Текст книги "Расчет вслепую"

Автор книги: Сэм Льювеллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 25

Было совсем нетрудно прожить на «Наутилусе», этой довольно просторной старой посудине, несколько дней. Я устроился в кормовой каюте с чертежной доской и немного занимался со своей командой. Скотто проводил дни, с головой уйдя в электронное оборудование «Колдуна», а ночи – в передней каюте. Сигнальное устройство находилось в кают-компании.

После двух ночей я стал задаваться вопросом: действительно ли что-нибудь произойдет? Вполне возможно, что присутствие «Наутилуса» на марине могло предотвратить любую попытку вражеского вмешательства.

На восьмой вечер я отправился к телефонной будке, позвонить Салли. Как и во все последние дни, ответа не было. Хотелось поехать к ней, но я не мог оставить порт. Удрученный, я шел, бросая раздраженные взгляды на строения из рифленого железа и ржавый металлический забор. В этот скучный холодный вечер марина выглядела как лагерь для военнопленных, который я видел в кино. Сейчас и сам я чувствовал себя заключенным.

В каюте «Наутилуса» горел свет. Я спустился вниз и обнаружил, что Скотто сидит в салоне за столом из красного дерева. Они с Джорджией играли в криббидж[70]70
  Криббидж – карточная игра.


[Закрыть].

Я спросил у них про Салли. Джорджия сказала, что она у Эда Бейса, помогает привести все в порядок после пожара. Я почувствовал укол чего-то, очень похожего на ревность, и налил всем «Феймоуз Граус», себе – несколько большую, чем обычно, порцию, чтобы притупить боль. Они спросили, не хочу ли я сыграть в покер. Я отказался и сидел на койке, полистывая книгу. Виски и мягкое поблескивание каюты подействовали на меня расслабляюще. Я погрузился в размышления о неудобствах и бедности интерьера гоночных яхт в сравнении с прочным красным деревом и всяческими подушечками «Наутилуса». Пошевелился я, только чтобы подбросить совок угля в печку, стоявшую в углу, и вновь сел, наблюдая за огнем. Тихий разговор игроков в криббидж убаюкивал, и веки мои отяжелели.

Я чихнул. Принюхавшись, почувствовал запах бензина.

– Чем это пахнет? – спросил я.

– Бензин, – сказал Скотто.

Я все еще смотрел на печку. Происходило что-то непонятное. Воздух вокруг нее будто закипал. Запах бензина становился удушающим. Вдруг каюта окрасилась в красный цвет, и сильный взрыв отбросил меня в сторону. Запахло палеными волосами, кожу на лице стянуло. Все вокруг запылало. Я увидел что-то, охваченное пламенем, катающееся по полу каюты, и скорее догадался, чем понял: Скотто. Джорджия завизжала. Я схватил огнетушитель со стены, разбил клапан, и большая белая струя туго ударила из него. Пламя угасло. Я закричал:

– Передняя каюта! – схватил Скотто и потащил через дверь. Огонь оживал, но уже не на Скотто.

Я схватил другой огнетушитель, крикнул:

– Люк, Джорджия!

И опять распахнул дверь кают-компании. Обшивка была уже вся в огне. Пена из огнетушителя бросалась на огонь, и он ненадолго отступал. Затем его безобразные языки вырывались снова. Я захлопнул дверь. Джорджия открыла передний люк – слава Богу, я не задраил его болтами. Я вывел их наружу, Скотто пополз по палубе, за ним семенила Джорджия.

Воздух показался ледяным. Я захлопнул люк. Скотто твердил хриплым голосом:

– Что за черт? Что за черт?

– Кто-то положил пластиковый мешок с бензином в трубу печки.

Джорджия ножом разрезала на Скотто остатки одежды. Стемнело, иллюминаторы каюты полыхали прыгающими красными отблесками.

