего понесло?

Застонал снова впавший в забытье Геркуланий.

– Да-а… – протянул Пафнутий. – Похоже, свадьба может не состояться.

– Ничего. Все обойдется. У нас во дворце знаешь, какие лекари… Мертвого подымут.

– Мертвого? – С сомнением покачал головой Пафнутий. – Мертвого поднять трудно. Уж я-то знаю.

– А ты откуда знаешь? – Ратомир сам не заметил, как перешел на "ты" со своим собеседником. Да и трудно, согласитесь, соблюдать приличия и вежливость в такой обстановке. – Ты, вообще, сам-то кто такой?

– Я? Ну, я в аптеке работаю. Помощник провизора.

– А-а!.. Ну, тогда, понятно!

Видимо, Пафнутию в голосе Ратомира почудилась насмешка. А, может быть, и не послышалась. Во всяком случае, он почувствовал себя задетым и счел необходимым добавить:

– А так, вообще-то, я маг.

– Ого!.. – Удивился Ратомир, наверное, не меньше, чем Пафнутий, когда услышал, что он, Ратомир, наследник престола. – Ничего себе! Хотя…

– он на секунду задумался, – а-а!.. Я понял! Ты из цирка. Фокусник, да?

Пафнутий обиделся. Он знал, что здесь, в Амиране, в магию не верили. Разговоры про нее ходили, конечно, так, слухи всякие. Есть, мол, многое такое, что и не снилось нашим мудрецам. Но дальше кухонных баек за рюмкой чая дело не доходило. И даже сам дядя Маркус, который, как и Пафнутий, был родом совсем из других мест, оттуда, где магия, как раз, была вполне себе в обычае и никого не удивляла, даже он, пожив тут, стал относиться к ней довольно скептически.

Миране гордились своим здравомыслием. Вряд ли, живя среди них, можно было сделать карьеру волшебника. Вот и этот, Ратомир, тоже…

– Я не фокусник! – Гордо заявил Пафнутий. – Можешь мне не верить, но я самый настоящий маг. И если бы не стечение обстоятельств… Я закончил Высшие Магические курсы. – Счел необходимым добавить он.

– Ага!.. – Насмешливо отозвался Ратомир. – С красным дипломом.

– Нет. Вот диплома-то у меня как раз и нет. Иначе бы… Я же говорю – обстоятельства.

– Что, отчислили, как неуспевающего?

– Да нет, там другое. Долго рассказывать.

– Слушай, – Ратомиру пришла в голову блестящая идея, – если ты и вправду маг… Я читал в одной книжке… Ну, чего же мы тогда тащим его на руках? Ты же можешь это… левитировать. Ну, давай. А то я, по правде говоря, уже…

– Ага!.. Щас-с! Дай только, пальцами щелкну. Ты думаешь, это так просто? Законов природы никто не отменял. Я могу, конечно, с помощью специальных зелий, амулетов и заклятий провести ритуал и вызвать соответствующего духа. Могу подчинить себе его на время. И он отнесет и его и нас куда надо. Но ты же видишь, у меня ничего при себе нет. Так что… Извини, придется пока что так. Пешком.

– Ты знаешь, – подумав, отозвался на эту тираду Ратомир, – я, почему-то, ничего другого и не ожидал. Ладно…

***

Двое возникли из ниоткуда, из тьмы, словно те самые духи, про которых говорил Пафнутий, и в существование которых не верил Ратомир. Кто их только вызвал? Какой волшебник?

– Хо!.. – Радостно прохрипел один. – Какая встреча!

– Гоп-стоп, парни, мы подошли из-за угла… – добавил второй.

В руках у них были ножи, знакомый блеск лезвий которых разглядел Ратомир.

– Вы бы нас пропустили, – обратился он к грабителям в тщетной попытке воздействовать на то разумное, доброе и вечное, что в них должно же было присутствовать. – Вы же видите, наш товарищ ранен. Нам нужно успеть его донести, пока он не умер.

