Текст книги "Киево-Печерский патерик"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Вот какова жизнь преподобного и блаженного отца нашего Феодосия, которую – от юных лет и до нынешних – описал я, поведав из многого малое. А кто сможет по порядку описать все мудрое управление этого блаженного мужа, кто сможет похвалить его по заслугам! Хотя и пытаюсь я воздать достойную хвалу делам его, но не могу – невежда я и неразумен.

Многашьды же сего блаженаго князи и епископи хотѣша того искусити, осиляюще словесы, нъ не възмогоша и акы о камыкъ бо приразивъшеся отскакаху, ограженъ бо бѣ вѣрою и надежею, еже къ Господу нашему Иисусу Христу, и въ себе жилище Святааго Духа сьтвори. И бысть въдовицямъ заступьникъ и сирыимъ помощьникъ и убогыимъ заступьникъ и, съпроста рещи, вься приходящая, уча и утѣшая, отпущааше, убогыимъ же подавая, еже на потрѣбу и на пищю тѣм.

Много раз князья и епископы хотели искусить того блаженного, в словопрении одолеть, но не смогли и отскакивали, словно ударившись о камень, ибо огражден он был верой и надеждой на Господа нашего Иисуса Христа и Святой Дух пребывал в нем. И был он заступник вдовиц, и помощник сирот, и нищих заступник, и, попросту говоря, всех приходивших к нему отпускал, поучив и утешив, а нищим подавал, в чем нуждались они, и на пропитание.

Мънози же того от несъмысльныихъ укаряхуть, то же сий съ радостию та приимааше, се же якоже и от ученикъ своихъ многашьды укоризны и досажения тому приимати, нъ обаче онъ, Бога моля за вься, прѣбываше. И еще же и о худости ризьнѣй мнози от невѣглас, усмихающеся тому, ругахуться. Онъ же и о томь не поскърьбѣ, нъ бѣ радуяся о поругании своемь и о укоризнѣ и вельми веселяся, Бога о томь прославляше. Якоже бо аще къто не зная того, ти видяше и́ въ такой одежи суща, то не мьняаше того самого суща блаженааго игумена, нъ яко единого от варящиихъ. Се бо и въ единъ дьнь идущю тому къ дѣлателемъ, идеже бѣша цьркъвь зижющеи, сърѣте и того убога въдовиця, яже бѣ от судии обидима, и глагола тому самому блаженому: «Чьрьноризьче, повѣжь ми, аще дома есть игуменъ вашь?» Глагола той блаженый: «Чьто трѣбуеши от него, яко тъ человѣкъ есть грѣшьнъ?» Глагола тому жена: «Аще грѣшьнъ есть, не вѣмь, тъкъмо се вѣмь, яко многы избави от печали и напасти, и сего ради и азъ придохъ, яко да и мнѣ поможеть, обидимѣ сущи бес правьды от судии». Таче блаженый увѣдѣвъ, яже о ней, съжалиси, глагола той: «Жено! Нынѣ иди въ домъ свой, и се, егда придеть игуменъ нашь, то же азъ възвѣщю ему, еже о тебѣ, и тъ избавить тя от печали тоя». То же слышавъши жена отъиде въ домъ свой, и блаженый иде къ судии и еже о ней глаголавъ тому, избави ту от насилия того, якоже тому посълавъшю възвратити той, имь же бѣ обидя ю.

Многие из неразумных укоряли его, но с радостью сносил он все попреки, как сносил не раз укоры и досаждения от своих учеников, все равно, однако, молясь за всех Богу. И еще, насмехаясь над ветхой одеждой его, издевались над ним невежды. И об этом он не печалился, но радовался и поруганию и укоризнам и в веселье великом славил за это Бога. Когда кто-нибудь, не знающий Феодосия, видел его в такой одежде, то не мог и подумать, что это и есть тот самый блаженный игумен, а принимал его за одного из поваров. Так, однажды шел он к строителям, возводившим церковь, и встретила его нищая вдова, обиженная судьей, и обратилась к самому блаженному: «Черноризец, скажи мне, дома ли игумен ваш?» Спросил и ее блаженный: «Что ты хочешь от него, ибо человек он грешный?» Отвечала ему женщина: «Грешен ли он, не знаю, но только знаю, что многих избавил он от печалей и напастей, того ради и я пришла за помощью, ибо обижена я судьей не по закону». Тогда, расспросив обо всем, пожалел ее блаженный и сказал ей: «Иди, женщина, сейчас домой, и когда придет игумен наш, то расскажу ему о тебе, и избавит он тебя от печали». Услышав это, женщина отправилась домой, а блаженный пошел к судье и, поговорив с ним, избавил ее от притеснений, так что судья сам вернул ей то, что отнял.

