Текст книги "Шутки богача"

Автор книги: Сергей Другаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава шестая

Прошло недели три – может быть, меньше, может быть, больше. Время на острове не тянулось, а словно плелось; совсем не так, как в других местах, где оно бежало и прыгало под бичом переворотов и войн, аварий и катастроф, землетрясений и эпидемий. Здесь не случалось ровным счетом ничего. Жизнь шла по заведенному распорядку: взводы охраны сменялись у пулеметов, техники копошились в мастерских, повара готовили, горничные прибирали, конюхи выгуливали лошадей, матросы драили палубу яхты. Утром, ровно в восемь, когда наступал конец дежурству Каргина, на маленькой площади, между почтой и кафе, встречались трое: мистер Балмер, вице-мэр, мистер Гэри, капитан “Дункана”, и Руис Акоста, просто капитан. Каргин мог разглядеть их в малый телескоп, стоявший в павильоне-обсерватории, но день ото дня ничего не менялось: три джентльмена выкуривали по сигаретке и отправлялись по боевым постам. Балмер шел в контору, Акоста – в штаб за зданием казармы, а Гэри неторопливо поднимался на борт, садился в шезлонг, снимал фуражку и снова закуривал – уже не сигарету, а сигару.

«Тоскливая жизнь у миллиардеровых слуг…» – думал Каргин. Но сам он являлся таким же слугой, качком-телохранителем, и близость к телу патрона тут ничего не меняла. Ровным счетом ничего, за исключением сна. Спал он днем, с девяти до трех, ночью дежурил, а в остальное время большей частью маялся от бездедья. Правда, платили за эту работу неплохо.

Спайдер выдал ему оружие – “беретту” последней модели под девятимиллиметровый патрон и десять запасных обойм. Кроме того, полагались нож, бронежилет, бинокль и различная амуниция, комбинезоны и шорты, шляпы и башмаки, ремни и подсумки, а также сотовый мобильник с памятью на тридцать номеров.

– Номера были уже внесены: первым шел телефон Альфа, вторым – врача, помощника Магуара и его вре:менного заместителя.

Жил Каргин, как все холостяки, в служебном флигеле, в двух просторных комнатах с удобствами, однако без роскоши, которой его побаловали на Грин-авеню. Ванна была, но не было кухни и личного бассейна, а также набитых одеждой шкафов и спальни с зеркалом на потолке; кровать оказалась самой обычной, не ложе “кинг-сайз” для любовных утех, а неширокая холостяцкая койка. Правда, были тут и другие постели, рассчитанные на двоих, однако не во дворце, в поселке. Каргин в них побывать не успел – с одной стороны, не жаловал профессионалок, с другой, еще не выветрилась память о Кэти. С ней не выдерживала конкуренции ни одна из местных сеньорит.

В поселке, кроме почты, кафе и четырех разнокалиберных лавчонок, имелась пара мест, где можно было поразвлечься. Рядом с казармой – не там, где находился штаб, а поближе к дороге – стоял салун, известный как заведение доньи Каталины Соль. В нем обслуживали девушки числом шестнадцать – чикитки, как звал их Спайдер; все – завербованные в Пуэрто-Рико и все на одно лицо: темноглазые, черноволосые, с кожей цвета кофе с молоком и пухлыми яркими губами. Каргин их пока что не различал и к близким контактам не стремился. Тем более, что донья Соль ориентировалась на публику попроще – солдат, аэродромных техников и моряков с “Дункана”. Пили у нее в салуне не пиво и вино, а ром и джин, и пили крепко; случались потасовки – но, по неписанному закону, без поножовщины и пальбы. Словом, то было место не для кабальерос, к которым по должности принадлежал Каргин.

Чистая публика облюбовала “Пентагон”, названный так не по причине пятиугольной конфигурации, а потому, что чикиток там было пять. Немного, но, с другой стороны, и холостых джентльменов насчитывалось лишь десятка два – охранники и старшие слуги с виллы, Гэри, Балмер, три инженера и, разумеется, Акоста со своими лейтенантами. Еще захаживал Стил Тейт, шеф-повар Халлорана, бывший сержант морской пехоты, невысокий и жилистый, с огромными ухватистыми руками. Но Тейту было под шестьдесят, и пиво занимало его больше девушек.

