Текст книги "Имя на карте"
Автор книги: Семен Узин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Нельзя ли, Отто Юльевич, рассказать несколько подробнее о задачах экспедиции? – последовал вопрос одного корреспондента, представителя столичной прессы.
Шмидт усмехнулся в бороду:
– Извольте. Коротко задачи наши можно изложить следующим образом. Географическое и гидрометеорологическое изучение высокоширотных районов Карского моря. Это раз. Смена и расширение состава полярной станции в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа. Это два. Достижение западного побережья Северной Земли и высадка на нее изыскательской партии. Это три. Вот, пожалуй, главное, что нам предстоит сделать в этом плавании.
Корреспонденты поблагодарили Отто Юльевича Шмидта за четкий и исчерпывающий ответ и перенесли свое внимание на других членов экспедиции. Один из корреспондентов, довольно молодой еще человек, обращаясь к Визе, сказал:
– Мне довелось сравнительно недавно читать вашу статью, товарищ Визе, напечатанную в 1924 году в "Известиях Центрального гидрометеорологического бюро", и должен вам честно признаться, что из всех результатов вашего плавания меня будет более всех прочих интересовать один – подтвердится ли ваше смелое предположение, действительно ли там существует земля?
Визе пожал плечами улыбаясь:
– Хоть это и эгоистично, разумеется, – сказал он, – но и для меня этот вопрос выдвигается на первый план по сравнению со всеми остальными. Что поделаешь, человек уж так устроен.
Корреспондент понимающе кивнул головой и что-то записал в блокнот.
– Я желаю вам, товарищ Визе, счастливого во всех отношениях плавания. Не скрою, я все бы отдал, чтобы присутствовать в тот момент, когда на горизонте появится остров, ваш остров. – Он восторженно улыбнулся, сделал рукой приветственный жест и удалился.
В скором времени прозвучал последний прощальный гудок, все провожающие покинули судно, и "Г. Седов" стал медленно отходить от причала.
Путь его сначала лежал к Новой Земле, где предполагалось взять на борт двух промышленников для пополнения состава полярной станции в бухте Тихой, если, разумеется, они дадут на то свое согласие.
Желающие отправиться на Землю Франца-Иосифа нашлись в районе Белушьей губы. Быстро собрали они свой немудреный скарб и явились на корабль, после чего "Г. Седов" взял курс на север.
Понадобилось несколько дней, чтобы пробиться через ледяной пояс и подойти к бухте Тихой. Еще несколько дней ушло на то, чтобы помочь персоналу полярной станции в строительных работах. В это время часть членов экспедиции занималась обследованием соседних островов.
Оставив на берегу бухты Тихой людей, которые должны были сменить полярников, и взяв на борт отработавших смену, "Г. Седов" отплыл на юг, направляясь снова к Новой Земле. Там, в Русской Гавани, была назначена встреча с ледокольным пароходом "А. Сибиряков", которому надлежало доставить для "Г. Седова" уголь.
Встреча состоялась в условленное время, и, пополнив запасы топлива, "Г. Седов" мог следовать далее намеченным курсом в северную часть Карского моря.
Мореплаватели вступали в неизведанные воды в надежде, что их экспедиция будет успешной.
Покинув 11 августа Русскую Гавань, они двинулись в северо-восточном направлении. Вскоре появились льды, и чем дальше продвигалось судно, тем больше их становилось. "Г. Седов" довольно свободно лавировал между ними, углубляясь на северо-восток.
Неожиданно, когда корабль достиг 79 градусов северной широты, льды стали разреженнее, появились даже разводья, которые никак не предполагалось здесь встретить.
Капитан Воронин, находившийся в это время на мостике, приказал сообщить Визе, что его присутствие наверху крайне желательно.
Владимир Юльевич не заставил себя ждать. Запыхавшись, он поднялся на капитанский мостик.
– Опоздал? – взволнованно спросил он у Воронина.
Тот отрицательно покачал головой и взял Визе под руку.
