Текст книги "Нова. Да, и Гоморра"

Автор книги: Сэмюэл Дилэни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Чхе! – позвал Князь, пока Лорк подводил яхту ближе к горе. – У вас там остались веревки? – Князь прикрыл микрофон рукой. – Ты видел «Деток Котовасии», где она в роли ошизевшей шестнадцатилетней дочки ботаника?

Лорк кивнул.

– Так вот, она не играла. – Князь отнял руку от микрофона. – Чхе! Веревка! У вас есть веревка?

– Дофига! Эдгар, где все веревки?.. Но на чем-то же мы взбирались? Вот она! Так, и что теперь делать?

– Завяжите крупные узлы с шагом где-то два фута. Как высоко мы над вами?

– Сорок футов? Тридцать футов? Эдгар! Сесил! Хосе! Вы же слышали. Вяжите узлы!

На экране под ногами Лорк увидел скольжение тени яхты по льду. Он дал кораблю упасть еще ниже.

– Лорк, открой люк в генераторной, когда мы…

– Мы висим на семнадцати футах, – сказал Лорк через плечо. – Князь, ниже не выйдет! – Он протянул руку. – Открыл.

– Отлично!

Князь нырнул в дверь генераторной. К спине Лорка подступил морозный воздух. Дан и Брайан не давали ветрам качать корабль.

На экране Лорк увидел, как один парень швырнул веревку в яхту – Князь, видимо, встал в открытом проеме и ловил ее серебряной перчаткой. На третий раз поймал. Затем сквозь ветер донесся голос Князя:

– Вот! Привязал. Лезьте сюда!

И один за другим они стали обнимать узлистую веревку.

– Так, пошел. Осторожнее…

– Какая холодрыга! Стоит выйти из греющего поля…

– Поймал. Давай внутрь…

– Я уж думал, нам кранты. Эй, кто хочет «Шатонёф-дю-Пап» сорок восьмого года? Чхе говорит, его не достать…

Генераторную заполнили голоса. Затем:

– Князь! Как упоительно, что ты меня спас! На твоей вечеринке будет турецкая музыка девятнадцатого века? Местные станции не ловились, но была образовательная программа из Новой, вообрази, Зеландии. Небесно! Эдгар изобрел новый танец. Становишься на четвереньки и раскачиваешься взад-вперед. Хосе, не свались обратно на эту свинскую гору! Иди сюда сейчас же и познакомься с Князем Красным. Это он закатывает вечеринку, а у его отца миллионов куда больше, чем у твоего. Закрой дверь, и выйдем уже из моторного отсека. Все эти машины и всякое тут. Где они и где я.

– Прошу внутрь, Чхе, можешь вволю надоедать капитану. Ты знаешь Лорка фон Рэя?

– Что, правда, тот самый, первое место на всех гонках? Да у него же денег еще больше…

– Шшшшш! – сказал Князь сценическим шепотом на входе в рубку. – Пусть он побудет в неведении.

Лорк оттянул корабль от горы, развернул.

– Это ты берешь все призы? Да ты красавец!

На Чхе Он был полностью прозрачный термокостюм.

– Ты их берешь на этом кораблике?

Она оглядела рубку, еще терзаемая одышкой после подъема по веревке. С каждым вдохом под винилом расплющивались румяные соски.

– Какая красота! Я не была на яхтах много дней.

Позади нее поднялся гвалт:

– Что, никто не хочет этого, сорок восьмого года?..

– Музыка не ловится, вообще. Почему здесь не ловится музыка?..

– Сесил, у тебя не осталось золотого порошочка?

– Мы над ионосферой, глупый, электромагнитные волны уже не отражаются. Кроме того, мы движемся слишком…

Чхе Он обернулась к ним всем:

– Ах, Сесил, куда задевалась чудесная золотая пыль? Князь, Лорк, вам надо попробовать. Сесил – сын мэра…

– Губернатора…

– …на крошечном мирке, ну, о них вечно говорят, мол, они далеко-далеко. У него есть золотая пыль, ее там собирают в расщелинах. Ты смотри, у него этой пыли как грязи!

Под ними переворачивался мир.

– Гляди, Князь, ее вдыхаешь, вот так. Аххххх! Куда ни глянь, видишь такие чудесные цвета, чего ни слушай, слышишь такие изумительные звуки, и внутри все вращается и вставляет запредельные абзацы после каждого слова. Лорк, держи…

– Берегись! – Князь смеялся. – Ему еще везти нас до Парижа!

