Текст книги "Опознай живого(изд.1976)"

Автор книги: Сергей Абрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– С тобой не пью.

– Вчера же пил.

– Пил с Сахаровым в порядке участия в одном спектакле, а с Гетцке не буду. Сейчас антракт.

Он залпом выпивает свою рюмку, откидывается в кресле и дружески улыбается – по-моему, даже искренне.

– А все-таки ты мне нравишься, Гриднев. Всегда нравился. Потому я тебя в гестапо и не изувечил. Красоту твою пощадил.

– Брось заливать. Гнусно ты все рассчитал, но хитро. Многие бы завалились, если б я не ушел.

– С Тимчуком ушел?

– С Тимчуком.

– Я так и думал. И Галку предупредил?

– Конечно.

– Наутро мы к ней пришли – пусто. Тут я и понял, что ты меня переиграл. С уважением, между прочим, понял. Вот и ты играй с уважением.

– А я не играю. Я работаю.

– Это ты так начальству говоришь. Попугай ты, Гриднев, хотя и полковник. А может быть, и полковник потому, что попугай. Ничего до сих пор не понял.

Он допивает коньяк и долго молчит, закуривая свой “Филипп Моррис” обычным волошинским манером. Я не могу сдержать улыбки, которую он, впрочем, не замечает. Нет, не стальные нервы у бывшего гауптштурмфюрера, и ржавеет железо его легенды. И предупредительную телеграмму Сахаровой послал, и со мной поиграл, и что-то еще, наверное, придумает. Ну, а моя задача ясна: ждать. Время пока работает на меня.

И снова насмешливые искорки у него в глазах. Может быть, уже и придумал еще что-то. Нет, не придумал – просто расставляет по местам шахматные фигурки.

– Спать еще рано, – говорит он, – да и не заснем мы с тобой, пожалуй. Лучше отвлечемся – сыграем партию. Шахматы не выпивка – к дружбе не обязывают.

… Партию я проиграл. В шахматы он по-прежнему играет лучше меня.

Батуми

ПОСЛЕ ШТОРМА

Просыпаюсь поздно. Шторм, разыгравшийся к утру, задержал теплоход в пути. Уже одиннадцатый час, а мы еще только на подходе к Батуми.

Да и заснули вчера поздно – Галка и сейчас посапывает, – проспали и первую и вторую смену завтракающих. Сказался ночной разговор до хрипоты, до нервного возбуждения. Вернулся я из бара около полуночи, а Галка уже поджидала меня. Даже не в каюте, а на диванчике у лифта, охваченная неясным предчувствием чего-то более значительного, чем шахматные забавы в пути. Впрочем, она и не ошиблась.

Когда я рассказал ей все, очень подробно рассказал, со всеми своими ощущениями и психологическими мотивировками, она тотчас же сделала вывод:

– Напуган. Смертельно напуган.

– А может быть, все-таки играет? Риска он не боится.

– Риска? Чем же он рисковал, скажите на милость? Что ты узнал его – он заметил; что работаешь в КГБ – догадался. В маске или без маски, он все равно для тебя Пауль Гетцке, не убитый, приспособившийся и близкий к разоблачению. Ничем он не рисковал, глупости! А мотивировка– липа. Из тщеславия, дань инфантильности! Чистейшей воды липа. Ты же сам учуял подтекст: напуган. Открыл карты для того, чтобы ты их открыл. Авось проговоришься, обмолвишься, намекнешь, а уж он-то безошибочно прочтет и намек и обмолвку. И еще раз просчитался твой гестаповский покерист: карты ты придержал. И он понимает, что ты их придерживаешь, волчьим своим чутьем понимает. Вот ты подтвердил ему, что на превентивный арест не пойдешь, так, думаешь, он поверил?

– Правильно, что не поверил. Может, все-таки и прибегнем к аресту.

– Когда?

Я сам до сих пор не уверен в этом “когда”. Сегодня что-то, наверное, прояснится. А вдруг?..

– Меня упорно гложет одна мыслишка, – сказал я Галке, – не сбежал бы он из Батуми.

– За границу?

– За границу не побежит: не экипирован. Да и пограничники предупреждены. В Москву сбежит. На самолете.

– Зачем? Что это изменит?

– Многое. Ему надо попасть в Москву раньше нас. Если он резидент, он оборвет все связи, уничтожит все, что может его изобличить, и, возможно, успеет скрыться. А главное – еще более запугать старуху. Если она расколется, ему конец. Впрочем, он не дурак: сам к старухе не сунется, понимает, что мы пути к ней перекрыли. Значит, будет искать что-то другое.

