Текст книги "Пушкиногорье"
Автор книги: Семен Гейченко
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Памятные силуэты
Многие здания, предметы, которыми люди в свое время пренебрегали, забирает себе земля, она складывает их в свои кладовые и бережно хранит, дожидаясь тех времен, когда люди опомнятся и будут спрашивать себя – где же они?
Что в Михайловском при Пушкине не было церкви – общеизвестно, а вот что была часовня – в старых бумагах говорится, хотя и довольно скупо. В одном из своих писем Пушкин-отец жалуется сыну Александру, на то, что крестьяне Михайловского, пользуясь его отсутствием, стали самовольно рубить лес и дошли до такого самоуправства, что «рубят его около самой часовни».
Пятнадцать лет спустя эту часовню, уже совсем развалившуюся, видел один из первых паломников по пушкинским местам. Он рассказывал, что видел часовню неподалеку от въезда в сельцо, а где точно она была – не указывал.
Теперь все знают, что в стихах Пушкина, написанных им в годы ссылки, много местного. Отдельные строфы деревенских глав «Онегина» можно читать как поэтический путеводитель по Михайловскому.
Уединенный дедовский дом казался ему пещерой, а сам он – отшельником. Его пугали лукавые сны и печальные мысли. И он искал ответа на свои тревоги всюду – в сказках, в «небесной книге» – Библии, в Коране, в истории. Так появились «Пророк», «Борис Годунов», «Подражания Корану»…
Все волновало тогда его ум – и луга, и нивы, и лес, и рощи, в «часовне ветхой бури шум, старушки чудное преданье».
Я часто пытался представить, где же находилась часовня. В одном был уверен: что искать ее нужно где-то поблизости от господского дома. Она была как-то связана с ним, быть может, даже видна из окон печальной комнаты поэта, в особенности ночью, когда в ней теплился огонек лампады.
Сто раз топал я от дома в разные стороны – на запад, восток и юг, много раз брался рассматривать старинный, 1785 года, межевой ганнибаловский план поместья. Но ведь в межевых планах землемеры показывали только внешние границы имения. Внутри же все было условно, а многое и вовсе опущено. Но на ганнибаловском плане есть все же главное – господский двор и стремительно бегущая к нему из леса, с юга на север, въездная дорога-аллея… Только почему на плане она такая длинная, куда длиннее, чем та Еловая аллея, по которой мы сегодня ходим?
Померил я по плану эту аллею, сличил с натурой и понял, что теперешняя Еловая аллея на добрую треть короче той, что на плане. Дойдя до показанного на плане конца аллеи, вижу, что дальше – небольшая площадка, за ней густой лес и тропинка. Деревья стоят тесно, но не сосны и ели, как всюду вокруг, а больше березняк, ракитник и почему-то куст сирени.
Я уже давно приметил: если видишь где-нибудь в заброшенном месте куст сирени – знай, здесь некогда было какое-нибудь человеческое строение.
Расчистив небольшой клочок земли от ракиты, взял я лом и стал щупать землю. И тут скоро мой лом наткнулся на первый камень. Затем второй, третий, четвертый.
Стал я наносить положение камней на бумагу. Камни ложились в ряды, ряды образовывали прямоугольник.
Позвал людей. Мы сняли мох, удалили кусты и стали углубляться в землю. И скоро обнаружили хорошо сохранившийся фундамент небольшого строения. Продолжая копать дальше, нашли куски старых бревен, доски, оконное стекло, кованые гвозди, медные старинные монеты и. – разбитую гончарную лампаду. – Позвали геодезиста. Он сделал инструментальную съемку места, привязал его к ганнибаловскому межевому плану, и тогда все мы увидели, что Еловая аллея, медленно поднимаясь к югу, доходила прямо до этого места и здесь был ее конец и начало, и въезд в усадьбу и площадка, на которой стояла часовня. И эту часовню, несомненно, было видно из окна пушкинского кабинета.
