Текст книги "Все дозволено(изд.1973)"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Александр Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Не везет,– заметил Библ.– И совсем уже непонятно, почему в одном случае мираж идет навстречу людям, а в другом уходит?

– Пожалуй, сие от нас не зависит. Миражные «входы» и «выходы» подчинены каким-то своим законам. А наш вездеход, особенно на высокой скорости, несет с собой частицу нашего пространства – времени, какой-то микроскопический обтекающий слой. Когда он, скажем, аритмичен межфазным соединениям, «вход» закрывается. А может быть, есть и другое объяснение,– вздохнул Капитан.

В самом деле, на какие еще объяснения можно было рассчитывать в этом царстве необычайного! Пять разноцветных солнц на небе, пять разных миров на планете. Блуждающие стога с калиткой-щелью в какое-то Зазеркалье. Бородатые младенцы, которые сучат ножищами сорок шестого размера и сосут молочко из пожарных шлангов.

– Если младенец двух метров ростом,– вспомнил Капитан предположение Алика,– то к зрелости он дотянется до десяти. Значит, все-таки свифтовское: Бробдиньяг в космосе.

– Едва ли,– не согласился Библ.– Во всех фазах одна и та же гравитация, близкая к земной. Гигантские рост и вес создадут чрезвычайные неудобства для гуманоидов. Может быть, здешняя биоэволюция и не повторяет земную, но едва ли слишком от нее отличается. Тут что-то другое.

– Сейчас узнаем.

Широченный фонтан чистого зеленого пламени, то вздымаясь, то падая, бил прямо из черного камня метрах в пятидесяти от вездехода, не обнаруживая тайных намерений погаснуть или уменьшиться. Он бил не высоко, не выше двухэтажного дома, но и не опускался ниже первого этажа, позволяя вездеходу свободно пройти сквозь щель. Тускло-серая, ровная, как портьера, она не открывала тайн мира, притаившегося за ней. То ли это была стена, или облако, или просто сгусток лежавшего в долине тумана, ни Библ ни Капитан не смогли ответить, но самое главное, щель не исчезла при сближении с машиной. И Капитан решился. Он включил отражатель, который в случае столкновения с непреодолимым препятствием отбросил бы машину назад, и похожий на черепаху вездеход пошел на таран в центр непонятной мути.

Он прошел ее, как нож масло, без малейшего сопротивления. Силовое поле отражателя действовало с силой кумулятивного взрыва. Серая масса, а это была несомненно масса пока еще неизвестного состава и происхождения, уступчиво сжималась или расступалась, пропуская путешественников. Но она не пропускала света, и несколько секунд вездеход шел в полной темноте, пока не вырвался на залитую солнцем лужайку, похожую на газон футбольного поля.

Капитан остановил машину и оглядел ландшафт в круговом смотровом стекле. Позади простиралась ровная плоская поверхность не то кустарника, не то высокой травы, так плотно и густо росшей, что даже вблизи она походила на двухметровой толщины серый ковер, примыкающий у горизонта к очень темному, неизвестного происхождения лесу.

– Вот эту серятину мы и прошли,– задумался Капитан.– Интересно, что же это на самом деле?

– Серые мхи,– сказал Библ.– Палеозойская декорация. А эта лужаечка – часть просеки, засеянной уже вполне современным газоном и опоясывающей явно силурийский заповедник. Видимо, мы находимся там же, где уже побывали Малыш и Алик. В том мире, во всяком случае. А теперь превратимся в Ливингстона и Стэнли и отправимся в джунгли космической Африки.

Оставив вездеход под силовой защитой, навесив и пристегнув все захваченное со станции ручное оружие, Капитан и Библ отправились на рекогносцировку в симпатичные джунгли незнакомого, но явно ухоженного кустарника за газонной полянкой. Может быть, Ливингстон и Стэнли казались для сравнения слишком далеким эталоном путешественников, но в своих кремовых шортах и сетках, предохранявших от жары грудь и спину, в модернизованных пробковых шлемах с вмонтированными в них миниатюрными рациями их нынешние последователи действительно походили на участников сафари в приключенческих фильмах двадцатого века. Запавшие щеки и крутые морщинки на лбу Капитана и совсем уж колоритная голландская бородка Библа, окаймлявшая бронзовое от загара лицо, дополняли впечатление.

