Текст книги "Мужские игры"

Автор книги: Семен Данилюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Так что со мной?

– С тобой? Полагаю все-таки с камнем на сердце, что придется нам расстаться. На повышение пойдешь – операционисткой в филиал. Да и ставки такой – секретарь – у меня больше нет.

Девушка обозленно сжала в ярко-красную полосу пухлые свои губки.

– Так найдите.

– Мама твоя мне на дню по два раза насчет твоего перехода звонит. Так что если не послушаюсь, головы обоим поотрывает.

– Замучается. И вообще, чья жизнь – моя или?..

– Твоя. Вот и надо ее разумно строить. Ну, будь умницей!

Во взгляде Яны появился блеск.

– А надоело. И хватит со мной сюсюкать! Хочу быть с ва... с тобой! – Теперь она не отводила глаза, как обычно, а, напротив, единожды решившись, вызывающе смотрела в лицо, напружинившись и нарочито изогнувшись так, чтобы было видно пышное, готовое, казалось, разорвать стягивающую одежду девичье тело. Лет через пять чрезмерные эти формы начнут расплываться, нависать складками на животе. Но сейчас перед Забелиным выставлялась напоказ юная женская фигура, которую Макс, несомненно, закольцевал бы как сексапил номер раз.

– Яна, Яна! Что ты себе напридумывала? Остынь, девочка. Сколько на тебя парней зарятся. Один Юра Клыня чего стоит. А уж перспективен! Помяни слово, начальником управления станет, не меньше.

– Этот лопоухий-то! Пока до "бабок" стоящих доберется, оплешивеет. Одно и знает, что замуж уговаривает, придурок.

– Почему ж, если замуж, так придурок? – поразился неведомой ему до сих пор женской логике Забелин. – Выходит, если б я...

– Да ничего не выходит! Такие, как вы, не уговаривают. Такого самого обхаживать надо.

"Что я и делаю", – показала она всем своим видом.

– Юра очень, очень хороший специалист. Потом, исключительно порядочен.

При последнем аргументе личико Яны непроизвольно сложилось в презрительную гримаску, и, понимая, что реакция эта не в ее пользу, она произнесла раздраженно:

– Плох тем, что не хорош.

– Но любит!

– Да пошел он со своей любовью... Господи, ну что ты меня, боишься, что ли? – Она заметила его брошенный на дверь взгляд. – Ну, прикипела я к тебе. Ведь не жениться прошу. Вообще ничего не требую. Разве что внимания. Или не хороша?

"А может, и в самом деле? Да и какого черта. В конце концов, с работы ее уберу, сниму квартиру. А по любви, не по любви – кому все это сейчас нужно?"

Он попытался вызвать в памяти спасительный образ своей старой доброй знакомой – Яниной мамы, маленькой нервной женщины, трогательно беспокоящейся при встречах, не обижают ли там ее кукушонка. Увы, образ выдался тусклым и при виде выпирающей из одежды девушки быстро бледнеющим.

– Мне уж вот-вот двадцать, – по-своему оценила его колебания Яна. Придвинувшись, она поймала его руку и, поглаживая, горячо зашептала. – Вы не полюбите, так другого... другой найдется. Еще как намекают. Да Баландин тот же. По банку пройти невозможно, чтоб в углу не зажал. Уговаривает к нему перейти. Чего только не сулит.("Вот ведь гаденыш", – Забелин незлобливо припомнил их последний разговор перед Правлением). Но я не современная, однолюбка какая-то. Хотя, если оттолкнете, не знаю, на что решусь. И вообще – "Чем так жить, лучше утопиться". Каштанка.

– Чем же тебе твоя жизнь-то не в кайф? – искренне удивился Забелин. – Учишься в престижном ВУЗе, на работе перспективы, дома в холе-заботе. Всё есть.

– Да что "всё"?! Ото всех одно и то же. Клыня, дурачок: "Все есть". Родители долдонят. Теперь вы туда же. А что есть-то? Трехкомнатная квартира без своего угла. Потому что предки прутся ко мне в комнату, когда ни попадя? Дача полугнилая? "Фольксваген" этот подержанный, – то ли отец на нем ездит, то ли тот на нем!

– И что для тебя "всё"?