В ответ эти порождения преисподней радостно расхохотались.

– Ты, малыш, видать, не отсюда родом. Не знаешь здешних порядков. Тут бесплатно нельзя ходить. Придется купить билет!

– Секи, Бес, – толкнул говорившего локтем в бок второй, – секи, какой на нем клифт роскошный, мама моя!.. Да и у второго прикид ништячный. Загнать, так неплохо подымемся.

– Точно, ребятки, кладите-ка своего доходягу на землю, да скидайте шмотье. Да побыстрее чухайтесь! Некогда нам тут…

Ратомир беспомощно оглянулся на Пафнутия. Все же тот, вроде, постарше. Но тот стоял, опустив голову. Похоже, толку от него было…

– Ну, что? Так и будем стоять?! Шустрее, цуцики!

– Сейчас. – Неожиданно отозвался Пафнутий. – Сейчас все будет. Ратомир, давай прислоним его к стенке.

Ратомир подчинился, куда ж деваться!..

Они подтащили Геркулания к стене дома и аккуратно посадили его на тротуар, стараясь сделать так, чтобы он не упал.

– Вот так, – произнес Пафнутий напряженным голосом, – а теперь – билет.

Он вскинул правую руку в сторону бандитов, стоявших шагах в трех от них.

– Держи!

Ратомир растерянно взглянул на него, не понимая, что он хочет делать. И тут же отчаянный вопль, раздавшийся с той стороны, где стояли эти двое, заставил его изменить вектор своего внимания. Голова одного из этих горела, а он сам подпрыгивал и махал руками, пытаясь сбить пламя. Второй остолбенело стоял и смотрел, похоже, он впал в ступор. Тут первый, с факелом вместо головы, дернулся, видимо в попытке побежать, споткнулся, и упал, продолжая корчиться и орать, правда, уже тише.

Зато заорал второй, должно быть, несколько пришедший в себя. Он заорал и метнулся прочь, мигом сгинув в породившей его тьме.

Ратомир шагнул туда, где, конвульсивно дергаясь, елозил по мостовой горящий. Что он хотел? Помочь? Спасти? – Бог знает, но Пафнутий удержал его, ухватив за руку.

– Ты чего?

– Так, это… – сформулировал свои, не до конца понятные самому себе, устремления, Ратомир.

– Оставь. Хрен с ним.

– Так он же…

– Ну и плевать! Давай-ка, лучше, взяли…

И они, взвалив так и не пришедшего в себя Геркулания, на свои, отнюдь не богатырские, плечи, поплелись дальше, оставив догорать несчастную жертву среды, тяжелого детства и социальной несправедливости.

Первое время они шли молча. Потом Ратомир не выдержал:

– Что это было?

– Ну, ты же сам видел, – усмехнулся Пафнутий, – фокус-покус.

– Нет, правда, как ты это?..

– Ну, как я тебе объясню, если ты не веришь в магию? Давай договоримся, что это все тебе показалось. Иллюзия!..

– Ага!.. А этому, там, тоже показалось? И все еще кажется, да?

– Ну, это вряд ли. Уже, наверное, не кажется. Я думаю, он уже того…

Ратомир вспомнил, как горел тот, о котором сейчас со смешком высказался Пафнутий, как летели искры, словно брызги, от его волос, как трещало там что-то, сгорая. Что? – кожа? волосы?.. Да, наверное, он уже и вправду – того…

***

Эти трое, один из которых грузным кулем волочился между двумя своими приятелями, сохранившими еще способность передвигаться на своих двоих, увидев всадников, остановились. Потом один из них, передоверив ношу своему товарищу, отлепился от остальных и, чуть не бегом, поспешил к страже.

Чего ему надо? Аркан, на всякий случай, развернул коня навстречу. И вдруг!..