Стил Тейт, по словам Спайдера, тоже относился к “нашей компании”, куда входили, вместе с поваром и телохранителями, старший садовник, конюх и шофер, он же – личный камердинер босса. Какое-то время Каргин подозревал, что этих людей объединяет страсть почесать языки за кружкой пива, но данный вывод оказался слишком поспешным. Две силы, гражданская и военная, определяли порядок на Иннисфри, и их полагалось поддерживать в равновесии – так, чтобы мелкие ссоры и дрязги не нарушали покой или, не приведи Господь, не требовали королевского вмешательства. И Альф Спайдер, будто рессора на ухабистой дороге, гасил конфликты, судил, казнил и миловал, и узнавал о новостях из первых рук – что не мешало дружеским беседам и частым возлияниям. “Неглупый парень”, размышлял о нем Каргин, прикидывая, на какой попойке ему навесят роль осведомителя.

Первая неделя из истекших трех прошла повеселей – его водили по хозяйским апартаментам, по саду окружавшему дворец, и лесу на западном склоне горы. В теории эти места были ему известны по фотографиям и картам, но практикой тоже не стоило пренебрегать. Хотя бы из тех соображений, что он знакомился и с островом, и с людьми.

По дворцу и саду он бродил со Спайдером, тогда как обзор прилегающей местности был возложен на Тома и Сэмми. Крис, последний из телохранителей, в этом участия не принимал, так как они с Каргиным работали в противофазе – Крису выпало дежурить дневное время, с четырнадцати до двадцати. Это не огорчало Каргина. Крис Слейтер, угрюмый сорокалетний техасец, симпатий у него не вызывал и был к тому же на удивление неразговорчив, а если что и говорил, то понять его без переводчика было трудно. Согласные он проглатывал, гласные тянул и не имел никакого понятия о грамматике, так как обучался не в Принстоне и Йеле, а в подразделении техасских рейнджеров. Впрочем, как утверждал Спайдер, все недоумки от Аризоны до Арканзаса так говорят – мычат, как недоеные коровы на ранчо, зато стреляют с похвальной меткостью.

Экскурсия по вилле началась с осмотра первого этажа. Его северное крыло именовалось “гостевым”, но там же обитали Хью и Альф – пара вельмож, прописанных в королевских покоях. Все остальные Служащие жили во флигеле за скалой, напоминавшей медведя, и в возведенных для семейных пар коттеджах. (} южном крыле была хозяйская трапезная с дубовой мебелью и стенами, отделанными орехом, а дальше шел коридор, тянувшийся до самого флигеля. В него выходили двери холодильных камер, кухонь и кладовых – царство Стала Тейта, повелевавшего плитами, фризерами, посудомоечными машинами и троицей поваров, а кладовыми располагался колодец мусоропровода – прямой наклонный тоннель, пробитый в скале и уходивший вниз метров на триста, до мангровых зарослей и болот. Еще имелась в коридоре металлическая дверь под кодовым замком, ведущая к лифту. Лифт предназначался для спуска в убежище – иными словами, в автономный бункер под толстым, прочным и несокрушимые базальтовым щитом. Но поглядеть на это чудо Каргину не довелось. Его провожатый лишь помянул, что запасов в убежище хватит лет на тридцать и что внизу, с внутренней стороны кратера, есть несколько выходов с системой проложенных к ним тоннелей. Видимо, там находился целый лабиринт – катакомбы, в которых можно было отсидеться на случай ядерной войны или атаки из космоса; переждать беду в покое, тишине и, разумеется, с комфортом. Каргин припомнил, что планов катакомб в его компьютере – том, на котором он разрабатывал операцию захвата – не имелось, хотя не скрывалось, что такое сооружение есть. Видимо, эти планы были одной из государственных тайн Иннисфри, недоступной для простых телохранителей.