– Всё – это всё! – объявила Яна – непререкаемо. – Это когда вечером выбираешь, где ночевать: в пентхаузе или в коттедже; и, когда хочешь куда ехать, то шофер распахивает перед тобой "Биммер" или "Мерин". И, если отдыхать, так выбирать меж Багамами и Бали, а не в этот гребаный Египет за триста долларов. И если идешь в фирменный магазин, то чтоб не на витрины глазеть... Да чего спрашиваете? Сами-то как раз знаете, что это такое.

– Что-то, конечно, я могу себе позволить. Хотя яхта, например, или собственный самолетик не по карману. А значит, для многих я – босяк. Всегда можно желать большего. Вопрос не в сумме, а в том, какой ценой получаешь то, что имеешь. Состояние надо заслужить, выстрадать, если хочешь. Тогда будешь чувствовать себя достойно. А если так просто – как град сверху...Я знаю многих, кто готов повеситься от тоски среди богатства, – желая свернуть разговор со стремной эротической тропы, Забелин вернулся к привычному, дружески-снисходительному тону. – Яночка, солнышко, послушай доброго совета, – не торопись получить все сразу. Нечем будет потом занять время. А времени в твоей жизни впереди – вагон.

Он попытался осторожно высвободить ладонь, которую она непрерывно оглаживала пальчиком.

– Да от тебя-то мне ничего не надо. Только чтоб вместе! – простонала Яна. Она вновь схватила его руку и, опять подражая кому-то, быстро прижала к своей щеке.

– Не отпущу больше. Моё.

В тот же миг Забелин и Яна отпрянули друг от друга и с тревожным раздражением повернулись к неспешно затянувшей свою скрипучую гамму двери.

В увеличивающемся пространстве появилась щуплая фигурка с взъерошенными волосами над бледным личиком, с облупленным, будто пересохший лук-порей, носом. В облегающих узенькие бедрышки влажных от снега джинсиках она напоминала чахлый тюльпанчик, облепленный смокшимся целлофаном.

– Слушай, я предупреждала! Чего, самая шустрая? Подождать не можешь? – обрушилась на заглянувшую Яна.

– Я давно жду, – игнорируя секретаршу, девушка обратилась к Забелину.

– Что у вас?

– Я Юля.

– А я Яна. И что дальше?! – угрожающе отреагировала секретарша. Она подошла вплотную и теперь возвышалась над маленькой Юлей, как горячащаяся статная кобыла рядом с невзрачным пони.

Но, странное дело, от невыгодного соседства этого представившаяся Юлей не испытывала ни малейшего дискомфорта.

– Я Юля Лагацкая.

И при виде напрягшегося Забелина добавила удивленно:

– Владимир Викторович предупредил, что меня будут ждать.

– То есть вы от Второва?!

– Ну да. – девушка обозначила намекающий кивок в сторону секретарши.

– Вы свободны, Яна, – получилось нарочито официально, и Забелин добавил: – В понедельник, как и все, приступите к работе.

Лицо Яны вспыхнуло торжеством, и, прежде чем выйти, она, поймав его взгляд, томно, значительно, опять кому-то подражая, прикрыла свои вздыбленные тушью ресницы.

"О Боже", – чуткий на фальшь Забелин почувствовал себя отцом Сергием, избавившимся от искушения.

– Итак, – он указал на овальный стол, – я Забелин Алексей Павлович. Вы – Лагац...

– Лагацкая Юля.

– Да. И чем могу?

Неожиданно на лице посетительницы проступило мягкое, лучиком солнца меж плотных туч, лукавство.

– Скорее я должна мочь. Ведь это вы меня ждете.

– Это я слышал. Боюсь, тут недоразумение. У нас действительно с Владимиром Викторовичем был э... некоторый разговор. Но, должно быть, мы не совсем поняли друг друга... Вы где учитесь?

Он смешался под ее внимательным взглядом. Где-то там в глубине себя она явно веселилась. Лицо, впрочем, оставалось замкнутым.

– То есть раз уж рекомендация Владимира Викторовича, я, конечно, пораскину в смысле трудоустройства. Но мне нужен был – да и теперь, собственно, – такой, знаете, матерый профи.

– Я так и поняла.

– Ну вот видите. – Забелин облегченно поднялся.

– Так когда начнем?

