Текст книги "Шекспир. Краткая документальная биография."

Автор книги: Сэм Шенбаум

12
Слуга лорд-камергера

Запись о выплате вознаграждения за два спектакля при королевском дворе в Гринвиче в 1594 г. указывает на то, что Шекспир уже вступил на профессиональную стезю. Очертания его карьеры наконец проступают из мрака; никогда полностью не прекращающиеся споры и предположения прекращаются, и события предстают в своем истинном свете. Казначей двора ее величества в своих записях ставит Шекспира в один ряд с выдающимся шутом труппы лорд-камергера «месье де Кемпом», которого Нэш превозносил как «торговца шутками и полномочного наследника духа Дика Тарлтона», и с великим трагиком Бербеджем, который впоследствии воплотит на сцене образы главных героев Шекспира – Гамлета, Отелло и короля Лира. Хотя Шекспир не прославился как исполнитель трагических ролей, казначей все же определяет его как актера, и нет никаких сомнений в том, что он служил в своей труппе в этом качестве. Кроме того, Шекспир становится пайщиком своей труппы в отличие от большинства елизаветинских драматургов, которые, подобно Грину, пробавлялись скудными заработками, поставляя пьесы актерам. Вероятно, он помогал ставить свои пьесы, а также пьесы других авторов. Но прежде всего он был постоянным драматургом своей труппы в том смысле, что писал исключительно для нее; он был ее «постоянным поэтом», как это называлось в елизаветинском театре. В ту эпоху было всего несколько профессиональных писателей такого рода, и в их числе Хейвуд, Флетчер и Деккер, еще более плодовитые, чем наш поэт, который, судя по рассказам поражавшихся его способностям собратьев актеров, писал без помарок. Шекспир был подлинным профессионалом. Благодаря одновременной деятельности в качестве актера, совладельца театра и драматурга он стал, по словам одного из крупнейших современных специалистов по театру эпохи Елизаветы и Джеймса I, «совершеннейшим образцом театрального деятеля своего времени».[12.01]

[Закрыть] Мало кто в истории служил театру в столь разных качествах. Ни Расин, Ибсен, ни Шоу не выдерживают с Шекспиром никакого сравнения; только Мольер среди драматургов с мировым именем может сравниться с ним.[12.02]

[Закрыть]

Потомки, по вполне понятным причинам, чтят прежде всего драматурга, а не актера или руководителя театра, чьи триумфы, сколько бы рукоплесканий они ни заслужили были преходящи; бессмертием Шекспир обязан своим пьесам, хотя он едва ли рассчитывал на него, и если надеялся на грядущее признание, то разве лишь в отношении поэм, посвященных знатным лордам.

Как ни эфемерны театральные представления, сохранилась память об одном спектакле середины 1590-х гг., когда пьеса Шекспира была сыграна в необычных условиях. Вот что рассказывает об этом очевидец: 28 декабря 1594 г. по случаю рождественских празднеств, организованных корпорацией адвокатов в "Грейз инне", были наняты профессиональные актеры (несомненно, это были "слуги лорд-камергера"), с тем чтобы они сыграли "Комедию ошибок". "Грейз инн" была самой большой из четырех юридических школ, где молодые нетитулованные мелкопоместные дворяне учились на адвокатов и развлекались в часы досуга литературой, театром и дамами. То были первые после великой чумы святочные торжества, на них разослали слишком много приглашений, что привело к столпотворению в день невинноубиенных. Вот как это описано в "Деяниях греянцев":

Посол ["Иннер темпла"] прибыл... около девяти часов вечера... Когда он занял свое место... и должно было начаться представление для услаждения зрителей, внезапно на сцене возникли суматоха и беспорядок, так что стало невозможно сыграть спектакль... Господин посол и его свита сочли, что их принимают не столь любезно, как положено, и что поэтому им не следует долее оставаться здесь... После их ухода толчея и суматоха несколько уменьшились, но все же были настолько сильны, что сумели вызвать беспорядок и расстроить хорошую затею. Вследствие этого, а также потому, – что задуманными развлечениями предполагалось почтить тем плерианцев, было сочтено за благо не устраивать ничего, за исключением танцев и гуляния с дамами; и лишь после этих развлечений актеры сыграли «Комедию ошибок» (подобную платоновским «Менахмам»). Таким образом, эта ночь началась и окончилась среди неразберихи и ошибок, почему впоследствии ее всегда вспоминали как «ночь ошибок».[12.03]

