Текст книги "Миссия "Алсос""
Автор книги: Сэмюэль Гоудсмит
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
«Возвышенно логичная и глубокая», эта книга, естественно, начинается с начала всех начал – со зловещей точки. Точка, узнаем мы, есть «символ всех символов, означающий начало и конец жизни, сокровенное ядро и источник всевозможной силы. Это символ зародыша, но также и конца жизни…»
Напыщенная чепуха подобного рода особенно расцвела при нацистском режиме, но вообще она в Германии всегда принималась более всерьез, чем где бы то ни было, что объясняется ее претенциозностью и псевдонаучностью.
Самый стиль подобных немецких книг часто делал невозможным для неспециалиста судить об их содержании. Поэтому издавались специальные руководства' о том, как пользоваться этой полнейшей чепухой. Всему этому придавался наукообразный характер с помощью многочисленных примечаний, ссылок, таблиц и соответствующих иллюстраций. Иногда такой сверхобстоятельностью портили действительно хорошие книги.
Существует старый анекдот, который в слегка измененной форме появляется примерно раз в пять лет. В нем говорится о группе ученых разных национальностей, встретившихся в зоопарке. На этих ученых произвел большое впечатление верблюд, и они решили, что каждый должен написать о нем книгу. Англичанин сделал это первым, озаглавив свою книгу «Охота на верблюда в колониях»; француз дал своей книге название «Верблюд и его любовь»; американец назвал свою «Самые большие и самые лучшие верблюды»; немец же спустя два года выпустил «Руководство по верблюдам»: том I – «Верблюд в средние века» и том II – «Верблюд в новейшей германской цивилизации».
В последней части этого анекдота содержится более чем элемент истины. В небольшой модификации мы нашли именно такую немецкую книгу. Правда, она была не о верблюдах, а о собаках и не о собаках вообще, а только о германских собаках, особенно о немецких овчарках. Книга, о которой я говорю, называется «Немецкая сторожевая собака в описаниях и картинах», автор – капитан фон Стефаниц. Впервые она была издана в 1901 году, а у меня находился экземпляр из шестого издания, вышедшего в свет в 1921 году, т. е. задолго до «пришествия» Гитлера. Это определенно одна из лучших книг по уходу за собаками и их разведению, но оНа интересна и той манерой изложения, при которой ценный познавательный материал тонет под тяжестью претенциозной чепухи. В книге восемьсот страниц. Как и в большинстве немецких книг, повествование начинается с самого начала, т. е. с сотворения мира. Чтобы произвести большее впечатление, рассказ о сотворении мира начинается с цитаты из «Вендидады, древнейшей книги Зендавесты». По – видимому, можно не сомневаться, что каждый немец, разводящий собак, имеет на своей книжной полке этот древний персидский труд. Первые двести страниц посвящены происхождению сторожевых собак и их существованию во все времена и во всем мире – собака в Китае, собака в древней Греции, собака в Библии, собака в Египте. Имеется также раздел «Собака и евреи».
Мы узнаем, что в древности евреи презирали собак и что этим частично объясняется «…существующее и поныне презрение к собакам даже среди арийцев, в чем повинно большое влияние еврейских представлений, которые проникали в немецкую психологию, маскируясь под христианскую религию». И далее «отношение еврея к собаке осталось таким же и в наше время… Никогда собака не будет иметь для него никакой эмоциональной ценности, никогда не сможет он посвятить себя ей бескорыстно… Только германец способен на это, так как «быть германцем означает делать настоящее ради него самого (Вагнер)».
Среди иллюстраций в этой ничем не примечательной книге есть рисунок собаки с надписью «Дружеский привет. Профессор Б. Шмид».
И в заключение немецкие книги всегда снабжены блестящим указателем, «Немецкая сторожевая собака в описаниях и картинах» в этом отношении не исключение. Я приведу по порядку несколько пунктов из указателя этой книги, чтобы продемонстрировать, до каких крайностей может доходить немецкая пунктуальность:
Собака и другие животные.
Собака и слуги.
Собака и хозяйка.
Собака и хозяин.
Собака и собака.
Собака и дети.
Собака и игрушки.
Собака и инструменты.
Как я уже говорил, классический труд капитана фон Стефаница был написан задолго до Гитлера и Гиммлера. Это помогает нам понять, что не все нелепости в Академии СС были порождены нацизмом.