– Понимаете, девушка, у нас очень жесткий бюджет. – Забелин проклинал неловкое положение, в которое загнал его шеф, и непонятливость визитерши. – Секретарша уже есть.

– Я видела.

Он уловил иронию и обозлился:

– Словом, как только, так сразу.

– Дело в том, что не хотелось бы оттягивать. У меня есть хорошее предложение, но Владимир Викторович просил помочь здесь.

– Помочь, – туповато повторил Забелин, разглядывая ее расцарапанную руку. "Может, и цыпки есть".

– Котенок, – проследила за его взглядом Юля. – Забрался под диван. Мяукает со страха. Вот... вытаскивала.

– Ну да. А вам, простите...

– Двадцать три. Но фондовым рынком занимаюсь четыре года. Между прочим, когда я писала сценарий приватизации СНК, то и вовсе был двадцать один...

– Сценарий чего?! – Забелин, осторожно взяв ее за щуплые плечики, вновь усадил на диван, усевшись рядом. – То есть вы хотите сказать, что разработали программу...

– Не я одна, конечно. Но концепцию – да. Это мое.

В продолжение всей этой удивительной встречи Забелин чувствовал себя неуютно, но теперь он оказался в каком-то вовсе иллюзорном положении.

Даже среди прочих предельно коррумпированных, "прихватизационных", как их называли, процессов продажа за бесценок крупнейшей нефтяной компании прогремела как образец максимально наглого и в то же время элегантного обкрадывания государства. Определить оптимальные условия конкурса было поручено инициатору – Онлиевскому. Среди задач, поставленных им перед разработчиками, значились две ключевые. Прежде всего, само собой, взять по дешевке и сделать при этом так, чтоб никто из конкурентов, даже предлагающих гораздо большие деньги, не мог выиграть у АИСТа и чтоб все это оказалось абсолютно законно.

Разработчики пошли дальше. Они придумали, как на этом можно еще и заработать. Поэтому самым писком оказалось включение в условия конкурса положения о том, что победитель обязан внести в компанию технологическую установку по производству крекинга. То есть то оборудование, которым единственно обладал АИСТ и как раз не знал, как бы от него избавиться. А уж после того, как хлам этот был оценен в пятнадцать миллионов долларов, непонятно было, чему больше следовало изумляться – изворотливости тех, кто изобрел такие условия, или бесстрашию тех, кто их подписал.

И вот теперь подле Забелина сидела щуплая девчушка с прыщавым, плохо припудренным носиком и, непрерывно оправляя коротковатый джемперок, стеснительно признавалась, что все это сотворила она.

– Что ж вас Онлиевский-то отпустил?

– Сама ушла.

– Почему?

– Это важно? Впрочем, если хотите... АИСТ, завладев компанией, начал массовые увольнения.

– Ну и что?

– Этого не надо было делать. Я подготовила записку. Экономически сокращений можно было избежать. Чуть сложнее, правда... Меня не приняли.

– Не понимаю. Вы – аналитик. Вы свою работу сделали. При чем тут сокращения?

– Не по-божески это было.

– Однако оригинально. А то, что государство за счет ваших хитрушек потеряло несколько сот миллионов, – это по-божески?

– Да, вы правы: это тяготит. Но это иное. Не мы, так другие бы. Конкретные люди в правительстве ждали, кто им больше заплатит, чтоб обокрасть государство. Онлиевский больше украл, потому что больше заплатил. Но потом он начал обижать беззащитных. И значит, поступил против правды.

– Несколько причудливо, но канва понятна. – С таким неприкрытым ханжеством Забелин давно не сталкивался. – То есть вы идейный, так сказать, борец за правду на приватизационном фронте?

– Нет. Я работаю за деньги. И работа моя должна хорошо оплачиваться.

– Хорошо – это сколько?

– Много. Сейчас мне нужно сто двадцать тысяч долларов. Расчет, само собой, по результату.

– Почему именно?.. – Забелин поразился и астрономической сумме, и ее точности. – На коттеджик?

– Мне надо. Владимир Викторович сказал, что вы согласитесь.

– Силен он говорить. Юля, а вы замужем?

– Здесь все обо мне. – Нахмурившись, она вытащила из сумки и протянула дискету. – Вы ж все равно проверять будете. Так жду звонка?