– Ай! – воскликнула Чхе. – Это ничуть не помешает. Просто домчимся с ветерком, вот и все.

Позади другие говорили:

– Где, она сказала, будет эта чертова пирушка?

– Остров Сен-Луи. В Париже.

– Где-где?..

– Париж, крошка, Па-риж. Мы летим на пирушку в…

В середине четвертого века византийский император Юлиан, устав от социальных вихрей Сите (чье население, о ту пору менее тысячи, ютилось в основном в теснившихся вокруг каменно-деревянного храма Великой Матери хижинах из шкур), переехал по воде на островок поменьше.

В первой половине двадцатого века королева мировой косметической индустрии, дабы избежать претензий Правого берега и богемных излишеств Левого, основала здесь свой парижский pied à terre[1]1
  Здесь: второй дом (фр.).


[Закрыть], украсив стены сокровищами искусства на целое состояние (а в это время на соседнем островке деревянный храм сменился собором с башнями-близнецами).

В середине тридцать второго века – центральная авеню увешана огнями, переулки ломятся от музыки, зверинцев, выпивки и игорных палаток, и фейерверки грохают в ночи – остров Сен-Луи принимал вечеринку Князя Красного.

– Сюда! За мной!

Они кочевали всей толпенью по эстакадному мосту. Посверкивала черная Сена. За рекой листва опадала на каменные балюстрады. За деревьями парка на Сите вырастали освещаемые по ночам скульптурные контрфорсы Нотр-Дама.

– Никому не дозволяется входить на мой остров без маски! – крикнул Князь. Когда они достигли середины моста, он запрыгнул на парапет, схватился за перекладину и замахал толпе серебряной рукой. – Вы на вечеринке! На вечеринке Князя! Вход только в масках!

Сферы фейерверков, синие и красные, расцветали во мраке за его костлявым лицом.

– Небесно! – завопила Чхе Он, подбегая к парапету. – Но если я надену маску, Князь, меня никто не узнает! Студия сказала, мне можно ехать, если будет резонанс!

Князь спрыгнул, взял ее за виниловую перчатку и повел вниз по ступеням. Там на стеллажах сияли сотни масок на всю голову.

– Для тебя у меня особая маска, Чхе! – Он вытащил двухфутовую прозрачную крысиную голову: уши оторочены белым мехом, брови в блестках, на концах проволочных усов покачиваются драгоценные камни.

– Небесно! – запищала Чхе, когда Князь нахлобучил маску ей на плечи.

За прозрачными глазенками крысы утонченное зеленоглазое лицо Чхе Он кривил смех.

– Держите, это для вас!

Со стеллажей явились голова саблезубой пантеры для Сесила; орел для Эдгара, с радужным оперением; темная шевелюра Хосе исчезла под головой ящерицы.

Лев для Дана (тот упирался и не хотел идти, хотя все настаивали, и был позабыт в миг, когда воинственно согласился) и грифон для Брайана (того все так и не замечали, хотя он пошел охотно).

– Теперь ты! – Князь обратился к Лорку. – У меня и для тебя есть кое-что особое!

Смеясь, выхватил со стеллажа голову пирата с глазной повязкой, банданой, шрамом на щеке и кинжалом в оскаленных зубах. Маска села на голову Лорка легко; теперь он смотрел на мир через сетчатые отверстия для глаз в воротнике. Князь хлопнул Лорка по спине.

– Пират – для фон Рэя самое то! – крикнул он, когда Лорк двинул по мостовой.

Громче смех – людей на мосту прибавлялось.

Над толпой девушки с напудренными гигантскими, двадцать третьего века, доэштонкларковскими прическами швыряли с балкона конфетти. По улице проталкивался человек с медведем. Лорк думал, что это кто-то в костюме, пока его плеча не коснулась шерсть и он не унюхал мускус. Щелкнули когти. Лорка захватила толпа.

Лорк слушал во все уши.

Лорк смотрел во все глаза.

Блажь отполировала поверхность всякого рецептора до зеркального блеска. Восприятие включилось вдруг (как поворачивались корабельные крылья), когда он шел по мощеной улице под яростным обстрелом конфетти. Он ощутил присутствие стержневого «я». Его мир сфокусировался на «теперь» рук и языка. Голоса вокруг ласкали его осознанность.

– Шампанское! Ну небесно же! – Прозрачная пластиковая крыса прижимала грифона в цветочном жилете к винному столику. – Тебе разве не весело? Я так просто балдею!