Тако же сий блаженый отьць нашь Феодосий многыимъ заступьникъ бысть прѣдъ судиями и князи, избавляя тѣхъ, не бо можахуть ни въ чемь прѣслушати его, вѣдуще и́ правьдьна и свята. Не бо его чьстяху чьстьныихъ ради пърътъ, или свѣтьлыя одежа, или имѣния ради мъногаго, нъ чистаго его ради жития и свѣтьлыя душа, и поучение того многыихъ, яже кыпяхуть Святымь Духъмь от устъ его. Козьлины бо тому бѣахуть, яко многоцѣньная и свѣтьлая одежа, власяниця же, яко се чьстьная и цесарьская багъряниця, и тако, тѣмь величаяся, ходяше и житиемь богоугодьно поживъ.

Вот так блаженный отец наш Феодосии заступался за многих перед судьями и князьями, избавляя их, ибо не смел никто его ослушаться, зная праведность его и святость. И чтили его не ради дорогих нарядов или светлых одежд, и не ради великого богатства, но за непорочную его жизнь и за светлую душу, и за многие поучения, Святым Духом кипящие в устах его. Козлиная шкура была ему многоценной и светлой одеждой, а власяница – почетной багряницей царской, и, в них оставаясь великим, богоугодно провел он дни свои.

И уже на коньць жития прѣшьдъ, прѣже увѣдѣвъ, еже къ Богу свое отшьствие и дьнь покоя своего: правьдьныимъ бо съмьрьть покой есть.

И вот настал конец жизни его, и уже заранее узнал он день, когда отойдет к Богу и настанет час успокоения его, ибо смерть – покой для праведника.

Тъгда же уже повелѣ събьрати вьсю братию и еже въ селѣхъ или на ину кую потрѣбу шьли и, вься съзъвавъ, начатъ казати тиуны, и приставьникы и слугы, еже прѣбывати комужьдо въ порученѣй ему служьбѣ съ вьсякыимь прилежаниемь и съ страхъмь Божиемь, въ покорении и любъви. И тако пакы вься съ сльзами учааше, еже о спасении души и богоугодьнѣмь житии и о пощении, и еже къ цьркви тъщание, и въ той съ страхъмь стояние, и о братолюбии, и о покорении, еже не тъкъмо къ старѣйшинамъ, нъ и къ съвьрьстьныимъ себѣ любъвь и покорение имѣти. Глаголавъ, отъпусти я, самъ же, вълѣзъ въ келию, начатъ плакатися, бия въ пьрьси своя, припадая къ Богу и моляся ему о спасении души, и о стадѣ своемь и о мѣстѣ томь. Братия же, ишьдъше вънъ, глаголаху къ себѣ: «Чьто убо сий сицево глаголеть? Еда, къде отшьдъ, съкрытиси хощеть въ тайнѣ мѣстѣ, ти жити единъ и намъ не вѣдущемъ его», – якоже многашьды въсхотѣ тако сътворити, нъ умоленъ бывааше о томь от князя и от вельможь, братии о томь паче молящися. И такоже и ту тако тѣмъ мьнящемъ.

Тогда повелел он собрать всю братию и тех, кто в села ушел или по каким иным делам, и, созвав всех, начал наставлять тиунов, и приставников, и слуг, чтобы каждый исполнял порученное ему дело со всяческим прилежанием и со страхом Божьим, с покорностью и любовью. И опять поучал всех со слезами о спасении души, и о жизни богоугодной, и о посте, и о том, как заботиться о церкви и стоять в ней с трепетом, и о братолюбии, и о покорности, чтобы не только старших, но и сверстников своих любить и покоряться им. Поучив же, отпустил их, а сам вошел в келью и начал плакать и бить себя в грудь, кланяясь Богу и молясь ему о спасении души, и о стаде своем, и о монастыре. Братья же, выйдя от него, стали говорить промеж себя: «Что такое он говорит? Или, уйдя куда-нибудь, хочет скрыться от нас в неизвестном месте и жить один?» Ибо не раз уже собирался он так сделать, но уступал мольбам князя и вельмож и особенно мольбам братии. И теперь они подумали о том же.

Таче по сихъ блаженаго зимѣ възгрозивъши и огню уже лютѣ распальшу и́, и не могый къ тому ничьтоже, възлеже на одрѣ, рекъ: «Воля Божия да будеть, и якоже изволися ему о мънѣ, тако да сътворить! Нъ обаче молю ти ся, Владыко мой, милостивъ буди души моей, да не сърящеть ея противьныихъ лукавьство, нъ да приимуть ю ангели твои, проводяще ю сквозѣ пронырьство тьмьныихъ тѣхъ мытарствъ, приводяще ю къ твоего милосьрьдия свѣту». И си рекъ, умълъче, къ тому не могый ничьтоже.

