Текст книги "Тупики Глобализации. Торжество Прогресса или Игры Сатанистов?"

Автор книги: Сергей Егишянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Как видно из таблицы, среди несырьевых отраслей наибольшую прибыль могла принести промышленность строительных материалов – но достигалось это за счет убытков в строительстве. Однако если строительная отрасль отказывается потреблять стройматериалы по ценам, приносящим ей убытки, то встает и промышленность стройматериалов – на практике примерно так и получилось, когда по отрасли прокатилась волна банкротств домостроительных комбинатов, а региональные строительные управления прозябали, работая процентов на 10 от своих мощностей.

А обещавшая могучие прибыли лесная отрасль резко забуксовала, потому как, во-первых, помимо мировых цен, пришла и мировая конкуренция, а во-вторых, обвалились основные потребители ее продукции (строительство, например). В таких условиях бессмысленно говорить, что-де интеграция в мировую экономику отсеивает слишком затратные отрасли, давая преимущество более экономным – жертв вивисекции оказывается уж слишком много. Обрушение целых отраслей огромной по масштабам экономики в любом случае неприемлемо, а в России просто невозможно: очень многие из «неэффективных» предприятий были единственными в своих городах, так что их банкротство означало реальное вымирание тысяч населенных пунктов.

И советская, и предшествовавшая ей российская экономика строились по совсем иным законам, чем во многих других странах – просто потому, что общество было другим. Традиционное общество основано на патернализме, то есть на покровительстве государства и заботе о не способных преуспеть – в том числе и посредством перераспределения средств от более сильных к более слабым. Патернализм вообще очень широко распространен; он непременно входит во многие общественно-этические учения – от конфуцианства до разнообразных демократических идеологий. Но либерализм его жестко отвергает, а само слово почитает ругательством – либерализм исповедует вымирание слабых, называя это «повышением эффективности». Поэтому принятая в России к 1992 году либеральная программа преобразований отнеслась к неэкономическим вопросам с глубоким безразличием: дескать, кому суждено вымереть, пущай и вымирает себе – лишь бы удалось достичь макроэкономической стабилизации и войти в мировой рынок. В очередной раз мы сталкиваемся с этой каннибальской этикой либерализма – вот только на сей раз, к несчастью, современные дикари в белых воротничках съели нас с вами.

Еще раз хочу подчеркнуть – открыть российский рынок и форсированно вломиться в мировой нас ничто не понуждало: оставить его закрытым не составляло никакого труда. Тому лишнее подтверждение – судьба выглядевшей изначально достаточно скромно отрасли связи: именно благодаря удерживавшейся в ней закрытости от реальной конкуренции (но не от современных технологий!) отрасль не только выжила, но и неплохо развилась. Поэтому можно спорить с нашими реформаторами, насколько вынужденными были иные мероприятия (вроде почти полного освобождения цен и т. д.) – но внешнеторговая либерализация была сугубым произволом. Решение о ней было чисто идеологическим: авторы этого решения были просто одержимы идеей «войти в цивилизованный мир», «стать полноценной частью мирового сообщества» и прочей мондиалистской чепухой того же рода.

Что не удивительно: я уже приводил во второй главе список российских «консультантов» ведущих мондиалистских сборищ – там присутствуют ключевые лица всех российских правительств вплоть до самого последнего времени. Поэтому не стоит удивляться, что к нам сразу же пришел «Вашингтонский консенсус» – и, разумеется, эта шарлатанская программа провалилась точно так же, как и везде, где ее имели несчастье или глупость применить.

Понять причину такого развития событий довольно-таки легко. Для этого не нужно даже вдаваться в длиннейшие препирательства монетаристов с кейнсианцами о том, что провоцировало рост цен – инфляция спроса или инфляция издержек. Вопрос совсем в другом: предположим даже, что после освобождения цен и их первого скачка в начале 1992 года правительство реализовало свою голубую мечту – денежную массу удалось сжать и тем самым остановить раскручивание гиперинфляционной спирали. Отлично, но что же дальше?