Великолепные залы и убранство второго этажа он осмотрел с полным равнодушием, проявив интерес лишь в библиотеке, продолговатом помещении, опоясанном по периметру балконом. Стен, если не считать гранитного камина, тут не было, а все пространство от пола до потолка занимали шкафы, забитые тысячами книг, журналов, атласов и видеокассет; посередине высился стол, на котором удалось бы разделать средних размеров носорога. Осмотрев все это богатство, Каргин сглотнул слюну и спросил, выдаются ли книги на дом. Скажем, любознательным телохранителям со склонностью к литературе. Спайдер изумленно воззрился на него.

– Книги? Зачем тебе книги, приятель?

– Картинки люблю разглядывать, – буркнул Каргин;

– Девочек?

– Нет. Морские пейзажи. Вздохнув, Альф почесал в затылке.

– Загадочная русская душа… Значит, морских пейзажей тебе здесь не хватает… Нормальные парни смотрят в “Плейбое” на голых девок, а вам подавай пейзажи…

– Ментальность у нас другая, – пояснил Каргин. – Семьдесят лет социализма, плюс изучение марксистско-ленинской теории… Это, знаешь ли, угнетает половой инстинкт.

– То-то, смотрю, ты на чикиток не прыгаешь, – ухмыльнулся Спайдер, но заходить в библиотеку разрешил.

Пентхауз с личными покоями Халлорана они осмотрели с особым вниманием, как два генерала, изучающих оборонительные рубежи. На эспланаду можно было подняться по лестницам с обеих сторон от верхней надстройки, делившейся примерно пополам: северная половина – для служебных дел, а в южной находились спальня старика, процедурная с кучей медицинской аппаратуры, гостиная и кабинет, в котором Каргин уже побывал. В процедурной днем дежурили врач или медсестра, а в служебной половине был оборудован аналитический центр с телетайпами, компьютерами, ксероксами и печью-сейфом, служившим для уничтожения документов и дискет. Здесь, с десяти до восемнадцати, сидели пять референтов-секретарей, трудившихся под недреманным оком тощего Хью; тут, среди мерцающих экранов и шороха бумаг, под торчавшей на крыше антенной, таился мозг халлорановой империи; тут решали, что продавать и что покупать, какие войны будут выиграны, какие страны обратятся в прах, где президенты сменят королей и где короли повесят президентов. Одно из немногих тайных мест, вершивших судьбы мира; магическая точка, где деньги, превратившись на миг в эскадрильи, флотилии и танковые корпуса, оборачивались еще большими деньгами.

"Гадючье гнездо, нора пауков”, – думал Каргин, разглядывая помещение с широкими окнами и вслушиваясь в мягкий шелест телетайпов. Он напоминал тот звук, с каким сухая земля сыпется в яму, скрывая под бурой своей пеленой и мертвых, и живых. Низко нависшие тучи, яма в горах, и люди с карабинами над ней… Африканская степь, свежеотрытый окопчик с торчащим вверх минометным стволом, визг налетающего снаряда… Гнилые заирские джунгли, чернокожий солдат, кургузый “узи” в его руках… “Все – отсюда”, – мелькнула мысль; все, что целилось в него и извергало огонь и смерть, явилось из этой комнаты, где окна были увиты зеленью и по компьютерным экранам неспешно и мирно скользили столбики цифр.

Впрочем, если не вспоминать о мрачных снах, это его не касалось. Сам он ничем не торговал и даже, на нынешнем своем посту, не убивал и не командовал солдатами; он был всего лишь стражем, охранником главной гадюки. Или паука… Тихое место, тихая жизнь на райском острове… Именины сердца, отдохновение души, отпуск с приличным содержанием… Счастье! Туз, да еще козырный!.. Странно, что выпал ему, а не кому-то из своих, поближе, из Калифорнии либо Техаса… Ну, что выпало, то выпало, и повода для огорчений нет. Даже утешиться можно: лучше ходить в телохранителях у Халлорана, чем у московских мафиози. Не говоря уж про Легион…

Служба и в самом деле была непыльной. Без четверти два Каргин натягивал комбинезон, брад бинокль, подвешивал к поясу нож, мобильник и две кобуры, с сюрикенами и “береттой”, затем, миновав коридор, ведущий к вилле, взбирался на эспланаду. Считалось хорошим тоном являться на пост заранее и покидать его не сразу, а лишь поболтав со сменщиком и обменявшись новостями, если таковые были. Каргин традицию не нарушал, хотя разговоры с Сэмми сводились к обмену сплетнями, анекдотами и спорам о преимуществах “магнума” перед “береттой”. Что до японца, то он к оружию был равнодушен и оказался гораздо более интересным собеседником, тонким ценителем и знатоком танка и хокку. С ним было о чем поговорить, и всякий утренний разговор имел продолжение – в дневной либо вечерний час, когда они бродили по склонам кратера.

