Текст книги "Библиотечка журнала «Советская милиция» 4(34), 1985"

Автор книги: Семен Курило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– А этот Граф с Игорем встречается?

– Втроем они ходят. Боюсь я, беду чую.

– А где же хлопец?

– В магазин послала.

БЕГСТВО

Насвистывая мотив веселой песенки, Игорь влетел в комнату и враз осекся. Появление гостя явно смутило его. Он растерянно смотрел то на него, то на мать.

– Что стоишь у порога, проходи, будь, как дома, – улыбнулся Колесников. – Ехал мимо и решил проведать. Как житье-бытье, Игорек? Как учишься, слушаешься маму?

Подросток никак не мог взять себя в руки. И хотя разговор шел на отвлеченные темы, чувствовалось, что он все время ждет и другого вопроса.

– Скажи, только честно, кто такой Граф, откуда он и что тебя с ним связывает?

– Он из райцентра. Федор, а фамилию не знаю. Познакомились с ним летом.

– А этот Федор носит золотой перстень с инициалами «ФС»?

– Да. А вы его знаете?

– Знаем. Это Федор Стешко. Был Бесом, теперь «перекрестил» себя. Недавно освободился, якобы работу подбирает. Да видно, за старое взялся. Шикарный парень.

– Угу. Шмотки у него отличные. Джинсы, пиджачок.

– Красивый.

– Еще бы. Темно-серый в синюю клетку…

– Стоп-стоп… – прервал Стрельченко участковый. – В синюю клеточку, говоришь…

Попрощавшись с хозяйкой и Игорем и попросив о беседе никому не рассказывать, Колесников поспешил к себе. Он вспомнил, что клок материи, найденный у гастронома, по цвету был как раз серым и клетчатым. Значит, надо срочно звонить в райотдел. Не дожидаясь Сибирцева, заторопился к телефону…

Вернувшийся из дальней поездки Александров молча разглядывал доставленного. Так и есть, вон на левом рукаве его пиджака небрежно заштопанная дыра. Виктор достал из ящика кусок ткани, точнее вещественное доказательство, приложил к рукаву. Граф, поначалу пытавшийся возмутиться, сразу сник.

– Вот так, Стешко. – После паузы спросил: – Что помешало взять водку?

– Раздумал красть, предчувствовал, что возьмете, – съязвил тот. – И как в воду глядел. А попытка, гражданин начальник, не преступление. Законы я знаю.

– Мало, Стешко, знать законы. Их надо соблюдать. А ты с ними не в ладах. С кем лазил в сарай?

– Да с тремя паршивцами. Они меня на это и подбили.

– Разберемся, а сейчас поедем к тебе, обыск сделаем.

– Зачем? – насторожился тот. – Ведь ни одной бутылочки не тронули.

– Затем, что слишком хорошо тебя знаем.

Съездили не зря. После недолгих поисков обнаружили транзистор и часы-будильник.

– Как объяснить? – спросил оперуполномоченный.

– Бес попутал, – кисло отшутился Стешко.

– С кем грабил?

– Да с этим, меньшим чертенком. Шел по улице, а он привязался: подсади, да подсади в окно. Уважил, подсадил на свою голову.

На следующий день привезли Стрельченко. Виктор поставил перед ним найденные предметы.

– Знакомы?

– Да, – выдохнул он упавшим голосом…

Пока шло разбирательство, позвонили из Долиновки: сбежал Клязьмин.

Внезапное это исчезновение вызвало у Колесникова уверенность. Оно связано с задержанием Игоря. Значит, очень серьезные дела они натворили. Может быть, и на ферме были в тот зимний вечер, да столкнулись со сторожем? Он связался с Александровым, высказал свои подозрения.

– Логично, – согласился розыскник. – Вполне может быть. Возьмите понятых и посмотрите обувь подростка. Сравним их с теми слепочками. Чем черт не шутит.

ЗАПОЗДАЛОЕ РАСКАЯНИЕ

Яловые сапоги Клязьмина, вернее рисунок подошвы полностью совпал с отпечатками, обнаруженными у свинарника.

Показали их Стрельченко. Тот в страхе уставился на такую знакомую пару.

– Я не виноват! – вдруг крикнул он, – я испугался и убежал.

– С кем был на ферме?

– С Клязьминым и Бондарем.