А блаженный тем временем трясся в ознобе, и пылал в жару, и, уже совсем обессилев, лег на постели своей, и промолвил: «Да будет воля Божья, что угодно ему, то пусть то и сделает со мной! Но, однако, молю тебя, Владыка мой, смилуйся над душой моей, пусть не встретит ее коварство дьявольское, а примут ее ангелы твои и сквозь препоны адских мук приведут ее к свету твоего милосердия». И, сказав это, замолк, ибо оставили его силы.

Братии же въ велицѣ скърьби и печали сущемъ его ради. Потомь онъ 3 дьни не може ни глаголати къ кому, ниже очию провести, яко многыимъ мьнѣти, якоже уже умрѣтъ, тъкъмо же малы видяхуть и еже сущю душю въ немь. Таче по трьхъ дьньхъ въставъ, и братии же вьсей събьравъшися, глагола имъ: «Братие моя и отьци! Се, яко уже вѣмь, врѣмя житию моему коньчаваеться, якоже яви ми Господь въ постьное врѣмя, сущю ми въ пещерѣ, изити от свѣта сего. Вы же помыслите въ себѣ, кого хощете, да азъ поставлю и́ вамъ въ себе мѣсто игумена». То же слышавъше, братия въ велику печаль и плачь въпадоша, и по сихъ излѣзъше вънъ и сами въ себѣ съвѣтъ сътвориша, и якоже съ съвѣта вьсѣхъ Стефана игумена въ себѣ нарекоша быти, деместика суща цьркъвьнааго.

Братия же была в великой скорби и печали из-за его болезни. А потом он три дня не мог ни слова сказать, ни взглядом повести, так что многие уже подумали, что он умер, и мало кто мог заметить, что еще не покинула его душа. После этих трех дней встал он и обратился ко всей собравшейся братии: «Братья мои и отцы! Знаю уже, что истекло время жизни моей, как объявил мне о том Господь во время поста, когда был я в пещере, и настал час покинуть этот свет. Вы же решите между собой, кого поставить вместо меня игуменом». Услышав это, опечалились братья и заплакали горько, потом, выйдя на двор, стали совещаться и по общему согласию порешили, что быть игуменом у них Стефану, начальнику хора церковного.

Таче пакы въ другый дьнь блаженый отьць нашь Феодосий, призъвавъ вьсю братию, глагола имъ: «Чьто, чада, помыслисте ли въ себѣ, еже достойну быти въ вас игумену?». Они же вьси рекоша, яко Стефану достойну быти по тебѣ игуменьство прияти. Блаженый же, того призъвавъ и благословивъ, игумена имъ въ себе мѣсто нарече. Оны же много поучивъ, еже покарятися тому, и тако отпусти я, нарекъ имъ дьнь прѣставления своего, яко «въ суботу, по възитии сълньця, душа моя отлучиться от тѣлесе моего». И пакы же призъвавъ Стефана единого, учааше и́, еже о паствѣ святааго того стада, себо и не отлучашеся от него, служа тому съ съмѣрениемь, бѣ бо уже болѣзнию лютою одьрьжимъ.

На другой день блаженный отец наш Феодосии, снова призвав к себе всю братию, спросил: «Ну, чада, решили вы, кто же достоин стать вашим игуменом?» Они же все отвечали, что Стефан достоин принять после него игуменство. И блаженный, призвав к себе Стефана и благословив, поставил его вместо себя игуменом. А братию долго поучал, слушаться его веля, и отпустил всех, назвав им день смерти своей: «В субботу, после восхода солнечного, оставит душа моя тело мое». И снова, призвав к себе одного Стефана, поучал его, как пасти святое то стадо, и тот уже больше не отлучался от него и смиренно прислуживал ему, ибо был он уже тяжело болен.

И якоже пришьдъши суботѣ и дьни освитающу, посълавъ, блаженый призъва вьсю братию, и тако по единому вься цѣлова, плачющася и кричаща о разлучении таковааго имъ пастуха. Блаженый же глагола имъ сице: «Чада моя любимая и братия! Се бо и утробою вься вы цѣлую, яко отхожю къ Владыцѣ, Господу нашему Исус Христу. И се вамъ игуменъ, его же сами изволисте. Того послушайте, и отьця того духовьнааго себѣ имѣйте, и того бойтеся, и по повелѣнию его вься творите. Богъ же, иже вься словъмь и прѣмудростию сътвори, тъ васъ благослови и сънабъди от проныриваго без бѣды, и неподвижиму и твьрьду яже къ тому вѣру вашю да съблюдеть въ единоумии и въ единой любъви до послѣдьняаго издыхания въкупѣ суще. Дай же вамъ благодать, «же работати тому бес прирока, и быти вамъ въ единомь тѣлѣ и единѣмь духъмь въ съмѣрении сущемъ и въ послушании. Да будете съвьрьшени, якоже и отьць вашь небесьный съвьрьшенъ есть. Господь же буди съ вами! И о семь же молю вы и заклинаю: да въ ней же есмь одежи нынѣ, въ той да положите мя тако въ пещерѣ, идеже постьныя дьни прѣбываахъ, ниже омывайте убогаго моего тѣла, и да никътоже от людий мене, нъ вы едини сами да погребете въ прѣжереченѣмь мѣстѣ тѣло се». Си же слышавъше братия от усть евятаго отьца плачь и сльзы изъ очию испущааху.

