Текст книги "Имперская Звезда"

Автор книги: Сэмюэль Р. Дилэни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Сэмюэль Дилэни
Имперская Звезда

Задавшись идеей

До Атлантиды, добраться,

Ты, разумеется, выяснил —

В этом году лишь

Корабль Дураков туда отплывает,

И страшной силы штормы,

Предсказаны. – стало быть,

Следует быть готовым

Вести себя столь нелепо,

Чтобы одним из

Парней прослыть,

По меньшей мере любя

Спиртное, скачки, шумные игры.

У. X. Оден

…правда – это точка зрения на вещи.

Марсель Пруст

Об авторе

Сэмюэль Дилэни (р. 1942) живет в Нью-Йорке и преподает в Университете Темпл, Филадельфия. Информацию об авторе можно найти на www.pcc.com/~jay/delany. Один из ярчайших талантов 1960-х, в период с 1962 по 1968 год Дилэни выпустил девять научно-фантастических романов, самым сильным из которых стала великолепная космическая опера «Нова» («Nova»,1968). В целом все ранние произведения писателя можно отнести к космической опере. Помимо романов, в 1960-е годы Дилэни опубликовал десять рассказов, позже объединенных в сборник «Стекляшки» («Driftglass», 1971).

Последующие пять лет писатель посвятил работе над внушительным по объему и впечатляющим по содержанию романом «Далгрен» («Dhalgren», 1975), который нельзя отнести к НФ в чистом виде. Зато после Дилэни выпустил два блестящих научно-фантастических романа «Тритон» («Triton», 1976) и «Звезды в моем кармане, как песчинки» («Stars in My Pocket Like Grains of Sand», 1984), а также замечательный сборник фэнтези «Легенды Невериона» («Tales of Neveryon», 1979), положивший начало четырехтомному сериалу. Помимо этого, в 1970-х Дилэни начал публиковать критические статьи и работы по теории литературы и на сегодняшний день, пожалуй, является самым влиятельным критиком НФ. Научно-фантастические романы Дилэни больше не писал. В своей автобиографической повести 1988 года под названием «Движение света в воде: Секс и научная фантастика в Ист-Виллидж 1957–1965» («The Motion of Light in Water. Sex and Science Fiction Writing in the East Village 1957–1965), отмеченной несколькими наградами, автор блестяще воссоздал атмосферу 1960-х годов, когда происходило формирование жанра. Это весьма откровенная история становления темнокожего бисексуального писателя-фантаста того времени. Сказать, что Дилэни вел насыщенную жизнь, значит не сказать ничего.

Повесть «Имперская звезда» впервые была опубликована в 1966 году издательством «Асе Books». В 1978 году Дилэни написал предисловие к комиксу по этому произведению (художником стал Говард В. Чайкин; в период с 1960 по 1990 год Дилэни время от времени сочинял комиксы) под названием «Заметки о космической опере» («Same Notes on Space Opera»). Там он говорит: «Нам хорошо известно, что научная фантастика – это прежде всего экшн и приключения, а также

возможность взглянуть на другие миры, иные цивилизации, внеземные культуры. Но именно подобная многоликость миров, каждый из которых движется по своей орбите сквозь бесконечную межзвездную ночь, становится едва ли не самым изысканным, обязательным и ценным элементом жанра. Это основополагающее представление, которое, если только позволить, способно в корне изменить наше приземленное, выстроенное исключительно по вертикали мышление».

