Текст книги "Канатоходцы"

Автор книги: Сергей Абрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 5,
в которой действие происходит двумя месяцами раньше, когда Лайка в Городе не было

Утро было пасмурным и тоскливым – низкое серое небо, дождь не дождь, а так, моросня какая-то. Мак-Брайт брился в ванной, разглядывал в зеркале осунувшееся от бессонных ночей лицо – мешки под глазами, впалые щеки, а виски-то совсем седые! – и думал: сдает моторчик, на больших оборотах уже не тянет, скоро на отдых, купить домик где-нибудь на море и забыть обо всем… О ежедневной, ежечасной опасности, о слежке, о конспирации, о делах. Да разве забудешь?

Он говорил Первому об этом, зря, конечно, результат можно было предсказать. «Мне не слаще, Мак. Ты уж потерпи: вместе начинали, вместе и кончим». Начинали и вправду вместе, давно, еще до рождения Системы, и сколько пережили, перемучились вместе – все вместе, в одной связке, по очереди страхуя друг друга. Много сделано, а сколько впереди?

Мак-Брайт закончил бриться, привычно поморщился под струйками гидромассажа и, взяв плащ, пошел к лифту. Электроль со световым сигналом «Заказ» стоял у подъезда. Мак-Брайт назвал шифр вызова, сигнал погас, и дверца открылась.

Уже отъехав от дома, Мак-Брайт сунул руку под сиденье и достал оттуда продолговатый футляр. Раскрыл его, вынул записку, смешно пошевелил губами, расшифровывая текст. Ничего особенного, обычное дело, сколько их было у него.

Ли Джексон, район Фи-Джи, Триста второй квартал, корпус, дом, квартира… Он работал у Бигля младшим оператором и чем-то не угодил ему: в записке об этом подробно не говорится. Зато Первый передал, что в пять за мальчишкой придут. Значит, надо опередить полицию.

Остановив электроль у вокзала, Мак-Брайт, согласно шифровке, прошел на тринадцатый перрон, подошел к расписанию, которое уже изучали мужчина с блокнотом и женщина, кого-то поджидавшая.

– Операция-перехват, – ни к кому не обращаясь, негромко сказал Мак-Брайт и назвал адрес, указанный в шифровке.

Потом оглянулся по сторонам, пошел вдоль перрона, нырнул в вагон поезда, отметив, что мужчина у расписания положил блокнот в карман и не торопись пошел к выходу, а женщина все еще ждала кого-то, поглядывая на двери в зал ожидания.

Он сошел на следующей станции, сел в аэробус, проехал пять остановок, потом долго шел пешком., сворачивая в узкие улочки-ущелья между бесконечными стенами небоскребов. Это был район рабочих кварталов – без сверкающих реклам, роскошных витрин и шикарных баров. Обычные муравейники-дома.

Мак-Брайт свернул в очередное ущелье и, оглядевшись, вошел в подъезд, по замызганной лестнице спустился в подвал, толкнул тяжелую дверь с надписью «Вход воспрещен!» и очутился в длинном коридоре с мокрыми и холодными стенами, по которым тянулись толстые – литой резины – провода. Он торопливо пробежал до следующей двери с такой же грозной надписью и постучал осторожно.

– Кто? – спросили из-за двери.

– Седьмой, – ответил Мак-Брайт.

Дверь открылась, и он оказался в жарком машинном зале с низкими потолками – какая-то районная подстанция, что ли? За машинами следили всего два человека, и обоих Мак-Брайт знал.

Один из них встретил его, проводил молча – трудно говорить в таком шуме – в стеклянную кабину в конце зала, пультовую, закрыл за собой тоже стеклянную дверь. Двое – усатый пятидесятилетний человек и высокий парень лет тридцати, – в серых комбинезонах, в шапочках с козырьком, с нашивками на рукавах, ждали молча, не задавая никаких вопросов, как ждут приказа.

– Устал, – сказал Мак-Брайт. – Есть что выпить?

– Пиво, – откликнулся усатый. – Будешь?

– Буду, – кивнул Мак-Брайт, – и ты со мной. А Рив перебьется: у него сегодня дело.

– Зачем он тебе, Мак? – спросил усатый.

– Ребята Чивера сегодня играют в полицейских. Бигль проявляет рвение, так мы его опять решили немного опередить.

– Кто сейчас? – спросил усатый.

– Мальчишка. Его приведут.