– Вот что. Вы ведь к центру? – Что-то самое важное в странной посетительнице оставалось непонятым. – Подождите немного в приемной. Я вас подброшу. Заодно и поговорим поподробней.

– Надеюсь, это нужно для дела. – Было заметно, что вопрос о замужестве ее встревожил.

– Исключительно для дела.

"Кому ж ты для другого-то нужна?" – опасаясь быть пойманным на этой мысли, Забелин кисло улыбнулся.

После ее ухода он, поласкав пальцами полустертые кнопки электронного блокнота, извлек-таки старый, подзабытый файл и, не отрываясь от него, набрал телефонный номер.

– Налоговая полиция России, – ответил задеревеневший женский голос.

– С полковником Осиповым можно соединиться?.. Скажите – Забелин.

Через некоторое время послышалось осторожно-удивленное:

– Какие люди! – И – без паузы: – У меня тут совещание.

– Тогда о главном. – Старый опер задал тональность, и надо было под нее подстроиться. – Нужна помощь – хочу своего человечка внедрить в один НИИ под крышей налоговой инспекции.

– Какой там у нас счет был, два-ноль в мою пользу? – припомнил полковник.

– Вроде так.

– Ладно, как не порадеть родному человечку? Будет три-ноль.

– Нет проблем. – Повесив трубку, Забелин сделал пометку: в понедельник придется добавить к двум тысячам долларов на счете полковничьей жены еще одну.

Раздался телефонный звонок, и одновременно без стука вошел Дерясин.

– Стар! – закричала трубка голосом Макса. – Я по тебе соскучился.

– Как добрался? – Забелин постарался показать, что он не один. Но, как обычно, это не подействовало.

– Старый, не поверишь! В час ночи приполз. Провожал Наташку. Какой же она осталась чистой. Мы с тобой просто-таки жизнью искрошены. А она – удивительная. Будто и не было всего этого.

– Макс, я не один. – Он остановил сделавшего движение к двери Дерясина.

– Слушай, мы с ней на тротуаре, на заблеванном тротуаре "сухаря" на двоих раздавили.

– Максик!

– Погоди! Только представь! Ты поразишься, но она все еще верит в добро. Жить здесь – и верить! Фантастика! Но не хочет простить. Может, ты порадеешь? Да, поздравь, я теперь зам Мельгунова и начальник управления ценных бумаг института. Дослужился до степеней известных. Думаю, управление в департамент переименовать. Солидней. Теперь насчет вашей стычки...

– Макс! Заткнись же, наконец! Мне как раз надо с тобой увидеться. В теннис еще не разучился стучать?

– Мальчишка! Да я тебя одной левой! – Флоровский был левша.

– Тогда через два часа в теннисном клубе ЦСКА на Ленинградском. До встречи!.. – Забелин положил трубку. -Что, Андрюш?

– Вы что, Янку берете?

– Не выгонять же.

– Воля Ваша. Просто Клыня теперь просится. Вы ж знаете, втюрился он в эту кошку.

– И что думаешь?

– Он-то в теме. Обузой не станет.

– Тогда скажи – пусть подключается к Жуковичу.

Дерясин пожал костистым плечом, как делал всегда, когда что-то оставалось для него не до конца понятым. В последнее время был он мрачноват.

– Что, непривычно без дружка? – догадался Забелин. – А ты женись наконец. И времени хандрить не останется.

– И вы туда же, – пробурчал Андрей.

– С Рублевым на днях виделся на фуршете. Спросил о вас с дочкой. Говорит, сам жду не дождусь. Кстати, неудобно всё его спросить. Почему Инна носит материнскую фамилию?

– Так они с Иван Васильичем разбежались, еще когда Инка не родилась. Ну, та как бы со злости Инку на свою фамилию и записала. Вы, кстати, Алексей Павлович, не проговоритесь в банке. Она, дуреха, ото всех скрывает. Хочет, чтоб вроде как без отца добиться.

– Ладно, ладно. Не самый большой болтун. Так до свадьбы-то доживу?

– Куда ж деваться... Да, там у вас в предбаннике какая-то плохушка дожидается, – припомнил Дерясин, выходя.

Подзабывший о Юле Забелин, хмыкнув, поднялся. Пора было выезжать.