Вырисовывается удивительная параллель позиции Урсулы Ле Гуин, выраженной в рассказе «История шобиков» («The Shobies' Story», 1990). Об «Имперской звезде» Дилэни говорит следующее: «Вся концепция бесконечной вертикали системы ценностей, беспредельного восхождения к высотам сменилась идеей центров, представлением о разных вселенных и кардинально отличных точках зрения, соотносящихся лишь по направлению, дистанции и траектории… На самых свежих астрономических картах и в моделях-симуляторах миллиона новых обнаруженных галактик отсутствует какое-либо центрообразующее начало, хотя существуют многочисленные кластеры (к примеру, скопление Девы, Местное сверхскопление галактик, скопление Волос Вероники, галактика М81). Вместо того чтобы объединиться вокруг центральной точки, они, подобно паутинам, охватили огромное пространство, мультивервума", нового концепта, вытесняющего привычное понятие Вселенной, универсума, которое было изобретено еще до Сократа и давно устарело. <…>

Значит ли это, что линейное мышление, основанное на системе вертикали, не пригодно для космической оперы? Вовсе нет. Наоборот, здесь оно превалирует, как и в любом другом продукте нашего мира. Даже в „Имперской звезде" вы столкнетесь с этим. Но любопытно, что классическая космическая опера, основанная на идее множества миров и полетов между ними, осуществляет смещение ориентиров и предлагает способы пошатнуть, преодолеть, разрушить линейное мышление».

По большому счету Дилэни здесь постулирует один из ранних принципов рационального подхода к написанию космической оперы, – заслуживающее уважения напутствие амбициозным и интеллектуально одаренным фантастам-современникам.

В 2003 году критик Рассел Летсон написал для «Locus» специальную статью на тему новой космической оперы, где попытался сформулировать если не определение, то по крайней мере характерные черты жанра: «Если только термин не был шуткой (или случайным набором слов), то слово „космическая" определяет физические установки, а „опера" – степень эмоциональной составляющей действия. Как и в музыкальном аналоге, страсти здесь накалены до предела. Все те же сияющие доспехи, гарцующие лошади, верховные жрецы, широкие жесты, высокие чувства, боги и монстры, и все это с лихвой приправлено пришельцами и армадами космических кораблей.

Неизменными остаются следующие особенности жанра: межпланетный или межзвездный космос, по крайней мере частично колонизированный и соответственно управляемый. Это должен быть огромный, загадочный мир, где происходят экстремальные события, где, подвергаясь смертельной опасности, можно отыскать потаенные сокровища. Добавьте сюжет, обусловленный особенностями данного мира, и лучше на масштаб не скупиться: спасение планет (или империй, или цивилизаций), предотвращение (или совершение) геноцида, поиск смысла жизни или центра галактики. Космическая опера – это не просто старомодная история, это супермасштабное повествование, воспевающее супермасштабные вселенские просторы. Опровергая идею всеохватности Творения, космическая опера тем не менее преклоняется перед его размахом. Лучшие образцы космической оперы поистине трансцендентные.

В 1960-е годы грандиозные романы Дилэни космическими операми не называли, за исключением случаев, когда они становились объектами беспощадной критики. Чаще его работы относили к передовой спекулятивной фантастике, и Дилэни тогда действительно шел в авангарде НФ. Именно стойкое желание писателя обретаться в рамках низшего жанра, создавая при этом прозу высочайшего качества, сделало его творчество широко известным, одновременно придав ему шарм эпохи радикальных перемен.

О ситуации, в которой издавалась «Имперская звезда», Дилэни рассказывает следующее: «Муркок и авторы, чьи имена ассоциировались с „новой волной", мои работы не жаловали. Мы отлично ладили, но Муркок заявил мне однажды, что единственное мое произведение, которое бы он сам опубликовал, была „Имперская звезда". Безусловно, она ему столь приглянулась благодаря четкой политической аллегории между североамериканским рабством и Ллл. В обзоре „Новы" для журнала „New Worlds" М.Джон Гаррисон весьма резко отозвался о романе, заявив, что это позор, если кто-то, наделенный большим талантом, тратит драгоценное время на чушь вроде далекого будущего и космических опер. А сам Муркок в истории „New Worlds", выходившей в 1970-х, заявил, что,„Время точно низка самоцветов" („Time Considered as a Helix of Semi-Precious Stones", 1968) – это произведение „банальное" и „из жанра космической оперы".