– Сведи его на берег! – заорал я. – Позови на помощь! – И побежал за ведром, находившимся перед мачтой. Зачерпнув воды за бортом, я поспешил к кормовому люку. Снизу послышался какой-то странный звук. Мой мозг работал с трудом. «Наутилус», моя последняя крепкая связь с Хьюго, погибал. Звук был чужеродный, не имеющий отношения к «Наутилусу». Я открыл дверь. Пламя рванулось, я плеснул туда ведро воды, и звук раздался снова. Каюта напоминала внутренность топки. Не оставалось никакого шанса. Совершенно никакого.

И вместе с пониманием того, что «Наутилус» обречен, пришла другая мысль: я понял, что это за звук. Это была сирена сигнального устройства на «Колдуне».

Я замер. И сирена вдруг замолкла. В возникшей тишине я слышал рев пламени, переговоры Скотто и Джорджии, спотыкающихся на пирсе, удары фалов «Наутилуса», высоких и безмятежных над его корпусом. Теперь я знал, что мне следует делать.

Я вновь наполнил ведро и опрокинул его на себя. Потом схватил топор, закрепленный на переборке. Вернулся на палубу и нырнул в передний люк. Жар был ужасающий, и я почувствовал, что кожа руки прилипла к медной ручке двери. Но то, что двигало мною, оказалось сильнее боли. Передняя часть яхты была как черная смоляная духовка, но я там все устанавливал сам и даже с закрытыми глазами нашел бы любой предмет.

Я наносил удары топором направо и налево, услышал, как разлетелся бачок унитаза, почувствовал, когда лезвие топора наткнулось на медную обшивку. Я рубил, как мне казалось, уже целый час, а жар все усиливался. Я знал, что нахожусь в ловушке, в маленьком, ящике, окруженном огнем, но продолжал рубить и рубить. Наконец я ударил в нужном месте и ощутил, как струя морской воды полилась на ноги. Если я утоплю яхту, можно будет спасти хотя бы ее корпус. Я бросился в переднюю каюту. Там горело вовсю и стоял ужасный дым. Я выскочил через люк, как клоун из коробки с пружиной, и какое-то мгновение стоял на четвереньках, кашляя.

Подняв глаза, я увидел, что Скотто и Джорджия отошли от яхты всего на сотню ярдов. К своему изумлению, я обнаружил, что находился внизу самое большее две минуты. Я поднялся и, качаясь, пошел по палубе на пирс.

С автостоянки донесся подвывающий звук незнакомого мотора. Раньше здесь были припаркованы всего две машины: моя и Скотто. Эта, которая собиралась уезжать, находилась слишком далеко, чтобы я мог разглядеть что-то, кроме неясного очертания: седан. Вероятнее всего, в ней сидел тот, кто был на «Колдуне». Я побежал туда.

Все болело, но гнев был сильнее боли, и я продолжал передвигать ногами, хотя глотку разрывало, а с лица, казалось, содрали кожу. Я вновь услышал тихое подвывание стартера; барахлит мотор, ублюдок, подумал я, когда мои ботинки коснулись гравия стоянки. Не заводись, сволочь, подумал я.

Но он завелся. Пот застилал глаза, но я увидел, как темный силуэт резко повернулся, колеса завертелись, и седан с визгом понесся к воротам, не зажигая огней. Я рванул дверцу «БМВ». Машина, слава Богу, ожила с первого поворота ключа, я поставил ногу на акселератор, когда та, другая, выезжала на шоссе. Повернула влево.

Я отставал на тридцать секунд и был еще достаточно далеко, чтобы мои фары могли осветить ее номер. Я увидел, как мигнули тормозные огни. Затем машина вышла на поворот к Пултни. Когда я взглянул в зеркальце, я увидел другой свет, красный и дымный, там, у пирсов, в портовом бассейне. Я выругался и тоже свернул.

Она шла быстро, та машина. Я полностью выжал газ, старый «БМВ» сотрясался от усилий, но догнать ее не мог. Мимо промчались пожарные. Джорджия, видимо, добралась до телефона.