– Вместе или разделимся? – спросил Библ.

– Вместе,– решил Капитан,– рация пригодится в пожарном случае.

Раздвигая упругие большелистые ветви, протискиваясь в тенетах вечнозеленых кустов, за которыми торчали уже описанные Малышом и Аликом высоченные мачты эвкалиптов, Капитан и Библ добрались наконец до другой полянки и прислушались. Из-за кустов доносились даже не звуки какой-то членораздельной речи, а просто вскрики, вопли, хрип, свист и хохот. Осторожно спрямив закрывающий дорогу кривой двухметровый лист, наши путешественники так и замерли на месте. Перед ними открылся наконец обитаемый уголок гуманоидного мира Гедоны.

Их было около десятка спортивного вида юношей, почти голых и загоревших до смуглости жителей тропиков. Из одежды на них были только сандалии без креплений с неизвестно как прилипшей к ноге подошвой и вполне земные пляжные плавки небесно-голубого цвета. Лишь двое предпочли темно-синие и, может быть поэтому, оказались в конфликте с голубоплавочниками. Тесно-тесно, спина к спине, отражали они их яростное нападение. Дрались «хлыстами», сверкавшие змейки которых то удлинялись, то укорачивались, смотря откуда и куда был направлен удар. Любопытно, что удары не оставляли на коже заметных следов, но каждый меткий «нахлыст» вызывал или гримасу боли, или подавленный крик, а иногда кто-нибудь из нападавших отбегал и, гримасничая, растирал пораженное место. Капитан заметил, что, встретившись в воздухе, лучистые шпаги раскалывались, срезая друг друга, и удары не достигали цели, но никто из участников схватки не использовал этот прием, стараясь прежде всего «накрыть» противника.В отличие от лохматых «младенцев» все они были аккуратно подстрижены и чисто выбриты, но внешне спортивный лоск не заслонял так и распирающей их первобытности.

– Звери! – сквозь зубы выдохнул Капитан, еле сдерживая накипающий гнев.

Юноши действительно дрались с молчаливой свирепостью, как волки в земных заповедниках, и только вой да хохот сопровождали избиение сопротивлявшихся.

Наконец один из них упал, и тотчас же две серебристые молнии накрыли спину другого. Но он устоял, ответив ударом на удар и в свою очередь сбив с ног двухметрового гиганта в голубых плавках. «Голубые», взвыв по-волчьему, участили удары.

– Звери,– повторил Капитан, уже готовый вмешаться в схватку.

– Дети,– остановил его Библ.– Не вмешивайся, это не наша игра.

– Почему игра? – удивился Капитан.

Но ответил не Библ, а старший из «голубых», видимо вожак группы, и ответил… по-русски.

– Хватит. Две дюжины ударов. Я сосчитал.

«Голубые» остановились. Кто-то крикнул:

– Он и от трех дюжин не сдохнет!

– Не по правилам,– сказал вожак.– Пусть идет.

«Голубые» расступились, пропуская силача в синих плавках. Шаги его, неуверенные и медленные вначале, понемногу крепли и убыстрялись. Под конец он прыгнул и исчез за кустами.

Двое из оставшихся рванулись было за ним, но вожак снова остановил их:

– По правилам игры положено догнать его по другой дороге и снова встретить лицом к лицу. Догоните– добьете. Я жду здесь.

Оставшись один, он подошел поочередно к лежавшим без сознания юношам и перевернул каждого лицом к солнцу. Все они казались странно похожими друг на друга, как для земного европейского глаза кажутся лица монгольского типа. Но в этих не было ничего азиатского– голубые глаза, прямой нос и овал лица напоминали землянину скорее скандинавский или англо-саксонский тип. Лишь приглядевшись, можно было заметить различия, не очень определенно и резко выраженные и только подтверждавшие первоначальную мысль о сходстве. И Капитан и Библ почти одновременно нашли объяснение: перед ними был отборный, физически полноценный и генетически наиболее совершенный вид гедонийского гуманоида.

– Может, я ошибаюсь,– не очень уверенно произнес Капитан,—но мне показалось, что они говорили по-русски. Чушь зеленая.