Не все работы в духе космической оперы „новая волна" нещадно критиковала. В конце концов именно адепты движения являлись безусловными поклонниками романа „Тигр! Тигр!" („Tiger! Tiger!") Альфреда Бестера. Тем не менее определение „космическая опера" оставалось для них сродни презрительному прозвищу. Чтобы произведение имело в их глазах хоть какую-то ценность, оно должно быть пронизано мощной антиавторитарной идеей или четкой либеральной аллегорией. По правде сказать, космические оперы того времени ничем таким похвастаться не могли.

Занимательно, что антиавторитарная направленность, взлелеянная „новой волной", сегодня является обычным делом, если не клише. Взгляните на фантастические фильмы последних тридцати лет – начиная с „Чужих" и заканчивая трилогией „Матрица". В „Звездных войнах" эта идея становится все более мощной с каждым эпизодом. Не говоря уже о том, как она представлена в фэнтези, особенно во „Властелине Колец"».

I

У него были: светлая коса по пояс; тело, смуглое и стройное, совсем как у кошки, говорили они, когда он в полудреме сворачивался калачиком у гаснущего костра Полевого Смотрителя в Новом Цикле; окарина; черные перчатки и черные сапожки, при помощи которых он мог взбираться на стены и ползать по потолкам; серые глаза, слишком большие для маленькой мрачной физиономии; латунные когти на левой руке, которыми он к тому времени уже успел убить трех диких кепардов, прокравшихся через пролом в силовой изгороди во время его стражи в Новом Цикле (а однажды в драке с Билли Джеймсом – простой потасовке, когда один удар вдруг вышел слишком быстрым и жестким, обращая дружескую стычку в настоящую – он убил парня, но это случилось два года назад, когда ему было только шестнадцать, а теперь ему не нравилось об этом вспоминать); восемнадцать лет суровой жизни в пещерах спутника под названием Рис, работы на подземных полях, пока Рис крутился возле гигантского красного солнца Тау Кита; склонность бродить вдали от Родных Пещер и смотреть на звезды, которая доставляла ему неприятности по меньшей мере четыре раза за один только прошлый месяц, а за последние четырнадцать лет обеспечила ему кличку «Комета Джо»; дядюшка по имени Клеменс, которого он терпеть не мог.

И впоследствии, когда он потерял все, кроме (чудесным образом) окарины, он подумал про все эти вещи – что они для него значили, в какой мере определили его юность и как скверно подготовили его ко взрослой жизни.

Однако прежде чем начал терять, он приобрел две вещи, которые, наряду с окариной, хранил до самого конца. Одной был дьяволов котенок по кличке Дьяк. Другой был я. Я – Самоцвет. У меня мультиплексное сознание, а это означает, что я вижу вещи с разных точек зрения. Это есть функция ряда обертонов в гармоническом узоре моей внутренней структуры. Посему большую часть этой истории я изложу с точки зрения, именуемой в литературных кругах всеведущим наблюдателем.

* * *

Малиновая Тау Кита метила синяками западные утесы. Шина, громадная, как солнечный Юпитер, казалась черным изгибом поперек четверти горизонта, а белый карлик Глаз серебрил восточные скалы. Комета Джо, мотая пшеничного цвета волосами, брел позади двух своих теней, одной длинной и серой, другой ржавой и приземистой. Голова его была обращена назад, и в суматохе окрашенного старым вином вечера он глазел на первые звезды. В длиннопалой правой рукой с обгрызенными, как у всякого парнишки, ногтями он держал окарину. Он знал, что ему придется вернуться, придется выползти из ночи в лучистый кокон Родной Пещеры. Ему следует уважительно относиться к дядюшке Клеменсу, нельзя ему ввязываться в драки с другими парнями на Полевой Страже; столько всего ему нельзя…

Звук. Камень и не-камень в соударении…

Он резко пригнулся, и его когтистая левая кисть, смертоносное орудие тощей левой руки, взлетела, защищая лицо. Кепарды бьют по глазам. Но это был не кепард. Он опустил когти.