Вдруг раздалось сразу несколько восклицаний, удивленных, недоуменных и радостных. Аркан вгляделся попристальней. Что-то сверкнуло на темном лице подбегавшего. Черт побери! Да это же… Да это же были очки!

5

Все смешалось в доме царя Бенедикта. По его бесчисленным лестницам, коридорам, анфиладам бежали в самых разных направлениях люди с озабоченными, растерянными и перепуганными лицами. Они временами сталкивались друг с другом и, порой даже не извинившись, разлетались в стороны, как шары в бильярде, продолжая свое стремительное движение. Те, кто знал, куда ему бежать, находились, безусловно, в предпочтительном положении относительно всех остальных, которые бежали, захваченные общим движением, сами не зная, куда.

В этом было что-то стихийное, что-то, сродни катастрофе вселенского масштаба. Что-то, напоминающее, если кто видел, пожар в женском отделении городской бани.

Центр этого тайфуна находился в громадном вестибюле дворца. И, как и положено тому быть, там было спокойно. Там, на содранном с чьих-то плеч плаще, лежал Геркуланий. Вместо подушки у него под головой было нечто, тоже откуда-то сорванное, сложенное, скомканное – то ли плед, то ли занавеска, то ли портьера, в общем, черт его знает, что.

На этот момент Геркуланий был самым спокойным человеком во всем этом огромном муравейнике. Он был без сознания, и если чем и нарушал тишину, то это только хриплым, неровным дыханием. В нескольких шагах от него стоял сам Бенедикт, крепко держащий за плечи Принципию. Принципия, в общем-то, уже перестала вырываться, и теперь стояла спокойно, но, судя по бледности лица, сама готовая провалиться в глубокий обморок.

Рядом стоял Ратомир. Тоже бледный, уставший до изнеможения, он с глубоким удивлением ощущал сейчас в себе полное равнодушие ко всему, происходящему вокруг. Он сделал все, что мог и все, что должен. Теперь пусть суетятся другие.

Молча стояли Шварцебаппер, Салам рядом с Гриппиной, Сусалина, Бунимад, Сердеция и даже Урлах, смотревший, правда, больше на жену, чем на лежащего перед ним короля Эрогении. В отдалении стояли пятеро стражников, доставивших Геркулания с Ратомиром во дворец. Аркан тихо что-то говорил подошедшему к ним начальнику стражи. Должно быть, рассказывал о перипетиях поиска. Где-то за стражами притулился и Пафнутий, до которого сейчас никому не было никакого дела.

Вот он и здесь, – думал Пафнутий, – вот оно, место, куда он так стремился. Он тут и, к сожалению, это ничего не значит. И это понятно. Ну, не до него сейчас. Да, он помог этому Ратомиру – и впрямь, однако, наследнику престола. Но не идти же сейчас, требовать себе награды за это. Хотя, это было бы и правильно, потому, что потом будет не до него, а еще потом его просто забудут. Стража, вспомнив свои обязанности, вежливо вышвырнет его из дворца. И опять все сначала. Да, конечно, он не оставит своих попыток. Он снова будет пытаться записаться на прием к монарху. Сейчас это будет сделать труднее – он уже истратил свой шанс, сделал попытку и, увы… Теперь надо будет искать новые подходы. Ох, как же это все надоело! Вся эта, с позволения сказать, жизнь…

***

Бенедикт стоял и смотрел, как медленно вздымается грудь лежащего перед ним человека. А больше он, при всей своей абсолютной власти, ничего не мог сделать. За лекарями уже убежали. Перевязку Геркуланию гвардейцы сделали еще там – там, где его нашли. Кровь остановили, хорошо, что их учат обрабатывать такие раны. Это полезное знание. Молодцы. Надо будет наградить.

