Текст книги "Москву ничем не удивишь"

Автор книги: Сергей Ермаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Как только предателя Захожина высадили из «Лексуса» и разговаривать захотелось. Владик, который был изрядно пьян, ожил и стал толкать уснувшего Спичкина локтем. Но Матвей никак не будился.

– Лихо мы их, сделали, а? – радовался пьяный Владик. – А умно как, вообще!..

– Владик, угомонись, – посоветовала Татьяна, – напился водки, так не шуми, а полежи, поспи лучше, как Матвей. Вон он не орет, спит себе мирно.

– Можно подумать я по своей воле напился, – ответил Владик, – я напился от вашего имени и вашему поручению. Вы же меня сами вместе со Спичкиным послали этого водителя КАМАЗа напоить до бесчувствия. А сами попробовали бы шофера перепить! Шоферы – это ж самые крепкие на спиртное люди. У нас в поселке есть один шофер, так он прямо с утра пол-литра выпивает и за руль садится. Без пол-литра, говорит, я дороги не вижу! Хорошо еще, что этот водитель снеговоза стаканами водку хлестал, потому что на халяву уксус сладкий! А мы со Спичкиным по половине, а если бы я столько выпил сколько он, я бы помер уже давно! Матвей, ты не умер случаем?

Он толкнул радиоведущего локтем. Тот застонал во сне. Спичкин был жив, только говорить не мог, потому как не привык столько спиртного употреблять.

– Куда поедем теперь? – спросила Татьяна.

Краб ничего не ответил, пока он не решил что делать дальше, как раз сейчас он это обдумывал. И тогда снова вступил в разговор Владик.

– Сестренка, а у тебя что всего одна квартира в Москве? – спросил он. – При твоей известности должно быть пять квартир и еще дом в придачу. Было бы у тебя много квартир, было бы и нам где отсидеться.

– Мне одной квартиры как-то хватало до сегодняшнего дня, – ответила Татьяна, – потому что ни от кого прятаться и бегать не приходилось. Дом мой за городом не достроен, да и всё равно – туда не поедешь, вычислят и припрутся. Сейчас любая информация продается. В студию тоже не поедешь, там тоже найдут. Да и не отсиживаться нам надо, а что-то предпринимать, чтобы выбраться из неприятной ситуации, в которую мы все попали.

– А как выбраться-то? – спросил Владик. – Я ж говорил, не убегать надо было от кафе, а когда Насосова люди из машины своей полезли, а битой их по башке, по башке, раскроить им всем черепа, как капусту!!! И Хорьковского зря около клуба бросили, когда ему Матвей рожу забрызгал, надо было его забрать с собой, убить и закопать в лесу. Вот тогда и не было бы никаких проблем у нас.

– Кровожадный ты какой-то, – ответил Краб, – потенциальный маньяк.

– Нет, я не маньяк, я добрый, – возразил Владик, – но просто как иначе? Вот для примера когда я в поселке свинью режу, я злой или добрый – скажите?

Никто ему не ответил, потому что все посчитали вопрос риторическим, а Владик ответа и не ждал, сам ответил:

– Для свиньи, которую я режу, я само собой злой, да. А для людей, которым я режу их живность на сало и мясо – я очень добрый, потому что беру меньше всех в поселке за убой. Вот и получается, что это смотря для кого я добрый, а для кого злой.

– Ты, Владик, теорию относительности Эйнштейна когда-нибудь читал? – спросила Татьяна.

– Не, не читал, – ответил Владик, – я как-то к иностранцам не очень. Я больше русских авторов уважаю. Носова вот люблю «Незнайка на Луне» и еще мне сказки нравится читать. Правда давно не читал, времени не было. При чем тут чтение, я говорю, что это как на охоте – если ты зверя не добил, то он сам тебя порвет. Да даже свинью центнеровую режешь – надо с одного удара, иначе может как рвануть – по стенке размажет!!!

– И Хорьковский и Насосов, конечно, свиньи, в этом я с тобой согласен, – сказал Краб, – но всё-таки при этом они люди и весьма влиятельные в Москве. Поэтому, если свинью из твоего поселка рязанского Пятки уголовный кодекс не защищает никак, то Хорьковского, Насосова и их телохранителей закон очень даже как защищает. Мы итак уже с вами делов наделали уголовно наказуемых. Хорошо еще, что такие люди, как Насосов и магнат наш в милицию не любят обращаться, своими силами такие вопросы решают, а то бы на нас уже давно вся московская милиция объявила охоту.