Ночные дежурства Каргина не утомляли. Распорядок их был несложен:

Во-первых, ему полагалось глядеть в оба, а во-вторых каждые полчаса подходить к спальне и слушать, как дышит босс: если неровно и с хрипами – вызвать врача, если стонет – будить и действовать по обстановке. Еще – контролировать двери на лестничных площадках, пролетом ниже эспланады. При запертых дверях забраться в пентхауз мог только альпинист, что, в принципе, не исключалось; тогда обязанности были таковы: включить сигнал тревоги, стрелять на поражение и защищать хозяйскую спальню до последнего вздоха и капли крови. Помощь являлась через пару минут – Спайдер с остальными телохранителями и солдаты с седьмого блок-поста, расположенного рядом с виллой.

Однако ночи проходили спокойно, террористы-альпинисты Каргину не докучали и не мешали любоваться звездным небом, пальмами в подсветке ярких ламп и амазонской кувшинкой, дремавшей посреди пруда. Временами он подходил к павильону, заглядывал в телескопы – в большой, нацеленный в пространство, в безбрежную космическую даль, и в малый, глядевший на берег залива. Этот можно было двигать на треноге, рассматривать башню маяка, яхту, мол и освещенные фонарями коттеджи. Насколько он мог разобрать, там не происходило ровным счетом никаких событий и ничего не шевелилось, кроме антенны радара над третьим блок-постом.

Другим источником развлечений был кратер. Стоя над обрывом, Каргин всматривался в темноту и слушал, пытаясь угадать, кто там шелестит среди ветвей, шуршит, попискивает, булькает. Птицы?.. Крысы?.. Жабы?.. Помимо этого зверья, в манграх обитали ящерицы, жуки и бабочки, а в пещерах – летучие мыши, страшные видом, но безголосые и безобидные. Скорее всего, булькали жабы, а пищали и шуршали крысы, пировавшие на свалке – там, у подножия скал, под жерлом мусоропровода.

К джунглям у Каргина было двойственное отношение. В заирских лесах он поползал изрядно и полагал, что лучшего укрытия в мире не найти – в том случае, когда отступаешь и прячешься. Но при иных тактических задачах – к примеру, если приходилось выбивать из джунглей партизан – лес оборачивался не союзником, врагом. Прятал он хорошо, но ничего не отдавал. Вернее, был не прочь отдать, но по своей цене: трое за одного. В этом смысле из всех разнообразных мест, где воевал Каргин, лишь тайга могла сравниться с джунглями. Но в тайге войсковые операции не проводились. Максимум – рейд по чащобам, облюбованным контрабандистами, или облава на сбежавших зэ-ков, как в девяносто третьем, под Жиганском. Тогда убили Николая, его дружка – пуля из обреза разворотила затылок, крикнуть не успел…

Глядя во тьму, он прокручивал в памяти скорбный список погибших. Не столь уж длинный, однако и не короткий; и странным было то, что большей частью гибли “стрелки” не за бугром, в матушке-России. Друг Колька – в жиганских болотах, Валентин – в Чечне, Юра Мельниченко – в Карабахе, а Паша Нилин – в Дагестане, все трое – в девяносто пятом; потом погибли сразу четверо – в Москве, при невыясненных обстоятельствах.