– Так надо же принять меры!

– В Москве меры уже приняты. Но еще важнее не пустить его в Москву раньше нас.

– Что же ты предпримешь?

Честно говоря, я не был подготовлен к решению. О возможности побега Сахарова предупредили только пограничников. Но в Сухуми мне обещали, что каждый шаг его в Батуми будет прослежен. Значит, нужно встретиться с оперативной группой раньше, чем она возьмет Сахарова под свое наблюдение, и помешать его бегству в любом направлении. В крайнем случае задержать и отправить на теплоход.

– Рискнешь? – спросила Галка.

– Рискну. Любое промедление может сорвать операцию. На свою ответственность рискну.

– На свою ответственность ты уже подключил меня к операции, – съязвила Галка.

Тут я просто на нее рассердился. Не люблю подначки. Я подключил Галку в силу необходимости. После встречи с Тамарой на причале в Одессе она уже не могла не поехать, да и без нее был бы невозможен прямой контакт с Сахаровым, а кроме того, ее помощь на теплоходе мне была не только полезна – нужна. Как отвлекающий маневр, например, и как прикрытие, как локоть друга в рискованной ситуации. Старый боевой товарищ в разведке, она не оплошала и в контрразведке, и это даже хорошо, что противник считает тебя узколобым службистом, неспособным на такой ход в игре.

– Не злись, – сказала Галка, – шуток не понимаешь. И брось курить. Хватит одной пачки! – Она вырвала у меня вторую, к которой я было потянулся. – А все-таки интересный у тебя, Сашка, был разговор, остросюжетный, как выражаются критики. (Я только хмыкнул в ответ.) Не находишь? Зря. Ужасно интересно вот так просто, не на торной тропе, не в глухом переулке и не в следственном кабинете, а в мирнейшей, можно сказать, обстановке, за чашкой кофе с врагом своим встретиться. С оголтелым врагом, смертельно тебя ненавидящим, готовым на все– хоть пулю в упор в переносицу, хоть бритвой с размаху по горлу, – и разговаривать вот как мы с тобой, с глазу на глаз, о самом для вас сокровенном… Об Одессе хоть вспомнили?

– Вспомнили. Они к тебе наутро из гестапо пришли, а тебя нет. Пусто. Так и сказал: “Переиграл ты меня, кавалер Бален-де-Балю”.

– Даже прозвище помнит.

– Все помнит, собака.

– Зря ты портативный магнитофон не взял. Пригодился бы.

– Пауль точно рассчитал. Раз я в отпуску, значит, без электроники – ни магнитофонов, ни микрофонов.

– Вооружись в Батуми. Может, у них есть.

– Нет, Галка, Пауля не проведешь. Вторично он откровенничать не будет. Обязательно заподозрит. Только, пожалуй, прямые контакты с ним уже не нужны. В Батуми и Новороссийске будем обедать и ужинать в городе. Или у капитана. Подумаем.

– Насторожится еще больше.

– Пусть. Теперь уже не страшно.

– Зато мне страшно.

– Только если упустим…

Так мы и проговорили почти до рассвета, пока не начался шторм. Нашу многоэтажную громадину хотя и плавно, но изрядно покачивало. Я вышел на палубу. В предрассветном сумраке ничего не различалось, кроме свинца неба и моря да белых гребней волн у самого борта – дальше они тускнели и размывались. Стоять было холодно и тоскливо – ни живой души кругом, одни перевернутые столы да сложенные у стенок шезлонги. Я вернулся в каюту, лег и, как это ни странно, заснул под качку.

Разбудил меня телефон. Трубку сняла Галка.

– Да. Доброе утро… Это Тамара, – добавляет она уже для меня шепотом. – Почему такой голос? Только проснулась. Что? Вторую смену завтрака? Проспали, конечно. Все шторм – не могла спать из-за качки. Нет-нет, не беспокойтесь. – Галка прикрывает рукой телефонную трубку и шепчет: – Сахаров предлагает сходить к шеф-повару и соорудить для нас завтрак в каюте… Спасибо, Тамарочка. Поблагодари Михаила Даниловича и скажи, что мы завтракаем у капитана. Да, да. Уже договорились.

– Что за вольт, Галка? – удивляюсь я.

– А ты хочешь, чтобы Сахаров принес тебе завтрак из ресторана?