Владик, услышав знакомое слово, быстро переключился с одной темы на другую и начал рассказывать:

– А я на охоте один раз чуть насмерть не погиб. Как-то весной еще до армии пошел я в одиночку со старой одностволкой на охоту в лес. Долго ходил по лесу, никого не видел, зашел далеко и повезло мне. Гляжу – кабан роет рылом яму, меня не чует – ветер на меня дует. Я прицелился из кустов и ему в бочину – бабах! Дым развеялся, думаю он упал и лежит! Гляжу – мамочки, а он бежит прямо на меня! А мне куда? Я на дерево полез, винтарь даже выронил. Ранил я кабана, а он взбесился. Подранок самый опасный зверь. Схватил он ружье зубами и приклад грызет, только щепки летят. Зубищи огромные. Я думаю – ну, блин, хана мне – ему ж дерево свалить – раз плюнуть, корни подроет и дерево упадет, а он мне кишки распорет, вепрь. Сижу я час, два, кабан ружье бросил, стал корни подрывать. Я уже с мамой и с папой простился, всё, думаю, отбегался. И тут вдруг откуда ни возьмись медведь, худой с зимы и злющий. Он бы мимо прошел, ему до наших разборок дела не было. А кабан увидел его, да от боли и злости кинулся прям на него. Вот и стали они кувыркаться, рев, визг стоит, грызут друг друга почем зря. А я смотрю на эту драку с дерева и от страха шевельнуться не могу. Потом сообразил, что надо слезть, да ружье поднять. Слез я, ружье схватил и наверх. Сунул патрон с самой крупной дробью в ствол и сижу, жду. И что думаете – задрал медведь кабана, а потом нос поднял наверх и нюхает, меня почуял. Тоже разозлился, мало ему кабана – надо меня еще с дерева скинуть! Гляжу косолапый – на дерево задумал лезть, пасть открыл, рычит, а я ружье вниз опустил, да ему прямо в пасть к-а-ак бабахнул. Он и повалился замертво. Вот у меня шкура дома на полу лежит до сих пор и кабана мы жрали целый месяц…

Владик закончил свой рассказ и оглядел слушателей с достоинством бывалого охотника. Краб спросил к чему он всё это рассказал, а Владик ответил, что ни к чему, просто так вспомнился ему такой случай из жизненной практики. Пока Владик рассказывал свою историю, они уже почти к Москве и подъехали. Спичкин в полусне всхлипнул, проснулся, подскочил, позеленел и резко закрыл рот рукой. Татьяна глянула в зеркало заднего вида, повернула руль и остановила машину на обочине. Матвей вылетел пулей – плохо ему было от выпитой водки.

– Слабак, – сказал Владик, наблюдая за тем как полощет Матвея, – а он еще нашего Пяточинского самогона не пробовал. Там вообще вырви глаз, как наварят из чего ни попадя, стакан первачка заглотишь – и упал без ног…

Татьяна повернулась к Владику и спросила:

– Значит, говоришь медведь кабана драл, а ты смотрел с дерева кто кого одолеет?

– Ну, так и было, – ответил Владик, – клянусь, я тебе говорю, у меня шкура дома лежит на полу. Вот поедем к нам и увидите сами.

– Так я вам вот что хочу предложить, – сказала Татьяна, – нам тоже надо как-то стравить Хорьковского и Насосова, как медведя с кабаном, пусть они со своими головорезами друг друга рвут на части, а мы пока что на их драку со стороны посмотрим!

– Легко сказать, – возразил Краб, – может статься и так, что они наоборот объединят свои усилия против нас. Например, если бы кабан с медведем в лесу могли договориться, то Владик бы тогда не истории из личной жизни нам рассказывал, а удобрял бы рязанский лес своими останками. Но если медведь с кабаном договориться не могут, то Хорьковский с Насосовым – запросто.