– Успокойтесь, Владимир Юльевич, я просто решил вас вызвать загодя, потому что уж очень подозрительны все эти разводья. С чего бы им здесь быть, ума не приложу. Вооружитесь терпением, и будем внимательны.
– Вы правы, Владимир Иванович, – ответил Визе, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. – Будь что будет, как говорится. Не хочу обольщаться надеждой раньше времени…
Его слова были прерваны криком сигнального: "Земля! По курсу норд-норд-ост земля!"
– Вот видите, Владимир Юльевич, – произнес торжественно Воронин. – Не зря я вас вытащил наверх. – Он весело рассмеялся. – Ну, поздравляю…
– Где она? – взволнованно воскликнул Визе. – Где она? Я ничего не вижу!
– Да вот же она, Владимир Юльевич, – спокойно ответил Воронин, показывая на открывшуюся впереди полоску темной земли, выделяющейся на фоне неподвижного ледяного припая.
– О да, теперь вижу наконец-то, – вне себя от радости произнес Визе, и из его груди вырвался вздох удовлетворения. – Так значит…
– Так значит, дорогой Владимир Юльевич, – подхватил капитан Воронин, – некто Визе некогда правильно предсказал нечто, а именно существование в этих местах земли, которая…
– Которая отныне, я полагаю, будет носить его имя, – в свою очередь перебил капитана поднявшийся тем временем на мостик Шмидт. Он протянул Визе руку, и они обменялись крепким рукопожатием. – Итак, мы смело можем нанести на карту советской Арктики новый остров Визе. Владимир Иванович, – обратился он к капитану, – примите меры, чтобы была произведена съемка острова. Судя по первому впечатлению, он не должен быть большим. А впрочем, – он остановился на мгновение, – мы сделаем вот что: попробуем завтра его обследовать сами. А, Владимир Юльевич? Вы, надеюсь, примете участие в осмотре острова? Вашего острова?
– С радостью, если будет такая возможность, – приложив руку к сердцу, ответил счастливый Визе.
На следующий день небольшая группа, возглавляемая Шмидтом и Визе, сошла с корабля и направилась через ледяные торосы к берегу.
Бывший в составе группы топограф произвел съемку острова и определил его координаты. По полученным расчетам, остров лежал между 79 градусами 29 минутами и 79 градусами 42 минутами северной широты и 76 градусами 06 минутами и 77 градусами 05 минутами восточной долготы. Площадь его оказалась небольшая – всего около пятидесяти квадратных километров.
Осмотрев остров, группа возвратилась на судно, и, отвечая на расспросы любопытных, Визе так охарактеризовал свой остров:
– Он производит крайне унылое и безотрадное впечатление, сложен осадочными породами, растительности почти не имеет, равно как и животного мира. Даже птицы, обычно встречающиеся на арктических островах в большом количестве, нам попадались очень редко. Единственное, пожалуй, что привлекло наше внимание, так это сравнительно свежие рога оленей, которые нам удалось обнаружить. По всей вероятности, олени попали сюда на дрейфующих льдах не так давно.
Итак, было ликвидировано еще одно "белое пятно" на карте Арктики. И этим наука была обязана Владимиру Юльевичу Визе, предсказавшему существование острова в северной части Карского моря. Со времени плавания "Г. Седова" остров известен под именем Визе.
Аристотель XIX века
Аристотель XIX века
В ясный солнечный день 10 мая 1859 года по улицам Берлина медленно двигался траурный кортеж.
Жители столицы прусского королевства, охочие до всяких зрелищ, с любопытством глазели на представившуюся их взорам внушительную картину.
Влекомый королевскими лошадьми, украшенными султанами и богато расшитыми попонами, катился катафалк. Перед ним в глубоком безмолвии шествовали многочисленные представители профессуры и студенчества Берлинского университета, оркестр и духовенство. На расшитых серебром сафьяновых подушечках несли ордена и медали, которых был удостоен усопший при жизни.
