Текст книги "Все дозволено(изд.1973)"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Александр Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Ты что-нибудь чувствовал? – спросил Капитан.

– Ничего. Мгновенное забвение, черный колодец– ни звуков, ни света. Очнулся, как после доброго сна.

– Коро восстанавливает силы,– вмешался ксор,– но действует по-разному: у одних вызывает галлюцинации,у других– шок.Результат один: зарядка организма. Стимулятор.

– А пища?

– Несколько минов необходимых организму химических веществ вы всегда получите с любым насыщающим вариантом. Остальное для вкуса и для балласта в желудке. Хочешь – придумаешь. Посмотрите внимательно.– Он обвел рукой зал.

На разноцветных столах-пленках, в беспорядке разбросанных в пространстве зала, то и дело возникали и сменялись бокалы всех форм и расцветок: какие-то кубы, призмы, шары. Кто-то склонился над «пирогами» коро, кто-то подбрасывал вверх блестящие шарики, и они, повиснув над столами, разбухали и лопались, а в подставленные сосуды лилась золотистая жидкость прямо из воздуха. И кто-то прямо из воздуха вытягивал зеленые нити, сматывал их в клубок и отправлял в рот, запивая уже знакомой мутно-голубой жидкостью.

И все-таки зрелище это походило скорее на репетицию цирковых иллюзионистов, чем на привычный земной ресторан или столовку с шумом-гамом, тостами над вспотевшими бокалами с ледяным шампанским или байками под кефир или мороженое.Глупо мерить все земными мерками: не подходят они здесь.Только внешний вид лепо, так сказать, общий антураж, заставлял вспомнить о земных ресторанах. Что ж, в мире, где существуют такие предметы обихода, как стул и стол, антураж этот наиболее логичен. Но лишь антураж, не надо обманываться! Гедонийцы, кстати, тоже похожи на людей. Внешне? Пожалуй. А психология, а поступки?

– Смотри.– Малыш дернул Капитана за петли шнуровки.

Тот обернулся. Между столами на четвереньках ползли, по-собачьи высунув языки, четверо гедонийцев, голых по пояс, бритоголовых или преждевременно облысевших. Крупные капли пота выступили на их загорелых спинах, тяжелое дыхание доносилось издали. Здоровенные мужланы, ладони-лопаты – встретишь такого, обойдешь, чтоб не столкнуться,– беспомощно ползли, подгоняемые гортанными выкриками, странно неуместными в сонной тишине лепо.

Их было двое – погонщиков с дубинками в руках. Капитан искоса взглянул на свою, болтавшуюся у пояса,– такая же.Эти черные дубинки угрожающе посвистывали, а сидевшие за столами на стульях-пленках опускали головы или отворачивались, чтобы не встретиться взглядом с погонщиками. А встретившись, замирали и не могли отвернуться. Так луч автомобильных фар гипнотизирует зайчишку на темной лесной дороге, не давая ему свернуть.

Капитан ждал, когда кто-нибудь из обладателей черных дубинок обернется к нему. Зачем– неизвестно: просто мальчишеское желание посмотреть в глаза, не мигая, напряженно, как в детской игре в «гляделки» – кто кого пересмотрит. Но «пересматривать» не пришлось. Гедониец мельком взглянул на Капитана, чуть задержал на нем шипы холодных голубых (что, у них у всех голубые?) глаз и что-то мысленно передал своему спутнику. Тот никак не ответил, даже не посмотрел на «говорившего», просто прошел дальше, подгоняя своих «четвероногих», бессмысленно и безропотно двигавшихся к свободному месту у светящейся стенки.

– Кто это? – спросил Капитан удивленно и только теперь заметил, что их приятель ксор вытирает ладонью вспотевший лоб, что у его соседа течет кровь из прокушенной губы, а остальные двое тяжело дышат, стараясь не смотреть на происходившее рядом.– Кто это?– вынужден был повторить Капитан.

– Маги,– ответил ксор, не подымая головы от стола.– Властители.

– Властители? – удивился Малыш.– Разве не Координатор управляет Аорой?

– Маги управляют всеми, кто подчиняется.

– А кто не подчинится?

– Того заставят пресмыкаться, ползать, терпеть или даже утратить память.

– Не понял. Что значит утратить память?

– Мы же не умираем. Лишенных памяти, сознания, личности просто отправляют на перекройку.

