Текст книги "Имперская Звезда"

Автор книги: Сэмюэль Р. Дилэни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

IV

Дождь лил аж до рассвета. Брызги усеивали лицо и разукрашивали ресницы Кометы, пока он свисал с нижней стороны утеса, глядя на ворота Транспортной зоны. Он висел как ленивец, а Дьяк сидел в колыбельке его живота.

Между скал в краснеющем свете вперед тащились два грузовика с миназином. Очень скоро Чарона выйдет их пропустить.

Запрокидывая голову и разглядывая перевернутый мир, Джо мог видеть всю каменистую равнину, будто циркулем отчерченную двумя перегибами Бруклинского моста, до самых погрузочных платформ, где в красном дожде рассвета балансировали звездолеты.

Когда грузовики приблизились к зарослям чаппачапсов, которые в одном месте подступали к дороге, Джо увидел, как Чарона размеренным шагом идет к воротам. 3-пес бежал впереди нее, гавкая через сетку на машины, пока они тормозили. Дьяволов котенок нервно заворочался. Чем он, пожалуй, особенно напоминал своего земного тезку, так это неприязнью к собакам.

Чарона потянула рычаг ворот, и прутья быстро поднялись.

Когда второй грузовик потащился вперед, Джо крикнул с утеса:

– Эй, Чарона! Придежжи их малеха!

Чарона подняла лысую голову и скорчила морщинистую физиономию, приглядываясь;

– Кто там?

3-пес гавкнул.

– А вона кто! – крикнул Джо, затем отлип от камня и выгнулся в воздухе. Падая, они с Дьяком выполнили ловкий перекат. Затем Комета легко вскочил на ноги и встал перед Чароной.

– Ну и ну, – рассмеялась она, засовывая оба кулака в большой карман своего серебристого комбинезона, который блестел от дождя. – Ты прямо, как ловкий эльф. А где ты почти весь месяц прятался?

– На страже в Но-Цикле, – ухмыляясь, ответил Джо. – Глянь на мне твой падарок.

– Рада, что ты по-прежнему его носишь. Ну, входи, пора и ворота закрывать.

Комета нырнул под наполовину опущенные прутья.

– Слышь, Чарона, – сказал он, когда они вместе пошли по влажной дороге, – а Имперская звезда эта чо такое? И где ана? И как туда добрасся? – По молчаливому согласию они свернули с дороги и стали пробираться по грубой земле долины в тени металлического языка под названием Бруклинский мост.

– Это, дружок, великая звезда, которую твои прапрапрадедушки на Земле звали Альфой Возничего, или Капеллой. Она отсюда в семидесяти двух градусах по ступице галактики на гиперстатическом расстоянии в пятьдесят пять и девять десятых, и тебе – если цитировать древнюю поговорку – «отсюда туда не добраться».

– Почему?

Чарона рассмеялась. 3-пес пробежал вперед и залаял на Дьяка, который тут же выгнул спину и начал было высказывать что-то в ответ на своем котеночьем, но затем передумал и гоголем отошел в сторонку.

– Кто-то мог бы вписаться на какой-нибудь транспорт и с этого начать; но у тебя не получится. И это самое главное.

Комета Джо нахмурился.

– Эта ищо пачему? – Он махнул ребром ладони по сорнякам и сшиб головки. – Я свалю с этой планеты – и пряма сичас!

Чарона приподняла голую кожу на том месте, где раньше были ее брови.

– А ты, похоже, серьезно настроен. За четыреста лет ты первый из родившихся на этой планете, кто мне такое говорит. Возвращался бы ты, Комета Джо, к своему дядюшке и жил себе с миром в Родной Пещере.

– Жлуп, – выругался Комета Джо и пнул камушек. – Хачу паехать. Пачему мне не паехать?

– Симплекс, комплекс и мультиплекс, – произнесла Чарона. И я тут же проснулся в сумке у Джо. Похоже, в конце концов появилась надежда. Если найдется кто-то, кто ему объяснит, путешествие станет проще. – Пойми, Комета, здесь симплексное общество. С космическими путешествиями оно не знакомо. Если не считать грузовиков с миназином и нескольких любопытных детишек вроде тебя, никто за эти ворота не проходит. А через год и ты перестанешь приходить, и все твои визиты в конечном итоге выразятся лишь в том, что ты будешь более снисходителен к своим детишкам, когда они станут приходить к воротам или возвращаться в Родные Пещеры с волшебными ерундовинами со звезд. Чтобы путешествовать между мирами, человек должен по меньшей мере иметь дело с комплексными существами, а часто и с мультиплексными. Ты запутаешься в том, где и как себя вести. Уже через полчаса межзвездного перелета ты передумаешь и решишь вернуться, отвергнешь всю эту затею как дурацкую.