– Зачем?

– Хотели покататься на лошадях.

– Расскажи, как все произошло?

– В тот вечер была метель, – запинаясь, начал Игорь. – Мы выпили, и Колька предложил пойти, взять лошадей и покататься, как прошлой осенью. Он прихватил железный прут, чтобы выломать замок. Конюшня была закрыта изнутри. Тогда мы вытащили раму в свинарнике, чтобы оттуда забраться. Но помешал сторож и тут… тут Колька ударил этим прутом по голове…

– Что еще вы натворили вместе с Графом?

– Я расскажу. Без утайки.

Слух о том, что убийство сторожа совершил известный разгильдяй, быстро облетел все село. Клязьмина задержали в райцентре.

Он отпирался больше всех. А потом, пытаясь уйти от ответа, утверждал, что преступление произошло случайно, помимо его воли.

– Ну, выпили мы тогда и на конях покататься захотели, – отрешенно, вяло давал показания. – Взяли железку так, на всякий случай… Ну, и ударили деда…

– Ударили или ударил?

– Ударил, – пробормотал подросток.

Его родители прямо-таки дежурили у милиции. Пытались прорваться к начальнику райотдела, надеясь доказать что-то. Кизименко пригласил их.

– Не могу вас утешить, – твердо сказал подполковник. – Вы пожинаете горькие плоды своего воспитания.

СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО

I

МАРШРУТ этот ему знаком давно. Восьмой год пошел, как его назначили участковым инспектором. Как сейчас помнит тот сентябрьский день, когда его пригласил к себе начальник райотдела милиции. Говорил о разном, но чувствовалось по всему – о главном будет речь впереди. Начал издалека.

– Понимаешь, Виктора Корнеевича через неделю на пенсию провожать будем. Вот и думаем, кого бы на его место? Тут не каждый справится. Нужен не просто грамотный, энергичный человек. Работа тонкая, в людях надо уметь разбираться.

И совсем неожиданно для Саранюка заключил:

– А что если тебя на этот участок?

Саранюк медлил с ответом. Должность ответственная, справится ли?

И тут же подумал о том, что неспроста повел этот разговор начальник, видно, перед тем о нем, Саранюке, думал, советовался со знающими людьми. Выходит, верят в него, а надо будет, помогут.

Вот с тех пор и служит участковым. Когда-то начинал лейтенантом, теперь капитан. За десять лет не только годами старше стал, но и богатый опыт приобрел, близко сошелся со многими жителями. Разными были эти знакомства: в одних случаях имел дело с порядочными, честными людьми, а в других – с явными нарушителями общественного порядка. С последними приходилось и мирно беседовать, и строго отчитывать, по-разному бывало.

Права Ивана Максимовича сформулированы предельно ясно и четко, а вот обязанности…

Попробуй ограничить их круг, когда каждый новый день, мгновенно порой меняющиеся ситуации диктуют свои решения. Нет, его будни не запрограммируешь циркулярами. Тут многое зависит от твердости и душевности, находчивости и дальновидности. Порой неверно вылетевшее слово может решить человеческую судьбу.

Его встретишь и на заре, когда поливальные машины освежают улицы микрорайона, и поздним вечером, у многолюдного магазина, и в глухом переулке. Для него стало правилом: прежде чем уйти домой – обязательно посмотреть места, где собирается молодежь, встретиться и поговорить с дружинниками, убедиться, что на его территории все в порядке.

Не был исключением и этот день. Обследовал закоулки, повернул на проспект Гагарина.

Все ему здесь знакомо до мелочей. На его глазах взметнул в небо свои шестнадцать этажей этот строгий красавец-дом. И липы вдоль тротуара он помогал сажать. Вот они вовсю цветут, распространяя нежный аромат. Иного обновки в квартире так не радуют, как радует его каждая клумба на ставших родными улицах.

Там, за стенами домов, на балконах – люди. У каждого своя жизнь, свои хлопоты…

Пересек тротуар – остановился.

Хотя бы эти ярко освещенные окна. Сквозь прозрачную кисею занавески угадываются три силуэта. Справа глава семьи, напротив – его жена, посередине маленькая непоседливая тень – малыш. По тому, как он оживленно жестикулирует, нетрудно догадаться: занятное что-то рассказывает.

И вспомнил капитан, как он познакомился с этой семьей.