Когда же настала суббота и рассвело, послал блаженный за всей братией и стал целовать их всех, одного за другим, плачущих и вопиющих о разлучении с таким пастырем. А блаженный им говорил: «Чада мои любимые и братия! Всем сердцем прощаюсь с вами, ибо отхожу я к Владыке, Господу нашему Иисусу Христу. И вот вам игумен, которого вы сами пожелали. Так повинуйтесь же ему и пусть будет он вам отцом духовным, бойтесь его и делайте все по его повелению. Бог же, тот, кто все сотворил словом своим и премудростью, пусть благословит вас, и защитит от лукавого, и сохранит веру вашу нерушимой и твердой, в единомыслии и взаимной любви, чтобы до последнего вздоха вы были вместе. Да будет на вас благодать – служить безупречно Богу, и быть всем, как одно тело и одна душа, в смирении и послушании. И будьте же вы совершенны, как совершенен и ваш отец небесный. Да пребывает Господь с вами! И вот о чем прошу вас и заклинаю: в какой одежде я сейчас, в той и положите меня в пещере, где провел я дни поста, и не обмывайте ничтожное тело мое, и пусть никто из людей, кроме вас самих, не хоронит меня на месте, которое я вам указал». Братья же, слыша слова эти из уст святого отца, плакали, обливаясь слезами.

Блаженый же пакы утѣшая глаголааше: «Се обѣщаюся вамъ, братия и отьци, аще и тѣлъмь отхожю от васъ, нъ духъмь присно буду съ вами. И се, елико же васъ въ манастыри семь умьреть, или игуменъмь къде отсъланъ, аще и грѣхы будеть къто сътворилъ, азъ имамъ о томь прѣдъ Богъмь отвѣщати. А иже отъидеть къто о себѣ от сего мѣста, то же азъ о томь орудия не имамъ. Обаче о семь разумѣйте дьрьзновение мое, еже къ Богу: егда видите вься благая умножающаяся въ манастыри семь, вѣдите, яко близь владыкы небесьнааго ми сущю. Егда ли видите скудѣние суще и вьсѣмь умаляющеся, тъгда разумѣйте, яко далече ми Бога быти и не имуща дьрьзновения молитися къ нему».

А блаженный снова утешал их, говоря: «Вот обещаю вам, братья и отцы, что хотя телом и отхожу от вас, но душою всегда останусь с вами. И знайте: если кто-либо из вас умрет здесь, в монастыре, или будет отослан куда-нибудь игуменом, то, если даже и согрешит в чем, все равно буду я за того отвечать перед Богом. А если же кто по своей воле уйдет из монастыря, то до такого мне дела нет. И так вы узнаете о дерзновении моем перед Богом: если увидите, что процветает монастырь наш – знайте, что я возле владыки небесного; если же когда-либо увидите оскудение монастыря и в нищету впадет он, то знайте, что далек я от Бога и не имею дерзновенья ему молиться».

Таче по глаголѣхъ сихъ отпусти я вънъ вься, ни единого же у себе оставивъ. Единъ же от братиѣ, иже вьсегда служааше ему, малу сътворь скважьню, съмотряше ею. И се блаженый въставъ и ниць легъ на колѣну, моляше съ сльзами милостивааго Бога о спасении душа своея, вься святыя призывая на помощь и наипаче же – святую владычицю нашю Богородицю, и тою Господа Бога Спаса нашего Исус Христа моля о стадѣ своемь, и о мѣстѣ томь. И тако пакы по молитвѣ възлеже на мѣстѣ своемь и, мало полежавъ, таче възьрѣвъ на небо, и великъмь гласомь, лице весело имый, рече: «Благословленъ Богъ, аще тако есть то: уже не боюся, нъ паче радуяся отхожю свѣта сего!» Се же, якоже разумѣти есть, яко обавление нѣкое видѣвъ, сице издрече. Яко по томь опрятавъся, и нозѣ простьръ, и руцѣ на пьрьсьхъ крьстообразьнѣ положь, прѣдасть святую ту душю въ руцѣ Божии и прѣложися къ святыимъ отьцемъ.