– Я знаю что надо сделать, – сказал, подходя к машине, бледный, как смерть Спичкин, – как их стравить. Когда меня люди Хорьковского везли убивать в багажнике с мешком на голове, они чуть не столкнулись с другой машиной, из той машины выскочили какие-то люди и застрелили телохранителей Хорьковского. Я слышал два выстрела, а потом видел убитых людей магната и еще видел как уезжала грузовая «Газель», из которой убили телохранителей Хорьковского. Нам надо как-то «слить» эту информацию Хорьковскому, что это именно люди Насосова якобы постреляли его телохранителей. Начнут разбираться, Насосов сейчас на взводе из-за проколов, при разборках он вполне вероятно нахамит Хорьковскому, магнат тоже на нервах, хамства не потерпит. В результате между ними возникнет ссора и они начнут драться между собой.

Матвей Спичкин даже и сам не подозревал насколько метко он попал в точку и его предположение не просто недалеко от истины, а истиной и является. Но ведь этого пока что никто не знал.

– Идея хорошая, – согласился Краб, – но невыполнимая. Как мы забросим Хорьковскому эту дезинформацию?

– Пусть Владик позвонит жене Хорьковского и расскажет, что он случайно узнал, что это люди Насосова на него охотились, – посоветовал Матвей, – а она ему передаст.

– Лучше уж ты позвонишь магнату сам и скажешь, что ты узнал людей, которые стреляли в телохранителей магната, – предложил Татьяна, – так оно будет достовернее выглядеть.

– Но я то никогда не видел людей Насосова, – возразил Матвей.

– Но Хорьковский-то этого не знает, – сказала Татьяна, – может быть, ты в шкафу прятался у меня в квартире, пока люди Насосова Алмаза пытали. И теперь, чтобы Хорьковский тебя больше не преследовал и не убил, ты решил рассказать ему о том, кто убил его людей. По-моему, всё логично, магнат не может не поверить.

– Слышь, а за что тебя хочет убить этот Хорьковский? – спросил Владик.

– За то что я узнал, что у него маленький пипин, – ответил Спичкин.

Повисла небольшая пауза после чего спросила уже Татьяна:

– А каким образом ты об этом узнал?

Тут и до Владика дошла суть вопроса и он на всякий случай отодвинулся от Матвея подальше. Но Спичкин вкратце обрисовал ситуацию и диалог, который произошел между ним и магнатом в гараже за распитием коньяка.

– Он сам сболтнул, а потом меня же за это приговорил, – закончил Матвей, – а вы что подумали?

Ему никто не ответил, Татьяна повернула голову к отцу и спросила:

– А ты что думаешь по поводу нашей идеи?

Краб, до того слушавший диалог молодежи молча, решил, что и ему пора сказать свое веское слово. И он посоветовал:

– Не считайте противника глупее себя. И Насосов, и Хорьковский тертые калачи, закаленные беспределом девяностых и нынешним диким рынком. Они не верят на слово никому, верят только фактам, да и то с оглядкой. Мы попытаемся их стравить, а они разберутся во всем и объединят усилия против нас. Надо думать, выход из ситуации не рождается сразу.

Татьяна немного обиделась на отца, что он зарубил её идею, ей она казалась полной совершенства. Никто из них не знал, что план, который они только задумали осуществить еще непонятно каким образом уже давно начал работать, принося свои плоды.

Глава 19  Содом и Гоморра

***

В клинику к Хорьковскому прибыл его личный секретарь Громберг вместе с супругой Викторией. Они сразу же по прибытии на место поспешили в кабинет врача, но не нашли там магната и им сказали, что он пошел в палату на втором этаже навестить певца Алмаза. Когда Виктория и Громберг поднялись на второй этаж и вошли в палату Алмаза, они увидели, что Хорьковский таскает за ухо по всей палате визжащего певца, а доктор, не решаясь вмешаться, что-то тоненько пищит про нежные музыкальные уши Алмаза, которые могут случайно оторваться.

– Где они? – холодно допрашивал певца магнат, дергая музыкальное ухо в разные стороны. – Где мне их искать?

– Не знаю, я не знаю… – верещал Алмаз.

Увидев жену и секретаря на пороге палаты, Хорьковский отпустил ухо Алмаза и пояснил свой поступок, вытирая руку о штанину:

– День рождения у певца вот сегодня, мы пришли с доктором его за уши потягать.