– Они вообще не говорили,– сказал Библ. Капитан усмехнулся:

– Значит, прямое мысленное общение. Попался, старый дурак, на удочку знакомых слов.

– Мы просто переводили их мысли в привычные нам слова,– пояснил Библ.– Сначала мне казалось, что я слышу, а потом обратил внимание, что губы у них не движутся. Возможно, у них вообще нет речи, как системы связи.

– А крик?

– И зверь кричит.

– Но зверь не мыслит.

– С глубиной этой мысли мы уже познакомились.

– Проверим лично. Есть шанс,– сказал Капитан и, раздвинув кусты, вышел на поле боя.

С молниеносной реакцией «голубой» обернулся и рассек «хлыстом» воздух. Но пробковые шлемы и шорты незнакомцев повергли его в такое изумление, что он совсем по-детски разинул рот.

– Кто… вы? – «услышал» Капитан и ответил уклончиво:

– Мы издалека.

– Почему ты водишь с собой ребенка? – крикнул на Библа гедониец.

– Он не ребенок.

– Разве у вас в школе ходят небритыми?

– Ходят.– Капитан продолжал игру.

– Так ведь он же единицы теряет.

– Что?!

– Ты что – идиот? Биты. Не понимаешь?

– По-моему, он сказал «биты»,– сквозь зубы проговорил Капитан, не глядя на Библа.

– Биты, точно,– подтвердил тот.– Он имел в виду именно биты: у нас для этого нет других терминов. Условные единицы информации. Сначала он и сказал: единицы.

– А сколько ему лет? И при чем здесь информация?

Библ только плечами пожал.

– Почему вы оба жужжите? – спросил гедониец.

– Мы не жужжим, мы разговариваем.

– Что?

– У них нет такого слова,– шепнул Библ.– Подберите другое.

– Мы общаемся. Ты разве не слышишь?

– Когда общаются, думают. И не слышат, а понимают. А я слышу: бу-бе-бо, та-ти-ту…– передразнил гедониец.– Жужжание.

– А сколько тебе лет?

– Полтора года.

Теперь изумились Библ и Капитан.

– Врет? Или у них другая система отсчета?

– Если мы услышали «год», значит, он имел в виду год. Может быть у них год другой?

– Судя по роже, ему лет двадцать, не меньше.

– Опять жужжите.

– Давно в школе? – спросил Капитан, дипломатично обходя коварный вопрос о жужжании.

– С детской площадки. Скоро полкруга. А ты сколько?

– Столько же.

– А что у вас на голове?

– Форма,– придумал Капитан.– Экскурсантам дают. Знаешь, что такое экскурсия?

– Знаю. Нас в Аору возили.

а Капитан услышал «Лора», Библ – «Аэра», но комментировать «услышанное» не стали. Возможно, это заповедник какой-нибудь или город.

– Да спрашивайте же, задавайте вопросы. Не позволяйте ему спрашивать,– шепнул Библ и спросил, опережая Капитана: – А ты любишь учиться?

– А кто любит? Ты любишь?

– Смотря что. Сегодня был в школе?

– Был. Два часа просидел у компьютера. Голова трещит – сдохнешь.

И Капитану и Библу показалось, что гедониец сказал «два часа», но «услышали» они это не очень ясно и настаивать на «часах» не могли, однако термин «компьютер» прозвучал в сознании обоих одинаково четко.

– Вы слышали: компьютер, да? – шепнул Библ, не глядя на Капитана.

– Точно. Чудеса в решете.

– Ты подумал о компьютере? – продолжал Библ, обращаясь к уже подозрительно косящемуся юноше в голубых плавках.—У нас в школе это называется по-другому. Машина, которая за тебя думает, тебе подсказывает, забирается тебе в голову и раскладывает там по полочкам всякую дребедень. А ты просыпаешься и уже все знаешь. Так?

Гедониец заржал, как лошадь. А Библ, не давая ему опомниться, продолжал обстрел:

– Чему сегодня учился?

– Счету,– нехотя отвечал гедониец, ему уже начинал надоедать этот затянувшийся экзамен,– а потом игре в «тро».

Капитан услышал «таро» и переспросил,

– Шашки,—показалось обоим.—Двенадцать клеточек горизонтально, двенадцать вертикально. Перемножишь?

– А ты?