После этих слов отослал всех от себя, никого у себя не оставив. Лишь один монах, который всегда прислуживал ему, проделав небольшую дырочку в двери, смотрел в нее. И вот встал блаженный, и преклонил колени, и пал ниц, молясь со слезами к милостивому Богу о спасении души своей, всех святых призывая на помощь, а всего более – святую владычицу нашу Богородицу, и молил ее именем Господа Бога, спасителя нашего Иисуса Христа, о стаде своем и монастыре. И снова, помолившись, лег на постель свою, и, немного полежав, вдруг взглянул на небо и воскликнул громко и радостно: «Благословен Бог, что так свершилось, вот уже не страшно мне, но радуюсь я, что отхожу от света сего!» И можно думать, что сказал он это, увидев явление некое. Ибо потом выпрямился, вытянул ноги, и руки крест-накрест сложил на груди, и предал свою святую душу в руки Божьи, и приобщился к святым отцам.

Тъгда же братия сътвориша надъ нимь плачь великъ и тако, възьмъше того, несоша въ църкъвь, и по обычаю святое пѣние сътвориша. Тъгда же, акы нѣ от коего божьствьнааго явления, подвижеся вѣрьныихъ множьство, и съ усьрьдиемь сами придоша и бѣша прѣдъ враты сѣдяще и ожидающе, донъдеже блаженааго изнесуть. Благовѣрьный же князь Святославъ бѣ не далече от манастыря блаженааго стоя, и се видѣ стълъпъ огньнъ, до небесе сущь надъ манастырьмь тѣмь. Сего же инъ никътоже видѣ, нъ тъкъмо князь единъ, и якоже от того разумѣти прѣставление блаженаго, и глагола сущимъ съ нимь: «Се, якоже мьню, дьньсь блаженый Феодосий умьре». Бѣ бо прѣже того дьне былъ у него и видѣлъ болесть его тяжьку сущю. Таче посълавъ и увѣдѣвъ истѣе прѣставление, плакася по томь много.

Тогда горько заплакали братья над телом его, а потом, подняв, понесли его в церковь и отпели как подобает. И тут же, словно повинуясь божественному указанию, собралось отовсюду множество благочестивых людей, все с готовностью сами пришли и уселись перед воротами монастырскими, ожидая когда вынесут блаженного. А благоверный князь Святослав, находившийся недалеко от монастыря блаженного, вдруг увидел огненный столп, поднявшийся над тем монастырем до самого неба. И никто больше этого не видел, только князь один, и поэтому догадался он, что умер блаженный, и сказал окружавшим его: «Вот сейчас, кажется мне, умер блаженный Феодосий». Был он незадолго перед тем у Феодосия и видел его тяжело больным. Тогда, послав и услышав, что вправду умер Феодосии, горько заплакал о нем князь.

Братии же врата затворивъшемъ и никогоже пустящемъ по повѣлению блаженааго, и бѣша присѣдяще надъ нимь и ожидающе, донъдеже разидуться людие, и тако того погребуть, якоже самъ повелѣ. Бѣша же и боляре мнози пришьли, и ти прѣдъ враты стояще. И се по съмотрению Божию пооблачилося небо, и съниде дъждь. То же ти тако разбѣгошася. И абие пакы дъждь прѣста и сълньце въсия. И тако того несъше въ прѣжереченую пещеру, положиша и́, и запечатьлѣвъше и отъидоша, и без брашьна вьсь дьнь прѣбыша.

Братья же заперли ворота и никого не впускали, как повелел блаженный, и сидели возле тела его, ожидая, когда разойдутся люди, чтобы тогда и похоронить его, как он сам повелел. И немало бояр пришло и стояло перед воротами. И вот по воле Божьей затянуло небо облаками, и пошел дождь. И разошлись люди. И тотчас же перестал дождь и засияло солнце. И так отнесли Феодосия в пещеру, о которой мы говорили прежде, и положили его, и, запечатав гроб, разошлись, и весь день пребывали без пищи.

Умрѣтъ же отьць нашь Феодосий въ лѣто 6 и 582, мѣсяца маия въ 3, въ суботу, якоже прорече самъ, въсиявъшю сълньцю.

Умер же отец наш Феодосии в год 6582 (1074) – месяца мая на третий день, в субботу, как и сам предсказал, после восхода солнечного.