– Говорить будешь ты?

– Линнет.

Над дверью загорелась красная лампочка, замигала тревожно, и через несколько секунд в зале раздался холодный металлический скрежет.

– Это Линнет, – мигнул Мак-Брайт усатому. – Открой и последи за проходом.

В пультовую вошла, вернее, влетела Линнет – в косыночке, в цветастом платьишке: совсем девчонка с рабочей окраины.

– Наконец-то! – сказал Мак-Брайт. – Пока подождем Чивера: он с минуты на минуту появится. Я уйду в аппаратную, а ты поговоришь с новым мальчиком. Скажешь, что тебе говорил о нем Док. Задание ясно?

– Ясно. Что делать с мальчиком?

– Ты поговоришь, я послушаю. А потом Рив его спрячет.

– Зачем он вам?

– И об этом позже. Если подойдет, будешь готовить.

– К чему?

Мак-Брайт не ответил, закрыл глаза, расслабился: устал, вымотался. Он знал, зачем ему нужен мальчишка, новенький, чистый, в сламе его никто не знает. Бигль будет в ярости: что ж, не привыкать. Первый прикроет, на то он и Первый, чтоб Бигля нейтрализовать. А мальчишка в трущобах конечно же обживется, привыкнет.

В пультовую быстро вошел усатый.

– Мак, там Чивер и с ним трое. Один упакован.

– Пусть войдут. – Мак-Брайт встал и пошел в аппаратную. – Поставь блокаду на вход: нам посторонние не нужны.

Он вошел в тесную, заставленную приборами комнатку, где уже сидел долговязый Рив. Мак-Брайт приложил палец к губам – тише! – и нажал кнопку у двери. На стенке – белой и непрозрачной – высветился квадрат. Сквозь него видна была пультовая, Линнет на стуле и дверь, через которую двое мужчин вносили что-то длинное и тяжелое, завернутое в парусину. Сзади шел человек, которого Мак-Брайт встретил на вокзале: он там читал расписание.

– Надеюсь, живым довезли? – спросила Линнет.

– Даже без царапин.

Мальчишка и впрямь оказался живым, даже слишком. После укола стимулятора он пришел в себя, вскочил, рванулся к дверям и, только налетев на Чивера, остановился.

– Вы кто? – Голос его звучал хрипло.

Линнет улыбнулась мягко и ласково:

– Свои, Ли. Нас послал Док.

Ли всхлипнул, совсем по-детски:

– Док арестован.

– Знаем.

– А чего же вы здесь сидите? – Это уже почти крик. – Его же спасать надо!

Линнет улыбнулась: уж очень трогателен был он в своем волнении.

– Мы не оставляем друзей в беде.

– А кто вы?

– Узнаешь, Ли, все узнаешь. Док просил о тебе позаботиться. Вот и ты должен позаботиться вместе с нами о Доке, о Чивере, о сотнях людей, которых арестовывают только за то, что они не пользуются сомниферами, и за многое другое – за крик недовольства, за неосторожное слово, за опасные мысли, Поэтому инспектор Ли должен исчезнуть. Вместо него появится другой Ли, борец против неправды и зла, подпольщик, сламист. Но для этого нужно время. Рив проводит тебя.

Ли обернулся: огромный Рив в плаще, застегнутом наглухо, ждал у железной двери в машинный зал.

– А вы? – Ли жалобно посмотрел на Линнет, единственную – так он думал – ниточку, связывающую его с Доком.

– Я приду.

Ли шагнул вслед за Ривом. Дверь хлопнула за ними, лампочка над пультом загорелась и погасла. Мак-Брайт встал и пошел в пультовую.

– Ну что? – Линнет ждала решения.

Мак-Брайт пожал плечами:

– Сырой материал, но научится. Всему научится…

Глава 6,
в которой говорится о пользе случайных знакомств

Я проснулся ровно в девять, а получасом позже в дверь номера позвонили. Я выключил бритву и пошел открывать. За дверью стоял белобрысый паренек внейлоновой куртке.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я из рекламного бюро Мак-Брайта: телевизоры, холодильники, радиокомбайны.

– А-а, помню-помню, – протянул я, – что-то было… Ну, заходите, потолкуем о холодильниках.

Паренек вошел следом, подождал, пока я сел в кресло, и осторожно примостился напротив – на самом кончике стула. Я следил за ним, изо всех сил стараясь казаться суровым.