Возможности германской промышленности
Вернувшись как‑то в Париж после длительной поездки, я нашел у себя на столе пачку документов, совершенно очевидно не имевших никакого отношения к нашей миссии. Познакомившись с ними, я увидел, что они были присланы нам одним из полевых штабов. Но никто из нас их не запрашивал и не знал, зачем их прислали. Это была очередная, хотя и незначительная, военная тайна. Когда я попробовал воз вратить эти бумаги, там вежливо, ио твердо отказались от них. То же произошло и потом, когда я пробовал направлять их в различные отделы Военного министерства. Никто ими не интересовался, и я не имел никакой возможности отделаться от них.
И все же, хотя эти бумаги и не имели отношения к науке или урановым исследованиям в Германии, они рассказали нам многое.
Эти документы исходили из гиммлеровского «персонального штаба»; в них отразились тщетные усилия эсесовских гангстеров перевести немецкие авиационные заводы в подземные убежища. Организация СС действовала так быстро и решительно, что вскоре оказалась вовлеченной в серьезное столкновение как с «трудовыми» организациями, так и с промышленным капиталом, в результате чего в течение шести месяцев ничто не было доведено до конца. Досье содержало переписку гиммлеровской организации по этому вопросу в 1944 году. Фактически документы были написаны полковником СС доктором Р. Брандтом из гиммлеровского штаба, но на большинстве из них видны инициалы Гиммлера, написанные его любимым жирным зеленым карандашом; кроме того, на полях имелись его заметки.
Под аккомпанемент все возрастающего крещендо воздушных бомбардировок немцы оказались лицом к лицу с настоятельной необходимостью, с одной стороны, увеличить производство самолетов и, с другой– упрятать промышленность под землю. Для выполнения этой задачи Гитлер создал специальный комитет под названием «Егерсштаб», в который вошли высшие руководители нацистской партии, правительства, военно – воздушных сил и промышленности. В феврале 1944 года Геринг послал Гиммлеру следующую телеграмму с грифом «Совершенно секретно»: «Я хотел бы просить, чтобы Вы послали в мое распоряжение в максимально возможном количестве заключенных из концлагерей для использования их в авиационной промышленности, поскольку опыт показал положительные результаты их использования. Продолжающиеся воздушные налеты вынуждают нас укрыть промышленность под землей. Заключенные обеспечивают нам великолепный источник рабочей силы, поскольку они уже сосредоточены в одном месте и их можно разместить так, чтобы было удобнее использовать. Мероприятия по переводу производства под землю сделались категорически обязательными, чтобы обеспечить производство самых новейших самолетов, образцы которых уже разработаны. Фюрер во время своего последнего приезда в Инстербург придавал этим самолетам особое значение. Переговоры между моим и Вашим ведомствами уже начались. Я буду чрезвычайно признателен Вам за поддержку в проведении в жизнь этого проекта. Хайль Гитлер! Ваш Геринг, Рейхсмаршал Великой Германии».
Для Гиммлера это была золотая возможность запустить свои руки в дела военно – воздушных сил. Он сразу же ответил:
«Многоуважаемый Рейхсмаршал! Получил Вашу телеграмму 2. 14. Направил Ваши директивы обергруппенфюреру Полю немедленно. Всеми нашими силами мы примем участие в проведении мероприятий по переводу заводов под землю. Хайль Гитлер! Ваш герр Рейхсмаршал, преданный Г. Гиммлер».
Генерал СС Поль имел фактически неограниченную власть над всеми трудовыми концентрационными лагерями. Он представил детально разработанную таблицу для одиннадцати лагерей, в которой указывалось количество заключенных из каждого лагеря, уже работавших в промышленности, и планируемое увеличение этого количества. Указывались фирмы и характер работы. Упоминались все важнейшие авиапромышленные фирмы, а также изготовители, отдельных деталей – Юнкере, Дорнье, Хейнкель, Сименс и Гальске, Мессершмит и некоторые другие. Заключенные изготовляли фюзеляжи, микрофоны, пропеллеры и другое оборудование. Всего их работало 36 000. Поль планировал довести это число до 90 ООО. Кроме того, нужно было еще 100 000 человек для сооружения подземных помещений и создания в них условий, необходимых для обеспечения производства. И все же, несмотря на эти громадные цифры, находились немецкие промышленники, клявшиеся, что им ничего не известно о положении в концентрационных лагерях.