Дьяволов котенок с шипением выбрался из расщелины, балансируя на пяти из восьми своих лап. Он был в фут длиной, имел три рога и глаза того же цвета, что и у Джо. Затем он захихикал, а так дьяволовы котята поступают, когда не на шутку расстроены – к примеру, когда теряют своих родителей – дьяволовых котов и кошек, которые пятидесяти футов в длину и совершенно безвредны, если только случайно на тебя не наступят.

– Чо там ище? – спросил Комета Джо. – У тя чо, пап с мам свалили?

Дьяволов котенок снова захихикал.

– Да чо там такое? – настаивал Джо.

Котенок оглянулся через левое плечо и зашипел.

– А ну глянем, – кивнул Комета Джо. – Пашли, киска. – Хмурясь, он устремился вперед, движения его голого тела по скалам были столь же грациозны, сколь груба была его речь. Джо спрыгнул со скального выступа на осыпающуюся красную землю, желтые волосы в полувзлете туманом окутали его плечи, затем опять упали на глаза. Джо откинул их назад. Котенок потерся о его лодыжку, снова захихикал, затем скакнул за валун.

Джо последовал за ним – и тут же отпрянул обратно к твердому камню. Когти его левой руки и костяшки правой заскребли по граниту. Он мигом вспотел. Крупная вена на горле яростно забилась, а мошонка сжалась как черносливина.

Зеленый склон пенился и горел словно бы в гейзере на два фута выше самого Джо. В пылающей мешанине метались две твари, которых он видеть не мог, зато он мог их почуять – как они корчатся, безмолвно вопят и в страшных мучениях умирают.

Одна из этих тварей отчаянно пыталась вырваться на свободу.

Дьяволов котенок, безразличный к адскому страданию внутри гейзера, гоголем прошелся к его основанию, высокомерно сплюнул, затем таким же гоголем вернулся обратно.

Когда Джо отважился сделать вдох, тварь наконец вырвалась.

Дымясь, заковыляла вперед. Подняла серые глаза. Ветерок подхватил длинные, пшеничного цвета волосы и сдул их с плеч, пока она, какой-то недолгий момент, с отчетливо кошачьей грацией двигалась вперед. Затем она упала ничком.

Что-то более глубокое, нежели страх, заставило Комету Джо потянуться и ухватить простертые к нему руки. Только когда Комета Джо опустился на колени и фигура стала задыхаться у него на руках, он понял, что это его двойник.

Изумление взорвалось у него в голове, и одной из вырвавшихся при этом на свободу вещей стал язык:

– Ты кто?

– Ты должен доставить… – начала фигура, затем закашлялась, и на мгновение черты ее лица потеряли ясность:

– …доставить, – повторила она.

– Чо? Чо? – Джо был озадачен и напуган.

– …доставить на Имперскую звезду сообщение, – фигура изъяснялась на ясном, четком интерлинге внепланетников. – Ты должен доставить на Имперскую звезду сообщение!

– А чо сказать?

– Просто доберись туда и скажи… – Фигура снова закашлялась. – Просто доберись туда, сколько бы времени на это ни ушло.

– Да чо сказать, када даберусь? – уперся Джо. Тут он подумал обо всем том, что уже следовало спросить: – А ты откеда? И куда? Чо такое?

Пораженная внезапной судорогой, фигура выгнула спину и соскользнула с рук Кометы Джо. Парнишка потянулся раскрыть твари рот, чтобы она не проглотила язык, но прежде чем он ее коснулся, она… растаяла.

Она пузырилась и испускала пар, пенилась и дымилась.

Более крупный феномен теперь утих, стал всего лишь лужицей, растекающейся по сорнякам. Дьяволов котенок подошел к краю, понюхал, затем лапой что-то оттуда выловил. Лужица ненадолго застыла, после чего начала быстро испаряться. Переместив находку в рот, котенок, стремительно моргая, подошел и выложил ее Джо на колени, а затем уселся помыть пушистую розовую грудку.

Джо опустил глаза. Многоцветная, многогранная, мультиплексная, находка была мной. Я – Самоцвет.