Тянулось время, секунды ползли цепочкой змеек, вцепившихся в хвосты друг другу, потом небосклон начинал сереть, меркли колючие точечки звезд, и это было признаком рассвета. Старый Патрик просыпался без четверти пять, когда заря еще не занялась. Вставал он быстро, натягивал ярко-красный спортивный костюм, пил сок и, появившись на террасе, сухо кивал Каргину. В этот момент полагалось разблокировать двери. За одной из них уже переминался Спайдер – тоже в спортивном трико, но синего цвета, с изображением пумы между лопатками. Они спускались вниз, к скале, напоминавшей присевшего медведя, и тут Каргин минуты на три-четыре терял их из поля зрения. Потом фигурки возникали вновь – у тоннеля, откуда выныривал Нагорный тракт – и, шустро перебирая ногами, мчались к озеру и серому куполу второго блок-поста. Два километра в одну сторону, два – в другую. Разглядеть их в предрассветных сумерках было делом непростым, но тут помогал телескоп: десять минут Каргин мог любоваться на их затылки и еще пятнадцать – на лица. Возвращались бегуны помедленней, хоть признаков усталости у Халлорана не замечалось никаких.

Потом он плавал в бассейне, принимал душ, завтракал в компании Спайдера и Арады и ровно в шесть тридцать поднимался к себе. Время до десяти утра предназначалось для чтения; затем – ланч, работа с референтами до трех, обед и, если бизнес не поджимал, прогулка в парке, конный променад в окрестностях либо поездка на пляж, в Нижнюю бухту. Ужинал босс в восемь, а в десять ложился спать. Этот промежуток, по словам дежурившего вечером Сэмми, был посвящен изучению звездных небес либо картам. В большой телескоп Халлоран любовался величием Галактики, обозревая ее периферию и Млечный Путь, а играл неизменно в бридж, и партнеры его были неизменными – Хью Арада и Спайдер. Министры внешних и внутренних дел в негласной иерархии Иннисфри. Внутренние дела касались покоя и монаршей безопасности, а внешнее было одно – бизнес. Вероятно, тощий Хью разбирался в нем получше Бобби Паркера и был в халлорановой империи столь же весомой фигурой, как коммодор и финансовый гений Брайан Ченнинг. Во всяком случае, так представлялось Каргину, хотя с Арадой он не контактировал. Похоже, не контактировал никто, кроме патрона, Спайдера и подчиненных аргентинцу служащих. Судьба их была нелегкой: Арада казался человеком замкнутым, высокомерным и промороженным, словно бифштекс из мамонта, скончавшегося в ледниковую эпоху.

Таким же был и Халлоран. Сходство их характеров казалось почти мистическим и неслучайным; то ли старик подобрал Араду в процессе долгих поисков, то ли имелись иные обстоятельства и связи, тянувшиеся с тех еще времен, когда Халлорана назначили консулом в Аргентине. Во всяком случае, по возрасту Арада годился ему в сыновья, а медный отлив шевелюры Хью и серо-зеленые зрачки наводили на некоторые подозрения.

Случалось, старик был разговорчивей обычного – то вспоминал войну и годы, проведенных в Москве, бомбежки и артобстрелы, темное небо, гул самолетов, пронзительный вой сирен, то принимался расспрашивать Каргина о России и Африке, о службе и делах семейных. Как-то Каргин упомянул, что сам наполовину москвич, по бабке Тоне, непутевой переводчице. Но это, видимо, не интересовало Халлорана; кивнув, он погрузился в книгу.

Такие разговоры бывали не часто, но и не редко, раз в три-четыре дня. Какой-то закономерности в них не ощущалось; старик их начинал и обрывал по настроению, и темы тоже были случайными. Быть может, он просто нуждался в новизне, в каких-то собеседниках и людях, с коими стоит потолковать не о делах, не о бизнесе, а о чем-то совсем ином; вспомнить ли молодость и повздыхать о безвозвратно ушедшем, расслабиться, поспорить, расспросить.

Однажды, оторвавшись от книги, он ткнул костистым пальцем в берет Каргина:

– Зачем это носишь?

– Реликвия, сэр, – откликнулся Каргин. – Счастливый амулет.

– Ты веришь в такую чушь? Ну, и много принес он счастья?

– Много, и не только мне. Главное, сэр, я жив. И жив отец.

Берет был отцовским, прошедшим афганскую кампанию, ни разу не пробитым пулей, не посеченным осколками. Даже во время бомбежки под Сараевым его не задело, так что у веры Каргина имелись кое-какие основания.

