Текст книги "Киево-Печерский патерик"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Гладу же велику приспѣвшу, и смерти належащии глада ради бывающа на вся люди, блаженны же дѣло свое съдръжаше, събираа лобеду. И сего видѣвь нѣкий человѣкъ, събирающа лобеду, начатъ и той събирати лобеду, себеже ради и домашних своихъ, да темь препитаются въ гладнае время. Сему же тогда блаженному паче умножашеся лобеда на пищу, и болий труд творяше себѣ в тыи дьни, собираа таковое зѣлие, якоже и прежде рѣхъ, и, своима рукама стираа, творяше хлѣбы и раздаваше неимущимъ и от глада изнемогающимъ. Мнози же бяху тогда к нему приходяще въ гладное врѣмя, онъ же всѣмъ раздаваше, и всемь сладко являшеся, яко с медомъ суще; а не тако хотѣти кому хлѣба, якоже от руку сего блаженнаго сътворенное от дивиаго зѣлиа приати. Кому бо дааше съ благословениемь, то свѣтелъ и чистъ являашеся и сладокъ бываше хлѣбъ; аще ли кто взимаше отай, обреташеся хлѣбъ яко пелынь.

Настал великий голод, и смерть из-за голода нависла над всеми людьми; блаженный же продолжал дело свое, собирая лебеду. Увидев его, собирающим лебеду, один человек и сам стал собирать лебеду для себя и для домашних своих, чтобы пропитаться ею в голодное время. Блаженному же тогда пришлось гораздо больше собирать лебеды на пищу, и принял он на себя в те дни еще больший труд: собирая это зелье и, как я уже говорил, растирая его своими руками, делал из него хлебы и раздавал их неимущим и от голода изнемогающим. Многие приходили к нему в это голодное время, и он всех оделял этими хлебами, и сладкими, как с медом, казались они всем; и никому так настоящего хлеба не хотелось, как руками этого блаженного приготовленного из дикого зелья. И если он сам давал с благословением, то светел, и чист, и сладок бывал его хлеб; если же кто брал тайком, то оказывался хлеб горек, как полынь.

Нѣктобо от братия втайнѣ украдъ хлѣбъ и не можаше ясти, зане обреташеся в руку его яко пелынь, и горекъ паче мѣры являшеся. И се сътворися многажды. Стыдяша же ся, от срама не могый повѣдати блаженному своего съгрѣшениа. Гладенъ же бывъ, не могый тръпѣти нужда естественыа, видя смерть пред очима своима, и приходить къ Иоанну-игумену, исповѣда ему събывшееся, прощениа прося о своемь съгрѣшении. Игуменъ же, не вѣровавъ реченнымъ, повелѣ иному брату се сътворити: втайнѣ хлѣбъ взяти, да разумѣють истинно, аще тако есть. И принесену бывшу хлѣбу, и обретеся тако же, якоже и крадый брат повѣда, и не можаше никтоже вкусити его от горести. Сему же сущу еще и в рукахъ его, посла игуменъ испросити хлѣбъ. «Да от руку, – рече, – възмете, отходяще же от него, и другый хлѣбъ украдите.» Сима же принесенома бывши, украденый же хлѣбъ пред нимипременися и бысть, яко пръсть, горекъ, акы пръвый, и взятый хлѣбъ от руку его – акы медъ, и светелъ явися. И сему чюдеси бывшу, прослу таковый муж всюду, и многы прекормивъ алчныа, и многымъ на ползу бывъ.

Некто из братии потихоньку украл хлеб и не мог его есть, потому что в его руках он сделался как полынь и без меры горьким. И так повторялось не раз. Но стыдился брат, от срама не мог открыть блаженному своего согрешения. Однако будучи голоден, не стерпев естественной нужды и видя смерть пред глазами своими, пришел он к Иоанну-игумену и, прося прощения за свое согрешение, рассказал ему о случившемся. Игумен не поверил рассказанному и, чтобы узнать, подлинно ли это так, велел другому брату сделать то же: взять хлеб тайно. Принесли хлеб, и оказалось то же, что говорил укравший брат: никто не мог есть его от горечи. Держа этот хлеб в руках, игумен послал попросить хлеб у блаженного. «Один хлеб, – сказал он, – возьмите из рук его, а другой хлеб, уходя от него, украдите». Когда принесли эти хлебы, украденный изменился пред всеми и сделался как сухая земля, и был горек, как и первый, а хлеб, взятый из рук блаженного, – светел и сладок, как мед. После такого чуда повсюду прошла слава об этом муже, и многих голодных прокормил он, и многим был полезен.

