Текст книги "Мальчик из саванны"

Автор книги: Семен Слепынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

На высоте двух-трех километров Сан чувствовал себя сносно. Антон даже удивился, как быстро он освоился с пультом. Но когда вырвались за пределы атмосферы, Сан струхнул. Одно дело наблюдать в уютном кабинете хоровод небесных тел. Но совсем другое – настоящий космос, его ледяная бездна.

Управление пришлось взять на себя Антону, он и привел «ласточку» домой.

К «ласточке» Сан так и не привык, но зато другой летательный аппарат – «лебедь» – полюбил сразу.

– Смотри, до чего додумались наши инженерыбионики.

Антон нажал кнопку под словом «лебедь» – и на посадочной площадке появилось… яйцо! Самое обыкновенное лебединое яйцо, какие Сан часто находил на озерах родной саванны: в камышовых заливах Большой реки.

– Удивлен? – усмехнулся Антон. – А теперь возьми его в руки. Чувствуешь, какое легкое? Почти пушинка. На самом же деле яичко весит несколько тонн. Его сжатая масса уравновешена с полем тяготения Земли.

– А где же летающая машина? – спросил Сан, поглаживая яйцо.

– У тебя в руке! – Антон помолчал, наслаждаясь эффектом, и стал объяснять дальше: – «Лебедь» особенно удобен в дальних прогулках и туристических походах.

Захотел вернуться домой – пожалуйста. Вытаскивай из кармана яйцо, бросай на траву и приказывай развернуться в машину. Посадку он может совершить где угодно – на земле и воде, на дереве и скале. Но до чего тихоходная машина! Не больше пятисот километров в час. И летает только в атмосфере. Да вон смотри! Какие-то туристы возвращаются в город.

Сан поднял голову и в глубокой синеве заметил цепочку снежинок. Сверкая под солнцем, они замедляли полет, снижались, и вскоре можно было различить вытянутые гибкие шеи и крылья. У Сана закружилась голова, в памяти всколыхнулся рой далеких видений. Белые птицы! Он будто очутился в саванне, увидел в родном небе стаю лебедей, услышал в вышине их тревожные весенние крики. Но все это длилось лишь миг. Сан вздохнул и опустил голову.

– Что с тобой? – спросил Антон.

Мальчик молчал.

– Брось яйцо на посадочную площадку, – Антону хотелось расшевелить погрустневшего друга.

– Зачем?

– Бросай, не бойся. Оно не разобьется.

Сан бережно положил яйцо и отошел в сторону.

– А теперь, – прошептал Антон, – прикажи яйцу: развернись!

– Развернись…

– Да не шепотом, а громче.

– Развернись!

Сан изумленно замер. Яйцо на посадочной площадке треснуло, высунулась слабая шейка с желтой головой, по бокам появились крылышки. Вскоре перед мальчиками на длинных голенастых лапах стояла, грациозно изогнув шею, большая белая птица. Это был лебедь, самый настоящий, но увеличенный во много раз.

– Здорово? – улыбнулся Антон. – А теперь пойдем.

Сан приблизился, пощупал шелковистые перья. «Лебедь» повернул голову и посмотрел на Сана, как бы спрашивая: что нужно?

– Присядь, – приказал Антон.

Птица повиновалась. Антон взобрался на лебединую спину и поманил рукой Сана. В спине оказалось углубление с двумя креслами. Мальчики сели, и над ними тотчас же натянулась силовая полусфера. Сан пощупал ее невидимые стенки и только сейчас окончательно осознал, что это не птица, а летательный аппарат.

– А пульт? – спросил он.

– Не нужен. Машина принимает словесные команды.

Антон приказал «лебедю» снять силовой колпак.

– Он годится на большой высоте и при больших скоростях, а сейчас только мешает.

По команде «взлет» птица, издав лебединый крик «нга-га-га», мягко и сильно оттолкнулась ногами, взмахнула крыльями и поднялась в воздух.

Никогда еще Сану не было так хорошо. С застывшей счастливой улыбкой слушал веселый посвист ветра, рассматривал проносившиеся внизу парки с белыми дворцами, голубые арки и серые гранитные набережные. После нескольких сильных взмахов «лебедь» расправлял свои необъятные, как паруса, крылья и планировал. Вскоре он очутился за городом, снизился над берегом Байкала и с легким всплеском сел на воду. Потом заработал лапами и поплыл так быстро, что обгонял летящих рядом чаек.