– Как зовут?

– Ли, – ответил паренек.

– Кто тебе дал мой адрес?

– Линнет. Сказала, что будете меня ждать.

– А быть посмелее она тебя не учила?

Ли усмехнулся неожиданно хитро:

– Как же, по-вашему, должен вести себя рассыльный из рекламного бюро?

Я оценил ответ и вспомнил, что Линнет очень хвалила мальчишку: смекалистый, подвижный, осторожный, может быть, чересчур восторженный, но это пройдет, а так по всем данным – отличный связник, лучшего не пожелаешь. Для него я сламист с юга, привычная легенда двухмесячной давности. Зачем я здесь? А это уже тайна, и Ли не должен совать в нее нос, а должен слушаться меня во всем – это боевое задание слама.

– Вот что, Ли, – сказал я, – найдешь Линнет и передашь следующее: «Два часа пополудни, Сороковая улица, кафе „Устрица“». Запомнил?

Ли повторил про себя, кивнул согласно.

– А мне что делать?

– Придешь тоже, только сам по себе.

Я не случайно позвал Линнет на Сороковую. Движение электролей там достаточно интенсивно, чтобы я мог показать весь свой водительский класс: мой план «случайного» знакомства с Факетти, вернее, его продолжения, строился именно на умении водить электроли. План этот я придумал еще в баре и тут же поделился придумкой с Линнет. Помню ее высокомерное: «Неплохо. Можно попробовать…»

Я заметил ее еще издали – она пересекала улицу, размахивая рыжей сумкой, непонятным мне предметом туалета, за который упорно цеплялись модницы всех времен.

– Девушка, – закричал я, перегнувшись через барьерчик, отделяющий кафе от тротуара, – сжальтесь над одиноким героем космоса, разделите его трапезу!

Линнет обернулась, засмеялась, узнав меня. Я подвинул ей стул, подозвал официантку.

– Прохладительное, пожалуйста.

Мы обмениваемся любезностями, пока не уходит официантка. Теперь можно перейти к делу.

– Тебе понравился Ли? – Мы перешли на «ты» сразу, без предварительных объяснений.

– Хороший паренек. Кстати, где он?

– Витрина книжного магазина около стоянки электролей. Заметил?

Заметил: тоненькая фигурка в курточке возле книжного развала – студент или школьник.

– Что успела узнать о Факетти?

– Самое существенное. По средам он обедает у отца, временно покинувшего свою резиденцию на Второй Планете и обитающего сейчас в Мегалополисе. Видишь дом с лоджиями?

– Вижу.

– Тридцать седьмой этаж, второй блок. Отец – банкир, глава фирмы «Шахты Факетти». Джин – его единственный наследник.

– Джин?

– Так зовут твоего будущего приятеля. Через полчаса увидишь его воочию.

Каюсь, я не ожидал столь быстрого разворота событий. Через полчаса на улице появится тот, кто тебе необходим, ибо он ступенька к «Шахтам Факетти», фирме, с которой связано задание Центра.

Но почему Линнет так спокойна?

– А зачем волноваться? Видишь электроль на стоянке? Он один, и другого не будет, хотя улица бойкая и диспетчер просто обязан держать здесь не менее пяти машин. Скажешь, просчет? Нет, расчет, прости за каламбур. Утром я говорила с Седьмым: это его работа.

– Давай по порядку. Кто такой Седьмой и в чем его работа?

Она досадливо поморщилась:

– Совсем забыла: ты же еще младенец в сламе. Седьмой – Мак-Брайт, это его позывной. Он связан с главным диспетчером парка, а тому ничего не стоит держать здесь всего один электроль. Да и тот, честно говоря, неисправен.

– Его же могут в любую минуту перехватить.

– А Ли на что? «Простите, но машина заказана. Стоянка за углом, три минуты ходьбы». Мальчик хорошо знает свою роль…

– Какова неисправность в машине?

– Что-то с управлением, электроль должен сдать на третьей передаче.

Восемьдесят километров в час – скорость приличная, придется рисковать.

– Факетти один?

– Входил один. С кем выйдет, не знаю.

На той стороне улицы Ли застыл у стены дома. Пожалуй, он волнуется сейчас не меньше меня. А может, и больше: для него это – первое серьезное задание. Акция, как говорят здесь. Вот он рванулся от двери, пошел по тротуару.

– Внимание, Лайк!

– Вижу.