– Чем же они добились этой власти? Дубинкой?

– Взглядом.

Капитан усмехнулся: детская наивность рядом с технической зрелостью. Парадокс? Скорее ошибочка в сложнейшем механизме гедонийской цивилизации. Кто-то где-то что-то недосмотрел, и вот уже олимпийцы-полубоги пугаются «магических» взглядов, откровенно пугаются, даже не пытаясь скрыть трусости.

– А почему вы сердитесь? – спросил ксор.

– Сердимся? – мысленно переспросил Капитан.– Скорее удивляемся. А как ты заметил?

– У вас то расширяются, то сужаются зрачки. И лицо дергается.

Капитан сразу понял, почему их лица заинтересовали ксора. Гедонийцы не щеголяли мимикой, сохраняя даже в минуты душевного волнения, как в данном случае, мимическую неподвижность лица. Вот почему ксор спутал удивление с гневом – зрачки выдали. Да и не только удивление. Капитан скосил глаза на устроившихся по соседству магов, у стола которых застыли на корточках «порабощенные взглядом». Пожалуй, ксор прав: тут не удивляться, а кричать надо, когда кучка отпетых негодяев может запугать целый город, издеваясь и безобразничая потому, что всем все дозволено, а поскольку их информационный багаж побольше, то, значит, «ндраву моему не препятствуй». А если бы их самих проучить, показать бы «высшую математику» гипноуправления? Пусть бы сами поползали, послужили на задних лапках. И чтоб все видели, как их так называемая всесильность держится: толкни и рассыплется карточный домик псевдомогущества.

– Проучил бы ты их,– подсказал Малыш.– Вспомни психологический практикум в институте. Попробуй – не промахнешься.

Лепесток-стул медленно отодвинулся,отпуская уже вставшего Капитана.Как это было– мгновенная пси-передача или почти невероятная локационная способность гедонийцев,– но лица всех находившихся в лепо повернулись к нему. Он чувствовал себя форвардом, идущим к футбольному мячу на одиннадцатиметровой отметке: еще шаг, еще, удар и… Нет, гола не было. Капитан не ударил. Он остановился перед магами, воссевшими за таким же столом-амебой. Их красные трико вызывающе выделялись даже среди общей пестроты. Но Капитана не интересовали костюмы противников, он сам, насмешливо прищурившись – совсем мальчишка, напрашивающийся на драку,– ловил их замораживающий взгляд: а ну, кто кого?!

Голубоглазый маг не был психологом и подвоха не усмотрел. Да и проблемы «кто кого?» для него не существовало. Самый сильный – он, самый умный – он.

– Присядь!—приказал он Капитану, кивнув на возникший тут же стул-пленку.

Посланная им мысль не приказывала, а скорее предлагала, продиктованная не гневом, а любопытством к смельчаку. Капитан сел, внутренне посмеиваясь над ситуацией: высокопоставленный феодал снизошел до беседы с дерзновенным латником. Ну что ж, пусть всесильный испытает ничтожнейшего.

– Что тебе нужно? – послал свой вопрос маг. Капитан молчал.

– Хочешь пузыриться?

– Я из школы,– сказал Капитан.– Еще не все знаю. Что значит «пузыриться»?

– Посмотри на них,– усмехнулся маг, кивнув на застывших на корточках гедонийцев.– Это пузыри. Все, кто служит нам,– пузыри.

– Сами захотели служить?– с наигранной наивностью спросил Капитан.

Маги переглянулись, заблокировав обмен мыслями, но Капитан подумал, что его, вероятно, принимают за полного идиота.

– Ты глуп, школьник,– наконец «услышал» он.– Просто мы отняли у них волю и личность.

– И они не сопротивлялись? – Капитан все еще продолжал играть в Иванушку-дурачка.

– Кто же может сопротивляться?

– Не знаю.– Капитан оглядел зал.– Может быть, этот?

Он показал на розовощекого силача, развалившегося в кресле за соседним висячим столом. Он казался невозмутимым, этот русоволосый крепыш, и только тревожные взгляды, которые он искоса бросал на магов, выдавали его душевное состояние.

– Этот?– Маг презрительно скривил губы.– Это зольный. Хочешь, я его превращу в пузырь? Сначала его, а потом тебя.

В глазах мага появился недобрый стальной блеск. Капитан не слышал приказа, он видел только, как задрожали руки розовощекого силача, медленно опустился недопитый бокал с голубой жижицей, безвольно поникли плечи.