Похоронная процессия растянулась на несколько кварталов. За катафалком важно выступали высшие сановники королевства: министры, генералы, придворные чины, депутаты. Они шли с непокрытыми головами, а вслед за ними бесконечной вереницей двигались парадные кареты короля, королевы, всей прусской знати.
Под звуки траурной мелодии процессия приблизилась к собору.
В толпе простого люда, запрудившей площадь перед собором, приглушенно переговаривались:
– Люди говорят, будто какого-то доктора хоронят.
– Вот еще, стали бы с такой помпой какого-то доктора хоронить.
– Верно, верно. Гумбольдта какого-то.
– Гумбольдта? Не слыхал про такого. Он кто? Министр? Генерал?
– Какой еще генерал! Говорят тебе, ученый человек. Будто на весь мир знаменитый,
– Постоялец мой, студент, такое о нем порассказывал, поверить трудно, до чего знаменитый ученый был. Будто никто сравниться с ним не может из нонешних.
– А не выдумал твой студент? Их брат соврет и недорого возьмет.
– Да нет вроде, студент мой серьезный, положительный, не легкомысленный какой и не пьянчужка.
– Ну, если так…
– Смотрите, смотрите! Вносят!
Простой дубовый гроб, осыпанный белыми азалиями и лавровыми венками, внесли в собор и установили перед алтарем.
Началась церемония отпевания.
Так закончился девяностолетний жизненный путь одного из великих умов человечества – Александра Гумбольдта. Поистине, трудно найти среди ученых пример такой популярности, славы и уважения, каким при жизни пользовался этот человек. Современники именовали его, и не без основания, вторым Колумбом.
Жизнь Гумбольдта сложилась исключительно счастливо. Отец его, майор Гумбольдт, был знаком с идеями французских просветителей и разделял многие их взгляды. Просвещение он считал одним из главнейших элементов воспитания своих детей, и благодаря этому оба брата получили блестящее образование, сначала дома, а затем во Франкфуртском и Гёттингенском университетах.
В последнем у Александра Гумбольдта произошла встреча, во многом предопределившая всю его последующую деятельность. Он познакомился с натуралистом Георгом Форстером, спутником Джемса Кука в его втором кругосветном плавании. Красочные рассказы натуралиста о путешествии, совершенном им, глубоко запали в душу молодого человека. Близко сойдясь с Форстером, Гумбольдт совершает с ним первое свое путешествие вниз по Рейну до Голландии, оттуда переправляется в Англию, а из Англии – во Францию.
Вернувшись из этой поездки, он продолжает расширять круг своих познаний. В Гамбурге в Торговой академии он усиленно изучает языки, в Берлине штудирует ботанику, во Оренбургской горной академии проникает в тайны геологии.
Занятия во Франкфурте и Гёттингене, Берлине и Гамбурге, во Фрейбурге, общение с просвещенными людьми – все это в совокупности предопределило энциклопедический характер знаний Александра Гумбольдта.
Астрономия и литература, археология и ботаника, химия и политическая экономия, геология и дипломатия, история и метеорология, математика и зоология – таков далеко не полный перечень наук, в которых он преуспел.
Один из биографов Гумбольдта писал: "По началу его занятий можно было подумать, что ему суждено сделаться поверхностным энциклопедистом. Он разом набрасывался на целый ряд научных областей – от математики до филологии. Но гений его сумел овладеть всеми этими областями настолько, чтобы сделать самостоятельные исследования в каждой из них, чтобы возвести на степень науки некоторые из них, находившиеся еще в зачаточном состоянии, чтобы, наконец, объединить их все в одной общей картине "Космоса".
В 1792 году Гумбольдт поступает на службу обер-бергмейстером (начальником горного дела), но это не мешает ему одновременно заниматься химией, ботаникой, земным магнетизмом. В немецких и французских журналах вскоре появляются его статьи о подземных газах, химическом составе воздуха, о тайнобрачных споровых растениях. Он изобретает лампу, с помощью которой шахтеры получают возможность работать в шахтах. Он изучает соляное дело, в Италии посещает знаменитого Вольта, в Швейцарии обследует Альпы.