Но вот прогулка кончилась, и друзья снова стояли на посадочной площадке. Рядом переминалась большая седая птица. Изогнув лебединую шею наподобие вопросительного знака, она ждала очередного приказа. Антон подмигнул Сану, и тот, помедлив, скомандовал:

– Свернись!

Мгновение – и на посадочной площадке вместо удивительного летательного аппарата белело обыкновенное лебединое яйцо.

– Нравится яичко? – смеялся Антон. – Можешь взять его насовсем.

Сан так и поступил. Он положил яйцо в карман коротких брюк и с тех пор не расставался с ним. Даже ложась спать, прятал его под подушку.

Удивительный полет на «лебеде» растревожил Сана. По ночам он снова и снова видел свою далекую, ушедшую в туман веков родину. Ему снились берега Большой реки и в щемящей голубизне неба – птицы, птицы без конца. Гуси, лебеди, журавли стаями пли над саванной, в их весенних криках слышалось что-то печальное и радостное одновременно. В снах своих мальчик был счастлив, и улыбка не слетала с его губ.

Но просыпался – и гасла улыбка. Сана окружал иной мир – добрый, но непонятный, чужой.

– Мальчик начинает тосковать, – сказала как-то Яснову Лиана Павловна. – Прошло полгода, а он еще не наш.

– Верно, – согласился Иван. – Еще не наш.

– К нашему миру Сан почти привык, – возражал Октавиан. – Видели бы вы, как он лихо летает на «лебеде». Считаю, что психологическая состыковка с этой эпохой у него в основном состоялась.

Однако ближе к осени, где-то в конце сентября, даже Октавиан заметил, что как раз с психологической состыковкой не все ладилось. Сан все чаще становился рассеянным, угрюмым. На шутки отвечал слабой, вымученной улыбкой.

Все реже стоял Сан за спиной Ивана в его волшебном кабинете. Часами бродил один по саду. Яснов с возрастающей тревогой пытался разгадать, что творится в душе Сана. Иван давно уже понял, что душевный мир мальчика не менее сложный и загадочный, чем у нынешних людей.

Однажды Сан сидел под тополем и рассеяно смотрел в небо. Там, поднимаясь из-за гор, стремительно неслись холодные серые тучи. Сквозь их тонкую лохматую ткань тусклым желтым пятном пробивалось солнце. Сан так долго глядел на него, что порой ему начинало казаться – тучи висят неподвижно, а солнце летит так быстро, как высохший осенний лист на ветру.

Мальчик закрыл глаза. И тут началось самое мучительное – ветер. Он гудел в ушах, а Сан слышал в этих звуках то говор людей своего племени, то плеск Большой реки и шелест трав в саванне…

Мальчику стало так горько, что он начал потихоньку всхлипывать.

Подошел Иван и тронул его за плечо.

– Сан, что с тобой?

– Ветер…

И Иван не нашелся что сказать. Он догадывался: ветер, вырывающийся в город из прибайкальских просторов, казался Сану ветром из глубины веков. Родные ветры бередили душу мальчика, касались ее невидимых струн.

По утрам Сан немного оживлялся. Широко открытыми глазами смотрел он на встающее дымное солнце, и что-то похожее на улыбку блуждало на его губах.

– Ты, Сан, язычник, солнцепоклонник, – качал головой Иван.

«Мальчик эмоционально побогаче меня, – отмечал он про себя. – Я рядом с ним почти сухарь».

Наступал полдень, и Сан снова замыкался, становился неразговорчивым. Опять садился под тополем, закрывал глаза, вслушивался в заунывные и зовущие песни ветра.

В конце ноября в тайге зашумели первые метели. Там уже стояли морозы, чуть смягченные инженерами-синоптиками, но столь привычные для растительного и жи– вотного мира Сибири. В городе пока было потеплее: жители Байкалграда решили продлить у себя сухую, теплую осень. В садах и парках еще золотились клены и березы. Правда, любимый Саном тополь почти совсем лишился листвы, словно ветер сдул с него летнее зеленое облако. Смолкли струнные звуки: улетели скворцы, давно покинула гнездо певунья иволга.