– А я и не то могу. Двенадцать семь раз двенадцать и на себя один двенадцать. Ну?

«У них двенадцатиричная система счета»,– подумал Библ и сказал вслух:

– В уме не могу. Без счетной машины не обойтись.

– На машине всякий дурак сумеет. А я – в уме. Мне за это две дюжины единиц накинули. А за воображение минус.

– Почему?

– Не прошел теста. Шесть проб, а на табло нули.

– На каком табло?

– Световом.

– Сдаюсь,– шепнул Библ Капитану.– Изнемогаю. Еще вопрос, и мы завалимся.– Но он все-таки задал свой последний вопрос: – А зачем вам эти условные единицы?

– Не соберешь нормы – конец. Глотай снова жижицу из клистирной трубки.

Капитану «послышалось»: из «резиновой кишки». Но смысла не уяснили оба, и главное, «голубой» это понял.

– Не из школы вы. Откуда– не знаю. Беру в плен,– объявил он и хлестнул серебристой змейкой.

Капитан нырнул ему под ноги и сбил на землю. Оба тотчас же вскочили, но Капитан секундой раньше и болевым приемом заставил юношу выронить «хлыст».

– Подберите, Библ,– сказал он, не оборачиваясь.– А ты теперь знаешь, кого можно брать в плен, а кого нет.

Гедониец не был трусом. Но и третий его прыжок– он, видимо, собирался укусить Капитана– закончился для него столь же плачевно. Даже не пошевельнувшись, Капитан левой рукой перебросил его через голову. Для космолетчика, обученного всем приемам самозащиты, гедонийский школьник даже с фигурой культуриста был не опаснее земного мальчишки. Сейчас он уже был сломлен. Не оглядываясь, не пытаясь приподняться, он на четвереньках пополз в кусты.

– Ну вот и все,– грустно проговорил Капитан.– Контакт исчерпан.

– У нас не было выхода, Кэп,– сказал Библ.– Не подставлять же спины под их «хлысты».

– И все-таки жаль парня, Библ.

– Убийцу? Все они – убийцы. И пусть не угрызает вас совесть.– Библ кивнул на безжизненные обращенные к солнцу лица: – Боюсь, что у них иные моральные принципы, Кэп, и не с ними надо искать общения.

Капитан задумался.

– Значит, к вездеходу? А может, все-таки рискнем продвинуться? Вон мимо тех эвкалиптов. Аллейка со всех сторон просматривается. Если что, увидим.

– Он может вернуться не один.

– С нашим оружием, Библ, даже в джунглях Прок-лы не страшно. «Хлысты» – детские игрушки по сравнению с пневмоотражателями. А у нас еще и гранаты, и «пояса». Пусть только сунутся!

«Даже самый опытный и счастливый разведчик на вражеской территории иногда ошибается»,—подумал Библ,но не стал возражать Капитану.Аллейка действительно была веселой и светлой. Высоченные мачты эвкалиптов с листьями-ножами, обращенными лезвием к солнцу, не задерживали даже тоненького лучика. Шагай да шагай. Песок, газон, камешки. Десять минут… двадцать… полчаса. Ничто не изменяло окружающего пейзажа.

– По такой бы аллейке да на воздушной подушечке,– мечтательно вздохнул Капитан.– Не планета – курорт!

Но Библ молчал, не отрывая глаз от линии вечнозеленых кустов с толстыми, будто картонными, листьями, выстроившихся за эвкалиптами. Они тянулись параллельно плотной, густой, словно искусственно выровненной полутораметровой ограде.

– Вас что-то беспокоит, Библ?

– Кусты. С любой стороны можно подползти незаметно.

Капитан остановился и сказал:

– Чему-нибудь нас все-таки учили в космослужбе. Из глубины одного из своих бесчисленных карманов

достал миниатюрные «кошки», прикрепил их к ботинкам и по-обезьяньи быстро-быстро полез вверх по вызолоченному солнцем стволу. Забравшись метров на десять, огляделся и так же быстро соскользнул на землю. Лицо его было сосредоточенно и серьезно.

– Вы угадали, Библ, а я опять ошибся. Они ползут двумя колоннами справа и слева.

– В голубых плавках?

– Не обратил внимания. А не все ли равно?