И тут я вспомнил про одно интересное явление. Приглядываясь к жизни обитателей окрестных деревень, я заметил, что большинство их в дни своего престольного праздника устраивают гулянье или, как говорят на Псковщине, «ярмарку». Собираются не просто где-нибудь, а всегда в одних и тех же местах. Этими местами обычно оказываются те, где в старину; стояли престольные церкви или часовни, носившие имена святых, память которых почиталась той или иной деревней.
Так, в день Спаса Преображения жители деревни Зимари, что над Соротью, идут в Дериглазово, – тут некогда стоял древний Спасо-Преображенский монастырь с Воронича, а после его исчезновения – часовенка. Те, что празднуют Успенье, направляются в Пушкинские Горы – в Святогорский монастырь.
А где же собираются на ярмарку почитатели Михайлова дня и где его празднуют?
Оказывается, жители самого Михайловского, Савкина и других деревень, некогда входивших в состав Михайловской вотчины Пушкиных, до 1937 года устраивали эти «ярмарки» в том конце Еловой аллеи, где некогда стояла часовня. И еще живы люди, которые приходили сюда на гулянье и «хороводы водили» и хорошо помнят, как все это было.
Образ этой часовни вошел в поэтический словарь Пушкина. Часовня была местом, где уже после смерти поэта жена его Наталья Николаевна вместе с лекарем ее детей принимала больных из местных крестьян и оказывала им медицинскую помощь.
Ныне в соответствии с планом реставрационных работ здание часовни восстановлено на своем историческом месте. И давно знакомый силуэт на фоне старой лесной аллеи явился к нам вновь.
В восстановлении часовни принимали участие не только работники музея-заповедника и Псковской реставрационной мастерской, но и стройотряд краеведческого кружка при Московском ЦДРИ – это была их первая, работа.
Теперь всем хорошо видно, как она стояла при Пушкине. Погибшая часть Еловой аллеи воссоздана, уже подросли посаженные рядами молодые елки, а около площадки оставили старинный придорожный каменный поклонный крест, такой же древний, как на Савкиной горке. Некогда стоял он всем добрым людям на поклонение у дороги, ведущей со стороны Острова на Воронич.
На камне надпись: «В лето 1504 года поставиша раб божей Филип Крюков крест сий христяном на поклонение собе на память и роду своему». Внизу креста, как и на Савкиной горке, – Ника – победитель.
Когда-то А. В. Луначарский, глядя на эту великолепную картину окрестностей Михайловского, воскликнул: «Да, этот кусок природы достоин быть колыбелью поэтам.» В этом пейзаже душа Пушкина, все здесь воспето: и дороги, и воды, и ивовые кусты, словно богатырские шатры, раскинутые тут и там, и вечнозеленый «холм лесистый», и древнее городище Савкино… Смотришь на это раздолье, и уста невольно начинают шептать стихи пушкинской «Деревни»:
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины.
Накладывая видимый глазом ландшафт на стихи Пушкина, мы ощущаем полное соответствие стихов пейзажу. В нем все предстает так, как было при Пушкине, предстает почти с фотографической точностью.
Только все ли? Нет, не все! Не хватает в пейзаже «мельницы крылатой», которая стояла на пригорке, «насилу крылья ворочая при ветре». Пушкин считал ветряную мельницу неотъемлемой частью вида Михайловского, и не только Михайловского, но и всякого красивого русского пейзажа вообще.
Ветряную мельницу можно встретить во многих произведениях Пушкина, в которых он говорит о русской деревне, о житье-бытье простого народа: и в «Евгении Онегине», и в «Графе Нулине», в «Полтаве», в «Капитанской дочке».
Мельница в михайловском пейзаже – важная и характерная деталь. Но, увы, ее уже давно нет, только облик ее сохранился в творениях Пушкина да в памяти людей.
О восстановлении михайловской мельницы постоянно думали все мы, хранители Пушкинского заповедника. Думали вместе с нами и ученые-пушкиноведы, музейные работники, паломники по пушкинским местам, почитатели Пушкина.
