Текст книги "Шекспир, Краткая документальная биография"

Автор книги: Сэм Шенбаум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Но самые загадочные проблемы, связанные с этим изданием, ставит перед нами посвящение, которым снабдил книгу не сам автор, как это обычно принято, а издатель:

Тому,

единственному. кому. обязаны. своим. появлением.

нижеследующие. сонеты.

г-ну W. Н. всякого. счастья.

и. вечной, жизни.

обещанной.

ему.

нашим. бессмертным. поэтом.

желает. доброжелатель.

рискнувший. издать. их.

в свет.

Т. Т.

Более ста лет назад Ричард Грант Уайт писал: "Мистер Торп со своим посвящением подобен литературному сфинксу" {27}. Он до сих пор так и не встретил своего Эдипа, хотя число доброжелателей, пытающихся разрешить загадку или загадки – "Сонетов", не уменьшилось.

Интерес вызывает прежде всего тот, кому адресовано посвящение. Если г-н W. Н. является "тем единственным, кому обязаны своим появлением нижеследующие сонеты" в том смысле, что он вдохновил автора на создание "Сонетов", то, устанавливая его личность, мы устанавливаем личность "светловолосого юноши", который, будучи предметом обожания, лести и упреков, является, если не считать лицо, от которого ведется речь, основным персонажем драмы. Может быть, это Генри Ризли, третий в роду граф Саутгемптон, чьи инициалы переставлены для того, чтобы ввести в заблуждение непосвященных? Это маловероятно. С другой стороны, не требуется никаких ухищрений для того, чтобы приписать эти инициалы Уильяму Герберту, третьему в роду графу Пембруку. Богатый и красивый, великодушный в роли покровителя ("Наиболее великолепный и превосходный пэр, любивший ученых", – как говорил о нем Обри), он был чувствителен к женской красоте и не торопился связать себя браком. Кроме того, этот вельможа имеет отношение к Шекспиру еще и потому, что является одним из двух братьев, которым Хеминг и Кондел посвятили пьесы своего друга – эти "пустяки", которые их светлости ценили и относились с благосклонностью как к пьесам, так и к их автору, пока он был жив. В поддержку Герберта высказались выдающиеся ученые, включая Довера Уилсона и Эдмунда Чемберса. В последние годы, однако, его звезда закатилась. Он родился в 1580 г., и ему не по летам рано играть роль друга и влюбленного в "Сонетах", если не устанавливать для них более поздней даты, чем та, которую большинство находит вероятной {Большинство исследователей считают, что первые сонеты были напечатаны в 1592 г., то есть тогда, когда Герберту было 12 лет. – Прим. перев.}. Сомнительно также, чтобы подобострастный Торп дерзко обращался к знаменитому лорду с непочтительным "г-н".

Остальные кандидаты в большинстве своем сразу отпадают. Не ранее как в XVIII в. Тирвит выдвинул на эту роль У. Хьюза, и Мэлон поддержал эту кандидатуру. Они увидели ключ к разгадке проблемы в 20-м сонете: "A man in hue all hues in his controlling" {Дословно: человек, чьи краски (лица) превосходят краски других, т.е. тот, чья красота является наивысшей в самой совершенной. – Прим. перев.} – и создали этого никогда не существовавшего Хьюза. Оскар Уайльд дал жизнь Хьюзу в своей возвышенной гомоэротической фантазии "Портрет мистера W. Н.". Интересующиеся другими кандидатами, предложенными позднее, могут поразмыслить над шансами Уильяма Хэтклифа, "Распорядителя бесчинств" на рождественских празднествах 1587-1588 гг. в юридической школе "Грейз инн". Лесли Хотсон полагает что этот выходец из Линкольншира, запутавшийся в постоянных долгах, приехал в Лондон в 1609 г. и здесь договорился с Торпом о публикации "Сонетов" {28}. Однако претензии на роль адресата Хэтклифа не вызвали большого энтузиазма. Гипотеза Хотсона, возможно, даже менее привлекательна, чем предположение одного немца, сухого исследователя Д. Барнсторфа, утверждающего, что "Mr. W. Н." означает "сам мастер Уильям" (Master William Himself). P. Роллинз, редактор "Сонетов" в издании Variourum прав, заявляя, что это еще не самое идиотское из высказанных предположений.

