Текст книги "Франциск Скорина"

Автор книги: Семен Подокшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

С. А. Подокшин
Франциск Скорина

Понеже от прирожения звери, ходящие в пустыни, знають ямы своя; птици, летающие по воздуху, ведають гнезда своя; рибы, плывающие по морю и в реках, чують виры своя; пчелы и тым подобная боронять ульев своих, – тако ж и люди, игде зродилися и ускормлены суть по бозе, к тому месту великую ласку имають.

Франциск Скорина

РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Подокшин Семен Александрович (род. в 1931 г.) – старший научный сотрудник Института философии и права АН БССР, кандидат исторических наук. Работает в области истории философии и общественной мысли народов СССР, в частности Белоруссии. Автор монографий «Реформация и общественная мысль Белоруссии и Литвы (вторая половина XVI в.)» (1970), «Скорина и Будный. Очерк философских взглядов» (1974). При его участии вышли книги «От Вишенского до Сковороды (из истории философской мысли на Украине XVI—XVIII вв.)» (1972), «Очерки истории философской и социологической мысли Белоруссии (до 1917 г.)» (1973), «Идеи гуманизма в общественно-политической и философской мысли Белоруссии (дооктябрьский период)» (1977), «Идейные связи прогрессивных мыслителей братских народов (XVII—XVIII вв.)» (1978), «Идеи материализма и диалектики в Белоруссии» (1980) и др.

Введение

ранциск Скорина принадлежит к славной когорте выдающихся людей, усилиями которых создавалась отечественная духовная культура.

Изучение культурно-просветительской деятельности и творческого наследия мыслителя ведется на протяжении вот уже двух столетий. О Скорине существует обширная литература, созданная несколькими поколениями отечественных и зарубежных ученых. Особенно большой вклад в скориниану внесли советские исследователи.

Пытаясь дать оценку своей деятельности, Скорина характеризовал ее как служение «людей посполитым руского языка» [1]1
  Посполитый – от лат. publicus – публичный, общественный, государственный. В старобелорусском языке это слово употреблялось также в смысле «простой», «массовый», «общенародный».


[Закрыть]. В его время в данное понятие входили три братских народа – русский, украинский и белорусский. Роль Скорины в истории духовной культуры России, Украины и Белоруссии трудно переоценить. Скорина – основоположник восточнославянского книгопечатания и печатного дела в Литве. Преемниками и продолжателями его книгоиздательской традиции в русских, украинских, белорусских и литовских землях были Иван Федоров, Петр Тимофеевич Мстиславец, Симон Будный, Василий Тяпинский, Козьма и Лука Мамоничи и многие другие.

Скорина – первый восточнославянский переводчик Библии на близкий к народному язык, ее комментатор и издатель. Его следует рассматривать как предтечу реформационного движения в западнорусских (т. е. белорусских и украинских) и литовских землях. Задолго до начала реформационно-гуманистического движения в Великом княжестве Литовском (в состав которого в то время входили Белоруссия, Украина и Литва) в своих предисловиях к Библии Скорина пытался обосновать необходимость обновления господствующей религии, морали, некоторых общественных институтов, в частности права и судопроизводства. Выступив с идеей Реформации, Скорина не получил у себя на родине широкой поддержки. Влияние Скорины на процесс реформации в Великом княжестве Литовском, начавшийся во второй половине XVI в., было лишь опосредствованным. Оно проявилось главным образом благодаря скорининской Библии, которая получила широкое распространение и популярность на территории Белоруссии, Украины, Литвы и России в XVI—XVII столетиях (см. 9, 122– 144, 12, 263—276) [2]2
  Здесь и далее в круглых скобках сначала дается номер источника в списке литературы, затем курсивом – том, если издание многотомное, и, наконец, страница ( Прим. ред.).


[Закрыть], в реформационно-обновленческом, культурно-просветительном и социально-политическом движении. К Скорине в какой-то мере применимо суждение, касающееся Эразма Роттердамского: он снес «яйца», которые затем «высидели» реформаторы (см. 106. 39). Именно так, например, смотрела на Скорину последующая консервативно-православная, униатская и контрреформационная традиция, называя его «гуситским еретиком» и не без основания полагая, что скорининская Библия является источником многих возникших в западном православии ересей (см. 16, 717). Родственный характер деятельности Скорины и Лютера отмечал, в частности, Андрей Курбский.