Егда же Святоплъкъ съ Давидомъ Игоревичем рать зачаста про Василкову слепоту, егоже ослепи Святоплъкъ, послушавъ Давида Игоревича, с Володимеромъ и съ самѣмъ Василкомъ, и не пустиша гостей из Галича, ни людей изъ Перемышля, и не бысть соли въ всей Руской земли. Сицеваа неуправлениа быша, к сему же и граблениа безаконнаа, якоже пророкъ рече: «Сънѣдающи люди моа въ хлѣба мѣсто, Господа не призваша». И бѣ видѣти тогда люди, сущаа в велицей печали и изнемогших от глада, от рати, не имяху бо ни пшеница, ниже соли, чимъ бы скудость препроводити.

Когда Святополк, в союзе с Владимиром и самим Васильком, пошел ратью на Давыда Игоревича в отместку за Василька, которого ослепил он, подстрекаемый Давыдом Игоревичем, не стали пускать ни купцов из Галича, ни людей из Перемышля, и не было соли во всей Русской земле. Наступило трудное время, начались беззаконные грабежи, как сказал пророк: «Съедающие народ мой, как едят хлеб не призывающие Господа». И были все люди в великой печали, изнемогли от голода и от войны, не имели ни пшеницы, ни даже соли, чем бы преодолеть скудость свою.

Блаженный же тогда Прохоръ, имѣа кѣлию свою, и събра множество попела от всѣхъ кѣлий, и не ведуще сего никомуже, и се раздаваше приходящим, и всѣмь бываше чиста соль, молитвами его. И елико раздаваше, толико паче множащеся. И ничтоже взимаа, но туне всѣмь подаваше, елико кто хощеть, и не токмо монастырю доволно бысть, но и мирьскаа чада, к нему приходяще, обилно възимаху на потрѣбу домомъсвоимъ. И бѣ видѣти торжище упражняемо, монастырь же полонъ приходящих на приатие соли. И оттого въздвижеся зависть от продающих соль, и сътворися им неполучениежаланиа. Мнѣвше собѣ в тыа дьни богатество много приобрести в соли, бысть же имъ о том печаль велиа: юже бо прежде драго продаваху, по два головажне на куну, нынѣ же по 10, и никтоже възимаше.

Блаженный Прохор тогда имел уже келью свою; и собрал он к себе изо всех келий множество пепла, но так, что никто не знал, и раздавал его приходящим к нему, и для всех, по молитве его, делался он чистой солью. И чем больше он раздавал, тем больше у него становилось. И ничего не брал за это, а всем даром давал, сколько кому нужно, и не только монастырю было довольно, но и мирские люди приходили к нему и обильно брали, сколько кому требовалось для дома своего. Торжище опустело, а монастырь был полон приходящими за солью. И пробудило это зависть у продавцов соли, потому что не получили они, чего желали. Они думали приобрести в это время большой барыш от соли, и впали они в великую печаль: то, что они прежде продавали по дорогой цене, за куну – две меры, теперь же, за ту же цену, и десяти мер никто не брал.

И въставше вси, продающесоль, приидоша ко Святополку и навадиша на мниха, глаголюще, яко: «Прохоръ-чернець, иже есть в Печерьскомъ монастырѣ, отъятъ от нас богатество много: даеть соль всѣмк нему приходящимъ невъзбранно, мы же обнищахом». Князь же, хотя имъ угодити, двое же помысливъ в себѣ: да сущую молву в них упразднить, себѣ же богатествоприобрящеть. Сию мысль имѣа въ умѣ своемь, съвѣщавъ съ своими съвѣтники цѣну многу соли, да емь у мниха, продавца ей будеть. Тогда крамолникомъ тѣмъ обещеваеться, глаголя: «Васъ ради пограблю черньца», крыа в себѣ мысль приобретениа богатества. Сим же хотя мало угодити имъ, паче же многу спону имъ творя: зависть бо не вѣсть предпочитати еже полѣзно есть творити.

И собрались все, продававшие соль, пришли к Святополку и стали наущать его против инока, говоря: «Прохор, чернец Печерского монастыря, отнял у нас богатства много: дает соль всем приходящим к нему безотказно, и мы от того обнищали». Князь же, хотя им угодить, и о другом про себя подумал: между ними прекратить ропот, а себе богатство приобрести. Обдумав это, решил он со своими советниками, что цена на соль будет высокая и, отнявши у инока, сам будет продавать ее. Крамольников этих он успокоил, сказав: «Ради вас пограблю чернеца», а сам таил мысль о приобретении богатства себе. Он хотел хотя бы немного угодить им и только больше вреда сделал: ибо зависть никакой пользы принести не может.