Сердеция стояла спокойно. Ей случалось видеть умирающих – а в том, что перед ней человек, готовый предстать перед Единым, ей было очевидно, – она видела таких, и не раз, и это ее не трогало. А волновало ее совсем другое. Она повернула голову и взглянула на мужа. Ишь, пялится! Ну, вот и хорошо. Оказывается и такая дрянь может очень даже пригодиться. Она чуть подвинулась и коснулась Урлаха локтем. Заглянула ему в глаза и улыбнулась. Увидев, как он зарделся – ну, просто как гимназистка, она улыбнулась еще приветливей.

Вот сейчас, – думала она, – помрет этот… Жаль, конечно, красивый был мальчик. Вот бы с кем согрешить, ну, да чего уж теперь… Умрет, и освободит трон этой своей Эрогении. Не сказать, чтобы это было что-то такое уж лакомое, но все же, все же… Кто сядет на опустевшее место? Мать у этого Геркулания еще жива, старая клуша, но она-то вряд ли. Зато у нее есть братишка – герцог как-его-там… э-э-э… Гордонский, кажется. И он, говорят больше времени в Эрогении проводит, чем в своем герцогстве. Да и что ему там, в этой своей нищей Гордонии делать? На медведей охотиться? А тут, между прочим, вот он, рядом стоит, от счастья млеет – сын сестры отца Геркулания, двоюродный брат называется, чем не законный претендент на трон?

И она ласково положила свою мягкую ладошку на руку Урлаха.

***

А вот Куртифляс был сейчас никому не нужен. И правда, кому нужен шут на похоронах? Ну, пусть еще не на похоронах, пусть пока только у ложа умирающего. Ну и хорошо, ну и ладно! Ему же, Куртифлясу, легче. Солдат спит – служба идет.

Итак, служба шла, а сам Куртифляс стоял спокойно рядом с оберлакеем, только что пославшим своих подчиненных за лекарями. Сейчас в облике шута, даже не смотря на его идиотский костюм, не было ничего шутовского. Напротив, рядом с пожилым и важным начальником всех дворцовых лакеев и горничных стоял уже тоже немолодой, но сохранивший фигуру, человек с серьезным, умным, совсем не смешным лицом. Свой дурацкий колпак Куртифляс снял и держал, скомкав, в руке, зажав бубенчики так, чтобы они не звонили. При нынешних обстоятельствах это было бы совсем некстати.

В свои молодые годы оберлакей служил в армии и, соответственно, участвовал в войнах. Это был опытный человек, видевший кровь, смерть и раны. И вот, с высоты своего опыта, он говорил стоящему рядом Куртифлясу:

– Посмотри, как он дышит. У него явно перерезана жила, идущая к сердцу и питающая его жизненной силой. Сейчас сердце сжигает остатки тех запасов, что у него были. Они скоро кончатся, сердце остановится и душа покинет его. Потому что душа должна постоянно обмываться потоками свежей крови. И, если ее лишить этого притока, то…

– Да, похоже на то, – согласился с ним Куртифляс, – но, может, еще не поздно? Сейчас придут лекари, сделают что-нибудь. У нас же хорошие лекари. Вон, Панкратий – вообще ученик самого Могулия Городецкого.

– Хм… – скептически покачал головой многоопытный оберлакей, – боюсь, что тут и сам Могулий ничего бы не сделал. Если бы еще сразу… А так… Крови он много потерял к тому же.

***

Послышались шаги, голоса и мимо говорящих быстро, почти бегом прошествовали Панкратий и Генис – два дворцовых лекаря, окруженные свитой помощников, несущих баулы, кофры, стальные короба и стеклянные сосуды. Похоже, придворная медицина явилась во всеоружии.

***

Принципия стояла, прижав руки к лицу. Она просто не в состоянии была смотреть на то, как жизнь покидает это распростертое перед ней тело. Это могучее, живое, такое родное тело, чьи прикосновения она помнила до сих пор. Господи! Неужели никогда больше… А он как будто предвидел… Нет, нет… Господи, сделай так, чтобы он не умер! Да, он будет долго болеть. Пусть. Я буду его сиделкой. Я не отойду от него. Я буду ухаживать за ним, и постепенно он поправится. Мы будем гулять с ним по парку. Я буду держать его под руку. И он снова станет таким, как был – сильным, смелым, красивым. Мы пройдем с ним через это, клянусь! И мы будем любить друг друга. Долго, всю жизнь. Боже, ну, пожалуйста, пусть он только не умрет!