Тогда, как и сегодня, возвращался домой. Вдруг – навстречу ему женщина, вся в слезах. В то время Иван Максимович только, как говорится, делал первые шаги на участке.

– Помогите, – кричала она. – Муж избил. Пришел пьяный, с топором гонялся. Сказал, чтобы назад домой не приходила.

– Пойдемте к вам, посмотрим.

– Вы один пойдете?

– А что ж, по-вашему, всю улицу на ноги подымать? Как звать-то его?

– Николай.

– А вас?

– Люба.

– Давно с ним живете?

– Семь месяцев. Первое время, как поженились, был человеком. А потом стал пить. Оказывается, он и до знакомства со мной водкой увлекался. Видно, к прежнему потянуло.

Лейтенант скосил взгляд на Любу, быстро шагавшую рядом.

«Беременная, – отметил он, – жить только начали, а уже такое…»

У калитки она замедлила шаг.

– Поговорите с ним сами, я боюсь, здесь лучше подожду.

– Знаете, Любовь, если уж вы ко мне обратились, то будьте добры, подчиняйтесь. Со мной, ничего не бойтесь.

Дверь оказалась запертой. Иван Максимович резко постучал. В окне показалось лицо с мутными глазами и скрылось.

– Откройте! – приказал участковый.

Щелкнул замок, и они вошли в светлую кухню. На кровати сидел мужчина и с ухмылкой глядел на гостя. Затем заметил жену.

– Защиты ищешь, – свирепо процедил он и внезапно кинулся к ней.

Резкий замах, но рука пьяного перехвачена. Дебошир, шумно сопя, стал просить извинения.

– Вот что, – сказал Иван Максимович, – говорить сейчас с ним бесполезно. Отведу-ка его в райотдел, а вас, Люба, попрошу: не убирайте в комнате, оставьте все как есть. Завтра придем сюда вместе. Пусть полюбуется, что натворил.

На следующий день с проспавшимся и протрезвевшим Николаем вернулся в дом. Хозяин понуро смотрел под ноги, отводил глаза в сторону. «Что же, – думал сотрудник милиции, – пусть помучается, ему есть над чем поразмыслить».

– Хорошее у вас жилище, – заметил он как ни в чем не бывало, – сами строили?

– Завод помог.

– Ссуду дали?

– И ссуду, и товарищи по цеху помогли. Люба тоже старалась. Она энергичная, бойкая. Когда мы поженились, выписали лес, кирпич. За два воскресника построили ребята из второго цеха. Век не забуду.

«Вон ты какой, – размышлял лейтенант, – рассуждаешь, как нормальный человек, а сам…

И вот сидят они в комнате вдвоем. Коля молчит. На полу осколки зеркала, куски темно-синего материала с ватиновой подкладкой, клочья цветастого шелка.

– Сколько ж тебе и жене трудиться понадобилось, чтобы купить все это? – с упреком спросил участковый.

Тот поднял голову, через силу выдавил:

– Водка, как выпью…

– Зачем пьешь? Совесть у тебя где? Ты же скоро отцом станешь. Жена молодая. В достатке вроде живете. Что же тебе еще нужно? Имей в виду, Любу мы в обиду не дадим, а за твой поступок тебя можно уже сейчас привлечь к уголовной ответственности.

Хозяин, стиснув зубы, уставился в окно. А когда повернул голову, встретил суровый взгляд Саранюка.

– Я бы, пожалуй, не стал с тобой возиться, – бросил лейтенант, – Любу твою вот только жалко. Ты бы знал, как она просила за тебя. Говорит, мол, случайность это, больше такого не будет. Так вот, хочу знать, что ты сам об этом думаешь?

Николай молчал, только до боли сжимал кулаки. Иван Максимович внимательно наблюдал за ним, видел, что по-настоящему переживает человек. Чувствовал офицер, именно в такие минуты нужно суметь внушить отвращение к недобрым делам, добиться перелома в сознании.

– Товарищ лейтенант, – хрипло проговорил Николай, – на этом конец, поверьте. Такого больше никогда не повторится.

– Хочется верить. Зла тебе не желаю. Оцени хотя бы то, что не составил протокол, не захотел, чтобы было возбуждено уголовное дело. Взял на себя ответственность. А теперь вот что: сейчас же наведи порядок. И обязательно попроси прощения у жены. Она тебе верит. Береги жену, чтобы потом жалеть не пришлось.