Как-то получили мы даже письмо от Г. Иванова – председателя колхоза имени В. И. Ленина Марийской АССР. Узнав о том, что в Михайловском предполагается восстановить мельницу, председатель решил предложить нам свою, «так как колхозу она сейчас не нужна». Он пишет: «У нашей мельницы есть все, что ей полагается иметь: и крылья, и жернова, и маховик, и ухваты».
К сожалению, Марийская АССР далека, и переброс ветряка в Пушкинские Горы стоит очень дорого, ведь один строительный объем сооружения равен 550 кубометрам, да и от ближайшей к колхозу железнодорожной станции далеко. Такая операция нам не под силу. А предложение колхоза очень трогательно и патриотично. Оно является еще одним свидетельством народной любви к Пушкину и уважения к нашему заповеднику.
Мельницу мы решили строить сами. Из документов известно, что мельница была у Святогорского монастыря и на окраине села Святые Горы. Были мельницы в Тригорском, Петровском, Савкине, Дериглазове. По отчету псковского губернатора за 1830 год видно, что в Воронической волости Опочецкого уезда было тридцать ветряных да четыре водяных мельницы; из них одна стояла на речке Луговке в деревне Бугрове, что у входа в Михайловское, другая – в Воскресенском, у речки Кучановки…
Местоположение мельниц-ветряков Святогорья нам сейчас хорошо известно. Но где все-таки стояла мельница в самом Михайловском? Об этом ни А. С, Пушкин, ни его родные нам не рассказывают. Правда, в стихотворении «Деревня» Пушкин, описывая ландшафт Михайловского, подчеркивает, что с околицы усадьбы ему были постоянно видны луга, нивы, «двух озер лазурные равнины», «на влажных берегах бродящие стада, овины дымные и мельницы крылаты».
Есть среди многочисленных рисунков Пушкина и карандашный набросок ветряной мельницы. Местоположение ее неизвестно, датируется рисунок предположительно. На рисунке изображены: небольшой холм, мельница с крыльями, деревце, куст…
Современный исследователь изобразительного творчества поэта Т. Г. Цявловская в своей книге «Рисунки Пушкина» писала: «С натуры Пушкин не рисовал никогда. Только по памяти, спустя годы…» Кто знает, быть может, этот набросок действительно воспоминание о былом, о Псковщине, Михайловском?
Место, где во времена оны стояла михайловская мельница, сохранила лишь народная память. Жители окрестных деревень, в особенности рыбари, до сих пор называют Старой Мельницей место на левом берегу Сороги. Это небольшое возвышение неподалеку от озера Маленец, у нижней дороги из Михайловского в Савкино. Здесь, на берегу, некогда проходила граница имения Ганнибалов и начинались земли другого владельца.
Изучая землемерный план Михайловского, составленный еще при жизни Осипа Абрамовича, я заметил, что на месте, которое в народе именуется Старая Мельница, показано небольшое сооружение, квадратное в плане. Место это для мельницы весьма пригожее, находится на юру – со всех сторон обдувается ветрами, расположено в стороне от усадьбы. Свою догадку я решил проверить раскопкой. В раскопке приняли участие студенты-строители Московского университета, приехавшие в заповедник для восстановления памятников. Нам удалось обнаружить камни фундамента, следы пожарища, фрагмент каменного жернова. Так определилось место восстановления.
Разработку проекта безвозмездно взяла на себя московский архитектор О. Левина, В основу проекта были положены: рисунок Пушкина, изображающий ветряную мельницу; рисунок мельницы псковского помещика Сиверса, исполненный им в 1826 году, найденная мною фотография мельницы в имении друзей Пушкиных Б. А. и Е. Н. Вревских в Голубове и многочисленные фотографии старинных псковских мельниц вообще.