«Пора!» – решил Капитан и мысленно приказал превращенному в «пузырь»: «Ты один, вокруг никого, тебе весело. Пей!»

Осоловевшие глаза зольного тотчас же приобрели решительность и осмысленность. Он выпрямился, не спеша поднял недопитый бокал и выпил, словно бы никто и не посягал на его свободу воли.

«Один – ноль»,– мысленно поздравил себя Капитан.

Маг повернул к нему побелевшее от злобы лицо:

– Мне кто-то мешал.

– Я,—сказал Капитан.

Маг резко поднялся, и кресло-лепесток, не успев отодвинуться, растаяло в воздухе.

– Встань! – приказал маг.

– Зачем? – спросил Капитан.– Мне и так неплохо.

– Встань! – повторил маг, повышая энергетическое напряжение мысли. Его лицо при этом побагровело.

– Ты самоуверенный кретин,– послал ему ответ Капитан, не заботясь о том, будет ли понята магом его терминология,– думаешь, что ты самый сильный в вашем вонючем городе, а на самом деле ты слизняк. И ничего-то ты не умеешь – только жрать да приказывать. А попадись тебе кто посильнее, на брюхе за ним поползешь. Хочешь попробовать?

– Не посмеешь.– Глаза мага сузились: щелки-амбразуры и в каждой по излучателю.

Капитан почувствовал, как кто-то сильный и властный вторгается в мозг. Неприятное и непривычное ощущение. Он встряхнул головой – ощущение пропало.

– Посмею,– сказал он и коротко бросил: – Ложись!

Ноги у мага подкосились, словно кто-то срезал его под колени, и он грузно плюхнулся на пол, прикрыв руками затылок.

– Ползи! И ты с ним! – Он пристально посмотрел на второго мага.

Тот даже не сопротивлялся, упал на живот и пополз к выходу за своим дружком, вихляя толстым задом в красном трико. Они ползли мимо бесформенных столиков, мимо гедонийцев, поспешно отодвигавшихся в сторону,– необычное, нелепое зрелище. Маги в роли порабощенных! Теперь все взгляды устремились на победившего. Что он прочел в них? Раболепие? Страх? Да, именно страх пополам с удивлением перед чудом: школьник, чужак и властители, превращенные им в «пузырей». «Интересно, сколько я получу инединиц по гедонийскому счету?» – мысленно усмехнулся Капитан. Только сейчас он почувствовал, как жестоко устал. Нервное напряжение подошло к максимуму, стрелка у красной черты. Надо расслабиться.

Четверо вольных по-прежнему сидели на корточках, бессмысленно уставившись в одну точку, хотя магов по соседству уже давно не было. «Порабощенные взглядом» даже не заметили, что их поработители позорно бежали, уступив их новому хозяину. А хозяин только рукой махнул:

– Встаньте и ступайте, куда вам нужно. Вы свободны.

И прошло оцепенение, люди вновь стали людьми, впрочем, в гедонийском смысле этого слова: встали, отряхнулись и пошли, даже не оглянувшись. Кто их освободил, у кого взгляд оказался могущественнее – какая разница? Здесь не благодарят. Здесь другой моральный кодекс, если он вообще существует.

Капитан еле доплелся до своего кресла и сел, тяжело дыша; окружающее плыло перед глазами в назойливо пестрой карусели.

– Выпей,– сказал Малыш, протягивая бокал, на этот раз не с голубой, а с чернильной жидкостью.– Новый вид гедонийской бурды. Освежает не хуже коро.

Бурда оказалась тоже неплохим стимулятором. Усталость проходила, уступая место какой-то воздушной легкости: шагни– и полетишь, как в детстве летал во сне. Здесь не знали пышущих жаром бифштексов или ломтиков шашлыка, нанизанных на горячую саблю шампура. Здесь была своя поваренная книга, но от ее ассортимента не отказались бы и земные гурманы и кулинары. Еще одно подтверждение гедонийского рационализма: вкусовые ощущения – не главное. Основной критерий – стимулирующее действие пищи.

Из состояния блаженной расслабленности Капитана вывел молчавший до сих пор ксор:

– Ты нас обманывал.Зачем? Ты– маг, а не вольный. Координатор не ошибается.

– При чем здесь Координатор?