– Конечно, – отвечал Брайан. – Просто я в первый раз на подобной вечеринке. Такие, как Лорк, Князь, ты, – вы все люди, о которых я раньше только слышал. Трудно поверить, что вы реальны.

– Строго между нами, у меня порой та же самая проблема. Хорошо, что ты тут и мне об этом напомнил. Так, значит, ты говоришь…

Лорк перешел к другой группе.

– …небесная пирушка. Совершенно чудесная…

– …конечно, поскольку мы решили причалить в Перте, а эти древние предписания еще в силе, нам пришлось реально проходить таможню…

– …на круизном корабле из Порт-Саида в Стамбул, и там был плеядский рыбак, играл чудеснейшие вещи на сенсор-сиринге…

– …а потом пришлось автостопить через весь Иран – моно не работал. Я правда думаю, что Земля трещит по швам…

– …прекрасная вечерина. Совершенно небесная…

Очень молодые, думал Лорк; очень богатые; каковы определяемые этими условиями пределы различий?

Босоногий, с веревочным поясом, лев наблюдал, опершись о косяк двери.

– Как делишки, капитан?

Лорк махнул Дану рукой, пошел дальше.

«Теперь», особое и хрустальное, внутри его. Музыка вторгалась в пустую маску, туда, где голова возлежала на подушках своего же дыхания. На помосте с клавесином мужчина играл павану Бёрда[2]2
  Уильям Бёрд (1543/44–1623) – английский композитор, органист и клавесинист. (Здесь и далее в романе примеч. перев.)


[Закрыть]. Лорк шел дальше, звук перебили голоса в другой тональности. На помосте через улицу два парня и две девушки, одетые как хиппи двадцатого века, воссоздавали текучую антифонную мелодию «Мам и Пап»[3]3
  «Мамы и Папы» (The Mamas & the Papas, 1965–1968, 1971–1972) – американская группа, исполнявшая психоделический рок и фолк.


[Закрыть]. Свернув в проулок, Лорк оказался в толпе, увлекшей его за собой и в итоге донесшей до нагромождения электронных инструментов, воспроизводивших дисгармоническое, текстурное безмолвие «Тоху-Бохунов». Отзываясь ностальгией на поп-ритмы десятилетней давности, гости в дутых головах из маше и пластика расходились танцевать вдвоем, втроем, впятером и всемером. Справа качалась голова лебедя. Слева лягушачья морда виляла на усыпанных блестками плечах. Лорк шагал, и в его ухо вплетались лишенные третьей доли модуляции, которые он слышал в динамике «Калибана», когда тот парил над Гималаями.

Они носились между танцующими.

– Он это сделал! Ну не душка ли Князь? – Они орали и вихлялись. – Добыл турецкую музыку!

Мерцая под винилом бедрами, грудями, плечами (в теплую погоду в материале раскрывались поры, чтобы прозрачный костюм стал шелково-прохладным), Чхе Он крутилась на месте, придерживая мохнатые уши.

– Все припали к земле! На четвереньки! Мы вам покажем наш новый танец! Вот так: просто качайте своим…

Лорк вращался под взрывающейся ночью, чуть изнуренный, чуть возбужденный. Он пересек огибавшую остров улицу, прислонился к камню возле прожектора, лившего свет на дома Сен-Луи. На набережной по ту сторону реки гуляли люди, парами и поодиночке, глазея на фейерверки или просто наблюдая за веселящимися.

Позади Лорка расхохоталась девушка. Он обернулся…

…Голова райской птицы, синие перышки вокруг глаз из красной фольги, красный клюв, красный волнистый гребешок…

…А она отделилась от компании, чтобы склониться к парапету. Ветерок колыхал вставки малинового платья, и те тянули витые медные застежки на плече, кисти, ляжке. Она возложила бедро на камень; пальцы одной ступни в сандалии касаются земли, второй – висят в дюйме от. Длинными руками (малиновые ногти) сняла маску. Положила ее на стенку, ветерок растрепал черные волосы, бросил на плечи, вознес. Вода внизу зернилась, будто в нее швыряли песок.

Лорк отвернулся. Посмотрел снова. Нахмурился.

