Текст книги "Зараза/Испорченный (др. перевод) (ЛП)"

Автор книги: Сайрита Л. Дженнингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

ВЛЮБЛЕННОСТЬ

Сегодня вечером холоднее, чем обычно, в воздухе пахнет дождем. Но я все равно иду к бассейну и ныряю. Холодная вода остужает мою разгоряченную кожу и парализует движения суставов. Я плыву, чувствуя, как мои кости и мышцы пробуждаются к жизни. Мне легче, тяжесть в животе больше не сводит с ума. Здесь я могу расслабиться и ни о чем не думать. Я могу утопить свой стыд и смыть с себя чужой запах. Знаю, у меня нет причин чувствовать себя плохо, ведь я не сделал ничего из того, что мне не свойственно. Любой нормальный двадцатидевятилетний мужчина, оказавшись у себя дома с двумя стриптизершами, сделал бы то же самое. В этом нет ничего плохого. Более того, я делал это раньше.

Кэнди и Джуэл уже много лет работали на меня. Мы познакомились еще в те времена, когда не все в моей жизни было гладко, и с тех пор поддерживаем связь. Когда я начинал эту программу, то знал, что всегда смогу рассчитывать на их помощь и поддержку.

Я еще тогда должен был прекратить все физические контакты с ними, и я прекратил, по большей части. Но, как это часто бывает, слишком много шампанского и все вновь пошло по привычному для нас сценарию – они трахали меня, я трахал их, и, пока они трахали друг друга, я наблюдал за этим с членом в руке.

Не удивляйтесь так. Да, я сплю со стриптизершами. Подумаешь. Что вы хотите, чтобы я с ними делал? Играл в "Пинокль"? (прим. "Пинокль" – карточная игра)

Все дело в том, что Кэнди и Джуэл никогда не смешивают бизнес и собственное удовольствие. Они делают свою работу, после мы выпиваем, и, как правило, они уходят, удовлетворенные и с хорошим вознаграждением за свои профессиональные услуги.

Сегодня все было иначе.

Они выполнили мою просьбу, до самого ужина обучая моих дам различным движениям из стриптиза. После чего Кэнди и Джуэл оказались у моей двери с охлажденной бутылкой Дома и похотливыми взглядами на их лицах.

– Ты выглядишь напряженным, – сказала Кэнди, заходя внутрь. Она сняла мой пиджак и начала массировать мне плечи. Джуэлтем тем временем откупорила бутылку, не пролив ни капли.

– Я тоже заметила. Ты какой-то…другой. Рассеянный, – вмешалась она.

– Разбитый, – добавила Кэнди.

Джуэл присоединилась к нам с бокалами шампанского в руках. Я в два глотка выпил содержимое своего бокала.

– Заткнитесь. И раздевайтесь.

Нам не нужно было особых прелюдий. Я не ждал, что они станут разжигать мою страсть, танцуя для меня. Они и так знают, что меня заводит. А я знаю, что нужно им.

И я дал им это.

В центре гостиной я перегнул Кэнди через подлокотник дивана и взял ее сзади, одновременно трахая пальцем Джуэл. Кэнди как всегда кончила быстро. Стоит только дотронуться до ее клитора, вбиваясь в нее быстро и глубоко, и она в считанные минуты разлетается на кусочки. Джуэл же хотела поиграть. Она забралась ко мне на колени и оседлала мой покрытый латексом член. Он все еще влажный от соков Кэнди. Она громко стонет от того, как её сверхчувствительный клитор трется о мою лобковую кость во время фрикций. Кэнди сосет и облизывает подпрыгивающие сиськи своей подруги, играя с ее задницей, пока Джуэл не содрогается от оргазма. Она начинает кричать мое имя, так громко, что мне приходится зажать ей рот. Я жестко насаживаю её на себя, удерживая свободной рукой за талию, и продляю её оргазм.

Когда ее крики превращаются в жалобные стоны, она слезает с меня и снимает презерватив. Они с Кэнди по очереди сосут у меня. Обе стонут от удовольствия, когда сперма тонкой струйкой стекает по мои яйцам.