Чуть-чуть не доехав до Пултни, преследуемая мною машина повернула вправо, миновав крытый соломой коттедж. Я гнался за ней, шины визжали, когда я скользил. Дорога была узкой, но я ее хорошо знал. Она поворачивала и извивалась как угорь, но я управлял почти машинально, думая о машине впереди, о том, что там сидит человек, убивший Хьюго и разрушивший «Эстет», бывший причиной смерти несчастного маленького Гектора Поллита, тот, кто сегодня опустил пакет с бензином в трубу печки «Наутилуса», чтобы отвлечь внимание от своих действий на «Колдуне».

Дорога выпрямилась, я срезал угол боком, стукнулся о насыпь, и руль дернулся под моими обожженными руками. Я закричал от боли и выпустил его. «БМВ» вылетел на обочину. Проклиная все на свете, я дал задний ход, выровнялся и нажал на газ.

Вдалеке, там, где прямой отрезок дороги полез вверх по склону холма, два задних огонька внезапно исчезли. Я вскарабкался на высшую точку холма. Огни Пултни простирались внизу. Я и раньше знал, что дорога здесь спускается. Фары впереди идущей машины образовывали желтые светящиеся конусы, обращенные к Пултни. На Фор-стрит я немного нагнал автомобиль, но он повернул вправо, на Кей-стрит, не обращая внимания на указатель: «Не для автомашин», и я помчался следом. Прохожий с побелевшим лицом вжался в стену дома. Мимо промелькнуло мое собственное жилище. Затем мы оказались на вершине Нейлор-Хилл и повернули на плимутскую дорогу.

Выбравшись на шоссе, я посмотрел на индикатор количества бензина. Пусто. Горючего оставалось мили на три. Проклиная все, я газанул и решительно миновал последнюю на ближайшие двадцать миль бензоколонку. Время терять я не мог. Машина впереди все мчалась. Я выключил фары. Взошла луна, и я достаточно хорошо знал дорогу, чтобы ориентироваться по белой полосе.

Мили через две машина впереди замедлила ход. Я подумал: полагает, что оторвался от меня. И я отстал немного, когда он повернул направо, на дорогу, ведущую к Брандейджу.

Эта дорога тупиковая. Там жили люди, отошедшие от дел или работающие на земле, и они мало общались с жителями Пултни. За одним исключением – Эми.

Подумав, я решил, что не будет большим риском оставить Эми и этого поджигателя на какое-то время наедине. Я развернулся и двинул назад на заправочную станцию наполнить бак. Девушка у кассы взглянула на мою закопченную одежду и обожженное лицо и отвернулась. Я поехал в Брандейдж.

В доме Эми светились окна, и у подъезда стоял седан. Я его узнал. «Мерседес», голубой, сверкающий в падающем из окна холла свете, за исключением мест, заляпанных грязью. Машина Арчера. Я пощупал капот, он был горячим.

Какое-то мгновение я постоял около нее. Затем тихо пересек лужайку и подошел к открытой входной двери.

Внутри завизжала женщина. Я кинулся туда и оказался в холле с паркетным полом, покрытым бухарским ковром.

Видимо, я был не прав, считая, что безопасно оставлять Эми на какое-то время с поджигателем.

Она лежала, уткнувшись лицом в ковер, руки и ноги распростерты. Белая шелковая блузка и черная бархатная юбка с глубоким разрезом сбоку, чтобы были видны ее хорошей формы ноги. На вороте блузки кровь.

Все это я увидел, входя в дверь. Затем боковым зрением я заметил что-то, вылетевшее из угла, и пригнулся, но, увы, слишком поздно: большой и тяжелый предмет ударил меня в плечо и заставил растянуться рядом с Эми.

Я лежал там, в голове у меня гудел рой пчел, а в ноздри лезли ворсинки ковра. Потом я услышал, как у подъезда заработал мотор. Я подкрался к двери, но все, что я увидел, были задние огни, исчезающие на дороге. Я поковылял назад, чтобы взглянуть на Эми.

Она была жива. На затылке – неопасный порез, из него натекла кровь. Я не стал ее трогать, набрал 999 и вызвал «скорую помощь».