– У меня возникло предположение о «синих».Подумал, может, снова встречаются два враждующих лагеря?

– Нет, Библ. Это за нами охотятся.

– Тогда включим «пояса», Капитан.

– Вы первый.

«Пояс» сразу не подымал. Какие-то мгновения человек медленно отрывался от земли до полуметра, а затем, со свистом рассекая воздух, летел по дуге метров двести—триста. Библ пролетел, как торпеда, приземлившись беззвучно и мягко. Через одну-две секунды его догнал Капитан.

– Повторим?

Повторили. Еще триста метров и еще раз триста. Где-то здесь надо поворачивать влево. Уже виднелись вдали серые мхи. Капитан взглянул на компас-наводчик и взял направление. Вездеход он нашел точно на оставленном месте, но оно не было пусто. Два десятка юношей в синих плавках толпились у машины, не в силах пробиться к ней вплотную: защитное поле пресекало все их попытки. Прыжок Капитана заметили, но он не успел в момент приземления взяться за оружие: не хватило буквально каких-то мгновений. Что-то неприметное и бесшумное небольно укололо его в щеку, и он сразу провалился в

темноту.

Библ видел все это с воздуха. Он мог продлить прыжок, переключив его в свободный полет, но где приземлиться? За вездеходом – бессмысленно: не сможешь помочь товарищу. Возле него– не успеешь: у них какое-то загадочное, но точно бьющее оружие. Значит, надо атаковать в полете. Пролетев над вездеходом, он освободил пристегнутую гранату-газовку,повернул и на большой скорости,только снизив высоту до четырех-пяти метров, швырнул гранату где-то между вездеходом и кучкой бесновавшихся голышей в синих плавках. Сразу же невысокое облако «смога», окутало их вязкой и жирной чернотой. Капитан все еще без сознания лежал в трех метрах от машины. Теперь можно было приземлиться, взвалить товарища на спину и дотащить его до вездехода, предварительно сняв защиту. Библ так и сделал. Ничто не мешало ему: облако черного дыма преграждало путь гедонийцам. Но один все-таки пробился, не попав на глаза согнувшемуся под тяжестью товарища Библу. «Синий» взмахнул чем-то похожим на большой гаечный ключ. И как будто ничего не случилось: ничто не громыхнуло, не сверкнуло, не просвистело. Только Библ, уже подтащив Капитана к вездеходу, почувствовал легкий, почти незаметный, как комариный укус, укол. И потерял сознание, так и не сняв защитного поля с машины.

Глава VI

ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНИЮ. ЗА ПОРОГОМ СКАЗКИ

Он очнулся в совершенно прозрачной комнате, границы которой были едва различимы. Только потолок матово затенял от зеленого солнца, а стен будто и совсем не было– вплоть до горизонта раскинулось во все стороны искусственно выращенное или специально подстриженное газонное поле. Ничто не нарушало его гармонической одноцветности – ни кустика, ни деревца до голубой кромки неба. Ничто не отвлекало внимания, не рассеивало, не перебивало мысль. В этом желтовато-зеленом вакууме хорошо думалось, воспринималось, ассоциировалось. Даже мебели не было, а лежали они с Капитаном просто на воздушной подушке метрах в трех-четырех друг от друга, в тех же костюмах, с тем же снаряжением, причем ни излучатели, ни гранаты не провисали, не оттягивали, лишь чуть-чуть прогибая пружинящую прозрачную пленку, подвешенную под ними неким невидимым гамаком. Библ нащупал ее – она действительно пружинила и прогибалась, как натянутая резина. Издали казалось, что Капитан просто повис в воздухе, безмолвный и недвижимый. Мертв? Библ прислушался. Ровное дыхание товарища успокоило: спит.

Библ сел в своем невидимом гамаке, и гамак тотчас же превратился в кресло – ощущались даже более жесткие ручки-подлокотники – ни дать ни взять творение искуснейшего художника-модельера земной мебельной фабрики, только невидимое или уж во всяком случае с трудом различимое. Да и пол обманул: газон только просматривался сквозь такую же прозрачную пленку, а она чуть-чуть прогибалась и отталкивала ногу. Вероятно, по этому полу и ходить было одно удовольствие, и Библ, вскочив, пружинящей, энергичной походкой подошел к Капитану.