[Закрыть]

"На следующий вечер, – говорится далее в повествовании, изложенном в подходящем к случаю шутливо-напыщенном тоне, – королевский стряпчий трижды публично зачитал обвинительный акт, в котором виновником сумятицы и беспорядка был назван «колдун» и «волшебник». В судебном иске этого «колдуна» обвиняли в том, что (среди прочих проступков) он «подстрекал труппу низменных и простых парней усугубить возникший беспорядок пьесой, в которой происходило много ошибок и путаницы, и что из-за него эта ночь создала нам сомнительную репутацию и была прозвана „ночью ошибок“».

Другая ранняя комедия Шекспира также связана с празднествами. Благодаря своей краткости, составу исполнителей и (по словам Эдмунда Чемберса) "брачному характеру темы" комедия "Сон в летнюю ночь" как нельзя лучше подходила для украшения свадебного торжества. Для множества ролей женщин и фей требовались мальчики-актеры; было ли их достаточно у "слуг лорд-камергера" или им пришлось для этого специально нанять дополнительных актеров? Текст комедии имеет два варианта финала – для представления в театре и для домашнего спектакля во дворце вельможи. "... Спать скорее! приказывает герцог Тезей после танца в V акте,

 
Влюбленные, настал волшебный час.
Боюсь, что утром так же мы проспим,
Как незаметно за ночь засиделись.
Нам пьеса сократила ночи ход.
В постель, друзья..."[12.04]

[Закрыть]
 

Так, скорее всего, заканчивалась пьеса, когда ее ставили в театре. Потом часы били полночь, сцена пустела, на нее выходил Пэк с метлой в руках и феи украдкой проникали в дом чтобы благословить молодых на счастливое продолжение рода и освятить каждый покой «сладчайшим миром». Как это подходит для свадьбы!

Биографы Шекспира и редакторы его сочинений называют несколько аристократических свадеб, во время которых могло произойти первое представление "Сна в летнюю ночь". Эти бракосочетания могли происходить в течение более чем десяти лет – начиная с весны 1590 г., когда состоялась свадьба графа Роберта Эссекса и леди Франсис Сидни, до свадьбы лорда Генри Герберта и Энн Рассел в июне 1600 г.; однако большинство ученых, учитывая все временные обстоятельства, считают, что это произошло на свадьбе сэра Томаса Химеджа, старшего казначея королевского двора, и матери покровителя Шекспира графини Мэри Саутгемптон, хотя невесте вряд ли могло польстить упоминание в пьесе о "вдове, что тратит будущее сына состоянье". Один биограф недавно высказал мнение, что Шекспир сочинил свою пьесу специально для торжеств, происходивших во дворце Саутгемптонов 2 мая 1594 г.

Однако это предположение, показавшееся вначале весьма заманчивым, потеряло свою привлекательность после строгого и тщательного изучения вопроса. Стенли Уэлс убедительно опроверг эту гипотезу:

Нет никаких внешних свидетельств, относящихся к этому вопросу. Такое предположение было вызвано различными характерными чертами самой пьесы. Действительно, вопрос о браке занимает в ней главное место, но о браке говорится во многих комедиях. Пьеса кончается тем, что феи благословляют новобрачных; но такой финал полностью соответствует художественному замыслу Шекспира и не нуждается в объяснениях... Исполнение «Сна в летнюю ночь» (так же как и «Бесплодных усилий любви») требовало необычно большого числа мальчиков-актеров. Они должны были исполнять роли Ипполитты, Гермии, Елены, Титании, Душистого Горошка, Паутинки, Мотылька и Гречишного Зерна. Возможно, Пэка и Оберона тоже играли мальчики или юноши. Однако на титульном листе первого издания пьесы, напечатанного в 1600 г., сказано что эта пьеса «несколько раз публично исполнялась достопочтенного лорд-камергера слугами». Если труппа Шекспира могла для каждого из этих представлений набрать достаточно мальчиков, у нас нет оснований сомневаться, что она могла их набрать и для первого спектакля. Таким образом, гипотеза о том, что роли фей раздавались детям из воображаемых знатных домов, является чистой фантазией. Авторские ремарки в первом издании, возможно печатавшемся по рукописи Шекспира, ничем по существу не отличаются от авторских ремарок в других его пьесах; такая ремарка, как «фея входит в одну дверь и Пэк в другую», предполагает, что Шекспир имел в виду сцену общедоступного театра. Более того, хотя свадьбы в благородных семействах в шекспировские времена иногда сопровождались интересными представлениями, обычно это были пьесы-маски, и первой пьесой, о которой доподлинно известно, что она была написана специально для свадьбы, является «Триумф Гименея» Сэмюэля Дэньела. Ее сыграли в 1614 г., приблизительно через двадцать лет после написания «Сна в летнюю ночь». К этому времени получила распространение) традиция изящных развлечений, и «Триумф Гименея», видимо, не предназначался для постановки в общедоступном театре.[12.05]

[Закрыть]

Хотя Шекспир не стремился издавать свои пьесы (по причинам, уже изложенным выше), они так или иначе появлялись в печати. В этом отношении 1594 год тоже является своего рода вехой. В этом году две его вещи, а возможно и три, попали в печать. «Тит Андроник», внесенный в список гильдии печатников и издателей 6 февраля.) был первой опубликованной пьесой, за ним вскоре последовала первая часть «Истории борьбы между двумя славными домами Йорков и Ланкастеров» (пьеса зарегистрирована в гильдии 12 марта); это был неточный текст второй части «Генри VI», составленный актерами по памяти.) Если «Укрощение одной строптивицы» («The Taming of A Shrew») действительно представляет собой испорченную редакцию «Укрощения строптивой» («The Taming of the Shrew»), хотя она существенно отличается от первой пьесы то оказывается, что эта пьеса тоже была впервые опубликована в 1594 г.; в окончательном варианте, знакомом всем читателям и театралам, она вышла в свет лишь через семь лет после смерти драматурга. Ни в одном из этих кварто, изданных в 1594 г., имя Шекспира не указано. Оно не значится и на титульном листе пьес, опубликованных, очевидно, без его согласия в течение следующих трех лет. Это «Правдивая трагедия Ричарда, герцога Йоркского» («плохое» кварто третьей части «Генри VI»), опубликованная в 1595 г., «Ромео и Джульетта» (еще одно «плохое» кварто), «Ричард II» и «Ричард III», опубликованные в 1597 г. Последние три пьесы пользовались огромной популярностью. В 1599 г. вышло второе издание «Ромео и Джульетты», которое содержало множество ошибок, хотя на титульном листе было напечатано, что оно «заново исправлено, дополнено и улучшено». Это издание также было анонимным. Однако на вторых кварто «Ричарда II» и «Ричарда III», изданных в 1598 г., имя Шекспира уже стояло. В 1598 г. были также опубликованы «Бесплодные усилия любви» как сочинение «У. Шекспира»; это самое раннее из сохранившихся изданий пьесы, хотя на титульном листе указано, что оно является «заново исправленным и дополненным». В 1598 г. была также опубликована без имени автора первая часть «Генри IV»; эта оплошность была исправлена в третьем издании («заново исправленном У. Шекспиром») в 1599 г. Таким образом, к 1598 г. во крайней мере восемь, а возможно и девять, шекспировских пьес появились на прилавках книготорговцев. Но к этому времени он написал гораздо больше пьес, как убедительно доказывает весьма осведомленный Фрэнсис Мерез.