Прежде всего, полной остановки роста цен, разумеется, не произошло: даже монетаристы признают наличие так называемых «жестких» (не гибких) инфляционных факторов – то есть таких, которые не эластичны относительно ограничительной денежной политики. Иначе говоря, можно сколько угодно сжимать денежную массу, но эти факторы все равно будут действовать – и, даже по оценкам самих монетаристов, вызовут рост потребительских цен как минимум на 20-30% в год^{187}. В таких условиях эффективное массовое долгосрочное кредитование едва ли возможно – но ведь именно ради него и предпринимались антиинфляционные меры. Однако даже это не главное.

Представим себе, что случилась та самая финансовая стабилизация – скажем, к концу лета 1992 года. Рост частных доходов был к тому времени более-менее адекватен росту цен – с учетом явно завышенных зарплат конца 1980-х годов. Правда социальное неравенство основательно выросло: коэффициент Джини подскочил с 0.20 до примерно 0.40, доходы нижних 20% населения упали с 12% в 1991 году до 6% в 1992 году – все это, как мы видели в первой части, снижает совокупный спрос. Но будем считать, что с текущим потреблением все относительно нормально. Однако что дальше? Для выхода из кризиса нужна массовая реализация отложенного спроса на товары длительного пользования – но его-то текущими доходами нельзя удовлетворить, тут нужны сбережения и/или кредиты. Далее, высокий текущий спрос позволяет лишь загрузить простаивающие производственные мощности, но для последующего развития производства (то есть наращивания мощностей) уже потребны инвестиции – в рыночной экономике их источником являются опять же общественные сбережения, которые в основном размещаются на счетах в банках и затем ссужаются этими банками предприятиям.

Таким образом, обе задачи – и остановка спада производства, и последующее возобновление расширенного воспроизводства – упирались в проблему частных сбережений. Но ведь именно они-то и были уничтожены в 1992 году! К середине лета того года индекс потребительских цен вырос примерно в 10 раз, а сбережения в виде вкладов в Сбербанке практически не изменились – тем самым реально обесценившись в те же самые 10 раз. Индексировать их, разумеется, никто не собирался – это сразу же подорвало бы столь дорогую слуху тогдашних реформаторов макроэкономическую стабилизацию. Поэтому индексация вкладов (весьма скромная) и повышение процентных ставок по ним началась только в 1993/94 годах, когда было слишком поздно: рост цен в 1992/96 годах составил примерно 2200 раз, по сравнению с чем жалкие 5-7 крат увеличения номинальной суммы сбережений означали их реальное сведение к нулю.

Таким образом, естественных источников производственных инвестиций не оставалось никаких – то есть вообще никаких (понятно, что в условиях кризиса текущей прибыли не хватало толком даже на амортизацию – что уж тут говорить о расширении). Получается, что даже гипотетически – в случае успеха стабилизационных денежных мероприятий – ни малейших механизмов дальнейшего экономического роста «Вашингтонский консенсус» по-гайдаровски не предлагал. Откуда следует уже знакомый нам вывод: неолиберально-мондиалистский прорыв был у нас, как и везде в мире, деянием сугубо идеологическим – это был акт религиозной веры в великое божество свободного рынка и его невидимую руку. Абсолютно никаких теоретико-экономических оснований у него не было – чистое шарлатанство. Зато в избытке было оснований иного рода^{188}.

Бывший старший экономист Мирового Банка (МБ) обвиняет в таких вещах, что глаза лезут на лоб, включая подробности того, как МВФ и Минфин США организовали выборы в России. «Этим они обрекли людей на смерть», сказал мне бывший бюрократ. Это напоминало сцену из шпионского романа Ле Карре^{189}. Блестящий агент пришел с холода, перешел границу и, докладывая в течение часов, выгружает из своей памяти все ужасы, совершенные во имя политической идеологии, которая, как он теперь понял, прогнила насквозь.

И передо мной был кое-кто покрупнее бывшего в употреблении шпиона времен холодной войны. Джозеф Стиглиц был старшим экономистом Мирового банка. Новый мировой экономический порядок в значительной степени – воплощение его теории.

Я выслушивал «показания» Стиглица несколько дней, в Кембриджском университете, в лондонском отеле и, наконец, в Вашингтоне в апреле 2001 года во время большой трепотни МБ и МВФ. Но вместо того, чтобы председательствовать на встречах министров и глав центральных банков, Стиглиц был надежно отгорожен полицией, как и монашки с большим деревянным крестом, боливийские профсоюзники, родители жертв СПИДа и другие «антиглобалисты». Свой в доску оказался на этот раз за дверью.