Затем вернулся к Эми посмотреть, не могу ли я сделать что-нибудь до приезда врача, и тут впервые увидел ее лицо – она перевернулась на спину, пока я звонил.

Хорошенькая лисья мордочка Эми выглядела так, как будто бы по ней проехал небольшой грузовик. Под глазами чернота, нос сплющен. Повсюду кровь, гораздо больше крови, чем мне показалось вначале. Ковер пропитался ею.

Я побежал на кухню, достал полотенца, миску с водой и лед из холодильника. Встал на колени и осторожно, очень осторожно начал омывать ее лицо. Когда я с этим кое-как управился, я завернул в полотенце лед и положил холодную примочку на развалины ее носа, сделавшегося какой-то нашлепкой.

Губы Эми зашевелились. Кровь стекала из уголков рта. Она пробормотала что-то сквозь зубы, которые, возможно, были сломаны.

– Не разговаривай, – сказал я.

– Он меня ударил.

– Кто тебя ударил? – Ее глаза были опухшими и суженными. – Это был Арчер?

Она с трудом прошептала:

– Салли...

– Что – Салли?

– Иди к Салли. – Ее голова скатилась набок, и глаза закрылись. Я побежал звонить Салли. Ждал долго, казалось, эхо отдается в пустом холле. Арчер или некто в его машине еще не успел бы туда доехать.

Значит, Салли не было дома.

Через пятнадцать гудков я набрал номер Эда Бейса. Тот ответил сразу.

– Салли? – спросил он. – Она помогала мне здесь. Уехала десять минут назад.

– А куда?

– Домой. – Как всегда, Эд излучал спокойствие. Ну а почему бы и нет? Он не имел понятия, что происходило здесь.

Я услышал отдаленный звук сирены «скорой помощи». Побежал к двери. Мраморные ступеньки у входа были ярко-белыми. Посредине я заметил красное пятно. Кровь. Сегодня всюду кровь, и, если я не поспешу, будет еще. Но эта кровь была другая. Я остановился на полушаге. Это был след ноги, направлявшейся из дома к подъездной дороге.

Я поставил свою ногу рядом. У меня девятый размер. След был дюйма на два больше. След подошвы «Топсайдера» – любимой обуви тех, кто занимается прибрежными гонками.

Сирена «скорой помощи», звучала уже на дороге, ведущей к воротам. Я побежал к подъездной дорожке и спрятался за кустом рододендрона в тот момент, когда «скорая» подъехала к крыльцу. Врачи выскочили из машины и рысцой пробежали в дом. Я слышал, как один из них сказал:

– Вот это да!

Я выбрался за ворота, сел в «БМВ» и помчался на визжащих шинах.

Едва я очутился за рулем, волна изнеможения нахлынула на меня. Все дьявольски болело. Я свернул на дорогу к дому Салли. Сердце начало биться сильнее: что, если она уже вернулась? Сделает ли он с ней то, что сделал с Эми? Я сильнее нажал на газ.

Впереди показалась пара задних огней. Я поднажал, чтобы обойти машину, и наполовину преуспел, прежде чем понял, что обгоняю «мерседес» Арчера. Я глянул поверх забора и сквозь деревья увидел в окнах Салли свет. Тот, в машине, должно быть, стоял здесь и поджидал, а теперь двинулся к дому.

Я не мог видеть водителя. Но он явно узнал мою машину, как я узнал его седан, потому что вильнул по дороге в мою сторону, а я – в его. Машины с треском столкнулись боками. Мы ехали вдоль линии дубов, защищавших дом Салли. Я нажал на газ, он тоже. Я повернул руль в его сторону. Прижатые друг к другу, мы ехали по узкой дороге.

Я понял, что произойдет, до того, как это случилось. По бокам ворот стояли массивные гранитные столбы. Моя машина шла на правый из них. Я сильно нажал на тормоз, затем постарался оторваться. Но «мерседес» крепко держал меня. Гранитный столб надвигался со скоростью пятидесяти миль в час, я перевел на вторую, нажал на газ. Обе машины повернулись боком, но сила движения вперед была слишком большой. И на визжащих покрышках, на скорости тридцать миль я врезался в столб.