Несколько раз после того встречался с молодоженами, беседовал, радовался тому, что наладилась жизнь у них. Одним из первых поздравил их с первенцем – сыном…

Иван Максимович отвлекся от воспоминаний, свернул в ближайший переулок. На его участке давно уже царило спокойствие. И все же он оставался верен себе: лишний раз пройтись по знакомым маршрутам никогда не мешает.

Настроение было явно приподнятым. На днях получил письмо от сыновей. В армии оба служат, через год вернутся домой. Сообщили о своем решении: пойдут в милицию работать. Что же, очень хорошо, молодцы ребята, отцовской дорогой пойдут. А дело это нужное. Кое-кто об опасностях милицейской службы страсти рассказывает. Так ведь надо понимать, во имя чего идешь на риск.

Возле детского сада замедлил шаг. Оглядел ограду, недовольно поморщился: «Ремонт пора делать, что же это они все ждут указания».

Внезапно из-за угла навстречу выплыла фигура. Поравнявшись с Саранюком, незнакомец остановился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

– Не узнаешь?

Участковый весь как-то подобрался, насторожился. Тень от низко опущенного козырька фуражки не позволяла как следует рассмотреть лицо. Встречный был ниже его ростом, но шире в плечах.

Неужели Урхан? Но ведь он должен быть, в колонии. Сбежал, выходит. Саранюк невольно положил руку на кобуру. А, пожалуй, нет, это не он. У того большой шрам через всю левую щеку.

– Так что, не узнаешь?

Он делает шаг вперед:

– Руки не желаешь подать? Понимаю. Я ведь с благодарностью. Спасибо тебе, Иван Максимович.

Повернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь. Что-то в его походке, в голосе показалось очень знакомым. Чуть-чуть прихрамывает, правое плечо немного опущено. Кто же это?

Может быть, Шандула? Ну, конечно, он! Все-таки он сильно изменился.

И припомнился тот вечер, когда в его служебной комнате зазвонил телефон и он услышал в трубке истошный крик:

– У нас в квартире пьяный сосед из ружья стреляет! Шандула! Вот человек, выпьет – сатанеет, зверем становится.

Сколько раз участковый беседовал с ним, просил, предупреждал: брось пьянствовать, горе будет. И вот на тебе.

Через несколько секунд милицейский мотоцикл рванулся с места. По пути к Саранюку подсели патрульный милиционер и дружинник. Вот и нужный дом. Вбежали в подъезд. Соседняя квартира приоткрыта, оттуда выглядывают перепуганные лица.

– Он там, опять заряжает, – сказала старушка и, осмелев, вышла на площадку.

– Вперед! – решительно скомандовал Саранюк.

Резким движением открыл дверь, шагнул в коридор, прислонился к стене. Рядом встали помощники. Иван Максимович осмотрелся. Здесь уже не надо спешить. Ведь буян вооружен, и малейший промах, неосторожность может стоить жизни каждому из них. Сейчас нужно выяснить, в какой комнате он.

Из кухни выглянула женщина с заплаканным лицом.

– Я здесь с ребенком спряталась, – произнесла она, всхлипывая, – спасите меня, ради бога, от этого изверга. Не только мне, а и другим жизни из-за него нет.

– Где он? – спросил участковый.

– Да вон, в той комнате, слева.

«До чего же доводит человека пьянство, – успел подумать Иван Максимович, – семья в смертельном страхе, сам безумствует, далеко ли здесь до беды – нажмет на спусковой крючок сгоряча и все. Убить же может».

Осторожно шагнул в ту сторону, где засел пьяница. Неожиданно скрипнула половица. И сразу же раздался выстрел. С потолка хлопьями густо посыпалась штукатурка.

– Не подходи, прикончу! – донеслась из помещения угроза.

– Брось дурака валять, – как можно спокойнее проговорил участковый. – Выходи, а то всю округу всполошил.

– Не подходи! – горланил хулиган.

– Да перестань ты, – все еще пытался урезонить его Саранюк.

– Не вздумай влезть через окно – плохо будет, – предостерегающе ответил тот.

Ситуация осложнялась. Обезумевшему от спиртного может показаться, что к нему подходят с улицы, и он откроет стрельбу. А там – люди.