В приемной над Яниным столиком навис и что-то интригующе шептал в ушко Жукович. Шептал явно непристойности, потому что на раскрасневшемся Янином лице установилось выражение веселой сконфуженности.

При виде шефа Яна поспешно поднялась и выжидательно застыла.

– До понедельника, – коротко попрощался Забелин, пропуская вперед заждавшуюся Лагацкую.

– Так вот насчет Екатерины Второй... – Жукович замолчал, внимательно посмотрел на помертвевшую Яну и, понимающе скривившись, удалился.

В баре теннисного клуба ЦСКА было прохладно, звучала неспешная мелодия, потягивали соки остывающие после горячего душа игроки. Внезапно тихая эта гармония была нарушена – из коридора донеслись быстрые шаги, и в сопровождении растерянного администратора в бар прямо в мокром пальто ввалился взъерошенный Флоровский.

– Ну и паскудная у вас, доложу, погодка. – Он неодобрительно оглядел посетителей бара, не обеспечивших надлежащий климат, разглядел поднявшего в углу руку Забелина, нашел глазами барменшу: – Соточку "Камю", лапуся.

– Не круто ли перед игрой? – удивился Забелин.

– А ничего, чуток адреналина впрысну. Заодно и шансы уравняем. Ты хоть ракетку-то за эти годы держать научился, мальчишка?

Стало, увы, ясно, что адреналиновая подпитка началась задолго до того.

– Что в институте?

– В институте как раз хай-класс! Старперов наших повидал. Постарели без нас, это что-то. Но не изменились – лопочут о науке, о социальной справедливости, черт знает про что. И что поразительно – продолжают работать, черти! Для них это теперь, я так понял, вроде наркоты. Успел, к слову, темки просмотреть. Ты не поверишь, Стар, но не соврал Мельгунов. Таких парочка разработок на подходе – просто, я тебе доложу, прорыв. Правда, с год как застыли. Мельгунов, бедолага, извелся. Может, оттого и на тебя полкана спустил. Финансово-то – полная жопа... Ах ты, солнышко, – растекся обаянием Макс при виде подошедшей с бокалом барменши. – Просто умаслила. Может, присядешь?

– Не положено. – Барменша быстро отошла.

– Максик, здесь приличное место. И заигрывать с персоналом не принято. – Забелин успокоительно кивнул сидевшему невдалеке главному администратору. – К тому ж ты, как я слышал, Натальей полон.

– А, Наташка! Послала она меня без затей.

– Так вроде говорил – " вся из себя воздушная", "сухаря" на двоих"?..

– Вчера "сухаря". А сегодня по зрелом размышлении послала. Подкатился я к ней насчет ресторации. Не прошло. Хватит, говорит, отгулялись. Да и права! За эти годы и сына одна вырастила. – Одна?

– Одна, – жестко отрубил Максим. – Это поверь мне. Старик Макс в таких делах не ошибается. Есть еще, как выясняется, женщины в русских селеньях. Но, увы, – богатыри – не мы! Э, правду глаголят, что нет у человека злейшего врага, чем он сам. Так что удел мой теперь сиротский. Предлагаю по этому скорбному случаю бабцами какими-никакими аварийными на двоих утешиться.

– Ты с чем приехал, Макс?

– Тебя ободрать.

– Я не о том. Для чего в институт пошел? Ведь не собирался.

– Пожалуй, и не собирался. А теперь хочу попытать, нельзя ли вытянуть? Говорил же, обрыдло под себя тянуть. Дело-то и впрямь святое.

– Куда как святое. Благодетелем погарцевать. Опять же перед Наташенькой хвоста распустить, – Забелин добился того, чего хотел, – задел его за живое. – Фейерверки устраивать – это твое авторское право. Но ты хоть представляешь на минуточку, что это такое – вытащить оборонный институт из финансовой ямы? Это не бумажки на бирже фиксировать. У тебя есть программа, план хотя бы?

– Мы люди стихийные. Но мощных стихий!

– Окстись, не перед Мельгуновым выступаешь. Знаешь, какие деньги нужны, чтоб институт поднять?

– Ну...

– И что, впрямь столько под себя подгреб, что готов лишними десятком миллионов рискнуть?

– Десятком?