Посылаеть же князь, да возмуть соль всю у мниха. Привезѣне же бывши соли, и приидѣ князь, хотя видѣти ю, и с тѣми крамолникы, иже навадиша на блаженнаго, и видѣвше вси, яко попелъ видѣти очима. Много же дивишася: что се будеть? – и недоумѣахуся. Извѣстно же хотяху увѣдети, что се будет таковое дѣло, обаче же повелѣ ю съхранити до 3 дний, да разумѣють истинно. Нѣкоему же повелѣ вкусити, и обретеся попелъ въ устѣхъ его.

Послал князь взять всю соль у инока. Когда привезли соль, князь с теми крамольниками, которые наущивали его против блаженного, пошел посмотреть ее, и увидели все, что перед глазами их пепел. Сильно удивились все, – что бы это значило? – и недоумевали. Желая узнать доподлинно, в чем дело, князь велел хранить ее три дня. И повелел он одному человеку отведать, и оказался пепел в устах у того.

Приходяще же по обычаю множество народа, хотяще же взимати соль у блаженнаго, и увѣдѣвше пограбление старче, възвращающеся тщама рукама, проклинающе сътворшаго сие. Блаженный же тѣмъ рече: «Егда иссыпана будеть, и тогда, шедше, разграбите ю». Князь же, държавъ ю до трех дьнехъ, повелѣ нощию изсыпати ю. Изсыпану же бывшу попелу, и ту абие прѣложися в соль. И се увѣдавше, граждане, пришедше, разграбиша соль.

Как обычно, множество народа продолжало приходить к блаженному, желая получить соль, и, узнав, что старец ограблен, возвращалось с пустыми руками, проклиная сделавшего это. Блаженный же им сказал: «Когда выбросят ее, тогда идите и заберите себе». Князь продержал ее три дня, потом велел ночью выбросить ее. Высыпали пепел, и он сразу же превратился в соль. Горожане же, узнавши об этом, пришли и разобрали соль.

И сему дивному чюдеси бывшу ужасеся сътворивый насилие: не могый же съкрыти вещи, зане пред всѣмградом сътворися, нача испытовати, что есть дѣло сие. Тогда сказаша князю ину вещь, еже сътвори блаженный, кормя лобедою множество народа, и въ устѣхъих хлѣбъ сладокъ бываше; нѣкоторыи же взяша един хлѣбъ безъ его благословениа – и обретеся яко прьсть и горекъ, акы пелынь, въ устех ихъ. Си слышавъ, князь стыдѣвся о створеннем, и шед в монастырь къ игумену Иоанну, покаася к нему. Бѣ бо прежде вражду имѣа на нь, зане обличаше его несытьства ради, богатьства и насилиа ради. Его же ем, Святоплъкъ в Туров заточивъ, аще бы Владимерь Монамах на сего не восталъ, его же убояся Святоплъкъ въстаниа на ся, скоро възвратис честию игумена в Печерьский монастырь.

От такого дивного чуда пришел в ужас сделавший насилие: не мог он скрыть происшедшего, потому что свершилось это на глазах всего города, и стал князь выпытывать, что бы это значило. Тогда рассказали князю и о другом чуде, которое сотворил блаженный, кормя лебедой множество народа, и в устах их она становилась хлебом сладким; когда же некоторые брали хлеб без его благословения, то оказывался он как сухая земля и на вкус горек, как полынь. Услышавши это, устыдился князь содеянного им, пошел в монастырь к игумену Иоанну и покаялся перед ним. Прежде же он питал к нему ненависть из-за того, что игумен обличал его за ненасытную жадность к богатству и за чинимые насилия. Святополк тогда схватил его и заточил в Туров; но поднялся на него Владимир Мономах, и Святополк, испугавшись гнева его, скоро с честью возвратил игумена в Печерский монастырь.

Сего же ради чюдеси велику любовъ нача имѣти къ святѣ Богородици и къ святымъ отцемь Антонию и Феодосию, черноризца же Прохора оттоле вельми чтяше и блажаше, ведый его въистину раба Божиа суща. Дасть же слово Богови к тому не сътворити насилиа никомуже. Еще же и се слово утверди к нему князь, глаголя: «Аще бо азъ, по изволению Божию, прежде тебѣ отъиду свѣта сего, и ты своима рукама въ гробъ положи мя, да сим явится на мнѣ безлобие твое; аще ли ты прежде мене преставишися и поидеши к неумытному Судии, то азъ на раму своею в печеру внесу тя, да того ради Господь прощение подасть ми о многосъгрѣшеннѣмь к тебѣ грѣсѣ». И сие рекъ, отъиде от него.