Ремень безопасности удержал меня. Пассажирская дверца вмялась внутрь. Я почувствовал запах выплеснувшегося бензина. Мотор «мерседеса» взревел. Он дал задний ход, выехал на дорогу и ринулся назад к шоссе. Я повернул у себя ключ зажигания. Никакого результата.

Дверца не хотела открываться. Боль от ожогов заставляла меня стонать, когда я вылезал через окно. На подъездной дороге в деревьях вздыхал ветер. «Пежо» Салли стоял там, и свет горел в кухонном окне.

Шатаясь, я пересек площадку из гравия и постучал в дверь.

Глава 26

Ветер усиливался. Он свистел в вершинах дубов, заставляя их бешено раскачиваться. Я с трудом держал глаза открытыми. Когда дверь отворилась, ноги у меня подкосились и я упал, второй раз за день ощутив вкус ворсинок ковра. Дом, казалось, звучал, словно безумный хор, дерево скрипело, окна грохотали, двери хлопали, краны капали. Я лежал какое-то время, совершенно сбитый с толку всем этим. Постепенно я осознал, что Салли произносит мое имя. Я кое-как приподнялся – только на четвереньки, иначе не смог.

– Твое лицо... – сказала она. – Давай помогу. Я сел на один из жестких стульев в холле.

– Что ты делал? – спросила она.

Я с трудом сфокусировал на ней взгляд. Чувствовал, что веки опалены. Впрочем, все лицо опалено и страшно болела рука, да и верхняя часть тела тоже, особенно в тех местах, куда поджигатель угодил брошенным стулом и где я ударился, столкнувшись со столбом.

– Вел машину.

– Расскажи.

– Позднее. Телефон.

Я позвонил в больницу и спросил Хильду Хикс.

– О, мистер Эгаттер, – сказала она, – этот парень Скотто опять попал к нам. Тяжелые ожоги.

– Насколько тяжелые? – спросил я, представляя Скотто умирающим, с содранной кожей.

– Он пошел домой, – сказала Хильда, – с этой славной Джорджией.

– Слышал, что Эми Чарлтон тоже у вас. Как она?

– Неважно. Спит. Джорджия сказала, если вы позвоните, дать вам номер ее телефона.

– Со Скотто все более-менее, – сказала Джорджия. – Трудно поверить, но у него сгорела одежда и больше ничего, за исключением ресниц.

– А «Наутилус»?

– Потонул. Сгоревший. Но ты спас корпус. Мне очень жаль, Чарли.

– Мне тоже. А сможет Скотто идти в море?

– Спроси его, – ответила она.

Должно быть, они лежали в постели. Постель... Какое прекрасное слово!

– Ты пострадал? – спросил я.

– Не очень, – ответил Скотто.

– Сможешь плыть завтра?

– Конечно.

– А можешь встать рано и осмотреть «Колдуна» с головы до ног? Позови других на помощь.

– Угу. Дайк спит на борту сегодня. На всякий случай.

– Я приеду, когда смогу, Скотто. Этот тип был на борту «Колдуна» после того, как поджег «Наутилус». Сигнал сработал.

– Да ну! – Голос Скотто потерял свою обычную уверенность.

Чтобы во время гонки остановить лодку, существует масса способов, а выяснить причину поломки очень сложно. Но разбираться во время соревнований мы, конечно, не хотели. Нужно было сделать это сейчас.

– Извини, что спрашиваю, – сказал Скотто, – но ты вчера устремился в погоню за парнем. Поймал его?

– Он поймал меня. И вот что я еще хочу тебе сказать. Не вступай ни в какие разговоры с Франком Миллстоуном, Арчером или еще кем-либо из этой шайки.

– Ладно, мог и не предупреждать. Э... здорово ты поработал с этим огнетушителем.

– Вовсе нет. Сожалею, что... пришлось тебя тушить. Заливать пеной... Ну пока, старина. – Салли смотрела на меня.