Другую школу основал еще Джордж Чалмерз, опубликовав в 1799 г. свою "Дополнительную апологию". Он считает, что слово "begetter" ["тот, кому обязаны появлением..."] означает "procurer" ["тот, кто доставил нам"] и что посвящение двусмысленно прославляет не вдохновителя автора "Сонетов", а непоэтичного посредника, который доставил Торпу экземпляр текста. Перед нами новые претенденты. Внимание Сидни Ли привлек издатель Уильям Холл, у которого те же инициалы и чье имя, написанное полностью, действительно смотрит на нас со страницы посвящения, стоит лишь убрать точку, стоящую после буквы Н: Mr. W. Н. ALL. Другой претендент-шурин Шекспира Уильям Хетеуей, однако наиболее вероятным претендентом является сэр Уильям Харви, который в 1598 г. стал третьим мужем графини Саутгемптон. Когда она в 1607 г. умерла, сэр Уильям (гласит эта гипотеза) согласился опубликовать поэтическое завещание, которое его жена считала слишком интимным для того, чтобы предать его гласности при жизни. "Вечная жизнь, обещанная, нашим, бессмертным поэтом" должна была воплотиться в потомках того, кому адресовано посвящение, ибо в 1608 г. Харви женился на юной Корделии Эннсли. Имеются случаи обращения к рыцарю как к г-ну; леди Саутгемптон сама пользовалась такой формой обращения в своих письмах. В то же время прочтение слова begetter как procurer по вполне понятным причинам кажется некоторым ученым натяжкой. Проблема остается нерешенной.

Действительно, все посвящение, в котором пунктуацию заменяют произвольно поставленные точки, настолько синтаксически двусмысленно, что почти исключает всякую возможность единодушия исследователей. Одни усматривают в этих строках два предложения; другие видят в "г-не W. Н.", а не в Торпе того, кто "желает". Все загадки "Сонетов" – датировка, посвящение, последовательность стихотворений, идентичность действующих лиц, – оставаясь неразрешимыми, одновременно вызывают желание найти дм решение. Автору этой работы доставляет удовольствие тот факт, что он не может предложить никакой собственной теории по данному вопросу.

В 1612 г. Уильям Джаггард выпустил новое издание "Страстного пилигрима", дополненное двумя длинными стихотворениями из "Британской Трои" Томаса Хейвуда. Поскольку Джаггард не поставил об этом в известность Хейвуда и даже не поместил его фамилию на титульный лист, последний, естественно, оскорбился и дал выход своему неудовольствию в более раздраженном, нежели внятном послании издателю, которое было помещено в конце "Защиты актеров", также вышедшей в 1612 г.:

Точно так же я должен здесь непременно вставить заявление о

вопиющем ущербе, причиненном мне этим изданием, в котором были

напечатаны мои два послания – Париса к Елене и Елены к Парису – в

сокращенном виде и под чужим именем, что может дать повод свету

считать, что я решился украсть эти стихи у автора; и тогда он, чтобы

утвердить свое авторство, опубликовал их теперь под своим именем. Я

признаю, что мои строки недостойны покровительства того, под чьим

именем издатель напечатал их, и этот автор, как мне известно, также

весьма недоволен поступком Джаггарда (с которым он даже не знаком),

решившегося столь дерзновенно воспользоваться его именем {29}.

Очевидно, Шекспир, хотя и не публично, тоже выразил недовольство издателю, так как Джаггард изъял этот титульный лист и заменил его новым, опустив имя Шекспира. Это издание сохранилось в одном экземпляре в Бодлевской библиотеке. Таким образом, два сонета, стихи Хейвуда и другие мелочи составляли теперь анонимный, но зато не подписанный чужим именем сборник. Смягчился ли после этого Хейвуд, неизвестно, но в этом вполне можно усомниться.