И все. Никакой романтики. Никаких объятий. Никаких разговоров после. Просто секс. Мы смеемся, когда Кэнди случайно надевает трусики Джуэл. Обсуждаем планы на следующий сезон. После чего они уходят. Так же, как и все остальные, во вращающуюся дверь моей жизни.

А сейчас ... сейчас все это вызывает у меня противоречивые эмоции. Словно я был нечестен с кем-то. Но с кем? С самим собой? Дерьмо, как бы то ни было, я чувствую себя намного лучше физически. Но что-то в глубине моей души болит и отчаянно ноет. Одиночество тисками сжимает мою грудь. Я тяжело дышу и хриплю с каждым гребком, но не останавливаюсь. Я не сдамся. Не позволю этому чувству одержать верх.

***

– Ты весь мокрый.

Я продолжаю смотреть ввысь и не поворачиваюсь к ней.

– Да.

– Но здесь холодно. Ты должно быть замерз.

– Я в порядке.

По большей части, это действительно так. Я привык плавать после захода солнца, так как большинство женщин любят загорать днем. Плюс ко всему, я чертовски подавлен, чтобы чувствовать холод.

Я слышу, как Эллисон подходит ко мне. Прежде, чем я успеваю повернуть голову и увидеть, что происходит, она накидывает свой свитер мне на плечи. Ее запах окутывает меня, проникая под кожу. Она не просто рядом, теперь она словно внутри меня.

Я хочу стряхнуть ее свитер, но знаю, что это будет невежливо. Эллисон уже достаточно унижали, и я не хочу быть тем, кто сделает это еще раз. Это не её вина, что я не могу взять себя в руки и покончить с этой дурацкой влюбленностью.

– Ты сегодня рано ушел, – говорит она, садясь на шезлонг рядом со мной.

– Дела.

Я все еще не могу посмотреть на нее. Я даже не поблагодарил за свитер. Меня сбивают с толку мои чувства к ней. Это как неизлечимая болезнь, но эта болезнь заставляет меня быть порядочным человеком и делать правильные вещи. Я не хочу причинять ей боль, но знаю, что это неизбежно. У меня просто нет выбора.

– Интересное занятие сегодня.

– Да.

Она поворачивается ко мне.

– Ты в порядке?

– Да.

– Разве я ... я сделала что-то не так?

– Нет.

– Ты просто кажешься...

Отдаленным. Холодным. Именно таким, каким мне следовало быть все это время.

– Мне нужно многое обдумать.

Ложь. Сейчас, когда сперма перестала давить мне на мозг, я снова обрел ясность мысли и в состоянии рассуждать логически. Я понимаю, что мы совершаем большую ошибку. Она привязывалась ко мне. И я позволял это. Что будет со мной, когда она вернется к своему мужу? Рано или поздно, это случится.

– Хочешь поговорить об этом?

– Нет.

– Хорошо.

Мы молчим, и я мысленно готовлюсь к тому, что она вот-вот встанет и уйдет. Когда действительно встает, я закрываю глаза, чувствуя растущую пустоту внутри. Громкий всплеск воды заставляет меня резко открыть глаза. Я вскакиваю на ноги, еще не успев понять, что же произошло.

– Святое дерьмо, как холодно! – кричит Эллисон, стуча зубами. Мокрые волосы прилипли к её лицу и шее, платье полностью погрузилось в воду. Боже, неужели эта принцесса из высшего общества только что прыгнула в бассейн одетой? Она, наверно, даже не надевает одну и ту же вещь дважды. Элли улыбается мне, подплывая к краю.

– Ты что, с ума сошла? Там холодно! Ты заболеешь! – кричу я, размахивая руками.

– И это говорит парень в одних мокрых плавках.

– Я серьезно, Элли. Ты простудишься. Моя работа – обеспечить тебе комфорт и безопасность. Пожалуйста, вылезай и не усложняй мне задачу.