В 1999 году МБ уволил Стиглица. Ему не дали уйти с миром – министр финансов США Ларри Саммерс, как мне сказали, требовал публичного изгнания Стиглица – за то, что тот выразил свое первое умеренное несогласие с глобализацией в стиле МБ.

Там, в Вашингтоне мы завершили наши многочасовые интерьвью для «Обсервер» и БиБиСи ТВ «Ньюснайт» – о настоящей, часто скрытой, работе МВФ, МБ и владельца 51% банка – Минфина США.

И там же, из других источников (не от Стиглица) мы получили документы с грифами «секретно», «для ограниченного пользования» и «не распространять без разрешения МБ».

Стиглиц помог мне перевести один с канцелярита – «Стратегия помощи государству». Стратегия помощи каждой бедной стране, говорит МБ, создается после кропотливого изучения обстоятельств на месте. Но, как говорит знаток в этих делах Стиглиц, «кропотливое изучение» банка состоит из выяснения состояния пятизвездочных отелей. После этого представители банка встречаются с униженным, клянчащим местным министром финансов, которому вручают заранее составленное соглашение – для «добровольной» подписи (у меня есть некоторые из них).

Экономика каждой страны изучается отдельно, затем, говорит Стиглиц, банк дает каждому министру тот же самый план из 4 частей.

Первая часть – приватизация, которую, как сказал Стиглиц, правильнее назвать «взяткотизация». Вместо того, чтобы возражать против распродажи государственной собственности, правительства, используя требования МБ, чтобы заткнуть рот местным критикам, охотно уничтожают электрические и водопроводные компании. «Их глаза загораются» при мысли о 10% комиссионных, переведенных на швейцарские счета, за элементарное снижение на несколько миллионов продажной цены национального имущества.

И правительство США знает об этом, утверждает Стиглиц, во всяком случае о крупнейшей «взяткотизации» из всех – распродаже России в 1995 году. «Минфин США считал, что это прекрасно, поскольку они хотели переизбрания Ельцина. Мы не беспокоились, что это купленные выборы. Мы хотели, чтобы деньги попали к Ельцину» в виде поддержки его избирательной компании.

Стиглица нельзя назвать помешанным на теории заговора, он был участником всего этого, членом правительства Клинтона – как председатель совета экономических помощников президента.

Самое отвратительное для Стиглица – что с помощью США олигархи прикарманили российскую промышленность, в результате чего производство упало вдвое, вызвав кризис и голод.

После взяткотизации, часть вторая плана МБ/МВФ спасения вашей экономики – один размер подходит для всех – «либерализация рынков капитала». Теоретически, дерегуляция рынка капитала позволяет инвестиционному капиталу приходть в страну и уходить из нее. К несчастью, как в случае с Бразилией или Индонезией, деньги только уходят и уходят. Стиглиц называет это циклом «горячих денег». Деньги приходят для спекуляции недвижимостью и валютой, затем уходят при первых признаках затруднений. Денежные запасы страны опустошаются в течение дней, часов. И когда это происходит, чтобы заманить спекулянтов вернуть деньги страны, МВФ настаивает на поднятии банковского процента до 30,50 и 80%.

Результат легко предвидеть, говорит Стиглиц о приливных волнах горячих денег в Азии и Латинской Америки. Более высокий процент подрывает ценность собственности, разрушает национальное производство и опустошает государственные финансы.

В этот момент МВФ тащит ошеломленную страну к части третьей – рыночным ценам, чудный термин для того, чтобы поднять цены на еду, воду, бытовой газ. Это приводит к части три с половиной, которую Стиглиц называет «бунт, вызванный МВФ». Этот бунт легко предсказать. Когда страна в состоянии хаоса, МВФ пользуется возможностью выжать из нее последнюю кровь. Они повышают давление до тех пор, пока котел не лопается, как было, когда МВФ отменил сдерживание цен на еду и топливо в Индонезии в 1998. Индонезия взорвалась бунтами, но есть и другие примеры – боливийские бунты из-за цен на воду в прошлом году и в феврале этого года, бунты в Эквадоре после повышения цен на бытовой газ по требованию МБ. Так и кажется, что и бунты предусмотрены в плане. И так оно и есть. Стиглиц не знал этого, в то время как БиБиСи и «Обсервер» получили некоторые документы МБ с грифами «для служебного пользования». В одном из них, «Переходная стратегия помощи государству» для Эквадора, банк несколько раз точно отмечает, что ожидает «общественного недовольства» в результате применения этих планов – бюрократический термин для описания бунтов.