– Шеф может послать официантку.

– А если Сахаров все-таки принесет сам?

– С какой стати?

– Подумай. Ты очень уверен в том, что ему не захочется подсыпать тебе чего-нибудь в чай или кофе?

– Яд в кофе! Этим занимались, насколько я помню, Рене-флорентинец у Дюма и Чезаре Борджиа у Саббатини. Даже Сименон не подвергал Мегрэ такой вульгарной опасности.

– Почему обязательно яд? – витийствует Галка. – Есть и снотворные. Имеются и другие токсические средства, позволяющие положить человека на больничную койку. Ты же сам говорил, что ему важно попасть в Москву раньше нас.

– Между “важно попасть” и “попасть” не один шаг. Боюсь, что даже и яд теперь ему уже не поможет… А где же все-таки будем завтракать?

– Может быть, в кафе на причале?

– Причала еще не видно. Придется к твоему варианту прибегнуть.

– Какому варианту?

– Позвонить капитану.

Но телефон сам предупреждает меня. – Вас просят срочно в радиорубку.

– Одевайся, Галка, и будь готова, – говорю я, срочно приобретая подходящий для палубы вид. – Когда позвоню, подымайся наверх.

В Москве меня уже дожидается у телефона Корецкий.

– Очень коротко, Александр Романович. Есть уже данные экспертизы по фотокарточкам. На фотоснимках Сахарова в 1970 году и в 1946-м после возвращения из плена установлено приблизительное тождество оригинала с оригиналом фотокарточки Пауля Гетцке, присланной из ГДР и датированной 1940 годом, с учетом, конечно, допустимых возрастных изменений.

– Почему приблизительное?

– На снимке Гетцке нет шрама на лице и несколько иная конфигурация губ.

– И шрам и складка губ могут быть результатом косметической операции.

– К сожалению, снимки даже при увеличении не позволяют установить косметическое вмешательство.

Я вздыхаю.

– Значит, остается лаборатория.

– Лабораторное исследование может быть проведено только после ареста обвиняемого.

– Знаю, Коля, знаю, – устало говорю я. – А как обстоит дело с идентификацией почерков?

– Пока никак. Эксперты в чем-то еще сомневаются. Окончательный результат экспертизы получим часа через два.

– Значит, в два позвоню по ВЧ.

– Лучше в три, Александр Романович. До трех обязательно позвонит Ермоленко. Предварительные данные обнадеживают. Бугров именно тот Бугров, который был в сорок шестом в Апрелевке, и Сахаров, о котором шла речь, именно тот Сахаров, который нам нужен. Ермоленко обещал позвонить тотчас же, как только все детали разговора с Бугровым будут уточнены.

– В три так в три, – согласился я. – Лишний час музыки не испортит. А как наблюдение в Апрелевке?

– По плану. Пост у дома и наблюдение за передвижением по городу. Пока тихо.

– Главное, не допускать встреч с неизвестными в городе лицами.

– Учтем, – отчеканивает Корецкий и кладет трубку.

Завтрак у капитана сервируется, едва я успеваю высказать свою просьбу. Мало того, мы получаем приглашение и на все дальнейшие завтраки, обеды и ужины вплоть до прибытия в Одессу. В личных контактах с Сахаровым уже необходимости нет. Пусть переживает в одиночестве. Главное сейчас – это встреча с батумской опергруппой раньше, чем Сахаров сойдет с теплохода.

Но и тут решение уже подготовлено. И даже, я бы сказал, с некоторым театральным эффектом. Пока мы завтракаем и слушаем занимательные капитанские байки о корабельном житье-бытье в загранрейсах, к теплоходу подходит катер из виднеющегося на горизонте батумского порта, и высокий грузин в штатском появляется в капитанской каюте с просьбой немедленно связать его с полковником Гридневым. Все понятно. Я извиняюсь перед капитаном и выхожу с грузином на мостик.

– Старший лейтенант Лежава, – представляется он, – жду ваших распоряжений.

– Вы обо всем предупреждены или нужны разъяснения?

– Задача поставлена так. Объект наблюдения должен быть опознан по фотоснимку. Снимки розданы. Мы встречаем его у трапа, следуем за ним по городу, засекаем все встречи и разделяемся в зависимости от ситуации.

– Сколько у вас человек?

– Четверо. С нами легковая машина и мотоцикл.

– Учтите главное: его ни в коем случае нельзя упустить.