Она закатывает глаза и брызгает водой в мою сторону.

– Ладно, ладно. Давишь мне на чувство вины. Как благородно.

Она идет к лестнице. Я стою в нетерпеливом ожидании, готовый подхватить её на руки, эммм, в смысле помочь выбраться из бассейна. Да, да, именно так.

– Давай руку, – грубо требую я, раздраженный ее инфантильностью. День назад её игривое поведение казалось мне милым. Сейчас – раздражало.

Она делает, как я говорю. Большие, как у лани, глаза встречаются с моими, и она поднимается на ступеньку вверх, опираясь на мою руку. Я жду, что она выберется на сушу, но в этот момент она резко тянет назад. Сильно тянет. Понятия не имею, откуда в её маленьком хрупком теле столько силы. Перед тем, как наши тела сталкиваются, она отпрыгивает вправо, истерично смеясь.

Конечно, в итоге я теряю равновесие и довольно неуклюже плюхаюсь в холодную воду. Я все еще слышу ее смех, когда мое лицо и грудь с плеском ударяются о водную поверхность.

– Ты с ума сошла?! – кричу я с полным ртом хлорки.

– Да! – хрипит она между приступами смеха.

– Думаешь, это смешно? – говорю я, понизив голос. Я чувствую, как мое лицо горит от удара о воду.

– Да!

Она все еще смеется, не замечая выражение моего лица.

Я делаю шаг по направлению к ней.

– И ты думаешь, что это дерьмо просто так сойдет тебе с рук?

Мне, наконец, удается привлечь её внимание. Элли испуганно распахивает глаза. На фоне бассейна их цвет кажется синим, а не привычным зеленым.

– Это была шутка. Просто шутка. Мне жаль, если я-я, – говорит она, запинаясь.

Я подхожу ближе. Теперь нас разделяет всего несколько футов.

– Просто шутка. Ты думаешь, это, блядь, было забавно, и можно делать все, что, блядь, взбредет тебе в голову.

– Нет, нет, я не…, – говорит она, энергично мотая головой. Она пытается добраться до лестницы, но я преграждаю ей путь.

– Ты просто делаешь все, что хочешь, и кому хочешь, не думая о последствиях. Не так ли, Эллисон? Ты не думаешь ни о ком другом, весь мир вращается вокруг тебя одной, я прав?

– Нет, нет, я вовсе не это имела в виду. Ты все неправильно…

Слова застревают у неё в горле, когда я приближаюсь настолько, что наши тела соприкасаются. Я чувствую ее напряженные от холода соски, чувствую, как под промокшей тканью платья, её кожа покрывается мурашками.

Мой взгляд опускается на ее дрожащие губы. Они почти синие от холода.

– Нет, Эллисон. Думаю, я все правильно понял.

Она открывает рот, чтобы ответить, но весь воздух покидает её легкие, как только я хватаю её и перекидываю через плечо. Ей остается только кричать, пока я несу её в более глубокую часть бассейна с дьявольской улыбкой на лице. Я останавливаюсь, её мягкое тело скользит вдоль моего, пока наши глаза не оказываются на одном уровне. И тут, я резко бросаю Элли в воду, словно тряпичную куклу. Она кричит, гневно размахивает руками, брызги с огненно-рыжих волос летят во все стороны. Мои плечи дрожат, и я не в силах больше сдерживаться, содрогаюсь в приступе смеха, который удивляет даже меня.

– Какого черта? Теперь ты точно труп! – кричит она, выплевывая воду и вытирая глаза. Как только её зрение проясняется, она бросается вперед, чтобы поймать меня. Продолжая истерично смеяться, я ловко уворачиваюсь и отскакиваю в сторону. Мы движемся как в замедленной версии балета, пытаясь предсказать движения друг друга. Её мультяшные глаза горят от восторга, Элли бежит прямо, а я выскакиваю ей на пути. Она бросается влево, но я хватаю ее за талию и прижимаю спиной к себе. Мои пальцы скользят по ее ребрам. Нас разделяет лишь тонкий слой мокрого хлопка.