– Детские игры, – сказал я.

– Заткнись, – ответила она. Я видел, что она помнит наш последний разговор, и это было мне приятно. В моем нынешнем положении удовольствие доставляли самые неожиданные вещи.

– Что же все-таки случилось? – спросила Салли. Я стал объяснять, вращая диск телефона.

– Он шел сюда? – сказала она.

– Да.

– Но зачем?

– Я надеялся, что ты прояснишь мне это. Телефон ответил:

– Полиция.

Я попросил Неллигана и сказал:

– Хотите добраться до того, кто поработал с моими рулями?

– Я не имею никаких доказательств, что кто-то что-то сделал с рулями, – сказал он.

– Хорошо. Тогда займитесь поджогом и попыткой убийства.

– О! – Казалось, я произвел впечатление. – С кем я должен увидеться?

– Можете начать с Джека Арчера. Он остановился у Фрэнка Миллстоуна. Попробуйте узнать, кто вел его машину сегодня вечером. И еще можете посетить миссис Эми Чарлтон в больнице. У нее сотрясение. Может быть, она расскажет, как его получила.

Я услышал звук зажигаемой спички, видимо, он закуривал «Джон Плейер Спешл».

– Миллстоун и Эми Чарлтон, кажется, не являются вашими приятелями, верно, мистер Эгаттер? Уверены ли вы, что вами не руководят недобрые чувства? Мы пошлем человека к Миллстоуну завтра утром.

Я слишком устал, чтобы спорить.

– Влиятельная особа, не так ли? – усмехнулся я.

– Спокойной ночи, – пожелал мне Неллиган.

Салли помогла мне пройти на кухню и сказала:

– "Наутилус" сгорел. На «Колдуне» кто-то поработал. Эми избили. Твоя машина вдрызг. Что это, Чарли? – Говоря это, она прикладывала к моему лицу влажную ткань. – Что происходит?

Ее египетское лицо то расплывалось, то опять становилось четким, продолговатые зеленые глаза были серьезными, когда она производила какие-то болезненные операции на моей левой щеке.

– Кто-то хочет, чтобы я не участвовал в отборочных, – ответил я. – Что бы ты сказала относительно размера обуви Арчера?

Салли нахмурилась:

– Понятия не имею. Восьмой? Девятый?

– Но не двенадцатый?

– Не двенадцатый, точно.

– Значит, нет. – Все труднее становилось думать. – Так вот, я полагаю, все началось с идеи не пустить меня соревноваться за Кубок, кому-то эта мысль понравилась, но сейчас он действует как взбесившийся психопат.

– Зачем избивать Эми?

– Возможно, он спал с ней. Кажется, все вокруг это делали. Может, ревность?

– А чего ради гоняться за мной?

– Тут ты меня озадачиваешь.

– Миллстоун? – спросила она.

– Возможно, – сказал я. – У него большая нога, в самом деле. И он ненавидит Эгаттеров. Но опять-таки...

Внезапно я почувствовал, что не могу дышать сидя. И вся эта боль, ожоги, ушибы, горе от потери брата и лодки и худшая из бед – находиться так близко к тому, кто все это совершил, но не быть до конца уверенным в имени преступника – все это обрушилось на меня со страшной силой. Я увидел, как стол, стулья и картины на стенах покачнулись, сжались и понеслись. И потерял сознание.

* * *

Опять меня мучил ужасный сон. Я вновь оказался в каюте «Наутилуса». Пламя разливалось по мне как лава, и я сражался с люком. Но он не открывался. Боль была страшная, я завопил.

И разбудил себя этим криком.

Я лежал в большой кровати, из окна лился зеленый свет, профильтрованный молодой листвой дубов, окружавших дом. Кровать Салли. Моя правая рука в аккуратной белой повязке. Лицо намазано чем-то жирным.

– Доброе утро, – сказала Салли. Она сидела за столом и писала.