– Мы не упустим, а погранохрана предупреждена. – Погранохрана не понадобится. За границу он не побежит. Вероятнее всего, попытается удрать на самолете в Москву.

– Билетов в Москву уже нет. На все рейсы до утра.

– Он может ждать до утра. Смущены? Что делать тогда, узнаете. А пока разберем другие варианты. Во-первых, можно достать билет и по блату.

– Постараемся пресечь и эту возможность, товарищ полковник.

– Можно вылететь в Москву и с других аэродромов. Скажем, из Сухуми, Адлера или Тбилиси. А туда добраться не так сложно.

– Будет сложно. Мы посадим в кассу своего человека.

– В городе не одна касса. Можно уйти в Сочи и на “Комете” – здесь ходят суда на подводных крыльях. В Сухуми тем более. А до Тбилиси поездом ночь езды. Вариантов много. Опять смущены? Ну так вот: если он опередит или перехитрит вас, задержите его хотя бы под предлогом, что он не то лицо, за которое себя выдает, что требуется проверка подлинности его документов, и вызовите меня – я буду у вас в управлении. Это на случай, если он попытается бежать из Батуми. Если вернется на теплоход, не спускайте синего глаз, куда бы он ни направился. В бар так в бар, в бассейн так в бассейн. Наблюдение и днем и ночью. Учтите, что он отличный пловец и легко может вплавь добраться до берега. Все это диктует необходимость по крайней мере двоим из вас сопровождать нас до Одессы.

– Нас уже предупредили об этом, товарищ полковник.

– Кто поедет?

– Я и лейтенант Нодия.

– Вот и отлично, – улыбаюсь я так точно и ясно понимающему меня человеку. – Будем работать совместно. Дополнительные распоряжения получите по возвращении на теплоход. Каюту мы вам подберем поближе к объекту наблюдения. А пока займите пост у лифта на шлюпочной палубе и ждите, пока он не выйдет из каюты. Третья от вестибюля, номер сто двадцать четыре. Вы его сразу узнаете, если он не сбрил бороду, а я думаю, что не сбрил. Он будет с женой – эффектная крашеная блондинка лет сорока, жемчуг в ушах, жемчужная нитка на шее. Пойдете вслед за ними, чтобы наблюдающие у трапа действовали безошибочно.

– А если он с женой где-нибудь разделится в городе?

– Жену оставьте в покое. Важно не упустить его.

– Будет исполнено. – Старший лейтенант машинально тянет руку ко лбу, но, вспомнив, что он в штатском, виновато раскланивается и уходит. Хороший, по-видимому, работник, толковый и не болтливый. С такими легко.

– Вторая палуба вниз, – говорю ему вслед.

– А я здесь все знаю, товарищ полковник, – оборачивается он, спускаясь по трапу к подвешенным в гнездах шлюпкам.

Мы выходим с Галкой на мостик. Капитан уже на посту, вводит судно в устье портовой бухты. Медленно, как в кадре набегающей кинокамеры, движется навстречу причудливая конструкция порта – панорама зданий, кранов, цистерн, больших и малых судов у причалов на фоне зеленого амфитеатра нагорий с россыпью белых и кремовых домиков. Я люблю это зрелище нарастающего перед глазами порта с его пестрой палитрой красок и праздничной суетой на причалах и набережных. Как хорошо наблюдать эту сцену, когда ты беззаботен и счастлив той полнотой радости, какую дают эта высота неба, жар солнца, ленивая синь моря и бронзовый загар на лицах встречающих. Галка так и смотрит сейчас – с радостным чувством свободы от житейских забот, забыла даже спросить о прервавшем наш завтрак госте с военного катера.

Впрочем, ошибаюсь – вспомнила.

– Ты кого это высматриваешь в толпе?

– Видишь двух парней у трапа? Один в желтой водолазке, с усиками, другой – в майке. Типичные бичкомеры. А вон еще один у машины. И мотоцикл вдали у стеночки.

– Твои люди?

– Предполагаю.

– Это их тот парень прислал? Оттуда?

– Ага.

– Я так и подумала. Больно вышколен, только что каблуками не щелкает.

– Он и должен быть вышколен. Старший лейтенант по званию. С нами до Одессы поедет.

– Зачем?

– Может понадобиться.

– Договорились?

– Конечно. Обо всем, что требуется. Давай вниз, хочу с Сахаровыми на палубе потолкаться, пока они на берег не сошли.