В этом нет ничего удивительного. Секретные отчеты сообщают, что планы сделать американский доллар эквадорской валютой столкнули 51% населения ниже черты бедности. План «помощи» МБ просто призывает противостоять борьбе и страданиям населения с помощью «политической решительности» – и еще более высоких цен.

Эти бунты (и под бунтами я понимаю мирные демонстрации, разогнанные пулями, танками, слезоточивым газом) приводят к новой панике капиталов и государственным банкротствам. Этот экономический поджог имеет свою светлую сторону – для иностранных компаний, которые могут завладеть остатками, вроде шахтных концессий или порта, по смехотворным ценам.

Стиглиц замечает, что МВФ и МБ – не бессердечные приверженцы рыночной экономики. В тот же момент, когда МВФ прекратил в Индонезии сдерживание цен на еду, «когда банки нуждаются в спасении от банкротства, вмешательство (в рыночную стихию) – это то, что надо». МВФ наскреб десятки миллиардов долларов для спасения индонезийских финансов, а заодно – американских и европейских банков, которые одалживали индонезийцам деньги.

И это – постоянная схема. В этой игре много проигравших, но один всегда выигрывает – западные банки и Минфин США, наживающие огромные деньги на этом новом международном снимании сливок. Стиглиц рассказал мне о своей неприятной встрече, в начале его работы в МБ, с эфиопским новым президентом – после первых демократических выборов. МБ и МВФ приказали Эфиопии положить все деньги, полученные в виде помощи, на счет государственного казначейства США под 4%, в то время как страна занимала доллары США под 12%. Новый президент умолял Стиглица позволить ему использовать деньги для восстановления страны. Но нет, добыча пошла прямо в сейфы государственного казначейства США в Вашингтоне.

Наконец – часть четвертая того, что МБ и МВФ именуют «стратегией снижения бедности» – Свободная Торговля. Это свободная торговля по правилам ВТО и МБ, Стиглиц сравнивает это с опиумными войнами. Как и в 19 веке, европейцы и американцы сегодня уничтожают препятствия для продажи своих товаров в Азии, Латинской Америке и Африке, в то же время баррикадируют свои собственные рынки против продовольствия из третьего мира.

В опиумных войнах Запад использовал вооруженную блокаду, чтобы открыть рынки для своих товаров. Сегодня, МБ может применить финансовую блокаду – так же действенно, и подчас – так же смертоносно.

Стиглиц особенно возмущен соглашением ВТО об авторских правах (сокращение – ТРИПС). Именно так, говорит экономист, новый мировой порядок «обрекает людей на смерть», вводя невозможные тарифы и платежи фармацевтическим компаниям. «Им все рано, сказал профессор, живут люди или умирают»^{190}.

Между прочим, не смущайтесь, что здесь все время перемешиваются МБ, МВФ и ВТО. Это только сменяемые маски единой правящей системы. Они связаны воедино тем, что именуется «курком». Получение займа от МБ на школу спускает курок – требования согласиться с любыми условиями – в среднем 111 на страну – составленными МБ и МВФ. На самом деле, говорит Стиглиц, МВФ требует принятия торговой политики еще более невыгодной, чем официальные правила ВТО.

Главное, что беспокоит Стиглица, – что планы МБ, составленные втайне и продиктованные абсолютистской идеолгией, никогда не подвергаются обсуждению или критике. Несмотря на то, что Запад проталкивает выборы в развивающихся странах, так называемые Программы снижения бедности «подрывают демократию». И они не работают. Производство Черной Африки под чутким руководством структурной «помощи» МВФ пошло к черту. Удалось ли кому-то избежать такой участи? Да, говорит Стиглиц, Ботсване. Что же они сделали для этого? «Велели МВФ собирать манатки».

Так что, – я обратился к Стиглицу – отлично, профессор Умник, как бы Вы помогли развивающимся странам? Стиглиц предложил радикальную земельную реформу, покушение на основы «помещичьего земледелия», на грабительскую арендную плату, обычно – половину урожая. Так что, – я спросил профессора, – когда Вы были старшим экономистом МБ, почему банк не последовал Вашим советам?