– Чудеса, Кэп,– позвал он, тронув спящего за плечо,– просыпайтесь!

Капитан открыл глаза и мгновенно, как цирковой акробат, подпрыгнул и стал на ноги, готовый к защите. Ни Библа, ни комнаты он еще не разглядел – просто действовал привычный рефлекс космоисследователя.

– Библ? – почему-то удивился он.– Что случилось? Ах да! Нас же сбили.

И тут Библ сразу вспомнил все то, что ускользало от него в этом убаюкивающем зеленом мареве. Их последний прыжок к вездеходу. Падение Капитана. Меднокожие в синих плавках, окутанные жирным дымом гранаты. Он волочит Капитана к защитному полю вездехода. Укол. И– конец. Тьма.

– Очевидно, нас перенесли в эту колбочку из воздушной пленки. Если они людоеды, так для откорма. А может, просто для изучения, не знаю.

– Какую колбочку? – не понял Капитан.

– А вы оглянитесь получше.

Капитан оглядел неразличимые стены, зеленое море газона, пощупал ногой пружинящий пол, подошел к тому, что казалось стеной, ткнул в нее кулаком – кулак протиснулся на четверть метра, натянув тончайшую, как от мыльного пузыря, сливающуюся с воздухом пленку, и отскочил назад.

– Не пускает,– сказал Капитан.– А откуда же приток воздуха?

– Может, есть где-нибудь невидимое окошечко или вентилятор? – предположил Библ.

Капитан молча обошел предполагаемое пространство «колбы», всюду пробуя плотность стен, и всюду стена прогибалась и снова натягивалась.

– Крепко заперли, черти.

– Может, рванем излучателем? Кажется, подходящий случай.

– Едва ли. Лучше подождем.– Капитан еще раз оглядел их прозрачную клетку.– Действительно, колба. Интересно, на чем же мы спали? На этих воздушных подушечках?

Постели, ставшие уже креслами, по-прежнему едва просматривались. Отсутствие материальности, вещественности, а главное, цвета раздражало, и Библ не преминул заметить:

– Почему они игнорируют цвет? Если бы кресла, скажем, стали голубыми, а стены – розовыми, потолок побелел, а пол…

Фраза оборвалась. Библ буквально онемел от неожиданности. Стены мгновенно порозовели, висевшие в воздухе кресла словно выкрасили ультрамарином, а облачко, затенявшее потолок, стало молочно-белым. Только «недокрашенный» Библом пол оставался по-прежнему зеленой прозрачной пленкой.

– Н-да,– сказал Капитан.

Библ молча сел в голубое кресло без ножек, подпрыгнул на нем, промял, утонул.

– Неплохо. Любопытно, как это достигается?

– Просто это достигается. Проще простого. По щучьему веленью, по моему хотенью.– Капитан с таким же удобством уселся напротив.– Стола только не хватает.

И мгновенно возник стол.Стеклянно-матовый на вид, прямоугольный по форме, только без ножек, как и кресла.

Просто в воздухе между ними повисла доска.

– Ну, если мы попали в сказку, так и будем вести себя по-сказочному,– сказал Капитан.– Лично я выпил бы что-нибудь горячительное.

– И я.

На столе прямо из воздуха материализовались два странных бокала с вмятинами для пальцев, наполненные густой розоватой жидкостью. Библ попробовал: вкусно. Выпили. И сразу же мысль приобрела особенную ясность, движения – легкость, а зрение – остроту.

– Хорошо! – крякнул Капитан.– Может быть, еще что-нибудь пожелаем?

– Я бы пожелал увидеть волшебника. Никто не появился.

– Может быть, в их лексиконе нет слова «волшебник»?– предположил Капитан.– Тогда скажем так: кого-нибудь из тех, кто поместил нас сюда и выполняет наши желания.

– Я здесь,– откликнулось у обоих в сознании.

Телепатический зов донесся с другой стороны, и, обернувшись, они увидели меднокожего гедонийца в синих плавках и рубашке из тончайшей шнуровки, если это нитяное сооружение можно было назвать рубашкой. Шнурки тесно прилегали к телу на расстоянии нескольких сантиметров один от другого и ничем не скреплялись. Чему они служили? Защите от жары и солнца? Но они не могли защищать ни от температурных колебаний, ни от солнечной радиации.