– Он устанавливает линию жизни. На контрольной проверке.

– А он и не говорил, что я стану вольным.

– Значит, будешь магом?

– Не знаю,– пожал плечами Капитан.– Я подумаю.

– Пора бы,– мысленно подсказал кто-то сзади, и это было так неожиданно, что Капитан вздрогнул и обернулся.

Двое – высокие, черноволосые, голубоглазые, в синих сетках-шнуровках, словно только что вышедшие из зеленого школьного мира,– они стояли у стола. Что-то неуловимо знакомое почудилось Капитану в лице одного из них, в прищуре глаз, в изгибе рта, в некоем подобии улыбки.

– Здравствуй, Стойкий,– сказал Капитан и, забыв, что он не на Земле, радостно протянул руку.

Глава IV

СВЕРХЛЮДИ. СРАЖЕНИЕ НА ПЛОЩАДИ

Да, это был он, собеседник Капитана из мира зеленого солнца. Он ничуть не изменился, даже одежда та же: синяя сетка и плавки, неприхотливый школьный стандарт.

– А где же Гром, Хлыст? Где Колючка? – приветливо спрашивал Капитан.

Понять его было можно: радость человека, встретившего в чужом городе своего знакомца, пусть даже не очень близкого. Его можно было хлопнуть дружески по спине, горестно посетовать на одиночество в равнодушной толпе Аоры и даже воскликнуть: «А помнишь?», благо было что вспомнить. Сколько раз это спасительное «А помнишь?» поддерживало огонек беседы и даже завязывало дружбу, пока хватало воспоминаний.

Однако на этот раз «сезам» не сработал. Стойкий явно не хотел ничего вспоминать. На вопрос Капитана он ответил равнодушно и коротко:

– Не знаю. Вероятно, в Аоре.– И, усевшись в тотчас же выросшее рядом кресло-лепесток у стола, он спросил, кивнув на примолкших ксоров: – Они с тобой?

– Это мы с ними,– сказал Капитан.– Они знакомят нас с городом.

– А где бородатый?

– Остался дома. Сегодня со мной Малыш.

Стойкий оценивающе посмотрел на гиганта Малыша,а тот, в свою очередь, с неподдельным интересом разглядывал одного из тех, о которых ему рассказывали Капитан и Библ, вернувшиеся из экспедиции в мире зеленого солнца.

– Ты – Малыш? – спросил Стойкий.

Как всегда, мысль его была лишена окраски, но Капитан готов был поклясться, что он удивлен. Еще бы: прозвище космонавта никак не соответствовало его внешности, а такое несоответствие было трудно понять не обладающему чувством юмора гедонийцу.

– Что ж поделаешь,– усмехнулся Малыш,– больше не вырос.

– Не понимаю,– равнодушно заметил Стойкий,– внешние качества исключают имя.

– И не поймешь,– подал мысль Капитан,– ты слов таких даже не знаешь – ирония, шутка. А кто ты в Аоре, вольный или подражатель?

Стойкий едва заметно усмехнулся, а может, это Капитану только показалось.

– Спроси у своих спутников. Они знают.

Малыш вопросительно посмотрел на ксора, и тот кратко и, как всегда, не очень понятно ответил:

– Сверхлюди, первая ступень.

Так вот они какие– сверхлюди! Капитан с интересом разглядывал вчерашнего школьника. Ничего особенного ни во внешности, ни в поведении. Даже одежда не изменилась. Значит, информация накапливалась за счет других качеств и, вероятно, никому не угрожающих. Да и в голосе ксора не было страха. И никто не обращал внимания на их столик, никто не пытался незаметно ускользнуть, как получасом ранее, когда в лепо резвились маги.

Капитан снова внимательно посмотрел на Стойкого, пытаясь разгадать его сущность. Тот сидел нагнув голову и полуприкрыв глаза, словно слушал неслышное ни Капитану, ни его собеседникам. Потом встал, чем-то озабоченный.

– Пошли,– мысленно приказал он.– В третьем порядке волнение. Не будем терять времени.– Он посмотрел на ксора: – Ты тоже пойдешь с нами, будешь нужен.– И добавил торопливо:– Один, один, без корпорантов. Нас и так слишком много.

Капитан снова отметил, что никто не обратил внимания на их уход: пришли люди, посидели, ушли. Что тут удивительного?