То, что у тебя симплексный разум, в каком-то смысле даже неплохо, ибо так тебе спокойней на Рисе. И хотя ты проходишь через ворота, тебя скорее всего не «развратят» ни визиты в транспортную зону, ни случайное столкновение с предметами из других миров вроде тех сапожек и перчаток, что я тебе подарила.

Она, похоже, закончила, и я опечалился, ибо это определенно не было объяснением. А теперь я знал, что Джо наверняка отправится в путешествие.

Но тут Комета Джо сунул руку в сумку, отпихнул в сторону окарину и поднял меня на ладони.

– А эта ты, Чарона, видала?

Вместе они нависли надо мной. За остриями когтей Кометы, за их затененными лицами черная лента Бруклинского моста прочерчивала розовато-лиловое небо. Ладонь Джо под моей верхней частью была теплой. Прохладная капля упала на мои передние грани, искажая их облик.

– Ну… по-моему… нет, не может быть. Где ты его нашел?

Джо пожал плечами.

– Да нашел. А чо эта?

– Клянусь всеми лучами семи солнц, это похоже на кристаллизованного тритонца.

Чарона, разумеется, не ошиблась, и я тут же понял, что она была немалого опыта космолетчицей. Кристаллизованные, мы, тритонцы, не так уж часто попадаемся.

– Наа к Имперской звезде его подвесси.

За сморщенной маской лица Чароны тихо работала мысль, и по обертонам я смог понять, что разум ее был мультиплексным, с образами космоса и звезд, увиденных в черноте галактической ночи, с волшебными пейзажами, незнакомыми даже мне. Четыреста лет в качестве стражницы у ворот в транспортную зону Риса разровняли ее разум почти до симплексного. Но мультиплексность уже пробудилась.

– Попробую тебе, Комета, кое-что объяснить. Скажи мне, что самое важное на свете?

– Жлуп, – охотно ответил Джо, и тут же увидел, как она хмурится. Парнишка был в недоумении. – Миназин, то ись. Без грязных славечек, извиняссь.

– Меня, Комета, никакие слова не трогают. Честно говоря, мне всегда казалось немного забавным, что у вашего народца есть такая вещь, как «грязное словечко» для миназина. Хотя, наверное, становится не так смешно, когда я вспоминаю «грязные словечки» в том мире, откуда я родом. Там, где я выросла, запретным словом считалась вода – ее было совсем мало, и про нее нельзя было упоминать иначе, как по технической формуле в технологической дискуссии, и никогда перед твоим учителем. А на Земле, во времена наших прапрапрадедушек, о пище, съеденной и прошедшей через тело, в приличной компании вообще не упоминали.

– А чо грязнаво в пище и ваде?

– А что грязного в жлупе?

Комету не на шутку удивило то, как легко Чарона пользуется обычным жаргоном. Хотя, подумалось ему, она постоянно общается с водителями и грузчиками, которые славятся своим сквернословием и недостатком уважения ко всему на свете – так, по крайней мере, дядюшка Клеменс говорил.

– Не знаа, – наконец ответил он.

– Это органический пластик, который вырастает в цветке злака мутантного штамма, который распускается только в условиях радиации, проникающей во тьму пещер из самого сердца Риса. На этой планете он используется только как уплотнитель сплава других пластиков, и все же единственное назначение Риса во Вселенском плане – обеспечивать миназином остальную галактику. Все мужчины и женщины на Рисе заняты на его производстве – возделывании или транспортировке. Вот и все, что он из себя представляет. Нигде во всем описании я ни разу не упомянула о грязи.

– Ну, када ево мешок рвесся или рассыпаесся, он вроде как… ну, не грязный, а неприятный.

– Пролитая вода или просыпанная пища тоже неприятные. Но по природе своей они не таковы.