– Ризван, – обернулся он к милиционеру, – быстренько перекрой движение пешеходов около дома.

– Есть! – коротко бросил тот и поспешил выполнять приказание.

«Как же тебя обезоружить, чтобы ты беды не натворил?» – стал размышлять участковый, пристально глядя на дверной проем.

Он был застеклен, и это облегчало задачу. Можно разбить верхнюю часть и через образовавшееся отверстие проскочить в комнату. Но это очень рискованно. Вдруг успеет выстрелить в упор… К тому же там темно, а в коридоре свет.

Он швырнул в дверь оказавшуюся под рукой сапожную щетку, затем – ботинок. И вот уже зияет ощерившаяся осколками дыра. Надо попробовать. Иного выхода нет.

Иван Максимович взвел курок пистолета и резко кинул пустое ведро, которое с грохотом покатилось по полу, отвлекая засевшего. И сразу же бросился вперед. Звон стекла, острая боль в предплечье правой руки. Не обращая на нее внимания, метнулся туда, в угол, где в полутьме пьяный перезаряжал оружие…

И вовремя. Тот успел загнать патрон и даже вскинуть двустволку, но нажать на спуск ему не хватило какого-то мгновения. Удар, и ружье выбито из рук Шандулы. В тот же момент подоспевший дружинник и Ризван помогли его скрутить.

И лишь когда уводили задержанного, Саранюк обратил внимание на пятна крови, выступившие на рукаве.

– Ой, вы ранены! – в один голос вскрикнули жильцы, толпившиеся на лестничной площадке.

– Пустяки, – попытался улыбнуться он в ответ, – могло быть хуже…

И вот эта встреча. Что ж, видно те годы лишения свободы для старого знакомого не пропали даром. О многом, видно, передумал, многое понял. Надо будет пригласить его на беседу, помочь с устройством на работу, поддержать добрым словом, да и вообще, присмотреть на первых порах.

…В домах уже гасли огни. На фоне погрузившихся в темноту кварталов ярко переливалось огнями здание автовокзала. Все реже встречались прохожие. Взглянул на часы: за полночь. Что ж, теперь можно в райотдел, а потом и к себе.

Хотел, было, пройти мимо станции, но привычка взяла свое: шагнул к парадному входу, поднялся по ступенькам. Как непривычно тихо здесь после дневного многоголосья. Лишь редкие пассажиры дремали на массивных диванах в зале ожидания. Иван Максимович внимательно окинул взглядом сидящих.

По виду пассажира, по его одежде, даже по вещам участковый почти безошибочно определял, что за человек и куда путь держит. На этот раз никто не вызвал подозрения. Вот сидят три девушки и двое парней, они ведут о чем-то оживленный разговор. Им и позднее время нипочем. Здесь же ворох рюкзаков. Понятно: в туристский поход собрались. Что ж, походы и экскурсии нынче модны. Меняются пассажиры. После войны, он это хорошо помнит, люди переезжали из одного города в другой в поисках лучших условий жизни, тащили за собой детишек, домашний скарб. Теперь совсем иные причины заставляют брать билеты. Их увлекает в дорогу жажда побольше увидеть, узнать. Особенно любознательна молодежь. Едут на места боевой славы, интересуются памятниками старины и архитектуры, на новостройки. Светлый, чистый помыслами, беспокойный народ. Не сидится ему дома…

Капитан уже повернул к выходу, но тут его внимание привлекла девушка, одиноко сидевшая на скамье. Пригляделся пристальнее, подошел ближе. По отрешенному выражению лица, по устало сложенным рукам понял, что с девушкой происходит что-то неладное. Увидев остановившегося неподалеку сотрудника милиции, она смутилась, поспешно поднялась, чтобы уйти.

– Что грустная такая, – мягко остановил ее Саранюк, – от автобуса отстала или билет потеряла?

Она отрицательно покачала головой.

– Куда же собралась?

– Домой.

– Домой? Так поздно? – И с наигранным пониманием, лукаво: – Подругу провожала или брата?

И уже строже:

– Так поздно одной ходить негоже. Раз уж так вышло, провожу тебя. Какой адрес?

Девушка бросила на него растерянный взгляд.

– Как хотите. Живу я на Заводской улице.