Сейчас передо мной открыто столько возможностей. Столько альтернатив. Но я выбираю единственный вариант, который действительно заслужил.

Я щекочу ее.

Я щекочу Элли до тех пор, пока она не начинает хрипло молить о пощаде и на её глазах не наворачиваются слезы смеха. Я щекочу ее, чтобы услышать смех и этот милый фыркающий звук, который она издает между вдохами.

Я просто щекочу ее, держа в своих объятиях.

– Это несправедливо! Ты плаваешь гораздо лучше меня! Отпусти меня, Райан Лохте! Или я стяну твой фиговый листок!

– Ты сдаешься? – спрашиваю я, продолжая щекотать её подмышками. Она кричит и бьется в моих руках, как раненый зверь.

– Никогда!

– Что ж, ладно.

Я удваиваю свои усилия, и она откидывает голову на мое плечо, содрогаясь в истерическом припадке.

– Брось, Элли. Я выиграю! Просто признай поражение, и я остановлюсь!

– Нет! Я сделаю пи-пи тебе на ногу!

Я качаю головой, в шоке от её прямолинейности, и двигаюсь ниже, собираясь пощекотать ее живот. Я жалкий щенок. Перспектива того, что эта девушка описается от смеха прямо мне на ногу, не кажется отвратительной. Она кажется мне адски смешной.

– Ладно, ладно! Только не здесь! Я сдаюсь! – визжит она. Мы оба запыхались и уже задыхаемся от смеха. Мой лоб блестит от пота.

– Ага, так вот где твое слабое место. Живот.

– Только не говори никому! И даже не вздумай использовать это против меня!

Я перестаю её щекотать, но не выпускаю из объятий. Она смотрит вниз, и я знаю, что она видит – мои руки, обернутые вокруг ее талии. Я отпускаю ее и делаю шаг назад.

– Ты страшна в гневе.

Она оборачивается, мягкая улыбка играет в уголках ее губ.

– Ну, когда ты делаешь вид, что сошел с ума…

Я пробегаю рукой по своим влажным волосам.

– Да. Моя мать заставляла меня посещать уроки театрального мастерства в средней школе. Она всегда хотела, чтобы я стал кинозвездой. Говорила, что я должен попробовать.

– Ну... в чем-то твоя мама была права.

Она снова это делает. Отпускает комплименты в мой адрес, заставляя меня краснеть как девочку-подростка. Я ненавижу это. И люблю. Я не знаю, что с этим делать. Я смущен реакцией на нее. Черт, я в панике от того, что за бред творится у меня внутри.

Отвернувшись к краю бассейна, я пытаюсь сосредоточиться

– Наверно, нам надо выбираться отсюда и как следует обсохнуть. Серьезно. Я не хочу, чтобы ты заболела.

– Ладно, ладно, – вздыхает она. – Тебе повезло, что я слишком замерзла и не чувствую пальцы ног. А то бы я точно надрала тебе задницу.

Мы вылезаем из бассейна, и нас мгновенно охватывает ночной холод. Элли дрожит, ее зубы стучат мелкой дрожью. Я бегу к шезлонгу, где оставил ее свитер, и накидываю его на неё. Разглаживаю мягкую ткань на её плечах, и она прижимается ко мне в ответ, утыкаясь носом мне в грудь. Её дыхание ласкает мой сосок. Мне неловко, я не знаю, куда деть свои руки. Инстинкты кричат, чтобы я обнял её и согрел своим телом. Вашу мать.

– О... Боже ... как же... холодно.

Дрожь сотрясает ее маленькое тело, и вопреки здравому смыслу я кладу руки ей на плечи и крепко прижимаю к себе. Она холоднее ледышки, но от неё исходит какое-то необъяснимое тепло.

– Давай, пойдем отсюда.

Сейчас любой здравомыслящий человек отвел бы её в главный дом. Он в паре шагов отсюда, и там вся ее сухая одежда. Проблема в том, что здравомыслящая часть моего мозга лишилась драгоценного кислорода в тот момент, когда я почувствовал мягкость её фарфоровой кожи и теплое дыхание, щекочущее мою грудь.