Есть две красоты (ее лицо высекло из него эту мысль, отчетливую и завершенную). Первая: черты и формы подчиняются усредненному стандарту, который никого не оскорбит; такова красота моделей и популярных актрис; такова красота Чхе Он. А вот вторая: глаза – разбитые круги голубого нефрита, крутые скулы изогнулись высоко над белыми впадинами широкого лица. Подбородок широк; рот тонок, ал и еще шире. Нос ниспадает с переносицы, ширясь у ноздрей (она вдохнула ветер – и, глядя на нее, он заметил речной аромат, парижскую ночь, городской воздух); черты лица слишком строгие и яростные для такой молодой женщины. Но властность, с какой они сошлись, притянет взгляд снова, знал он, стоит отвернуться; врежется в память, стоит уйти. Ее лицо подчиняло так, что всего лишь красивым оставалось только грызть щеки изнутри.

Она взглянула на него:

– Лорк фон Рэй?

Внутри маски Лорк нахмурился сильнее.

Она подалась к нему над мостовой, плескавшейся о воду:

– Они все так далеко. – Мотнула головой в сторону людей на набережной. – Куда дальше, чем нам кажется, ну или им кажется. Что бы они делали на нашей вечеринке?

Лорк снял маску и поставил пирата рядом с ее гребенчатой птицей.

Она встретила его взгляд:

– Так вот ты какой. Красивый.

– Откуда ты знаешь, кто я? – Он думал, что почему-то не заметил ее в той толпе на мосту, и ждал, что она заговорит о его снимках, которые тиражировались по Галактике, когда он выигрывал гонку.

– Твоя маска. Вот откуда.

– Правда? – Он улыбнулся. – Не понимаю.

Дуга ее бровей сжалась. Смех длился пару секунд – слишком мягкий и пропал слишком быстро.

– Ты. Кто ты вообще? – спросил Лорк.

– Я Лала Красная.

Такая же худая. Где-то маленькая девочка стояла над ним в пасти зверя…

Теперь рассмеялся Лорк:

– И что именно в моей маске меня выдало?

– Князь не мог нарадоваться, что заставит тебя ее надеть, с тех пор как передал приглашение через твоего отца и появилась крохотная вероятность, что ты прилетишь. Скажи, ты ее надел – и даешь ему наслаждаться гадкой шуткой – из вежливости?

– Все в масках. Отличная мысль, решил я.

– Понятно. – Ее голос чуть сбился с курса светской беседы. – Брат говорит, мы все встречались давным-давно. – Вернулся на прежний курс. – Я… я бы тебя не узнала. Но я тебя помню.

– Я помню тебя.

– Князь тоже. Ему было семь. Значит, мне было пять.

– Как ты жила последнюю дюжину лет?

– Изящно старела, пока ты гонял по Плеядам анфан-терриблем, хвастаясь тем, что родители нажили преступным путем.

– Гляди! – Он показал на людей, смотревших с того берега. Кто-то, видимо, счел, что Лорк помахал; ему помахали в ответ.

Лала усмехнулась и тоже помахала.

– Они хоть понимают, какие мы особенные? Я сегодня страшно особенная. – Она запрокинула голову, не открывая глаз. Веки подкрасились синими фейерверками.

– Эти люди – они слишком далеко, им не видно, как ты прекрасна.

Она снова на него посмотрела.

– Это правда. Ты…

– Мы…

– …сама красота.

– Ты не боишься, что опасно говорить такие вещи хозяйке вечера, а, капитан фон Рэй?

– Ты не боишься, что опасно говорить такое твоему гостю?

– Но мы уникальны, юный капитан. Если мы хотим, нам разрешается флиртовать с опас…

Фонари над ними погасли.

Из проулка донесся вопль. Гирлянда цветных лампочек сдохла. Лорк отвернулся от набережной; Лала сжала его плечо.

По всему острову огни и окна дважды мигнули. Кто-то зашелся криком. Потом иллюминация вернулась, а с ней и смех.

– Мой братец! – Лала покачала головой. – Ему же сказали: сеть не выдержит – но он настоял на электрификации всего острова. Решил, что электрический свет куда романтичнее прекрасных индуктолюминесцентных трубок, которые были тут еще вчера – и по требованию города должны вернуться завтра. Видел бы ты, как отчаянно он разыскивал генератор. Это милый музейный шестивековой экспонат, занимающий целую комнату. Боюсь, Князь – неизлечимый романтик…

Лорк накрыл ее руку ладонью.

Она посмотрела. И высвободила руку.

– Мне пора. Я обещала ему помогать. – Ее улыбка была не из счастливых. Пронзительное лицо вытравилось на его обостренных чувствах. – Не надевай больше маску Князя. – Она взяла с парапета райскую птицу. – Не надо показывать всем, что тебя оскорбили, только потому, что он хочет тебя оскорбить.

Лорк недоуменно посмотрел на пиратскую голову.