Старик хмыкнул и принялся расспрашивать об отце – какого тот рода-племени, где и как познакомился с матерью, чем награжден и за какие подвиги произведен в генералы. Узнав о казачьем происхождении Каргиных, приподнял рыжую бровь, проскрипел:

– Казаки – из беглых каторжников? Изгои, разбойники и неплательщики долгов?

Судя по тону, последнее из этих преступлений казалось ему самым чудовищным.

– Можно и так сказать, – кивнул Каргин, – но время те долги списало. Время, честный труд и пролитая кровь…– он вдруг ухмыльнулся и добавил:

– В Австралии тоже живут потомки каторжан, однако народ вполне миролюбивый и приличный. Или взять ирландских эмигрантов… тех, что бежали в Штаты за неимением Дона, Кубани и Сибири… Те же казаки, изгои и разбойники… Разве не так, сэр?

Морщины на лице Патрика сделались резче, на висках вздулись и запульсировали синие жилки.

– Что ты знаешь об ирландцах, идиот? – каркнул он. – Ирландцы – великое древнее племя! Не выскочки-саксы и не славянские недоумки! Воины, не разбойники! – голос его стал глуше и тише, морщины разгладились. – Каждый ирландец – эрл, человек благородной крови… каждый, в ком есть хоть капля…

Внезапно старик смолк, потом, не глядя на Каргина, заговорил опять – резко, отрывисто, короткими рубленными фразами, будто с усилием проталкивая их сквозь узкую щель рта. То была сага о семействе Халлоранов – о пращуре, переселившемся за океан и сгинувшем в схватке с британцами, о Бойнри Халлоране, воителе и основателе ХАК, о Шоне и Кевине, ловких дельцах, и о самом Патрике, сорок без малого лет возглавлявшем семейный бизнес. Еще говорил он о том, что всякому делу нужен хозяин с твердой рукой и сильным духом; человек, который не ведает жалости и не боится крови, способный утвердить себя и отстоять принадлежащее ему богатство. Не только отстоять и сохранить, но приумножить! Ибо в богатстве – сила и власть, а они нуждаются в непрестанном приумножении. Таков их смысл в современном мире, где много разных сил и множество рвущихся к власти; поэтому сила, которую не растят, оборачивается слабостью, а власть, которую не умножают – потерей влияния и безвластием.

"Отстоять, сохранить, приумножить!..” – звучало в ушах Каргина грохотом артиллерийских залпов. Видно, тема была больной для Патрика, и что-то за всеми этими рассуждениями стояло – что-то конкретное, связанное с дальнейшим сохранением и приумножением.

"Бобби, наследник…– мелькнула мысль, – Любитель патронов большого калибра, больших машин и волосатых задниц…” Может, он не боялся крови, не ведал жалости, но вряд ли был человеком с твердой рукой, достойным своих ирландских. предков. Тех, что приумножали силу, богатство и власть уже второе столетие.

Глупец, фанфарон и самовлюбленный идиот, сказала Кэти… Видимо, были к тому основания, и старый Патрик знал о них. Может быть, знал и больше – скажем, о мишенях, в которые палят его наследнички.

"Сдохнет волк, и все достанется шакалам!” – не без злорадства подумал Каргин и, дождавшись паузы, пробормотал:

– Ваш племянник, сэр, мистер Роберт Паркер. Я познакомился с ним во

Фриско. Очень энергичный джентльмен и превосходный стрелок. Тверд во всех телесных членах.

Губы старика сжались, на впалых щеках заходили желваки. С минуту он сидел, уставившись в раскрытый на коленях фолиант, потом откинулся в кресле и прикрыл глаза. Веки у него были морщинистые, с редкими рыжеватыми ресницами.

– Порченая кровь…– донеслось до Каргина. – Порченая, в этом все и дело… кровь проклятого англосакса… деньги промотал и бросил дурочку с двумя щенками… Были б еще щенки породистые!.. Так нет… Каковы кобель, такие и его ублюдки…

Вероятно, речь шла о супруге Оливии, сестры Патрика, и данный отзыв не предназначался для чужих ушей. Подумав об этом, Каргин бесшумно выскользнул из комнаты и поглядел на часы. Без трех восемь…

Солнце уже поднялось над иззубренной восточной стеной кратера, безоблачные небеса сияли яркой лазурью.