– Проста с парядочными людьми кой о чем не талкуют. Так дя Клем грит, – Джо наконец нашел прибежище в своей выучке. – И раз ты гришь, жлуп самое важное из всего, значить, нада… ну, малеха ево уважать.

– Я ничего такого не сказала. Это ты сказал. И именно поэтому у тебя симплексный разум. Если ты пройдешь через вторые ворота и попросишь капитана одного из транспортов тебя подвезти – а тебя скорее всего подвезут, потому что там таких много, – ты попадешь в другой мир, где миназин значит всего-навсего сорок кредиток за тонну и куда менее важен по сравнению со сквернием, шматенциями, хлопотопами и сикось-накосем, каждый из которых стоит больше пятидесяти кредиток. И ты можешь кричать все эти названия где угодно, но ничего, кроме пустого шума, никто в этом не усмотрит.

– Я и не думаю нигде ничо кричать, – заверил ее Комета. – И из тваго базара пра «симплекс» мне ясна тока то, шо я знаа, как ся вести, даже есси куча народу пра эта не ведает. Может, я ищо не такой вежливый, как нада, но как ся вести, я знаа.

Чарона рассмеялся, и пес прибежал назад и потерся мордой о ее бедро.

– Возможно, я сумела бы объяснить это чисто в технологических терминах, но с прискорбием понимаю, что пока ты сам не увидишь, ты этого не поймешь. Поэтому остановись и посмотри наверх.

Помедлив у расколотого камня, они посмотрели наверх.

– Дырки видишь? – спросила Чарона.

В панелях мостового настила тут и там были точечки света.

– Похоже на случайные точки, верно?

Джо кивнул.

– Это симплексный взгляд. Теперь иди дальше и продолжай смотреть.

Глазея вверх, Комета размеренным шагом двинулся вперед.

Точки света погасли, зато тут и там появились другие, затем и эти погасли, но другие – или, возможно, первоначальные – появились.

– Надстройка балок над мостом перекрывает некоторые дырки и не дает тебе воспринимать все сразу. Но теперь встаешь на комплексную точку зрения, ибо сознаешь, что там есть больше, чем видится с любого отдельно взятого места. А теперь беги и не опускай головы.

Джо побежал по камням. Скорость мерцания возросла, и он вдруг понял, что дырки образуют узор – шестиконечные звезды, пересеченные диагоналями из семи дырок каждая. Только когда мерцание происходило так быстро, можно было воспринимать весь узор…

Споткнувшись, он плюхнулся на четвереньки.

– Видел узор?

– Уфф… ага, – Джо покачал головой. Его ладони под перчатками саднило, а одно колено было содрано.

– Это был мультиплексный взгляд.

3-пес нагнулся и лизнул ему лицо.

За всем этим с трезубой развилины куста несколько укоризненно наблюдал Дьяк.

– Ты столкнулся с одной из главных проблем симплексного разума, пытающегося охватить мультиплексную точку зрения.

При этом запросто можно плюхнуться на четыре точки. Я действительно не знаю, сможешь ли ты совершить переход, хотя ты очень молод, а многим людям постарше приходилось отступать.

Конечно, я желаю тебе удачи. Хотя что касается первых ступеней путешествия, ты всегда сможешь обернуться и осадить назад, и даже после первого короткого прыжка к Крысиной Дыре ты увидишь куда более обширную часть Вселенной, чем большинство людей Риса. Но чем дальше ты будешь заходить, тем сложнее будет вернуться.

Комета Джо оттолкнул 3-пса в сторону и встал. Его следующий вопрос родился как из страха перед попыткой, так и из боли в ладонях.

– Бруклинский мост, – произнес он, все еще глядя вверх.

– А пачему ево ваще так завут? – Джо задал этот вопрос так, как задают вопрос без ответа, и будь его разум достаточно остр, чтобы выразить подлинный смысл, он бы спросил: «Почему вон то сооружение должно ловить меня на ошибке?»

Но Чарона уже отвечала:

– На Земле есть сооружение, схожее с этим, которое тянется меж двух островов – хотя оно немного поменьше. «Мост» – это название строения такого рода, а «Бруклин» – название места, к которому оно ведет, потому оно и называется «Бруклинский мост». Первые колонисты принесли с собой название и дали его тому, что ты здесь видишь.