Как известно, псковские деревянные мельницы отличаются по форме и конструкции от южнорусских и северных мельниц. У них особая кровля – «чепец», особый «ухват», они обязательно четырехкрылые, с очень простым поворотным устройством; крылья их вращались с шумом и треском.
14 августа 1973 года мы заложили первые камни фундамента здания, а три месяца спустя, в декабре, восстановили. Работали студенты-строители, рабочие заповедника и Псковской реставрационной мастерской. Нам помогали друзья – экскурсанты и туристы.
Пушкинская мельница встала на свое место, как встали многие другие детали материального мира пушкинской эпохи в Михайловском, Тригорском, Петровском.
Мельница восстановлена не только потому, что это кусочек конкретного реального мира Пушкина и пушкинской России. Ведь русские мельницы – это «дорогие памятники жилья наших дедов и прадедов, это деталь нашей русской природы, деталь живописнейшая и красивейшая, хватающая за душу» – так в газете «Комсомольская правда» (21 августа 1970 года) писал В. М. Песков в своем очаровательном очерке «Старая, старая мельница..
Когда-то люди подарили ветряным мельницам язык. Да, мельницы умели говорить. Каждое положение крыльев имело свое значение. Если крылья устанавливались в виде знака «плюс» – это значило, что мельница сегодня работает, если на крыло вешалась красная тряпица – значит, ветряк неисправен и мельник в отсутствии, если крылья стояли в виде буквы «X» – значило, что в доме хозяина радостное событие – именины. Сегодня крылья восстановленной мельницы поставлены в виде буквы «X». У нас вечные именины хозяина Михайловского – Александра Сергеевича Пушкина.
На окраине деревни Бугрово, у самого входа в михайловские рощи, где течет древняя речка Луговка, долгое время лежал большой валун, на котором высечено: «Здесь при Пушкине стояла водяная мельница». Мельница эта возникла в XVII веке. Она была построена монахами Святогорского монастыря и входила в состав монастырских угодий; входила в него и сама деревня, которая тогда называлась Бугры.
В те времена Святогорский монастырь был одним из самых богатых на всей Псковщине, да и не только на ней, а и на всем северо-западе России. Монастырю принадлежали земли на большом пространстве, от Святогорья до Опочки, Острова, Выбора и т. д. В их состав входили и михайловские рощи, и луга вдоль Сороти и Великой. Монастырь торговал лесом, скотом, рыбой, хлебом, устраивал ярмарки и крестные ходы. После великой Северной войны все переменилось, земли отошли в казну и были розданы «птенцам гнезда Петрова». А при Екатерине II, когда почти все земли были у монастыря изъяты в казну, он совсем обеднел…
Мельница на Луговке одряхлела. Она вновь возродилась лишь в конце 2-й половины XVIII века, когда вокруг Михайловской губы расцвели экономические мызы здешних помещиков. Эту мельницу взял в длительную аренду помещик Вындомский – основатель имения Тригорское. Он построил новый дом для мельника, возвел новую плотину, поставил новые жернова…
Мельница эта закончила свои дни в эпоху гражданской войны. Плотину присосала вода, усадьба мельника и сама мельница исчезли с лица земли. Сам мельник сбежал куда-то… О ней вспомнили лишь после Великой Отечественной войны, когда кругом все было разорено фашистами, и здесь была построена новая мельница – времянка, просуществовавшая совсем недолго, так как она оказалась нерентабельной.