Скорина – выдающийся восточнославянский мыслитель-гуманист эпохи Возрождения. Он освоил древнерусскую философско-этическую традицию, для которой характерен взгляд на природу и общество через идеал нравственно прекрасного (см. 52, 15—21), и предпринял попытку синтеза этой традиции с западноевропейской философской культурой и общественной мыслью. Он явился основоположником ренессансно-гуманистического направления в отечественной философской и общественно-политической мысли, национальной традиции в истории белорусской культуры.

Скорина как мыслитель-гуманист эпохи Возрождения обращается к проблемам человека и общества и пытается дать их решение, отличающееся от традиционно-христианского. В мировоззрении белорусского гуманиста доминирует этический момент. Главным для Франциска Скорины, как и почти четыре столетия спустя для великого русского писателя и философа Льва Толстого, становится вопрос: как жить человеку, какие нравственно-этические ценности и идеалы ему следует исповедовать, чтобы его частная и общественная жизнь не вступала в противоречие с его совестью? Своим творчеством Скорина отразил довольно зрелый уровень развития отечественной культуры начала XVI в.

Как известно, весьма распространенным способом философствования в средние века и в эпоху Возрождения было комментирование Библии. Для Скорины как мыслителя характерна попытка гуманистической интерпретации Священного писания. В своих предисловиях он стремился при помощи библейских текстов оправдать и обосновать гуманистические идеи Ренессанса о религиозной и моральной автономии человека, его достоинстве, которое определяется не столько происхождением или социальным положением, сколько интеллектуально-нравственными добродетелями, личными заслугами; преимуществе активно-практической жизни по сравнению с созерцательной; о гражданственности и патриотизме как важнейших социальных характеристиках человека и т. п. В целом мировоззрение Скорины – это буржуазная в своей тенденции попытка ревизии официального христианского учения, и прежде всего этики.

Огромную роль сыграла скорининская Библия в становлении и развитии общественного сознания и самосознания восточнославянских народов. Перевод Библии на близкий к народному (белорусскому) язык делал ее доступной более широкому кругу читателей, по сути дела означал призыв к ее изучению и в какой-то мере к свободному исследованию. Тем самым вольно или невольно устранялось посредничество официальной церкви и теологии в отношении человека к «божественному откровению», вера становилась прерогативой индивидуального сознания. В тенденции изучение Библии вело человека к сомнению в ее «боговдохновенности» и в конечном счете к неверию. Демократизируя Священное писание, т. е. делая его предметом изучения «людей посполитых» (господствующей церковью это категорически запрещалось), Скорина утверждал принцип личного отношения человека к вере, подготавливал перелом в сознании и характере мышления своих соотечественников, открывал возможность для индивидуального религиозного философствования, свободного от официальных церковно-теологических авторитетов. Сам Скорина это продемонстрировал в своих многочисленных комментариях к библейским книгам. Он внес, таким образом, в восточнославянскую общественную мысль один из характерных философско-гуманистических приемов интерпретации Священного писания, выработанный гуманистами эпохи Ренессанса. После Скорины попытки самостоятельной интерпретации Библии, ее индивидуального прочтения и философско-гуманистического осмысления неоднократно предпринимались в истории восточнославянской культуры от Симона Будного до Григория Сковороды.

Скорина – просветитель эпохи Возрождения. Одной из главных задач своей подвижнической деятельности он считал приобщение посредством Библии «простого и посполитого человека» к образованию, знаниям, к семи «свободным наукам» – грамматике, логике, риторике, музыке, арифметике, геометрии, астрономии. Не менее важное значение Скорина придавал воспитанию человека посредством «добронравной философии», а в этом деле, по его мнению, Библия на родном языке должна была сыграть весьма существенную роль. В представлении Скорины Библия являлась также действенным средством эстетического воспитания человека.