После смерти матери в 1796 году он оставляет службу (получив значительное наследство) и целиком отдается планам путешествий, о которых мечтает. Он приезжает в Иену, где живет в это время его брат, и делится с ним своими намерениями. Тесные отношения в это время Гумбольдт поддерживает и с Гёте и с Шиллером.
Девяностые годы XVIII столетия – бурная эпоха в европейской истории. Гумбольдт приезжает в Париж, где с жадностью знакомится с музеями, встречается с учеными знаменитостями. Он снимает квартиру, где принимает новых своих знакомых и друзей. От одного из них он узнает, что Директория ( Директория – коллегия из пяти человек, осуществлявшая во Франции высшую власть согласно конституции 1795 года) намеревается снарядить корабль в кругосветное путешествие с целью научных исследований и открытий. Возглавлять экспедицию должен капитан Боден. Вот это удача! Надо непременно разыскать Бодена, решает Гумбольдт и со свойственной ему энергией принимается за дело – находит Бодена и предлагает ему свои услуги. Ему не стоило больших трудов уговорить капитана зачислить его в состав экспедиции. Боден, хорошо разбиравшийся в людях, сразу понял, что в лице Гумбольдта он приобретает очень полезного сотрудника.
Гумбольдт был на седьмом небе от счастья. Он деятельно включился в подготовку к плаванию. И вдруг до него доходят слухи о том, что Наполеон счел несвоевременным посылку корабля Бодена. Слухи эти, увы, подтверждаются, плавание откладывается пока на год.
Крушение надежд! Гумбольдт очень переживает неудачу, но в это время совершенно неожиданно получает приглашение принять участие в экспедиции в Египет, которую вознамерился организовать английский епископ Дерби лорд Бристоль, для ознакомления с древними достопримечательностями этой страны. Англичанин был богат и потому располагал большими возможностями. Гумбольдт дал согласие на участие в экспедиции.
Но и эта экспедиция сорвалась! Наполеон, собиравшийся в египетский поход, счел за лучшее арестовать лорда Бристоля, когда тот находился в Милане, чтобы пресечь его намерения побывать на Ниле в то же время, что и он.
Впрочем, после того как Наполеон захватил Египет, он сам решил направить туда экспедицию для изучения и описания исторических древностей. Среди ста шестидесяти европейских ученых, которых Наполеон намеревался направить в Египет, значилась и фамилия Гумбольдта. Более того, ему поручался отбор астрономов и ботаников для участия в экспедиции, заготовление снаряжения. Он полностью погрузился в дело и уже готовился выехать в Марсель, откуда должна была отправиться в плавание к берегам Египта экспедиция.
Утром, как обычно, Гумбольдт, позавтракав, вышел из своей квартиры и спустился вниз по лестнице. Был один из первых августовских дней 1798 года. В дверях привратницкой он столкнулся с молодым человеком, у которого через плечо была перекинута ботаническая сумка. Извинившись друг перед другом, оба раскланялись. Гумбольдт отдал ключи от квартиры жене привратника, и молодые люди вышли на улицу.
– Мсье, вы слышали новость? – обратился к Гумбольдту его невольный спутник.
– Какую новость? – рассеянно переспросил Гумбольдт, взглянув на собеседника.
– Адмирал Нельсон разбил под Абукиром ( Населенный пункт близ Александрии в Египте) французскую эскадру, и все Средиземное море теперь во власти англичан!
– Боже мой! – в волнении воскликнул Гумбольдт. – Неужели это правда?
– Не подлежит никакому сомнению, – подтвердил его спутник.
– Но тогда все мои планы опять рушатся!
– Разрешите полюбопытствовать, какие планы? Но прежде позвольте представиться: Эме Бонплан, врач по профессии, ботаник по призванию.