Глаза сверкнули фольгой из синего оперения.

– Кроме того… – ее голос приглушился, – ты слишком красивый, чтобы скрываться под этим пошлым уродством. – И она перешла улицу и стала растворяться в забитом переулке.

Он оглядел дорожку – и понял, что оставаться тут не хочет.

Перешел улицу за ней, нырнул в ту же самую толпу и, только пройдя квартал наполовину, понял, что идет следом.

Она и правда красивая.

Дело не в блажи.

Дело не в возбуждении от вечеринки.

Дело в ее лице и в том, как оно менялось и преображалось под ее слова.

Дело в бреши внутри его, столь явной теперь, потому что миг назад, пока они обменивались банальностями, эта брешь полнилась ее лицом, ее голосом.

– …И проблема со всем этим простая: никакой культурной цельности в основе. – (Лорк скосил глаза: грифон выступал перед серьезными броненосцами, приматами и выдрами.) – Движение от мира к миру таково, что нет уже настоящего искусства, одно только псевдомежпланетное…

В дверном проеме на полу – головы льва и лягушки. Внутри, во тьме, Дан – спина вспотела от танца – зарывается носом в девушку с плечами, усыпанными блестками.

А чуть дальше вглубь квартала Лала всходит по ступенькам за витым железом.

– Лала!

Он рванул…

– Эй, полегче…

– Осторожно! Куда ты…

– Охолони…

…Перемахнул через перила и загромыхал по лестнице вслед за ней:

– Лала Красная! – И сквозь дверь: – Лала?..

Широкие гобелены меж тонких зеркал обрубили эхо. Дверь у мраморного столика приотворена. Он пересек вестибюль, открыл ее.

Лала обернулась на вихрящийся свет.

Волны цвета потекли по полу, затопили комнату, отражаясь от мощных кристально-черных ножек мебели Республики Вега. Лишенная тени, она отступила.

– Лорк! Ты зачем сюда пришел? – Она только положила птичью маску на одну из круглых полок, дрейфовавших по комнате на разных уровнях.

– Хотел еще с тобой поговорить.

Брови Лалы – темные арки над глазами.

– Прости. Князь готовит пантомиму для летающей сцены, ее спустят в центре острова в полночь. Мне надо переодеться.

К нему подплыла полка. Отреагировать на тепло его тела и отплыть подальше не успела: Лорк взял со стеклянной панели с нитяным узором бутылку.

– Тебе обязательно спешить? – Поднял бутылку. – Я хочу знать, кто ты, чем занимаешься, что думаешь. Хочу рассказать все о себе.

– Прости. – Она пошла к спиральному лифту, чтобы подняться на балкон.

Ее остановил его смех. Она стала оборачиваться, чтобы увидеть причину.

– Лала?

И продолжала поворачиваться, пока не замерла лицом к его лицу.

Он перешел зыбящийся пол и положил руки на мягкую ткань, осевшую на ее плечах. Его пальцы охватили ее руки.

– …Лала Красная. – Его модуляция отразилась на ее озадаченном лице. – Уйдем отсюда вместе. Можем поехать в другой город, на другой мир, под другое солнце. Тебе не приелась здешняя карта созвездий? Я знаю планету, где созвездия называются Выводок Безумной Совы, Бо́льшая и Меньшая Рысь, Око Вахдамины…

Лала взяла с мимоплывшей полки две рюмки.

– Это с чего у тебя такой кайф? – Потом улыбнулась. – С чего бы ни, тебе идет.

– Поедешь?

– Нет.

– Почему нет? – Лорк разлил по рюмочкам пенящийся янтарь.

– Во-первых. – Она передала ему рюмку, он поставил бутылку на другую плавучую полку. – Это очень невежливо – не знаю, как там у вас на Ковчеге, – когда хозяйка сбегает с вечеринки до полуночи.

– Тогда после полуночи?

– Во-вторых. – Она пригубила алкоголь и сморщила носик (Лорка изумило, шокировало то, что эта чистая-пречистая кожа выдержала столь человеческую морщинку). – Князь планировал вечеринку много месяцев, и я не хочу огорчать его тем, что не появлюсь, когда обещала. – (Лорк коснулся ее щеки.) – В-третьих. – Ее глаза стрельнули с обода рюмки, в упор. – Я – дочь Аарона Красного, а ты – темный, рыжий, высокий, красивый сын… – она отвернулась, – белобрысого вора! – Холодный воздух на его пальцах там, где была ее теплая рука.