Отпрыск ланкаширских Мерезов, известных на Фенсе {Фенс – низкая болотистая местность в графствах Кембриджшир, Линкольншир и Норфолк. – Прим. перев.}, Фрэнсис родился на год позже Шекспира. На титульном листе первого опубликованного Мерезом произведения проповеди, озаглавленной "Божественная арифметика", он поименован "магистром искусств обоих университетов и ученым-богословом". В Лондоне, где Мерез проживал на Ботольф-Лейн и где вращался в литературных и театральных кругах, он с удовольствием принял участие в издании серии книг, первой из которых была "Politeuphuia" ("Республика умов") Николаса Линга. Она представляла собой собрание апофегм или кратких наставлений о нравственности, религии и искусствах. Это были печатные аналоги тех записных книжек, куда вдумчивые елизаветинцы записывали свои жизненные наблюдения и мудрые изречения античных и новейших авторов, главным образом античных, чтобы при случае сослаться на авторитет во время светских и литературных бесед. В своей книге "Palladis Tamia, или "Сокровищница ума", являющейся второй частью "Республики умов", Мерез следует собственному афоризму, согласно которому "все, что истекает из ума... может течь по трем каналам, воплощаясь в трех основных видах разумения – в изречении (то есть в максиме), в уподоблении или в приведении примера".[12.06]

[Закрыть] Воспитанный в духе эвфуизма Мерез более всего любил уподобления и заполнил тысячами таких уподоблений без малого семьсот страниц своей толстой книги форматом в 1/3 листа. «Подобно тому как А и Б», – такова бесконечно повторяющаяся формула, применяемая им к целому ряду предметов, начиная с бога и кончая смертью. Посему: «Подобно тому как петух кричит во мраке ночи, так и проповедник кричит во мраке мира». Мерез отнюдь не сторонник равноправия женщин: «Подобно тому как голубей ловят с помощью бобов, а детей увлекают игрой в мяч, так и женщин обольщают безделушками». Он к тому же не особенно изобретателен; хотя и приводит длинный список духовных и светских писателей, которые послужили ему источниками, своими уподоблениями он в основном обязан переведенной на английский язык «Parabolae sive Similia» («Сопоставления и сравнения») Эразма Роттердамского, а свои исторические аналогии он извлекает из популярной энциклопедичной «Officina» Равизия Текстора.[12.07]

[Закрыть] Однако попутно Мерез отводит шестнадцать страниц «Рассуждению о наших английских поэтах сравнительно с греческими, латинскими и итальянскими поэтами». Этой главе и в меньшей степени коротким главкам о живописи и музыке он обязан своей известностью. Его сравнение лучших современников с античными авторами и мастерами итальянского Возрождения – единственное в своем роде свидетельство того, как патриотически настроенный, хотя и лишенный художественного дара елизаветинец оценивал культурную жизнь своего времени. В этом отношении ничто из написанного в тот век не идет в сравнение с рассуждениями в «Сокровищнице ума». Создав это произведение, он удалился в провинциальную глушь и служил до конца своей долгой жизни священником и учителем в Уинге, в Ратленде.

Наибольший интерес для нас представляют похвалы Мереза в адрес Шекспира. Он славит поэта за то, что тот "чрезвычайно" обогатил английский язык и облек его в "редкостные украшения и блистательные одеяния". Шекспир один из лучших авторов в лирической поэзии, комедии, трагедии, а также "самый пылкий среди плакавших и сетовавших на превратности любви". Среди похвал Шекспиру – "сладкозвучному и медоточивому" поэту, подобному Овидию, а также мастеру "превосходно отшлифованных" фраз – находится знаменитый отрывок, содержащий перечисление произведений Шекспира:

Подобно тому как Плавт и Сенека считались у римлян лучшими по части комедии и трагедии, так и Шекспир у англичан является наипревосходнейшим (в обоих видах пьес, предназначенных для сцены; в отношении комедий об этом свидетельствуют его «Веронцы», его «Ошибки», его «Бесплодные усилия любви», его «Вознагражденные усилия любви», его «Сон в летнюю ночь» и его «Венецианский купец»; в отношении трагедий об этом свидетельствуют его «Ричард II», «Ричард III», «Генри IV», «Король Джон», «Тит Андроник» и его «Ромео и Джульетта».[12.08]