– Александр фон Гумбольдт, географ, – последовал ответ. – Вы не представляете, мсье Бонплан, как ваша новость расстроила меня. Ведь она означает, что экспедиция в Египет, в которой мне предстояло участвовать, не состоится.
– Как? – воскликнул Бонплан. – Так вы тоже?! Значит, мы с вами товарищи по несчастью?
– Увы, – согласился Гумбольдт, – это уже не первая неудача. Сначала Боден, потом Бристоль…
– Как?! – вскричал со свойственной французам экспансивностью Бонплан. – Вы и в плавании Бодена должны были принять участие?
Гумбольдт с тяжелым вздохом кивнул головой.
– Но в таком случае, мсье Гумбольдт, – продолжал Бонплан, – мы с вами заочно уже знакомы. – Его лицо осветила улыбка. – И я предлагаю вам свою дружбу. Будем в дальнейшем действовать сообща. Согласны?
Гумбольдт остановился и протянул руку Бонплану!
– Охотно. Вы были мне симпатичны еще тогда, когда я временами встречался с вами в привратницкой, мсье Бонплан. Я принимаю вашу дружбу и отвечу тем же.
Молодые люди обменялись крепким рукопожатием.
– И будем называть друг друга по имени, – предложил Гумбольдт. – Вы согласны, Эме?
– С удовольствием, Александр, – последовал ответ.
– Учтите, Эме, что моя дружба не бескорыстна, я рассчитываю, что вы меня обучите ботанике, в которой я не так уж силен, – сказал Гумбольдт.
– Надеюсь, что и я от вас позаимствую немало полезного, – улыбнулся Бонплан. – Так что мы будем квиты.
– Но что же нам делать с Египтом? – в тревожном раздумье задал вопрос Гумбольдт. – Неужели отказаться? Нет, Эме. Как вы посмотрите на то, если мы попытаемся все-таки, несмотря на английскую блокаду, пробраться в Африку?
– Я готов участвовать в любой попытке, если она даст возможность удовлетворить мою страсть ботаника. Но учтите, Александр, я не располагаю свободными средствами для финансирования предприятия…
– Это не вопрос, дорогой Эме, – перебил его Гумбольдт. – В моем распоряжении их вполне достаточно на двоих. Итак, решено. Завтра в ночь мы покидаем Париж.
Молодые люди, как было условлено, взяв все необходимое в дальнюю дорогу, погрузили вещи в карету и поздно ночью выехали из Парижа в Тулон. К ним присоединился совершенно неожиданно шведский консул, которому по делам необходимо было попасть в Марсель. Во время пути родилась идея использовать в качестве средства достижения побережья Африки шведский корабль, курсирующий между Тулоном и африканскими портами. Консул обещал содействовать в этом, полагая, что английские военные суда не задержат судно нейтральной державы.
Два месяца провели путешественники в Тулоне, а шведский корабль все не появлялся. Когда пошел третий месяц их бесплодного пребывания в порту, стало известно, что дальнейшее ожидание совершенно бесполезно, так как судно получило повреждение корпуса и надолго выбыло из строя.
Но и эта неудача не поколебала воли друзей. Они были молоды, энергичны, полны стремлений осуществить свои намерения, и никакие преграды не могли им помешать.
– Вот что, Эме, – решительно заявил Гумбольдт, когда им стало известно о судьбе шведского корабля, – у нас остается единственный выход – пробираться в Испанию. Оттуда, даст бог, попадем и в Африку, если удастся арендовать небольшое судно.
– Вы знаете, Александр, – отвечал Бонплан, – что я готов следовать за вами куда угодно. Поэтому решайте, я заранее присоединяюсь к вашему решению, будучи уверен, что оно будет наиболее разумным.
– В таком случае, – решительно произнес Гумбольдт, – в путь. Приобретем мулов, на которых навьючим все снаряжение, и нам здесь больше делать нечего.
Спустя два дня они были уже в дороге, направляясь к испанской границе. Был январь 1799 года, и им предстояло преодолеть Пиренейские перевалы, засыпанные снегом.