– То ись, эта неспроста?

Чарона кивнула.

Внезапно в голове у Джо родилась идея, резко вильнула и со звоном и лязгом вновь появилась где-то в затылке.

– А смагу я Землю увидеть?

– Слишком далеко в сторону это тебя не заведет, – ответила Чарона.

– И я смагу увидеть Бруклинский мост? – его ноги вдруг стали буквально зудеть.

– Я видела его четыреста лет назад, и он все еще там стоял.

Комета Джо внезапно вскочил и попытался поколотить кулаками небо, что показалось мне безукоризненно комплексным поступком и вселило еще большую надежду; затем он пробежал вперед, запрыгнул на одну из опор моста и из чистого избытка чувств разом вскарабкался на сотню футов вверх.

На полпути к вершине Джо остановился и посмотрел вниз.

– Эй, Чарона! – крикнул он. – Я думаю на Землю слетать! Я, Камета Джо, думаю слетать на Землю и увидеть Бруклинский мост!

Внизу под нами привратница улыбнулась и погладила 3-пса.

V

Когда дождь перестал, они вышли из-под балюстрады. Затем перебрались через ограду и по черной от воды гудронированной трассе зашагали к вторым воротам.

– Ты уверен? – снова спросила его Чарона.

С легкой опаской Джо кивнул.

– А что мне сказать твоему дядюшке, когда он придет? Ведь он обязательно придет.

При мысли о дядюшке Клеменсе опаска возросла.

– Проста скажи, я уехал.

Кивнув, Чарона потянула за второй рычаг, и ворота поднялись.

– А этого ты с собой возьмешь? – Чарона указала на Дьяка.

– А чо? Пачему нет? – И с этими словами Джо смело зашагал вперед. Дьяк глянул вправо, влево, затем бросился вслед за ним. Чарона и сама сходила бы проводить парня, но внезапно вспыхнул сигнальный фонарь, который указывал, что ее присутствие снова требуется у первых ворот. Так что только ее пристальный взгляд следовал за Джо, пока опускались ворота. Затем она оглянулась на мост.

* * *

Самое большее, что Джо до сих пор доводилось делать, это лишь вглядываться через вторые ворота в выпуклые формы кораблей, в грузовые здания, в механические погрузчики и тележки, что загромождали перепутья транспортной зоны. Войдя туда, он огляделся, ожидая, что мир станет совсем другим, как предупреждала Чарона.

Однако его понятие о «другом» было весьма симплексным, так что первые двадцать футов ходьбы его решительно разочаровали.

Еще через двадцать футов разочарование сменилось обычным любопытством. К нему скользили тарельчатые салазки, строго направляемые по трассе высокой фигурой. Последовал небольшой всплеск страха и удивления, когда Джо понял, что тарелка едет прямо на него. Мгновение спустя она остановилась.

Там стояла женщина. Джо далеко не сразу это понял, поскольку волосы ее были длинными, как у мужчины; убраны они были в такую затейливую прическу, какой он никогда в жизни не видел. Кроме того, на женщине было блестящее алое платье, где вставки с тканями разной плотности, хотя цвет везде был один и тот же, тесно прилегали к телу или отбрасывались сырым рассветным ветром. Волосы ее, губы и ногти также были алыми, тут же сообразил Джо. Вот это уже и впрямь было странно.

Женщина взглянула на него и сказала:

– А ты красивый парнишка.

– Чо? – переспросил Комета.

– Я сказала, что ты красивый парнишка.

– Ж-жлуп… то ись… мм… – Тут он перестал смотреть себе под ноги и бросил на нее ответный взгляд.

– Только вот волосы у тебя в беспорядке.

Джо нахмурился.

– Эта как эта в беспарядке?

– Так это. Интересно, где ты выучился на интерлинге разговаривать? Или я просто получаю туманный телепатический эквивалент твоего орального высказывания?

– Чо?

– Да ничего. Ты все равно красивый парнишка. Я дам тебе расческу, а кроме того – уроки дикции. Приходи ко мне на корабль. Ты так и так попадешь на мой корабль, потому что никакие другие в ближайшее время не отбывают. Спроси Сан-Северину.

И тарелка заскользила прочь.

– Эй, а вы куда? – крикнул Комета Джо.