[Закрыть]

Упоминание Мерезом (непосредственно предшествующее этому отрывку) «сладчайших сонетов, распространеных среди его близких друзей», указывает на то, что по крайней мере некоторые из этих стихотворений уже были написаны к 1598 г. «Комедия ошибок» упоминалась ранее, в рассказе о буйных празднествах в «Грейз инне»; что же касается пяти пьес – «Два веронца», «Вознагражденные Усилия любви», «Сон в летнюю ночь», «Венецианский купец» и «Король Джон», то Мерез дает нам самые ранние указания о времени их написания. Трудно переоценить значение свидетельства Мереза для исследователя, перед которым стоит сложная задача – определить последовательность появления произведений Шекспира.

Разумеется, наиболее интригующим является упоминание о "Вознагражденных усилиях любви". Может быть Мерез просто ошибся? Или имеет в виду пропавшую пьесу Шекспира? Либо "Вознагражденные усилия любви" лишь другое название одной из сохранившихся пьес? Возможность ошибки устранил один лондонский книготорговец, обнаруживший в 1953 г. остатки рукописи, которую переплетчики использовали более трех веков назад для изготовления корешка книги проповедей. На бумаге сохранился список какого-то книгоиздателя о наличии у него книг в августе 1603 г. Среди перечисленных названий упоминаются "Вознагражденные усилия любви", которые следуют (что вполне логично) за "Бесплодными усилиями любви". Скорее всего, "Вознагражденные усилия любви" являются одним из названий другой известной пьесы. Если это так, маловероятно, чтобы это была одна из комедий, перечисленных Мерезом помимо "Вознагражденных усилий любви". Некоторые ученые склонны считать, что этой пьесой является "Укрощение строптивой", где усилия любви, несомненно, вознаграждаются, хотя эта ранняя пьеса не упомянута в "Сокровищнице ума". Однако у того же книгоиздателя в его списке отдельно упоминается "Укрощение одной строптивицы". Тот факт, что в большинстве комедий изображаются любовные истории и заканчиваются они благополучно, не помогает установить, что это за пьеса. Возможно, это "Много шума из ничего", хотя она относится к периоду более позднему, чем тот, о котором говорит Мерез {Роберт Ф. Фейснер недавно предположил, что "Много шума из ничего" первоначально было подзаголовком "Вознагражденных усилий любви". Острослову остается забавляться игрой слов; "вознаграждение" – "ничего". (Loves Labour's Won and the Occasion of Much Ado, Shakespeare Survey 27 (Cambrige, 1974), p. 105-110 Сомневающиеся, без сомнения, останутся при своих сомнениях.}.

Профессор Т. У. Болдуин, написавший об этом небольшую книгу и являющийся крупнейшим авторитетом в вопросе о несуществующей пьесе, склонен считать, что эта комедия – "Конец делу венец", в которой Елена возвращает к себе покинувшего ее непривлекательного супруга, заманив его к себе в постель с помощью уловки; но эта точка зрения предполагает, что существовал (для чего нет никаких доказательств) исчезнувший ранний черновик этой проблемной комедии времен короля Джеймса.[12.09]

[Закрыть] Более решительно настроенный ученый считал, что слова «вознагражденная любовь» следует понимать как «заслуженные огорчения любви»" утверждая, что так называлась драма «Троил и Крессида»,[12.10]

[Закрыть] но никто не поддержал это маловероятное предположение. «Вознагражденные усилия любви» остаются одной из второстепенных шекспировских загадок.