Экстренная телеграмма Геринга Гиммлеру относительно использования заключенных из концентрационных лагерей для рабского труда.
Основной план был подготовлен генералом Полем на утверждение Гиммлером. Гиммлер внес только одно изменение: он добавил примечание к четвертому абзацу доклада, из которого ясно видно, что он имел в виду увеличение своего могущества (добавление приводится курсивом).
План, как и все документы, представлявшиеся на личное рассмотрение Гитлера, был напечатан на особой пишущей машинке с шрифтом очень крупного размера. Почему Гитлер желал иметь документы, написанные особо крупным шрифтом, – точно неизвестно. Возможно, это было проявлением его тщеславия; но, может быть, он был близоруким. Однажды случилось даже такое происшествие. Машинка с крупным шрифтом у Гиммлера сломалась, и полковник СС доктор Брандт вынужден был просить своего друга Фегелейна, представителя Гиммлера в ближайшем окружении Гитлера, перепечатать документ, перед тем как показать его фюреру. Между прочим, Фегелейн был женат на сестре Евы Браун, любовницы Гитлера. Когда Гитлер понял, что Фегелейну необходимо было это влиятельное положение для того, чтобы помочь Гиммлеру прийти к власти, он в последние дни осады Берлина казнил его.
Текст основного предложения Гиммлера следующий:
«Совершенно секретно» 9 марта 1944
Многоуважаемый Рейхсмаршал!
В дополнение к моей телеграмме посылаю Вам обзор предложений по использованию заключенных из концентрационных лагерей в авиационной промышленности. Из этого обзора видно, что в настоящее время для нужд ВВС может быть поставлено на работу 36 000 заключенных. Предполагается довести это число до 90 ООО.
Планы проектирования и сооружения установок в настоящее время завершаются Министерством' авиации и начальником моего управления экономической администрации обергруппенфюрером СС генералом войск СС Полем. Мы объединяем все силы под своим руководством.
Обеспечением заключенными авиационной промышленности обязанности моего управления экономической администрации не ограничиваются, так как Поль и его штаб непрерывно наблюдают за деятельностью «команд» и осуществляют контроль, чтобы сохранить нужный темп работы и влиять на уровень производительности. Могу добавить, что увеличение нашей ответственности за повышение темпа работы во всей промышленности может определенно привести к увеличению ее производительности.
Наш собственный источник рабочей силы передан на некоторое время для пользования воздушным силам… В настоящее время мы производим 900 кабин в месяц и 120 000 различных деталей для истребителя «Мессершмит-109», используя 2 000 заключенных.
В Ораниенбург мы выделили 6 000 заключенных на завод Хейнкеля для изготовления самолетов «Хейнкель-177», что составит 60 % всей рабочей силы завода.
Заключенные работают превосходно. На сегодняшний день они внесли 200 предложений по улучшению производства самолетов. Предложения были использованы, и за них выплачены премии. Количество заключенных здесь будет увеличено до 8 000.
Мы также выделили для авиационной промышленности и резервы женской рабочей силы. Например, 2 000 женщпн – заключенных работают в настоящее время в механических мастерских в Нойбранденбурге по производству бомбосбрасывателей и рулевых механизмов. Линия сборки на здешнем заводе целиком обеспечивается трудом заключенных. За январь здесь было изготовлено 30 000 сбрасывателей и 500 рулей и элеронов. Мы увеличиваем женскую рабочую силу до 4 000 человек, так как производительность труда у них превосходная.
На нашем собственном заводе в Бутшовице возле Брюнна мы также изготовляем продукцию для воздушных сил, хотя здесь мы используем труд вольнонаемных рабочих…
Перевод авиационных заводов под землю потребует дополнительного выделения около 100 000 заключенных. Работы по их сосредоточению в соответствии с Вашим меморандумом находятся в полном разгаре.
Я буду многоуважаемый Рейхсмаршал, информировать Вас о дальнейшем развитии этого дела.
Хайль Гитлер!
Гиммлер».
Я хотел бы просто в общих чертах осветить последующее развитие событий, хотя досье заслуживает более детального изучения. В нем имеется немало интересных заметок на полях, которые мы здесь использовать не можем. Например, до этих пор под властью Гиммлера находились только концентрационные лагери, но уже планировалось передать ему некоторые лагери для военнопленных, так называемые сталаги. Немедленно же между генералом Полем и другими генералами СС вспыхнула ссора по поводу того, кому быть хозяином этих новых приобретений. Гиммлер в конце концов заверил Поля, что эта честь достанется ему, а не пресловутому Кальтенбруннеру.