Разумеется, как сын своей эпохи, Скорина был человеком религиозным. Без веры он не мыслил себе интеллектуально и нравственно совершенного человека. Однако характер его веры далек от ортодоксии. Вера его личная, движет ею индивидуальный моральный Долг, она не нуждается во внешних побудительных источниках, и в частности в посредничестве церкви. Человек самостоятельно, полагал Скорина, без церковного освящения способен постичь религиозно-нравственную сущность «божественного откровения» в результате непосредственного интимно-личного контакта со Священным писанием. Сочинения отцов и учителей церкви, постановления церковных соборов и теологические произведения церковных иерархов, т. е. все то, что относится к области церковного предания, в представлении Скорины не имеет того авторитета, какой ему придается официальной – и католической и православной – традицией. Хотя Скорине и свойствен определенный пиетет по отношению к Библии, однако это пиетет особого рода. Библия для Скорины не столько религиозное, сколько интеллектуально-побудительное, нравственно-назидательное и гражданско-воспитательное произведение. Исходя из такого отношения к Священному писанию, Скорина посредством комментариев стремился расставить в нем соответствующие акценты, внести в библейские повествования, притчи, аллегории новый смысл, заострить внимание на тех общественных и морально-философских проблемах, которые игнорировались или оставались в тени у ортодоксальных христианских философов и поднимались на щит мыслителями-гуманистами эпохи Возрождения.

Читая Скорину, надо помнить советы, которые давал Ф. Энгельс К. Шмидту по поводу изучения Гегеля, а именно: не стремиться концентрировать внимание в произведениях мыслителя на том, что служило ему «рычагами для построений», а «отыскать под неправильной формой и в искусственной связи» исторически истинное и прогрессивное (1, 38,177). В то же время следует заметить, что, хотя стремление сделать Библию авторитетным источником образования и воспитания человека имеет историческое оправдание, оно свидетельствует и об исторической ограниченности Скорины как мыслителя.

Скорина – великий патриот, верный и преданный сын своего народа. Несмотря на то что как личность Скорина сложился преимущественно в обстановке западноевропейской культуры, он не «латинизировался», как это нередко случалось с его соотечественниками, не порвал связи с родиной, не утратил национального своеобразия, а все силы и знания, всю свою энергию отдал служению «людем посполитым руского языка», обратил на благо своего народа. Не удивительно поэтому, что патриотизм он возвел на уровень высших гражданско-этических добродетелей.

Деятельность, подобную скорининской, К. Маркс рассматривал как свидетельство «пробуждения национальностей» в эпохи Возрождения и Реформации (см. там же, 29,18). И действительно, Библия Скорины сыграла значительную роль в развитии белорусского литературного языка и белорусской национальной культуры в целом. В языке, отмечал Гегель, проявляется творческая природа человека, все, что он представляет, представляется им как произнесенное слово. Вне родного языка мысли человека чужеродны, не цельны, а поэтому не может быть в полной мере реализована и субъективная свобода человека (см. 38, 198—199). Характерно, что эта же мысль была выражена еще в конце XVI в. одним из основоположников восточнославянской филологической науки – Лаврентием Зизанием, который считал, что родной язык является ключом, «отворяючи всем ум к познанию» (49, 2). Обращение Скорины в процессе перевода Библии к родному языку способствовало духовному раскрепощению народа, выступило существенным элементом формирования национального самосознания, демократизации культуры, превращения последней из привилегии господствующего класса феодалов в достояние более широких социальных слоев общества.

В обстановке жесточайшей феодально-католической реакции и контрреформации идеи Скорины оказали плодотворное влияние на национально-освободительное движение белорусского и украинского народов второй половины XVI– XVII в., на борьбу общественных деятелей и мыслителей за сохранение отечественной национальной культуры и родного языка. В то же время идейное наследие Скорины послужило одним из теоретических источников концепции сближения восточнославянской культуры со светской культурой Запада.

Проблема мировоззрения Скорины и направленности его деятельности – это по сути дела часть глобальной проблемы становления и развития белорусского народа как сознательного субъекта истории, формирования его культуры, классового и национального самосознания; это проблема многовековой борьбы белорусского народа за свое социальное освобождение, национальное существование и государственную самостоятельность.

