Текст книги "Поэзия и проза Древнего Востока"
Автор книги: Сборник Сборник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
296 Доставил благо льву земляному!
297 За двадцать поприщ теперь уж качает цветок пучина,
298 Открывая колодец, потерял я орудья,-
299 Нечто нашел я, что мне знаменьем стало: да отступлю я!
300 И на берегу я ладью оставил!»
300а Через двадцать поприщ отломили ломтик,
301 Через тридцать поприщ на привал остановились,
301а И прибыли они в Урук огражденный.
–
302 Гильгамеш ему вещает, корабельщику Уршанаби:
303 «Поднимись, Уршанаби, пройди по стенам Урука,
304 Обозри основанье, кирпичи ощупай -
304а Его кирпичи не обожжены ли
305 И заложены стены не семью ль мудрецами?»[292]292
Концовка повторяет слова пролога (таблица I, строки I, 16—19) и, подобно ему, видимо, имеет позднейшее происхождение (конец II тыс. до н. э.?). Далее следуют не совсем понятные и, по всей вероятности, вставленные позднее строки, описывающие размеры города Урука. Они опущены нами в переводе
[Закрыть]
..............................
Таблица XI. «О все видавшем» – история Гильгамеша. Согласно древнему подлиннику списано и сверено.
(Позже была прибавлена таблица XII, являющаяся переводом шумерской былины и сюжетно не связанная с остальными.)
Молитва к ночным богам
1,2 Уснули князья, простерты мужи, день завершен;
3,4 Шумливые люди утихли, раскрытые замкнуты двери,
5 Боги мира, богини мира,
6 Шамаш, Син, Адад и Иштар[293]293
Шамаш. Сип, Адад—божества солнца, месяца, грома. Иштар—здесь, видимо, планета Венера
[Закрыть],-
7 Ушли они почивать в небесах;
8 И не судят больше суда, не решают больше раздоров,
9,10 Созидается ночь, дворец опустел, затихли чертоги,
11 Город улегся, Нергал кричит, И просящий суда исполняется сном;
12 Защитник правых, отец бездомных,
13 Шамаш вошел в свой спальный покой.
14 Великие боги ночные,
15,16 Пламенный Гибиль, могучий Орра[294]294
Гибиль – бог огня. Орра – бог чумы
[Закрыть],
17,18 Лук и Ярмо, Крестовина, Дракон,
19,20 Колесница, Коза, Овен и Змея,[295]295
В тексте перечисляются созвездия, названия которых не совпадают с современными. Крестовина.– Перевод комментатора. У Шилейко – «Распятье»
[Закрыть]-
21 Ныне восходят.
22,23 В учрежденном гаданье, в приносимом ягненке
24 Правду мне объявите!
–
Двадцать четыре строки: посвящение ночи.
Текст (копия эллинистического времени с текста начала II тыс. до н. э.) хранится в Государственном Эрмитаже. Дается в переводе известного советского ассириолога и поэта В. К. Шилейко. Издана в 1921 г., «Известия РАИМК», III.
Колыбельная песенка из Ашшура
Заговор.
Житель потемок прочь из по[темок]
Ушел поглядеть на солнечный свет.
Что ж оно[295]295
В тексте перечисляются созвездия, названия которых не совпадают с современными. Крестовина.– Перевод комментатора. У Шилейко – «Распятье»
[Закрыть] осерчало так, что мать его плачет,
В небесах у богини струятся слезы?
5 Это кто же такой,– тот, кто на земле заводит рев?
Если это – собака, пусть отломят ей ломтик,
Если это – птица, пусть ей выбросят крошек,
Если ж это – строптивец, дитя людское,
Пусть споют ему заговор Ану и Анту[297]297
Богиня Анту—супруга бога Ану (шумерск. Ан). В данном тексте оба бога выступают как верховные покровители врачевания и божеств-врачевателей
[Закрыть],
10 Чтоб отец его спал, свой сон довершая,
Чтобы мать-рукодельница довершила урок свой.