Алмаз схватился за свое красное вытянувшееся, как у осла ухо и тихо заскулил. Виктория подошла к мужу, осторожно прикоснулась пальцами к перевязке на голове. Магнат отдернул голову и отступил назад.

– Больно, милый? – сочувственно спросила она.

– Больно, – ответил Хорьковский, – очень больно!

– Может быть, тебе лучше прилечь? – спросила она.

– Не лучше, – ответил он, – мне не лучше, я знаю. Выйдите пока все отсюда, посидите у доктора в кабинете, я сейчас закончу поздравлять певца и к вам спущусь.

– Может быть хватит его поздравлять? – спросила Виктория. – У него итак уже ухо красное. Как он на сцену будет выходить?

– Я попросил всех выйти отсюда!!! – еще раз повторил Хорьковский.

Виктория повернулась на тонких каблучках и пошагала к выходу, за ней доктор, а последним вышел Громберг. Магнат футбольным ударом пнул Алмаза под зад и сказал негромко:

– Мне нужен этот половой гигант Владик сегодня же. Мне нужна певица Татьяна, её отец, мне нужен Матвей Спичкин. Я знаю, что ты знаешь где их искать! И ты мне скажешь, где их искать, иначе я прикажу отвезти тебя в зоопарк и скормить тебя гиенам. Я как раз их спонсирую гиен в зоопарке.

– Я честно не знаю где их найти, – чуть не плача, ответил Алмаз, – если их нет у Татьяны дома, то я и не знаю…

Лицо Хорьковского приобрело выражение каменной статуи, глаза брызнули холодом и Алмаз понял – его точно убьют, если он не напряжет мозги.

– Я знаю, я вспомнил, – торопливо заговорил он, – нужно разыскать Захожина – продюсера Татьяны, он точно знает где находятся все, кого вы ищете. Я знаю адрес Захожина, я вам все расскажу.

Магнат выслушал Алмаза и, похоже, остался доволен его ответом.

– Ладно, сиди пока тут и не вздумай бежать, – приказал он, – хотя тебе вряд ли удастся убежать – везде моя охрана.

Он повернулся, пошел к выходу из палаты, взялся за ручку двери, но не вышел, остановился на пороге, медленно повернул голову через плечо назад и спросил негромко:

– Ты только что видел мою жену Викторию… Ты уверен, что это именно она сидела у Владика на коленях, ты не обознался?

– Да, это была она, – ответил Алмаз, – я не обознался…

Хорьковский с силой толкнул ручку двери, стремительно вышел в коридор и стал спускаться по лестнице, на которой его перехватил секретарь с лицом готовым к поручениям. Магнат привык, что этот человек всегда оказывался рядом, если магнату нужно было ему что-то сказать.

– Мне нужна новая личная охрана, – начал диктовать Хорьковский, – не наши московские, им я уже не верю, они слабаки. Звони в Штаты в наш филиал, пусть пришлют сегодня же американцев из нашего заокеанского офиса, тех самых, морскую пехоту, пусть выберут лучших из лучших. Я должен быть уверен в своей безопасности. И чтоб немедленно же они сели в самолет.

– Будет сделано, – кивнул Громберг и попросил выслушать его тет-а-тет.

Хорьковский остановился в небольшом фойе с фикусами, повернулся к секретарю. Тот вполголоса доложил, что сопоставил некоторые факты, которые выловил в эфире и из этих фактов нарисовалась любопытная картина.

– Что за картина, что ты мне ту образами заговорил?

– Известно, что наших людей убили пассажиры грузовой «Газели», – ответил Громберг, – а через полчаса в соседнем районе грузовая «Газель» загорелась и взорвалась. Мне показалось логичным предположить, что это была одна и та же «Газель».

– В Москве тысячи «Газелей», – ответил магнат, – зачем киллерам поджигать «Газель», если её достаточно просто бросить. Тем более общеизвестно, что при покушениях киллеры используют угнанный транспорт. И что нам это даст, если это будет одна и та же «Газель»? Она же сгорела!