– Вы ошибаетесь: они создают тончайшую воздушную прослойку желаемой температуры. Сейчас она значительно ниже температуры воздуха.

– Но многие из вас ходят голыми,– проговорил Капитан.

– Только дети.

Говоривший или, точнее, передававший свои мысли гедониец был так же юн, высок, атлетически сложен и красив, как и его соплеменники в одних плавках. Лишь глаза его светились более глубокой и умной мыслью, да и губы, как показалось Библу, складывались в подобие улыбки.

– А сколько тебе лет? – спросил он.

– Три года.

Стараясь даже мысленно не выказать удивления, Библ задал еще вопрос:

– Когда же у вас становятся взрослыми?

– Я уже взрослый.

– Но у вас дети выглядят такими же.

– У нас все дети выглядят одинаково.

– Даже старики?

– У нас нет стариков.

– Не доживают до старости?

– У нас нет старости.

– Все умирают молодыми?

– Никто не умирает.

– Но мы же сами видели мертвых.

– Это не мертвые. Это подлежащие регенерации.

– Но регенерация– это же возрождение. Ты хочешь сказать, что вы победили смерть?

– Мы ничего не победили. Речь идет просто о переходе из одного состояния в другое.

– Из какого?

– Оно похоже на сон. Сознание спит, а потом пробуждается.

– Ты это пережил?

– Нет.

– Но знаешь от того, кто пережил?

– Нет. Никто из переживших не сохраняет старой памяти. Регенерация все начинает снова.

– Туманно объясняешь, братец,– сказал Капитан.

– Не понимаю обращения.

– Нормальное обращение. Друг, товарищ, парень.

– Пробел восприятия. Первых двух понятий не знаю. Последнее – это юноша. Но я уже не юноша. Я закончил полный круг школы.

– А бывает неполный?

– Конечно. «Голубые» – это первое полукружие, «синие» – второе. Стыковка происходит только после сдачи первого теста.

– Так мы запутаемся, Капитан,—прервал вопросы последнего Библ.– Мы уже отклонились от главного… Как называется ваша планета?– обратился он к гедонийцу.

В ответ они «услышали» нечто расплывчатое, неясное, невоспроизводимое.

– Вы что-нибудь разобрали, Капитан?

– Какое-то кваканье. Вероятно, в нашем языке нет ни аналогичных понятий, ни похожих звуков.

– Почему вы жужжите? – спросил гедониец.

– Нас уже спрашивали об этом ваши соотечественники,– сказал Библ и запнулся: дойдет ли до его собеседника понятие «соотечественники», но, не «услышав» вопроса, тотчас же продолжал: – Мы передаем мысли в звуках нашего голоса. Звуки образуют слова, слова складываются в предложения, точно передающие мысль. Эту систему связи мы называем речью.

– Наша система связи доходчивее и проще.

– Согласен. Но речь обладает дополнительными качествами: богатством интонаций, подтекстом, тональностью.

Глаза у гедонийца стали, как показалось Библу, чуточку больше, губы сузились. Должно быть, он что-то не понимал.

– Не ясно,—откликнулся он.– Может быть, мой «ай-кью» ниже вашего.

– Вы слышали, он сказал «ай-кью»? – заинтересованно зашептал Капитан в ухо Библу.– Ведь это чисто американский термин, и притом столетней давности.

Библ улыбнулся:

– Он ничего не сказал, Кэп. «Ай-кыо» – это наш мысленный перевод его мысли. Должно быть, он имел в виду коэффициент умственного развития. Мы по привычке все еще называем его «ай-кью».

– Я именно так и думал,– приняли они мысль гедонийца.

– И тебе понятно все, что мы думаем, не обращаясь к тебе?– не утерпел Библ.

– Не все. Когда ваша мысль не сопровождается желанием скрыть ее от меня, она доходит. То же ведь и у нас. Мысль воспринимается только тем, кому она направлена. Открыть или закрыть ее для другого зависит от думающего.

Гедониец, до сих пор не изменявший своей каменной неподвижности, переступил с ноги на ногу. «А ведь человек, ей-богу, человек, и устал, как человек»,– подумал Капитан.

– Почему ты стоишь? – спросил он.– Сесть негде?