Теперь же, ради такого чуда, воспылал князь великой любовью к обители святой Богородицы и к святым отцам Антонию и Феодосию, черноризца же Прохора он с этих пор сильно почитал и восхвалял, так как убедился, что он воистину раб Божий. И дал он слово Богу не делать более никому насилия. И старцу князь дал крепкое слово, сказав: «Если по изволению Божию я прежде тебя отойду из света сего, то ты своими руками в гроб положи меня, и да явится в этом твое беззлобие ко мне; если же ты прежде меня преставишься и пойдешь к неподкупному Судии, то я на плечах своих в пещеру внесу тебя, чтобы Господь подал мне прощение в великом грехе моем перед тобой». Сказав это, князь пошел от него.

Блаженный же Прохоръ многа лѣта поживъ в добре исповѣдании, богоугоднымъ, чистым и непорочным житиемь. Посем же разболѣвся святый, князю тогда на войнѣ сущу. Тогда святый наричие посылаеть к нему, глаголя, яко: «Приближися час исхода моего от тѣла; да аще хощеши, прииди, да прощение възмевѣ и скончаеши обѣщание свое, да приимеши отдание от Бога и своима рукама вложиши мя въ гробъ. Се бо ожидаю твоего прихода, да умѣдлиши, и азъ отхожу; да не тако исправитъ ти ся брань, яко пришедшу ти ко мнѣ». И сиа слышавъ, Святоплъкъ в той же час воа распустивъ и прииде къ блаженному. Преподобный же, много поучивъ князя о милостинѣ, и о будущемь судѣ, и о вечней жизни, и о бесконечнѣймуцѣ, давъ ему благословение и прощение, и цѣловавъвся сущаа съ княземь, и въздѣвъ руцѣ горѣ, предастьдухъ. Князь же, вземъ святаго старца, несе и в печеру, и своима рукама въ гробъ вложи.

Блаженный же Прохор еще много лет прожил в добром исповедании, богоугодным, чистым и непорочным житием. И вот разболелся святой, а князь в это время на войне был. Тогда святой извещение послал к нему, говоря: «Приблизился час исхода моего из тела; прийди, если хочешь, да простимся с тобой, и исполнишь обещание свое – своими руками положишь меня в гроб и прощение примешь от Бога. Я только ожидаю твоего прихода, и если помедлишь, я отойду; и не опасайся – война окажется для тебя успешной, если ты придешь ко мне». Услышав это, Святополк тотчас же воинов распустил и пришел без промедления к блаженному. Преподобный же долго наставлял князя о милостыне, и о будущем суде, и о вечной жизни, и о бесконечной муке, потом дал ему благословение и прощение, простился со всеми, бывшими с князем и, подняв руки к небу, испустил дух. Тогда князь, взяв святого старца, отнес его в пещеру и своими руками в гроб положил.

И по погребении блаженнаго поиде на войну, и многу побѣду сътвори на противныа агаряны, и взя всю землю ихъ. И се бо бысть Богомъ дарованнаа побѣда в Руской земли, по проречению преподобнаго.

После погребения блаженного он пошел на войну, и великую победу одержал над противными агарянами, и покорил всю землю их. Это была Богом дарованная победа в Русской земле, предсказанная преподобным.

И оттоле убо Святополкъ, егда исхождаше или на рать, или на ловы, и прихождаше в монастырь съ благодарениемь, поклоняяся святѣй Богородици и гробу Феодосиеву, и вхождаше в печеру къ святому Антонию и блаженному Прохору, и всѣмь преподобнымъ отцемъ покланяася, и исхождаше в путь свой. И тако добре строашася Богомъ набдимое княжение его. Самъ бо свѣдѣтель бывъ, ясно исповѣдаа чюдеса бо и знамениа, яже быша преславнаа Прохора же и инехъ преподобных, с нимиже буди всѣм намъ получити милость о Христѣ Иисусѣ, Господѣ нашем, ему же слава съ Отцѣмь и съ Святым Духом ныне и присно.