II

Ох, и долго же мы путешествовали – Норн, Ки, Марбика и я сам, – прежде чем все так внезапно и катастрофично закончилось. Я их, конечно, предупредил, когда наш первоначальный корабль вышел из строя, и мы взяли органиформный крейсер от созвездия Золотой Рыбы. Пока мы оставались в сравнительно пыльном регионе Магеллановых облаков, все шло прекрасно, однако стоило нам достичь более пустого пространства Родной Спирали, как капсулообразующему механизму стало не на чем катализироваться.

Мы намеревались облететь созвездие Кита и направиться к Имперской звезде с грузом новостей хороших и скверных, с хроникой успехов и поражений. Но мы потеряли оболочку, и органиформа, будто дикая амеба, плюхнулась на спутник Рис. Такая нагрузка стала фатальной. Ки погиб сразу по приземлении. Марбика распался на тысячи дебильных компонентов, которые боролись и гибли в питательном студне, где все мы были подвешены.

Мы с Норном провели быстрое совещание. А кроме того, поставили весьма ненадежный перцептор сканировать по стомильному радиусу от места катастрофы. Органиформа уже начала уничтожать самое себя; ее примитивный разум обвинил в аварии нас, и теперь он хотел убивать. Сканирование перцептора выявило присутствие небольшой колонии землян, которые занимались выработкой миназина, что произрастал в подземных пещерах.

Примерно в двадцати милях к югу располагалась небольшая транспортная станция, откуда миназин переправляли к галактическому центру, чтобы нужным образом распределить среди звезд. Но сам спутник был невероятно отсталым.

– Пожалуй, это самое примитивное из всех разумных сообществ, с какими мне приходилось сталкиваться, – констатировал Норн. – Во всей округе я могу зафиксировать не более десяти разумов, которые когда-либо бывали в другой звездной системе, и все они работают на транспортной станции.

– Где у них, между прочим, надежные неорганические корабли, которые нипочем не спятят и не станут тебе враждебны, – заметил я. – А из-за этой штуковины мы оба обречены на гибель, и теперь нам уже никогда не добраться до Имперской звезды. Нам бы на нормальном корабле оказаться. А эта штуковина чуть что – и абзац! Температура протоплазмы уже становилась малоприятной.

– Тут где-то поблизости ребенок, – сказал Норн. – И… черт возьми, а это еще что за зверь?

– Земляне зовут его дьяволовым котенком, – отозвался я, извлекая информацию.

– Разум у него определенно не симплексный!

– Но и не вполне мультиплексный, – сказал я. – Впрочем, это уже что-то. Быть может, он сумеет доставить сообщение?

– Но его интеллект субдебилен, – возразил Норн. – У землян по крайней мере есть приличная масса серого вещества. Вот если бы нам удалось заставить их сотрудничать… Этот ребенок довольно смышленый – но такой симплексный! Котенок как минимум комплексный, и этого хватит, чтобы доставить сообщение. Что ж, попытаемся. Постарайся их сюда завлечь. Если ты кристаллизуешься, ты ведь сможешь на какое-то время отложить смерть?

– Да, – с неловкостью подтвердил я. – Но я не уверен, хочу я этого или нет. Не думаю, что смогу вынести существование столь пассивное и быть всего-навсего точкой зрения.

– Даже пассивный, – резонно заметил Норн, – ты сможешь быть очень полезен – особенно для этого симплексного парнишки. Его ждут большие неприятности, если он согласится.

– Идет, – согласился я. – Я кристаллизуюсь, хотя мне это и не нравится. А ты давай наружу и попробуй там что-нибудь сделать.

– Проклятье, – выругался Норн. – Умирать мне совсем не по вкусу. Не хочу умирать. Хочу жить, хочу отправиться к Имперской звезде и все там рассказать.

– Поторопись, – сказал я. – Ты только время теряешь.

– Ладно, ладно. Как по-твоему, какую форму мне лучше всего принять?