– Это как карта ляжет. А то и двумя. Выйдем-ка в холл. – Забелин поднялся. Да и кстати – судя по заблуждавшим глазам Макс как раз собирался повторить. – Вот что, Максим, – Забелин убедился, что рядом никого нет, – люди мы свои, так что темнить не буду. Намерен я институт наш для "Возрождения" прикупить. Финансирование банк обеспечивает. Приглашаю в команду.

– Выходит, не зря Игнатьич на тебя взъелся. Почуял волчару, – Макс уличающе скривился. – Лихи, как погляжу, вы, нынешние. Об институте, как о дыне, купил – продал.

– Не дыня. Но товар. Ты что, болезный, и впрямь полагаешь, что будет он себе и дальше стоять посреди Москвы, весь в масле и фольгой оптико-волоконной упакованный и для всего прочего мира недоступный? Не мы, так другие скупят. А не скупят, так обанкротят. И еще дешевле заберут. Я потому на это пошел, что банк наш как раз к поддержке информационных технологий обратился. И институту мощная рука ой как нужна. Все срослось, понимаешь? Деньги от аренды на финансирование научных тем пустим. А уж как "доведем" технологии, тогда потихоньку к главному – начнем торговать ими. Тут уж тебе карты в руки. Ну, и на поглощении, само собой, заработаем – на скупку контрольного пакета выделено восемь миллионов. Что сэкономим – ты в доле.

– Так ведь Юрий Игнатьевич!

– Юрий Игнатьевич твой!.. Наш. Великого гения ученый. Штучный человек. Но не безразмерный. Рыночник, например, из него никакой. Такого за эти годы наработал – хорошо еще, если мой план реализовать удастся. А альтернатива – прилетит какой-нибудь АИСТ, – слушал о такой хищной птице? – склюет все лакомое, да и повыкидывает стариков наших со всеми их прожектами.

– Ты что ж, предлагаешь против Мельгунова выступить?

– Да ни боже мой. Просто на сегодня мы с тобой мельгуновскую выгоду лучше его самого понимаем. Главное, придумать комбинацию, чтоб никто в институте, кроме нас с тобой, не знал, что за скупкой этой банк наш стоит. Для этого выпятим тебя, как ты и любишь, спасителем и благодетелем. Банковские деньги выведем сначала на Запад, а оттуда запустим в институт как твои. Запутаем источник. Хочет Юрий Игнатьевич иметь западные деньги – пусть имеет. А за тобой контроль за их целевым использованием, ну, и за институтом в целом. А уж когда завершим поглощение, тогда вместе к Юрию Игнатьевичу в ноги бухнемся. Не дурак же он – поймет расклад. Главное – договориться, что бежим вместе. А о технике не беспокойся.

– Сказала сова мышам.

– То есть?

– Анекдотец такой есть. Мыши пришли к сове за советом, как навсегда спастись от кошек.

"Превратитесь в собак", – посоветовала сова. – А как это? – Ну, чего вы пустяками отвлекаете? Как, как. Главное – направление задано. – Максим помолчал, ожидая реакции более острой, чем чахлый смешок приятеля.

– Имей в виду, Алёха. Если что плохое задумал, старика я при всех вариантах не сдам.

– И за кого ж вы меня все держите-то? – обозлился Забелин.

– М-да, интересные штучки играет буржуазия. – Максим сделался задумчивым. – Как это мы сможем скупить мельгуновский институт в интересах Мельгунова, против воли его, да еще так, чтоб сам он и не догадался? Шарада! Пойду-ка я еще сотняшкой "Камю" подзаправлюсь. – Он отвел удерживающую руку. – Потому что поразмыслить требуется.

– Алексей Павлович! – послышался от двери голос администратора. – Ваш зал освободился.

– Ну что ж, к барьеру. Подождет твоя сотняшка.

– Давненько не брал я в руки шашек. – Максим, весь еще во власти состоявшегося разговора, деланно бодро потер руки.

Но видно, сыграть сегодня была не судьба. Едва начали они переодеваться, как в зал вбежал растерянный директор комплекса в сопровождении двух громил.

– Алексей Палыч, родной, пощадите! – еще в движении запричитал он. – Придется уступить зал. Онлиевский внезапно приехал. Ну прямо хоть плачь. И резервных нет.

– А мы-то при чем? – Максим недоброжелательно посмотрел на переминающихся сопровождающих. – Онлиевский, фигевский. И то уж десять минут нашего времени заиграли.