Из подъезда вышел высокий парень в красной синтетической куртке – Факетти! Остановился, закурил, ладонями закрывая огонек зажигалки, шагнул к электролю. Еще мгновение – и дверца машины закрылась, электроль резко рванулся с места – включено ручное управление? – нырнул в поток машин. Я помешал ложечкой тающее мороженое: пора!

Посреди площади вспыхнул багровый факел. Визг тормозов, комариное гудение электродвигателей, взволнованные крики – все это мгновенно погасло, выключилось, как звук на экране. Я не слышал, что мне кричала Линнет; просто оттолкнул стол, перемахнул через ажурную ограду кафе, побежал через площадь, лавируя между машинами, туда, где, словно в вакууме (все разбежались, очистили место – погибай, парень!), горел электроль Джина Факетти.

Я сорвал пиджак, несколько раз с силой ударил им по куполу, сбил на секунду пламя. Обжигая руки – стисни зубы, стерпи! – рванул на себя дверцу машины. Неожиданно она легко открылась. Я схватил за плечи безжизненно повисшего на руле, потерявшего сознание Факетти, потянул из кабины, повалил на мостовую – вовремя. Пламя с новой силой охватило машину.

Факетти очнулся, сел на мостовой. Я помог ему подняться и повел к тротуару, расталкивая любопытных. Он сокрушался вслух:

– Потерял сознание, как мальчишка! Стыд-то какой… – Потом повернулся ко мне: – Вы спасли мне жизнь. Я ваш должник…

– Прощаю вам долг, – сказал я.

Он засмеялся беззаботно, словно не было ни аварии, ни смертельной опасности.

– Не надо: я всегда плачу по счетам. Давайте знакомиться: Джеронимо Факетти, короче Джин. Может, слышали?

– Даже видел.

– Где?

– Кафе «Семь футов под килем».

Он всмотрелся в мое лицо, кивнул утвердительно:

– Верно. Это вы тогда Дикого приложили.

Я назвался. Он присвистнул уважительно, взял меня под руку.

– Мое спасение надо отметить. Вы за?

В тот вечер я поздно добрался к себе в отель: Джин долго не отпускал меня. В общем, можно было считать, что у меня появился в городе друг. А что касается пары ожогов на руках, так это мелочи, не стоящие доброй дружбы.

Глава 7,
в которой развлекаются, стреляют и бегут из тюрьмы

С Джином я встретился на другой день на двадцатом этаже стеклянного небоскреба «Шахты Факетти», в созданном по его идее наимоднейшем клубе «При свечах». «У нас особый клуб, старина. Малость ветхозаветный, но тебе понравится».

В роскошных залах, украшенных старинной мебелью, коврами и светом тысяч свечей, нас встретили столь же старомодные туалеты – визитки, вечерние платья дам и сверкающие камни в ушах и на пальцах. Лакеи в напудренных париках и шитых золотом ливреях разносили напитки, гигантский швейцар в красных панталонах и белых чулках объявлял имена сановитых гостей.

Все это не заслуживало бы даже упоминания, если б не две встречи и последовавшие за ними события. Сначала мне пришлось пожать руку Дикому, иначе говоря, Стиву Кодбюри, оказавшемуся сыном начальника городской полиции, причем рукопожатие это не доставило никому удовольствия, кроме Джина, радостно воскликнувшего:

– Вот и прекрасно, мальчики. Теперь нас трое.

– Четверо, – поправил его женский голос.

Особа эта, несмотря на ее ослепительную внешность – рыжие волосы, распущенные по плечам, ровный золотистый загар – в цвет волос, зеленые глаза и зеленые изумруды на шее, – вероятно, не привлекла бы моего специального внимания – мало ли каких красавиц явстречу вкомпании Факетти, – если б не примечательный диалог между нами, диалог с подтекстом, настораживающим и многозначительным.

Мы стояли с Жаклин Тибо у стены как раз под солидным хрустально-медным канделябром с двумя десятками свечей, и я время от времени с опаской поглядывал на него: и тяжел и огнеопасен… Жаклин заметила, потянула в сторону:

– Так безопаснее?

Вздохнул иронически:

– У меня уже проверяли крепость черепной коробки. Боюсь, что второй проверки она не выдержит.

– Где же была первая?

– На Луне.