Много, бесконечно много раз ходил Пушкин по этой дороге мимо бугровской мельницы. Выходя из михайловского леса, он видел довольно большой пруд – сильно заплывший водорослями. Он назывался Гаечный, от слова «гай» – лес, и гаечка – здешняя разновидность синички. Это название записывает летописец в своем рассказе о чудесах, давших всей этой земле от Михайловского до Синичьей Горы название Святогорья. Это озерцо давало воду для мельницы, что была у дороги, близ которой стояла плотина. Рядом – дом старого мельника Орлова, потомки которого и сегодня живут рядом с этим местом…
Пушкин любил рассматривать этот пейзаж, в котором все ворковало, бормотало, пищало. Здесь водились большие стаи гусей, лебедей, уток, чаек, цапель. Было их целое море. За прудом, начиналось большое болото, где жила тоже разная тварь, пищавшая, свистевшая, шипящая и квакающая. Здесь он слушал удивительные песни воды, стук, скрип и вой огромного мельничного колеса и каменных жерновов. Песни водяной мельницы несравнимы ни с чем. Их любил слушать Лермонтов, он даже нарисовал мельницу. Ее, как парковый орган, по приказу царя построили в российском Версале – Петергофе… Изредка из самой мельницы, когда останавливался водосброс, слышались песни старого мельника. Песни были разные: про радость и горе, день прошедший и день грядущий. Этнографы, записывавшие в тридцатые годы нашего века сказки, песни и легенды здешних мест, записали и мельничные песни.
Мы, работники заповедника, давно приглядывались к Бугрово, поскольку оно связано с жизнью и творчеством Пушкина. Недавно нами произведены раскопки, расчистка места, поиск следов плотины, старых фундаментов, следов некогда бывшей жизни. Ведь это место тесно связано с личной жизнью Пушкина в Михайловском. Оно было одним из исходных моментов в работе его над драмой «Русалка», которую он начал писать в начале 1826 года.
Сюжет пушкинской «Русалки» несколько сближается с сюжетом популярной в те годы фантастической оперы Краснопольского – «Днепровская русалка». Среди иллюстраций Пушкина к своим произведениям есть его карандашный сильно затертый рисунок. Он изображает берег речки, которая течет слева направо. У берега угол водяной мельницы с большим колесом. В центре рисунка молодая девушка со сжатыми на груди руками, в длинном деревенском сарафане, рядом с нею бородатый старик в длинной сельской рубахе, стянутой пояском, с шапкой на голове… Вдали скачущий на коне всадник. Этот рисунок – иллюстрация Пушкина к его «Русалке». Рисунок сделан им на черновике стихотворения «На Испанию родную…», которое он написал в 1835 году. Как подчеркивает Т. Г. Цявловская в своей работе «Рисунки Пушкина», в то время (1835 г.) «он был уже равнодушен к своему графическому произведению».
Драма Пушкина «Русалка» тесно связана с биографией самого поэта. В начале 1826 года в жизни его произошла большая личная трагедия. Он должен был расстаться со своей деревенской любовью – с дочкой старика – старосты Михаила Калашникова – Ольгой, которую он полюбил своей большой любовью и прижил с нею сына, который родился в деревне Болдино нижегородского имения Пушкиных, куда поэт был вынужден «сослать» свою беременную благоверную, во избежание шума в тогдашней помещичьей среде. Этот горестный роман жил в сердце и уме Пушкина до последних дней его жизни, о чем свидетельствуют письма к нему Калашниковых отца и дочери и документы, хранящиеся в Государственном архиве г. Горького, рассказывающие о хлопотах Пушкина об Ольге Калашниковой.
Изображая жизнь мельника и его дочери в своей «Русалке», Пушкин не мог не отдаться воспоминаниям и мыслям о событиях его собственной «княжеской» деревенской жизни и жизни его милой деревенской красавицы. В «Русалке» Пушкина многое взято со здешней натуры. В ней хор девушек поет песню, которую поэт записал в Михайловском.
Когда вы стоите на берегу Луговки, где стояла пушкинская мельница, вы читаете строки «Русалки»:
Знакомые, печальные места,
Я узнаю окрестные предметы —
Вот мельница! Она уж развалилась;
Веселый шум ее колес умолкнул;
Стал жернов – видно, умер и старик.
Дочь бедную оплакал он недолго.
Тропинка тут вилась – она заглохла,
Давно-давно сюда никто не ходит;
Тут садик был с забором – неужели
Разросся он кудрявой этой рощей?
Ах, вот и дуб заветный.