– Помни, ты имеешь дело с симплексным разумом. Ты можешь принять только одну форму, которой он уделит достаточно внимания и которую завтра утром не припишет к скверному сновидению.

– Ладно, – повторил Норн. – Поехали. Прощай, Самоцвет.

– Прощай, – сказал я и начал кристаллизоваться.

Норн рванулся вперед, и кипящий студень провис, когда он вырвался из него на скалы, где ждал ребенок. «Сюда, киска, сюда, сюда», – спроецировал я в сторону дьяволова котенка. Он оказался весьма сговорчив.

III

Комета Джо брел обратно к пещерам, наигрывая медленные мотивы на окарине и размышляя. Драгоценный камень (который был Самоцветом – то есть мной) лежал в сумке у него на поясе. Дьяволов котенок сперва пытался хватать зубами светлячков затем остановился, чтобы выдернуть щетинки из подушечек у себя на лапах. Один раз он перекатился на спину и зашипел на звезду, но тут же снова заспешил за Кометой. Разум его был вовсе не симплексным.

Комета добрался до выступа Зубодера. Оглядев скалу, он заметил у двери в пещеру дядюшку Клеменса. Вид у дяди был явно недовольный. Языком Комета поискал за щеками остатки завтрака, поскольку сразу сообразил, что обед ему не светит.

Сверху послышался голос:

– Эй, баббес! А дя Клем на тя не на шукку озлисся!

Джо поднял глаза. Его троюродная кузина Лилли торчала на выступе еще более высокой скалы, глазея вниз.

Он поманил девчонку к себе, и она спустилась. Как всегда, Джо посмотрел на ее короткую стрижку, из-за которой он всем девчонкам завидовал.

– Эта твой дьявов ктенок? И как ево звать?

– Сассем он не мой, – возразил Джо. – Слышь, а кто скаал, что те можна май печчатки с сапожками таскать?

На Лилли были черные сапожки по колено и перчатки по локоть, которые Чарона подарила ему на восемнадцатилетие.

– Я хатела тя падажжать и скаать, как дя Клем на тя озлисся. Вот и наа было залессь туда, откеда видать, как ты падходиш.

– Жлуп, ну ты и залезла! А терь аддай. Ты их проста панасить хатела. А ну аддай. Я те их таскать не велел.

Лилли неохотно стянула перчатки.

– Ну и жлуп с тобой, – сказала она. – Значить, не дашь мне их панасить? – Она вылезла из сапожек.

– Жлуп те, – твердо сказал Джо.

– Дя Клем, Камета вернусся!

– Заткнись! – прошипел Комета, затем повернулся и побежал назад по выступу.

– Дя Клем, а он апять деру дает… – И тут дьяволов котенок очень кстати вонзил два из трех своих рогов Лилли в лодыжки, пастью подобрал перчатки и сапожки и полетел вслед за Кометой – поступок, надо сказать, весьма мультиплексный, учитывая, что никто ему ничего не скомандовал.

Пятнадцатью минутами позже Комета затаился в залитых звездным светом скалах, рассерженный и напуганный. А тут как раз дьяволов котенок подошел и бросил ему сапожки и перчатки.

– Чо? – сказал Комета, поначалу не узнав их в бордовом полумраке. – А, сассибо! – Тут он взял их и надел. – Чарона, – продолжил он, вставая. – К Чароне бы наа. – А все потому, что Чарона подарила ему сапожки, потому что Чарона никогда на него не злилась, а еще потому что Чарона наверняка знала, что это еще за Имперская звезда.

Джо тронулся было в путь, затем обернулся и хмуро поглядел на дьяволова котенка. Дьяволовы котята славятся своей независимостью и, в отличие от собак, никогда у людей на побегушках не бывают.

– Дьявов ктенок, – произнес он, – Дья-кот. Дьяк – вот те кликуха. Ну чо, Дьяк, хошь со мной? – Этот поступок был вовсе не симплексным – меня он, по крайней мере, удивил.

Комета Джо пустился в путь, и Дьяк за ним последовал.