Фрэисис Мерез, самый первый из известных нам пламенных почитателей Шекспира, открывает летопись славы нашего поэта. Согласно утверждению одного из историков шекспировской критики, панегирик в "Сокровищнице ума" показывает, "как рано сложилось представление о Шекспире как об универсальном гении".[12.11]

[Закрыть] Мерез занял почетное место среди биографов, у которых есть главы, посвященные «началу славы и утверждению социального положения Шекспира». Но этот претендующий на остроумие поклонник остроумия сам был обезоруживающе неостроумен. Порой видно, как трудно ему подобрать нужное сравнение. Например. «Подобно тому как Анакреон умер оттого, что пил сверх меры, так и Джорджа Пиля поразил недуг Венеры» – здесь в основе уподобления не смысл, а созвучие слов. Мерез необычайно неразборчивый панегирист. Он расточает похвалы Сидни («наш несравненнейший поэт») и «Королеве фей» Спенсера («Я не знаю, может ли быть создана более превосходная и изысканная поэма»); однако Шекспиру как комедиографу он расточает хвалу наравне с заведомо менее значительными талантами, такими, как «мастер Раули, некогда несравненный ученый в известном Пембрук-Колледже Оксфордского Университета», и «Энтони Манди, лучший мастер построения интриги», не говоря уже о квартете голодных поденщиков Хенсло – Портере, Уилсоне, Хетеуейе и Четле. " качестве сочинителя трагедии Шекспир должен соперничать со своим уорикширским соседом Майклом Дрейтоном. Если Шекспир «медоточивый», то Дрейтон «златоустый», и трудно сказать, какой из этих эпитетов лучше Дрейтон, так же как и Шекспир, был одним из сетовавших на превратности любви. Дрейтон также удостоился похвалы за свою нравственность, качество, которым Мерез обделил Шекспира, хотя последний вовсе не был его лишен. Несомненно, Дрейтон – любимец нашего компилятора, ибо он упомянут тринадцать раз, зато Мерез называет больше пьес Шекспира, чем кого-либо другого. В общей сложности Мерез хвалит сто двадцать пять английских писателей, художников и музыкантов. Ч. С. Льюис правильно определил значение Мереза как критика. «Шаблонные сравнения Мереза имеют такое же отношение к подлинной критике, какое сделанное Флюэллином сравнение Македонии с Монмутом имеет к географии».[12.12]

[Закрыть]

Одна из пьес, перечисленных Мерезом, – "Генри IV" (он не указывает, какая именно часть) – была только что написана в 1598 г. Эта драма имела успех, который не ослабевал в течение более полувека. В своей "Церковной истории Британии" Томас Фуллер пишет:

Драматические поэты были весьма дерзки, а иные весьма потешались над памятью сэра Джона Олдкасла, которого они изображали заядлым бражником, веселым буяном, и к тому же трусом, что противоречит репутации, созданной ему всеми летописями, в которых он описан как достойный воин. Хорошо, хоть недавно сэр Джон Фальстаф обелил память сэра Джона Олдкасла и стал вместо него играть роль шута, но то, что пишут о нем наглые поэты, имеет так же мало значения, как и то, что писали против него паписты.[12.13]

[Закрыть]

«Недавно стал вместо него играть роль шута» – странная фраза, если учесть, что между написанием «Генри IV» и «Церковной истории» прошло более шестидесяти лет:

В труде "История знаменитостей Англии", изданном уже после смерти автора, в 1662 г., Фуллер вновь ворчит. "Теперь я столько же рад тому, что Джон Олдкасл исключен из пьесы, – пишет он, – сколько и огорчен тем, что сэр Джон Фальстаф включен в нее..."[12.14]

[Закрыть] Из этих слов ясно, что сначала Шекспир назвал своего толстого рыцаря Олдкаслом. Выбор имени явился грубой ошибкой, что обнаружилось очень скоро.