– Товарищ... или не наш? – поразился директор.

– Американский товарищ.

– Очень приятно. – Директор поспешно смастерил некое подобие удовольствия. На полномасштабную улыбку времени явно не хватало. Что и подтвердили топтавшиеся в нетерпеливом недоумении охранники:

– Вы чего, мужики, не понятно, что ли? Вам же сказано...

– Да ты-то еще что за сопля?! – прежде чем успел отреагировать насупившийся Забелин, взвился Макс.

От невиданных этих слов квадратная двухметровая "сопля" скосился на зеркало. И начал пунцоветь.

– Ждите! Освободим! – тем голосом, какому привыкли повиноваться охранники, произнес Забелин.

– Да чтоб я каждому!.. – капитулировать Максим не собирался.

– Освободим! – жестко, перехватив по пути рванувшегося вперед друга, повторил Забелин. – А пока побудьте за дверью.

– Так босс!..

– Босс пусть заходит. Скажите ему, что здесь Забелин, вице-президент "Возрождения". Он знает.

Едва убежденные последним аргументом, телохранители в сопровождении крутящегося меж ними директора неохотно двинулись к выходу.

– Ты чего это стелешься?! – не дожидаясь их ухода, выдернул руку Макс. – Рупь за доллар – мы б их вдвоем положили. Чтоб меня в Америке кто-то выставил! Да по мне хоть...

– Остынь чуток. Здесь все-таки немножко не Америка. Иль и впрямь никогда фамилию Онлиевского не слышал?

– У вас тут за эти годы столько дерьма развелось.

– Врешь – знаешь. АИСТ не можешь не знать, значит, и владельца помнишь. Кличка у него – Черный аист. Потому что не младенцев – черные метки разносит. Они втроем начинали. Двоих через пару лет подстрелили при невыясненных. А он вот выжил.

– В смысле их со света. Слышал я душещипательную эту историю.

Дверь зала распахнулась, и в нее вошел грузнеющий большеносый, с глазами навыкате человек. Из длиннющих теннисных трусов его выглядывали неожиданно тонкие безволосые ноги. В некотором отдалении с двумя ракетками под мышкой двигался высокий, подвижный, несмотря на возраст, мужчина – начальник охраны Онлиевского, в прошлом один из руководителей КГБ СССР. Замыкал процессию официант с каталкой, уставленной соками и с лежащими сверху двумя мобильными телефонами.

– Интересно, в сортир он тоже под охраной ходит? – пробурчал Макс.

– Только прошу, не хами. Помни, что уехал ты из коммунистической земли, а вернулся в олигархическую. Так что, если не хочешь проблем, блюди себя.

– Да пошло оно! Не для того возвращался, чтоб каждой раздувшейся кубышке кланяться. Боссяги. – Принявшийся одеваться Максим никак не мог справиться с пуговицей на рубахе.

– Ба, Алексей Павлович! – признал с удивлением, будто никто ему ничего не докладывал, Онлиевский. – Так это я вас невольно?.. Вы уж извините. Выкроился часик до думского комитета.

– Ради бога. – Излучая удовольствие от встречи, Забелин пожал протянутую руку.

– Специально подъехали зальчик для вас придержать. Вот только прибраться не успели, – встрял Максим.

– Мой товарищ, – представил смущеннный Забелин. – Только что из Штатов.

– Товарищ из Штатов – это недурно. Все равно как господин из ЦК КПСС. Так, может, пару сгоняем, а, товарищ? Нас ведь тоже двое.

– Да что-то настроение пропало, товарищ! Алеха, я тебя в баре подожду. Хлебну пока коньячишки.

– От моих предложений не отказываются, – нахмурился Онлиевский.

– В самом деле? А что я тогда делаю? – Уже от двери Максим подмигнул оставшимся.

– Заносчивый мальчик. Трудно ему будет, – недобро спрогнозировал Онлиевский.

– Освоится. Ну, не буду мешать, – Забелин потянулся к сумке. – Почему же мешать? Напротив. Раз уж представился случай. Присядем?

Онлиевский еще не закончил фразы, а два плетеных кресла диковинным образом оказались тут же, на изготовку.

– Слышал, вы с Второвым разбежались? – лениво похвастался информированностью Онлиевский.