В начале декабря город покрылся пухлыми сугробами, на деревьях заискрились хрустали. За окнами слышались звонкие голоса детворы, катавшейся на коньках.

Но ничего не радовало Сана. Однако именно в эти дни, когда мальчиком, казалось, совсем завладеет глухая тоска по родине, неожиданно пришло спасение. И пришло со стороны… робота! Того самого Афанасия, который вызывал у Сана чуть ли не мистический трепет.

Конечно, теперь Сан уже меньше страшился человекоподобного. При виде Афанасия он уже не прятался за спину Ивана, а с пугливым любопытством следил за кибером. И, заметив это, Афанасий в присутствии мальчика стал вести себя весьма своеобразно.

Проходя однажды мимо Сана, кибер вежливо расшаркался, склонил голову и сладким голосом прошепелявил:

– Извините-с.

Сану стало смешно.

– Вот видишь! – сидевший за столом Иван повернулся к мальчику: – Афанасий ворует не только книги, но и забавные привычки. Роботам кажется, что таким образом они приобретут человеческую индивидуальность. Только никак не пойму, у кого Афанасий набрался слащавой вежливости. Ну-ка, отвечай, где ты стянул эту старомодную галантность?

Афанасий молчал, потупившись.

– Он еще и суеверный, – шепнул Сан на ухо Ивану.

Последив за кибером несколько дней, Иван убедился, что наблюдательный мальчик прав. Афанасий никогда не переступал порог левой ногой, он страшился понедельника и чертовой дюжины. В общем-то это было даже к лучшему: обрастая потешными привычками, робот в глазах мальчика как бы «очеловечивался», становился ближе и понятнее.

Как-то Ивану пришла мысль создать для Сана обстановку, хоть немного напоминающую ту, к которой мальчик привык в своем веке. Вернувшись домой, он спросил Афанасия:

– Что-нибудь знаешь о медвежьей шкуре?

– Это верхний покров крупного животного, обитающего…

– Правильно, – прервал Иван. – Мне нужно две таких шкуры.

– Необычный заказ, – Афанасий задумчиво почесал затылок.

«Еще одна дурацкая привычка», – с усмешкой подумал Иван, не подозревая, что эту привычку кибер «украл» у своего хозяина.

– Может обратиться в «службу редкостей»?

– Делай, как знаешь. Но через три часа у меня на столе должны лежать две медвежьи шкуры. Изготовлены они будут, конечно, из синтетики, но чтобы ничем не отличались от настоящих.

Вечером Яснов увидел на столе аккуратно сложенные медвежьи шкуры. Вскоре из «Хроноса» вернулся Сан, задумчивый и тихий.

– Это тебе, – Иван показал на стол.

Мальчик поднес шкуры к лицу, понюхал, и голова его закружилась от знакомого, так много напомнившего запаха. Он с благодарностью взглянул на Ивана и хотел сразу же отнести шкуры в спальню.

– Подожди, – остановил его Иван и подмигнул. – Пусть отнесет Афанасий, а мы посмотрим, как он это сделает.

В гостиной, на подоконнике, сидела черная кошка. Иван взял ее и сел в другом конце комнаты. Рядом встал Сан, успокаивая Чернышку, рвавшуюся из рук Ивана. Ей непременно хотелось на свое любимое место – на подоконник.

– Афанасий!

– Слушаю, хозяин, – в дверях возник кибер.

– Ты раздобыл хорошие шкуры. Отнеси их в комнату Сана.

Афанасий взял шкуры и зашагал в спальню. В это время из рук Ивана выскользнула Чернышка, тенью метнулась под ногами робота и вскочила на подоконник. Афанасий встал как вкопанный: дорогу ему перебежала черная кошка.

– О чем задумался? – спросил Иван.

Кибер потоптался, но с места не сдвинулся.

– Хозяин! – воскликнул он. – В шкурах наверняка много пыли. Вытряхну-ка я ее старинным способом.

Афанасий повернулся и выскочил на улицу. Иван и мальчик видели в окно, как он старательно встряхивает шкуры, хотя в них не было ни пылинки.

– Суеверный! – засмеялся Сан. – Я же говорил! Афанасий суеверный, как наши колдуны и охотники.