Они вышли на проспект. Прохладный осенний ветер заставлял идти быстрее. Свернули на соседнюю магистраль.

– Если не секрет, как тебя зовут?

– Зина.

– Ну вот и хорошо, познакомились, значит. А меня зовут Иваном Максимовичем.

А случайная попутчица шла все медленнее, шаги ее становились все тяжелее.

– Зачем в прятки играть, скажи откровенно, что тебя заставило коротать ночь на вокзале? Случилось что-нибудь? Обидел кто?

– Что вы. Просто приехала поздно из Краснограда, вот и присела отдохнуть.

– Не доверяешь, значит. Думаешь, чужой человек, где ему понять. Напрасно.

Не успели пройти по Заводской несколько метров, как Зина остановилась.

– Пришли. Теперь мне недалеко. Большое вам спасибо за заботу. До свиданья.

– Всего хорошего.

Каблуки ее туфель звонко застучали по асфальту.

«Ишь, шустрая какая, – подумал участковый, глядя вслед удаляющемуся силуэту. – Ох, чует сердце, неспроста очутилась на станции в такую поздноту».

Холодный ветер бил в лицо. Тревожно гудя, раскачивались провода, уныло шумели редкой листвой хмурые деревья. Саранюк зябко повел плечами, ускорил шаг, обернулся, еще раз оглядел серую, слабо освещенную уличными фонарями ленту тротуара и тут же остановился. Метрах в двухстах от него виднелась тень. Новая знакомая? Получается, не пошла домой. Что же все это значит?

Иван Максимович отступил к ближнему подъезду. Зина (а это была она) медленно приближалась. Медленные шаги, усталость и безразличие, сквозившие в каждом движении. Словно сама не знает, куда направляется. И даже не заметила, что он двинулся за ней. Повернула опять к автовокзалу, зашла в зал ожидания, опустилась на прежнее место.

Участковый приблизился к девушке, остановился рядом, но она сидела, низко наклонив голову.

– Вот и снова встретились, – негромко проговорил Саранюк.

Она вздрогнула, сделала движение, чтобы встать, но капитан стал продолжать будто уже начатую беседу.

– Видишь, как иногда бывает. Думаешь, провела, обманула милицию, а оно совсем по-другому оборачивается.

Зина молчала. Только глаза говорили: извините, не привыкла лгать, но так уж получилось.

– Ну, ладно, ладно, – успокоил ее Иван Максимович, заметив скатившуюся по щеке слезинку. – Это я так, по-дружески. А потолковать есть о чем. Не так ли? Разреши?

Присел рядом.

– Только на этот раз без обмана, начистоту.

– Хорошо, – вдруг резко, даже с вызовом сказала она. – Я ушла из дому. Вас устраивает? И никогда туда не вернусь…

Зинаида жила вдвоем с матерью. Отец, по слухам, уехал в Заполярье, когда она была совсем маленькой, нашел себе другую женщину. Ее мать, судя по всему, далеко не лучшим образом выполняла свой родительский долг, если дочь решилась на такой отчаянный шаг.

– Может ты, Зина, преувеличиваешь многое?

– Нет, все правда. Она приводит своих знакомых. Сидят, пьют, кошмар. А один вчера оскорбил меня. Думала, мамаша заступится, а она стала смеяться надо мной вместе с ним. А потом сказала: «Знаешь, Зинка, тебе уже семнадцатый год, не нравится моя жизнь, можешь уматывать на все четыре стороны». Я и ушла.

Больше вопросов он не задавал. Медленно поднялся, на какое-то мгновение задумался и коротко бросил:

– Идем.

Они обогнули площадь Руднева, у моста направились на Московский проспект. Иван Максимович нарушил молчание.

– Тебя не интересует, куда мы идем?

– В ваш райотдел.

– Не угадала. Переночуешь в общежитии, потом посмотрим.

– В каком общежитии?

– Профтехучилища.

Увидев знакомого капитана милиции, дежурная по общежитию переполошилась, уж не натворил ли кто из учащихся чего, но когда узнала, что от нее требуется, засуетилась, захлопотала, быстро нашла свободную кровать, принесла свежее белье.

Саранюк пожелал своей подопечной спокойной ночи.