– Да, но Алмаз, который находился во время пожара в фургоне уцелел, – продолжил гнуть свою линию Громберг, – и согласитесь, странное место для известного певца – фургон грузовой машины. Ладно бы лимузин или джип, а то что Алмаз оказался в таком странном месте уже вызывает подозрение. И он может знать кто находился за рулем машины из которой предположительно выскочили киллеры.

– И что ты думаешь менты до этого не додумались? – спросил Хорьковский.

– Думаю, что додумались, – ответил Громберг, – но у них очень неповоротливая система. От идеи до принятия решения проходит очень много времени – протоколирование, согласование с начальством, совещания, а порой когда дан приказ действовать – уже и действовать поздно.

Магнат призадумался и понял, что его секретарь как всегда прав. Хорьковский повернулся кругом и снова быстрым шагом пошел в палату Алмаза. Певец стоял возле зеркала и разглядывал своё красное ухо, торчащее, словно локатор. Хорьковский подошел к Алмазу и схватил его за второе, здоровое ухо, и повернул так, словно заводил старинные часы с маятником. Алмаз заскулил, рухнул на колени.

– Кто находился в кабине «Газели», которая взорвалась? – спросил магнат. – Почему ты ехал в фургоне, куда тебя везли?

– В кабине был Вдовиченко, начальник службы безопасности господина Насосова, которому я должен денег два миллиона долларов!!! – сразу же сознался Алмаз. – Меня поймали и везли к Насосову!!!

– Это люди Насосова убили моих людей на перекрестке? – спросил магнат, продолжая истязать Алмаза.

– Не знаю, я же ничего не видел, – ответил Алмаз, – я только слышал два выстрела, а потом мы ехали, потом еще один выстрел и машина загорелась!

– Менты тебя допрашивали по этому поводу? – спросил магнат.

– Нет, еще не допрашивали, – ответил Алмаз.

– Будут допрашивать – молчи! – приказал Хорьковский. – Скажешь, что неизвестные люди тебя затащили в фургон, вывезли и пытались сжечь! Понял? А этого Насосова я самолично найду и с него спрошу по полной программе!!! Где его искать?

– Я все расскажу, я вам буду помогать во всем, только отпустите моё ухо!!! – взмолился Алмаз.

Магнат разжал пальцы, Алмаз торопливо отполз в сторону. Оба уха у него стали приблизительно одинаковыми – красненькие такие, как помидоры и большие торчащие в разные стороны.

– Жди меня здесь, «чебурашка», – сказал магнат, – мне нужно поговорить с женой, а после я за тобой вернусь.

Он повернулся и вместе с преданным секретарем вышел из палаты. Алмаз не выдержал – по его лицу покатились слезы. Он вспомнил как мама в Ростове уговаривала его молодого не ехать в Москву, в каменные чужие джунгли, где злые нравы царят, где всякое может случиться. А он не послушался, поехал и вроде как даже достиг огромных успехов – им весь Ростов гордится теперь и вот оно как повернулось с ног на голову – попал Алмаз в самый эпицентр криминальных событий из которого выбраться целым один шанс из миллиона.

****

Матвей Спичкин после своего предложения стравить «медведя с кабаном» – Хорьковского с Насосовым залез обратно в «Лексус» и захлопнул за собой дверь машины. Татьяна завела внедорожник, нажала на газ и тронулась с места, влившись в поток автомобилей на дороге тянущийся к Москве. Спичкин уселся поудобнее и спросил как бы сам у себя:

– А как же я сам теперь буду? Вы забыли все, что ведь с меня подозрения в убийстве Эли так и не сняли. Меня же, если поймают менты, то посадят в тюрьму.

– Не переживай, тебя раньше убьют, чем в тюрьму посадят, – успокоил его Владик.

– А тебя кастрируют, – ответил ему Спичкин.

– Заткнулись оба! – приказал им Краб, повернувшись. – С этой минуты я ввожу строгую воинскую дисциплину в нашем маленьком подразделении. Я командир, вы – солдаты, мой приказ для вас закон! Чтобы выбраться из дерьма, в которое мы с вами дружно влезли, нужны дисциплина и порядок. Иначе мы проиграем. У тебя Владик в армии какое звание было?

– Гвардии ефрейтор, – ответил Владик.

– Отлично, а у тебя? – обратился к Спичкину Краб.