– Не пойму, где он нахватался этой дури? – вслух размышлял Иван.

Тайна раскрылась поздно вечером. Прежде, чем лечь спать, Иван зашел к Сану.

Мальчик спал, укрывшись медвежьей шкурой, а из-за неплотно прикрытой двери, ведущей в библиотеку, падал свет. Иван заглянул и увидел: на полу, рядом с нижней полкой, сидит Афанасий и читает книгу. А на полке той, красуясь золочеными корешками, стояли исторические романы, в основном из времен средневековья.

Заметив хозяина, Афанасий вскочил.

– Пополняю запас информации.

– Вижу. И давно увлекаешься средневековьем?

– Недавно, – обиженно ответил кибер, уловив в голосе хозяина иронию. Афанасий был своенравным и обидчивым созданием.

– Валяй, – милостиво позволил хозяин. – Пополняй свой запас.

Утром Сан, помня вчерашний эпизод, с интересом рассматривал Афанасия. Он уже не вздрагивал, когда робот, разнося блюда, случайно касался его плеча.

– Афанасий, принеси-ка нам слив, – попросил Иван. – И не такое количество, какое наугад выдаст кухонный аппарат, а скажем…

Иван сделал вид, что задумался.

– Полагаю, что четное число, – подсказал слуга. – Вас двое.

– Нет, не обязательно четное. Принеси нам… Ну, скажем, тринадцать.

Афанасий, собравшийся уже шагнуть в кухню, растерянно заморгал глазами.

– Ты что, окаменел? – спросил Иван. – Или не понял?

– Понял, – уныло ответил Афанасий и почесал затылок.

Сан хихикнул.

– Тогда выполняй, – поторопил Иван.

Афанасий побрел на кухню и возился там дольше обычного. Вернувшись, он поставил на стол тарелку с десятью сливами.

– Я же просил не десять, – напомнил Иван.

Афанасий молча повернулся и принес еще одну тарелку. На ней лежали недостающие три сливы.

– И ты считаешь это остроумным выходом? – усмехнулся Иван.

Однако Сан был в восторге от находчивости кибера. Хохоча, мальчик приплясывал вокруг него и восклицал:

– Ай да Афанасий! Молодец! Избежал чертовой дюжины.

Афанасий опустил голову, всем своим видом изображая обиду и оскорбленное достоинство.

– Бедный Афанасий, – учтиво проговорил мальчик. – Не обижайся. Мы пошутили. Так Сан подружился с домашним роботом. С тех пор даже равнодушные роботы «Хроноса», которые не в пример Афанасию, казались мальчику туповатыми и скучными, не вызывали у него неприязни.

По вечерам Афанасий частенько приходил теперь в звездный кабинет хозяина вместе с мальчиком.

Однажды вечером, погасив звездный экран, Иван обнаружил, что мальчика за спиной нет. «Спит», – решил он и заглянул в спальню. Постель была пуста, Сан исчез вместе с медвежьими шкурами. Заглянул Иван под койку, но там никого не было.

Слегка встревоженный, он вошел в библиотеку… и с трудом сдержал смех. Спиной к двери на прежнем месте сидел Афанасий. Рядом на медвежьей шкуре расположился Сан. Оба читали.

Иван незаметно ушел. Однако утром сделал Сану замечание.

– Твой железный приятель усталости не знает, но человеку по ночам надо спать.

Впрочем, новому увлечению Сана Яснов решил не мешать. Подумал: что, если мальчику с его древней привычкой ко всему конкретному и осязаемому больше полюбятся именно бумажные книги?

Иван не ошибся. В «Хроносе» мальчика, конечно, давно научили читать. Но читал он не очень внимательно, к светокнигам с их призрачными светостраницами Сан все еще относился с подозрением. А вот книги, отпечатанные на бумаге, ему полюбились сразу. Их можно было пощупать, полистать, даже понюхать и вдоволь насладиться застывшими картинками.

– Ты хоть все понимаешь? – спросил как-то Иван.

– Не совсем…

– Так я и думал. Афанасий подсовывает тебе тяжеловесные исторические романы, которые были скучноваты и для меня. Давай-ка лучше покажу книги, которыми я увлекался в твоем возрасте.

Сан увидел четыре большие полки. Здесь были те неумирающие книги, какими зачитывались дети и подростки на протяжении уже не одной сотни лет.