«Если бросить вызов (собственникам земли), изменится система власти. Этого они не слишком горячо желают». Очевидно, так.

То, что в конце концов привело его к решению рискнуть своей работой – неспособность банков и Минфина США сменить курс, когда наступил кризис – провалы и страдания, вызванные их монетаристским мамбо из четырех частей. Каждый раз после провала свободного рынка МВФ просто требует еще большей свободы рынка.

«Это вроде как в средневековье», – говорит человек, знающий все изнутри – «когда больной умирает, они говорят: ну, мы прекратили кровопускание слишком рано, в нем еще есть немного крови».

Так что из моих бесед с профессором я понял, что решение проблемы мировой бедности и кризиса – очень простое – убрать кровососов.

Думается, нет нужды далее подробно описывать происходившее в 1990-е годы – все и так ясно. Отмечу лишь стандартное последствие монетаристских игрищ с денежной массой: видимое подавление инфляции на самом деле сводится лишь к стабилизации индекса потребительских цен – в то время как в разных частях экономики начинают вдруг раздуваются огромные мыльные пузыри. Ими стали, как это часто и бывает, фондовый рынок, рынок недвижимости и рынок долговых обязательств. Акции за год с весны 1996 до лета 1997 года выросли в среднем в 10 раз – за что и поплатились двадцатикратным падением в последующий год с небольшим. Обращение властей к практике «цивилизованного» оформления задолженности (посредством выпуска облигаций) породило гигантский вал ГКО, который похоронил финансовую систему государства. Наконец, рынок недвижимости – там, где он был более-менее развит, то есть прежде всего в Москве – блистал ценами, совершенно неадекватными реальному платежеспособному спросу на жилье.

«Пузыри» лопнули в 1998 году – вместе с финансовой системой страны. Случившийся кризис имел, однако, довольно-таки благоприятные последствия. Вынужденная девальвация рубля заметно оздоровила платежный баланс, жалобно стенавший под гнетом идиотской политики МВФ по «поддержанию конкурентоспособного курса национальной валюты». Дефолт по государственному долгу освободил бюджет от непосильного бремени – на платежи только по внутреннему долгу летом 1998 года уходило около половины доходов казны. Наконец, демонстративное (пусть и в немалой степени показное) отвращение тогдашнего правительства России к международным финансовым организациям – впрочем, отвращение взаимное – помогло хотя бы на время освободиться от пут «Вашингтонского консенсуса», а тут и рост цен на нефть подоспел.

Можно долго спорить, кому и в чем повезло, но результат, как говорится, на табло: после 8-9 лет непрерывного спада ВВП России рос в 1999-2002 годах на 4.5-8.5% в год. Коэффициент Джини, однако, после непродолжительного отката вниз снова вернулся в 2000 году к уровню 0.40, а соотношение доходов 10% наиболее богатых и 10% наиболее бедных людей составило в 2001 году примерно 14 раз. Возможно, впрочем, что ситуация существенно хуже, ибо официальная статистика распределения доходов не вызывает безграничного доверия – по независимым оценкам означенное соотношение превосходит 20. В целом российская экономика оказалась к началу 2003 года примерно на уровне производства 1994 года или, что то же самое, конца 1970-х годов – не то, что бы это было супердостижением, но все же кое-какой прогресс очевиден. Равно как очевидны и проблемы. Впрочем, отложим на время разговор об экономической конкретике начала XXI века и вернемся к глобализационным процессам в целом, затронувшим Россию самым непосредственным образом.

Добро пожаловать в концлагерь

Российские власти с необыкновенным упоением бросились в объятия «всемирной цивилизации». Помимо экономических мероприятий, были и иные. Например, оккультно-шарлатанское сборище под громким названием «Российская академия информатизации» за последнее десятилетие исторгло такое количество всевозможных прожектов торжественного вступления во всемирный технотронный концлагерь, что это количество просто не могло быстро не перейти в качество. «Государственный регистр населения», ГАС «Выборы», «карточки москвича (петербуржца, калужанина – далее везде)» плодились и множились словно тараканы на отходах человеческой жизнедеятельности. О тотальном штрихкодировании и говорить нечего – равно как и всяческих индивидуальных номерах (из которых наиболее известен ИНН).