Не мой это заговор, – заговор Эа и Асаллухи заговор Даму и Гулы[298]298
Даму, Гула и Нинаккукуттум или Нинахакудду – божества-врачеватели, охраняющие здоровье людей, а также покровители целительного колдовства
[Закрыть],
Заговор Нинаккукуттум, госпожи чародейства:
15 Они мне сказали, а я повторяю.
–
Заговор, чтобы успокоить младенца.
Обряд таков: ты положишь в головах у младенца хлеб, трижды прочтешь этот заговор, проведешь от 20 головы до ног и бросишь этот хлеб собаке: оный младенец утихнет.
Таблетка Кицир-Набу, заклинателя.
Текст хранится в Государственном Эрмитаже. Дается в переводе В. К. Шилейко. Издано в «Докладах Академии наук СССР», 1929.
Заклинание Солнца
Шамаш, когда ты восходишь над Великой Горой[299]299
здесь – мироздание
[Закрыть],
Когда ты восходишь над горою Смерти, над Великой Горой,
Когда ты выходишь из Дуль-куга[300]300
обиталище богов
[Закрыть], дома судьбы,
Когда ты восходишь над фундаментом неба,
Там, где небо с землею слиты в одно,—
Великие боги спешат услышать твой суд,
Ануннаки бегут услыхать твои повеленья,
Люди, сколько их есть на земле, все тебя ожидают,
Всякий скот на земле с четырьмя ногами
Навстречу твоим лучам открывает глаза.
Шамаш, мудрый и сильный, сам с собой ты в смете,
Шамаш, мощный воитель, суд небес и земли!
Все, чем полнится сердце, пусть оно тебе скажет, —
Жизнь всех человеков возвратится к гебо.
Жизнь того, о владыка, кто захвачен врагами,
От кого удалились правда и прямота,
Кто выносит немилость, кто живёт в униженье,
На кого нападают,– а ему невдомек,
На кого нападают, так, что он и не видит,
Кто охвачен заразой, кто охвачен тоской,
На кого злые духи поднимают свой голос,
К кому злые демоны проникают в постель,
Кого призраки злые в ночи одолели,
Кому злые черти сокрушают главу,
У кого злые боги измучили тело,
У кого бес недобрый дыбом поднял власы,
Кем могучей рукою обладает Ламашту[301]301
львиноголовая богиня, поднимающаяся из преисподней и наводящая болезни на людей
[Закрыть]
И кого лабасу[302]302
один из злых демонов
[Закрыть] ударяет рукой,
На кого нападает демон всяческой скверны,
Кого оком наметил полуночный Лилу.
Чью могучую грудь сжимает Лилиту,
На котором отмечен отверженный знак,
Тот, кто очарован враждебным проклятьем,
Тот, кого обозначили злые уста,
На кого клевещет язык злоречивый,
На кого поднял недруг недобрый глаз,
Кто проклятой слюной[303]303
считалась сильным ядовитым и магическим средством
[Закрыть] не к добру зачарован,
Кого волшебник словами связал, —
Шамаш! Его жизнь лежит пред тобою,—
Все народы ведешь ты, как единый язык.
Я сюда прихожу глашатаем Эа[304]304
(точнее: Хайа)—бог пресноводного Океана: он же благосклонный к людям бог пресных вод и всякой мудрости
[Закрыть], —
Ради жизни больного послал он меня.
То, что Эа сказал мне, я тебе повторяю:
Моему государю, сыну своего бога,—
Рассуди его суд, прикажи повеленья,
От болезни и скорби исцели его тело,
Воду света и силы пролей на него,
И его изваянье окропи ты водою,
И омой его тело дождевою водой.
Злобный дух, злобный демон, злоумышленный призрак,
Злобный черт, злобный бог, злоумышленный бес,
Ламашту, лабасу, приносящие злое,
Лилу и Лилиту, помрачившие день,
И тоска и зараза, и болезни и скорби —
С моего государя, сына своего бога,
Как вода да стекут, от него да уйдут.
Шамаш, чье повеленье нерушимо вовеки,
В этот день да отпустит, да простит его грех;
Злоречивые козни от него да отступят,
Царский бог[305]305
Каждый человек считался имеющим своего бога-покровителя
[Закрыть] да прославит твою вышнюю мощь.
Этот царь исцеленный да поет твою славу,—
Я, твой раб, заклинатель, прославляю тебя!
Из «Заклинаний»
Скорбь, как воды речные, устремляется долу,
Как трава полевая, вырастает тоска,
Посреди океана, на широком просторе,
Скорбь, подобно одежде, покрывает живых;
Прогоняет китов в глубину океана,
В ней пылает огонь, поражающий рыб;
В небесах ее сеть высоко распростерта,
Птиц небесных она угоняет, как вихрь,
Ухватила газелей за рога и за уши
И козлов на горах взяла за руно,
У быков на равнине пригнула выи,
Четвероногих Шаккана убила в степи;
Над больным человеком в его собственном доме
Протянула она неуклонную сеть.
Мардук увидел его, к Эа, отцу, в его дом вошел он и молвит:
«Отче, скорбь, как воды речные, устремляется долу,
Как трава полевая, вырастает тоска,
Посреди океана, на широком просторе,
Скорбь, подобно одежде, покрывает живых;
Прогоняет китов в глубину океана,
В ней пылает огонь, поражающий рыб;
В небесах ее сеть высоко распростерта,
Птиц небесных она угоняет, как вихрь,
Ухватила газелей за рога и за уши
И козлов на горах взяла за руно,
У быков на равнине пригнула выи,
Четвероногих Шаккана убила в степи;
Над больным человеком в его собственном доме
Протянула она неуклонную сеть».
Эа ответил Мардуку-сыну:
«Сын мой, чего ты не знаешь, чему я тебя научу?
Мардук, чего ты не знаешь, чему я тебя научу?
Все, что я знаю, знаешь и ты.
Сын мой, Мардук, ступай к больному,
Его образ рукою нарисуй на земле;
Государь заболевший на свой образ да встанет,
К господину Шамашу да прострет свою длань.
Прочитай заклинанье, священное слово,
Над его головою воду пролей,
На него покропи ты заклятой водою,
Свою руку простри, свою руку простри:
Пусть проклятая скорбь, как вода, расточится,—
Как исчез его образ, пусть исчезнет с земли.
Царь сен пусть будет чист, пусть, как день, просияет,
В руки бога благого передай ты его».
В нашем собрании памятников поэзии Шумера и Вавилона приводятся, в переводе В. К. Шплейко, два образца из обширной вавилонской литературы заклинаний. Приводимые образцы в подлиннике – двуязычные, то есть написаны по-шумерски с подстрочным аккадским «переводом» – в действительности аккадский текст, по-видимому, представляет собой оригинал, вторично переведенный на «священный» шумерский язык для придачи заклинанию большей «действенности». Каждое заклинаний сопровождалось шумерским описанием обряда, который должен был его сопровождать; в переводе описание опущено. По форме заклинания как будто предназначены для очищения – от злых чар и «наваждения» (выражающегося в болезни) – только царя; но, по-видимому, они же могли применяться заклинателем и по заказу любого человека.
Заклинание
1 Могучий, пресветлый муж Эре[ду,]
Верховный владыка, первородный сын Нудиммуда[306]306
главный эпитет бога Онки (приблизительное значение: «созидающий», «рождающий»). В вавилонской теогонии Мардук становится сыном этого древнейшего бога
[Закрыть],
Мардук, ярый кулан Ээнгуры[307]307
«дом Энгуры»; Энгура, пли Абзу.– Мировой Океан подземной пресной воды. Так же назывался храм бога Эпки в Эриду. В данном случае, видимо, мыслится последнее
[Закрыть]!
Господин Эсагилы[308]308
главный храм Мардука в городе Вавилоне. Эзида—храм нововавилонского времени в пригороде Вавилона, Борсшше
[Закрыть], мощь Вавилона, покровитель Эзиды[309]309
святилище в Вавилоне
[Закрыть],
5 Хранитель душ, Эмахтилы[310]310
Также, как и строки 17, 18, 19 – двойные
[Закрыть] избранник, созидатель жизней,
Сень страны, защитник рода людского!
Дракон всех капищ,
Благодатно имя твое в устах человечьих!
Мардук, великий владыка!
10 Всевышней волей твоей да буду жив я, да буду здрав я,
Твою божественность да увижу,
Так называемый штандарт из Ура с изображением битвы,
пригона добычи и пиршества по случаю победы.
Желаний моих достигну!
В уста мои вложи истину,
В сердце мое – слова благие!
15 Да будут милостивы ко мне знатные мира!
Мой бог да пребудет со мною справа,
Богиня моя да пребудет слева,
Бог-хранитель мой да пребывает со мною вечно!
Одари наставленьем, вниманьем и лаской!
20 И что сказал я, так как сказал я, пусть и свершится!
Мардук, всемогущий владыка, прибавь мне жизни!
Душе моей дай жизни!
Долгой дай жизни – тебе молиться!
Тебе да возрадуется Энлиль, с тобою да возликует Эа!
25 Благословен будь богами вселенной!
Великие боги сердце твое да успокоят!
–
Молитва поднятия рук перед Мардуком.
Тексты заклинаний (I тыс. до н.э.) взяты из книги: Friedrich Delitzsch, Assyrische Lesestucke mit den Elementen der Grammatik und vollstandigem Glossar, 4. Ausg., Lpz. 1912. Подчеркнуто пышные эпитеты первых десяти строк объясняются тем, что Мардук (см. прим, к тексту «Благородная дева...»), как центральное божество, узурпировал эпитеты многих богов.
Заклинание
Хорошо молиться тебе, как легко ты слышишь!
Видеть тебя – благо, воля твоя – светоч!
Помилуй меня, Иштар, надели долей!
Ласково взгляни, прими молитвы!
5 Выбери путь, укажи дорогу!
Лики твои я познал – одари благода[тью!]
Ярмо твое я влачил – заслужу ли отдых?
Велений твоих жду – будь милосердна!
Блеск твой охранял – обласкай и помилуй!
10 Сиянья искал твоего – жду для себя просветленья!
Всесилью молюсь твоему – да пребуду я в мире!
Да будет со мною Шёду благой, что стоит пред тобою!
Милость Ламассу, что за тобою, да будет со мною![311]311
(или Лама) – добрые духи-хранители мужского и женского иола
[Закрыть]
Да прибавится мне богатства, что хранишь ты справа,
Добро, что держишь ты слева, да получу от тебя я!
Прикажи лишь – и меня услышат!
15 И что сказал я, так как сказал я, пусть и свершится!
В здоровье плоти и веселье сердца веди меня ежедневно!
Продли мои дни, прибавь мне жизни!
Да буду жив я, да буду здрав я, твою божественность да восславлю!
Да достигну я моих желаний!
18а Тебе да возрадуются небеса, с тобою да возликует Бездна[312]312
Апсу или Абзу (шумерск.) – имеет также значение «бездна»
[Закрыть]!
Благословенна будь богами вселенной!
Великие боги сердце твое да успокоят!
–
Молитва поднятия рук перед Иштар.
Установить перед ликом Иштар курильницу с благовонным кипарисом, излить жертвенное пиво и трижды совершить поднятие рук.
Хеттская литература
Вступительная статья, составление и перевод Вяч. Вс. Иванова.
После того как чехословацкий ученый Б. Грозный в 1915—1917 гг. нашел ключ к пониманию клинописных текстов на хеттском языке, обнаруженных в начале XX века в архиве хеттских царей в Богазкео (центр Малой Азии), ученым открылась культура Хеттского царства (XVIII – XIII вв. до н. э.) бывшего соперником других великих держав Ближнего Востока. В ранних образцах хеттской литературы, представленных в настоящем собрании древнехеттской погребальной песней XVII в. до н. э., можно видеть следы древней обрядовой поэзии, имеющей общие истоки с ритуальными текстами на других индоевропейских языках, родственных хеттскому (в том числе на древнеиндийском языке). В частности, характерный для этой песни размер, видимо, восходит к метрам, встречающимся и в других индоевропейских поэтических традициях. Вместе с тем в ранних хеттских мифологических текстах сказывается и воздействие культуры древнего населения Анатолии, говорившего на языке хатти.
Дальнейшее развитие хеттской литературы осуществлялось под воздействием месопотамских литературных образцов, влияние которых заметно и в таких ранних хеттских памятниках, как надпись царя Аниттаса (ок. XVIII в. до н. э.), написанная в духе надписей месопотамских царей, описывавших свои охоты и строительные достижения, и полулегендарный рассказ о Саргоне Аккадском. Несомненное влияние вавилонских гимнов богу Солнца Шамашу как царю и судье обнаруживается в приводимых ниже хеттских гимнах богу Солнца, содержащих, однако, и ряд особенностей, специфических для хеттской культуры (в частности, значение бога Солнца не только для людей, но и для животных). Интенсивное развитие хеттской повествовательной прозаической и поэтической литературы было связано с влиянием обитавших в Северной Сирии и Северной Месопотамии хурритов. Это влияние началось еще в эпоху Древнего царства (XVIII – XVI вв. до н. э.), но усилилось особенно во время Среднехеттского царства (XV в. до н. э.) и Нового царства (XIV – XIII вв. до н. э.). В это время на хеттский язык переводится большое число хурритских литературных сочинений (легенды, сказки, назидательные истории), из которых для истории всемирной литературы наибольшее значение имеют поэтические тексты о боге Кумарби – главном боге одного из нескольких поколений богов, сменявших друг друга на небесах.
Этот хурритский мифологический цикл оказал несомненное воздействие и на древнегреческую литературу (или на ее мифологические основы): несомненно сходство хурритских мифов, известных нам в хеттских поэтических переложениях (немногочисленные фрагменты хурритских подлинников пока еще не поддаются окончательному истолкованию), с сюжетами, отраженными у Гесиода. Весьма вероятно, что именно хетты, столкнувшиеся с греческим (ахейским) царством Аххиява, о котором много рассказывается в хеттских текстах, были проводниками этого хурритского влияния (характерно, например, что особое название «крови богов» у Гомера, видимо, было заимствовано из хеттского языка). Поэтому хеттскую литературу можно считать промежуточным звеном между литературами древней Месопотамии и древнегреческой (а тем самым и всей последующей европейской) литературой. Из хеттских поэтических переводов хурритского цикла поэм о боге Кумарби лучше всего дошла «Песнь об Улликумми», где в основную канву повествования о смене поколений хурритских богов на небесах вплетены в качестве персонажей и вавилонские боги. В свою очередь, хеттский переводчик поэмы, несомненно, обладавший поэтическим даром, использовал в переводе некоторые собственно хеттские древние мифологические формулы и названия. Из непереводной литературы времени Нового царства особенно широко представлен жанр царских анналов, первые образцы которого представлены и в Древнем царстве. Этот жанр хеттской исторической литературы, позднее повлиявший и на ассирийскую, получил развитие в ряде обширных хроник, написанных от имени царя Мурсилиса II (XIII в. до н. э.). Автор этих хроник проявил себя как выдающийся писатель-историк, сумевший представить исторические события двух царствований с единой точки зрения. От имени Мурсилиса II написан и ряд текстов религиозно-философского характера, из которых наибольший интерес представляют его «Молитвы во время чумы», которые не только некоторыми идеями (мысль о переходе греха от отца к сыну, идея искупления), но и особенностями формы (образные уподобления целых ситуаций, как в притчах) обнаруживают разительное сходство с ветхозаветной литературой и с ее более поздними продолжениями. В этих молитвах можно видеть отдаленный прообраз не только соответствующих мест Ветхого завета, но и их реминисценций в таких образцах новой литературы, как «Чума» Камю (в проповедях Панлу). Но в то же время в этих молитвах сохраняются и следы наивных антропоморфных представлений о богах, заметные и в хеттской поэтической литературе времени Нового царства.
После гибели Хеттского царства на рубеже XIII и XII вв. до н. э., связанной с продовольственным кризисом и переселением «народов моря», хеттская повествовательная традиция сохранялась в надписях на иероглифическом лувийском языке в княжествах юга Малой Азии и Северной Сирии. Следы поэтической традиции в метрических надписях на лидийском языке, непосредственно продолжавшем хеттский, быть может, следует связать с одной из линий развития хеттских поэтических форм. Характерно, что такие имена лидийских царей, сохраненные Геродотом, как Мурсилис, практически совпадают с хеттскими царскими именами. Лидийскую культуру, оказавшую существенное влияние на древнегреческую, можно рассматривать отчасти как продолжение хеттской.
Вяч. Вс. Иванов
Древнехеттская погребальная песня
Саван Несы[313]313
название древней столицы Хеттского царства
[Закрыть], саван Несы
Принеси, приди!
Матери моей одежды
Принеси, приди!
Предка моего одежды[314]314
При совершении погребального обряда символически обозначалось воссоединение с умершими предками
[Закрыть]
Принеси, приди!
Я прошу, прошу я!
Песня, являющаяся древнейшим образцом поэтического текста на индоевропейском языке, сохранилась в составе текста, написанного клинописью, характерной для Древнего царства (около XVII в. до п. э.), и повествующего о сражении с хурритами (см. Г.Г. Гиоргадзе, Хетты и хурриты по древнехеттским текстам.—Вестник древней истории», 1969, № 1), в котором гибнут двое воинов. За рассказом об их гибели следует эта песня. Перевод сделан по изданию: «Keilschrifttexte aus Boghazkoi», III, № 40, толкование песни дано в соответствии со статьей: С. Watkins, A Latin-Hittite etymology.—«Language», vol. 45, 1969, Ь 2.
Гимны Солнцу
1
Солнцу – слава! В сердце человеку
Смотришь, Солнце, прямо с высоты,
Сердца ж твоего никто не видит.
Если кто-нибудь поступит дурно,
Ты вверху увидишь и осудишь.
Я иду своей дорогой правды[315]315
Оборот, находящий прямое соответствие в четырех местах Ветхого завета («Я хожу по пути правды», (Книга притчей Соломоновых», гл. 8, 20, ср. там же, гл. 2, 20; «Первая книга Царств», гл. 12. 23; «Книга пророка Иеремии», гл. 6, 16)
[Закрыть].
Кто б ни поступил со мною дурно,
Солнце, пусть увидишь ты его!
Гимн переводится по изданию «Keilschrifturkunden aus Boghazkoi», XVII, b 28. Произносился во время жертвоприношения богу Солнца.
2
Господин мой, бог небесный Солнца,
Человечества пастух![316]316
архаическое выражение, вторая часть которого применительно к богам восходит к доисторическому периоду, как это показывает совпадение такого употребления хеттского слова «пастух» (uestaras) с родственным авестийским (vastar), относящимся к богам в одном из гимнов «Авесты». По-видимому, здесь отразилось общее для хеттской, индо-иранской и греческой религии представление о том, что боги пасут души умерших. Выражение «пастух людей» относится и к аккадскому богу Шамашу
[Закрыть] Из моря
Ты приходишь в вышину[317]317
В этом представлении о солнце, встающем из-за моря, видели след миграции предков хеттов до их прихода в Малую Азию. Но скорее всего здесь можно видеть отражение тех же мифологических представлений, которые связывают и древнеиндийского бога Варуну с морем (мировым Океаном). Представление о связи бога Солнца с Океаном встречается и в хеттских текстах (миф о боге Телепинусе и дочери Океана) в контексте, почти дословно совпадающем с настоящим гимном
[Закрыть], небесный
Солнца бог. Вступаешь ты на небо!
Бог небесный Солнца, господин мой,
Ты над человеком, над собакой,
Над свиньей, да и над зверем диким[318]318
Человек, собака и свинья образуют ряд существ, приносившихся в жертву богам в архаических хеттских обрядах. Собака и свинья – домашние животные—занимают промежуточное место между человеком и дикими (букв.: «полевыми») зверями, о которых в параллельном месте 3 гимна говорится, что они бессловесны (букв.: «не говорят ртом»). Судя по хеттским законам, в хеттском скотоводческом обществе не только человек, но и домашние животные представляли собой юридически ответственные существа. Представление о боге Солнца как судье является общим для хеттской, аккадской и египетской религии
[Закрыть],
Ежедневно суд вершишь, бог Солнца!
Гимн представляет собой молитву царя Муваталласа – сына и преемника Мурсаласа II (XIII в. до н. э.), переводится по изданию: «Keilsclmfturkunden aus Boghazkoi», VI, № 45.
3
Солнце, господин мой справедливый,
Суд вершащий! Царь земли и неба,
Ты страною правишь, и даешь ты
Силу мужества, о справедливый!
Солнца бог, всегда ты благосклонен,
Исполняешь только ты моленья!
Милостивый бог, благое Солнце!
Как ты милостив, о справедливый!
Только праведного человека
Возвышаешь ты, благое Солнце!
Сын богини-матери Нингаль,
Зрелости достиг ты совершенной,
Из лазури борода твоя!
Посмотри! Перед тобой склонился
Человек – твой раб. Тебе он молвит:
«В окоеме, где земля и небо,
Лучезарно, Солнце, только ты.
Царственный герой, благое Солнце,
Сын богини-матери Нингаль,
Всей страны обряд и договор[319]319
С богом Солнца в гимне связываются основные установления как миропорядка, так и порядка социального, что обнаруживают разительные аналогии с древнеиндийскими, ведийскими представлениями о порядке. Соответствующие термины, как хеттский «saklai» «обряд» (родственно лат. «sacer» – «священный»), восходят к глубокой древности
[Закрыть]
Устанавливаешь только ты.
Царственный герой, благое Солнце!
Ты один среди богов сверкаешь!
Власть великая тебе дана.
Справедливый господин правленья,
Прародитель сумрачного мира![320]320
С богом Солнца связывался и подземный (невидимый) мир
[Закрыть]
Царственный, могучий Солнца бог!
Вложены тебе отцом – Энлилем[320]320
С богом Солнца связывался и подземный (невидимый) мир
[Закрыть]
Света стороны четыре в руку.
Суд вершишь, усталости не зная,
Ты – неутомимый судия!
Средь богов минувшего[321]321
Отец бога Солнца обозначен здесь шумерским клинописным знаком – именем шумерского бога Энлиля (как мать бога – шумерским обозначением богини Нингаль– жены бога луны Сина)
[Закрыть] один ты
Царственный герой, благое Солнце,
Совершаешь для богов обряд.
Для богов минувшего один ты
Долю их определяешь[322]322
Здесь различаются разные поколения богов. Бог Солнца, являющийся основным богом настоящего, противополагается «богам минувшего»
[Закрыть] верно.
Снова выход из небесной башни
Открывают только для тебя,
Выезжаешь из ворот небесных,
О сверкающий, лишь ты один.
Боги неба пред тобой склонились
И склоняются земные боги[323]323
Представление о доле, принадлежащей богу, является общим для разных древних традиций, включая месопотамскую
[Закрыть],
Если с ними говоришь ты, Солнце.
Боги молятся тебе, склонившись.
Как родным, обиженным ты людям
Покровительствуешь сиротливым,
И возмездие один даешь ты
За обиженных и сиротливых.
Если рано на рассвете, Солнце,
Ввысь ты поднимаешься на небо,
Верхние ты озаряешь страны,
Нижние ты озаряешь страны,
Все ты озаряешь страны, Солнце.
Ты вверху встаешь над ними, Солнце.
Суд ты совершаешь над собакой,
Над свиньей, да и над зверем диким,
Тем, который говорить не может,—
Бессловесного ты судишь зверя.
Злого и дурного человека
Праведным судом ты судишь, Солнце.
Человека, что богами всеми
Был возненавиден и отвергнут,
Пренебрегнутого возвращаешь
Ты к себе. Ты милостив к нему.
Человека этого, раба
Своего, ты защищаешь, Солнце.
Хлеб и пиво в жертву принести
Для тебя всегда готов он, Солнце.
Верного раба возьми ты в руку!
Четверым коням твоей упряжки[324]324
боги, воплощающие земные силы, в отличие от небесных (ср. ниже верхние страны и нижние страны, что находит точное соответствие в вавилонских гимнах Шамашу)
[Закрыть]
Человек – твой раб зерно насыпал.
Если ест зерно[325]325
Представление о том, что бог Солнца выезжает на колеснице, объединяет этот гимн с индо-иранскими, возможное воздействие которых здесь не исключено, так как к этому времени индо-иранские коневодческие племена уже проникли на Ближний Восток и вступили во взаимодействие с хеттами через посредство хурритов
[Закрыть] коней четверка,
Значит – будешь жить, о Солнце, ты.
Слышишь! Это раб твой – человек
Слово произносит в честь твою,
Он твои слова услышать хочет,
Царственный герой, благое Солнце!
Объезжаешь ты на колеснице
Света стороны четыре. Слева
От тебя летят по небу Страхи[326]326
Описание магического ритуала, основанного на магии уподобления: давая зерно коням, посвященным богу Солнца, тем самым обеспечивали его силу
[Закрыть],
Справа от тебя несется Ужас[...]
Справа от тебя летит Бунене[327]327
Страхи и Ужас—персонифицированные демоны из свиты бога Солнца
[Закрыть] —
Колесачий и советник верный.
Слева от тебя летит Мишару[328]328
аккадское имя колесничего и советника бога Солнца
[Закрыть],
Праведный помощник и слуга[...]
Небо все ты объезжаешь, Солнце!»
Гимн переводится в извлечениях по изданию: «Keilschriiturkunde aus Boghazkoi», XXXI, № 127. Переведена первая табличка гимна, написанная стихами. Гимн датируется временем среднехеттского царя Кантуциллиса—доамарнского периода. Гимн отражает характерную для ряда древневосточных религий (в частности, позднейшей египетской) тенденцию к монотеистическому пониманию единственности бога Солнца – небесного царя, соотносимого с земным царем (цари Новохеттского периода всегда именовали себя во всех документах «Мое Солнечное божество»). Для культа священного царя характерна и выраженная в гимне идея объезжания царем Солнце четырех сторон света, откуда обрядовая роль числа 4 в этом гимне; бог Шамаш также предстает как судья, судящий на четыре стороны света.
Конец первой таблички гимна сильно поврежден. Соответствующие пропуски отмечены многоточием.