Вечером Сан взял одну из них. Его привлекло звучное имя автора – Майн Рид.

Мальчик раскрыл книгу с золоченой обложкой, и перед ним словно распахнулись золотые ворота в упоительный мир, полный вольного ветра, шумящих трав и удивительных, захватывающих дух, приключений.

Нельзя сказать, что Сану в «Хроносе» не показывали приключенческих фильмов. Да и дома Иван не раз усаживал мальчика рядом с собой, чтобы вместе посмотреть экранизацию полюбившегося с детства романа. Сан смотрел сначала с живым интересом, потом скучнел, зевал и даже жаловался на головную боль.

Лиана Павловна и Яснов пришли к одному мнению: мальчик обладает не столь уж частым творчески ценным качеством – самостоятельностью. Иной раз это была чрезмерная, даже агрессивная самостоятельность. Насколько Сан был послушен внешне, настолько оказалась упрямой, неподатливой и своенравной его внутренняя жизнь. Если Сан плохо «переваривал» насильственно вкладываемые во сне знания, то к телевизору относился порой вообще нетерпимо. Экран навязывал готовые зрительные и звуковые образы, а с таким «диктатом» своевольная фантазия мальчика мириться не могла.

Иное дело книги. В них даны только самые живописные детали обстановки и наиболее броские, характерные черты персонажей. Здесь для воображения Сана открывался полный простор, чужие образы он дополнял своими красками, звуками, запахами. В книгах Майн Рида, Густава Эмара мальчик видел не только северо-американские прерии, но и щемящие дали родной саванны – качающееся море трав, бескрайнее синее небо и табуны лошадей. А их Сан любил не меньше, чем птиц. Только в книгах лошади были уже приручены и назывались мустангами… Понятными Сану становились и люди – почти такие же охотники и дети природы, как его соплеменники. Они – точь-в-точь, как когда-то в мечтах Сана! – скакали верхом на лошадях, и ветер, наверное, свистел в их ушах. У мальчика белел кончик носа от волнения, когда герои книг, спасаясь от опасности, мчались на потных мустангах по дикому приволью степей.

Ностальгия

Зима и лето прошли для Сана в каком-то полусне. Мальчик механически ел, по принуждению Ивана спал, по привычке учился в «Хроносе». И учился, как ни странно, куда успешней, чем раньше. Но по-настоящему жил он в мире солнечных пространств и манящих образов, вставших со страниц Майн Рида и Купера, Стивенсона и Рони Старшего.

«Через книги мальчик привыкнет к нашему миру», – радовался Иван. Но вот снова наступила осень, и Яснов все чаще замечал Сана под тополем.

Дули прохладные ветры, шумела золотистая осенняя вьюга. Книга вывалилась у мальчика из рук, глаза его невидяще глядели вдаль. Потом Сан закрывал глаза. Он слушал ветер… Он снова узнавал в его гуле полузабытые звуки – топот бизоньего стада, сладкий шепот зеленых трав, голоса людей.

«Эолова арфа», – невесело усмехался Иван. Он догадывался, что творится с мальчиком. Ветер, наверное, снова бередил его душу.

В такие минуты Сан забывал образы, навеянные книгами. Другие, мучительно зовущие и неясные образы вытесняли их. Они клубились, колыхались и таяли, как клочья тумана. И снова возникали, но уже более четкие… И вдруг однажды Сан увидел родную саванну. Увидел так ярко, что чуть не вскрикнул. Казалось, стоит протянуть руку – и можно пощупать колоски злаковых трав, недвижно застывших под жгучим полуденным солнцем. Воздух струился испарениями, тишина стояла вокруг. Но вот на горизонте сгустились синие тучи, тени побежали по саванне, и зашелестел, зазвенел травой проснувшийся ветер…

Незабываемы ощущения первых лет жизни, первых прикосновений к миру! Предгрозовую летнюю саванну Сан видел и вдыхал всеми порами, когда ему, наверное, было года три или четыре. Сейчас он хотел удержать только что возникшую картину, не дать ей уйти, утонуть в прошлом. Но саванна заколыхалась, задрожала, словно отраженная в воде, и затерялась в тумане других неясных видений. Потом туманная кисея разорвалась и Сан опять очутился «дома» – на сей раз на своем любимом лугу у берега Большой реки. Это был не тот пожелтевший осенний луг последнего дня его жизни там, а луг весенний, сверкающий избытком жизни, звенящий птичьими голосами, радующий нежной и клейкой зеленью лозняка. Сан забыл обо всем, он жил в весеннем дыму, среди трав и цветов, среди гудящих пчел и шмелей. И сладкая истома охватывала его.