– Не отставайте.– Стойкий подхватил Капитана под руку, а его товарищ протянул руку Малышу:

– С нами. Скорее.

Они шагнули в уже привычную пустоту, на мгновение кольнувшую сердце, и снова вышли в городе, в каком-то «третьем порядке», который ничем не отличался от тех «порядков», какие они видели на открытых плоскостях Аоры. Та же ровная, чуть поблескивающая крыша-улица, та же замысловатая игра красок на стенах домов-туннелей, те же голубые площади внизу. И только не было тишины, привычной уже в Аоре, насыщенной шуршанием платьев женщин, всегда более изобретательных в одежде, мягкой поступью никуда не спешащих прохожих, еле слышным дыханием соседа рядом – тишины, чуть звенящей, как в летний полдень над полем клевера.

На этот раз на площади внизу гудела толпа – человек сорок-пятьдесят, да еще зрители на крышах,– гудела угрожающе и сердито мощным пчелиным ульем. А присмотревшись, можно было увидеть, что толпа не однородна, а разделена на две группы,медленно сближающиеся– стенка на стенку. И мелькали в сжатых кулаках матовые рукоятки «хлыстов», гаечные ключи «парализаторов» и дубинки-разрядники, черные и пружинящие, как и та, что висела на поясе у Капитана. Все походили друг на друга, как близнецы, отличаясь только одеждой. Женщины были чуть стройнее и тоньше и не столь атлетичные, как мужчины. Но и они не выделялись в толпе– так же вооруженные, одинаково яростные. Только гортанные выкрики выдавали эту ярость, и было непонятно, кто кричал, женщины или мужчины.

– Успели, – беззвучно сказал Стойкий и, выхватив неизвестно откуда черный «огурец» с воронкой на конце, послал вслед торопливый приказ: – Не упускать нас из виду.

– А это что? – полюбопытствовал Малыш, заинтересованный «огурцом».

– Диет. У вас есть оружие?

– Есть. Только другое.

– Сойдет. Шагайте.

– Как? Вниз?

Стойкий исчез и тотчас же возник внизу, пройдя свой короткий нуль-переход за какую-то долю секунды. За ним последовали и его спутники, в том числе и земляне,уже привыкшие к этому сказочному передвижению. Их было пятеро против пятидесяти, а те даже не заметили их появления.

– Что они не поделили? – спросил Капитан.

– Не знаю,– ответил Стойкий.– Возможно, площади.

– Разве одна здесь такая площадь?

– Конечно, нет. Но они не рассуждают.

– А мы здесь зачем? Помешать драке?

Стойкий удивленно посмотрел на Капитана:

– Мешать! Зачем? Пусть дерутся. Лишняя информация.

– Для кого?

– Для всех. А мы здесь для того, чтобы предотвратить насилие над природой.

Капитан не понял:

– Убийство?

– Убийство– это только уничтожение одного «я», субъекта, повод для перекройки. Насилие над природой– нарушение циклического равновесия, когда объект уже нельзя перекроить из-за нарушенной фактуры.

– Что он имеет в виду? – спросил Малыш.

– Членовредительство,– бросил Капитан.– Руку тебе оторвут или голову срежут– фактура нарушена. А это бывает? – спросил он у Стойкого.

– Редко. И не должно быть. Для того мы и предназначены. Сохранение фактуры —максимум информации.– Он повернул рычажок на черной поверхности «огурца», и лепестки-воронки засветились голубоватым светом.– Отстегни дубинку и не лезь в драку сам. Наблюдай за мной. Когда надо, скажу,

А толпа сходилась с нарастающей яростью – нерассуждающей и бессмысленной. Кто-то должен был начать: половчее ударить «хлыстом» или парализовать выбранную наугад жертву и запустить механизм всеобщей драки, хорошо налаженной, бесперебойной. Драться здесь, видимо, умели и любили.

И нашелся смельчак. Взметнулся лучик «хлыста», полоснул кого-то в толпе, и пошла пляска голубых молний, словно длинных и гибких фехтовальных клинков. А потом к ним присоединились парализаторы. Драчуны начали валиться, как

игрушечные солдатики, все смешалось в свалке – и победители и побежденные, если только можно было их различить.