Тянулись бесконечные минуты. Ничего не происходило. Только дыхание Геркулания становилось все более тяжелым и неровным. Только с каждым ушедшим в прошлое мигом надежды становилось все меньше. Она утекала, эта надежда, как кровь из раны. И с последней каплей крови неизбежно иссякнет и она.

Вдруг что-то изменилось вокруг. Всколыхнулся застывший мертвый воздух, словно все, стоящие рядом, разом облегченно вздохнули. Где-то вдали раздались шаги. Шаги были быстры и многочисленны. Принципия открыла глаза. Ее потянули за руку – что такое? Она оглянулась. Круг, в центре которого лежал Геркуланий разорвался. Люди отходили, освобождая пространство. Отец тянул ее за руку, и она отошла тоже.

Подбегала команда лекарей. Ну, слава богу! Ну, наконец-то!

Теперь лежащего окружали люди в черном. В отличие от тех, чьи места они заняли, медики не стояли, опустив руки и головы. Медики действовали, и действия их были четки и слажены. Первым делом они развернули принесенные с собой ширмы, отгородившись от праздной и бесполезной толпы. Властный голос из-за ширм громко произнес:

– Света сюда! Больше света!

И тут же кто-то сорвался с места, куда-то побежал и вскоре там, за ширмой стало светло и даже ярко. Потом потребовалась вода. Горячая и холодная. И опять побежали. Остальным оставалось смотреть на силуэты, двигающиеся на полотняных стенках этой импровизированной операционной.

Никто не расходился. Все ждали, ждали молча, кто с надеждой, кто с любопытством. Народу становилось все больше. Подошли и встали обособленной кучкой приближенные Геркулания. Они были мрачны. Сейчас решалась и их судьба. Даже фрейлины не перебрасывались шутками, что было совсем на них не похоже. И только оттуда, из-за ширмы, раздавались невнятные голоса. Что там сейчас происходило?

***

Пафнутий смотрел на происходящее, отойдя подальше от всех прочих. Никому не было до него дела, ну, и слава богу. Пафнутия сейчас обуревали достаточно неприятные мысли. Он понимал, что спасти этого Геркулания не удастся, как там ни бьются лекари. Скорее всего, они тоже понимают это. Вот если бы… Но это невозможно! Да, соединить бы его умения с умениями этих лекарей. Но слишком еще несовершенно его владение магическим мастерством. Слишком многое ему нужно для того, чтобы хотя бы просто помочь во время операции: поддержать ритм сердца, облегчить боль, вернуть силы уставшему хирургу, наконец. Но для этого ему необходимо привести себя в нужное состояние. А для этого потребны соответствующие зелья. А их еще надо приготовить. А потом, с помощью специально обученных ассистентов, постепенно вводить себя в то состояние, в котором только и можно чувствовать токи той силы, которая способна поддержать чью-то жизнь или уменьшить боль.

Да, пока он может только так. Может быть, лет так через сто непрерывной практики, он сможет, как иные профессора, как тот же бен Салех, например, приводить себя в нужное состояние за считанные минуты. Ну, а пока, извините… Это вам не огоньком стрельнуть и не тучки разогнать.

Вспомнив старого учителя, Пафнутий вспомнил невольно и то, как уходили они тогда из уже объятого огнем здания. Как цеплялся почтенный учитель за все вокруг – за тяжелый лабораторный стол, косяки дверей, как вырывался из рук, крича: "оставьте меня! Я не хочу жить!". А он, Пафнутий, с упорством муравья, волокущего в муравейник здоровенную гусеницу, отцеплял его неожиданно сильные руки и тащил, тащил… А Брют, его товарищ, в это время лихорадочно собирал книги, какие-то старые тетради, просто листы пергамента, валявшиеся по всему кабинету учителя, и запихивал, запихивал в попавшийся под руку мешок. А дым уже разъедал глаза, и неизвестно было, проскочат они по коридору, или там уже пламя. И что там будет на улице – схватят? Не схватят?