Ведущий драматург ведущей труппы не пренебрегал попытками заработать на пустяковых предприятиях, о которых сразу же забывали по их осуществлении. За вознаграждение Шекспир придумал эмблему, которую должен был носить Фрэнсис Маннэрс, шестой в роду граф Ретленд, во время рыцарского турнира при дворе 24 марта 1613 г. в ознаменование вступления короля на престол. Такие эмблемы представляли собой знак с аллегорическими или мифологическими изображениями и соответствующими девизами, выполненными на бумажных щитах. Эмблемы участников этого турнира вызвали недоумение по крайней мере у одного из зрителей – сэра Генри Уоттона, он пожаловался, что "девизы на некоторых эмблемам были слишком темны и смысл их трудно понять, конечно если идея не заключалась именно в том, чтобы сделать из непонятными" {30}. Уоттон считал, что самые лучшие эмблемы в тот день были у братьев Гербертов. Как бы то ни было, 31 марта в резиденции Ретленда, замке Бивор Касл, управляющий Ретленда Томас Скревин зафиксировал выплату Шекспиру 44 шиллингов "золотом за эмблему для моего господина" и еще 44 шиллинга "Ричарду Бербеджу за то, что он нарисовал эмблему". Бербедж был талантливым художником-любителем. Его знаменитый портрет, возможно написанный им самим, выставлен теиерь в Даллидж-Колледже. Упоминание его имени вместе с именем Шекспира устраняет всякие сомнения относительно того, что это именно наш поэт, а не какой-то другой Шекспир – например, Джон Шекспир из королевской челяди создавал эмблемы для графа {В бумагах Ретленда зафиксирована еще одна выплата денег Бербеджу за эмблему, выполненную 25 марта 1616 г.}.

В том же месяце, в марте 1613 г., Шекспир сделал свое последнее капиталовложение. На этот раз дом, который оy купил, находился в Лондоне, а не в Стратфорде, и, видимо, Шекспир никогда не жил в нем. Дом этот, расположенный в удобном для Шекспира районе Блэкфрайарз, так же как театр Блэкфрайарз, был когда-то частью огромного комплекса монастыря доминиканцев. После того как монастырь был распущен, этот дом перешел во временное владение Джеймса Гардинера, а от него к Джону Фортескью; в 1604 г. это помещение было отдано на 25 лет в аренду галантерейщику Уильяму Айрленду. Он арендовал его у "Генри Уокера, лондонского гражданина и менестреля". Этот "жилой дом или арендуемое помещение", часть которого была построена над Большими воротами, стоял прямо напротив королевской ризницы, расположенной восточнее, и примыкал к улице, ведущей к верфи Падл, где Темза сужалась в узкий рукав. В западной части земля, где находился дом, включала участок, который вдова Энн Бэкон расширила в обе стороны; старая кирпичная стена ограждала дом с третьей стороны. Покупатель имел право свободно пользоваться воротами и двором, а также "всеми подвалами, мансардами (то есть верхними чердачными помещениями], комнатами, фонарями, удобствами, доходами, предметами и любым имуществом, могущим быть предметом наследования, принадлежащим названному дому или арендуемому помещению или так или иначе имеющим к нему отношение". Эти детали перечислены в документе о передаче имущества. Существуют два экземпляра этого Документа: один предназначался Шекспиру, другой – Уокеру. Передача собственности состоялась 10 марта. За надвратный дом в Блэкфрайарзе Шекспир заплатил 140 фунтов, из них 80 фунтов наличными. Теперь у него есть дом в нескольких сотнях метров от театра Блэкфрайарз, а у верфи Падл в нескольких шагах вниз по дороге швартовались лодки, которые могли быстро перевезти его в Банксайд. Но это соседство едва ли имело большое значение, поскольку, вероятнее всего, драматург удалился на покой в стратфордский дом Нью-Плейс; в упомянутом документе он называет себя жителем Стратфорда. Покупая этот надвратный дом, он просто следовал примеру своего друга Бербеджа, который приобрел в этом районе несколько участков земли. Очевидно, для него это было именно помещением капитала бесхитростным и простым.