– Я вообще не служил, – ответил Спичкин, – по состоянию здоровья…

– Ха-ха, доходяга, – издал ржачный звук Владик.

– Разговорчики в строю!!! – строго прикрикнул на него Краб. – В таком случае ты Матвей будешь рядовым!

– А я? – спросила Татьяна.

– А ты медсестра! – вставил своё слово неугомонный Владик.

Краб стремительным, едва заметным движением влепил Владику по лбу оплеуху. Тот втянул голову, отодвинулся подальше от Краба и пробурчал:

– У нас в армии за рукоприкладство наказывали…

Но Краб на его жалобу не обратил внимания, а продолжил:

– Татьяна будем моим заместителем по воспитательной работе. Перейдем к делу. До того как я приехал к клубу «Мухомор», где на вас напал Хорьковский, мне удалось выяснить, что в ночь убийства к жене Матвея приходил любовник. А кто такой этот любовник может знать один человек – косметолог Эли по кличке Кика. Мы с Матвеем предполагали, что Кика – это женщина, а оказалось, что он вроде мужчина, но практически женщина.

– Как это? – не понял Владик.

– Голубой он, – подсказал догадливый Матвей.

– Да, верно, – кивнул Краб, – голубой. У меня есть визитка Кики и информация, что Катрин, подруга Эли, должна ему сто долларов за сеанс косметирования или как он там называется и пока что деньги она ему не отдала. На этом мы с вами и сыграем. Матвей позвонит Кике и скажет, что он хочет передать ему от Катрин сто баксов, узнает куда и когда можно подъехать. Он договорится о встрече, а там уж дело техники.

– А чего мы сейчас среди ночи что ли будем этому Кике звонить? – зевая поинтересовался Владик. – Нормальные люди в такое время спят, это только нас черти носят.

– Наоборот настоящие тусовщики в такое время только из клубов начинают расходиться, – возразила Татьяна, – если нам номер Кики прямо сейчас набрать, то можно и договориться о встрече. Давайте, прямо сейчас звоните!

Она вытащила из кармана мобильный телефон Захожина и отдала назад Матвею. Радиоведущий имел большой опыт общения с аудиторией слушателей, поэтому поговорить по телефону с незнакомцем ему не составляло большого труда. Дозвонился сразу и выяснил, что Кика действительно не спит, а тусуется в клубе. Разговорившись, Матвей сказал, что видел Катрин вечером и что она просила его срочно передать Кике сто баксов.

– О, как это кстати, – обрадовался Кика, – я как раз сейчас нахожусь на мели, мне даже нечем оплатить заказ в баре. А вы на машине? Не могли бы вы подвести мне деньги в клуб «Гей-зер»? Вы знаете такой клуб?

– Конечно, знаю, – ответил Матвей, – я даже сам не раз там бывал. Хорошее заведение. Буду у вас через час-полтора. Как мне вас найти?

– А меня здесь все знают, – игриво ответил Кика, – спросите у бармена…

Матвей попрощался с косметологом и протянул телефон Татьяне.

– А ты чего в этом «голубом» клубе-то делал? – подозрительно спросил Владик у Спичкина на всякий случай отодвигаясь от него подальше.

Он еще не забыл за что магнат Хорьковский хотел убить Спичкина, поэтому подозрения в неверной ориентации с него не снял.

– Новогоднюю вечеринку я вел в этом клубе как-то пару лет назад, – ответил Матвей, – работа у меня такая – работаю там, где платят. И нечего на меня так таращиться со своими подозрениями!

Владик таращиться перестал, отвернулся к окну, а Матвей поспешил переменить тему.

– Войти-то мы с вами в клуб войдем, – сказал он, – Кику тоже найдем, но будет ли он с нами разговаривать по поводу Эли? В заведении метод «звездукции», который Краб применяет не пройдет, там охрана серьезная, да и зачем нам лишний шум поднимать? Надо как-то выманить Кику из клуба, например, пусть Владик Кике сто баксов якобы от Катрин отдаст, а потом предложит подвести его до дома на своей машине.

– Я-а-а? – засипел от возмущения, как дырявый баян, Владик. – Да я вообще в этот клуб не зайду вообще ни ногой!!! Я этих педиков крашеных на дух не переношу! Я ж их там поубиваю всех! Вот сам ты и иди!!! Умный какой, меня посылает! Это твое дело, сам его и расхлебывай!!!