Поэтому я веду её к себе. Мой дом дальше от бассейна, чем главный, вдали от любопытных глаз и суеты. Я еще не готов с ней попрощаться. Не сейчас. Знаю, мне все равно придется её отпустить, но я могу сделать это позже.

– Пойду принесу тебе полотенце.

Я выпускаю ее из своих рук и иду к бельевому шкафу за чистыми полотенцами. По пути захватываю мягкий фланелевый плед. Когда я возвращаюсь, Элли стоит на кухне, все еще дрожа. Я заворачиваю её в два огромных полотенца и накидываю сверху плед. Она похожа на буррито во всем этом. Надо заметить, очень притягательный и сексуальный буррито.

Боже, я безнадежен.

Я тоже вытираюсь и ставлю чайник. Извинившись, ухожу переодеться. Натягивая на себя спортивные штаны, я замечаю в дальнем углу шкафа стопку старых свитеров, которые мне давно малы. Черт возьми... Что еще прячется в моем шкафу?

– Я принес тебе сухую одежду, – говорю я, вернувшись на кухню. Пока меня не было, Элли успешно выбралась из своего кокона и присела на барный стул.

– Тут старые свитера, из которых я давно вырос. Ты можешь не надевать это, если не…

– Спасибо! – говорит она, спрыгивая с табурета и забирая у меня вещи.

– А ванная…?

– Дальше по коридору, вторая дверь слева.

Я разливаю чай, когда она возвращается, одетая в серый свитер. Он размера на три больше неё, но она все равно выглядит очаровательно. Я отворачиваюсь и ставлю чашки на поднос, чтобы отнести их на кухонный стол.

– Спасибо. Ты ходил в Тритон?

Я замечаю на свитере эмблему подготовительной школы Тритон.

– Недолго.

– Ох. Эван тоже там учился. Ты его знал?

Я кладу пару кусочков сахара в свой чай, разглядывая поднос с сахарным печеньем и мадленом. (прим. Мадлен – печенье в форме ракушки)

– Я провел там всего год.

– Да? А что случилось?

Я пожимаю плечами.

– Перевелся.

– Понятно.

Она принялась за печенье, запивая его чаем.

– Я ходила в колледж Святой Марии в Бостоне. Но уверена, что ты и так в курсе.

Элли краснеет, опустив взгляд.

– Да.

Она поднимает подбородок, и её полные любопытства глаза находят мои.

– Тритон – отличная школа. Пожалуй, даже лучшая в стране. Твоя успеваемость, наверно, была просто блестящей, раз ты попал туда.

Я снова пожимаю плечами. Будь они прокляты.

– Обычной.

– Обычной? Если бы мои родители не решили, что я должна расти за городом, превратив мою жизнь в ад, то отцу пришлось бы сделать щедрое пожертвования, чтобы я там училась. Куда ты перевелся из Тритона?

– В Академию Дентона.

– О… это хорошая школа.

Она попыталась снова улыбнуться, но я уже все понял.

Дентон это не Тритон.

И я не Эван.

Как только я позволяю сомнениям проникнуть в мою голову, то нахожу тысячу и одну причину, по которым я никогда не смогу быть достойным кого-то вроде Элли.

В этот момент она поднимает на меня свои небесно-голубые глаза и говорит:

– Считай это комплиментом. Я уверена, что для поступления в Тритон нужно хотя бы на треть быть претенциозным говнокозлом. Это одно из необходимых условий. Думаю, мы уже выяснили, что к тебе это не относится. По крайней мере, не на одну треть.

– Претенциозным говнокозлом? – спрашиваю я, удивленно приподнимая бровь. – Ты точно закончила Колумбийский? Я уверен, что такого слова нет ни в одном словаре.

– Ага. Причем с отличием. Я бы с радостью объяснила тебе, что значит быть говнокозлом, но боюсь, после этого тебя стошнит и печенье придется выбросить. Вот такая игра слов, – она хихикает, явно довольная собой.