– Сперва причешись, а потом мы это на уроках обсудим. – Женщина вынула что-то из вставки у себя на платье и швырнула это Джо.

Он поймал вещицу и рассмотрел. Это была красная расческа.

Джо вытянул копну своих волос из-за плеч, чтобы получше их изучить. После ночного путешествия к транспортной зоне они порядком спутались. Тогда он несколько раз ударил по ним расческой, думая, что она какого-то особого типа, который облегчает расчесывание. Ничего подобного. Расческа оказалась самой обычной. Минут десять Джо упорно расчесывался, а затем, чтобы как можно дольше избегать повторения неприятного процесса, заплел волосы в косу и забросил ее за плечо. После этого он положил расческу в карман и достал окарину.

Проходя мимо одного из штабелей груза, Джо заметил молодого человека несколькими годами старше его самого, который, рассевшись на вершине пирамиды из ящиков и подтянув к себе колени, внимательно на него смотрел. Парень был босоног, без рубашки, а его истрепанные штаны были подвязаны веревкой.

Волосы его были непонятно бесполой длины и спутаны куда хуже, чем прежде у Джо. Жутко грязный, он улыбался.

– Привет! – сказал Джо. – Не знашь, на каком карабле мне отседа выбрасся?

– Чапукну, – отозвался парень, указывая куда-то в поле. – Карго – жлуп и Ллл.

Не разобрав ни единого слова, кроме бранного, Джо немного растерялся.

– Мне на карабль нада, – повторил Джо.

– Чапукну, – повторил парень и снова указал. Затем он приложил руки ко рту, словно тоже играл на окарине.

– Хошь попроовать? – спросил Джо, и тут же пожелал, чтобы парень не хотел. Слишком уж он был грязный.

Но парень, улыбаясь, покачал головой.

– Проста челночник. Музыку не умей.

Это уже почти имело смысл. По крайней мере, наполовину.

– Ты откеда? – спросил Джо.

– Проста челночник, – повторил парень. Теперь он указал на розовую луну-луну над горизонтом. – Туда-сюда, туда-сюда – токо и бывай. – Он снова улыбнулся.

– Угу, – пробурчал Джо и улыбнулся – просто ничего другого в голову не пришло. Он сильно сомневался, извлек ли он из этого разговора хоть какую-то информацию. Снова принявшись играть на окарине, он пошел дальше.

На сей раз он направился прямиком к кораблям; один стоял под погрузкой, так что к нему он и устремился.

Тучный мужчина управлял робопогрузчиками, проверяя вещи по списку. Его сальная рубашка была все еще мокра от дождя, и он завязал ее на пузе, которое выпирало по обе стороны от узла.

Еще один парень, почти ровесник Джо, стоял, прислонясь к тросу-оттяжке, тянущейся от корабля. Подобно первому, он был грязен, бос и без рубашки. Одна его штанина была оторвана у колена, а две петли ремня были примотаны друг к другу куском проволоки. На загорелом и обветренном лице не было даже той готовности улыбнуться, которая еще оставалась у первого знакомца Джо. Парень оторвался от оттяжки, медленно поворачиваясь, чтобы получше разглядеть Джо, пока тот проходил мимо.

Джо направился было к тучному мужчине, занятому погрузкой, но тот как раз не на шутку углубился в перебор штабеля, который один из погрузчиков не правильно уложил, так что Джо осадил назад. Он снова взглянул на парня, изобразил слабую улыбку и кивнул. Комете не очень-то хотелось вступать в разговор, но парень кратко кивнул в ответ, а мужчина, похоже, собирался еще очень долго быть не на шутку занят.

– Челночник? – спросил Джо.

Парень кивнул.

– Туда-сюда мотаесся? – продолжил Джо расспрос, указывая на диск луны-луны.

Парень снова кивнул.

– А есь у мя шанс сессь на папутку до… ну, докуда-нибудь.

– Есть, если работу получить хочешь, – ответил парень.

Джо удивился его цивильному выговору.

– Ясна дело, – сказал Джо. – Есси нада работать, я завсегда.

Парень снова оторвался от троса.

– Эй, Элмер, – позвал он. Мужчина оглянулся, затем щелкнул выключателем на наручном пульте, и все робопогрузчики замерли. «Как просто», – подумал Джо.