Перед вами не только деревенский садик, но и дуб стоит по-прежнему на этом месте По-прежнему вьется сюда тропинка из усадьбы Михайловского. Сладостно было Пушкину явление этого места.
Как счастлив я, когда могу покинуть
Докучный шум столицы и двора
И убежать в пустынные дубравы,
На берега сих молчаливых вод.
Сегодня это место нами изучено досконально. Нашлись добрые люди, которые на основании документов, найденных нами, рисунков водяных мельниц, исполненных Лермонтовым, Саврасовым, Бялыницким-Бирулей, старинных фотографий, снятых с этого места еще в дореволюционные годы, создали проект-макет восстановления этого памятника.
Сегодня место, где стояла мельница, благоустроено, расчищено от следов пожара. На усадьбе убраны мертвые деревья, поставлена ограда; озерцо наполнено водой. На берегах его появились цапли, чайки, дикие утки… Все оживает. Возродилась и сама мельница на прежнем месте. Восстановили ее друзья заповедника – мастера-латыши, строители из Резекне. Это их дар великому поэту. Восстановлен и дом мельника с сараем, банькой, садом. В доме открыт музей, экспонаты которого рассказывают об истории мельницы, жизни и работе мельника. Так открылась еще одна страница михайловского бытия поэта.
Деревенька Савкино стоит над Соротью. Маленькая, вся в зелени, в яблоневых садах. Со стороны Воронина к ней примыкают колхозные нивы. Михайловское от деревни скрыто стеной хвойного молодняка и древним боровым лесом, чистым и светлым даже в пасмурный день. У берега реки – большой крутояр Воронья гора, далее пушкинский «холм лесистый», на котором во время оно находилась «скудельня» – место погребения безродных людей или погибших по какому-нибудь несчастному случаю…
Много видела эта земля. До того как деревеньку в 1944 году сожгли гитлеровцы, в ней было шесть изб. Нынче – десять, из них половина построена заповедником для своих сотрудников, в остальных живут потомки древних насельников этого места – Бельковых да Ивановых, давно сроднившихся с Заповедником. Дома стоят вокруг городища Савкино, или Савкиной горки, как стали называть это место позднее, уже в XIX веке.
С XVI века Савкино входило в состав псковского пригорода – крепости Воронин. Название месту дал легендарный поп Савва, поставивший на вершине городища поклонный памятный камень с крестом. До сих пор городище было без названия – просто городище. В XVII веке оно отошло в цареву казну и числилось дворцовым имуществом, находящимся «впусте».
В 1708 году указом Петра I пригород. Воронич был исключен из списка городов, а городище Савкино приписано к Пятницкой церкви Святогорского монастыря. Еще позже, в годы укрепления дворянской империи, когда цари раздавали псковские дворцовые угодья своим верным слугам, Савкино было пожаловано «служилому человеку императорской гвардии» Затеплинскому, который устроил здесь свое небольшое поместье. После его смерти деревенька значилась за Псковской дворянской опекой.
О Савкине мечтал Пушкин, когда узнал, что оно продается. Деревенька ему очень нравилась, нравилось все: уединенность места, истинно русская природа, аромат древности и близость городища к Михайловскому. Но мечтам Пушкина, как известно» не суждено было сбыться.
Во второй половине XIX века, после освобождения крестьян от крепостной зависимости, Савкино откупили вольные хлебопашцы, бывшие дворовые Затеплинских. Жили они здесь из поколения в поколение. Бережно хранили старинные традиции, обычаи и предания своих «отчичь и дедичь», даже свой особый диалект. – Они настолько сберегли свой древнерусский говор, что уже в советское время изучать его приезжал известный ученый, собиратель народных преданий и диалектов, член-корреспондент Академий наук СССР В. И. Чернышев. А потом опубликовал научное исследование «Особенности говора жителей деревни Савкино». Савкинцы никогда не скажут «лошадь», «трость», a непременно «конь», «палица» – слова праславянские по происхождению.