Новый порыв ветра – и мальчику почудился говор людей его племени, плач сестренки. Что с ней сейчас?.. Но еще неотвязней был услышанный в ветре голос матери. Грубовато-гортанный, с хрипотцой, голос этот казался таким нежным и призывно сладким, что Сан заскулил.

Иван чувствовал, что мальчик не только душевно, но чуть ли не физически уходит в свои, одному ему видимые дали. Как вернуть его оттуда, переманить на свою сторону? Чем поразить его богатое и своевольное воображение, чтобы он очнулся от грез?

По-прежнему перед сном Сан часто задерживался в кабинете Яснова, следил за его пальцами, прыгавшими по клавишам пульта и вызывавшими движения небесных тел, бег светящихся формул и цифр.

– Понимаешь, чего мы хотим добиться? – спросил как-то Иван.

– Лететь на «Призраке» быстрее света.

Ответил Сан правильно. Но как-то скучно, и глаза у него были невеселые и скучные.

– Но я не понимаю, – продолжал мальчик. – Меня учили, что скорость света – предел.

– Верно. Но этот закон природы можно обойти с помощью других законов и необычных свойств Вселенной. Ученые давно вели поиск в этом направлении. И вот сейчас полеты со сверхсветовыми скоростями стали наконец возможны. Здесь, за этим столом, я «проигрываю» и уточняю детали маршрута, которые мы получили из центра астронавигации института «Космос». Наш «Призрак» отправится к Полярной звезде.

До нее, как ты знаешь, пятьсот тысяч световых лет. А мы рассчитываем добраться до нее за год.

– За год?!

В глазах Сана засветилось любопытство, смешанное с недоверием. «Клюнуло», – подумал Иван и решил еще больше ошеломить мальчика.

– Да, за год. По пути мы будем гасить звезды и совать себе в карман.

– В карман? – изумленно прошептал мальчик.

– Ну не в буквальном смысле, конечно. Вот смотри…

Иван стал объяснять с помощью звездной сферы. Вокруг погасшей и провалившейся в бездонную тьму звезды Сан увидел ровное, лоскутное пространство, какие-то вихри и воронки. Вот одна из воронок засасывает в себя корабль и выбрасывает его в другом, точно рассчитанном месте – за сотню тысяч световых лет.

Иван добился своего – теперь ночами Сану снились звезды – оранжевые, зеленые, синие. Звезды, ослепительно взрывающиеся, и звезды, проваливающиеся в черную бездну.

– Возьми меня с собой на Полярную звезду, – попросил однажды мальчик.

– Лучше я привезу тебе в кармане парочку звезд. – Иван с улыбкой взъерошил ему волосы. – А хочешь, подарю кусочек саванны?

Сан не придал значения этом словам, счел за шутку. Но через несколько дней, переступив порог своей комнаты, он очутился в… ночной саванне! Над ним в темно-фиолетовом небе мерцали крупные звезды, в пяти шагах горел на камнях большой костер. Ошарашенный, Сан оглянулся. В дрожащем свете костра он понемногу стал различать кровать, стены и понял, что находится в своей комнате. Только потолок выгнут наподобие небесной сферы, а в стену вделан большой, почти в рост человека, камин. Сложенный из камней, он напоминал Сану пещеру.

Радости мальчика не было предела. Он суетился около огня, вбегал в кабинет дяди Вана и благодарил его, снова возвращался. С наслаждением понюхав смолистые сосновые сучья, совал их в костер. Афанасий подносил свежие порции дров.

Сан понимал: хворост выдают таинственные глубины города. Золу, угли и дым из камина город втягивает в себя, чтоб переработать в механизмы и приборы, в рубашки и вкусные хрустящие хлебцы, снова в дрова…

А как уютно читалось у камина! Сан брал книги и странствовал по их удивительным страницам, переходя из столетия в столетие, шагая по развалинам древних государств, отражая набеги пиратов.