Сахаровых мы встречаем двумя этажами ниже, у лифта. Они явно собрались на берег. У Тамары импортная пляжная сумка с головой тигра на белом пластике, на руке у Сахарова переброшен аккуратно вывернутый подкладкой наверх пиджак.

– На экскурсию или на пляж? – интересуется Галка.

Тамара обиженно морщится:

– Я хотела на экскурсию. Потрясная прогулка в ботанический сад на Зеленом мысу. Но Миша почему-то не хочет.

Почему Миша не хочет уезжать из города и зачем ему пиджак в тридцатиградусную жару?

– А вы куда? – спрашивает он с обычной сахаровской незаинтересованностью, словно и не было у нас никакого разговора вчера.

– Сейчас никуда. Подождем, пока не схлынет эта туристская толчея. А там, вероятно, тоже на пляж. Кстати, – говорю я Сахарову, – за буйки там плавать вам не удастся. Охрана.

Он молча пожимает плечами все с той же наигранной безразличностью. Сейчас он “в образе” от головы до пят. Только пиджак ни к чему. А может быть, именно пиджак ему и понадобится.

Все идет как задумано: старший лейтенант Лежава в летней кремовой распашонке неотступно следует за Сахаровыми. Он и в кабину лифта с ними вошел, и шагает сейчас за ними по трапу. Ко мне он даже не оборачивается.

– Интересно, зачем Сахарову пиджак? – спрашивает Галка: тоже заметила.

– А ты не догадываешься?

– Кажется, да. Вдруг не вернется?

– Погляди-ка на этих ребят у трапа. Вот один уже садится на мотоцикл – думаю, в аэропорт махнет. Другой поплелся за нашей парочкой, а третий с Лежавой идет к машине.

– С каким Лежавой? Кто это?

– Ты же его только что в лифте видела.

– Твой парень с капитанского мостика?

– Он. Всё по плану. Волк обложен, как на охоте. Слежка явная. Мы и не скрываем: он слишком опытен, чтобы ее не заметить.

У меня еще два часа свободного времени. В город ехать рано, а Галка теряет день.

– Ты бы на пляж поехала, – говорю я, – все-таки лучший пляж на побережье. Тамару найдешь. Вероятно, зареванную.

– Почему?

– Он же оставит ее на пляже. Вот ты и утешишь.

– А ты?

– Мне лишь через два часа надо быть в управлении. Кстати, ты только не пугайся, Галина: может быть, я сегодня и не вернусь на теплоход.

– С ума сошел! – У Галки широко открыты глаза. – Куда же ты денешься?

– Возможно, мне придется срочно лететь в Москву.

Глаза у Галки уже испуганные.

– Совсем?

– На сутки. Завтра, может быть даже утром, вернусь в Новороссийск. Как раз к теплоходу.

– Почему вдруг такая спешка?

– Все зависит от сложившейся ситуации, вернее, от некоторых ее обстоятельств. Каких, не спрашивай: я сам еще не знаю. Но, вероятнее всего, лететь придется.

– В связи с Бугровым?

– Не только. Это одна из связок, не больше. И не будем уточнять, Галочка. Всему свое время.

– А ведь верно сказал Сахаров: ты все-таки службист, Сашка.

– Обстоятельства, – неопределенно говорю я. – Задачи разделяются. Мне – одна, тебе – другая. Добровольно или вынужденно, но Сахаров обязательно вернется на теплоход. Будет рваться ко мне – не пускай. Скажи, что я нездоров, повысилось давление или сердце пошаливает, – словом, что-нибудь придумай. Врач будет предупрежден. Дверь каюты держи всегда на запоре, ключ при себе. Предупреди стюардессу, чтобы второй ключ никому не давала. Вот, собственно, и все. А заканчивать операцию будем на перегоне Новороссийск–Одесса.

ОБЛАВА

Вахтанг Мгеладзе, немолодой уже грузин в звании подполковника, говорит по-русски с легким акцентом. А внешне он чем-то напоминает Ираклия Андроникова– этого мастера короткого рассказа, – если не лицом, то каким-то присущим ему веселым обаянием, которое невольно ощущаешь во время разговора на совсем не веселую тему.

– Похож? – улыбается он. – Многие говорят, а чем похож, понятия не имею. Он брит, я усат, он импозантен, как любимец публики, я незаметен, даже когда один в кабинете сижу. И рассказывать ничего не умею. Вместо рассказа я вам рапорт Лежавы прочту. Вы уже познакомились со старшим лейтенантом? Понравился, правда? Исполнителен и оперативен. Учтите, кстати, что это только первый рапорт его сегодня – из аэропорта. Он по-грузински диктовал стенографистке, я по-русски записал специально для вас – Алания мне уже доложил о вас все из Сухуми.