– Чего тебе? – спросил Элмер, поворачиваясь и вытирая лоб.

– У нас тут второй челночник. Этому парнишке работа нужна.

– Вот и славно, – сказал Элмер. – Тогда ты о нем позаботься. На вид он подходящий. Надо только его покормить, а работать он будет, ручаюсь. – Ухмыльнувшись, он снова повернулся к робопогрузчикам.

– Считай, принят, – сказал парень. – Меня зовут Рон.

– А я – Камета Джо, – сказал Джо. – Или проста Джо.

Рон громко расхохотался и пожал Джо руку.

– Нипочем бы не угадал. Я уже шесть месяцев по стазиспотокам мотаюсь, и всякий настоящий, испытанный космонавт которого там встречаешь, всегда оказывается Бобом, Хэнком или Элмером. А тут, стоит только попасть на какую-нибудь темную и невежественную планетку с монопродуктной симплексной культурой, то каждый там не иначе как Суперпилот, Космический Смит или Комета Джо. – Он хлопнул Джо по плечу. – Не обижайся, но свою комету ты очень скоро потеряешь.

Джо не обиделся – главным образом потому, что не понял, о чем говорит Рон. Вместо этого он улыбнулся.

– А ты откеда?

– Я взял годик академического отпуска в Кентаврийском университете, чтобы поболтаться среди звезд, поработать немного, когда придется. В этой четверти спирали я уже пару месяцев челночничаю. Ты заметил, что Элмер со мной как с настоящим космонавтом разговаривает?

– А который тама сидит? Он чо, тоже из… ниверситета?

– Кто, Хэнк? Тот темный, неплексный олух, который там на штабеле сидит? – Рон рассмеялся.

– Неплексный? – переспросил Джо, связывая это слово с другими, уже выученными им в это утро. – Типа симплекс, комплекс и все такое?

Рон, судя по всему, понял, что расспрос серьезен.

– На самом деле такой вещи, как неплекс, конечно, не существует. Хотя порой стоит задуматься. Хэнк просто болтается между Рисом и луной-луной. Его народец совсем захудалый, и я сильно сомневаюсь, что он сможет хотя бы свое имя написать или прочесть. Большинство челночников приходят из схожих миров, ты скоро это поймешь. У них бывает только один перегон, обычно между двумя планетами, и это все, что они вообще видят. Но я еще и между звезд путешествую. Хочу до конца Полуоборота занять место помощника капитана, чтобы в университет с какими-то деньгами вернуться. Надо же человеку с чего-то начинать. А ты как далеко путь держишь?

– До Имперской звезды, – ответил Джо. – Хател тя… мм, хотел тебя спросить – не знашь, где ана?

– Уже акцент космонавта зацепить пробуешь? – спросил Рон. – Не беспокойся, он к тебе раньше, чем успеешь заметить, прилипнет. А что до Имперской звезды… думаю, это порядка семидесяти, семидесяти пяти градусов вокруг галактического центра.

– Семьдесят два градуса, на расстоянии 55,9, – уточнил Джо.

– Зачем тогда спрашиваешь? – сказал Джо.

– А мне эта ничо не грит.

Рон снова рассмеялся.

– Понятно. Никогда в космосе не бывал?

Джо кивнул.

– Понятно, – повторил Рон, и еще громче рассмеялся. – Ничего, очень скоро будет многое говорить. Уж ты мне поверь, будет! – Тут Рон увидел Дьяка. – Это твой?

Джо кивнул.

– Я ить могу ево с сабой взять?

– Капитан тут Элмер. Его спроси.

Джо посмотрел на капитана, который ожесточенно перекладывал штабель груза, чтобы уравновесить его на погрузчике.

– Ладна, – сказал он и направился туда. – Элм…

Ухватив Джо за плечо, Рон развернул его обратно.

– Чо? Ты, жлуп тя…

– Не сейчас, неплекс. Погоди, пока он закончит.

– Но ить ты проста…

– Я не ты, – объяснил Рон. – И он не пытался уравновесить груз, когда я его остановил. Если ты позовешь его по имени, он должен будет остановиться, и ты можешь убить его, если груз упадет.

– Ага. А как мне ево звать?