Главным руководителем по переводу заводов под землю был генерал – лейтенант войск СС доктор Ганс Каммлер. Он представил комплект превосходно изготовленных цветных карт размещения и оценку проделанной работы. В июне 1944 года у него было готово три миллиона квадратных футов подземной площади. Это число он обещал к концу года довести до десяти миллионов. Но все это давалось нелегко.
Ссора между генералом Полем и другими эсесовскими генералами нз‑за того, кому управлять военнопленными, была только одной из многих других, нашедших свое отражение в досье. Вскоре произошла битва между самолетостроительной фирмой «Дорнье» и авиамоторостроительной фирмой «Ванкель». В протоколах совещания, происходившего 11 мая 1944 года, имеются следующие записи:
«При заключительном обсуждении полковник Глейст обратил особое внимание на весьма неудачные обстоятельства, вызвавшие раздражение Рейхсфюрера СС (Гиммлера); вице – адмирал Хейе предложил, чтобы на пятом году войны даже те фирмы, которые долго конкурировали между собой, обязательно достигли гармонии и товарищеской кооперации в интересах общего благополучия».
Гиммлер поддерживал фирму «Ванкель» вопреки рекомендациям маршала авиации Мильха из военно-воздушных сил. Деятели этой фирмы сумели произвести на него впечатление новым типом мотора, который потом оказался непригодным – его нельзя было использовать даже на торпедных катерах.
Далее в досье мы находим жалобы эсесовского генерала инженера Каммлера на то, что начальник штаба генерал Кейтель не принял решения об освобождении из армии рабочих – специалистов по шахтным работам. В мае произошло столкновение с Государственным трудовым фронтом. Этой организации принадлежали резервные лагери, часть которых, по – видимому, была очень удобна для размещения заключенных из концентрационных лагерей, занятых на подземных работах. Каммлер конфисковал их, невзирая на протесты работников Трудового фронта. Он написал льстивые письма руководителю Государственного трудового фронта Хирлу и подписал их самым внушительным образом:
«Хайль Гитлер!
Ваш покорный слуга доктор инженер Каммлер, группенфюрер СС, генерал – лейтенант войск СС, особоуполномоченный Рейхсфюрера при Рейхс. министре вооружений и военной промышленности, «Егерсштаб».
Несмотря на столь устрашающую подпись, Хирл не успокоился. Он послал по телетайпу яростное письмо Гиммлеру и министру вооружения и боеприпасов Шпееру:
«Я понимаю, что Вы пытаетесь загладить допущенное пренебрежение как можно скорее. Я ясно представляю себе важность Вашей задачи, но требую, чтобы и Вы понимали, что никому не позволено выбрасывать подразделения Государственного трудового фронта на улицу. Я резко протестую против применения силы Вашей инспекционной комиссией. Трудовой фронт как вооруженная государственная военизированная организация в будущем станет отвечать насилием на насилие…»
Хотя из бумаг в досье этого и не видно, но можно не сомневаться, что Хирл проиграл эту битву.
Вслед за этим столкновением с «трудовиками» Каммлер вступил в конфликт с промышленным капиталом, в результате чего был арестован директор Баварского моторостроительного завода (БМВ) Ципприх. Это, конечно, доставило мало удовольствия министру вооружения и боеприпасов Шпееру, который не думал, чтобы подобные действия гиммлеровской шайки сказывались положительно на выпуске авиационных моторов.
Другая серьезная ссора произошла с военным ведомством. Генерал Поль жаловался, что некоторые подземные помещения остались неиспользованными и обвинял в этом начальника вооружений генерала Лееба. Последний ответил, что использование помещений не в компетенции генерала. Поля. Ответ Лееба взбесил Гиммлера. Он подчеркнул выражение Лееба «не ваше дело», написал на полях «мания величия» и приказал Полю постоянно информировать его об этом деле.