Впрочем, возможно, в некоторых отношениях и не столь уж простым.

Согласно юридическому документу, подтверждающему право собственности, Шекспир покупал дом вместе с Уильямом Джонсоном, Джоном Джексоном и Джоном Хемингом. Хеминг (или Хеммингс), почти несомненно, был давним товарищем Шекспира по труппе его величества {Некоторые биографы без достаточных к тому оснований оспаривают это, например Дж. О. Холиуэл-Филиппс (Наlliwtll-Рhillipps J. O; Outlines of the Life of Shakespeare (7-th ed., 1887, 1239).}. Джонсон первым поименован в документе в качестве хозяина "Сирены". Фамилия "Джексон" была достаточно распространена, а он, может быть (как предполагает Хотсон), был тем магнатом-корабельщиком из Гулля, который любил бывать в компании "знатных умов" в таверне "Сирена" и был женат на свояченице пивовара Илайеса Джеймса, жившего у подножия Падл-Док-Хилл {31}. Несмотря на то что эти лица поименованы в акте передачи имущества как участники сделки, Шекспир, очевидно, был единоличным покупателем. Он выплачивал стоимость покупки, остальные просто выступали в роли доверенных лиц, представлявших его интересы. Через день после заключения сделки Шекспир заложил надвратный дом тому же Уокеру за недостающие 60 фунтов. Срок выплаты по закладной истекал 29 сентября следующего года. Согласно особым условиям закладной, если покупатель не мог выкупить ее, продавец вновь вступал во владение своим имуществом, "начиная с праздника благовещения благословенной девы Марии" в следующем году сроком на сто лет с выплатой арендной платы в виде "одного перечного зерна на пасху ежегодно".

Такие сложные условия договора, для заключения которого потребовались доверенные лица и заклад, отличают покупку дома в Блэкфрайарзе от других помещений капитала, сделанных Шекспиром. Заклад дома легко объяснить как временную меру, позволявшую покупателю в течение некоторого времени собрать остаток стоимости дома. Но зачем понадобилось участие доверенных лиц? Практический смысл его заключался в том, чтобы лишить вдову Шекспира предполагаемого вдовьего права на пожизненное владение третьей частью этого имущества: ибо в случае "неразделенного совладения" собственностью несколькими лицами канцелярский суд не признал бы права Энн в том случае, если ее муж не переживет остальных формальных покупателей {32}. Некоторые биографы видят здесь косвенное отражение семейных неурядиц. Сидни Ли замечает: "Эта процедура достаточно убедительно доказывает, что он намеревался лишить ее [свою жену] возможности воспользоваться его имуществом после ее смерти" {33}. Однако рассуждать так – значит по меньшей мере выдавать часть за целое, хотя (как мы увидим) толкование это спорно. Шекспир, насколько нам известно, не лишал Энн возможности воспользоваться другим его имуществом. В своем завещании он руководствуется скорее другими соображениями, чем мыслью о праве вдовы на вдовью долю. В действительности мы не знаем, зачем он заручился поддержкой Хеминга, Джонсона и Джексона в качестве Доверенных лиц.

Заслуживают внимания несколько последующих событий, связанных с этим надвратным домом. Шекспир отдал его внаем Джону Робинсону. Весной 1615 г., вскоре после того, как "Энн Бэкон недавно скончалась", Шекспир вместе с несколькими другими владельцами собственности в Блэкфрайарзе подписался под ходатайством в канцелярский суд о предоставлении сыну и душеприказчику вдовы Матиасу Бэкону права на выдачу "письменных разрешений и других документов", имеющих отношение к названным "жилым домам с постройками, арендуемыми помещениями и недвижимостью" (эти документы датированы в деле 26 апреля (иск), 5 мая (ответ) и 22 мая (решение)). Участие Шекспира в этом деле было простой дружеской услугой. Через два года после смерти поэта его доверенные лица передали право на надвратный дом Джону Грину из Клементс-Инн и Мэтью Моррису из Стратфорда "во исполнение условий опеки и обязанностей, возложенных на них покойным Уильямом Шекспиром, проживающим в вышепоименованном Стратфорде, джентльменом и... в соответствии с истинным намерением и смыслом завещания названного Уильяма Шекспира" {34}. Передача состоялась 10 февраля 1618 г. В своем завещании Уильям Холл, отец того врача, который был зятем Шекспира, называет этого Мэтью Морриса "моим человеком". Морри сохранил тесную связь с Холлами, недаром он назвал свои детей Джоном и Сьюзан {35}.