Стойкий держался в стороне, поигрывая светящимся «огурцом»,и смотрел на дерущихся– ленивый и равнодушный зритель; но вдруг напрягся, как сжатая пружина, и нырнул в толпу. Он пробирался сквозь нее, не обращая внимания на удары «хлыстов», ловко уклоняясь от лучей парализаторов,устремленный к долговязому гедонийцу с черной пиратской повязкой на глазу и каким-то рыжим «бруском» в руке. Должно быть, именно этот «брусок» и мог совершить насилие над природой, предотвратить которое обязан был Стойкий. Мог, но не совершил. Открытый раствор «огурца» извергнул струю синеватого газа, и гедониец сразу обмяк,тут же подхваченный Стойким. Тот вынес его, сбросил к расписанной стенке туннеля и потер щеку, на которой вспухал багровый рубец.

– Больно? – сочувственно спросил Малыш. Стойкий равнодушно отмахнулся.

– Пустяки. Фактура не нарушена.– Он подкинул на ладони продолговатый рыжий «брусок».– Электронный нож. Легко режет любую ткань. Интересно, где он его достал.

– Сирги, – перебил мысль спутник Стойкого. – Их штучки. Дают, не подумав, кому. Здесь еще один с ножом.

– Откуда ты знаешь? – не поверил Малыш.

– Мы должны знать.

– Мистика,– процедил сквозь зубы Малыш и вгляделся в толпу.– У кого нож?

– У вольного в черной рубахе. Шестой сектор.

Малыш не понял, что значит сектор в гедонийском понимании и почему он шестой, а не пятый, но вольного увидел. Тот уверенно действовал «хлыстом», зажатым в правой руке,а левую засунул в прорезь черной рубашки.

– Нужно обезвредить,– послал мысль Стойкий.– Кто пойдет?

– Я,– сказал Малыш.– Давай дубинку.

– С ума сошел! – закричал Капитан.– Тебя же собьют в два счета.

Но Малыш уже ворвался в толпу.Ловко орудуя дубинкой, уклоняясь от встречных ударов, боднул кого-то в живот, вовремя заметил руку с «хлыстом», направленным на него, ударил ребром ладони по этой руке, успел подхватить рукоятку «хлыста» и с оттяжкой, словно «хлыст» был нейлоновый, а не электронный, полоснул по надвинувшимся лицам, рукам, шеям. Кто-то взвыл от боли, кто-то упал, и Малыш продвинулся еще метров на пять. Он уже мог достать «хлыстом» вольного в черном, но не спешил: в конце концов, дубинка вернее,а не дубинка, так кулак не подведет. И вдруг что-то сверкнувшее обожгло ему плечи. Он зашатался от боли, перед глазами завертелись огненные колеса: попали, гады!

Он стиснул зубы и двинулся уже наугад, почти не видя, туда, где маячило черное пятно. И когда оно вдруг выросло перед ним, превратившись в сетку-шнуровку на загорелой спине вольного, он не задумываясь хлестнул дубинкой по этой спине– с размаху, изо всех сил. Гедониец охнул и осел, а Малыш подхватил его на плечи и, пошатываясь, двинулся назад, – так же как и Стойкий прикрываясь от ударов безжизненным телом – пусть хлещут: все равно на перекройку пойдет. Так он выбрался из толпы, сбросил обмякшее тело на полированный пластик площади и, пошарив за бортом черной шнуровки, вытащил прямоугольный рыжий брусочек.

– Держи,– бросил он Стойкому, и тот, оймав нож на лету, одобрил:

– Неплохо. Эта информация поможет тебе перейти к нам.

– К кому?

– К сверхлюдям.

Малыш вытер вспотевший лоб.

– Спасибо. Что-то не хочется.– Он осторожно повел плечами; спина нещадно горела, обожженная скользнувшим ножом вольного.

– Кто дал им эти ножи? – спросил Капитан.

– Сирги. Кто же еще?!

– А откуда ножи у сиргов?

– Из пространства.

Капитан не понял, но переспрашивать не стал: все равно понятнее не будет, здесь не любят бестолковых и любопытных.

– Зачем они вооружают вольных? Разве сирги не знают, что это опасно?

– Знают. Но они против стабильности. Бунтари.

Капитан задумался. Кто же может бунтовать в этом отлаженном механизме? Выходит, что не так уж хорошо он отлажен. Кому-то что-то не нравится, кто-то пытается что-то исправить. Или поломать. Сирги. Тот человечек, который назвал себя колебателем пространства?

– Их много в Аоре?

– Не знаю,– пожал плечами Стойкий,– но они мешают стабильности.