Глава I. «Братия моя русь, люди посполитые» (Белоруссия в эпоху Возрождения)

илософы, отмечал Маркс, «не вырастают как грибы из земли, они – продукт своего времени, своего народа, самые тонкие, драгоценные и невидимые соки которого концентрируются в философских идеях» (1, 1, 105). Мировоззрение Скорины может быть адекватно осмыслено лишь в контексте эпохи, в которую жил и творил мыслитель, в результате конкретного анализа социально-экономических, политических и культурных предпосылок его деятельности. В настоящей главе характеристика эпохи дана хронологически несколько шире, чем это требуется для выяснения истоков скорининской мысли. Это вызвано главным образом тем обстоятельством, что значение Скорины как культурного деятеля и мыслителя становится более понятным на широком фоне исторических судеб белорусского народа.

Следствием прогрессирующего экономического и социально-политического развития, утверждения феодальных отношений в Древнерусском государстве было начавшееся со второй половины XI в. политическое обособление западно-русских земель. На протяжении XI—XII вв. в западной части Руси образуются относительно независимые княжества (земли)—Полоцкое, Турово-Пинское, Минское, Друцкое, Гродненское и др. В течение XIII—XIV вв. совершается процесс консолидации западнорусских и литовских земель и на этой основе возникает новое государственное образование – Великое княжество Литовское. Возникновение этого государства было обусловлено многообразными социально-экономическими, классовыми и политическими обстоятельствами, и в частности необходимостью для феодалов сильной княжеской власти, стремлением объединить усилия в борьбе против немецкой агрессии, монголо-татарского завоевания и т. д. Пути государственного объединения литовских и западнорусских земель в Великое княжество Литовское были различными: здесь и добровольно-договорные соглашения, и использование силы оружия со стороны литовских князей, и брачные союзы и т. д. (см. 40, 122—130). К концу XIV столетия в состав княжества входили все западнорусские (белорусские), большая часть юго-западнорусских (украинских) и некоторые русские земли. В этот же период назревают условия для сближения Великого княжества Литовского с Польшей. Помимо внешнеполитических причин это сближение было вызвано стремлением литовской знати укрепить свое влияние в белорусских и украинских землях, успешно противостоять политике крепнущего Русского государства и т. д. В свою очередь польские феодалы рассчитывали получить доступ к богатым земельным владениям. В 1385 г. в Крево были определены основные принципы политического объединения (унии) Великого княжества Литовского и Польши.

Образование Русского централизованного государства, стремление с его стороны вернуть захваченные литовскими князьями земли, пробиться к берегам Балтийского моря встретило противодействие феодалов Великого княжества Литовского и Польши. Конфликт обострился к началу XVI в. и в конечном счете привел к Ливонской войне (1558—1583). Ситуация осложнялась постоянными нашествиями крымских татар, усиливающимися антифеодальными выступлениями крестьянства и горожан. Воспользовавшись обстановкой, польские феодалы, преодолев сопротивление магнатов Великого княжества Литовского, добились заключения в 1569 г. в Люблине унии, согласно которой Великое княжество Литовское и Польша объединились в федеративное государство Речь Посполитую с единым выборным королем (он же и великий князь) и сеймом. В то же время страны сохраняли собственные органы власти, законы, финансы, свое название. Белоруссия и Литва оставались в пределах Великого княжества Литовского, Украина и Подляшье присоединялись к Польше.

Верховным главой Великого княжества Литовского являлся великий князь, или господарь. Как правило, он был литовцем по происхождению, после же Люблинской унии польский король являлся одновременно и великим князем. Высшим органом при великом князе была господарская рада, в ведении которой находились государственное законодательство, внешняя политика, финансы, важнейшие судебные дела и т. д. В нее входили наиболее могущественные литовские, белорусские и украинские феодалы, потомки Рюриковичей, католические епископы. Они же занимали важнейшие государственные должности – канцлера, гетмана, наместников, воевод, старост, каштелянов и т. д. С XV в. начинает функционировать сейм – высший представительный орган феодалов Великого княжества Литовского. К середине XVI в. он становится главным законодательным и контролирующим учреждением страны и придает политическому строю Великого княжества Литовского черты сословной монархии (см. 40, 222). Существовали также местные сеймы при отдельных землях (воеводствах) и поветах.