Те немногие выдержки, которые я взял из этого досье, помогут составить некоторое представление о порядках в стране, управляемой методами тайной полиции. Можно было бы и не упоминать, что в деле перемещения авиационных заводов под землю практически не удалось добиться никакого прогресса. Камм – лер писал радужные и оптимистичные доклады, которые с течением времени становились все короче и все ближе к действительности. Согласно его последнему докладу, датированному 5 декабря 1944 года, общее число работавших на подземных заводах узников составляло только 9000 вместо обещанных 55 ООО. Продвижение союзников вынудило отказаться от нескольких подземных сооружений, находившихся слишком близко к западному фронту. Короче говоря, общая фактически используемая площадь подземных помещений в декабре оставалась точно такой же, как и в июне. Каммлер писал:
«Крайние сроки, называвшиеся в прежних докладах, больше не являются правильными при существующих затруднениях с транспортом, горючим, инструментом и при недостатке полицейского персонала».
Тем не менее Гиммлер своим крупным угловатым типично немецким почерком написал на докладе Каммлера: «Очень хорошо». Эта похвала была должным образом передана Каммлеру в следующей записке:
«Рейхсфюрер СС благодарит Вас за присылку ему данных о выполнении особых планов. На Вашем сообщении он собственноручно написал «Очень хорошо».
Хайль Гитлер!
Ваш Р. Брандт, полковник СС».
У нас этого быть не может
Рассказывают о французе, который будто бы говорил: «Моя страна всегда замечательно готовилась сражаться за прошлую войну. В 1914 году мы дрались за войну 1870 года. А в 1940 году у нас была «линия Мажино», которая могла бы послужить нам так же хорошо, как в 1914 году».
Рассказ этот, конечно, апокрифичен. И все же в нем есть зерно истины, которое может сослужить нам хорошую службу как предупреждение, чтобы исход второй мировой войны не сделал нас слишком благодушными и мы не почивали на лаврах. Ученые, возможно, больше, чем остальные люди, боятся третьей мировой войны и чувствуют отвращение к ее перспективе. Кроме того, они понимают, насколько безрассудно было бы для нас воображать, что нынешнее превосходство американской науки будет оставаться неоспоримым или что, поскольку мы владеем атомной бомбой, будущее автоматически за нами.
В предыдущих главах были показаны определенные ошибки в немецкой организации научных работ, а также определенные заблуждения немецких ученых и их правительства, но было бы ошибочным делать из этого для себя успокаивающие выводы. Значительно важнее для нас сделать из них выводы о том, как избежать повторения подобных ошибок в нашей собственной среде.
Вторая мировая война убедительно показала, что страна, сильная в научном отношении, находится в более благоприятном положении в отношении самозащиты.^ Некогда существовавший разрыв между чистой наукой и ее практическим применением почти исчез. Было время, когда инженеры относились скептически к теоретическим наукам, но сегодня такое отношение встречается значительно реже. В таких областях, например, как аэродинамика и радиотехника, результаты математических исследований могут сразу же переводиться на язык практических применений.
Но чистая наука никогда не была чьей‑либо национальной монополией, и одной из самых опасных ошибок немецких ученых было убеждение в превосходстве немецкой науки. За очень небольшими исключениями, все они самоуверенно считали чем‑то само собой разумеющимся, что их работа превосходила все достигнутое учеными союзных стран. Это особенно проявилось в отношении к урановой проблеме. Когда в 1943 году Рудольф Ментцель доказывал безнадеж – ную отсталость союзников, основываясь на медленном продвижении немецких ученых вперед, то это нельзя расценивать просто как мнение некомпетентного человека. Ментцель только выражал общее мнение немецких ученых. Именно этим объясняется следующее заявление такого способного физика, как Вальтер Герлах: «Я убежден, что в настоящее время мы идем еще значительно впереди Америки». Это говорилось в декабре 1944 года.
К счастью, подобное благодушие вряд ли можно встретить среди американских ученых. Они далеки от того, чтобы поддаваться тщеславию по поводу своих успехов в изготовлении атомной бомбы, так как знают, что устройство ее предельно просто. Но они считают, что любая другая страна, имеющая соответствующие сырьевые материалы, может в течение нескольких лет изготовить бомбу. Основные принципы ее хорошо известны любому человеку, изучающему новейшую физику, а инженерные решения могут оказаться даже более простыми, чем наши.