Без особых приключений они добрались до Мадрида. И здесь после стольких неудач и несбывшихся надежд им вдруг улыбнулась удача.
Совершенно случайно из разговора с неожиданно встретившимся соотечественником Гумбольдт узнал, что саксонский королевский двор в Испании представляет барон фон Форель, давний друг его семьи. Это известие его очень обрадовало, ибо давало надежду на осуществление их с Бонпланом намерений добраться до Африки. Протекция Фореля должна была, по мысли Гумбольдта, сослужить им службу.
Без особого труда он узнал адрес посланника и явился к нему домой. Тот был чрезвычайно обрадован, выслушал Гумбольдта, поведавшего обо всех их неудачных попытках пуститься в путешествие, и, будучи человеком, весьма интересующимся науками, пообещал помощь во всех их начинаниях.
Обещание свое Форель довольно быстро выполнил, начав с того, что свел Гумбольдта и Бонплана со статс-секретарем Испании графом де Уркихо, человеком весьма образованным. Разговор теперь зашел не о поездке, в Африку, а об экспедиции в Южную Америку, которая в те времена большей своей частью принадлежала Испании.
Статс-секретарь оценил серьезность намерений молодых ученых и использовал все свое влияние для того, чтобы устроить Гумбольдту аудиенцию у испанского короля Карла IV.
Семнадцатого марта в Аранхуэсе король принял Гумбольдта. В беседе приняли участие граф де Уркихо и барон фон Форель.
– Ваше величество, – сказал Гумбольдт, после того как был официально представлен, – я знаю, как дорого ваше время, поэтому постараюсь быть кратким. Мной и моим другом Бонпланом движет одно стремление – дать описание владений вашего величества в Америке. До сих пор имеются лишь работы Кондамина и Сантасильи, но они не охватывают всего того, что достойно описания в тех краях. Европейцы жаждут знать все, что касается этого материка, и мы хотели бы удовлетворить их любознательность.
– Ваши намерения бескорыстны и направлены на развитие науки, – ответил король. – Я бы хотел просить вас, барон, подготовить записку, в которой вы изложили бы ваши планы и намерения более обстоятельно. Я рассмотрю ее и приму решение, которое будет объявлено вам графом де Уркихо. Рад был с вами познакомиться, барон.
Гумбольдт откланялся и вернулся в Мадрид, полный радужных надежд. Ждать ему пришлось недолго, спустя несколько дней он получил извещение, что король соблаговолил разрешить Гумбольдту и Бонплану посещение своих владений в Америке с целью проведения научных наблюдений и исследований во всех областях знаний, представляющих интерес для них. Граф де Уркихо, который прислал это извещение, через три дня пригласил Гумбольдта к себе и вручил ему королевский указ.
– Барон, – сказал граф, – вы должны оценить по достоинству благоволение нашего монарха. Этим указом вам предоставляется право не только свободно передвигаться по всей территории наших заморских владений, но и делать все, что вы сочтете необходимым во имя науки: расспрашивать, записывать, знакомиться с достопримечательностями, собирать коллекции. Такой чести и доверия у нас в Испании еще не удостаивался ни один иностранец.
Гумбольдт прижал руку к сердцу в знак благодарности.
– В указе короля, – продолжал между тем статс-секретарь, – предусмотрено также, чтобы все должностные лица, начиная с генеральных капитанов и губернаторов и кончая алькальдами ( Алькальд – старшина селения, исполняющий судебные функции), оказывали вам необходимые содействие и помощь. В ближайшее время вам будут оформлены паспорта, и тогда вы сможете отправиться в порт Ла-Корунья, где стоит корвет «Эль Писарро». Капитан будет предупрежден о вас, и на этом корабле при благоприятных обстоятельствах вы отправитесь, в Америку.
– Что вы имеете в виду под благоприятными обстоятельствами? – обеспокоено спросил Гумбольдт.