Лорк коснулся ее лица ладонью, запустил пальцы ей в волосы. Лала отстранилась и шагнула на спиральный лифт. Возносясь прочь, прибавила:

– И в тебе маловато достоинства, раз ты позволяешь Князю так над собой глумиться.

Лорк запрыгнул на подножку кружащегося лифта. Лала удивленно отпрянула.

– Воры, пиратство, глумиться – что все это значит? – Злость: не на нее – на посеянное ею смятение. – Я не понимаю – и не уверен, что так уж хочу понять. Не знаю, как тут у вас на Земле, но на Ковчеге над гостями не смеются.

Лала посмотрела на свою рюмку, ему в глаза, снова на рюмку.

– Прости. – И затем в глаза: – Лорк, уходи. Князь будет с минуты на минуту. Мне нельзя было с тобой заговаривать…

– Почему? – (Комната вращалась, отлетала.) – С кем тебе можно заговаривать, с кем нельзя; не знаю, о чем вообще речь, но ты говоришь так, будто мы – простые. – Лорк вновь засмеялся, неспешный тусклый смех поднялся из его груди и затряс плечи. – Ты – Лала Красная. – Он взял ее за плечи, притянул; на миг голубые глаза дрогнули. – И ты принимаешь болтовню простых всерьез?

– Лорк, тебе лучше…

– Я – Лорк фон Рэй! А ты – Лала, Лала, Лала Красная!

Лифт почти пронес их мимо первого балкона.

– Лорк, прошу тебя. Я должна…

– Ты должна уйти со мной! Ты полетишь со мной на рубеж Дракона, Лала? Полетишь на Ковчег, где вы с братом никогда не были? Или на Сан-Орини. Там стоит дом, ты его вспомнишь, когда увидишь, там, на краю галактики. – (Они поднялись до второго балкона, завращались к третьему.) – Мы будем играть за бамбуком на языках каменных ящериц…

Она закричала. Потому что стекло с нитяным узором врезалось в потолок лифта – и выпал дождь осколков.

– Князь! – Отскочила от Лорка, уставилась на подножку лифта.

– ОТОЙДИ ОТ НЕЕ! – Его серебряная перчатка ухватила еще одну полку в индуктивном поле, в котором те дрейфовали по комнате, пульнула в лифт. – Черт тебя подери, ты… – Голос Князя царапнул по безмолвию его злости, потом прорвался: – Пошел отсюда!

Второй диск прошипел у их плеч и разбился о пол балкона. Лорк выпростал руку, отбрасывая осколки.

Князь побежал через комнату к лестнице слева от ярусной залы. Лорк выбежал из лифта и понесся по ковру балкона, достиг верха той же лестницы – Лала за ним – и стал спускаться.

Они сошлись на первом балконе. Князь держался за оба поручня, задыхаясь от ярости.

– Князь, черт возьми, что на тебя…

Князь сделал выпад. Серебряная перчатка клацнула по поручню там, где только что был Лорк. Медный брусок прогнулся, металл треснул.

– Вор! Мразь! – зашипел Князь. – Мародер! Убийца…

– Ты что такое говоришь…

– …отродье мрази! Если хоть пальцем тронешь мою… – Его рука хлестнула вновь.

– Нет, Князь! – Лала.

Лорк кувыркнулся с балкона, пролетел двенадцать футов к полу. Приземлился, рухнув на четвереньки, в лужу красного, а оно выцвело до желтого и взрезалось кочующим зеленым.

– Лорк!.. – Опять Лала.

Он встряхнулся, покатился по многоцвету… и увидел, как Лала у поручня зажала рот руками. Князь взвился с поручня, застыл в воздухе, стал падать на Лорка. Ударил туда, где была голова Лорка, серебряным кулаком.

Хрусть!

Лорк уже стоял на нетвердых ногах и пытался отдышаться. Князь не шевелился.

Многоцвет под перчаткой трескался. Ломаные линии исчертили его в радиусе ярда от удара. Узор солнечной вспышкой замерз вокруг слепящего пятна.

– Ты… – начал Лорк. Слова барахтались в одышке. – Ты и Лала – ты с ума сошел?..

Князь качнулся, встав на колени. Гнев и боль перемкнули лицо абсолютной яростью. Губы над мелкими зубами, веки над бирюзовыми глазами била дрожь.

– Ты шут, ты скот, прилетел на Землю и посмел коснуться руками, своими руками моей…

– Князь, не надо!.. – Ее голос натянулся над ними плотным пологом. Мучение. Яростная красота расколота криком.