Да, выжили тогда как-то. И безо всякой магии. Какая уж тут магия, тут только крепкие руки, да крепкие нервы, да еще немного удачи.

А потом, при их расставании, когда ему, Пафнутию надо было налево, а учителю с Брютом дальше прямо, бен Салех обнял его и наконец-то сказал: "спасибо!". А потом потребовал у Брюта, чтобы тот развязал мешок, вытряхнул на сухую траву все его содержимое и, после долгих поисков, нашел, наконец, то, что искал – ту самую потрепанную тетрадь. И вручил ее Пафнутию со словами:

– Вот, это все, чем я могу отблагодарить тебя. Бери. Здесь много того, чему не учат на наших курсах. Того, чего уже почти никто не знает. Это знание у нас веками передавалось от отца к сыну, и больше никто не имел права знать это. Там есть страшные вещи. Но и они бывают иногда полезны. Ты посмотришь и сам поймешь, что из этого стоит использовать, а что нельзя. А что нельзя, но, в некоторых случаях, можно.

А еще он сказал:

– Ты только не бросай это дело. И береги себя. Если тебя не убьют, из тебя со временем получится сильный колдун.

Эта тетрадь! Ах, эта тетрадь с зашифрованной мудростью и знаниями древнего, уже почти исчезнувшего народа. Наверное, сейчас он, Пафнутий, был единственным на всей земле хранителем этих древних знаний. И что ему дало владение этим сокровищем? Кроме долгих ночных часов, проведенных за расшифровкой рецептов вызывания духов, злых духов, теперь, видимо, навсегда свободных – некому их потревожить там, в их сумрачном обиталище. Он знал теперь, например, как наслать мор на целое племя. Зачем это ему? Или как уничтожить единственный источник, дающий жизнь оазису в пустыне. Как наслать саранчу. Как пробудить давно уснувший вулкан. Как призвать огромную волну из глубин океана, чтобы она поглотила, смыла к чертям какой-нибудь город. А это ему зачем? Да, ему не нравится Миранда, но не настолько же…

Но кроме многочисленных способов лишения жизни и имущества себе подобных, был там один рецепт. Тоже, как и все остальные, весьма сомнительный, но вот сейчас… Как там сказал учитель? Вообще – нельзя, но в некоторых случаях можно.

А что если сейчас как раз такой случай и есть?

6

Четверо полицейских, сотрудников патрульно-постовой службы: сержант с капралом и двое рядовых – Петров и Сидоров, сидели на лавочке во внутреннем дворике распивочной "Хмельной Заяц" и потребляли "Жулевское пенное".

***

После недавней героической погони, так странно и бесславно закончившейся, они почувствовали себя уставшими. Продолжать нести службу в таком состоянии было, по меньшей мере, безответственно.

– Уф-ф!.. – Первым подал мысль Сидоров, смахивая со лба выступившую испарину.

– Да, уж… – поддержал товарища Петров.

Он снял с головы форменный кивер и стал им обмахиваться.

Искра рождает пламя, правильная и вовремя высказанная мысль рождает действие.

– Надо бы где-нибудь… – капрал вопросительно взглянул на сержанта. Тот, по причине темноты, взгляда не заметил, но общий ход мысли уловил.

– Тут, кажется, "Заяц" неподалеку. Отдохнем полчасика.

– Так закрыто уже. – Засомневался капрал.

Сержант неодобрительно посмотрел на сомневающегося подчиненного – спорить? С ним?!. – Но тот, видимо, по причине все той же темноты, не обратил на это внимания.