Вплоть до середины XVI в. административно-территориальная структура Великого княжества Литовского была довольно пестрой и сохраняла многие признаки периода феодальной раздробленности. Наряду с землями-воеводствами существовали удельные княжества (Мстиславское, Копыльское, Слуцкое, Клейкое и др.) с некоторыми атрибутами феодальной автономии. В результате административной реформы правительства все княжество было разделено на воеводства, которые в свою очередь делились на поветы, а поветы – на волости. Наряду с административной была проведена судебная реформа, упразднившая иммунитет местной знати. В 1581 г. был учрежден Главный литовский трибунал – высший судебно-апелляционный орган страны.

Социальная структура господствующего класса Белоруссии – феодалов сводилась к следующему. Феодальную верхушку составляли потомки удельных западнорусских князей и литовской знати – паны, или магнаты. К ним относились: магнаты литовского происхождения, усвоившие белорусскую культуру и язык (слуцкие князья Олельковичи, Радзивиллы, Гольшанские, Пацы и др.); магнаты белорусского происхождения (Глебовичи, Воловичи, Тышкевичи, Сапеги, Острожские, Друцкие, Дорогостайские, Соломерецкие и др.). Часть магнатов была украинского и польского происхождения. Основная масса средних и мелких феодалов белорусских земель Великого княжества Литовского вначале носила название бояр, а начиная с конца XIV в. ее все чаще стали именовать шляхтой. Со временем шляхтой стали называть все феодальное сословие. Подавляющая часть шляхты, жившая на территории Белоруссии, была православной и по своему происхождению белорусской. Во второй половине XVI в. многие белорусские и литовские магнаты и часть шляхты приняли протестантизм. Однако в силу сложившихся исторических обстоятельств в течение XVII—XVIII вв. большая часть белорусской шляхты перешла в католицизм и ополячилась (см. там же, 192—194). На протяжении XV—XVI вв. средняя и мелкая шляхта вела энергичную борьбу с магнатами за уравнение в правах. В конечном счете ей удалось значительно расширить свои сословные экономические и политические привилегии.

Крестьяне Белоруссии в XIV—XV вв. жили большими родственными семьями. Такая семья называлась «дымом» или «дворищем». Несколько «дымов» составляли село, а несколько сел – общину. Общины были объединены в волости. В результате развития феодальных отношений крестьяне находились в разной степени зависимости от феодалов. В начале XVI в., например, основная масса крестьян состояла из «людей похожих». Они пользовались личной свободой и имели право перехода от одного помещика к другому. Со временем это право постепенно ограничилось и к началу XVII в. фактически свелось на нет. Вторую категорию феодально зависимых крестьян в это же время составляли «люди непохожие», или «отчичи», «селяне тяглые», поскольку они постоянно жили на одном месте, несли феодальные повинности и не имели права перехода. Незначительный слой составляли холопы, или «челядь невольная», которые являлись полной собственностью феодалов. Однако в 1588 г. статутом Великого княжества Литовского институт холопства был упразднен. В течение второй половины XVI – первой половины XVII в. в результате аграрной реформы и интенсивного развития фольварочно-барщинного хозяйства социальные группы белорусского крестьянства унифицируются, различие между «похожими» и «непохожими» крестьянами постепенно стирается и они превращаются в крепостных. Феодальная эксплуатация и закрепощение вызывали сопротивление со стороны крестьян, которое резко усилилось в конце XVI – первой половине XVII в.

Возникнув между IX—XII вв., белорусские города к середине XVI столетия становятся центрами развитого ремесленного производства и оживленной торговли, сложной социально-политической и культурной жизни (см. 75, 5). Если в середине XV в. в Белоруссии насчитывалось лишь пять-шесть больших городов (разумеется, по тогдашним меркам), то в течение XVI и в первой половине XVII в. их количество увеличилось до 37, а всего к этому времени на территории Белоруссии было свыше 350 городов (см. 40, 199). По численности жителей города подразделялись на крупные (Полоцк, Витебск, Слуцк, Могилев, Брест, Пинск, Минск, Гродно), средние (Новогрудок, Несвиж, Клецк, Быхов, Шклов, Борисов, Бобруйск и др.) и малые (Мозырь, Туров, Ошмяны, Чаусы и др.). В Бресте, например, в конце XIV в. жило около 2 тысяч человек, в середине XVI в. – 6—7 тысяч, а к первой половине XVII в. численность брестского городского населения достигла 10 тысяч человек. Крупнейшим торгово-ремесленным и культурным центром Великого княжества Литовского, в том числе и Белоруссии, являлся столичный город Вильно, в котором еще в XVI в. по крайней мере половина населения была белорусской (см. 184, 97).