Но если среди американских ученых не встретишь много благодушия, то этого нельзя сказать с такой же степенью уверенности про широкую публику и некоторых ее представителей в правительстве. Тут господствует уверенность, что мы находимся далеко вне всякой возможности соперничества, так как обладаем атомной бомбой. У многих людей существует совершенно ребяческое представление об атомной бомбе, «секрет» которой мы, якобы, должны очень тщательно оберегать. Они представляют себе дело так, как будто бы секрет существует в виде формулы или диаграммы на листе бумаги, который при приближении вероятного противника следует немедленно проглотить Убежденные, что мы по крайней мере можем не опасаться атомных атак, они хотели бы иметь уверенность, что «секрет не утечет и их ночной сон не будет нарушен».
Если позволить таким представлениям широко распространиться, то наша научная неподготовленность может привести нас к такому положению, когда мы подвергнемся неожиданной атаке, по сравнению с ко торой Пирл – Харбор [12]12
Здесь имеется в виду внезапное нападение японской авиации на базу флота США в Пирл – Харбор, принесшее американцам тяжелые потери и явившееся поводом для вступления США во вторую мировую войну. – Прим. ред.
[Закрыть]покажется просто разбитым окном.
Как мы уже видели, нацистская догма создавала серьезные помехи немецкой науке. В результате преследований и изгнания людей, на которых лежало «пятно» еврейского происхождения, Германия потеряла несколько крупнейших ученых. В здоровой стране, однако, такая потеря может быть в сравнительно короткое время возмещена выдающимися учеными, последователями изгнанных работников. Но этого не произошло в Германии из‑за влияния нацистской идеологии, которая делала все, чтобы «неарийские» науки, подобные новейшей физике, не были популярными. Условия учебы тех немногих студентов, которые осмеливались изучать абстрактные, или «неарийские», науки, все более ухудшались. Очень часто нацисты назначали таких учителей, которые даже сами не понимали того, чему они учили. Так, Мюнхенский университет под руководством великого Зоммерфельда был одним из самых выдающихся в мире университетов в области теоретической физики. Когда Зоммерфельд незадолго до войны ушел из университета, на его место был назначен нацист Мюллер, не веривший в новейшую физику (видимо, потому, что не мог постичь ее премудростей).
При нацистском правлении студенты страдали из-за невосполнимых пробелов в учебной программе, делавших их неспособными к предстоявшей серьезной работе. Кроме того, терялось драгоценное время на изучение ненужных и тем не менее обязательных курсов.
Попытки немногих истинных ученых улучшить обстановку оказались безуспешными. Им не только приходилось бороться с нацистскими должностными лицами. Многие их коллеги заражались этим нацистским психозом.
Записка Зиверса о книге профессоров Мюллера и Штарка «Германская и еврейская физика» с нападками на теорию относительности.
Немецкая система образования выпускала людей, способных выполнять серьезную работу лишь в узкой области исследований и чувствовавших себя совершенно неуверенно за пределами этой области. Таких людей вряд ли можно назвать учеными или даже образованными. Им присущи черты машины или сверхробота, который решает определенную наперед заданную задачу абсолютно правильно, но у которого сразу же перегорают предохранители, если его используют для решения задачи, несколько отличной от той, для которой он построен. Типичными представителями таких немецких социалистов могут служить Филипп Ленард и Иоганнес Штарк.
У нас в Америке нет нацистских доктрин, мешающих прогрессу науки. Тем не менее в нашей среде есть некоторые симптомы, наводящие на размышления. Имеются люди с прекрасными намерениями, но заблуждающиеся – люди, способные воспрепятствовать прогрессу медицины, потребовав принятия законов против вивисекции. Ведь нет разницы между законом штата Теннесси, направленным против учения об эволюции природы, и нацистскими установками против современной физики. Мы не отбираем нацистов для преподавания в наших университетах, но определенная расовая дискриминация у нас существует. Конечно, эта дискриминация не проводится нашим правительством, но члены факультетских советов, деканы, президенты, члены правлений университетов являются достаточно серьезной силой. Если такая дискриминация упорно остается и развивается, то она может достичь опасной для американской науки точки.
Да, у нас отсутствует нацистская догма, стремящаяся сделать абстрактную, «неарийскую», науку непопулярной среди студентов. Но тем не менее так называемые «серьезные науки» пользуются у американских студентов неважной репутацией. В результате количество молодых специалистов, посвятивших себя чистым наукам, все еще недопустимо мало. Идеалом, который избрала американская молодежь, является человек типа Эдисона, в то время как такой великий исследователь, как Д. Гиббс, теоретические исследования которого в 1870 году послужили основой для новой отрасли химии, остается практически неизвестным.