Мгеладзе берет листок бумаги с одному ему понятными закорючками и читает без запинки и со всем богатством интонаций, словно это он сам, а не Лежава засек Сахарова у касс аэропорта:

– “Нинико, бери карандаш и стенографируй. Подполковника на месте нет, а у меня срочное донесение. Пиши. Полковник Гриднев задание уточнил. Надо не только проследить объект наблюдения во время его передвижений по городу, засечь все его встречи и явки, но и никоим образом не выпустить его из города. Только на теплоход – и никаких других вариантов. Первый вариант провалился сразу: в кассах аэропорта билетов на Москву не было. Тогда он вышел в зал ожидания и объявил во весь голос: “Друзья, говорит, кто захочет уступить мне билет в Москву, плачу вдвое”. Никто не откликнулся. А он, как на рынке, еще громче: “Очень нужно, товарищи, поскорее попасть в Москву – человек при смерти! Может, кто с женой едет, так я и два билета возьму. По сто рублей, деньги на бочку”. Тут кто-то зашевелился. Ну, а мы тоже не простачки. Милиционер под боком – сразу в бой. “Не шуми, говорит, генацвале, нехорошо получается. А еще хуже спекуляцию разводить. Кто билет продаст, заберу обоих”. Тут наш объект извинения попросил: “Очень нужно, говорит, товарищ, простите”. Ко второй кассе пошел, на местные рейсы. А там уже Нико Гавашели сидел. “Продажа билетов, говорит (это он уже с начальством согласовал), временно прекращена ввиду нелетной погоды”. – “Какая же нелетная погода, – кипятится объект, – когда на небе ни облачка!” – “Здесь нет, – говорит Нико, – а в горах грозовой фронт, понял?” Ну, объект наш совсем заскучал. Стоит сейчас в дверях, пока я по телефону докладываю, что и как, и размышляет, куда податься. Торадзе с Нодия уже у машины, меня ждут. Вот он шагнул в дверь, прощай пока, Нинико, некогда мне: бегу, догоняю. А Гавашели уже на вокзал помчался – на случай, если объект в Тбилиси надумает с вечерним скорым. Будешь расшифровывать, смотри не перепутай – зарежу”.

Я невольно не могу сдержать улыбки, но и тревоги скрыть не могу–очень уж энергично действует Сахаров, очень уж ему хочется раньше меня в Москву попасть. И денег никаких не жалеет.

– Эх, не упустили бы, товарищ подполковник.

Он смотрит на меня с таким успокаивающим радушием, что тревога моя тает, как мороженое на его блюдце.

– Извини, дорогой, не угощаю: совсем растаяло, – говорит он, поймав мой взгляд, – и давай так. Полковника и подполковника пока отменим, мы не на смотре. Я – Вахтанг, ты – Сандро, все, как у вас говорят, проще простого. Задача твоя мне ясна: из Сухуми предупредили. А дичь обложена крепко – не уйти. Мне уже все ясно: брать его ты не хочешь или потому, что цепочка, которая за ним тянется, тебе не ясна, или потому, что оснований для ареста пока еще нет. Думаю, второе вернее. Так?

– Так, – говорю я, – основания в Москве добывают, а мне важно не выпустить его с теплохода, до Одессы довезти. Двух я у тебя забираю – предупрежден?

– Поедут Лежава и Нодия. От таких ни по морю, ни посуху не уйдешь. Будь спок, как там в Москве говорят, Райкин кажется? А объект что, из-за рубежа?

– Нет, – вздыхаю я, – из-за рубежа давно бы взяли. А то с сорок шестого в Москве живет. А в сорок третьем в Одессе в гестапо подвизался в чине гауптштурмфюрера. По национальности русский, по обстоятельствам немец, а по духу подлец.

– Резидент, вероятно?

– Не знаю. Еще не имеем данных. Вероятнее всего, “отлеживался в берлоге”, ожидал сигнала. Активные действия мы бы засекли раньше. А тут тихий лояльный совслужащий, ни в чем предосудительном не замешан. Если и активизировался, то совсем недавно.

– Тогда зачем спешить? Взять можно и позже, пусть гуляет до поры до времени. А пока нащупай всю его агентуру – связных, явки, шифровки, тайники, почтовые ящики.