– Доброе утро, – ответил я, продолжая лежать, впитывая этот свет. Все было таким ярким и спокойным. Потому что, пока я находился в этой кровати, все факты встали на свои места и головоломка получиларешение. Я понял, что происходит и почему и кто за это ответственен. И теперь, когда я знаю, я смогу с этим справиться таким способом, какой одобрил бы Хьюго. Я постарался сесть. Боль унесла с собой чувство самоудовлетворения.

– Да, – проронила Салли, наблюдая за мной. – Доктор сказал, тебе следует находиться в больнице, но я заверила, что мы будем ухаживать за тобой здесь.

– А что со мной?

– Ожоги лица и рук. Кровоподтеки в области ребер. Ушибы шеи и плеч. Возможно сотрясение.

– Великолепно. – Я сел, несмотря на яростные протесты своих спинных мышц. В горле еще сохранялся вкус дыма. – Который час?

– Одиннадцать. Если бы не твой храп, врач решил бы, что ты в коме.

– Одиннадцать! – Я оглядел комнату. – Где моя одежда?

– Выкинула. – Она усмехнулась, глядя на меня. – Тебе она не понадобится дня два.

– У меня гонка, – сказал я. – «Чаша герцога». Я должен.

– Незаменимых нет.

– Я незаменим. Сегодня, во всяком случае. – Я спустил ноги на пол. Если не считать нескольких мест, покрытых повязками, я был, в общем, цел. – Одежду, пожалуйста, Салли. Или мне придется идти в таком виде.

Она вздохнула. Счастливое выражение глаз исчезло. Она пошла в соседнюю комнату и вернулась с охапкой одежды, которую бросила на кровать. Затем села на свое место и смотрела, как я одеваюсь, наблюдая за моими подергиваниями и болезненными стонами, но не делая попыток помочь.

– Я приготовлю завтрак, – сказал она наконец.

– Позвони в больницу, – попросил я. – Узнай, как Эми, может ли она что-нибудь вспомнить?

Салли кивнула.

Понадобилось пять минут, чтобы зашнуровать ботинки, которые она дала. Обувь Хьюго. Когда я попытался подняться, стало еще хуже. Я шлепнулся на постель и подумал, что не знаю, как смогу выдержать гонку от Пултни к Шербуру и обратно, которая должна начаться через четыре часа. Это напомнило мне о Брине и о том, что он скоро приедет. Я подхватил стул и, опираясь на его спинку и толкая перед собой, сумел добраться до двери комнаты. Дальше я отважился спуститься с лестницы, прижимаясь к перилам и помаленьку сползая вниз.

К тому времени, когда я достиг первого этажа, мышцы мои разработались настолько, что я мог перемещаться, ни на что не опираясь. Я ввалился в кухню. Салли жарила яичницу.

– Как Эми? – спросил я.

– Под успокоительным, – ответила Салли. – Она пришла в себя в состоянии истерики и ничего связного не могла сказать. Во всяком случае, никаких имен Хильда от нее не слышала. – Она поставили передо мной ветчину, яичницу и тосты. Я съел все и запил это крепчайшим кофе. – Хьюго обычно старался получше поесть перед выходом, – сказала Салли. Глаза ее были далеко. – Странно, что запоминаются подобные мелочи. – Мы помолчали какое-то время. – Чарли, ты собираешься поймать того, кто это сделал? Да?

– Безусловно, – заверил ее я, и голос мой звучал уверенно. – Как моя машина?

– Сосед оттащил ее в сторону трактором. Ты можешь теперь звонить сборщикам металлолома.

Я так и поступил. Затем я сделал еще один звонок, на сей раз Невиллу Спирмену. Мы крупно поговорили. Но он сказал мне то, что я хотел знать.

Прохромав обратно к Салли, я попросил:

– Не могла бы ты подвезти меня?

Когда мы поворачивали на Фор-стрит, она сказала:

– А что произойдет, если тот человек... придет опять? Я ответил с полной уверенностью:

– Не придет.