– Попробуй капитаном, – сказал Рон. – Он и есть капитан, и когда ты его так позовешь, он не должен будет прекращать работу до тех пор, пока сам не сочтет удобным. Зови его Элмером только в случае крайней нужды. – Он искоса глянул на Джо. – А по зрелом размышлении предоставь кому-то другому решить, крайняя это нужда или нет. Короче, для тебя он капитан, пока он сам тебе иначе не скажет.

– А чо была за нужда, када ты ево звал?

– Для этого перелета ему был нужен еще один челночник, а потом я видел, что он не занят ничем таким, что ему нельзя останавливать, и… ну, тебе еще много чего предстоит усвоить.

Вид у Джо стал совсем удрученный.

– Не вешай носа, – подбодрил его Рон. – Ты славные штуки на этом батате выделываешь. У меня на борту гитара – сейчас я ее притащу, и мы вместе поиграем, идет? – Он ухватился за оттяжку и, ловко перебирая руками, стал по ней взбираться.

Затем исчез в нависающем люке. Джо круглыми глазами за ним наблюдал. У Рона даже перчаток не было.

Как раз в этот момент капитан Элмер заговорил:

– Эй, можешь взять своего котенка. А вот перчатки и сапоги оставь.

– Чо? Пачему?

– Потому что я так сказал. Рон?

Челночник высунулся из люка.

– Что? – В руках он держал гитару.

– Объясни ему про культурно-запрещенные артефакты.

– Ага, – сказал Рон и снова при помощи одной руки и ноги ловко соскользнул по оттяжке. – Лучше прямо сейчас их сбрось.

Джо с неохотой принялся стягивать перчатки и сапожки.

– Понимаешь, мы планируем отправиться к некоторым комплексным культурам, чья технология намного ниже той, которая эти сапожки произвела. Если ты их там покажешь, это может подорвать всю их культуру.

– Но мы тоже эти сапожки не делам, – заметил Джо. – Мне Чарона их падарила.

– Это потому, что вы здесь симплексные. Вашу культуру не может подорвать ничто, кроме перемещения ее в другую окружающую среду. Но даже тогда у вас наверняка вышло бы то же самое.

А вот комплексные культуры куда чувствительнее. Груз жлупа мы забираем на Генезис. Затем Ллл отправляются дальше в Крысиную Дыру. Там ты, наверное, сможешь сесть на корабль до Земли, если захочешь. Полагаю, ты хочешь увидеть Землю. Все хотят.

Джо кивнул.

– С Земли ты сможешь отправиться куда угодно. Может статься, тебе даже повезет поймать попутку прямо до Имперской звезды. А зачем тебе туда нужно?

– Сообщение нада даставить.

– В самом деле? – Рон взялся настраивать гитару.

Джо открыл сумочку и вынул меня наружу. Вообще-то мне бы хотелось, чтобы он прекратил показывать меня всем подряд. Кое-кто сильно расстраивается, когда я обнаруживаюсь – неважно, кристаллизованный или нет.

– Вот, – сказал Джо. – Я должен вот это туда доставить.

Рон пристально на меня посмотрел.

– А, понимаю. – Он положил гитару. – Тогда я думаю, очень кстати, что ты отправляешься вместе с грузом Ллл.

Я улыбнулся себе под нос. Рон был мультиплексно образованным молодым человеком. Я вздрогнул при мысли о том, что случилось бы, покажи меня Джо Хэнку; тот челночник вполне мог попытаться вынудить Джо на что-нибудь меня обменять, а это было бы катастрофой.

– А что ищо за Ллл? – спросил Джо. – Эта из тех штук, что важнее жлупа?

– Да, черт возьми, – ответил Рон. – Ты ведь еще никогда их не видел?

Джо кивнул.

– Тогда идем, – сказал Рон. – Поиграть сможем после. Полезли в люк, и брось ты свои сапоги и перчатки.

Джо оставил их на асфальте и стал взбираться по тросу. Это оказалось проще, чем он думал, но тем не менее к вершине он уже успел вспотеть. Дьяк по-особому подобрал лапы и взобрался прямо по корпусу корабля, а затем стал дожидаться у люка.

Джо последовал за Роном по коридору, затем еще через один люк, дальше по короткой лесенке.

– Ллл здесь, – сказал Рон перед округлой дверцей. Он по-прежнему держал за гриф гитару. Затем он распахнул дверцу – и тут же что-то схватило Джо за живот, сгибая пополам. Глаза его наполнились слезами, а рот распахнулся. Он еле дышал.