Олдкасл, величавшийся лордом Кобемом, как историческая личность был знаменитой и трагической фигурой. Последователь Джона Уиклифа, обличавший папу как антихриста, он был повешен как еретик на виселице лоллардов {Лолларды – сектанты, восставшие в XIV в. против власти римского папы и католической церкви. – Прим. перев.} в Сент-Джайлз-Филдсе (и затем сожжен), а впоследствии Джон Фокс включил его в "Книгу мучеников". Стоит ли говорить о том, что католики относились к Олдкаслу совсем по-иному. В своем "Исследовании календаря или перечня протестантских святых" известный иезуит Персоне писал: "Второй месяц, февраль, более богат выделенными красным цветом именами мучеников, чем январь, ибо этих мучеников восемь – среди них два уиклифианца {Джон Уиклиф (XIV в.) – один из первых реформаторов церкви, боровшийся против католицизма. – Прим. перев.}, сэр Джон Олдкасл, рыцарь-забулдыга, хорошо известный в этом качестве всей Англии и обычно изображавшийся комедиантами на сцене; он был предан казни за разбой и мятеж в правление вышеупомянутого Генри V".[12.15]

[Закрыть] (Удар Персонса должным образом парирует Джон Спид, сделавший любопытное предположение о том, что драматург, превративший протестантского мученика в смешного шута, несомненно, был апологетом католицизма. В своей «Истории Великобритании» (1611 г.) Спид пишет: «Этот Н. Д. [Николас Долмэн – псевдоним Персонса]... представил Олдкасла забулдыгой, грабителем и мятежником, и в этом он опирается не на мнение знающих людей, а на актеров; его гнусное перо – это перо паписта и поэта, равно лживых, ибо один всегда лицемерит, а другой искажает истину... которая мне известна».) Обвинение в желании опорочить имя, почитаемое протестантами, скорее всего, было выдвинуто Уильямом Бруком, седьмым в роду лордом Кобемом, или (после его смерти в 1597 г.) его преемником Генри, восьмым в роду лордом Кобемом; оба с материнской бороны по прямой линии происходили от Олдкасла. Предлагали, что первоначальный выбор имени Шекспиром явился сознательным вызовом, своего рода актом возмездия дворянскому роду, враждебно относившемуся к театру; однако ничто не доказывает пуританских склонностей Кобема; скорее всего, драматург, не задумываясь, взял имя из своего источника – пьесы «Славные победы Генри V». А задуматься надо было.

Род Бруков пользовался влиянием при дворе. Уильям, тайный советник и лорд-камергер, мог либо сам распорядиться о замене имени, либо использовать свое влияние на распорядителя дворцовых увеселений. Его сын Генри, родственник сэра Роберта Сесила и близкий друг Рэли, был противником Эссекса и Саутгемптона – покровителя Шекспира. Хотя сторонники Эссекса насмехались над Бруком, называя его "господин глупец", он успешно противостоял тем, кто выступал против его назначения в 1596 г. лордом-смотрителем Пяти портов. Установление того, какой из Кобемов выступил с протестом (если допустить, что кто-либо выступил с таковым), зависит от точной датировки постановки первой части "Генри IV" – драма могла появиться на подмостках до или после смерти старшего из них Уильяма.

С протестом, от кого бы он ни исходил, пришлось посчитаться. Шекспир переименовал Олдкасла в Фальстафа, воспользовавшись именем персонажа из первой части "Генри VI", который удрал с поля битвы "до первого удара". Для верности драматург изменил также имена собутыльников Олдкасла – Фальстафа, Харви и Рассела, на Бардольфа и Пето: лучше было не раздражать графов Бедфордов, носивших имя Рассел, или сэра Уильяма Харви, который должен был вскоре жениться на вдовствующей графине Саутгемптон, уже пережившей двух мужей. (Некоторые полагают, что Харви является загадочным господином "W. H.", которому посвящены "Сонеты".[12.16]

[Закрыть]) Шекспир тщательнейшим образом снял все имена, которые могли задеть гордую чувствительность знати, но Харви и «Россил» все же ускользнули от его внимания и всплыли во время розыгрыша Фальстафа в трактире «Кабанья голова», а Олдкасл подразумевается в метрически неполной строке, содержащей прозрачную игру слов («my old lad of the castle» – «буян»), и в сокращении «Old», сохранившемся перед одной из реплик вместо имени Фальстафа. Но лучше всего говорит за себя смиренное отречение автора в эпилоге второй части «Генри IV»: «Фальстаф умрет от испарины, если его уже не убил ваш суровый приговор; как известно, Олдкасл умер смертью мученика, но это совсем другое лицо» {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч. т. 4 с. 247.}.