Население белорусских городов формировалось за счет нескольких источников. Причем естественный прирост играл второстепенную роль, так как средняя продолжительность жизни в рассматриваемую эпоху не достигала 25 лет, а во время эпидемий и голода, которые в то время были частыми явлениями, гибло от 33 до 97% населения. Основным источником пополнения городского населения было белорусское крестьянство. Белорусы составляли не менее 80% всех горожан. Вместе с тем в белорусских городах и местечках жили выходцы из России, Украины, Литвы, Польши, некоторых западноевропейских стран, евреи и татары.

Главными занятиями горожан были ремесло и торговля, в то же время они еще не утратили полностью связи с сельским хозяйством. В крупных городах Белоруссии в XVI – первой половине XVII в. ремесленники составляли не менее половины жителей. Одним из показателей развития белорусских городов являлась численность профессий. Так, если в начале XVI в. в Полоцке насчитывалось 19 ремесленных специальностей, то документы более позднего времени упоминают уже о 50. Белорусские ремесленники были искусными мастерами и создавали все, что необходимо было в то время обществу: орудия труда, одежду, обувь, утварь, жилища, оружие. Они строили и украшали замки, церкви, костелы, ратуши, изготовляли бумагу, печатали и оформляли книги. Необходимость регулирования производственной деятельности и борьба с феодалами пробуждали ремесленников объединяться в цехи, которые возникли в Белоруссии в середине XVI в. Источники сохранили упоминание о 112 цехах в 16 городах Белоруссии. Как показал З. Ю. Копысский, в ремесленном производстве белорусских городов XVI в. имели место прокапиталистические тенденции (см. 75, 119—144).

В связи с развитием ремесла белорусские города превращались в центры торговли. Причем белорусские купцы сбывали свои товары не только на внутреннем рынке, они осуществляли весьма интенсивные и внешнеторговые операции: торговали с городами России (Новгород, Псков, Смоленск, Тверь, Москва), Украины (Киев, Львов, Перемышль), Польши (Варшава, Краков, Торунь, Гданьск, Познань, Люблин), Прибалтики. Купцы Белоруссии проникали в Турцию, Венгрию, Румынию, Молдавию; через польские города и Ригу поддерживалась торговля с Западной Европой. Наиболее крупным торговым центром Белоруссии конца XV – начала XVI в. являлся родной город Франциска Скорины – Полоцк. Белорусские купцы привозили на родину не только дорогие сукна, вина, оружие, но и книги античных писателей, европейских гуманистов и реформаторов. С купеческими караванами молодежь Великого княжества Литовского, в том числе и Белоруссии, выезжала на учебу в университеты Кракова, Праги, Падуи, Болоньи, Лейпцига, Виттенберга, Кёнигсберга и др.

Население белорусских городов состояло из зажиточной верхушки (богатые купцы и часть ремесленников-мастеров), среднего слоя (основная масса мастеров и торговцев) и бедных ремесленников, торговцев, учеников. Плебейскую часть городского населения составляли чернорабочие, прислуга, поденщики, люди без определенных занятий, скоморохи. Вместе с тем в городах жили феодалы и представители высшего духовенства. Многим из них принадлежала часть городской территории, на которой поселялись зависящие от них люди. Подвластные феодалам жители не были подсудны магистрату, а находились под юрисдикцией феодалов. Эта часть города носила название «юридики» (см. 74, 30—54). Наличие в белорусских городах феодальных юридик являлось одним из источников напряженной сословно-классовой борьбы между городской общиной и феодалами.