– Нельзя. Нет времени. Он узнал меня и сразу понял, что открыт. Главное для него теперь – уйти от следственного разоблачения. Замаскирован он идеально – не подкопаешься. И если подкопа мы не завершим до его возвращения в Москву, он преспокойно оборвет все связи и с милой улыбкой предложит Немезиде ничью. А это, сам понимаешь, нас никак не устраивает. А если возьмем его до возвращения в Москву, то хоть кончик ниточки да останется. А там смотри и весь клубок размотаем. Вот он и рвется в Москву нас опередить.

– А почему бы тебе там его не встретить? У тебя же все шансы попасть в Москву раньше.

– Может, и придется слетать на сутки. Спецрейс устроишь?

– А почему нет? Туда и обратно.

– Обратно не сюда, а в Новороссийск, к теплоходу. Он сегодня вечером отойдет, в Новороссийске утром будет. А мою поездку сейчас с Москвой согласую. Пусть подготовятся.

Мгеладзе хрустит пальцами и вздыхает сочувственно.

– А жаль небось отпуска, а? На таком теплоходе только жить-поживать, а не шпионов ловить. Я сам прошлым летом на “Шота Руставели” такой же круиз проделал. Бассейн – царский, можно сказать, бассейн, коньячок к ужину, пивком залейся. Я сам люблю и на сквознячке посидеть, и шариками на бильярде постукать, и кофейку у Махмуда вкусить – есть у нас такой мусульманин, кофе, как аллах, варит.

– Да, – говорю, – жаль, конечно, – и вздыхаю. И не пляж в голове, а мечущийся по городу Сахаров и Корецкий в Москве у телефона.

С ним я и соединяюсь по ВЧ.

– Есть новости? – спрашиваю.

– Вагон! Ермоленко встретился с Бугровым и уточнил все, что требуется. Сахаров Михаил Данилович бежал вместе с Бугровым из заключения в феврале сорок пятого года во время транспортировки лагерного эшелона на запад. Обстоятельства побега и события, ему предшествовавшие, очень интересны, но это не телефонный разговор. Главное же в том, что Бугров лично знал Сахарова, сражался с ним бок о бок в Словацких Татрах и даже получил от него фотокарточку, на которой они сняты вместе на бивуаке партизанского отряда Славко Бенека. Второе: Бугров категорически утверждает, что Сахаров погиб в марте того же года, когда он в составе партизанской пятерки прикрывал переброску отряда в горах. Погибли они близ Махалян на Братиславском шоссе. Там и похоронены, и памятник им поставлен – гранитная глыба с именами, среди которых и Сахаров. Снимок этот тоже имеется.

– Значит, Бугров не очевидец гибели Сахарова? – перебиваю я.

– Нет, но он принимал участие в захоронении погибших, когда отряд смог вернуться в эти места, очищенные от врага. Кроме того, одному из группы прикрытия, хотя и тяжело раненному, все же удалось спастись. Это Янек Ондра, бывший пулеметчик отряда. Сейчас он директор одного из телевизионных ателье в Братиславе.

– Вот что, Коля, – опять перебиваю я, – немедленно после разговора со мной свяжись с Братиславой. Пусть найдут этого Ондру и возьмут у него письменные показания о гибели группы прикрытия, и Сахарова в частности. Да пусть поторопятся, объясни, что показания нужны не завтра, а сегодня, и чем скорее, тем лучше. Пусть передадут их тебе по спецсвязи сразу же, не откладывая. Пожалуй, сейчас это самое важное.

– Задание уже передано после разговора с Ермоленко, – рапортует Корецкий суховато, но не без удовольствия. – Ответ ожидаю сегодня же.

– Лады, – говорю я. – Дальше. Бугрова – в Москву, сам понимаешь. Вместе с Ермоленко и всей документацией по делу. Тоже сегодня.