С тех пор Святополк, шел ли на войну или на охоту, всегда приходил в монастырь с благодарением, поклонялся святой Богородице и гробу Феодосиеву, потом входил в пещеру к святому Антонию и блаженному Прохору и, всем преподобным отцам поклонившись, шел в путь свой. И процветало оберегаемое Богом княжение его. Сам будучи свидетелем, он открыто возвещал о чудесах и знамениях преславного Прохора и других преподобных, да получим и мы все с ними милость о Христе Иисусе, Господе нашем, слава ему с Отцом и со Святым Духом ныне и присно.

О ПРЕПОДОБНЕМЪ МАРЦѢ ПЕЧЕРНИЦѢ, ЕГОЖЕ ПОВЕЛѢНИА МЕРТВИИ ПОСЛУШАХУ. СЛОВО 32

О ПРЕПОДОБНОМ МАРКЕ ПЕЩЕРНИКЕ, ПОВЕЛЕНИЙ КОТОРОГО МЕРТВЫЕ СЛУШАЛИСЬ. СЛОВО 32

Дрѣвнихъ убо святыхъ подражающе мы, грѣшнии, писанию, еже они изьясниша и многымъ трудомъ възыскаша въ пустыняхъ, и горахъ, и пропастех земных; инѣхъ убо самивидѣвше, инѣхъ же слышавше прежде ихъ бывшихъ житиа же и чюдеса, дѣаниа, еже есть Паторикъ Печерьский, в томъ, сложьше, сказаше о них отци, еже мы, почитающе, наслажаемься духовных тѣхъ словесъ.

Мы, грешные, подражаем писаниям древних святых, где они нам изъяснили то, что с великим трудом обрели в пустынях, и в горах, и в ущельях; одних сами видели жития, и чудеса, и деяния, о других, до них бывших, лишь слышали и поведали отцы, сложив Патерик Печерский, а мы, читая его, наслаждаемся теми духовными словами.

Аз же, недостойный, ни разума истинны не постигъ и ничтоже от тѣхъ таковаго видѣхъ, но слышанию послѣдуа, еже ми сказа преподобный епископъ Симон, сиа написахъ твоему отечеству. И нѣсмь николиже объходилъ святыхъ мѣстъ, ни Ерусалима видѣхъ, ни Синайскиа горы, да быхъ что приложилъ к повести, якоже обычай имуть хитрословесници сим краситися. Мнѣ же да не буди хвалитися, но токмо о святѣмь семъ монастырѣ Печерьскомъ и въ немь бывших святыхъ черноризець, и тѣхъ житиемь и чюдесы, иже поминаю радуяся, желаю бо и азъ, грѣшный, святыхъ тѣх отець молитвы. Отсюду убо начало положу повести, еже о преподобнем Марцѣ Печерницѣ.

Я же, недостойный, и разума истины не постиг и ничего такого не видел, а последую слышанному мной; то, что мне рассказал преподобный епископ Симон, то я и написал твоему преподобию. И никогда не обходил я святых мест, не видел ни Иерусалима, ни Синайской горы и не могу приложить чего-нибудь к повести для прикрасы, как это в обычае у хитрословесников. Я не буду хвалиться ничем, кроме этого святого монастыря Печерского и бывшими в нем черноризцами, их житием и чудесами, которые поминаю, радуясь, и уповаю я, грешный, на молитву тех святых отцов. Отсюда положу начало повести о преподобном Марке Пещернике.

Бѣаше убо сий святый Марко житие имѣа в печерѣ, и при семь изнесенъ бысть святый отець Феодосие от печеры въ святую великую церковь. И сий же преподобный Марко многа мѣста ископа в печерѣ своима рукама, и на своею плещу прьсть износя, и бѣ по вся дьни и по вся нощи тружаася о дѣле Божии. Ископа же и мѣста многа на погребении братии; от сего ничтоже взимаше, но еже сам кто чтодааше ему, и се приимъ, убогымъ раздаяше.

Этот святой Марко жил в пещере, при нем перенесен был святой отец наш Феодосии из пещеры во святую и великую церковь. Этот преподобный Марко много могил в пещере своими руками выкопал, вынося землю на своих плечах, и так трудился он днем и ночью для дела Божия. Выкопал он много могил на погребение братии и ничего не брал за это, а если же кто сам что-нибудь давал ему, он принимал и раздавал убогим.