Городище Савкино в XIV–XVII веках входило в состав военно-оборонительных укреплений города-крепости Воронич. На вершине его находился небольшой деревянный, уже для XVI века древний, Михайловский монастырь, устроенный в память архангела Михаила.
В 1581 году Савкино было разрушена войсками польского короля Стефана Батория во время его похода на Псков. Неподалеку от Савкина перед штурмом Воронина Баторий приказал разбить лагерь и поставил свои королевские шатры. Об этом красноречиво свидетельствует план похода Батория на Псков, обнаруженный в Италии в библиотеке Ватикана и опубликованный в нашей стране известным историком древних актов В. И. Малышевым. Воронич и его окрестности были преданы Баторием огню и мечу. Жители почти поголовно вырезаны, сам Воронич, его посады, села и деревни были сожжены и перепаханы.
После окончания войн, «в лето 7083 (1585) Иван Грозный приказал направить на Псковщину московских писцов Григория Иванова Мещанинова да Ивана Васильева Древнина «писати Псков и его пригороды», чтобы установить размеры ущерба. Писцы подробно описали Воронич, его улицы и посады, усадьбы и лавки, храмы и дом осадного головы, «зелейный» (пороховой) погреб, богатые дома. Они упомянули и пивную и винную варницы, двор кабацкий, дом тиунский (суд) и даже дыбу для преступников и некоего «петрушкина баловня». То ли это был шутовской вертеп, то ли кукольный театр, мы точно сказать теперь не можем. Писцы отметили, что на Савкином городище был монастырь. Несколько лет спустя на его месте жители поставили маленькую деревянную памятную часовню. Более ста лет назад, эту часовню, довольно ветхую, видел старик Костомаров, о чем писал в, своей книге «Северорусские народоправства».
В начале нынешнего столетия савкинская часовня совсем обветшала и рухнула. По свидетельству недавно умершего старожила А. И. Иванова, «из остатков старых бревен от часовни савкинские ребятишки сделали плот, на котором катались по Сороти».
Заповедником был поставлен вопрос о восстановлении часовни как исторического памятника пушкинской земли. В разработке проекта приняли участие псковский архитектор-реставратор В. П. Смирнов, ленинградские художники: академик А. А. Мыльников, доцент института имени Репина В. М. Звонцов, московский художник Ю. В. Васильев, научные работники заповедника и поэт М. А. Дудин.
Проект разрабатывался на основе старинных фотографий часовни, описаний ее старожилами и материалов археологических раскопок. Во время раскопок того места, на котором стояла старая часовня, были обнаружены опорные камни, железные гвозди и деревянные фигурные петли, остатки лампады из красной меди и большое количество глиняной керамики XV–XVI веков.
Восстановление памятника было закончено в июне 1970 года. Занимаясь этой работой, мы обратили внимание на то, что почти на всех кротовых курганчиках, разбросанных по городищу, можно было заметить многочисленные кусочки древней керамики, выброшенные кротами из глубины земли на ее поверхность.
Возникла мысль произвести более широкую археологическую раскопку городища Дирекция Государственного Эрмитажа пошла навстречу заповеднику и командировала в заповедник известного археолога В. Д. Белецкого, в течение многих лет возглавлявшего раскопки в Пскове. 1 сентября 1970 года археологи прибыли в Михайловское и совместно с нами приступили к раскопкам. Двадцать дней работы дали интересные результаты, о которых будет рассказано несколько ниже.
Приступая к раскопкам, мы поставили перед собой цель – найти следы древнего Михайловского монастыря, обнаружить произведения материальной культуры, которые дали бы возможность определить время возникновения городища. Наши предположения подкреплялись уже имеющимися данными. Член-корреспондент Академии наук СССР В. И. Чернышев в своем труде «Пушкинский уголок, его быт и предания», опубликованном в 1928 году, писал о том, что, будучи в заповеднике, он познакомился с местным старожилом Иваном Ивановичем Ивановым, который дал ему каменный молоток, найденный в Савкине. Известный археолог профессор А. А. Спицын определил этот молоток как памятник древней славянской эры.