Но давайте не будем лезть в дебри – а просто обратим внимание на тот документ, который считается основным удостоверением личности, то есть паспорт. Я уже немного ранее просил вас посмотреть на страницу с вашими данными, где красуется графа «личный код» (пока не заполненная). А теперь чуть более заковыристая задача: откройте страницу с вашей фотографией, перелистайте ее назад и посмотрите на свет обратную сторону фотографии. Вы без труда заметите две темных полоски – по одной напротив верхнего и нижнего углов фотографии. Что бы это могло быть, однако? Поскольку такие паспорта образца 1995 года выдаются уже достаточно давно, людей, обративших внимание на эту деталь и задавшихся тем же вопросом, было немало. Поэтому не будем гадать, а почитаем лучше экспертное заключение^{191}. В нем приводятся 4 фотографии, три из которых представляют означенные полосы в разном увеличении, а четвертая содержит контрольный образец, с которым сравнивается материал этих полос. Читаем:

На снимке с увеличением х200 (фото 1) волокна целлюлозы, клей высокого качества, сверху мелкодисперсный порошок. На снимке с увеличением х2000 (фото 2) отчетливо видны частицы мелкодисперсного порошка. На снимке с увеличением х4000 (фото 3) – наличие мелкодисперсного порошка очень высокого качества. На основании сравнительного анализа с контрольным образцом (фото 4, эталон, зерно крупное) гексаферрита бария (ВаFe12O19) было высказано предположение об идентичности этих материалов.

Фото 1

Фото 2

Фото 3

Фото 4

Сложный оксид гексаферрит бария широко применяется в производстве магнитных полос для хранения перезаписываемой информации. В частности, в одном из рефератов Московского университета, об этом говорится: «Установлено, что при сверхбыстрой закалке (~106 K/c) и последующем отжиге полученного аморфного материала выделяется ультрадисперсный магнитный порошок гексаферрита бария, размер частиц которого (< 0,3 мкм) позволяет использовать его в качестве материала для магнитных носителей со сверхплотной записью информации»^{192}...

Проведенное исследование позволяет предположить, что в новом паспорте гражданина РФ образца 1995г. используется технология записи и считывания информации на магнитном носителе (машиносчитываемая запись)...

Власти долгое время в ответ на все запросы молчали как партизаны или отрицали очевидное – и только в 2003 году МВД России признало-таки наличие в паспорте машиносчитываемой записи. Возникает резонный вопрос: кто и что именно хочет записывать или считывать про нас внутри нашего же паспорта? Ответы на него глуховаты: по сообщениям из разрозненных частных источников, некоторые службы (например, пограничники) при проверке документов действительно сканируют ту самую страницу с фотографией, после чего с интересом разглядывают на мониторе высвечивающиеся там данные на обладателя паспорта. Появилась даже кустарная технология борьбы с этим инструментом посредством помещения паспорта в предварительно разогретую микроволновую печь – говорят, помогает. Но это уже не важно: после столь зубодробительного примера, разумеется, нет никакого смысла описывать иные детали российских усилий по вступлению во всемирный технотронный концлагерь – все и так ясно: цивилизация на пороге. И когда она его переступит? Очень скоро.

В середине марта 2003 года министры внутренних дел «Большой восьмерки» согласились ввести в своих странах (и побудить к тому же весь остальной мир) паспорта к чипами, в которых будут содержаться биометрические данные на их владельцев – скорее всего, отпечатки пальцев и снимки радужной оболочки глаза. Процедура будет начата синхронно во всем «антитеррористическом сообществе» с 1 января 2004 года, а закончить ее американцы предлагают уже к октябрю того же года. Российские власти, впрочем, пока что вяло сопротивляются такой спешке – как обычно, ссылаясь на отсутствие денег... Скорее всего, чип будет сначала вшит в загранпаспорт российского гражданина, а впоследствии – и в общегражданский внутренний паспорт. Впрочем, по просвещенной мысли главы Министерства экономического развития и торговли Германа Грефа, сам внутренний паспорт в течение ближайших 5-7 лет должен быть заменен пластиковой картой – с весьма характерными функциями:

Как отметил министр, это будет пластиковая карта, «содержащая всю информацию о гражданине», – не только по идентификации личности, но и по взаимодействию гражданина с органами власти. По словам г-на Грефа, это будут данные о взаимодействии с налоговыми органами, о пенсионном обеспечении, о субсидиях на оплату жилищно-коммунальных услуг, о медицинском обслуживании и другая информация. Все эти сведения о гражданах будут интегрированы, по словам министра, в единую базу данных^{193}.