НЕСТОРА, ИНОКА МОНАСТЫРЯ ПЕЧЕРСКОГО, О ПЕРЕНЕСЕНИИ МОЩЕЙ СВЯТОГО ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО ФЕОДОСИЯ ПЕЧЕРСКОГО. АВГУСТА 14. СЛОВО 9

«С похвалами бывающиа памяти праведных възвеселятся людие», – рече премудрый Соломонъ. Обычай бо есть въ божественем праздника тръжествѣ духовнѣ ликоствовати богоименитым людем, по речению мудраго Соломона: «Праведник, аще умреть, – живъ будет, и душа праведных в руцѣ Божии суть». Прославляет бо Господь славящаа его, якоже въистинну сего блаженнагои добляго мужа, высокаго житиемь, чюднаго в добродѣтелех, изряднаго в чюдесех, блаженнаго Феодосиа. Благоволи Богъ явити своего угодника, иже истинно сътворивый Богъ сице по 18 лѣт преставление преподобнаго.

«Когда умножаются праведники, веселится народ», – сказал премудрый Соломон. Обычай ведь есть в божественный праздник торжества духовного ликованию предаваться богоименитым людям, по словам мудрого Соломона: «Праведник, если и умрет, – жив будет, и души праведных в руке Божьей». Прославляет Господь славящих его, как воистину этого блаженного и доблестного мужа, высокого житием, чудного добродетелями, неутомимого в чудесах, блаженного Феодосия. Соблаговолил Бог явить своего угодника, что воистину и свершилось по воле Божьей через восемнадцать лет после преставления преподобного.

В лѣто 6599 събрашася пречистыа Печерьскыа лавры множество иночествующих с наставником игуменомъ их вкупѣ, единонравнѣ совѣт сътвориша еже принести мощи Феодосиа преподобнаго.

В 6599 (1091) году все иноки пречистой Печерской лавры, собравшись вместе со своим наставником игуменом, единодушно порешили перенести мощи преподобного Феодосия.

Тѣмже лѣпо есть приглашатися вам: въистинну блаженнии есте, отци, добро съвещание ваше! О богосъбранный личе! О постническый великий съборе! О пречестный полче! О благое съвокупление, еже бо Отца пѣсеное вѣщание събывше есть на вас, реченное: «Се коль добро и что красно, еже быти братии вкупѣ». Въистинну добръ съвѣтъ вашь, отци, велегласнѣйши трубы глас вещаний ваших. Истиннаго своего пастыря желающе, яко ту не глаголаху: «Лишаеми есмы отца и учителя!» И вси, яко единемиусты, рекше: «Возмем честныа мощи любимаго отца нашего Феодосиа, нѣсть бо нам лѣпо пастыря лишеным быти, ни пастырю подобно есть своих Богомъ порученых овець оставляти, да не дивий зверь, пришед, распудит стадо Христовых словесных овець; но да прииде пастырь во свою ограду и духовною цевницею въструбит, да пастырьскаа сопль отгонить звѣря мысленаго нападание и съблюстителя живота нашего и хранители аггели призовите». Вси единогласно друг другу вѣщающе: «Лѣпо есть нам, братие, всегда пред очима нашима честную раку отца нашего Феодосиа имѣти и достойно поклонение всегда тому приносити, яко поистенѣ отцу и учителю. Неудобно есть пребывати преподобному отцю нашему Феодосию кромѣ монастыря и церкви своеа, понеже той основал ю есть и черноризца съвъкупил».

Подобает за это хвалу принести им: воистину блаженны отцы, и мудро решение ваше. О Богом собранный совет! О постнический великий собор! О пречестное воинство! О благое объединение, ведь сбылось на вас изречение Отца, сказавшего: «Что может быть лучше и прекраснее, чем единение братии». Воистину добр замысел ваш, отцы, громогласнее трубы слова решений ваших. С истинным своим пастырем пожелали быть всегда вместе, – нельзя было не восклицать: «Лишены мы отца и учителя!» И все, как едиными устами, сказали: «Возьмем честные мощи любимого отца нашего Феодосия, не подобает нам быть без пастыря, а пастырю не подобает Богом порученных ему своих овец оставлять, чтобы страшный зверь не пришел и не разогнал стадо Христово словесных овец; пусть придет пастырь в свою ограду и цевницею духовной вострубит, пусть пастырская свирель оградит нас от нападения коварного зверя и блюстителя жизни нашей и ангелов-хранителей призовет». Все единогласно друг другу говорили: «Подобает нам, братья, всегда пред очами своими честную гробницу отца нашего Феодосия видеть и достойное поклонение всегда ему творить, как истинному отцу и учителю. Негоже лежать преподобному отцу нашему Феодосию вне монастыря и церкви своей, потому что он основал ее и черноризцев собрал».