Примерно тогда же, когда происходила покупка дом, в Блэкфрайарзе, шекспировскую труппу пригласили принять участие в тщательно подготовлявшихся празднествах в Уайтхолле, назначенных на февраль 1613 г. в ознаменование бракосочетания единственной оставшейся в живы дочери Джеймса, принцессы Элизабет, и принца Фредери на, курфюрста Рейнского пфальцграфства. Она стала королевой Богемии всего на год и осталась в памяти как "Зимняя королева". Но зимой 1613 г. это печальное событие еще было впереди, его невозможно было предвидеть, Англия приветствовала этот брак спектаклями, живым картинами, процессиями, маскарадами и фейерверками. "Слуги его величества" развлекали новобрачных не менее чем четырнадцатью пьесами, среди которых были "Много шума из ничего", "Отелло", "Зимняя сказка" и "Буря" За участие в празднествах труппа получила щедрое вознаграждение – 93 фунта 6 шиллингов 8 пенсов {Сумма 153 фунта 6 шиллингов 8 пенсов, о которой иногда упоминают, явилась вознаграждением не только за эти четырнадцать пьес, но также еще за шесть спектаклей, данных при дворе "слугами его величества" в тот же период времени. Джозеф Куинси Адамс (Joseph Quincy Adams, A Life of William Shakespeare (Boston and New York, 1923) p. 431) считает, что все двадцать спектаклей были посвящены свадебным празднествам, и это точки зрения придерживается не он один (ср. Halliday F. The Life of Shakespeare (rev. ed., 1964), p. 221).}. Для сравнения можно сказать, что "слуги леди Элизабет", собственные актеры принцессы, играли только дважды.

Некоторые ученые полагают, что Шекспир написал хронику "Генри VIII" в честь бракосочетания Элизабет и Фредерика. О постановке этой пьесы не упоминается в счетах придворной казны, но вполне возможно, что она была той неназванной драмой, которую сотни зрителей ожидали увидеть 16 февраля, но дождались лишь отмены спектакля ради "еще больших удовольствий" на представлении пьесы-маски. Считают, что Шекспир написал "Генри VIII" в соавторстве с молодым и приобретавшим известность Джоном Флетчером. Сыну лондонского епископа, воспитывавшемуся в столице и (вероятно) получившему образование в Кембридже, предстояло стать преемником Шекспира в качестве постоянного драматурга королевской труппы. Мы не можем с уверенностью сказать, действительно ли они сотрудничали в написании "Генри VIII", хотя, скорее всего, это так. То, что спектакль якобы ставили или готовили к постановке в Уайтхолле после свадебных пиршеств, всего лишь приятное, если не праздное, предположение. Но какая-то пьеса о царствовании Генри VIII ставилась в летнем помещении театра "слуг его величества" в день св. Петра, 29 июня 1613 г.

В этот незабываемый день загорелась соломенная крыша, внезапный ветер раздул пламя и вскоре весь огромный "Глобус" был уничтожен огнем. Через три дня сэр Генри Уоттон, хоть он и не был очевидцем пожара, взволнованно сообщил о нем своему племяннику Эдмунду Бэкону:

Королевские актеры поставили новую пьесу под названием "Все это

правда", изображающую главные события царствования Генри VIII;

представление было исключительно пышным и торжественным, вплоть до

того, что сцену устлали циновками; кавалеры орденов выступали со

своими знаками отличия – изображением Георга (Победоносца) и

подвязками, гвардейцы были обряжены в расшитые мундиры и все такое

прочее, чего было достаточно, чтобы сделать величие общедоступным,

если не смешным. Во время маскарада во дворце кардинала Вулси появился

король Генри, и его приветствовали салютом из пушек; пыж, сделанный из

бумаги или чего-то еще, вылетел из пушки и упал на соломенную крышу;

но дыма, который при этом появился, никто не заметил, так как все

глаза были обращены на сцену, а между тем огонь разгорелся и быстро

охватил все здание, так что меньше чем за час оно сгорело до самого

основания.