В 1599 г. группа драматургов, писавших для соперничавшей труппы лорд-адмирала, – Дрейтон, Манди, Уилсон и Хетеуей – поставила "Истинную и благородную историю жизни сэра Джона Олдкасла, лорда Кобема".

 
Не баловень, обжора явлен здесь,
Советчик старый юному пороку,
Но тот, чья всех затмила добродетель,
Отважный мученик и достославный пэр.
 

Так не без самодовольства говорит Пролог и заканчивает:

"Пусть истине воздается здесь сполна // Раз ложь чернит былые времена". И все же, несмотря на такое заявление, эти драматурги-профессионалы дважды косвенно отдают должное Фальстафу, которого они четко отделяют от Олдкасла. "Где, черт возьми, все мои старые проныры, – спрашивает король, – которые обычно промышляли на этой дороге? Фальстаф, негодник, до того растолстел, что ему не под силу влезть на лошадь, но, сдается, Пойнс и Пето вот-вот покажутся". И через несколько строк сэр Джон, приходский священник из Ротема, упоминает "это грязное мерзкое брюхо, которое толкало на любое жульничество... этого Фальстафа". Есть тонкая ирония в том, что "Историю сэра Джона Олдкасла" стали связывать с именем Шекспира и ее даже включили в третье фолио (во втором издании) его пьес в 1664 г. Таковы причуды театральной судьбы.

Самое раннее упоминание об этих закулисных волнениях встречается в письме, написанном около 1625 г. доктором Ричардом Джеймсом. "Низкорослый, рыжебородый румяный малый [так он описан одним из своих врагов], Джеймс был священником, чья любовь к путешествиям привела его даже в Россию; он писал стихи в духе последователей Бена и – что отнюдь не пустяк – был главным хранителем большой библиотеки сэра Роберта Коттона. 0 своем письме сэру Гарри Буркье Джеймс обсуждает вопрос, поставленный ему одним молодым джентльменом из числа знакомых Буркье: как мог Джон Фальстаф умереть в царствование Генри V и вновь ожить во времена Геври VI, чтобы быть осужденным на изгнание за трусость? На это Джеймс отвечает:

В первом шекспировском спектакле о Гарри V имя героя, который исполнял роль шута, было не Фальстаф, а сэр Джон Олдкасл, и это весьма оскорбило важных персон, унаследовавших его титул, а возможно также и других лиц, чтивших его память; поэт вынужден был произвести замену имен и по неведенью оскорбил сэра Джона Фальстафа, человека вполне достойного, хотя и не столь знаменитого своим благочестием, как Олдкасл...[12.17]

[Закрыть]

Впоследствии в эту историю была втянута ни больше ни меньше как сама королева. «Говорят, – утверждает Роу, – Фальстаф в первоначальном тексте назывался Олдкаслом; и, поскольку в те времена еще сохранились его потомки, королева повелела изменить имя; после чего он стал называть его Фальстафом».[12.18]

[Закрыть]

Повеление королевы фигурирует и в более позднем рассказе о том, почему Шекспир написал последнюю из пьес, где участвует Фальстаф. Это известное предание было впервые напечатано в защитительном предисловии Джона Денниса к своему "Потешному щеголю" в 1702 г. Будучи переделкой "Виндзорских насмешниц", пьеса Денниса незадолго до этого провалилась на сцене, и незадачливый автор не знал, как умиротворить два лагеря своих хулителей: одни (как он сокрушается в своем посвящении) считали пьесу Шекспира "превосходной и не нуждающейся в каких-либо добавлениях, другие же находили ее жалкой и недостойной того, чтобы тратить время на ее переделку". Оказавшись между Сциллой и Харибдой, Деннис защищал свое непрошеное соавторство ссылкой на славное прошлое пьесы.