– Ах да, помню, Джин рассказывал…

Вот тут-то я и прозрел. Дело в том, что Джин не знал о моем приключении на Луне: я не рассказывал ему об этом. Значит, информацию о пилоте Лайке Жаклин получила из других источников, а из каких, я, пожалуй, не сомневался. Факетти-младший слишком примечательная фигура, чтобы Тейлору не заинтересоваться его связями, которые могут стать опасными для отца, владельца таинственных «Шахт Факетти». В окружении наследника должен быть «дятел», который опять-таки должен заинтересоваться новым человеком – мной. Стив Кодбюри? Мелок, злобен и глуп. Остальные не проявляют ко мне никакого интереса: провинция, мускулы без интеллекта. А Жаклин рядом, Жаклин – вся внимание, вполне подходящий сотрудник для Тейлора.

Все дальнейшее на вечер не представляло интереса: Дикий напился, и Джин предложил «сменить обстановку». Решили разъехаться, отвезти пьяного Стива домой, сменить ветхозаветные костюмы на современные и вновь встретиться в ресторанчике «Город снов», где должна была выступать знаменитейшая Алина.

Выходя на улицу чуть раньше замешкавшихся моих спутников, я вдруг заметил на тротуаре тоненькую фигурку Ли.

– Вам электроль? – склонился он, как принято у парнишек, зарабатывающих услугами богатым клиентам, и добавил чуть слышно: – Я давно жду. Вы нужны Седьмому. Он будет в полночь на вокзале «Торно», у второго пути.

Электроль он пригнал тотчас же, и я еще до появления Жаклин и Джина успел назвать автомату адрес:

– Вокзал «Торно».

У вокзала я нырнул в одну из крутящихся стеклянных дверей. Замелькали светящиеся таблички: «Перрон 6… 4… 3…» Вот он, второй. Еще издали я увидел сутулую фигуру Мака в плаще с поднятым воротником. Он тоже заметил меня, сложил неторопливо пухлую газету, сунул в карман, медленно пошел вдоль перрона. Я за ним. Он поглядел по сторонам, вошел в вагон, остался в тамбуре.

Когда поезд тронулся, Мак-Брайт молча курил у стены, не обращая на меня никакого внимания. Я пристроился рядом. Он выбросил сигарету и спросил:

– Удивляешься?

– Мягко сказано…

– У нас мало времени: на следующей мне сходить. Я тебя и так прождал полчаса.

– Ли не мог предупредить меня раньше.

– Знаю. Не в этом дело. Сегодня слам идет на акцию. О Доке слыхал? Его сегодня должны вынуть.

Я не понял.

– Наш термин: спасти, вырвать из рук Бигля.

– Буду участвовать?

– Будешь. Только по-своему.

– Это как?

Он не ответил, прикидывал что-то в уме, посмотрел на часы, спросил нетерпеливо:

– Где сынок?

– Факетти? Наверно, в «Городе снов». Ждет меня и чертыхается. С ним некая дива – Жаклин Тибо. По-моему, человек Тейлора.

Он поморщился:

– Худо. Отделаться никак нельзя?

– Можно попробовать. А что?

– Сойдешь со мной, поймаешь машину, вернешься в «Город снов» и убедишь Джина поехать в штаб Бигля.

Я пожал плечами:

– Убедить-то можно, только зачем?

– Я не закончил: сегодня по управлению дежурит старший Кодбюри. Вполне уместно навестить отца задушевного друга. Он с вами?

– Нет, наверно. Когда я уходил, его повезли домой: надрался до бесчувствия.

– Тоже неплохо: беспокойство о моральном облике товарища чаще всего возникает в полупьяном виде – как раз как у тебя с Джином. Приедете, поговорите, а когда начнется тревога – где-то около двух, – примешь участие.

Кажется, я начал что-то понимать: Мак-Брайту был нужен свой человек «на той стороне». Я, пожалуй, сумею сыграть роль.

– Инициатива поездки должна исходить от Факетти. А ты лишь натолкни его на эту мысль. Все понял?

– Все.

Он крепко пожал мне руку и вышел.

Я выскочил следом.

У выхода на площадь дежурили два электроля. Я влез в кабину, назвал адрес, взглянул на часы. Еще есть время. Да и опаздываю я ненамного: простят заблудившемуся провинциалу.

Так я и объяснил Джину с Жаклин, стойко охранявшим от публики столик на четверых у самой эстрады.

– Кто четвертый? – поинтересовался я.