Гедониец издал неопределенный звук, что-то вроде смешка или сдержанной попытки расхохотаться, и тотчас же очутился на таком же висячем, прозрачном сиденье, неизвестно каким образом появившемся и мгновенно поголубевшем.

– Как это у вас делается? – полюбопытствовал Капитан и сейчас же «услышал» равнодушный ответ гедонийца.

– Не знаю.

– И не проявляешь любопытства?

– Зачем?

– По-моему, любопытство – это стимул к повышению «ай-кью». До сих пор ты, например, даже не поинтересовался, откуда мы взялись и кто мы такие.

– Для чего? Точное знание – один ответ. А воображение подскажет несколько.

– Какой же смысл подменять точное знание выдумкой?

– Это одна из наук полукружия. Сильнее воображение– больше единиц информации.

Капитан порывался было спросить, о какой информации идет речь, но Библ остановил его, приложив палец к губам:

– Опять запутаемся. Полукружия… Информация… Единицы… Спросим, для чего они держат нас в этой закупоренной прозрачной колбе.

Ответ поступил еще до того, как был задан вопрос: Библ не «закрыл» своей мысли.

– Она не закупорена. Мы входим и выходим, когда захотим.

– А мы?

– И вы. Попробуйте.

Капитан поднялся, но гедониец предупредительно поднял руку.

– Я не ответил на второй ваш вопрос. Вы здесь затем, чтобы узнать, как и чему нас учат. Мы здесь затем, чтобы узнать о ваших реакциях.

– Каких?

– Не всё сразу. Вы уйдете вслед за мной спустя два ина.

– Ина или има? – переспросил Библ Капитана.

– А может быть, уна? – усомнился Капитан.– Опять несовместимость созвучий.

Гедониец улыбнулся и показал на стену:

– Часы.

На розовой, теперь уже непрозрачной стене появился желтый круг, в котором замелькали, сменяя друг друга, черные значки странной формы.

– Цифры,– подсказала мысль гедонийца.

«У нас есть общие понятия: часы и цифры. Но мы не знаем их счета времени и языка счетных символов»,– откликнулась мысль Библа.

– Тогда подождите меня. Я вернусь за вами.

С этой мгновенно переданной и принятой мыслью атлет в висячем кресле растворился в розовой краске стены.

– Чудеса продолжаются,– заметил, уже ничему не удивляясь, Капитан.

– Едва ли для них это – чудо. Материализация мысли. Очевидно, пленка растворяется по желанию.

– Будем ждать?

– Зачем? Нас они все равно найдут. А мы пока проверим мощь наших земных мыслишек… Сезам, отворись!– весело воскликнул Библ и шагнул сквозь стену.

«А если не травка до горизонта, а какой-нибудь гадючий заповедник с первобытными ужасами?» – мелькнула мысль, и необозримое травяное поле, казавшееся из «колбочки» горизонтальным и одноцветным, вдруг откосом побежало вниз и пожелтело, как трава, выжженная солнцем. Но вблизи трава оказалась совсем не трава, а густая, зелено-желтая гладь океана, почти не колеблемого ветром, не мезозойского и не палеозойского и даже вообще не земного. Библ растерянно оглянулся. Капитан следовал за ним спокойно и неторопливо.

– Похоже на экваториальное море Проклы,– крикнул Библ,– такой же вонючий яичный кисель!

Капитан почему-то не ответил; сложив руку козырьком, он всматривался в охряные бугорки, быстро перемещающиеся по яичной глади. «Туманки»,– подумал Библ и сразу почувствовал противную слабость в ногах. «Туманки» на Прокле были самым страшным испытанием для космолетчиков. Уничтожить их было нельзя: от ядерного удара они только увеличивались; разрезанные излучателем, делились, как амеба, и нападали удвоенным, а то и утроенным строем. Ни в одну ловушку, придуманную участниками экспедиций, не попадались, и природа их до сих пор была не ясна. Но окутанный их маслянистым туманом человек исчезал немедленно и бесследно. «Туманки» растворяли его полностью, не оставляя ни волос, ни костей.

От ближайшего охряного бугра, скользящего к земному берегу, отделился такой же мутный, клубящийся, как сгусток тумана, пузырь и метнулся навстречу Библу.