Князь, шатаясь, поднялся, выцепил еще одну плавучую полку. С рыком ее метнул.

Лорк заорал, когда та полоснула по руке и расшиблась о стекло двери позади.

Дыхнуло прохладой – раздвинулись панели. С улицы вкатился смех.

– Я до тебя доберусь! Я тебя поймаю и… – Князь кинулся к Лорку, – покалечу!

Лорк развернулся, перескочил кованое железо и вломился в толпу.

Люди кричали, пока он прорубался насквозь. Руки били по лицу, толкали в грудь, хватали за плечи. Крик – и смех – нарастали. Князь был за ним, потому что:

– Чего это они?.. Эй, берегись…

– Дерутся! Гляди, это Князь…

– Держите их! Держите! Они что, все с ума…

Лорк вырвался из толпы, запнулся у парапета. На мгновение завис над стремительной Сеной и мокрым камнем. Отпрянул, обернулся.

– Пустите меня! – завывал Князь из толпы. – Пустите мою руку! Мою руку, пустите мою руку!

Память ударила под дых, до сотрясения. То, что было замешательством, стало страхом.

Каменные ступени рядом вели к пешеходной дорожке вдоль реки. Лорк сбежал вниз и, достигнув низа, услышал за собой других.

По глазам шлифанули огни. Лорк затряс головой. Свет на мокрой дороге, замшевшая каменная стена сбоку – кто-то направил прожектор, чтобы лучше видеть.

– Пустите мою… – Лорк услышал Князя, прореза́вшего толпу. – Я его достану!

Князь кубарем летел вниз по ступеням, отражаясь от камней тенями. Удержался от падения, сощурился в подсвеченную реку.

Его жилет висит на одном плече. В потасовке он лишился длинной перчатки.

Лорк попятился.

Князь поднял руку:

…бронзовая сетка и алмазоблещущие конденсаторы паутиной обвили черную стальную кость; в прозрачном кожухе жужжат шестеренки.

Лорк сделал еще шаг.

Князь атаковал.

Лорк юркнул к стене. Оба развернулись.

Гости облепляли перила, жались к парапету. Лисы и ящерицы, орлы и жуки толкались, желая рассмотреть детали. Кто-то с размаху налетел на прожектор, и перевернутый зверинец в воде дернулся.

– Вор! – Узкую грудь Князя сдавил спазм. – Пират! – (В небе блеснула ракета. Глухой разрыв запоздал.) – Ты грязь, Лорк фон Рэй! Ты хуже…

Теперь атаковал Лорк.

Злость лязгнула в груди, глазах, руках. Один кулак поймал голову Князя сбоку, другой вонзился в живот. Лорк пришел с поруганной гордостью; злость побуждалась оторопью, а густое унижение дробило дыхание о ребра, когда он сражался под сказочными зрителями. Ударил снова – не целясь.

Протез Князя взлетел.

Плоскостью слепящих пальцев настиг Лорка под подбородком. Сокрушил кожу, чиркнул по кости, не остановился, вскрыл губу, щеку, лоб. Рвался жир, лопались мышцы.

Лорк завопил – рот в крови – и упал.

– Князь! – Лала (это она, ничего не видя, потрясла прожектор) стояла на парапете; красное платье и темные волосы стегали тьму на речном ветру. – Князь, нет!

Тяжело дыша, Князь отступил, отступил еще. Лорк лежал ничком, рукой в воде. Под его головой марала камень кровь.

Князь резко обернулся и зашагал по ступеням. Кто-то вновь направил прожектор вверх. На мгновение осветились люди, наблюдавшие с набережной Сены. Затем свет ушел в высоту, прикрепившись к фасадам и окнам Сен-Луи.

Люди отошли от перил.

Кто-то стал спускаться по лестнице наперерез Князю. Секунду спустя повернул. Морда пластиковой крысы покинула парапет. Кто-то взялся за прозрачное виниловое плечо и увел ее прочь. Тут и там на острове сталкивалась музыка дюжины эпох.

Голову Лорка баюкала темная вода. Река посасывала руку.

Затем лев залез на парапет и рухнул, шлепнув босыми ногами о камень. По ступенькам сбежал грифон – и упал на колено рядом с Лорком.

Дан стянул фальшивую голову, бросил к лестнице. Маска с глухим стуком откатилась на фут. Голова грифона полетела следом.

Брайан перевернул Лорка.

Выдох застрял в Дановой глотке, потом вышел свистом.

– Попортил капитана, да?