– Стив обещал подъехать, – сказал Джин, а Жаклин добавила саркастически:

– Если проспится.

– Губите вы его, ребята. Пить он не умеет, а пьет.

– А мы-то что можем сделать? – искренне удивился Джин.

– Остановить его. Поговорить. Отцу, наконец, сообщить.

Джин задумался.

– Отцу – это идея, – сказал он.

– Опасная идея, – снова вмешалась Жаклин.

И я подумал, что она не слишком любит заносчивого Кодбюри и не скрывает этого. Тут я с ней вполне солидарен, даже союзник. Вот о чувствах Дикого и Джина к ней самой я пока не знаю. Интересно, догадываются они о ее профессии? Джин не дурак, вероятно, догадывается.

– А что может сделать отец Дикого? – спросил я.

– Экономическая блокада – раз. Физическая расправа – два. А три… наш Дикий папашу боится, проверено. Вот и слетаем к папаше, пока Алина не выступила. А ее выход в два. Успеем вернуться.

– Он же на дежурстве, – сказала Жаклин без всякого удивления, видимо привыкшая к моментальным решениям Факетти.

– Ну и что? Поедем в управление. Ему сейчас скучнее, чем нам: попробуй подежурь ночью.

– Ты, конечно, сумасшедший, – пожал плечами Жаклин, – но Бог с тобой, едем. Часа нам хватит?

А Джин хохотнул только:

– Зачем больше? В полчаса управимся.

…Полицейский в бюро пропусков Корпуса безопасности некоторое время внимательно слушал нас, разглядывал водительские права Джинна – все-таки какое-то развлечение, – потом, позвонив куда-то, сказал строго:

– Проходите. Второй этаж, кабинет…

– Знаем, знаем, – прервал его Джин и шепнул мне: – Старик, наверно, решил, что к нему явился Факетти-старший.

– Полагаю, он и младшего жалует, – сказал я.

– Еще бы не жаловал! Все Кодбюри – из породы бесхребетных. Где дорого, там и гнутся. Впрочем, сам увидишь.

Я взглянул на часы: без двадцати семи два.

В приемной сидел мрачный детина с нашивками сверхсрочника и что-то писал. Увидев нас, осмотрел недовольно, нажал кнопку селектора:

– К вам трое.

Из селектора рявкнуло:

– Сейчас выйду.

Огромная резная дверь в кабинет дежурного чуть-чуть приоткрылась, впрочем, достаточно, чтобы я увидел на стене мигающую объемную карту города и огромный пульт посреди комнаты, оттуда выскользнул, именно выскользнул, а не вышел, маленький человечек в шитом золотом полицейском мундире без всяких знаков различия. Он был толст, лыс, коротконог и совсем не походил на Дикого.

– Рад вас видеть у себя, господа, – прожурчал он, сдвинул кобуру с лучевиком на живот, плюхнулся в кресло-раковину. – Как здоровье отца, Джин? Впрочем, знаю-знаю, имел честь говорить с ним вчера… Да вы садитесь, будьте как дома, если можно считать наш Корпус домом… Так что же привело вас ко мне в столь поздний час, когда маленьким детям пора бай-бай? – Вся эта чепуха была выстрелена без малейшей улыбки.

– Маленькие дети уже бай-бай, – сказал Джин, усаживаясь напротив. – Я имею в виду Стива. Собственно, из-за него мы и пришли.

– Что же он натворил, этот шалун? – спросил вкрадчиво Кодбюри-папа, и я успел заглянуть ему в глаза прежде, чем он опустил их. Страшные это были глаза: холодные, жесткие, колючие – они совсем не монтировались с обликом толстяка, этакого доброго гнома – чужие глаза, принадлежащие человеку без жалости, роботу с программой на черствость.

– Как вам сказать, – начал было мямлить Джин, но не успел: над головой детины с нашивками вспыхнула красная надпись «ТРЕВОГА», и плотную ночную тишину здания разорвал вой сирены.

– Простите, господа. Поговорим в другой раз.

Кодбюри встал, расстегивая кобуру, вынул лучевик, щелкнул предохранителем, кивнул сержанту:

– Проводите гостей…

– Послушайте, Кодбюри, – раздраженно сказал, Факетти, – можете объяснить, что происходит?

Тот улыбнулся впервые – только дрогнули уголки губ.

– Как слышите, тревога.