Таково было роковое последствие этого хитроумного изобретения; но во время пожара погибли только дерево, солома и несколько старых костюмов; правда, на одном человеке загорелись его брюки, и он чуть не сгорел, но какой-то находчивый шутник потушил огонь, вылив на него бутылку эля {36}.

Это событие побудило одного составителя написать скорбную балладу:

Не пролил ливень ясным днем

Свой бойкий дождь, спасая

От пламени сей славный дом,

Ни ты – свой эль, пивная.

...Пожар, начнись внизу он, знамо.

Со страху замочили б дамы.

Как жалко, как жалко, что все это правда, увы {37}.

Как и следовало ожидать, пуритане увидели перст божий в этом "внезапном устрашающем пламени". Но не прошло и года, как на том же месте поднялось новое здание "Глобуса", покрытое черепицей. 30 июня 1614 г. Джон Чемберлен зашел к подруге, но ему сказали, что она "отправилась в новый "Глобус" на спектакль". Имел ли перст божий отношение к этому чудесному возрождению, об этом пуритане молчат. По слухам, сам король Джеймс и многие его вельможи оплатили расходы по восстановлению театра. Однако на самом деле эти расходы легли на пайщиков, которые по условиям аренды обязаны были содержать я ремонтировать театр. Сначала каждый пайщик внес 50 или 60 фунтов, но в конце концов заплатил много больше. Джон Уиттер, уже задолжавший свою долю арендной платы, не мог собрать положенную сумму и распрощался с товариществом пайщиков. Мы не знаем, как поступил Шекспир. Возможно, подрезая лозу в большом саду возле Нью-Плейс, он решил, что пришла пора продать свою седьмую часть в половине доходов труппы, для которой он делал все, что было в его силах, почти двадцать лет.

15

И ВНОВЬ СТРАТФОРД

По моему велению могилы

Послушно возвратили мертвецов.

Все это я свершил своим искусством.

Но ныне собираюсь я отречься

От этой разрушительной науки.

Хочу лишь музыку небес призвать,

Чтоб ею исцелить безумцев бедных,

А там – сломаю свой волшебный жезл

И схороню его в земле. А книги

Я утоплю на дне морской пучины,

Куда еще не опускался лот...

{Шекспир, Уильям. Полн. собр. соч., т. 8, с. 200.}

В 1838 г. второстепенный поэт Томас Кэмпбелл первым отождествил Просперо из "Бури" с распорядителем труппы "слуг его величества", и с тех пор читатели воспринимают отказ Просперо от своего сверхъестественного могущества как красноречивое прощание со сценой самого Шекспира {1}. Во Всяком случае, в одном отношении слова Просперо более подходят самому драматургу, чем его марионетке, произносящей их. Волшебник из "Бури" не возвращал никаких мертвецов из могил; как это сделал автор "Ричарда III" и "Гамлета". Однако на это можно возразить, что монолог имеет своим источником "Метаморфозы" Овидия, с которыми Шекспир был знаком и на овидиевской латыни, и в переводе Голдинга. Кроме того, слова, столь очевидно соответствующие драматическому контексту, вовсе не понуждают нас толковать их как автобиографические. Чудеса Просперо действительно окончились; он должен оставить свою магию, открыть свое подлинное лицо и вновь вступить во владение своим герцогством в Милане. Во всяком случае, "Буря", ставившаяся в Банкетном дворце в Уайтхолле вечером на День всех святых в 1611 г., не была последней пьесой Шекспира. За нею последовал "Генри VIII"; есть свидетельства, указывающие, что Шекспир выступил в соавторстве с Флетчером в "Двух благородных родственниках" около 1613 г. Таким образом в "Буре" он в лучшем случае произносит au revioz, а не adieu. Разумеется, Шекспир не отказался совершенно от посещений Лондона в последние годы своей жизни. Как мы видели, он был там в мае 1612 г., когда свидетельствовал в Суде по ходатайствам на процессе Белотта – Маунтджоя и вновь – в марте следующего года, когда покупал и закладывал надвратный дом в Блэкфрайарзе, а также предположительно весной 1615 г., когда принимал участие в ходатайстве по поводу того же самого имущества. И это еще не все его посещения. Однако после 1610 г. из-под пера Шекспира вышло немного пьес и вовсе ни одной, на сколько нам известно, после 1613 г. Если взвесить должным образом все факторы, кажется, нет достаточных причин для сомнений в существовании этого последнего нелитературного периода, смысл которого первым резюмировал Роу:

Последние годы жизни он провел так, как все здравомыслящие люди

желали бы их провести, – наслаждаясь свободой, покоем и беседой с

друзьями. Удача помогла ему приобрести имение, отвечайте его

положению, а стало быть, и желаниям; и говорят, он провел несколько

лет перед смертью в своем родном Стратфорде {2}.

В 1611 г. город исчерпал пожертвования "на расходы по исполнению парламентского билля об улучшении и ремонте больших дорог и исправлении других указанных законами недостатков". В те времена строительство и ремонт дорог в большинстве случаев финансировали местные филантропы. Яркий пример такого рода деятельности – сэр Хью Клоптон; но теперь Стратфорд пожелал, чтобы правительство Англии взяло на себя часть этого бремени. Возможно, этот вопрос обсуждался, когда стратфордские мировые судьи, обследуя в том же году большую дорогу, ведущую в Бриджтаун, уселись все вместе, чтоб слегка передохнуть, отведать вина, сахару, яблок и пива. Тогда группа горожан в количестве семидесяти одного человека поддержала это начинание своим авторитетом деньгами; имена главного олдермена, представителя корпорации города и других олдерменов возглавили список, подготовленный 11 сентября. Этот главный олдермен "г-н Томас Грин, эсквайр" – единственный из подписавшихся, против имени которого была точно указана сумма пожертвования: он внес 2 шиллинга 6 пенсов. В самом начале списка вписано имя "г-на Уильяма Шекспира (Shackspere)" (около трети имен предварено почтительным "г-н"); возможно, Шекспир был в Лондоне, когда инициаторы составили список жертвователей. Законопроекты о ремонте больших дорог не раз выдвигались в палате общин в тот период, но дальше комиссий дело не шло {4}. Этот билль тоже ни к чему не привел.

В ту пору умер один из обитателей Хенли-стрит Роберт Джонсон. Посмертная опись, составленная 5 октября учителем Эспинелом, включала 20 фунтов за "амбар, который он арендовал у г-на Шекспира". Виноторговец Джонсон был хозяином постоялого двора, который впоследствии стал известен под названием "Белый лев". Вероятно, Джон Шекспир построил этот амбар позади дома, где родился Шекспир, на пустыре, называвшемся Гилд-Питс, через который проходил королевский тракт в Лондон. К этому амбару примыкали задние ворота постоялого двора "Лебедь" {5}. Джонсон (Майкл) по-прежнему арендовал этот амбар в 1670 г., когда внучка Шекспира составляла свое завещание. В конце XVIII в. Джорден упоминает "большие кирпичные амбары, все еще стоящие на Гилд-Питс на краю Бирмингемской дороги" {6}.

3 февраля 1612 г. был похоронен брат Шекспира Гилберт. В стратфордской приходской книге зафиксировано погребение "Gilbertus Shakspeare adolescens" и ровно год и один день спустя – погребение последнего оставшегося в живых брата Шекспира, Ричарда. Из восьми сыновей и Дочерей Джона Шекспира живы к этому времени были только поэт и его сестра Джоан.