Единою же ему копающу по обычаю, и, трудився, изнеможе, остави мѣсто уско и неразширено. Лучи же ся единому от братиа, болѣвъ, къ Господу отъити в той день, и не бѣ иного мѣста, развѣ того тѣснаго. Принесенъ же бысть мертвый в печеру, и нудима сего вложиша тесноты ради. Роптание же бысть на Марка от братии, понеже не можаху мертваго опрятати, ни маслоа на нь възлиати, зане бѣ мѣсто уско. Печерникъ же, съ смирением всѣмь поклоняася, глаголаше: «Простите мя, отци, за немощь недоконцахъ». Они же болма укоряху его, досаждающе ему. Марко же глагола мертвому: «Ибо тѣсно есть мѣсто се, самъбо, брате, покрепися и приими масло, възлей на ся». Мертвый же простерь руку, мало восклонся, взем масло, възлей на ся крестообразно, на пръси и на лицѣ, съсуд отдасть; сам же, пред всими опрятався, възлегъ, успе. И сему чюдеси бывшу, приатъ всѣхъ страх и трепетъ о сътвореннемь.

Однажды копал он, по обычаю, и, много трудившись, изнемог, и оставил могилу узкой и не расширенной. Случилось же, что один больной брат отошел к Господу в этот день, и не было другой могилы, кроме той – тесной. Принесли мертвого в пещеру и от тесноты едва уложили его. И стала братия роптать на Марка, потому что нельзя было ни одежд поправить на мертвом, ни даже елея на него возлить, так узка была могила. Пещерник же со смирением кланялся всем, говоря: «Простите меня, отцы, за немощью не докончил». Они же еще больше стали укорять его. Тогда Марко сказал мертвому: «Так как тесна могила эта, брат, соберись с силами и сам возьми елей и возлей на себя». Мертвый же, приподнявшись немного, протянул руку, взял елей и возлил себе крестообразно на грудь и на лицо, потом отдал сосуд и перед всеми сам оправил на себе одежды, лег и снова умер. И когда произошло это чудо, охватил всех страх и трепет от свершившегося.

Пакы же инъ брат, много болѣвъ, умре. И нѣкто же от другъ ему и губою отре его, и иде в печеру, хотя видѣти мѣсто, идѣже положитися хощеть тѣло любимаго имъ, и въпроси блаженнаго сего. К нему же отвѣща преподобный Марко: «Брате, иди, рци брату: “Пожди до утриа, да ископаю ти мѣсто, и тако отъидеши на онъ житиа покой”. Пришедъ же братъ глагола ему: “Отче Марко, азъ и губою отрохъ его тѣло, мертво суще, кому ми велиши глаголати?” Марко же пакы рече: «Се мѣсто, видиши, не докончано. Велю ти, иди, рци умершему: “Глаголеть ти грѣшный Марко, брате, пребуди еще сий день, и утро отъидеши ко желаемому Господу нашему. Донележе приготоваю ти мѣсто в положение, пришлю по тя”».

Потом другой брат, после долгой болезни, умер. Некто из друзей его отер тело губкой и пошел в пещеру посмотреть могилу, где будет лежать тело друга его, и спросил он о ней блаженного. Преподобный же Марко ответил ему: «Брат, пойди, скажи брату: “Подожди до завтра, я выкопаю тебе могилу, тогда и отойдешь от жизни на покой”». Пришедший же брат сказал ему: «Отче Марко, я уже губкой отер мертвое тело его, кому мне велишь говорить?» Марко же опять сказал: «Видишь, могила не докончена. И как велю тебе, иди и скажи умершему: “Говорит тебе грешный Марко: брат, поживи еще этот день, а завтра отойдешь к возлюбленному Господу нашему. Когда я приготовлю место, куда положить тебя, то пришлю за тобой”».

Пришедый же братъ, послуша преподобнаго, прииде в монастырь и обрете всю братию, обычное пѣние над ним съвръшающу. И ставъ у мертваго, и рече: «Глаголеть ти Марко, яко мѣсто нѣсть ти уготовано, брате, но пожди еще до утриа». И удивишася вси словеси сему. И егда сиа изрече братъ предъ всѣми, и ту абие прозрѣ мертвый, душа его възвратися во нь, и пребысть день той и всю нощь, отвръстѣ имы очи, и ничтоже глагола никомуже.

Послушался пришедший брат преподобного, и когда пришел в монастырь, то нашел братию совершающей обычное пение над умершим. Он же, став пред мертвым, сказал: «Говорит тебе Марко, что не приготовлена еще для тебя могила, брат, подожди до завтра». Удивились все словам таким. Но только что произнес их пред всеми пришедший брат, тотчас мертвый открыл глаза и душа его возвратилась в него, весь тот день и всю ночь пробыл он с открытыми глазами, но никому ничего не говорил.