– Сбежал кто-нибудь? – Я спросил это, не вставая с кресла, стараясь говорить как можно небрежнее. – Бывает… Вы, кстати, переставьте диапазон на прицеле: у вас там полтораста – все здание разнесет…

Он посмотрел на лучевик, передвинул бегунок диапазонов, спросил удивленно:

– Знакомы с оружием?

– Более чем знаком – в дружбе.

– Он у нас новенький, – засмеялась Жаклин: ей было явно наплевать и на Дикого, и на тревогу, и на самого хозяина. – Пилот-профессионал, герой на половинном окладе, первый друг Джина и Стива. – Дайте ему лучевик – всех врагов перебьет.

Я не был против своевременной идеи Жаклин.

– А что? Давайте попробуем! Я сейчас без работы: понравлюсь – возьмете на службу.

Кодбюри несколько секунд пристально смотрел на меня, потом подошел к столу сержанта, нажал какую-то кнопку:

– Доложите обстановку.

Из динамика на столе раздался взволнованный голос:

– Восточный блок. Круг дубль. Побег заключенного.

– Номер? – отрывисто спросил Кодбюри.

– Девяносто второй.

– Результаты?

– Блок оцеплен. Дополнительных сведений нет.

– Идиоты! – выругался Кодбюри и крикнул в микрофон: – Стягивать оцепление! Иду к вам.

Он оценивающе посмотрел на меня:

– Хотите пострелять, лучший друг Джина?

Я по-прежнему полулежал в кресле – очень уж оно располагало к отдыху, – бросил лениво:

– Буду рад.

– Держите! – Он кинул мне лучевик, я вскочил, поймав его на лету.

– Неплохо. – Кодбюри открыл ящик стола, достал второй лучевик, проверил диапазон. – Дежурный, остаетесь здесь, следите за тем, чтобы наши гости были в безопасности. – И уже к Джину: – Постараюсь развлечь вашего друга. – И покатился к двери.

А за дверью – по пустому коридору до поворота направо, потом в тесный лифт, вверх, вверх, вверх – сколько этажей? – потом лифт начал двигаться горизонтально и наконец остановился. Мы вошли в такой же, как и внизу, коридор, только ярко освещенный и заполненный черными мундирами. К Кодбюри подскочил верзила в шлеме с защитным забралом, козырнул, отрапортовал:

– Все выходы блокированы. Им не уйти.

– Жертвы? – быстро спросил Кодбюри.

– Один полицейский внутренней охраны. И еще один ранен. Он-то и поднял тревогу.

– Камера?

– Без взлома. Открыта шифром.

– Где же они?

Полицейский, казалось, даже ростом стал меньше.

– Не знаю. С момента тревоги мы их не слышали – ни стрельбы, ни беготни.

– А может быть, вы их проворонили?

– Никак нет. Все выходы блокированы.

Он откинул вверх прозрачный намордник, вытер платком лицо.

– Думаю, их всего трое. И заключенный Стоун. Где-нибудь выжидают.

– Где-нибудь… – передразнил его Кодбюри. – Вам бы командовать детским хором, а не особой группой.

– Так точно, – тупо сказал полицейский.

– Ладно, к делу, – начал Кодбюри. – Четверо с лазерами – в блок «Мышь», четверых – к грузовому лифту, взвод – в грузовой двор. Остальным прочесать коридоры. Да, еще… – Он остановил стартующего верзилу: – Изоляция камер?

– Включена на полную. – И спросил нерешительно: – Скажите, вы доложили о происшедшем директору Биглю?

Кодбюри даже позеленел от ярости.

– Какое вам дело? За излишнее любопытство – двое суток ареста. Выполняйте приказ.

Тот щелкнул каблуками, надвинул щиток на лицо и побежал к отряду. Через несколько секунд полицейские с пистолетами и лучевиками пробежали по коридору мимо нас, сворачивая в боковые проходы, и только теперь я заметил в стенах глухие стальные двери, видимо открывающиеся автоматически. Рядом с каждой – прямоугольник щита-распределителя: там, вероятно, механизм двери, пульт наблюдения, черт знает что еще. А над щитами ярко горели зеленые фонарики, кроме одной двери, где лампочка тревожно мигала.

Кодбюри к чему-то прислушивался, как собака на охоте: уши напряжены, сам в стойке, сейчас бросится.

– Что-нибудь слышите?

– Может, и слышу, – сказал он. – Вот что, лучший друг Джина, мы с вами пойдем туда. – Он ткнул дулом лучевика в жерло туннеля-коридора, уходящего в темноту.