– Так остановите их.

– Нельзя. Они неуловимы.

– Даже для вас?

– Мы не владеем пространством, а они хозяева колебаний. Они играют миражами. Ты не поймешь.

– Почему?– хотелось спросить Капитану – о миражах-то он знал наверняка больше Стойкого, но из осторожности промолчал.

– А можно где-нибудь встретиться с сиргами? – спросил Малыш.

– Встретишься.– Стойкий к чему-то прислушивался.– Может быть, очень скоро.

Он что-то сказал своему спутнику, но что именно, Капитан не «услышал»: мысль была заблокирована.

– Уйдем отсюда, мы уже не нужны.– Стойкий взял Капитана под руку.– Драка скоро закончится, а ножей у них больше нет.

– А что будет с ними? – Капитан кивнул на безжизненные тела гедонийцев.

– Отправят на перекройку.

– Когда?

– Ночью.

– Кто?

– Не знаю. Утром их уже не будет. Так всегда.

Капитан последовал за гатрами. Ксор давно уже исчез в толпе, предпочитая не оставаться в обществе сверхлюдей,а Малыш почему-то задержался на площади, внимательно оглядел ее, словно пытаясь запомнить что-то, и чуть было не прозевал своих спутников, которые шагали к центру города, избрав древний пешеходный маневр вместо сказочной телепортации.

А ярость оставшейся позади драки уже погасла,гедонийцы скучающе расходились, равнодушные к тем, кто не мог встать.

Глава V

ОХОТА НА ВЕДЬМ. СИРГИ

«Кто может здесь бунтовать? – думал Капитан.– И как? И зачем? И против кого? Только вопросительные знаки. Выходит, до тошноты логичная система Учителя оказывается нелогичной в самой основе. Все контролируется– и тревожат Аору бесконтрольные сирги. Не годишься для жизни в городе– на перекройку тебя! Ан нет: сирг-то неуловим, Стойкий сам признал это. И все-таки не верится что-то в революционность бунтарства сиргов. Что им, система не нравится? Чушь, не может быть: они к ней за тысячелетие привыкли, как к любому набору информации. Система– это они сами, и уничтожить ее – значит уничтожить их самих. А такое самопожертвование что-то очень сомнительно. Скорее всего, бунт– самоцель, бунт от скуки, от вседозволенности, бунт ради бунта. И кто знает, может быть, за эти «бунтарские» выходки им инединицы отсчитывают не скупясь. Потому и бунтарство их не вызывает протеста и карательных мероприятий, а по объему информации они, возможно, и сверхлюдей переплюнули. Впрочем, все это домыслы. Сосешь помаленьку собственный палец».

– Куда мы идем? – почему-то шепотом спросил Малыш.

Капитан пожал плечами: не знаю, мол, не спрашивай, а Стойкий, перехватив мысль, обернулся:

– Вы хотели встретиться с сиргами. Мы идем к ним. Они знают, что мы придем.

– Откуда?

– Мы всегда приходим, когда они устраивают охоту на ведьм.

«Застряли в плену земных ассоциаций,– раздраженно бурчал про себя Капитан,– и пока не вырвемся, не поймем ни черта. Может быть, сирги – это местная инквизиция? Даже на Земле одинаковые слова могут иметь в разных языках разный смысл. Отстраниться от земного, привычного, не сравнивать, не искать аналогий – их просто нет,– вот тогда, может быть, и раскусим этот орешек».

До сих пор молчавший ксор– оказывается, он следовал в отдалении, стушевавшись в присутствии сверхлюдей, но не рискнув совсем исчезнуть в толпе, как впервые предположил Капитан,– вдруг заявил о себе:

– Не пойду дальше.

– Почему? – удивился Малыш.

– Не хочу.

Ксор стоял на краю туннеля,по-птичьи нахохлившись, и казалось, стал меньше ростом, ужался как-то, сбычился, скосил глаза. Что-то, видимо, испугало его. Что? Кругом не было ничего страшного, что отличало бы этот пейзаж Аоры от других, уже виденных. Но ксор, еще раз послав упрямую мысль о нежелании сопровождать их, вдруг исчез, как исчезали столы, стулья и все живое и неживое, если ему приказано было исчезнуть. Капитан даже не размышлял об этом исчезновении. Был человек, мыслил вместе с ними – и нет его. Жалко? Пожалуй, нет. Удивительно? Едва ли. Все, с чем они сталкивались в этом мире, было не менее удивительным. И самое удивительное, вероятно, ожидало их впереди.