Заутра же братъ онъ, приходивый прежде, иде в печеру, хотя увѣдѣти, аще мѣсто уготовано есть. К нему же рече блаженный: «Шед, рци умершему: “Глаголеть ти Марко – остави животъ сий временный и прииди на вечный, се бо мѣсто уготованно ти есть на приатие тѣлу твоему, отдайже Богови духъ твой, тѣло твое съ святыми отци здѣ положено будет в печерѣ”». Пришедъше же братиа вся, сиа изъглагола ожившему, и ту абие смежи очи свои и предасть духъ – прѣд всѣми, пришедшими посещениа ради его. И тако честнѣ положенъ бысть въ преди реченнемь мѣсте в печерѣ. И сему чюдеси вси удивишася: како словомъ блаженнаго оживѣ мертвый, и пакы повелениемъ его преставися.

На другой день тот брат, который ходил к Марку, пошел в пещеру, чтобы узнать, готово ли место. Блаженный же сказал ему: «Пойди и скажи умершему: “Говорит тебе Марко – оставь эту временную жизнь и перейди в вечную, вот уже место готово для принятия тела твоего, предай Богу дух свой, а тело твое положено будет здесь, в пещере, со святыми отцами”». Когда пришла вся братия, сказали это ожившему, и тот пред всеми, пришедшими посетить его, тотчас сомкнул глаза и испустил дух. И положили его честно, в предназначенном ему месте в пещере. И дивились все такому чуду: как по одному слову блаженного ожил мертвец и по повелению его снова преставился.

Пакы же ина два брата бѣста в томъ же велицѣмь монастырѣ Печерьском, съпряженна любовию сердечною от юности, единоумие имѣа и едину волю, еже къ Богу. Сии умолиста блаженнаго Марка, да имъ устроить мѣсто обще, и ту абие положена будета, егда Господь повелить.

Были еще два брата в том же великом монастыре Печерском, с юности связанные сердечной любовью, имели одни мысли и одни желания, обращенные к Богу. И умолили они блаженного Марка, чтобы сделал он им общую могилу, где бы лечь вместе, когда Господь повелит.

По времени же мнозѣ Фиофилъ, старий брат, отъиде нѣкамо потрѣбы ради; юный же разболѣвся, отъиде на онъ житиа покой, и положенъ бысть на уготованнемь мѣсте. По дьнехъ же нѣколицех прииде Феофилъ. Увѣдѣв же о братѣ, съжалиси зѣло и, поимъ нѣкиа съ собою, иде в печеру, хотя видѣти умершаго, гдѣ и на коемъ мѣсте положенъ бысть. Видѣвъ же его, положена на вышнемъ мѣсте, негодоваше и ропташе много на Марька, глаголя: «Почто еси здѣ положилъ его? Яко азъ старѣйши его есмь, ты же положилъ его на моемь мѣсте». Печерникъ же, муж смиренъ сый, кланяяся тому, глаголаше: «Прости мя, брате, съгрѣших к тебѣ». И сиа рекъ, глагола умершему: «Брате, въстани и дай же мѣсто неумершему брату, сам же лязи на нижнемъ мѣсте». И ту абие, словомъ преподобнаго, въста мертвый и ляже на нижнемь мѣстѣ пред всими приходящими. И бѣ видѣти чюдо страшно и ужасти полно.

Спустя долгое время Феофил, старший брат, отлучился куда-то по надобности; меньшой же разболелся и отошел на покой, в иную жизнь, и его положили в приготовленном месте. Через несколько дней возвратился Феофил. Узнавши о брате, он сильно горевал и, взяв с собой некоторых из иноков, пошел в пещеру посмотреть, где и на каком месте положен умерший. Увидав же, что его положили на верхнем месте, вознегодовал и роптал много на Марка, говоря: «Зачем ты положил его здесь? Я старше его, а ты положил его на моем месте». Пещерник же, человек смиренный, кланяясь ему, говорил: «Прости меня, брат, согрешил я перед тобой». И, промолвив это, сказал умершему: «Брат, встань и дай место неумершему брату, а сам ляг на нижнем месте». И вдруг по слову преподобного встал мертвец и лег на нижнем месте на глазах у всех пришедших. И видели все чудо страшное и полное ужаса.