В 1945 году, когда городище Савкино приводили в порядок – засыпали траншеи, бункера и пулеметные гнезда, оставленные гитлеровцами, – в земле были найдены остатки лепной керамики, относящиеся к IX–X векам.
Известно, что древние русские монастыри назывались одни мирскими, другие пустынными. Они стали возникать в XII веке в центральной полосе тогдашней русской земли по Днепру, Ловати и Волхову. В последующие века количество монастырей растет. К тому же под давлением татар с XII–XIV веков они все активнее продвигаются на север. За первые три века на территории тогдашней Руси возникло свыше 150 пустынных и более 100 городских – мирских монастырей. Между собой они различались не только внешним видом, но и общественной значимостью.
Мирские монастыри создавались высшим духовенством, князьями, боярами. Они принимали активное участие в мирских делах. Пустынные основывались людьми «низкими», которые уходили от богатого мира и его суеты, от междоусобья, лихолетья в поисках покоя. Основатель такого монастыря выбирал место потаенное, где, по выражению летописца, были «леса черные, блата, мхи и чащи непроходимые».
На выбранном месте ставилась «кельица малая», рубленная из бревен, или просто землянка. Обычно в такой «пустыньке» селилось два-три пустынника, образуя отшельничье братство. Проходило время, и монастырей открывали крестьяне, скрывавшиеся в окрестных лесах. Они переносили поближе к монастырю свои землянки и избы. Количество пришельцев росло, и постепенно образовывалась деревня.
Проходили годы. Монастырей укреплялся. Братия слала челобитья царю, в которых писала о своих заслугах в борьбе с язычниками за укрепление веры и отстаивание родной земли от иноземцев и просила, «чтобы царь-государь пожаловал монастырь, и признал его силу», и, по выражению летописца, «велел ему пашни пахати».
Разрешение «пашни пахати» значило, что дикий казенный (царев) лес, окружавший монастырь, отдавался ему во владение для расчистки под пашню. С момента пожалования монастырь становился юридическим лицом и признавался государственным учреждением. Если такого жалования не было – монастырь хирел и разваливался.
Нам необходимо было определить, какой монастырь был в Савкине – мирской или пустынный? Есть основания полагать, что пустынный. Очень уж невелики были городище и поселение возле него. Цари его не жаловали. И в XV–XVI веках, в пору развития Воронина, его заслонили мирские монастыри и храмы, возникшие на этом городище, в их числе знаменитый Святогорский монастырь.
Раскопки позволили решить другой вопрос – было ли в древности Савкинское городище военно-оборонительным укреплением вроде Воронина или это был всего сторожевой сигнальный пост. Для всякого городища, как военно-оборонительного сооружения XV–XVI веков, является обязательным земляной насыпной вал. Такие валы были и сохранились до наших дней на Воронине, на Велейском городище.
На Савкинском городище такого вала нет. Быть может, он был срыт в позднее время? Раскопки дали интересный материал. Найдено свыше 3000 фрагментов древней керамики IX–X, XII–XIV и последующих веков. Из некоторых фрагментов удалось собрать и восстановить несколько древних сосудов. Найдены украшения древней славянской эры: бронзовые пряжки (фибулы), браслеты, кольца, костяные амулеты, мергелевые формочки для отливки нательных крестиков, крючков, пуговиц; предметы быта: богато орнаментированное блюдо, серебряный перстень, древолазные железные шипы, арбалетные стрелы, кремневые наконечники для стрел, точильца, медная блесна, рыболовный крючок (очень редкая находка!), кубышка для серебряных монет, ножи разных форм, шиферные пряслица, элементы отделки дома, гвозди ручной ковки, оконная слюда, кирпичи для отделки «чела» печи, украшенные клеймами и знаком мастера (буква «Н»), и многое другое.