На лестнице послышался шорох, затем возникла черноволосая макушка Томо Тэрумото. Быстрым скользящим шагом он приблизился к Каргину, сложил руки перед грудью, поклонился.

– Саенара, Том.

– Саенара, Керк-сан. Все спокойно?

– Спокойней не бывает.

– Как уважаемый сэр Патрик?

– Предается воспоминаниям. Думает об ошибках юности, и потому слегка раздражен.

– Не суди его строго, Керк-сан. Он стар, а у старости есть свои привилегии. И главная из них – право на понимание и жалость… – японец вздохнул и опустился на пятки у Деверей пентхауза. – Знаешь, был у нас поэт, Исикава Таубоку… хороший поэт, только умер совсем молодым.. говорил он так…– снова вздохнув, Том прищурился на солнце и прочитал:

Я в шутку

Мать на спину посадил

Но так была она легка,

Что я не смог без слез

И трех шагов пройти…

– Боюсь, это не тот случай, дружище, – возразил Каргин и, пожелав спокойной смены, направился к лестнице.

Бывали у них Патриком и другие разговоры, вращавшиеся не в личных, а, так сказать, профессиональных сферах. О том, как воюют в горах и пустынях, в лесах, болотах и городах; о новом высокоточном оружии, ковровых бомбардировках и тактике выжженной земли, об отрядах коммандос, способных заменить дивизию в локальной войне или акции устрашения; о системах космического базирования, орбитальных атаках и стратегических оборонных инициативах. Старик полагал, что грядет революция в военном деле, столь же необратимая, как в средние века, похоронившие меч и лук под грохот пушечных салютов. Но сейчас перемены вершились быстрей, прогресс поторапливал отстающих и недвусмысленно намекал, что время пороха проходит, что танк рожден не ползать, а летать, и что на ядерные арсеналы не стоит полагаться, так как пустить их в распыл вполне посильная задача для хитроумного противника. И, взбаламученный такими перспективами, уставший от революций, мир содрогался в предчувствии жутких истребительных чудес: пучковых, лазерных, микроволновых и даже психотронных.

Корпорации полагалось быть на уровне, чтоб конкуренты не обскакали. Само собой, всех конкурентов было желательно разорить или сделать партнерами, включив в империю ХАК под тем или иным предлогом – через слияние фирм, организацию дочерних предприятий либо создание пулов. Способ решающего значения не имел, коль соблюдалось одно условие: контроль за торговыми операциями осуществляла ХАК.

Что до торговли, то о ней у Халлорана были свои понятия. Однажды он изложил их Каргину в своем обычном лапидарном стиле; отрывистая речь лишь оттеняла четкость и логику формулировок.

– Там, где ты учился… в Рьязани…– “Рязань” он произнес правильно, чуть смягчив на первом слоге. – В Рьязани тебе говорили, что прогресс вооружений раскручивает контрадикция между снарядом и броней?

– Говорили, сэр, – подтвердил Каргин. – Противоречие как стимул развития…

Снаряд пробивает броню, и значит, необходимо разработать новый сплав и новую защитную конструкцию. Такую броню не пробить, а это ведет к созданию нового снаряда. Потом – брони… Процесс циклический и бесконечный. Будто дебил пересчитывает пальцы, не в силах остановиться.

Последнюю фразу старик пропустил мимо ушей.

– Торговлю движет аналогичный стимул, – заметил он. – Вот персы и арабы… У арабов – танки. Продай персам орудия и жди, пока арабы не лишатся танков. Тогда продай им вертолеты и снова жди…– Патрик сделал многозначительную паузу. – Жди, пока персам не понадобятся “стингеры”. Продай их. По самой высокой цене. Когда задет престиж, денег не считают.

– Продано! – Каргин хлопнул ладонью по колену. – Пушки, вертолеты, “стингеры”… Что дальше, сэр? Бомба? Эйч-бомб, которая делает громкий “бум”?

Чтоб не осталось ни персов, ни арабов?