Благодаря атомной бомбе наблюдается увеличение числа студентов – физиков. Но как только развеется романтический ореол новизны, так их число, по всей вероятности, уменьшится. Повышение уровня заработной платы и авторитета преподавателей, а также популяризация на уровне высшей школы значения чистой науки – все это помогло бы исправить положение дел.
Мы не можем жить на занятый в Европе научный капитал. В будущем мы можем оказаться не в состоянии импортировать физика, подобного Энрико Ферми, работы которого оказались ключевыми для нашей атомной бомбы, или великого теоретика в области аэродинамики, подобного фон Карману, или выдающегося специалиста по вибрации Степана Тимошенко и многих других. Источник, из которого они появились, ныне иссяк, и мы должны производить своих собственных гениев. Нельзя терять времени. Мы должны убедить нашу молодежь, что новые идеи более важны для их страны и для всего мира, чем новые приспособления, пусть эти последние и приносят больше немедленной выгоды.
Несмотря на репутацию немцев как хороших организаторов, неудача их науки во время войны объясняется, как это ни странно, именно плохой организацией их исследовательской работы. Доказательством этого может служить тот факт, что превосходно организованная исследовательская работа в военно – воздушных силах дала отличные результаты, в то время как исследования в университетах вряд ли внесли что‑нибудь существенное в военные усилия страны. Но ученые в обеих группах были в равной степени способными; возможно даже, что многие из них принадлежали к обеим организациям одновременно.
Научная работа не может развиваться под руководством таких людей, как бригадный генерал СС, министериаль – директор, профессор доктор Рудольф
Ментцель и министерский руководитель, профессор доктор Эрих Шуман, которым помогал, противостоял и за которыми шпионил Озенберг с его организационными схемами и индексоманией. Совершенно очевидно, что эти люди были плохими администраторами. Даже если их делопроизводство велось в должном порядке, они не пользовались доверием настоящих ученых.
Одна из главных задач административных руководителей научно – исследовательских работ состоит в том, чтобы привлекать внимание соответствующих правительственных органов к достижениям ученых. И обратно, они должны осведомлять ученых о тех проблемах, решение которых важно для армии, флота, авиации или других военных или гражданских организаций. Но Ментцель не мог оценить значения научных исследований, которыми он руководил, так же как и Шуман не был способен понять потребностей вооруженных сил. У них не хватало даже сообразительности передать эти важные функции более компетентным рядовым работникам. За очень небольшими исключениями, связь, игравшая такую важную роль в организациях союзников, у немцев или отсутствовала вовсе, или была неэффективной. Полковник Гейст в Министерстве вооружения и боеприпасов Шпеера был, вероятно, единственным по – настоящему способным для связи должностным лицом, понимавшим всесторонне нужды немецкой исследовательской работы.
Было бы ошибочным предполагать, что у нас в Америке имеется иммунитет против повторения таких ошибок. Важное значение науки, рост ее потребностей – все это требует какой‑то единой системы контроля. Исследования, связанные с атомной бомбой, очень показательны в этом отношении, но это также существенно и для других участков исследовательской работы. Жизненно важное значение имеет вопрос и о правильном подборе людей на эти контрольные посты. В Германии их отбирали по степени доверия к ним со стороны нацистских партийных боссов. У нас это, по – вндимому, невозможно. Но было бы фатально, если бы административный руководитель избирался но каким‑либо другим, не очень разумным признакам, ну, скажем, потому, что он служил много лет в Конгрессе, или потому, что он закончил ВестПойнт [13]13
Привилегированная военная академия. – Прим. перев.
[Закрыть]или Гарвард [14]14
Гарвардский университет в США. – Прим. перев.
[Закрыть], или потому, что он был демократом или республиканцем, или председателем правления банка, или ушедшим в отставку послом. Есть только один критерий пригодности данного человека для такой работы – доверие со стороны ученых, работающих под его руководством, и со стороны правительственных органов, с которыми ему предстоит взаимодействовать. Несомненно, необходимо уметь находить компромиссы. Среди нас, конечно, не найдется человека, назначение которого не вызвало бы какой-то критики отдельных ученых, работников Военного ведомства и политических деятелей. Но, в конечном счете, последнее слово должно оставаться за учеными в суждении о людях, которые будут руководить в административном отношении их деятельностью.