– Дан, надо вызвать патруль или кого-нибудь. Не могут же они творить такое!

Косматые брови Дана взлетели.

– Чего это не могут? Я работал на ублюдков, у которых денег было куда меньше, чем у «Красного смещения», а дела они творили похуже.

Лорк застонал.

– Медико-блок! – сказал Брайан. – Где здесь найти медико-блок?

– Он не мертвый. Доставим его обратно на корабль. Когда придет в себя, получу свое – и вон с этой гадской планеты! – Он глянул через реку на шпили-близнецы Нотр-Дама, на тот берег. – Земля не такая большая, чтоб на ней помещались и я, и Австралия. Хочу убраться. – Подсунул руку Лорку под колени, другую под плечи и выпрямился.

– Ты хочешь его нести?

– Ты знаешь другой способ добраться с ним до борта? – Дан пошел к лестнице.

– Но должно же быть… – Брайан пошел за ним. – Нам нужно…

Что-то зашипело на воде. Брайан оглянулся.

Крыло скиммера поскребло берег.

– Куда вы несете капитана фон Рэя? – Лала на переднем сиденье, теперь в темной накидке.

– Обратно на яхту, мэм, – сказал Дан. – Здесь его явно не хотят.

– Несите на катер.

– Не думаю, что в этом мире мы доверим его кому бы то ни было.

– Вы его команда?

– Она, – сказал Брайан. – Вы хотите отвезти его к врачу?

– Я хочу отвезти его на дром де Бло. Вам надо покинуть Землю как можно скорее.

– По мне, так да, – сказал Дан.

– Кладите его назад. Пре-медаптечка под сиденьем. Вдруг удастся остановить кровотечение.

Брайан ступил на колеблемый скиммер, порылся под сиденьем, отыскал среди тряпья и цепей пластиковую коробку. Скиммер подскочил еще раз – на борт взошел Дан. Лала взяла контрольный шнур и воткнула в запястье. Они с шипением поплыли вперед. Маленький катер оседлал пену на воздушных крыльях и ускорился. Мосты – Сен-Мишель, Пон-Нёф, Искусств – бросали на катер тени. По берегам блистал Париж.

Минуты спустя дома́ по левому берегу разметала распорка Эйфелевой башни в свете рампы ночи. Справа над скошенным камнем и за платанами последние поздние гуляки брели под фонарями по Лебединой аллее.

– Ладно, – сказал его отец. – Расскажу.

– Я думаю, этот шрам нужно… – заговорил образ матери в смотровой колонне. – Прошло три дня, и чем дольше он его носит…

– Если хочет, чтобы все думали, что у него в голове случилось землетрясение, – его дело, – сказал отец. – Но сейчас я хочу ответить на вопрос. – Обратился к Лорку: – И для этого… – подошел к стене, уставился на город, – тебе надо узнать кое-что об истории. Не то, чему тебя учили в Козби.

На Ковчеге – разгар лета.

За стеклянными стенами ветер пинает по небу лососевые облака. Когда порывы усиливаются, голубые жилы ирисовых диафрагм на подветренной стене сужаются до ярких мандал, потом расширяются, стоит восьмидесятимильным ветрам миновать.

Пальцы матери, темные и в драгоценностях, движутся по ободу чашки.

Отец, сложив руки за спину, смотрит, как облака рвутся на лоскуты и бросаются прочь от Тонга.

Лорк откинулся на спинку стула красного дерева и ждал.

– Что видится тебе самым важным фактором современного общества?

После краткой паузы Лорк рискнул:

– Отсутствие цельной культурной?..

– Забудь Козби. Забудь о том, что люди лопочут друг другу, когда им кажется, будто надо сказать что-то глубокомысленное. Ты – юноша, который однажды, не исключено, станет распоряжаться одним из крупнейших состояний Галактики. Когда я задаю тебе вопрос, я хочу, чтобы ты, отвечая, помнил, кто ты есть. Мы – общество, где, какой товар ни возьми, половина может быть выращена в одном мире, а половина добыта в шахте за тысячу световых лет. На Земле семнадцать из сотен возможных элементов образуют девяносто процентов планеты. Взгляни на любой другой мир, и увидишь другой десяток, образующий от девяноста до девяноста девяти процентов. В составляющих Дракон ста семнадцати звездных системах – двести шестьдесят пять обитаемых миров и спутников. Здесь, в Федерации, три четверти населения Дракона раскиданы по тремстам двенадцати мирам. Сорок два населенных мира Внешних Колоний…