– Почему все-таки он сбежал?—Малыш никак не хотел примириться с внезапным исчезновением ксора.

– Боится,– пояснил Стойкий.

– Чего?

– Сиргов.

– Разве они так страшны?

– Увидишь.

– А вы не боитесь?

– Нет.

Но отрицание Стойкого последовало не сразу, и, почувствовав или, вернее, заподозрив в этом какую-то неуверенность, Капитан задал еще один лукавый вопрос:

– Кто же сильнее, вы или сирги?

Стойкий опять ответил не сразу, да и ответ его не был ответом. Посланная им мысль сформулировалась лаконично и повелительно:

– Мы теряем время. Сирги ждут.

Они и вправду ждали – может быть, сверхлюдей, а может, еще кого-нибудь, откуда узнаешь? Их было четверо– все в одинаковых белых хитонах, с одинаковыми повязками на лбу, в тонкую линию сжатые губы – братья-близнецы, не различишь. Они сидели внизу на квадратной плоскости, распределяясь по углам, сидели на корточках, касаясь руками земли. Может быть, кто-то из четырех был тем первым, кто встретил землян в Аоре.

Никого не было вокруг – ни любопытных зрителей, ни случайных прохожих. Страх разогнал всех, запрятал в норы. Страх стер со стен туннелей даже цветные бегущие рисунки– некому было их создавать в погоне за инединицами.

И только посреди площадки, по углам которой застыли, как надгробия, сирги, стояла группа женщин– небольшая, человек пять-шесть, не больше. Капитан не мог сосчитать точно: что-то мешало ему, видимо то же, что удерживало женщин на месте, не позволяло им разбежаться, спрятаться, укрыться от непонятной опасности. Гипноз? Нет, нечто материальное—колеблющаяся дымка, разреженный туман,завернувший женщин в прозрачный кокон. Да они и не пытались вырваться, примирившись с неизбежным или просто потому, что сознание и воля были подавлены чем-то парализующим, как наркоз.

Стойкий и его спутник уселись прямо на крышу, по которой пришли к загадочной площадке, не то к судилищу, испугавшему всех в округе, не то к месту ритуального обряда, который не предусматривал зрителей. Тем не менее сверхлюди явились, презрев опасность, о которой, видимо, знали и с которой считались. Что их привело сюда? Законы гостеприимства по отношению к землянам, желание показать им все любопытное в городе? Вряд ли, решил Капитан. Космонавты еще не видели здесь альтруистов, да и земляне для высших кланов Аоры – только вольные, необученные человечки с ничтожным запасом драгоценной здесь информации. Нет, скорее именно страх и был той веревочкой, которая тянула сюда сверхлюдей. Волевой человек всегда стремится побороть свою слабость, и спутники землян не были исключением.

Итак, все ждали чего-то: женщины – безвольно; зрители– настороженно; сирги —уверенно. Даже позы их не изменились: те же застывшие жрецы перед богослужением. А то, что подразумевалось под ним, уже началось.

Дымка вокруг женщин стала более определенной – стеклянная колба или пластмассовый мешок. Он медленно рос, раздувался, стенки его поползли в стороны, и женщины потянулись за ними, скорее поплыли, лишенные всякой опоры. «Цирк!»– шепнул Малыш, подтолкнув Капитана. Но тот строго взглянул на него: не болтай глупостей, если не понимаешь. А понять происходившее было трудно. Женщины, прекратив полет, замерли, остановленные чем-то у барьера невидимой арены,и вдруг словно сломалось что-то в окружающем их пространстве, а может быть, и само пространство переломилось надвое: стеклянный цилиндр, разрезанный по диагонали. Зрелище было настолько страшным и неправдоподобным, что Капитан на секунду закрыл глаза – бред или галлюцинация? Но то был не бред. Вместе с пространством «сломались» и женщины: нечто невидимое срезало их снизу, оставив только верхнюю половину тела, повисшую в воздухе. Нижняя бесследно испарилась, исчезла. Может быть, оптический эффект?Капитан взглянул на сидевших рядом сверхлюдей: в их завороженных глазах нельзя было прочесть ни одной мысли. Но безмолвный вопрос Капитана был «услышан».