Читал он книги уже по-иному. Вернее, не только читал, но и думал. Мальчика удивляло, что не так давно, во времена Фенимора Купера, люди жили почти в таких же землянках, как и его племя, пользовались почти таким же оружием. Только вместо каменных топоров и костяных ножей – стальные, вместо дротиков – стрелы, а потом пули. Книги, размышления над ними помогали мальчику заполнить громадную пропасть времени в триста веков – ту пропасть, которая отделяла его от тех далеких дней, когда он босиком бегал по берегам Большой реки и восхищался каменными изделиями Хромого Гуна.

Хромой Гун… Все чаще вспоминался Сану древний мастер. Каменный век сменился бронзовым и железным, потом появились пар и электричество. Совсем недавно, лет двести назад, грохотал век атомный и электронный. И вот, когда на земле было покончено с последними остатками капитализма, возник тихий, но могущественный век, приютивший Сана, – век гравитонный. Возник не случайно и не сразу, тысячелетия подготавливали его. Воздушные и подводные города, «Хронос» и другие исполинские лаборатории создавались постепенно, руками таких же мастеров…

От волнения сердце заколотилось у Сана в груди. Он открыл для себя великую тайну мира, в котором сейчас находится. Вокруг него живут и трудятся такие же умельцы, как… Как Хромой Гун! Но умельцы более искусные и знающие. Каждый что-то делает, все к чему-то стремятся. Антон хочет стать астронавигатором. И он добьется своей цели, уже сейчас знает интегральное исчисление, легко решает задачки, которых Сану не одолеть. А у дяди Вана совсем уж удивительная цель – Полярная звезда.

«А у меня что есть? – спрашивал себя Сан. – Ничего!..» Неуютной показалась Сану его комната, холодом повеяло от камина. Он здесь лишний, никому не нужный. В каменном веке он стал бы охотником. А в гравитонном?

Яснов заметил, что с мальчиком опять творится неладное. В «Хроносе» Сан был рассеянным и угрюмым, дома чаще всего сидел у камина, но не читал, а задумчиво глядел на огонь.

Однажды Сан ошеломил вопросом:

– Дядя Ван, а я здесь кто? Экспонат?

– Ну чего ты выдумываешь? – в растерянности пробормотал Иван.

Ответ, конечно, не слишком вразумительный… Но вопрос-то каков! Он застал врасплох, хотя Иван знал, что вопрос этот рано или поздно у мальчика возникнет.

«Малыш взрослеет, – думал Иван. – Взрослеет куда быстрее своих сверстников».

В конце февраля снега в городе растаяли и неслись стеклянно звенящими потоками в пруды и бассейны. В саду, перед окном Сана, зазеленела яблоня, на сухом пригорке засветились желтые огоньки мать-и-мачехи.

Сан часами сидел под тополем и смотрел на переливающийся в траве ручеек. Что он видел в его солнечных бликах? О чем думал?

Антон соблазнял своего друга лыжной прогулкой.

– Посмотри, – показывал он рукой вдаль. – Сан, ты только посмотри!

Далеко за городом, за невидимой сферой, создающей теплый микроклимат, еще держалась зима. После обильных февральских снегопадов установилась морозная ясная погода, и многие горожане, отложив дела, проводили целые часы в чистых, хрустально-звонких лесах.

– Хочешь покататься на обыкновенных лыжах? – спрашивал Антон. – Устанешь, можно сменить их на гравитационные. Это чудо – гравилыжи! Дух захватывает. Летишь на них по сугробам, как птица.

Но Сан от прогулки отказался. Опять он уходил в себя, в свой мир. Услышал вдруг крики птиц своей родины, пчелиный гул на цветущем лугу. Потом увидел песчаный берег реки и нарисованный им диск Огненного Ежа…

Однако он вспоминал не только свои солнечно-беззаботные дни и часы: их на долю мальчика в каменном веке выпало немного. Помнились ему и зимы, когда голод терзал желудок, когда он босиком бегал по мокрому снегу в ближайшую рощу, чтобы принести хворосту в землянку. Но и эти дни казались сейчас Сану бесконечно милыми, пахнущими родным дымом. Там он был на своем месте, среди своих.