Некоторые белорусские города еще в эпоху Древнерусского государства имели самоуправление. Так, Л. В. Алексеев считает, что вечевой строй существовал в Полоцке начиная с XI в. (см. 8, 193). С конца XIV в. и в течение последующих столетий белорусские города добивались самоуправления на основе магдебургского права. К их числу принадлежали Брест (1390), Гродно (1391), Слуцк (1441), Полоцк (1498), Минск (1499), Могилев (1561), Витебск (1597). Самоуправление ограничивало феодальный произвол, освобождало горожан от юрисдикции великокняжеских чиновников, расширяло их права и привилегии. Для управления городом из числа зажиточных мещан избиралась рада, которая утверждалась великокняжеским наместником – войтом. Во главе рады стояли два бурмистра; вместе с радой и с судебными исполнителями (лавниками) они составляли орган городского самоуправления – магистрат. В компетенции магистрата были судебно-исполнительская власть, сбор налогов, контроль за торговлей, нравами горожан и т. д.

Укрепление экономического и социально-политического положения горожан неизбежно обостряло их отношения с феодалами, которые стремились «воспользоваться успехами городов для превращения их в дополнительный источник своих доходов» (74, 168). На протяжении XV—XVII вв. горожане вели энергичную борьбу против феодального наступления. Эта борьба выражалась, в частности, в стремлении ограничить рост феодальных юридик, полностью подчинить города власти магистрата. Наряду с антифеодальной борьбой для белорусских городов этой эпохи характерны выступления городских низов против патрициата, злоупотреблений городских властей и т. д. Начиная со второй половины XVI в. усилилось сопротивление горожан католической экспансии, смыкавшееся с антифеодальной борьбой. Следует отметить, что рост городов, развитие товарно-денежных отношений оказывали существенное воздействие и на феодальное сословие, в какой-то мере ведя к «обуржуазиванию» части шляхты. А. Волан, живший во второй половине XVI в., писал: «Шляхта не стыдится держать шинки, заниматься торговлей, ростовщичеством и прочими низкими делами, лишь бы они служили обогащению и приносили прибыль» (182, 35).

Специфическое общественное бытие белорусских горожан в системе феодального строя обусловливает возникновение в их сознании новых социально-нравственных ориентиров и ценностей. В городской среде наряду с богатством, сословными привилегиями все большее значение начинает придаваться индивидуальным достоинствам человека, его энергии, уму, моральным добродетелям. В связи с этим растет престиж профессионального мастерства, образованности, знания. Некоторые богатые горожане начинают выступать в роли меценатов, проявлять определенную заботу об отечественном образовании, книгопечатании, науке. Не удивительно поэтому, что именно городская среда выдвинула одного из наиболее выдающихся деятелей белорусской культуры и общественной мысли XVI в.– Франциска Скорину. Появление такой личности в истории белорусской культуры в философско-общественной мысли было возможно только в условиях развитого города. Весьма симптоматично также, что издательская деятельность Скорины в Праге и Вильно осуществлялась при финансовом содействии богатых виленских горожан-белорусов.

В течение XIV—XVI вв. формируется белорусская народность. Образование белорусской народности совершалось на базе западной ветви древнерусской народности, которая в период распада Киевской Руси сохранила многие свои племенные, хозяйственно-экономические, бытовые, языковые и другие отличия. На основе целого комплекса источников современные советские исследователи пришли к выводу, что «белорусская народность, так же как народности русская и украинская, ведет свое происхождение от единого корня – древнерусской народности, ее западной части. Древнерусская народность явилась общим этапом в истории всех трех братских народностей, и в этом состоит особенность этногенеза восточных славян в отличие от других народностей, образовавшихся непосредственно от консолидации первичных племен» (51, 284). Формирование белорусской народности осуществлялось в основном в составе нового государственного образования – Великого княжества Литовского, причем решающее значение в этом процессе имело социально-экономическое и политическое развитие белорусских земель. Этнической основой генезиса белорусов являлись потомки дреговичей, днепро-двинских кривичей и радимичей. Вместе с ними в состав белорусской народности вошла часть бывших северян, древлян и волынян. В этногенезе белорусов участвовал и определенный балтский субстрат, однако он не играл существенной роли. В рассматриваемый период формировалась культура белорусской народности, складывались особенные черты национального языка, что находило отражение в письменности, в том числе и в произведениях Скорины.