– Завтра я зайду к тебе. Вместе решим, как быть дальше. А вы, – обратился к женщине, – попросите, пожалуйста, девочек, чтобы утром не шумели. Понимаете, сейчас уже третий час, а Зина очень устала. Будут расспрашивать, что, мол, за нежданная гостья, скажите, дочь одного родственника.

– Задержался что-то ты сегодня, Иван Максимович, – заметил дежурный, когда участковый зашел в райотдел. – Уж не случилось чего?

– Все в порядке, обычные хлопоты. Ты бы подбросил меня, Виктор Иванович, домой, если транспорт есть, а то, сам видишь, спать-то уже почти некогда.

II

Утром в отделе Саранюк постарался как можно скорее закончить неотложные дела. Справившись с ними, собрался уже навестить мать Зины, но увидел в коридоре старшего лейтенанта милиции Матвеева, который обслуживал как раз ту улицу, где жила девушка.

– Вот кстати, Андрей Иванович, ты мне нужен. Тебе знакома фамилия Клубенко? Есть такая семья на Заводской. Что за люди, чем занимаются?

– Да как вам сказать… Неблагополучная семья. Мать завязывает случайные знакомства, а девчонка предоставлена сама себе.

– Ну, и ты хоть раз вмешался? Помог чем-нибудь?

– Дважды говорил со старшей Клубенко, но без толку. Надо будет принимать к ней более строгие меры.

– А я, Андрей Иванович, вчера случайно вторгся в твою епархию. Извини, но пока ты собирался принять меры к этой особе, от нее ушла дочь.

– Так я сегодня же распоряжусь…

– Не стоит, с твоего позволения я сам возьму над ней шефство, а для начала схожу к матери.

…Двухэтажный дом старой постройки с почерневшими от времени кирпичными стенами. «Да, – невольно пришло в голову участковому, – пройдет еще несколько лет и от этих невзрачных хибар не останется и следа. На глазах меняется город. Как просто. Одно сломал, другое построил. С людьми куда сложнее».

Зашел во двор, и сразу же бросился в глаза беспорядок: куча всякого хлама, разбитые бутылки, клочья бумаги, грязь.

Разыскал нужную квартиру. Постучал.

– Кого надо? – послышался хрипловатый голос.

– Из милиции.

Щелкнул замок, открылась дверь. Перед ним стояла неряшливо одетая женщина. Лицо одутловатое, глаза воспалены, видно, что накануне провела бурный вечер. Это подтверждали и разбросанные по комнате бутылки из-под водки, груда грязной посуды на столе, мусор.

Иван Максимович окинул взглядом комнату.

– А пол-то подметать надо. В курилке и то меньше окурков бывает. У вас что сегодня – выходной?

– Во вторую смену пойду. Да вы не думайте, что у меня всегда так. Просто знакомые в гости заглянули. Что же тут такого? Мы же законы не нарушаем.

– Да уж вижу, каких гостей принимали. Вы одна здесь?

– Почему же одна? Дочь у меня есть.

– Где она?

– Кто ее знает. Ушла и нет. Мы с ней живем всяк по себе.

– А отец вашей дочери давно в Заполярье?

– Откуда вам известно, что он там? – удивилась Клубенко. – А, понятно, Зинка что-то натворила и в милицию попала.

В этих словах было столько холодного равнодушия, что участковому стало не по себе.

– Она действительно попала в наше поле зрения, но думаю, в этом отношении ей повезло.

Участковый хотел узнать побольше о беглом родителе.

– Да я и не знаю, кто он, – с тем же равнодушием ответила хозяйка. – Попробуй, разберись. Безотцовщина она, вот и все.

Сколько раз ему, сотруднику милиции, приходилось иметь дело с рецидивистами, опасными преступниками, но в эту минуту он был буквально потрясен таким цинизмом.

Саранюк решил зайти к замполиту райотдела Тимченко посоветоваться насчет Зины.

– Есть у меня одна мысль. Надо только с ней поговорить. Если согласится – определю на чулочную фабрику. Там ей понравится, уверен.

Виктор Михайлович Тимченко одобрил идею, обещал оказать содействие.

Саранюк наконец попал в общежитие.

– А вашей подопечной нет, – пошутили на вахте. – Новые подружки в столовую увели. Да вот, кажется, они уже возвращаются.

Она сразу заметила капитана.

– Ну как, тебя здесь не обижают? – тихо спросил Иван Максимович.