Тогда же брат, роптавый и которавыйна блаженнаго положениа ради братня, припад к ногама Марковыма, глагола ему: «Отче Марко, съгрѣших, подвигнувъ брата с мѣста. Молю ти ся, повелѣ ему, да пакы ляжеть на своемь мѣсте». Блаженный же рече ему: «Господь отъятъ вражду межу нами. Се же сътвори роптаниа твоего ради, да не въ вѣкы враждовавъ, съблюдеши злобу на мя. Но и тѣло безъдушное являеть сущую любовь к тебѣ, подаваа тебѣ и по смерти старѣйшиньство. Хотѣхъ, да не изыдеши отсюду, да свое старѣйшиньство наслѣдиши, и в сий час здѣ положенъ бы былъ, но понеже неготовъ еси на исход, но иди, попечися о своей души, и по малехъ дьнехъ семо принесенъ будеши. Иже бо мертвых въставляти Божи дѣло есть, аз же человѣкъ грѣшенъ есмь. Но и се мертвы, бояся твоего досаждениа и моего укорениа, еже от тебѣ не тръпя, оставилъ ти есть полъ мѣста, обще вамъ уготованнаго. Богъ бо можеть въздвигнути его, азъ бо не могу рещи умершему: “Въстани”, и пакы: “И лязи на вышнемъ мѣсте”. Въспрѣти ему ты и рци, егда тебѣ послушаеть, якоже и нынѣ”. Сиа слышавъ, Феофилъ оскорбѣ зѣло от страшных словесъ Марковых и мнѣвъ, яко ту ему пад умрети, не ведый, аще доидеть до монастыря.

Тогда брат, роптавший и сердившийся на блаженного за то, как он положил умершего брата, припал к ногам Марка, говоря ему: «Отче Марко, согрешил я, подняв брата с места. Молю тебя: вели ему опять лечь на своем месте». Блаженный же сказал ему: «Господь пресек вражду между нами. Он сделал это из-за твоего роптания, чтобы ты не враждовал вечно и не хранил злобу на меня. Вот и бездушное тело показывает любовь к тебе, почитая и по смерти твое старшинство. Я хотел, чтобы ты, не выходя отсюда, воспользовался своим старшинством, и теперь же положен был бы здесь, но так как ты еще не готов к исходу, то иди, позаботься о своей душе, и через несколько дней сюда принесен будешь. Воскрешать же мертвых есть дело Божие, а я человек грешный. И этот мертвец, боясь твоей обиды и укоров мне, которые он не стерпел бы от тебя, оставил тебе половину места, приготовленного для вас обоих. Бог может поднять его, а я не могу сказать умершему: “Встань”, а потом: “Опять ляг на верхнем месте”. Вели ему ты и скажи – может быть, тебя послушается, как теперь». Услышав это, Феофил стал сильно скорбеть от таких страшных слов Марковых и думал, что тут и упадет мертвым, не зная, дойдет ли до монастыря.

И пришед въ свою кѣлию, приатъ его плачь неутешим. Раздаяв же все свое, да иже и до срачици, токмо остави себѣ свиту едину, тако и мантию, и бѣ ожидаа часа смертнаго. И никтоже можаше его уставити от горкаго плача и никогдаже кто можаше сего принудити сладкых брашенъ вкусити. Дьни убо наставшу, глаголаше в себѣ: «Не вѣмый, аще постигну до вечера»; нощи же пришедши, плачася, глаголаше: «Что сътворю, аще доиду до утриа? Мнози, въсставше, вечера не достигоша и, на ложих своих легше, не въставше от ложей своих; то како азъ, иже извещение приимъот преподобнаго, яко помалѣ скончати ми ся?» И моляшеся Богови съ слезами даровати ему врѣмя покаянию.

И когда пришел он в свою келью, то охватил его плач неутешный. Раздал все до последней рубашки, оставив себе только одну свитку да мантию, и стал ожидать часа смертного. И никто не мог его остановить от горького плача, и никто никогда не мог принудить его принять сладкой пищи. Когда наступал день, говорил он сам себе: «Не знаю, доживу ли до вечера»; приходила ночь, и он плакал и говорил: «Что мне делать, если доживу я до утра? Многие ведь, встав утром, не доживали до вечера, ложились на ложах своих и уже не вставали с них; как же быть мне, получившему извещение от преподобного, что скоро кончится жизнь моя?» И он молил Бога со слезами дать ему время на покаяние.

И сице творяше на всякъ день, алча, и моляся, и плача, на всякъ час ожидаа отъинудь дьни, часа смертанго. Чаа от тѣла разлучениа, и толма плоть свою истнии, яко и съставом его всѣмь изочтеномъ быти. Мнози же, хотѣвше утѣшити его, и на болшее рыдание приведоша его. И от многаго плача изъгуби сиочи; и тако пребысть вся дьни живота своего и в велице въздержании, Богови угождаа добрымъ житиемъ.