– Если удастся проскочить между кораблями английского флота, который блокировал испанское побережье, – пояснил Уркихо, улыбаясь. – А это не такое простое дело, и вы должны быть готовы ко всяческим неожиданностям.
– Мой бог! – с комическим ужасом воздел руки Гумбольдт. – И здесь препятствия! Поистине, им нет конца и края!
– Будем надеяться на лучшее, – сказал статс-секретарь, вставая и тем давая понять, что время визита Гумбольдта истекло.
Пятого июня корвет "Эль Писарро" оставил порт Ла-Корунья и вышел в Атлантический океан, держа курс к берегам Южной Америки. Вопреки опасениям капитана корабль благополучно миновал воды, где ему грозили военные суда англичан, и через сорок дней плавания путешественники были уже у берегов Южной Америки.
С восторгом смотрели Гумбольдт и Бонплан на открывшуюся их взорам картину тропической природы. По заливу, отливающему бирюзой, проносились небольшие суда под парусами и без парусов. Из морской глубины нет-нет да и выскакивали пестрые рыбы и шлепались обратно в воду, исчезая, чтобы, может быть, появиться в другом месте. На прибрежных склонах виднелись непривычные взору кактусы, а в пирогах сидели бронзовые индейцы, не обращавшие внимания на вновь прибывшее судно. Кокосовые пальмы, возвышающиеся над хижинами индейцев, стаи ярких птиц на фоне синего неба – все это завораживало.
Город Кумана, куда они прибыли, был недавно сильно разрушен землетрясением, и следы разрушений виднелись повсюду.
Капитан порта, прибывший на корвет, рассыпался в приветствиях и заверениях о готовности служить столь важным особам, удостоенным внимания самого короля Испании. Он доставил их на берег в резиденцию губернатора Новой Андалусии дона Эмпарана.
Губернатор с почтением ознакомился с королевским указом и принялся внимательнейшим образом изучать паспорта Гумбольдта и Бонплана.
– Господин барон, господин Бонплан, – торжественно обратился он к прибывшим, после того как закончил ознакомление с документами, – я счастлив приветствовать вас на нашей земле. Вы приехали с целью приобретения познаний, и я готов способствовать вам в этом всеми средствами, имеющимися в моем распоряжении. Сам государь Испании счел возможным оказать вам покровительство, и моя святая обязанность исполнить все ваши пожелания. Говорите же, что вы намерены предпринять, каковы ваши планы? Я весь внимание, дражайшие мои сеньоры!
– О, сеньор губернатор, – ответил Гумбольдт. – Мы с нетерпением ждали мгновения, когда вступим на землю Америки, и вот наконец мы на ней ступаем по ней ногами, видим своими глазами и восхищаемся ее неповторимой природой!
– Да, да! – воскликнул экспансивный Бонплан. – У нас глаза просто разбегаются от множества впечатлений. Не терпится приняться за работу!
– У нас весьма обширные планы, – продолжал Гумбольдт, с мягкой улыбкой глядя на своего друга, – и прежде всего нам хотелось бы подняться по реке Ориноко до самых ее истоков, чтобы установить, соединяется ли эта река с крупнейшей рекой континента – Амазонкой, как это предположил еще Шарль де ла Кондамин, наш французский предшественник, когда он после астрономических наблюдений и измерений на плоскогорье Кито спустился вниз по Амазонке и впервые нанес эту великую реку на карту, пользуясь данными астрономических измерений. И если такое соединение есть, то где оно осуществляется.
– Задача не из легких, – с невольным уважением произнес губернатор, – но достойная таких людей, как вы. И это все?
– О нет, – улыбнулся Гумбольдт, – это только небольшая часть того, что мы намерены сделать. Мой друг Бонплан – ботаник, и он будет изучать все, что связано с растительным миром этой благословенной земли. – Вы не представляете, господин губернатор, – продолжал Гумбольдт, – какую массу наблюдений можно будет здесь произвести. Мы будем коллекционировать растения и минералы, с помощью привезенных инструментов делать астрономические наблюдения, исследовать химический состав воздуха, изучать животный мир. И все это для того, чтобы в конечном счете установить взаимодействие сил, влияние неодушевленной природы на растительный и животный мир, их гармонию. Главное, по моему мнению, заключается в том, чтобы установить взаимосвязь и взаимозависимость органических веществ и неодушевленной природы.