Вечером у камина ему вспоминалась ненастная осень. Мокрыми волчьими шкурами плыли над стойбищем серые тучи. «Духи неба гневаются», – говорили старые охотники. Духи то сеяли мелкий дождик, то швыряли вниз холодные и острые копья ливней. Маленький Сан грелся в такие вечера в своей землянке. Тяжелые капли стучали по оленьей шкуре, закрывшей наглухо вход. За ней в осенней тишине слышался холодный плеск реки, глухой шорох мокрых ветвей, и от этого в землянке, у раскаленных камней очага, становилось особенно тепло и уютно. «Туда бы сейчас», – вздохнул Сан.

Утром, перед отправкой в «Хронос», он спросил:

– Дядя Ван, я часто вижу на хроноэкране свое племя. Можно мне вернуться туда?

– Куда, дурачок? – с горькой нежностью спросил Иван. – Куда? В пасть тигра? Ты же знаешь, что история, уготовив тебе гибель… Что она сделала?

– Вычеркнула меня из той реальности, – заученно ответил Сан.

– Правильно. И в той ушедшей реальности нет ни одной щелочки, куда бы мы могли втиснуть тебя, не нарушив причинно-следственной связи. К тому же мы могли б вернуть тебя только в натуральное время. А по натуральному времени прошло почти два года, как мы тебя спасли. Но ведь и в каменном веке прошло столько же – день в день, минута в минуту.

– Понимаю. Многое изменилось в жизни племени за это время. Некоторых уже нет.

Мать свою не вижу…

– Считают, что в племени пронеслась эпидемия. И мать твою похоронили ночью. Это заметили хрононаблюдатели в инфракрасных лучах.

– А сестренка Лала живет сейчас в землянке Гуры.

– Верно. Бездетная Гура приютила твою сестру. Так что нет у тебя сейчас родной землянки. Ты такой же сирота, как и я. Ты знаешь, что родители мои погибли на далеком Плутоне во время опасного эксперимента. Мы оба сироты… Но мы не лишние здесь. Слышишь? Ты не лишний – ты мой брат! Разница в двадцать лет – сущий пустяк. И больше не зови меня дядей. Колдуном можешь звать. Даже Урхом! Но дядей ни в коем случае. Обижусь. Хочешь быть моим братом?

Сан улыбнулся: еще бы – иметь такого брата!

Однако разговор о сиротстве не прошел бесследно. Ночью мальчик метался во сне, плакал и стонал. Иван разбудил его и, гладя по голове, спрашивал:

– Братишка, что с тобой? Приснилось что-то?

– Мать вижу… На берегу реки, иногда в землянке… Она смотрит на меня и все плачет. Мне страшно…

Иван кое-как успокоил мальчика. Сан заснул. Но сон был беспокойным – видения древней родины звали к себе.

А Иван так и не мог уснуть. В голову навязчиво лезла фраза: «Мы больше растения, чем думаем». Где он ее вычитал? Кажется, в «Дворянском гнезде» Тургенева. И сказал эти слова герой романа, который долгие годы жил в Париже, тоскуя по России.

Растения… С этим словом у Яснова был связан один случай из детства. Как потешались тогда над ним мальчишки, его одногодки! Что поделаешь – мальчишки всегда мальчишки. Они называли Ваню неженкой и даже девчонкой. Это сейчас, после долгих лет самовоспитания, он стал «каменным Иваном», волевым командиром легендарного «Призрака».

А тогда?

Не любил Иван вспоминать тот эпизод. Было в нем что-то стыдное, сентиментальное.

Но сейчас он возник перед ним со всеми подробностями, как будто это было вчера.

Одиннадцатилетний Ваня Яснов приметил за городом простенький полевой цветок. Он рос на пригорке и сиротливо качался на холодном ветру, почему-то вызывая у мальчика щемящую жалость. Со всеми предосторожностями он выкопал растеньице и перенес под окно своей комнаты. Ухаживал за ним, поливая питательными растворами. Но то ли почва оказалась неподходящей, то ли Ваня повредил корни – цветок медленно увядал и наконец засох совсем. Для мальчика это было первое горе в жизни – погибло что-то живое, бесконечно ему дорогое. Ваня чуть не заплакал, глядя на побуревшие лепестки и жалко поникшие стебли.