Я ставлю свою кружку и поворачиваюсь к холодильнику.

– Ну, к счастью, на этот случай у меня есть мороженое.

Элли издает звук, который, откровенно говоря, звучит как нечто среднее между визгом свиньи и воплем тонущего кота. Но что бы то ни было, это заставляет меня рассмеяться. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

Что в ней такого? Что заставляет каждую её отличительную черту казаться такой невероятно очаровательной? Я обожаю в ней то, что обычно раздражает меня в других. Я превращаюсь в вечно смеющегося идиота рядом с ней. Беспокоюсь о том, чтобы не задеть ее чувства или не быть слишком резким с ней. Черт, я ем мороженое как девчонка с ПМС! Просто не понимаю. Что дальше? Мы будем смотреть новые фильмы Николаса Спаркса и вытирать друг другу слезы?

– Ты ведь не слишком замерзла для мороженого, да?

Элли яростно мотает головой.

– Черт, нет. Даже если я буду на дрейфующем айсберге в Антарктиде кататься с пингвинами на коньках, я все равно не откажусь от мороженого.

Я беру пинту мороженого, пару ложек и вручаю ей одну. Она погружает свою ложку в сливочную массу, и я быстро следую её примеру. Зачерпнув мороженого, Элли протягивает ко мне ложку.

– Ваше здоровье!

Мы чокаемся нашими ложками и поглощаем сливочно-мятную массу с шоколадной стружкой, мыча от удовольствия.

– Итак... Если бы тебе пришлось отказаться от чего-то одного, что бы ты выбрал –слух или зрение? – спрашивает она, зачерпывая еще мороженого.

– Это легко. Я бы отказался от слуха.

– Аргументы?

– Ну, во-первых, ты можешь общаться, даже если ты глухой. Можно подавать знаки или читать по губам. И давай посмотрим правде в глаза – мы живем в век высоких технологий. Я могу просто написать тебе или скинуть фотку в Инстаграмме.

– Да, но ты никогда не услышишь звуки музыки. Никогда не услышишь смех ребенка или как кто-то говорит «Я люблю тебя». Так много всего окажется недоступно.

Я смотрю на нее, пытаясь рассмотреть. Пытаюсь заставить ее рассмотреть меня.

– Но не увидеть, как темнеет небо на закате, или миллион звезд, горящих в бескрайнем небе... Технологии не властны над всем этим. Невозможно сделать улыбку такой живой и яркой, что нельзя не улыбнуться в ответ, даже когда ты этого не хочешь. Ничто не заменит истинную красоту. Конечно, можно попытаться, но я не смогу в точности воссоздать оттенок твоих огненно-красных волос. Или форму светло-коричневых веснушек у тебя на носу. Или же то, как от настроения меняется цвет твоих глаз с голубого на зеленый. Невозможно подделать то, что было создано самой природой. Эта красота не нуждается ни в звуках, ни в словах, ни даже в музыке. Ей не нужно ничего лишнего. Все лишнее лишь погубит её.

Она молчит, и я тоже. Я сказал уже достаточно. Даже слишком. В конце концов, мы продолжаем есть, и в воздухе повисает гнетущая тишина. Знаю, ей интересно, что только что произошло – черт, мне и самому это интересно. Но уверен я лишь в одном. Я перешел черту. И, что бы это ни было... В этом была доля правды.

– Ох, уже поздно, – наконец говорит она, нарушая молчание. Элли смотрит на меня, вопросительно поднимая бровь.

– Оставим остальное на следующий раз?

– Конечно, – киваю я, думая о том, будет ли этот следующий раз.

Я дал ей сумку, чтобы она смогла сложить туда свою мокрую одежду, и проводил до двери. Перед тем, как переступить порог, Эллисон оборачивается.

– Кстати, я бы сделала тот же выбор, – говорит она и уходит, оставив мне свою улыбку. Она не сказала до свидания. Может быть, часть её никогда и не уходила.