– Однако… – протянул пораженный губернатор. – И вы полагаете, что все это по силам одному человеку, двум, наконец?
– Не знаю, право, – беззаботно ответил Гумбольдт и посмотрел на Бонплана: – Как вы считаете, Эме?
– Вы знаете, Александр, как я в вас верю, – ответил тот, не раздумывая. – Поэтому вопрос считаю излишним.
– Господа, – сказал губернатор, глядя поочередно то на Гумбольдта, то на Бонплана, – я желаю вам удачи во всех ваших начинаниях, грандиозность которых вы мне дали сейчас осознать. Что же касается вашего намерения подняться по Ориноко, то мой вам совет воздержаться от этого предприятия, пока не закончится сезон дождей в тех краях, куда вы собрались. Самое время отправляться туда – декабрь, не ранее.
Путешественники не теряли времени и в ожидании наступления сухого сезона знакомились со страной. Они побывали в Каракасе, столице генерал-капитанства Венесуэлы, исследовали льяносы, которые представляют собой безлесные степи, простирающиеся от устья Ориноко до предгорий Анд. И, изучая страну, они все время держали путь к речному порту Сан-Фернандо-де-Апуре, начиная с которого они должны были двигаться дальше к намеченной цели уже не по земле, а по воде.
Проводник, который сопровождал Гумбольдта и Бонплана в их походах, охотно давал пояснения, а порой поражал неожиданными для путешественников открытиями. Совершеннейшее удивление вызвали у них электрические угри.
Когда путешественники прибыли в город Калабосо, их проводник, сделав таинственное выражение лица, сказал:
– Сеньоры, вы сами убедились в том, что я всегда вам говорю истинную правду…
– Мы тебе полностью доверяем, Мануэль, – заверил его Бонплан.
– Я боюсь, сеньоры, что на этот раз вы скажете, что Мануэль болтун и враль, а должен вам сказать, что никогда я не был так серьезен, как теперь.
– Говори, Мануэль, говори, не стесняйся, – подбодрил его в свою очередь Гумбольдт, незаметно переглянувшись с Бонпланом.
– Хотите верьте, хотите нет, но если вы соизволите, сеньоры, остановиться здесь на время, я вам покажу такие чудеса, которые вам и не снились.
– Что за чудеса, Мануэль? – весело спросил Бон-план, зная за ним способность приврать для красного словца.
– Потерпите до утра, – пообещал проводник, многозначительно глядя на хозяев.
На следующий день рано утром он повел их к реке, предварительно договорившись с индейцами, которым было обещано вознаграждение, если они согласятся поохотиться за угрями.
Гумбольдт и Бонплан оказались свидетелями поразительного зрелища. Индейцы загнали в реку лошадей, которые должны были служить приманкой для угрей. Не прошло и пяти минут, как до этого совершенно спокойные лошади начали метаться в воде, испуская дикие крики и время от времени скрываясь с головой под водой. Индейцы пресекали их попытки выбраться на берег в течение того времени, которое требовалось, чтобы поймать хотя бы одного угря. И когда их попытки увенчались успехом, лошадей, совершенно обессилевших от электрических разрядов, вывели. В ловле угря принял участие и Гумбольдт, испытав на себе действие электрических разрядов.
– Вы знаете, Эме, – сказал он, выбравшись из воды и с трудом отдышавшись, – я не помню, чтобы когда-нибудь при разряде самой большой лейденской банки я испытывал более сильный удар, чем тот, который испытал теперь. Чертовски болят колени и почти все суставы. – Гумбольдт стал разминаться. – Мне пришла в голову идея…