– Не то чтоб совсем.

– Все-таки Второв ортодокс. – Не меняя позы и не поворачивая головы, он сделал жест в сторону ананасового сока и следующую фразу произносил уже со стаканчиком в руке. – Нет в нем истинного чутья. Ведь с чего он отстраиваться начал? Банкиров подбирать. А я?.. Первым делом разогнанные ГБ и разведку подтянул. Вторым движением – телевидение под себя подмял. Зато где теперь он и где я? Пока вы всем своим могучим банком цифирки, портя глаза, пересчитываете, я эти цифры одним министерским росчерком создаю. И недалек! Предлагали же ему в приватизации Первого канала поучаствовать. Так нет, он, видите ли, банкир, а не шелкопер. Вот зато теперь его самого по всем каналам и мочат. К тому же и просить не умеет – все норовит лапой загрести. Сунулся пару раз к дележу – ну и получил по сусалам. И никогда, никогда Второву вашему с его больным самолюбием до меня не допрыгнуть. Потому как он деньги из денег делает, а я – из информации. Кто держит информацию – держит мир. Похоже, и до него дошло наконец, ан поздно.

Забелин быстро нагнулся, потянувшись за соком, – настолько близко прошелся Онлиевский по последнему их с Второвым разговору – будто подслушал.

– Чем займешься теперь? – Онлиевский словно и не заметил произведенного впечатления.

– Есть у меня компания. Попробую площадки какие-нибудь скупить. Может, институтик какой.

При информированности Онлиевского врать напропалую было бы рискованно.

– И чем занимается этот твой институтик? – Онлиевский незаметным для собеседника жестом подключил к разговору приблизившегося начальника охраны.

– Понятия не имею, – убедительно соврал Забелин. – Мне главное – метры, квадраты. Что попонятней. Скупил акции, продал площади. Разницу – в карман.

– И это грамотный рыночный подход. Без всяких там заумных второвских материй, – к облегчению Забелина, одобрил Онлиевский. – Только если все так просто, зачем тебе Лагацкая-то понадобилась?

– Лагацкая? А! Это Юля, кажется?.. Да, рекомендовали. А что, действительно ценность представляет?

– Да как тебе сказать? Помнишь, может, из русской истории: князь, которому построили редкой красоты храм, ослепил зодчего.

– Чтоб больше никому не строил.

– Вот именно. Так вот жаль иногда, что не князь.

От шутки его Забелину сделалось зябко.

Официант, в отдалении отвечавший на беспрерывные звонки, подошел с трубкой в руке к начальнику охраны.

– Там вице-мэр, – доложил тот.

– Пусть подождет. – Онлиевский поднялся, потянулся, пару раз энергично присел, разминая хрустнувшие колени. – Впрочем, площади и мне нужны. Так что имей в виду – если Второву не подойдет, я – первый покупатель. А то обижусь. М-да, разбрасывается Второв кадрами, – вернулся Онлиевский к прежней мысли. – Добром не кончит. Помяни мое слово: зарвется и рухнет.

– Упасть любой может, – после того, как Онлиевский вдруг перешел на "ты", Забелин балансировал фразами так, чтоб обходиться без личных местоимений.

– Упасть – да. А вот чтоб рухнуть... Даже если у меня сейчас все отнимут, заново поднимусь. А почему? Многовековой опыт предков – они наживали, у них отнимали. Генная привычка.

– Второв тоже не из слабаков.

– Да? А кто его на настоящий-то излом пробовал?.. А тебя, если что, подберу. Ты, как погляжу, – верный.

Чуть заторможенно кивнув, Забелин вышел из зала.

– Интересный парень, – оценил начальник охраны.

– Ты журнал "Хочу все знать" помнишь? – Онлиевский перевернул руку, давая возможность вложить в нее трубку. – Очень продвинутый был журнальчик. Полезный... Слушаю, дорогой!

Понятливо кивнув, начальник охраны сделал запись в блокноте.

– А где мой?.. – Забелин обвел глазами опустевший бар.

– Минут с десять как укатил, – ответила барменша. – Вылакал... простите, выпил в присест два по сто пятьдесят и заказал такси. До этого меня пытался заказать. Вам просил передать, что поехал по казино. Найти бы его, а то что-то завелся мужик. А судя по всему...