– Нет. Тут хорошие девчонки.

– Вот и отлично. А я видел сегодня твою мать, говорил с ней. Пожалуй, сейчас тебе домой возвращаться и впрямь не следует. Первое, что надо сделать – это устроиться на работу. И с жильем уладить. Ты, кстати, в каком классе учишься?

– В десятом.

– Придется заниматься в вечерней школе. А кем бы ты хотела работать?

– Если честно, то смотрела передачу о часовом заводе. Там все в белых халатах, с пинцетами в руках. Такие аккуратные, красивые. Как актрисы. Вот бы мне такую работу!

Саранюк постарался спрятать улыбку. Кинозвезды ей покоя не дают. У молодости, конечно, свои точки отсчета. Сам не раз наблюдал, как вроде бы толковые обстоятельные парни в дни призыва в армию не о характере будущей службы спрашивали, а туда просились, где форма понаряднее, поэффектнее.

– А на чулочную фабрику пойдешь?

– Это же совсем не то.

– Да ты же там никогда не была. Между прочим, я через час туда поеду, дело одно есть. Хочешь, возьму с собой?…

Миновав проходную, они сразу направились в производственный корпус. Дверь одной из комнат была открыта, оттуда доносился звонкий девичий смех. Зина увидела длинный ряд зеркал и кресел.

– А зачем здесь маникюрная?

– Как зачем? Ноготки должны быть гладенькими, отполированными. Ведь дело-то люди имеют с тончайшими нитями. Зацепы, обрывы – сразу брак. Вот для чего делают маникюр.

Саранюк порадовался, что оказался здесь, хотя, конечно, дела у него не было. Ради «крестницы» приехал. И вроде не зря. Миновали один цех, второй, третий. Зина внимательно присматривалась. Ее буквально завораживали легкие и быстрые движения девушек у длинного ряда машин.

– Что, интересно, а?

– Очень.

– Если нравится, буду просить дирекцию, чтобы приняли тебя. Так как? Решай сама.

– Уже решила.

…И хотя этот день у участкового был короче обычного – успел он сделать много. Побывал в двух домоуправлениях, три часа принимал жителей, многим помог, как говорится, не выходя из кабинета. Потом и выступил перед рабочими. Его долго не отпускали, сыпались вопросы, предложения.

Быстро сгустились сумерки. Только в девять часов сумел выкроить время, чтобы заглянуть к Зинаиде. По дороге купил колбасу, хлеб, сыр, бутылку ситро…

– Ой, зачем вы? Я же не голодна.

– Ешь, ешь! Завтра на свой хлеб перейдешь.

Чтобы не смущать ее, вышел из комнаты. Поинтересовался у воспитателя:

– Скажите, что за соседки у новенькой?

– Одна погулять любит и других с пути сбивает. Она замужем была, да разошлась. Ее бы отселить к тем, кто постарше. Они бы ее приструнили.

Взял на заметку: попросить коменданта учесть это пожелание.

А подопечная уже выглянула в коридор.

– Все в порядке, заходите, дядя Ваня, – а сама смущенно улыбается.

«Дядя Ваня…» – очень уж растрогали эти слова участкового.

Она проводила его до выхода, но не отпускала, нервно теребила рукав кофточки. Видно, хотела что-то сказать и не решалась. Наконец тихо промолвила:

– Вы так много для меня сделали, но… – и запнулась.

– Говори, что тебя тревожит?

– Дядя Ваня, а мой отец? – и уже решительнее: – Вы поможете мне найти его?

– Обязательно. Мы сразу же займемся этим, когда уладим все дела с работой и учебой.

«Позже скажу ей всю правду, – решил Саранюк. – А пока нельзя. Ей и без того сейчас трудно».

III

Больше полугода Зина Клубенко жила самостоятельно. Два месяца была ученицей, а потом присвоили ей третий разряд, сама встала к станку. Зарабатывала прилично. Обновки приобрела. Новая соседка, которую по просьбе участкового перевели в Зинину комнату, тоже училась в вечерней школе. Вместе они готовили уроки, ходили на занятия, в кино.

Раз в неделю в общежитие обязательно наведывался Иван Максимович. Разные они вели беседы. Как-то выложил ей всю правду об отце-полярнике. Посоветовал не думать о нем. Она выслушала молча и только до боли стиснула пальцы.