Понятно, что и политический процесс формирования глобального человейника не остался без России – как же, нас взяли в «большую семерку», специально для этого трансформировав ее в «большую восьмерку»! Можно и порадоваться, и «приобщиться к цивилизации» – и радуемся, и приобщаемся, и даже высказываем мудрые мысли: «Правительства должны принимать участие в управлении процессами глобализации, используя принципы торговой политики и международное право. В условиях, когда потенциал крупнейших транснациональных корпораций уже превышает совокупный экономический потенциал целого ряда стран – это просто необходимо»^{194}. Беда лишь в том, что эти слова остаются всего лишь благими пожеланиями, а суть в другом: «Судьба России неразрывна связана с судьбой мира. И мы понимаем меру своей ответственности в строительстве нового миропорядка, в том числе – экономического»^{195}. И последнее президентское послание тоже исполнено пафоса «приобщения к цивилизации», изобилуя беспочвенными лозунгами:

...усиливающаяся глобализация экономики, да и всей общественной жизни современного мира. Сегодня ни одна страна, каких бы размеров, какой бы богатой она ни была, не может развиваться успешно, если она изолирована от остального мира (откуда это следует? – С.Е.). Наоборот, успех сопутствует тем государствам, которые осознанно, грамотно и динамично интегрируются в мировую экономику (объективные данные, приведенные в части II настоящей книги, свидетельствует ровно об обратном). За последние три года на пути международной интеграции нами был сделан ряд серьезных шагов... Должен сказать, что мы серьезно продвинулись и по пути вступления во Всемирную торговую организацию (зачем? – С.Е.)... В мире сложилась антитеррористическая коалиция... Успешное сотрудничество в рамках коалиции и на основе международного права может стать хорошим примером консолидации цивилизованных государств в борьбе с общими угрозами (в цивилизованность этой коалиции и ее приверженность нормам международного права еще кто-то верит? – С.Е.)... Важный элемент нашей внешней политики – широкое сближение и реальная интеграция в Европу... Это – наш с вами исторический выбор («наш с вами»? я что-то пропустил, и нас кто-то спрашивал? – С.Е.). Он сделан. Он последовательно реализуется... Наши предложения по перспективе развития общеевропейских процессов известны. Это – обеспечение свободного движения граждан, формирование единого экономического пространства (зачем? последствия кто-то просчитывал? – С.Е.)^{196}.

Изучение мнений прочих околовластных персон («идеологов») тоже дает основание для вполне определенных выводов. Первым программным документом последнего времени стала публикация «Стратегии глобализационного лидерства для России», исторгнутая устами тогдашнего генерального директора информационно-аналитического агентства при Управлении делами президента РФ г-на Игнатова^{197}. Говоря о том, как будет развиваться глобалистский процесс в XXI веке, он хладнокровно пишет: «Единая религия, о необходимости которой всегда говорили самые светлые умы человечества, в первоначальном виде появится не ранее чем во второй половине XXI века». Конечно, «самые светлые умы» – это сильно. Только интересно, кто именно будет объединяться в эту самую единую религию?

Традиционное христианство категорически отвергает «теорию ветвей», согласно которой все религии владеют той или иной частью истины, но никто не имеет истины как целого. Христианство, напротив, утверждает слова Христа «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня»^{198}. Как, интересно знать, можно объединить такую «тоталитарную» веру с другими? Надо думать, посредством «согласованной редукции»? Но редуцировать придется много кого: ислам, например, называет Мухаммеда (Магомета) «печатью пророков» – каким же образом можно заставить мусульман признать последователей новоявленных «пророков» Муна (основателя «церкви объединения») или, к примеру, Рассела (одного из основателей мормонской церкви)? И как, скажите на милость, можно соединить традиционные верования в личного Бога, который вне мира, с буддизмом, который, напротив, верит в мир, являющийся богом, а личного Бога отвергает в принципе? Видимо, так же – «согласованной редукцией» тех, кто не пожелает отказаться от «несущественных разногласий».