Вдоль всего пирса стояли яхты. Люди с тележками, наполненными снаряжением и провизией, двигались как муравьи по травинкам, освещенным слабым солнечным светом. Я увидел тройные распорки «Колдуна», а на одной из самых отдаленных стоянок части оснастки «Кристалла», четыре распорки и большой зелено-оранжевый боевой флаг на фока-штаге.

– Ты уверен? – спросила она.

– Вполне.

К концу пирса подъехал фургон. На борту было написано: «Кристалл». Арчер и Джонни Форсайт вылезли оттуда и потащили вдоль пирса мешок с парусом.

– Удачи тебе! – сказала Салли, обернулась и поцеловала меня в губы. Может быть, она это сделала, чтобы не целовать меня в щеку и не испачкаться в мази из дубильной кислоты?

А может быть, и не поэтому.

Опираясь на трость, которую прихватил в прихожей Салли, я заковылял по пирсу. Ветер завывал в снастях пришвартованных яхт. Я чувствовал себя лучше, настолько лучше, что мог идти почти без усилий и боли.

Мне помогли взобраться на борт «Колдуна» с некоторой долей нежности.

– Вот это да! – восхитился Скотто. – Ты выглядишь ужасно.

– Да и ты не слишком хорошо, – сказал я. У Скотто не осталось бровей, волосы спереди все опалены. На нем были надеты бумажный спортивный свитер с длинными рукавами, перчатки мотоциклиста, Шорты, а ноги закованы в толстые тяжелые повязки.

Он шлепнул по корпусу «Колдуна» перчаткой и сморщился от боли.

– Мы ее всю просмотрели.

– Что нашли?

– Ничего. В прекрасном состоянии.

– Значит, выходим и ждем, когда она развалится на части.

– В конце концов, этот ублюдок, может быть, и не тронул ее, – сказал Скотто.

Я задрал голову и посмотрел вверх на туго натянутую паутину из стали и алюминия, завывающую под высоко несущимися облаками.

– А что, если это где-то наверху?

– Мы там проверили. Но я принес кое-что про запас на всякий случай.

Я хмыкнул. Проверить можно было, только сменив всю оснастку И запасные детали не слишком помогут, если мачта свалится за борт.

– Добрый день, джентльмены, – раздался голос на пирсе. Это был Брин, маленький, пухлый и деловой, его волнистые волосы рассыпались, сигара торчала из розовых губ над безукоризненно выглаженными блейзером и парусиновыми брюками. Он легко взобрался на борт, принял сумку с морским снаряжением от шофера и пошел вниз. На какой-то момент у меня возникло отвратительное ощущение, что все это я уже видел. Да, последний раз я видел его на борту в Кинсейле.

С такими мыслями нельзя выиграть гонку! Весь в напряжении, цепляясь за подвернувшийся под руку такелаж, я сошел вниз натянуть гоночный костюм. Сигара Брина отравляла воздух. Я сказал:

– Если не возражаете, курите только на палубе. Брин резко посмотрел на меня, затем вынул изо рта сигару и выкинул ее в люк.

– Извините. Спасибо.

– Вы шкипер. Не буду вам мешать. – Его рука по привычке полезла в карман, где находились сигары, затем вернулась на прежнее место. – Вы что, участвовали в сражении?

– Защищал ваши интересы, – сказал я и усмехнулся, хотя это вызвало боль. – Теперь, если не возражаете, мы лучше двинемся помаленьку. Я все расскажу вам позже.

– Конечно, – согласился он и на сей раз достал сигару. Мне казалось, что он чувствовал себя не в своей тарелке, когда оглядывал голые белые стены, мешки с парусами, шпангоуты[71]71
  Шпангоуты – ребра судна, к которым крепится наружная обшивка.


[Закрыть], печь для приготовления еды, койки и радио. Он поднялся по трапу, я – за ним, с некоторыми усилиями, и сосредоточился на том, что записано у Дуга на его планшете. Скотто, двигаясь несколько скованно из-за своих повязок, отдал швартовы и повернул нос «Колдуна» под ветер, который несся по коротким волнам со стороны Франции.