И съвѣт сътворше, абие же повелѣша устроити мѣсто на положение мощемь святаго, и раку каменну поставиша. Бѣ же приспѣ праздникъ, пречестное Успение святыа владычица Богородица; и прежде триехъ дьний праздника Божии Матере повелѣ игуменъ в печеру ити, да мѣсто назнаменуют, идѣже суть мощи святаго отца нашего Феодосиа. Его же благому изволению и азъ, грѣшный Нестеръ, сподобленъ быхъ и пръвие самовидець святых его мощей, по повелѣнию игуменову. Еже исвѣстинно извѣстно вам повѣм, не от инех слышах, но сам началник бых тому.

И совет сотворив, не медля повелели устроить место, где положить мощи святого, и гробницу каменную поставили. В это время приспел праздник пречестного Успения святой владычицы Богородицы; и за три дня до праздника Божьей Матери повелел игумен в пещеру идти, чтобы то место отметить, где лежат мощи святого отца нашего Феодосия. По его же благому изволению и по повелению игумена и я, грешный Нестор, сподобился быть первым, кто увидел святые мощи Феодосия. Да будет вам известно, что истинную правду поведаю я, так как не от кого-то другого это слышал, но сам был зачинщиком этого дела.

Пришед бо игуменъ и рече: «Грядивѣ, чадо, в печеру къ преподобному отцу нашему Феодосию». И приидохом же в печеру, не съвѣдущу никомуже. Разсмотривше, кудѣ раскоповати, и назнаменавши мѣсто, гдѣ раскоповати, кромѣ устиа, таже рече ко мнѣ игуменъ: «Да не повѣси никомуже, развѣ поими, егоже волиши, да поможет ти, и развѣе того да не увѣсть ни единъ от братии, дондеже святаго мощи вынесем пред печеру». Аз же пристроихъ въ семьдний рогалиа, имже копати. Бяше же день вторник. Въ вечеръ глубокъ поахъ съ собою два мниха, чюдна мужа в добродѣтелех, иному же не ведущу никомуже. И яко приидохом в печеру, молитвы и молениа сътворше с поклонениемь и псаломьское пѣние пѣвше, таже приахомся дѣлу. Начах копати, и тружашеся много, и вручих другому брату; и раскоповающе до полунощи, и не могохом обрести мощи святаго. Начахом зѣло скорбѣти и слезы от очию испущаховѣ, помыслих, егда святый не волит себѣ явити; и другаа мысль прииде ми, егда како на страну копаем. Аз же взях рогалиа, начах прилѣжно копати. И иже со мною сущему мниху, предстоащу пред печерою, и, якоже услыша било церковное заутрении, възгласи ко мнѣ братъ, яко удариша въ церковное било. Азъ же прокопахъ над мощьми святаго, и оному, ко мнѣ рекшу о билномъ ударении, мнѣ же к нему отвѣщающю: «Прокопах, брате!» Егда же прокопах над мощьми святаго, и абие велий страхъ обиат мя, начах звати: «Преподобнаго радиФеодосиа, Господи, помилуй мя!»

Пришел игумен и сказал: «Пойдем, чадо, в пещеру к преподобному отцу нашему Феодосию». И пришли мы в пещеру втайне от всех. Когда рассмотрели мы, куда копать, и обозначили место, где раскапывать, – в стороне от входа, – то сказал мне игумен: «Никому не сообщай об этом, кроме того, кого по своему желанию возьмешь в помощники, и пусть не знает об этом ни единый из братии, пока не вынесем мощи святого из пещеры». Я же приготовил в тот день лопаты, чтобы копать. Был вторник. Поздно вечером взял я с собою двух монахов, мужей особо добродетельных, никто другой об этом не знал. И как только пришли мы в пещеру, то, сотворивши с поклонами молитвы и отпев псалмы, принялись за дело. Начал копать я и, потрудившись много, поручил продолжать другому брату; и так раскапывали мы до полуночи и не могли обнаружить мощей святого. И начали мы тужить, и, плача, решили, что не хочет объявить себя святой; и тут пришла мне на ум другая мысль, что не в ту сторону копаем. И я, взяв лопату, начал снова усердно копать. Монах же, который был со мной, стоял перед пещерой, и, когда услыхал он, как ударили к заутрене в било, сказал мне брат: «Ударили в церковное било!» Я же в это время докопался до мощей святого, и, когда он мне говорил о том, что бьют в било, я сказал ему: «Докопался я, брат!» И когда раскопал я мощи святого, то великий страх охватил меня, и стал я взывать: «Преподобного ради Феодосия, Господи, помилуй меня!»

В то же время бѣста два мниха в монастырѣ бдящя и стрегуща, егда игуменъ утаився нѣ с кыми и принесет мощи преподобнаго отай, и зряста прилѣжно к печерѣ. Егда же удариша въ церковное било заутрении, и видѣша 3 столпы, яко дугы свѣтозарнии, и, стоявше, приидоша на връх церьки Пречистыа, идѣже положен бысть преподобный Феодосие. И се видѣвше вси мниси, иже ко утрени идуще, тако и мнози благочестивии въ градѣ. Бѣаше бо имъ прежде и възвѣщенно быстьо пренесении мощей святаго, и рѣша: «Се есть преносят честныа мощи преподобнаго Феодосиа от печеры». Утру же бывшу и дьни освѣтающу, и слышано бо бысть по всему граду, и множество людий приидоша съ свѣщами и фимианом.