– Что там?

– Люк для отбросов.

– Вы думаете…

Он перебил, усмехнувшись:

– Представьте, думаю. Полицейские тоже иногда размышляют. Где искать отбросы? В люке для них. – Он опять усмехнулся, довольный собственной шуткой.

Темный коридор – пожалуй, низковатый для меня: я то и дело стукался головой о какие-то выступы в потолке – мы прошли неторопливо и крадучись, он впереди, я за ним. В конце коридора Кодбюри зажег фонарик, осветив массивную стальную дверь с ржавым замком-засовом и осколки стекла на полу.

– Видите, – он указал на них лучом фонарика, – лампочка. Слабенькая. Люком пользуются редко и в основном днем. А им и она мешала…

– За дверью лифт? – спросил я.

– Нет, обыкновенные ступеньки-скобы, ржавые от времени. Этой части здания лет восемьдесят.

– А этаж?

Он кивнул одобрительно:

– Соображаете… Тридцать седьмой. Высоко. Они, вероятно, еще не успели спуститься…

Он осторожно отодвинул засов, потянул на себя тяжелую дверь, наклонился над темной бездной. Я резко рванул его на себя – вовремя: откуда-то снизу полоснул узкий белый луч, лизнул стальной косяк, как перерезал его.

– Отлично, – сказал Кодбюри, – они здесь.

Он достал из кармана прямоугольный брусочек, сдавил его, чем-то хрустнув, бросил вниз.

– Что это?

– Игрушка: усыпляющий газ. Я бы хотел взять их живыми.

Внизу в туннеле что-то стукнуло и стихло. Кодбюри выругался:

– Мерзавцы знают этот дом, как свою квартиру: они перекрыли ход.

– Чем?

– Каждые пятьдесят метров – выдвижные крышки для накопления отбросов.

– Что же делать?

– Слушать старших, лучший друг Джина. – Он снова зажег фонарик и тут же погасил его, видимо обнаружив то, что искал. Ударил рукояткой по стене, брызнули осколки. – Здесь кнопка сирены…

Здание вновь заполнил резкий протяжный звук. Кодбюри отпустил кнопку, звук прекратился.

– Поспешим к лифту. Там должны быть наши. Мы перехватим птичек прямо у выхода.

Грузовой лифт, набитый полицейскими – их было не четверо, как приказывал Кодбюри сержанту, а по крайней мере десяток, – спустил нас на первый этаж в две минуты. Грузовой двор, заставленный какими-то ящиками, бочками, непонятными конструкциями из металла, был почти пуст, если не считать четверых полицейских у автоматических ворот, еще одного – в тесной будке контрольно-пропускного пункта и троих людей в серых комбинезонах, суетящихся у огромного мусоровоза.

Когда мы с Кодбюри во главе десятка перепуганных стражей порядка выбежали во двор, эти трое уже закончили погрузку мусора и полицейский в будке нажал кнопку управления воротами. Стальные створки поползли в стороны, серые комбинезоны влезли в кабину, и машина медленно тронулась. Она уже въезжала в ворота, когда внезапно прозревший Кодбюри истошно крикнул:

– Стой! – И полицейским: – Огонь по машине!

Потом рванулся за ней, прицеливаясь на ходу, а мимо него вслед беглецам сверкнули стрелы лазерных лучей. Вряд ли я тогда соображал, что и зачем делаю, но побежал за Кодбюри. Я настиг его у ворот, схватил за плечи, повалил и упал сверху – вовремя: из уходящей на полной скорости машины вылетел такой же лазерный луч, крест-накрест перечеркнул прямоугольник ворот. Приподняв голову, я увидел, как вспыхнула будка КПП, как, перерезанный пополам, рухнул на землю полицейский, как по темному переулку, завывая сиреной, пронеслись две черные машины управления.

– Кончен бал. – Я поднялся и помог встать придавленному толстяку.

Он засунул в кобуру бесполезный уже лучевик, протянул мне руку.

– Спасибо, вы спасли мне жизнь. А лучше бы вы спасали только свою…

– Почему?

– Моя мне будет дорого стоить.

В молчании мы добрались до кабинета дежурного, он толкнул дверь и вошел в приемную.

Жаклин и Факетти мрачно курили под охраной истукана дежурного. Увидев меня, Джин радостно крикнул: