Текст книги "Царь Кровь"

Автор книги: Саймон Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

Бен говорил тем же голосом и с теми же интонациями, что я слышал уже много лет, только произношение слов изменилось из-за отсутствия губ. На улице угольная пыль все с тем же мерным постукиванием стекала дождем по стеклу. Где мы веселились когда-то в саду, расстилался скрытый темнотой ночи черный ковер золы, и конца ему не было.

Если теперь я увижу серого, я буду знать, что это всего лишь призрак, созданный потоком электронов из земли, столкнувшихся с электронами у меня в мозгу. Галлюцинация. Я подумал о Стивене и остальных, стоящих лагерем где-то в горах на пути на запад, к намеченной встрече с кораблем.

И не давала покоя мысль, успеем ли мы. Или они увидят друг в друге чудовищ и начнут стрелять.

Ветер дул, траурно завывая в трубах. Чернее траурного крепа, стучался в окна пепел.

113

– Рик, ты уверен, что ты этого хочешь? – с тревогой глянула на меня Кейт.

– Я не хочу, —мрачно улыбнулся я. – Я должен.Ради собственного душевного мира.

Мы шли через обугленный лес к моему бывшему дому в Ферберне. Кейт была в походных ботинках, в джинсах и толстом свитере бледно-голубой шерсти. Волосы она убрала под красный шарф, чтобы в них не набивалась тонкая пыль, взлетавшая из-под ног. Это не слишком помогало. Снимая ботинки, мы выгребали из них горстями черную грязь. Пыль забивалась даже под одежду.

Проснувшись после полных десяти часов отдыха, мы увидели, что буря стихла.

Светило красное солнце сквозь разрывы облаков. Был почти полдень, но солнце было таким кровавым, каким мы никогда не видели. Облака покраснели, будто несли кровавый дождь, а не воду.

На уровне лиц воздух был холоден, но у ног он дышал жаром от пепла.

Вчера, пробиваясь сквозь пыльную бурю, я деревни практически не видел. Сейчас она была видна ясно. Я невольно схватился за руку Кейт. Она стиснула мне руку, когда мы остановились возле начала Трумен-вей.

Справа лежала Миля Короля Элмета. Когда-то милый зеленый луг обратился в золу. В середине его пыхали горящим газом воронки размером с автомобиль. Газ вспыхивал оранжевым пламенем и улетал пылающими шарами в кровавое небо.

Но языки пламени вроде бы стихали. Будто основные уже отполыхали, и теперь только постепенно выходили остатки метана.

Слева от меня шел ряд домов. Некоторые стояли без крыш – у этих подземный жар поджег стропила. Другие не пострадали, но были засыпаны до половины сугробами золы. Я узнал “порше” Роджера Харди – машина все еще стояла на дорожке. Конечно, краска на ней сгорела, машина проржавела и была наполовину засыпана золой, как лодка в форме автомобиля, плывущая по сухому морю черноты.

Вдали стояла церковь, где я нашел Кейт накануне. Ее медленно поглощал пепел. Скоро он дойдет до часов, застывших на без десяти два.

Я то и дело поднимал руку к плечу, не чувствуя придающего уверенность ремня винтовки.

– Надо было взять винтовки, – сказал я. – Мы не знаем, что можем встретить.

– Ты помнишь, что Бен нам говорил?

– Ага. Серые – всего лишь плод нашего воображения, вызванный подземным электричеством.

– Ты в это веришь?

Я вздохнул.

– Ты же знаешь, что верю. Но только если сейчас из-за угла вылезет серый, потребуется сильное напряжение воли, чтобы сохранить спокойствие и сказать себе, что это всего лишь иллюзия.

– Надо постараться, Рик... Рик!

Ее рука в моей напряглась.

– Рик, ты же его видишь?

– Ничего не вижу.

– Рик! – Она снова сжала мне руку. – Я по твоему лицу вижу. Дыши медленнее. Помни, что говорил Бен. Дыши медленно... считай вдохи... вообрази, что он уходит... тает в воздухе... исчезает. Вообрази, Рик. Он тает.

– Ладно, попробуем. – Я стал глубоко дышать. Меня прошибал пот. – О’кей... все о’кей. Он исчез.

– Ты уверен?

– Уверен. – Я снова стал глубоко дышать. – Знаешь, Кейт, я его видел. Серый был в саду, возле “порше”. Он вроде как поднялся из пыли и встал там – лапы гориллы, красные глаза. И я в тот миг просто знал, что он сейчас нападет.

Кейт пристально поглядела на меня:

– И ты знаешь, что было бы потом?

Я кивнул.

– Как говорил Бен, мой мозг наложит галлюцинацию серого на тебя. Я бы увидел в тебе серого.

– И стал бы драться со мной, приняв меня за него.

– Ага... – Я выдавил из себя улыбку. – И мы бы стали стрелять друг в друга, если бы взяли винтовки.

– Так что хорошо, что мы выслушали Бена. – Она подняла мою руку к губам и поцеловала. – Иначе мы бы устроили такую игру в ковбоев и индейцев, какой Ферберн сроду не видел.

– Ты права.

В десяти шагах от меня стоял еще один серый. Он поднял мускулистые руки, собираясь напасть, согнул пальцы когтями над головой. Губы отползли назад в оскале, зубы торчали из десен осколками камня.

Уходи,сказал я мысленно. Уходи. Тебя нет.

Фигура расплылась по краям, потом руки, ноги, торс растаяли в воздухе.

И нет его. Я перевел дыхание.

Я могу. Я могу их прогонять.

– Главное, – сказала Кейт, – держаться как можно спокойнее. Если ты напряжешься, они тут же полезут из всех углов.

– Слушаюсь, мисс.

Я снова улыбнулся, но колени у меня дрожали. Эти чертовы твари выглядели очень реальными. Вот сейчас подойдет к тебе и оторвет тебе голову. Черт побери, видно даже, как...

Нет.

Я перекрыл поток этих мыслей. Надо говорить себе, что их нет. Что они мне ничего не сделают.

– Ты готов? – спросила Кейт.

– Готов.

– Какой дом?

– Вон тот. “Дом, милый дом”. С коваными железными воротами.

Я прошел через черную поляну, когда-то бывшую садом. Вся растительность сгорела. И только торчали скелеты стволов и ветвей, обугленные, мертвые.

Дом остался нетронутым. Пыль дошла до окон первого этажа, от ее тяжести створки раскрылись внутрь.

Мы вошли в сад, скрипя ботинками по черной золе.

В центре бывшего газона взрыв подземного газа вырвал воронку два метра диаметром и метр глубиной. Из земли торчали какие-то коричневые палки.

– Бедная девочка! – я присел рядом. – Эта гадская планета даже тебе не дает покоя.

– Что это такое?

– Что это было такое, – поправил я, смеясь, но грустно, а не весело. – Видишь ошейник? Можешь прочесть табличку?

– Эмбер?

– Эмбер. Моя собака. Она умерла, когда я был ребенком. Мы ее похоронили на клумбе. А взрыв выбросил ее кости наружу.

– Пойдем, Рик. Посмотрим дом и вернемся к Бену. Пришлось забраться на гору пепла и съехать в гостиную. Стены были черны от жара.

– Мебели нет, – сказала Кейт.

– Наверное, мародеры забрали все. Может быть, они надеялись, что мир вернется к норме, а тогда кожаный гарнитур пригодится дома. – Я пожал плечами. – Толку им теперь с него.

Внутреннюю дверь занесло толстым слоем наметенного пепла, и открыть ее было трудно. Пришлось прокопать каблуком глубокую борозду.

– Черт, ты только посмотри!

– Да, потрясающе чисто.

Холл и лестничная площадка были плотно закрыты от остального мира. Выкрашенные водоэмульсионной краской стены сияли ослепительной белизной. Ковры без пятнышка. Ни одной песчинки пепла.

– Смотри, телефон, вешалка! Господи, даже репродукция “Гавайца”. Нам ее подарил сосед, когда мы въехали. Мама ее терпеть не могла, но считала своим долгом повесить ее на стену.

Я оглядывался в удивлении. Даже будничные картины в рамках, вешалка на стене, столик у лестницы с телефонными справочниками и медной пепельницей – я туда всегда бросал ключи от фургона, и по их звону мама знала, что я уже дома. Все было волшебно новым. У меня заколотилось сердце. Если закрыть глаза и потом снова открыть, можно будет поверить, что не было этой мерзопакостной катастрофы, что если выглянуть в дверь, я увижу зеленый сад и детей, играющих в футбол на Миле Короля Элмета.

Открывая дверь в кухню, я заметил, что дрожу.

– Что такое? – спросила Кейт.

– Дверь не открывается. Смотри, пепел течет из щели внизу. Наверное, кухня полна им до потолка, и он держит дверь.

– Посмотрим комнаты наверху.

Рука в руке, мы поднялись по лестнице, очень похожие на молодоженов, подыскивающих себе дом.

Может быть, мои родители живы. Может быть, мертвы. Этого не узнать никак. Ритуалов теперь нет, и то, что я сейчас делаю, больше всего походит на похороны. Через несколько минут я распрощаюсь с домом, который был мне родным целых десять лет, уйду и никогда не вернусь. Это был способ закончить одну фазу моей жизни и потом, если Бог даст, начать другую.

В спальнях тоже выгребли почти всю мебель. Но остались знакомые вещи: ковры, полосатые обои, розовый абажур в маминой спальне. И фигурка Чьюбакки из “Звездных войн”, которую мне подарили на десятилетие, лежала возле плинтуса.

– Смотри, фотографии.

Кейт наклонилась, подобрала рассыпанные по полу фотографии и протянула мне.

– Это твоя семья?

Оцепенелый, но спокойный, такой спокойный, каким никогда в жизни не был, я стал их листать.

– Это мы со Стивеном. Когда жили в Италии. У меня все еще бинты после его выстрела. – Я говорил тихим ровным голосом. – Вот я на велосипеде. Его мне подарили на день рождения в семь лет. Вот папа. Черт, они с мамой держатся за руки. Даже странно думать, что когда-то они занимались любовью. А вот еще: Стивен притворяется, что играет на гитаре. А я притворяюсь, что кастрюли – это группа ударных. Еще тогда мы с ним хотели работать в музыкальном бизнесе.

Я листал дальше. Вот мы со Стивеном на Рождество сколько-то лет назад, разворачиваем подарки, вот сидим вокруг стола в бумажных шляпах, а на столе – индейка. Вот я в девять лет с удивленным лицом – я впервые глотнул пива из банки. Вот мы со Стивеном оделись на Хеллоуин. У Стивена маска скелета, а я почему-то надел зеленый нейлоновый парик и остроконечную шляпу.

Ничего особенного не было в этих снимках – в любом доме по всему миру найдется куча таких. Каникулярные фотографии детей и родителей, свадеб и дней рождений, чтобы зафиксировать, остановить самые важные секунды навсегда. Моды и прически с годами меняются. Матери, отцы, братья и сестры кажутся незнакомыми и в то же время знакомыми до боли. А мы сами смотрим из прошлого с неожиданно серьезными лицами. Как будто то, что случилось за эти месяцы, отбросило зловещую тень на те времена, и мы об этом знаем еще тогда.

Я глядел на фотографии. И был я спокоен, как-то странно пуст. Я отпустил что-то, что держал до сих пор. Я уже попрощался, и даже сам этого не понял.

– Пойдем, – сказал я. – Возьмем у Бена рюкзаки, пора двигаться.

Мы вышли из дома тем же путем, что и вошли, скрипя подошвами по пушистой золе, медленно вползающей в гостиную, как снег из самого Ада. Я прошел мимо костей Эмбер в саду. В последний раз в жизни вышел в кованые ворота.

Сперва я не обернулся, поднимаясь на холм к дому Бена Кавеллеро, но потом бросил взгляд через плечо.

Я увидел красный кирпичный дом, черепичную крышу, телеантенну выше, чем на соседних домах. Я видел сад, видел сгоревшие до основания изгороди, черную гарь, заполнившую пруд и покрывшую все погребальным саваном.

И на углу я оглянулся снова. Мой дом уже был скрыт обгоревшими остовами других домов, и видна была только крыша да кусочек окна моей спальни. Я пошёл дальше. Когда я оглянулся еще раз, дом скрылся совсем.

114

– Бен, где твой рюкзак?

– Я с вами не иду.

Мы стояли в коридоре верхнего этажа дома Бена Кавеллеро. Надо было выйти через окно, потом спуститься по большому черному сугробу на землю. Мы с Кейт были готовы. В рюкзаках была чистая одежда и запас еды до самого побережья, если понадобится. Винтовки мы засунули стволами в рюкзаки.

Я недоуменно покачал головой:

– Какой смысл здесь оставаться?

– Здесь мой дом, Рик. Когда я увидел его, я понял, что куплю этот дом и никогда его не покину.

– Но ведь сгорит вся деревня!

– Рискну, Рик. Мне нравится себя обманывать мыслью, что здесь я нужнее. – Он поправил шарф на лице. – Иногда здесь проходят люди. Я им рассказываю правду о серых, что это у них галлюцинации. У них появляется больше шансов выжить в этом враждебном мире.

Мысль оставить Бена в этой выгоревшей стране была невыносимо мрачна.

– Ты можешь быть полезен Стивену.

– Нам нужны люди с опытом, – сказала Кейт. – У нас почти все моложе тридцати лет.

– Именно, – сказал Бен, и хотя губ его не было видно, я знал, что он улыбнулся. – Именно. Вы – группа молодых. Где вам не хватает опыта, его заменят энтузиазм и воображение. Вы не должны нести с собой в будущее груз философии стариков. Выработайте свою. Старому миру пришел конец, но можете считать это рождением нового.

– И ты никак не передумаешь?

– Никак, Рик. Я остаюсь. Не волнуйся, еды у меня хватит. Я повернулся, чтобы идти.

– Рик, еще одно. Ты мне не сказал, куда идет корабль. Я пожал плечами:

– Мы точно не знаем, знаем только, что на юг.

– На юг? Юг – это половина земного шара.

– В Южные Моря, – сказала Кейт. – Если найдем остров, не тронутый жаром, мы там поселимся.

– Вы уверены, что у вас нет тайной надежды доплыть до Австралии или Новой Зеландии и обнаружить, что там жива цивилизация?

– Если так, то это будет как Рождество летом, – улыбнулся я. – Я за многие годы привык спать на простынях и жить в доме.

– Ты теперь изменился, Рик. Изменился сильнее, чем сам сознаешь.

– Не думаю, Бен. Дай мне чистые простыни и еду три раза в день, и я буду счастлив.

– Ну, например, ты прибываешь в Мельбурн. И что потом? Ищешь работу в банке? Покупаешь дом?

Бен хотел помочь мне понять самого себя. И я почувствовал, что сопротивляюсь. Даже злюсь на человека, который много лет был одним из лучших моих друзей.

– Нет, – ответил я. – Когда поднаберу денег, куплю гитару.

– И снова соберешь оркестр?

– Почему бы и нет?

– Ты все еще этого хочешь?

– Да.

– Играть на гитаре, когда есть целый новый мир, который надо строить?

– Какой еще новый мир?

– Ты мне не веришь, когда я тебе говорю, что прежний “ты” умер. И теперь на свете живет новый “ты”. С иголочки новый Рик Кеннеди, но он еще этого не понимает. Я прав?

– Не понимаю, о чем ты, Бен. Все это действительно очень глубоко, но поверь, оно мне не выше головы. Ладно, теперь ты прости, но нам пора. Кейт?

Она скрестила руки на груди.

– Бен прав.

Я уверенно покачал головой:

– Я все тот же Рик Кеннеди, девятнадцати лет, помешанный на музыке.

– Правда? – Кейт подняла бровь.

– Правда. Теперь...

– Девятнадцати лет?

– Да.

– Рик, тебе два дня назад исполнилось двадцать.

– И что? Я был слишком занят, чтобы это заметить. – Эти двое начинали действовать мне на нервы. – Слушайте, – вздохнул я. – Поверьте мне, я хочу поскорее выбраться из этого дерьма и плыть на юг. Ну и что, если мы приплывем в Австралию? Будем жить в снятой комнате, глядеть старое кино по телевизору, пить пиво и закусывать бараньими отбивными? Мне это сейчас очень понравилось бы. Мне надоело видеть детские черепа на дороге, мне надоело спасаться бегством, мне надоело беспокоиться, что людям нечего есть. Меня тошнит от вечного запаха горелого...

У меня пресекся голос, задрожали руки.

– Так думает прежний Рик Кеннеди, – мягко сказал Бен. – Тебе придется стряхнуть его, как стряхивает змея старую кожу. И тогда ты сможешь встретить будущее.

– “Прежний Рик Кеннеди мертв, прежний Рик Кеннеди мертв!” Хватит повторять одно и то же. Что ты хочешь этим сказать?

– Прежний Рик Кеннеди мечтал быть рок-звездой?

– Да, я мечтал... черт, и сейчас мечтаю! Ты хочешь меня убедить, что я неправ?

– Поднимемся наверх? – предложил Бен. – Там есть некто, кого ты можешь спросить сам.

– Некто, кого я могу спросить? Я думал, ты живешь один.

– А Сашу спросить не хочешь?

– Сашу? Ха и еще раз ха! – Я повернулся к Кейт. – Саша – это моя гитара. Я ее здесь оставил, уходя из Ферберна.

– Сделай как он сказал, Рик.

Я вздохнул:

– Спросить гитару, нет ли под моей шкурой нового меня? Ладно. Сделаю, чтобы вы от меня отстали.

Я затопал по лестнице в мансарду. Все было покрыто слоем зернистой черной пыли, надутой сквозь щели окна. Я сразу же увидел футляр гитары, лежащий на старом диване. Гитара была накрыта белой простыней и больше всего напоминала покойника под саваном.

Я снял простыню. Открыл футляр.

Там лежала Саша – шестиструнная электрогитара “Стратокастер”, красивая, лакированная красным и золотым. Хромированные колки и ручки сияли в красном свете солнца, заглядывающего в окна мансарды. Струны блестели, как серебряные.

Я коснулся струны.

И со стуком закрыл крышку футляра.

Бен был прав, черт его побери, прав, и я это знал. Стоило мне увидеть раньше гитару, она просто молила: “ПОИГРАЙ!”

И мне не удавалось удержать пальцы. Я начинал подбирать мелодию, слышанную по радио, или наигрывать аккорды новой песни, которую сочинял. Я не мог спокойно видеть гитару. Я сразу себе представлял не только, что играю на ней, я даже видел, где я на ней играю.

И теперь гитара говорила...

Ну ладно, Рик, будь честен. Что говорила гитара?

НИЧЕГО.

И одержимость стать рок-звездой тоже миновала. Ее не было. Как и прежнего меня.

Нет, может быть, я когда-нибудь буду играть. Но другую музыку и другой публике.

Я знал, что теперь у меня другая миссия. Бен был прав. Я должен подумать о своей роли в новом мире.

Кейт и Бен ждали меня внизу.

Я сошел к ним. Говорить я не мог. Я обнял Бена, потом Кейт.

– Черт! – Я затряс головой, глаза щипало. – Прости меня, Бен, за твердолобость. Что сказать? Ты был прав.

У Бена тоже были слезы в глазах.

– Ты будешь великим человеком, Рик. А теперь... – Он глубоко и тяжело вздохнул. – Иди найди брата. Скажи ему то, что я сказал тебе. Им нужно это знать, чтобы пройти через сожженный мир и не погибнуть.

115

Мы шли меньше часа, когда пошел дождь из черепов. Человеческих черепов. Они сыпались с неба и ударялись перед нами о черную землю. От каждого удара взлетал фонтан черной пыли, черепа рассыпались.

Один упал в пяти шагах передо мной. Вылетевшие от удара зубы плеснули мне на куртку.

– Если такая штучка упадет на голову, мало не покажется, – буркнул я.

Кейт поглядела на меня.

– Не стоит ли вернуться и обойти холм с другой стороны?

– Нельзя терять время. Надо найти Стивена, пока они не начали бредить и убивать друг друга. Осторожней, Кейт!

Детский череп упал на расстоянии вытянутой руки и рассыпался с хрустом.

– Откуда это? – спросила Кейт.

– Я такое уже видел. Видишь столб дыма с той стороны холма?

– Вижу.

– Думаю, это выход газа на кладбище. Черепа выбрасывает силой взрыва. В основном они падают вон там, слева. Если отойти правее, нас не тронет.

– Дождь из черепов, молнии, безлюдье, ни травинки. Черная пустыня во все стороны. – Кейт огляделась. Легкий ветерок развевал ее длинные волосы. Она встряхнула головой и снова заговорила. Я услышал в ее голосе нотку отчаяния. – Мы умерли и попали в Ад?

Я обнял ее.

– Видит Бог, мне тоже иногда так кажется. Но как только мы доберемся до корабля, мы...

– До корабля? И ты думаешь, в Южных Морях найдется остров, готовый с распростертыми объятиями принять беженцев?

– Не знаю, Кейт. Просто не знаю. Но мы должны надеяться.

Она вздохнула.

– Да, наверное. Пить хочешь?

Я кивнул.

– Нам придется экономить воду. Родники пресной воды будут попадаться редко.

Глотнув воды из моей бутылки, мы пошли дальше. Безмолвные зарницы мелькали между землей и облаками, которые в полдень скрыли солнце. Мы дошли до гряды холмов и шли теперь по гребням, которые должны были вывести нас на старую римскую дорогу, где идут на запад Стивен, Иисус и остальные.

Кейт была права насчет того, что местность стала похожей на Ад. Покрытые черным пеплом, выгоревшие, потрескавшиеся и испещренные воронками холмы и равнины казались проклятыми, запретными. В черных полях торчали остовы деревьев, кое-где с ветвями. В километре от нас стояла группа сожженных сельскохозяйственных строений.

Хрустящий под ногами пепел был перемешан с бесчисленными костями, черепами овец, птиц, собак, кошек – и людей, конечно же, множества людей. Многие черепа были расколоты – отчаявшиеся живые пытались вычерпать оттуда мозги.

По-дурацки торчали посреди равнины напольные часы, стрелки остановились на без десяти два. Какая отчаянная душа их сюда притащила? И зачем?

Мы шли, иногда оглядываясь. Ферберна отсюда уже не было видно. Ветер поднимал пыльные смерчи, бегущие за нами, как погибшие души.

Кейт оглянулась очередной раз.

– Ты видел серых?

– Нет. Теперь, когда я знаю, что их нет, я могу это подавить.

– А что ты видел?

– Наши следы. Видишь? Две цепочки, идущие по холму?

– Если мы сумеем не оставить здесь ничего, кроме этих следов, я буду счастлива. А ты? Я кивнул и мрачно улыбнулся.

– Эти следы мне напомнили окаменевшие отпечатки, найденные в Африке.

– А, помню. Мы о них в школе писали реферат.

– Мы тоже. Помню, как я рисовал эти следы, а потом писал фломастером пояснение. Черт, я его до сих пор помню: ОТПЕЧАТКИ, ОСТАВЛЕННЫЕ ПРЕДПОЛАГАЕМЫМ ПРЯМОХОДЯЩИМ ПРЕДКОМ ЧЕЛОВЕКА, А ИМЕННО, AUSTRALOPITHECUS AFARENSIS, НАЙДЕННЫМ В ЛАЭТОЛ И, ТАНЗАНИЯ. ОТПЕЧАТКИ ОКАМЕНЕЛИ В ВУЛКАНИЧЕСКОМ ПЕПЛЕ ОКОЛО 3,6 МИЛЛИОНА ЛЕТ НАЗАД. ОНИ ПРИНАДЛЕЖАТ ДВУМ ВЗРОСЛЫМ ОСОБЯМ И ДЕТЕНЫШУ.

–Отличная память, – улыбнулась Кейт.

– Да, хотя что от нее сейчас пользы. Школа обучала нас, как жить в некоей прежней среде, которая называлась цивилизацией. Если бы я тогда знал то, что знаю сейчас, я бы не так усердно готовился к экзаменам. – Я невольно засмеялся и оглянулся на наши следы. – Как ты думаешь, Кейт, они продержатся 3,6 миллиона лет?

– Можешь не сомневаться, Рик Кеннеди. И даже какому-нибудь бедному ребенку придется писать о них реферат. Окаменевшие отпечатки, найденные в пепле, датируются голоценовой эпохой. Возможно, оставлены самцом и самкой давно исчезнувшего вида Homo Sapiens.

Яулыбнулся.

– И он еще напишет предположение: Позволительно допустить, что эти двое были парой. Судя по близости отпечатков, они могли идти, держась за руки.

Мы болтали о пустяках, и, я думаю, так и надо было. То и дело на землю падал череп и ударялся с такой силой, что разлетался осколками костей и зубами. Справа от нас с холма сорвало слой почвы, обнажило пласт угля, и он вспыхнул с ревом.

Надо было трепаться. Надо было шутить.

Иначе мы бы сошли с ума прямо в сердце этой черной пустыни, которая не могла быть ничем иным, кроме Ада.

На дне долины ревел перегретый газ, вырываясь из дюжины дыр и воспламеняясь. И почему-то этот рев был удивительно похож на вопль человека. Я даже не раз останавливался и смотрел в бинокль, но не видел ничего, кроме ревущих струй огня.

Мы пошли быстрее. Гарь взлетала в воздух и опускалась на нас черным снегом.

Бен дал нам респираторы от пыли. Мы их надели и еще прибавили шагу. Ботинки хрустели на сухом ковре из пепла и костей.

– Слышишь этот шум? – спросила Кейт.

– Как резкие взрывы?

– Да. Знаешь, что это?

Я покачал головой.

– Подземный гул. Это обычно предвестник землетрясения.

– Тем более надо идти. Здесь вся земля – просто переплетение линий напряжения, наползающих друг на друга.

– А значит, скальные породы заряжены электричеством. Остерегайся галлюцинаций.

– Не беспокойся, – сказал я, – мы уже умеем с ними справляться.

– Не будь так уверен, Рик.

– Можешь мне поверить. – Я остановился взглянуть на карту. – Надо идти вон на ту седловину. Лучше, я думаю, держаться как можно выше.

– Почему?

– Мы пока что не видели вулканов, но спорю на любой обед, что здесь полно вулканических газов, которые хлещут из скважин.

– Да, там наверняка есть угарный газ – окись углерода, а она тяжелее воздуха. И она жутко ядовита.

Кейт посмотрела в небо. Там плыли облака, сверкали молнии.

– Через час будет темно. Ты ведь не предлагаешь идти здесь, – она показала на пустыню, – всю ночь?

– Надо как можно скорее найти Стивена, – сказал я, снимая с лица респиратор. – Но в темноте мы наверняка свалимся в огненную яму, если не хуже. Видишь вон ту ферму на холме? Там переночуем, а на рассвете уйдем. Если повезет, завтра к вечеру догоним Стивена.

– Если повезет, – сказала она, вздохнув. – Если очень повезет.

Она была права. Везения нам было нужно много – целые горы везения.

И как раз когда оно нам было нужно, оно стало быстро кончаться.