В это самое время два монаха в монастыре не спали, и стерегли, когда игумен, утаившийся с кем-то, будет тайно переносить мощи преподобного, и прилежно наблюдали за пещерой. И как ударили в церковное било к заутрене, то увидели они три столпа, как радуга сияющие, которые, постояв, перешли на верх церкви Пречистой, где потом положен был преподобный Феодосии. И это увидели все монахи, которые шли к заутрене, а также многие благочестивые люди в городе. Было им до этого извещение о перенесении мощей святого, и сказали они: «Это переносят мощи честные преподобного Феодосия из пещеры». Когда наступило утро и уже занялся день, то слух об этом распространился по всему городу, и множество людей пришло со свечами и фимиамом.

Досточюдный же и именный Стефанъ, яже преже реченный въ Житии блаженнаго, иже бысть въ него мѣсто игуменом, пакы по отшествии из монастыря състави на Кловѣсвой монастырь и по семь, благоволениемь Божиимъ, бысть епископъ града Владимера, и в то время бывъ въ своемь монастырѣ, виде в нощи чресъ поле зарю велику надъ печерою. Мнѣвъ: преносят честныа мощи святаго Феодосиа, бѣ бо ему преж възвещенно пред единем дьнемь; и съжаливси зѣло, яко без него преносят мощи святаго, в той час вседе на конь, вборзе женыйк печерѣ, поимъ съ собою Климента, егоже постави игуменом в себѣ мѣсто. Грядущима же има, зряще зарю велику над печерою, и приближишася к печерѣ и не видѣста ничтоже, разумѣвше, яко аггельскаа свѣтлость бѣ.

Великий же и преславный Стефан, о котором уже говорилось в Житии блаженного, бывший игуменом после Феодосия, а по отшествии из монастыря поставивший на Клове свой монастырь, и потом по благословению Божьему ставший епископом города Владимира, в это самое время находился в своем монастыре, и увидел он ночью за полем зарево великое над пещерой. Подумал он, что это переносят честные мощи святого Феодосия, а его накануне известили об этом; и, сильно огорчившись, что без него переносят мощи святого, он в тот же час сел на коня и быстро поскакал к пещере вместе с Климентом, которого он поставил игуменом на свое место. И пока они ехали, то видели яркое сияние над пещерой, а когда подъехали к пещере и не стало ничего видно, то догадались, что то был ангельский свет.

И яко приидоша ко двѣрем печеры, нам же седящим у мощий святаго. Азъ же, егда прокопах, послах ко игумену, глаголя: «Прииди, отче, да изнесем мощи преподобнаго». Прииде игуменъ съ двема братома. И якоже прокопах велми и преклоншеся, видѣх его лежаща мощи святолѣпно, и състави его цели бяху вси и тлѣнию непричастнии, власи же главнии присхли бяше къ главѣ его, и лице преподобнаго свѣтлостно, и очи съмжанѣ, и устнѣ доброглаголивыа съединенѣ. И тако, възложивше на одръ святыа и честныа его мощи, и изнесохом пред печеру. И въ другый же день, изволениемь Божиимъ, съвъкуплешеся епископи вси вкупѣ, приидоша в печеру, им же суть имена: Ефрѣмь Переаславьский, Стефанъ Владимерьский, Маринъ Юрьевьский, Иоанъ Черниговьский, Антоней Порьский. И игумени вси от всех монастырей съ множествомъ черноризець приидоша, и людие благовѣрнии. И взяша пречестныа мощи святаго Феодосиа от печеры съ множеством свѣщь и фимианом; якоже предъ речено, изыдоша же от града народи въ срѣтение святому, свѣщи в руках дръжаще; и принесше его въ богосъзданную пречистую церковь, въздравася и пречистаа церкви, въсприимши своего служителя. И бѣ видѣти въ церкви, покрываему дьнѣвному свѣту свѣщным свѣтом; прикасающеся святителие, облобызающе мощи святаго, припадающе же иерѣи, любезне целующе, притечющи же с народи иноци, прикасающеся ометы одѣжди святаго, пѣсни духовныа Богу възсылающе и благодарьственаа хвалениа святому приносяще. И тако положиша въ своей ему церьки Божиа Матере на деснѣй странѣ мѣсяца августа въ 14 день, в четвергъ, въ 1 час дьни; и тако праздноваша свѣтло в той день.