В 1614 г. некий проповедник останавливался в Нью-Плейс и корпорация заплатила 20 пенсов "за одну кварту испанского вина и одну кварту бордо", выданных ему в качестве угощения. Он прибыл прочесть одну из трех официально установленных проповедей, которыми бейлиф и совет ежегодно наставлялись в часовне: Окена – на день выборов в сентябре, Хамлета Смита – на пасху и Перро – , на канун троицы. (В 1614 г. была учреждена четвертая проповедь на деньги, пожертвованные Джоном Комбом.) Вероятно, этот проповедник читал проповедь на пасху или в канун троицы, поскольку плата за нее зафиксирована в счетах казначея между записями, датированными 21 марта и 30 июня 1614 г. Наезжавшие духовные лица порой то останавливались на постоялых дворах, то обретали кров в частных домах, и дом Нью-Плейс, находившийся в двух шагах от часовни гильдии, весьма подходил приезжему для ночлега. В таких случаях корпорация часто оплачивала счета за поднесенное вино, к которому иногда подавался сахар.

В то лето 9 июля "внезапный и ужасный пожар" охватил крытые соломой дома Стратфорда, в третий раз на памяти одного поколения. "Его сила, – по утверждению мировых судей, – была столь велика (ветер насквозь продувал город) и он вспыхнул сразу в стольких местах, что угрожал целиком истребить город" {7}. В ту субботу до основания сгорело 55 жилых домов, а также конюшни и амбары, полные зерна и сена. Для погорельцев были собраны пожертвования. По счастью, собственность Шекспира уцелела.

В конце того же лета новое непредвиденное событие взволновало состоятельных людей Стратфорда. Вновь возник вопрос об огораживании. Артур Мэйнуоринг (или Маннеринг), управляющий лорд-канцлера Элзмира, выдвинул план огораживания общинных земель Уэлкомба, и его союзником стал Уильям Комб, который в свои двадцать восемь лет был могущественным землевладельцем в округе. Этот Комб был сыном Томаса Комба, проживавшего в здании духовной общины и приходившегося племянником старому ростовщику по кличке Десятая Доля, недавно скончавшемуся Джону Комбу. Предыдущая попытка огораживания провалилась, хотя главным инициатором огораживания был не кто иной, как сэр Эдвард Гревиль, бывший лендлорд здешнего поместья; на этот раз Мэйнуоринг и Комб были преисполнены решимости довести дело до конца. Огораживание многих било по карману, и потому естественно, что этот вопрос возбудил бурные страсти. Интересы Шекспира в десятинных землях также затрагивались. Его имя открывало список "старинных владельцев участков на полях Старого Стратфорда и Уэлкомба"; этот список был составлен секретарем городской корпорации Томасом Грином 5 сентября в ответ на предложенный план огораживания. Огораживание должно было привести к слиянию разрозненных участков множества полос неогороженной земли площадью в акр и в пол-акра – в более крупные участки, ограниченные живыми изгородями и заборами. Некоторые границы неизбежно должны были подюргнуться изменениям. Поля Уэлкомба в ту пору представляли собой луговину, славившуюся своими покосами и выпасами. Если бы эти поля были огорожены, пахотные участки превратились бы в пастбище для овец, что обычно давало меньше дохода с каждого акра, чем участки, засеянные зерном и травой. Огораживание к тому же сокращало число обрабатывающих землю (овцы, как писал Томас Мор, пожирали людей) и приводило к повышению цен на зерно. Вот что было причиной беспокойства держателей земельных участков. С другой стороны, огораживание содействовало росту производительности сельского хозяйства, "поскольку общинная пахота неогороженных участков производилась примитивным способом, и, очевидно, никто не желал вкладывать капитал для улучшения своих разбросанных и неогороженных участков ради выгоды своих соседей" {8}. Комб отчетливо сознавал, что огораживание принесет выгоду. Шекспир, чьей поддержки искали обе стороны, по-видимому, не примкнул ни к одной из них.