– Там сторожем дед Банзай, – счел возможным пояснить идею сержант. – Сосед мой. Мы с ним порой вместе на охоту ходим. На зайцев. Он нас запустит. Ну, и угостит. По кружечке – можно.

***

– Как же это мы, а?.. – Подал голос Сидоров, поставив наполовину опустевшую кружку на дощатый стол.

Он был еще молод, наивен и думал, что силы добра в лице полиции всегда должны выходить победителями.

– Ну-у… – развел руками Петров, предварительно тоже поставив кружку.

Он был опытнее и понимал, что от поражений никто не застрахован. Что и попытался в столь лаконичной форме донести до товарища.

– Нет, ну ведь уже почти схватили! – Не унимался Сидоров. – Ведь ему ж там деться было некуда.

– Значит, кто-то его там ждал. – Глубокомысленно заметил капрал. – Ждал и открыл ему дверь.

– Это что же?.. – Удивился Петров. – Значит, у него были сообщники?

– Хм-м… – подал голос сержант. – Конечно! И вот что я подумал. Это же какой район? Это же вам не трущобы. Это же вам не Грошовка какая-нибудь. Тут живут солидные люди. Даже, порой, и аристократы встречаются. Значит, это не мелкий воришка какой-нибудь.

Он глотнул пива и обвел соратников внимательным и серьезным взглядом.

– Это больше похоже знаете, на что? – Он сделал интригующую паузу. – Такие люди ерундой не занимаются. Это, наверняка, был заговорщик!

– Ух, ты!.. – былое разочарование сменилось восторгом, и Сидоров, сгоряча влив в себя слишком много сразу, поперхнулся и закашлялся.

– Ну, ты скажи!.. – Проницательность командира восхитила Петрова. От полноты чувств он даже покрутил головой. – Это же надо же!.. А ведь и верно.

– Ну да, ну да… – задумчиво произнес капрал. – Заговор, ясен пень!

– Это ясно, что заговор. – Сержант был серьезен, как и полагается ответственному человеку и руководителю. – Заговор – это само собой! Вот что за заговор? А не они ли наследника похитили с этим, как его…

– Да наверняка они! – Подхватил мысль капрал. – Там их, наверняка и держат!

Истина, внезапно открывшаяся им во всей своей гениальной простоте и неоспоримости, поразила великолепную четверку. Некоторое время они сидели молча, придавленные огромностью и величием выпавшего на их долю жребия. Нет, ну это надо же: вот так, за полчаса, за кружкой пива раскрыть чудовищный заговор, направленный на самую основу существования государства. И что же теперь, когда они все знают, делать? Как донести, не расплескав по дороге, это, известное только им, знание. И как сделать так, чтобы потом, когда заговорщики будут схвачены, а пленники освобождены, не забыли и их – скромных стражей порядка и законности, тех, кто, собственно говоря, все и раскрыл?

***

Как уже было сказано, десять отрядов дворцовой стражи были распределены между десятью районами огромного города. Кому какой район достанется решали даже не по жребию. Кого куда генерал послал, тот туда и поехал. Этому вот отряду район достался тихий, спокойный, скучный и, как думал его командир, малоперспективный.

Командовать отрядом выпало лейтенанту по фамилии Гаад. Известная фамилия среди Лапаландских баронов, издревле заселивших север Амирана. Все предки лейтенанта были воинами и рыцарями, и никакого другого пути в жизни, как стать воином и рыцарем, у него просто не было. Вот только снискать воинских лавров у Гаада пока не получалось. Поздно он попал в армию. Кончились к тому времени все войны, некогда начатые отцом нынешнего монарха, новых же Бенедикт, по непонятным причинам, затевать не стал. И оказался честолюбивый лейтенант у разбитого корыта. И коротал он время жизни в роли адъютанта у того самого генерала, которого недавно перевели на должность начальника дворцовой стражи – службы, безусловно, почетной, но крайне скучной.