– Я бы пошел, – ответил Спичкин, – но я человек в Москве известный, меня узнают, пойдут кривотолки. И внешность у меня на данный момент непрезентабельная – физиономия вся разбитая мужем твоей любовницы Хорьковским. Поэтому вряд ли со мной этот Кика захочет кататься по ночной Москве. А ты у нас мачо, дамский любимец, таких как ты мускулистых парней из провинции в этом клубе любят, вот ты и соблазнишь Кику.

Владик побагровел от гнева и только железный взгляд Краба не позволил ему двинуть Матвею по физиономии. Он стал отпираться:

– Я не смогу с пидарасом разговаривать, меня вырвет!!!

– Он не пидарас, а «голубой», – сказал Матвей.

– А какая разница? – спросил Владик.

– А разница в том, – начал пояснять Матвей, – что приходит как-то к психологу мужчина и говорит, мол, доктор, мне кажется я «голубой», а психолог его спрашивает – а вы батенька кто по профессии – модельер одежды или художник? Тот – нет, мол, не модельер и не художник. «Ага, вы – артист или музыкант», – говорит доктор. Нет, отвечает тот, я не артист и не музыкант, я водитель грузовика. «Ну, тогда, – говорит доктор, – никакой вы не «голубой», а самый настоящий педераст!». Вот тебе и вся разница.

– А ведь всё-таки придется тебе идти, Владик, – вмешался в разговор Краб, – у тебя больше чем у нас всех шансов вывести из клуба Кику. Ты самый привлекательный из нас. Я имею в виду присутствующих здесь мужчин. И ничего зазорного в этом нет, считай, что тебя наше подразделение отправило в разведку в лагерь неприятеля. Вспомни историю. Думаешь, разведчику Штирлицу легко было общаться с фашистами, когда его Родина воевала с врагом, кушать немецкие сосиски, давиться немецким пивом, вспоминая наше «Жигулевское». И ничего он крепился и не прокололся ни разу. Раз уж мы одна команда, давай тогда друг за друга горой, а не делить – это твоё, это моё, мы все сейчас по уши в болоте и должны друг другу помогать, иначе не выберемся.

Владик Краба уважал, потому помолчал какое-то время, насупился, сопя в две ноздри, подумал, почесал голову, потом поднял глаза и выдавил из себя:

– Ладно, я согласен пойти туда, но помните – мне будет очень нелегко…

*****

Владик скрепя сердце зашел в клуб «Гей-зер». Из зала доносилась негромкая музыка, посетители уже расходились от гардероба с любопытством поглядывая на хорошо сложенную фигуру Владика. Увидев замешательство нового гостя к нему подошел парень в кожаной жилетке, одетой на голое тело и кожаных тонких обтягивающих штанах.

– Привет, сладкий, – поздоровался он, – кого ищешь?

– Кику, – еле-еле выдавил из себя Владик.

Владик чувствовал себя так, как будто его целиком засунули в банку из-под шпрот.

– А-а, – разочарованно протянул парень в кожаной жилетке, – Кика сидит у стойки, вон он…

Парень показал Владику спину, над которой возвышалась коротко, почти под ноль, стриженая голова человека в меру худощавого. Владик на негнущихся ногах прошел по залу, чувствуя как на него пялятся оценивающе из-за столиков десятки глаз, подошел и подсел рядом с Кикой, оказавшемся существом неопределенного пола лет тридцати с подкрашенными глазами и помадой на пухлых губах.

– Привет, Кика, вот тебе деньги от Катрин, – сказал Владик и положил на стойку бара сто долларов, который до этого сжимал в кулаке.

Мятая и влажная от ладони Владика бумажка распрямилась на стойке бара, словно потягиваясь после долгого сна. Владик старался не смотреть в глаза Кике, пытался не прикасаться к нему, ему вообще по внутреннему ощущению казалось, что то, что он сейчас делает – ляжет несмываемым пятном позора на его безупречную биографию.

– Спасибо за денежки, – ответил Кика, забрал купюру, сунул её усталому бармену и спросил, – как там Катрин поживает?