– Здорово врезало? – негромко спросил Рон. – Давай, заходи.

Джо итак был напуган, а с каждым шагом в полумрак его мужество падало футов на двадцать. Он поморгал, проясняя зрение, но слезы скопились снова.

– Вот они, Ллл, – сказал Рон.

Джо заметил слезы и на обветренном лице Рона. Затем он снова взглянул вперед.

Они были прикованы к полу за кисти и лодыжки; Джо насчитал семерых. Их громадные зеленые глаза моргали в синем свете грузового отсека. Спины были горбаты, головы нечесаны. Тела казались невероятно сильными.

– Чо я… – Джо попытался сказать, но что-то застряло у него в горле, и фраза оборвалась. – Чо я чую? – еле слышно прошептал он, поскольку громче говорить не мог.

– Скорбь, – ответил Рон.

Обозначенная эмоция сделалась узнаваемой – безмерная всеподавляющая скорбь, что вытягивала все движение из мышц, всю радость из глаз.

– Из-за них я скорбь чую? – спросил Джо. – Пачему?

– Они рабы, – объяснил Рон. – Они строят – строят прекрасно, неподражаемо. Ценность их колоссальна. Они отстроили половину Империи. И Империя их таким образом защищает.

– Защищает? – переспросил Джо.

– К ним нельзя приблизиться, не ощущая этой скорби.

– Кто же их тада пакупает?

– Немногие. Но покупателей все же достаточно, чтобы они были невероятно ценными рабами.

– Пачему же их не ослобонят? – спросил Джо, и этот вопрос стал застрявшим в горле воплем.

– Экономика, – ответил Рон.

– Жлуп, как ты можешь пра экономику, када такое чуешь?

– Некоторые могут, – сказал Рон. – Хотя очень мало кто. В этом защита Ллл.

Джо прижал к глазам кулаки.

– Пашли отседа.

– Останемся еще ненадолго, – возразил Рон. – Мы сейчас для них поиграем. – Он сел на ящик, положил гитару себе на колено и извлек из струн ладовый аккорд, – Давай, – сказал он Джо. – Я тебе подыграю.

Джо подул, но дыхание его было таким слабым, что нота задрожала и умерла, так толком и не родившись.

– Я… я не хачу, – запротестовал Джо.

– Это твоя работа, челночник, – просто сказал Рон. – Ты должен заботиться о грузе, когда он на борту. Они любят музыку. Она сделает их счастливей.

– А мя… мя ана тоже счастливей сдеет? – спросил Джо.

Рон покачал головой.

– Нет.

Джо поднес окарину к губам, набрал побольше воздуха и подул. Длинные ноты наполнили грузовой отсек корабля, и когда Джо закрыл глаза, слезы растопили темноту по ту сторону век.

Облигато Рона оплетало мелодию, которую Джо извлекал из окарины. Каждая нота обретала терпкость, подобную хорошим духам, и вызывала перед Джо различные образы, пока он с закрытыми глазами играл: вот Новый Цикл в пору неурожая миназина, вот похороны Билли Джеймса, вот тот день, когда Лилли посмеялась над ним, когда он попытался поцеловать ее за генератором силовой ограды, вот тот раз, когда убитые кепарды были взвешены, и выяснилось, что его добыча потянула на десять фунтов меньше, чем у Ил Оди, а ведь Ил была на три года его младше, и все всегда говорили, какая она замечательная – короче говоря, все грустные воспоминания его симплексного существования.

Когда они через полчаса вылезали из грузового отсека, ощущение скорби катилось за ними подобно схлынувшей волне. Рон закрепил крышку люка, и Джо почувствовал полное изнеможение.

– Ну как, тяжелая работенка? – улыбаясь, спросил Рон. Слезы прочертили дорожки на его запыленном лице.

Джо ничего не ответил – он изо всех сил старался удержаться от того, чтобы в голос не зарыдать от тоски по дому, которая все еще сжимала его горло. «Ты всегда сможешь обернуться и осадить назад», – сказала тогда Чарона. Он почти было собрался.

Но тут голос из динамика произнес:

– Пусть красивый парнишка будет так добр прийти ко мне на урок интерлинга.