– Не правильный ответ. Арабы и персы-рынок, а рынки нужно оберегать. На вертолетах и “стингерах” ресурсы воюющих истощены, а третья сторона, – Халлоран ткнул себя пальцем в грудь, – получила законную прибыль. Враги должны примириться, а мы – освоить новый рынок. Индия и Пакистан, Эфиопия и Эритрея, Вьетнам и Камбоджа, Китай и Вьетнам…

Он смолк, будто давая время поразмыслить над сказанным.

"К чему это?.. – думал Каргин:

– К чему все эти разговоры? Больше, чем

Разговоры – поучения… Может быть, – мелькнула мысль, – служба моя – лишь этап на пути к каким-то иным занятиям, более ответственным, чем дежурства у дверей хозяйской опочивальни?. Но к каким? Все-таки предложат заменить Акосту? Или даже Спайдера?”

Это соображение казалось ему нелепостью. Тут, на Иннисфри, Спайдер был свой, кадр проверенный и преданный; такого не заменяют в одночасье, тем более – российским наемником. Опыт их тоже разнился, ибо глубоких познаний в новом своем ремесле Каргин не имел. Его задачи до недавних пор были совсем другими: не охранять, не защищать, а нападать.

Через день или два он сговорился с Томо Тэрумото прогуляться к Нижней бухте. Там Каргин еще не был и не присутствовал при купаниях Патрика. Они совершались трижды в неделю под медицинским присмотром, с четырех до шести, когда дежурил Крис. Кроме телохранителя и врача, в сопровождающую свиту входили Спайдер и Гарольд Симе, шофер и личный камердинер. У каждого были свои обязанности: врач наблюдал, чтоб пациент не перегрелся, Крис и Спайдер сторожили и страховали, Симе держал наготове апельсиновый сок и полотенце. Машина тоже была на нем – за исключением случаев, когда купанья совмещались с конными прогулками.

Но Каргин и Том отправились в бухту на своих двоих.

Путь туда был недалек и нетруден, как все остальные дороги на Иннисфри:

Пара километров по Нагорному тракту до озера и еще полтора – до смотровой площадки, повисшей над Лоу-Бей. Здесь они остановились, чтобы передохнуть и оглядеться; день выдался знойный, и налетавший с моря свежий бриз приятно холодил разгоряченную кожу.

Перед площадкой, выложенной базальтовыми плитами, тракт разветвлялся:

Направо, вдоль побережья, шла дорога к Первому блок-посту, налево змеилась лента серпантина, ведущего к бухте и пляжу. Пляж был искусственным. Дальний берег разлома в кратерной стене очистили от камней, засыпали песком и насадили пальмы, но за истекшие десять лет волны и ветер слегка подпортили картину. Песок частично смыло, а остальной перемешался с ракушками и водорослями; ветер поразбойничал в пальмовой роще, принес семена кустов и трав, бросил на землю, полил дождями, и пальмы теперь сиротливо жались средь буйной и дикой зеленой поросли, смыкавшейся с чащобой мангр. Дальше, метрах в пятистах от рощи, внутренняя стена кратера осыпалась, похоронив деревья под гигантскими глыбами, и Каргин, рассматривая этот пейзаж с высоты, мысленно назвал его Хаосом.

Не просто хаосом – Хаосом с заглавной буквы. Тут вздыбленная земля перемешалась с древесными пнями, вулканической пемзой и щебнем; над ней торчало воинство каменных глыб, будто покосившиеся монументы на разоренном кладбище, а у их подножий зияли щели и ямы, трещины и овраги – голые, бесплодные или заросшими колючкой и ядовито-зелеными столбообразными кактусами. Шеренга утесов причудливых форм подпирала Хаос с моря; одни из них напоминали полуразрушенные башни и стены крепостей, другие – динозавров, прильнувших к почве или поднявшихся на дыбы, грозивших лапами с обломанными когтями. Самая высокая из этих скал была похожа на ступенчатую пирамиду майя: четыре террасы в трещинах и выбоинах, осыпь, казавшаяся издалека проложенной к вершине лестницей, зев пещеры под нижней террасой, а наверху – огромный плоский камень, точно жертвенник для пленника-гиганта.