– Ничего, нормально, трудится, – ответил Владик.

Он понятия не имел о том чем занимается Катрин и Краб не успел ему ничего рассказать. Но на счастье Кика Катрин больше не поинтересовался, зато поинтересовался самим Владиком.

– А ты натурал? – спросил он, потягивая через трубочку цветной коктейль.

– Это в каком таком смысле? – спросил Владик, глядя прямо перед собой.

– Натурал ты, я вижу, – ответил Кика, – не наш, не здешний. Да ты расслабься, мы не кусаемся и приставать к тебе я не буду. Почему-то вы все, натуралы, считаете, что мы только и ждем, чтобы на вас наброситься.

– Это… слышь… я на машине… приехал… – начал стрелять междометиями Владик. – Могу тебя до дома подвести… если хочешь…

– А-а, я всё понял, – улыбнулся Кика, – сто баксов от Катрин это просто предлог, чтобы со мной познакомится. Натурал решил попробовать сладенького?

И тут Кика совершил не позволительную ошибку. Он своей мягкой ладошкой и шаловливыми пальчиками ласково потрепал Владика за щечку, покрытою легкой щетиной…

… Краб, Татьяна и Матвей сидели в «Лексусе» напротив «Трех обезьян» и ждали возвращения Владика вместе с Кикой. Двери клуба распахнулись и два здоровенных бугая грубыми пинками вышвырнули оттуда Владика. Он пролетел метра три и свалился на дорогу, распластавшись на ней.

– Ну ни фига себе, – сказала Татьяна.

Матвей и Краб выскочили из машины, подбежали к Владику, подняли его подмышки и потащили к «Лексусу». Нос у Владика был разбит, он постанывал, поджимая ноги, видимо и по ребрам ему тоже досталось. Владика загрузили на заднее сидение, Татьяна дала ему свой носовой платок. Краб сел впереди, Матвей рядом с Владиком.

– Я говорил вам! – обиженно воскликнул Владик, когда пришёл в себя. – Не надо было мне туда идти! Этот Кика… он стал меня по щеке гладить пальцами, а потом языком сделал вот так… тут я не выдержал, просто взбесился, как залепил ему в табло, он с табуретки и слетел. И тут эти двое подскочили. Здоровые, черти, стали меня тащить и били по дороге. А потом выкинули на улицу!

– Ты что потерпеть чуток не мог? – спросил Матвей. – Подумаешь по щеке его погладили, так надо драку затевать было? Как мы теперь Кику достанем?

– Ненавижу!!! – бушевал Владик. – Поубивал бы их всех!

И тут Кика сам вышел, да еще не один, а в сопровождении тех самых амбалов, что выбросили из клуба Владик. Он подошел к красной спортивной машине «Феррари», которая пискнула и заморгала фарами при его появлении. Амбалы ждали пока Кика отъедет, караулили, поглядывая на «Лексус». Они наверняка видели в какую машину утащили только что выброшенного ими из клуба хулигана.

– Я пошел, действуйте по обстановке, – коротко приказал Краб, вышел из машины и направился к «Феррари».

Амбал преградил ему дорогу, поглядывая на Краба свысока. Краб с ходу врезал ему точно в солнечное сплетение, амбал ойкнул, согнулся, сложил ручки, похожие на две сардельки на груди и зашатался, пытаясь вдохнуть. Второй вышибала кинулся на Краба, но не успел ничего предпринять как получил короткий прямой удар в челюсть, прямо когда неустойчиво согнулся, потерял равновесие и завалился на дорогу. Кика, видя такое дело, торопливо юркнул в машину, мотор «Феррари» заработал, но и Краб успел открыть дверь переднего места пассажира, тоже плюхнулся в «Феррари», захлопнул дверь, повернулся к Кике и приказал:

– Езжай!!!

Кика торопливо нажал на газ, вырулил на дорогу и поехал вперед к трассе. «Лексус» тоже рванул с места, объехал, сигналя, катающихся по дороге вышибал из клуба и пристроился в зад «Феррари». Кика испуганно поглядывал на Краба и в зеркало заднего вида на страшный джип, который следовал за ними. Крабу пришлось приказать, чтобы на дорогу смотрел, а не крутил головой, а то так можно ненароком и врезаться.