– Уже вылетели. Будут часам к шести, если в пути ничто не задержит. – В голосе Корецкого уже звучит торжество угадавшего все шесть номеров в очередном тираже “Спортлото”. – Теперь, я думаю, Александр Романович, можно и старуху прижать. Псевдомамашу Сахарова. Деваться ей все равно некуда. Даже сослаться на то, что это какой-нибудь другой Сахаров, ей не удастся. Он все рассказал Бугрову: и кто его мать, и где она живет и работает. И об отношениях с ней рассказал. Не очень, оказывается, любила она сыночка. Парень о вузе мечтал, а она его работать заставила: деньги, мол, дома нужны. Учеником к мяснику на рынок определила; мясники, говорит, теперь лучше инженеров живут. А уходя в свой последний бой, Сахаров так и сказал Бугрову: “Найдешь, если жив будешь, в Апрелевке матушку, так передай ей, что подарков не шлю, а если умереть придется в бою, так умру с честью, ни имени своего, ни Родины не опозорив”. Бугров бы так и передал, если б нашел ее по приезде, ну, а потом, как мы знаем, по совету однополчанина своего передумал. Я полагаю завтра же ее навестить и поговорить по душам, благо основания для такого разговора у нас имеются, если конечно, – добавляет он, – не будет других указаний.

– Будут, Коля, – говорю я, понимая, как огорчу я сейчас человека. – Навещу ее я, и не завтра, а сегодня же вечером. После того, как встречусь с Бугровым.

Корецкий долго молчит, так долго, что я уже начинаю думать, не произошло ли где-нибудь разъединения на линии.

– Ничего не понимаю, – доносится до меня наконец его недоумевающий голос, – вы откуда говорите, Александр Романович?

– Из Батуми, Коля. И в течение ближайшего часа отбываю в Москву.

– А как же Сахаров?

– Пока он мечется по городу в поисках билета на самолет. Надеется попасть в Москву раньше меня.

– И вы допустите?

– Нет, конечно. Его сопровождает в странствиях целая опергруппа, надежно его блокирующая. В конце концов, если понадобится, прибегнем к крайним мерам.

– Будете брать?

– Зачем? Просто попросим по-хорошему не покидать теплоход до прибытия в Одессу.

– На теплоходе палуб много, кают еще больше, а пассажиров по пальцам не сосчитаешь.

– Зато выход один, Коля. К трапу.

– Можно и через борт. Вплавь, если плавает. А плавать он, наверно, умеет – в гестаповских школах и не тому выучат.

– Умеет, Коля. И до берега доплывет – что днем, что ночью. Только к борту его не подпустят.

– Что ж, вам виднее, – не очень охотно соглашается Корецкий.

Пусть огорчается. Дело есть дело.

– Задержи Бугрова и Ермоленко до моего прибытия, – заканчиваю я разговор. – Надеюсь, до семи буду, если погода позволит. Постарайся к этому времени и Ондру достать. Сам понимаешь, как важны сейчас его показания. Бугров плюс Ондра плюс памятник на могиле Сахарова – вот наши три роковые для Гетцке карты. И пиковая дама из Апрелевки ему уже не поможет.

Я расстаюсь с Корецким, но телефон меня не отпускает. Звонит городской аппарат. Мгеладзе слушает, говорит что-то по-грузински и передает трубку мне.

– Докладывает Лежава, товарищ полковник, – слышу я знакомый баритональный рокот. На этот раз рапорт старшего лейтенанта суховат, точен и лишен коллоквиальных “вольностей” вроде “генацвале” и пресловутого “объекта”, оброненных им в телефонной беседе с симпатичной стенографисткой Нинико. – Звоню из отделения милиции морвокзала, куда только что доставлен задержанный нами гражданин Сахаров. Прорваться ему не удалось ни в Сочи, ни в Тбилиси. Правда, на железнодорожном вокзале ему удалось через носильщика достать билет на тбилисский скорый, но проинструктированная нами милиция задержала и носильщика и незаконного владельца билета, добытого спекулятивным путем. Конечно, потом их отпустили, а билет вернули в кассу для продажи в порядке живой очереди. Гражданин Сахаров в очереди стоять не захотел, а помчался в порт. Задержись мы хотя бы минуты на две, он бы ушел: как раз в этот момент отходила от причала “Комета” в Сухуми. Он уже прыгнул с пристани на борт, но Торадзе успел все-таки остановить судно. Прямо с причала мы и доставили задержанного в отделение милиции. Задержание объяснили, как вы приказали: есть, мол, подозрение, что он выдает себя за другого, и требуется проверить подлинность его документов. Задержанный гражданин Сахаров проявил спокойствие и выдержку, не ругался и не кричал, только сказал, что обжалует незаконное задержание в прокуратуру города. Ни я, ни Гавашели при этом не присутствовали – держимся в стороне, ведь нам еще придется встречаться на теплоходе, – а участвуют в задержании Торадзе и Нодия. Так какие же будут указания, товарищ полковник?