Текст книги "Охотник за смертью: Судьба"

Автор книги: Саймон Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Я прокаженная и всегда знала о том, что это – смертный приговор. Просто мне казалось… что у меня еще есть время. Мы все умираем здесь, Мун. Ты не должен винить себя, что не можешь спасти нас так, как спас нашу Миссию.

– Да я-то как раз ни в чем себя не виню, – промолвил Мун. – Такого рода терзания – это больше по части Оуэна.

При этих словах и он и она ухитрились изобразить по слабой улыбке.

– На мой взгляд, это несправедливо, – продолжил Мун. – Мы отразили армии хайденов и гренделиан, но не можем исцелить тебя от дурацкой хвори.

– Что ж, такова жизнь. Или скорее смерть. Господь посылает нас в этот мир, и он же призывает нас обратно. Примирись с этим, Мун. И хватит болтать, займись делом. Ищи свой чертов корабль.

Мун заколебался. Ему очень хотелось утешить сестру Марион, но он понятия не имел как. Оуэн посоветовал бы полагаться на чувства, но Мун не был уверен, что таковые у него имеются. Он опасался ляпнуть не то, а потому промолчал и, ограничившись кивком, повернулся, чтобы присмотреться к лежавшей перед ним широкой прогалине. Где именно совершил «Звездный бродяга-2» свою последнюю вынужденную посадку, он знал точно. Он вообще никогда ничего не забывал и не путал. В отличие от людей он просто не умел забывать. Хотя ему вдруг подумалось, что, будь у него такая возможность, кое-что он с радостью бы забыл.

Отложив эту мысль на потом, он потянулся усиленным Лабиринтом сознанием к сверхзнанию, к Красному Мозгу. Ментальное соприкосновение с ним походило на погружение в огромный, холодный, но живой, пронизанный бесчисленными светящимися точками океан. То было общее, совокупное сознание миллиарда растений, нечто трудновообразимое даже для Myна. Некогда его собственное «я» представляло собой фрагмент общего интеллекта хайденов, но Красный Мозг отличался своими огромными размерами, самобытностью и пугающей внутренней свободой. Лишь ледяная неспешность растительного мышления позволяла Муну контактировать с ним, не опасаясь оказаться поглощенным. Сознания Муна и Красного Мозга объединялись, но в то же время существовали раздельно, подобно тому как кит, поющий свою песнь внимающему океану, существует и в океане, и сам но себе.

Когда хайден попросил отдать «Звездного бродягу-2», Красный Мозг охотно согласился.

Мун вернулся в собственное тело и не в первый раз поразился тому, каким маленьким и хрупким оно оказалось. Чувство было такое, будто, общаясь с Красным Мозгом, он вырастает из него, как из детской одежды. Однако эту мысль тоже пришлось оставить на потом: прогалина перед ним заходила ходуном. Красные стебли раскачивались из стороны в сторону. Мун спокойно подозвал прокаженных и сестру Марион к себе. Все, не мешкая, вняли его призыву. Вдруг почва в центре поляны вспучилась, набухла и взорвалась, разбросав куски дерна и обрывки растений. Любое из них было всего лишь атомом в структуре общего сознания джунглей. Такая потеря не имела никакого значения. С дрожью, грохотом и почти родовыми потугами разверзшаяся земля вытолкнула из недр на поверхность «Звездного бродягу». Звездолет зашатался, опасно накренился, но, когда земля успокоилась и рана на ней затянулась, выровнялся. Мун придирчиво оглядел разбитый корабль. Не просто разбитый, а вдрызг раздолбанный звездолет.

Но ведь и то сказать, приземление было весьма нелегким. В корпусе, покрытом грязью и растительными ошметками, зияли трещины и пробоины, а кормовая часть почти полностью оторвалась. Повсюду виднелись следы сильного пожара, а большая часть сенсоров была напрочь утрачена. Но именно в этой, лучше всего сохранившейся части погибшего корабля и должен был находиться гиперпространственный привод, за которым послал его Оуэн. Мысль об Охотнике за Смертью заставила Муна вспомнить о приближавшемся курьерском корабле. Он усмехнулся. Кое-кого поджидал сюрприз.

Мун посмотрел на поврежденный звездолет и вызвал в памяти его схему. Спустя несколько мгновений он локализовал достаточно широкую трещину, располагавшуюся ближе всего к отсеку с двигателями. Если немного повезет, он, приложив чуточку грубой силы, сумеет добраться до привода без особых затруднений. Мун оглянулся на сестру Марион:

– Я залезу в корабль один. Проследи, чтобы все остальные держались на расстоянии, пока я их не позову. Звездный привод создан на основе инопланетной, не слишком понятной нам технологии, и его излучение губительно для тканей человеческого организма. Обычно он изолирован в герметичном кожухе и совершенно безопасен, но кто может поручиться за целостность этого кожуха после такого падения?

– А что, если кожух треснул и герметичность нарушилась? – спросила сестра Марион.

– Продолжительное воздействие излучения смертельно. А стало быть, если это случилось… нам придется отказаться от затеи Охотника за Смертью и бросить привод здесь. Джунгли смогут похоронить его глубоко и надежно, так, что он уже не будет ни для кого опасен. Но давай надеяться на лучшее. Оуэну позарез нужна эта штуковина.

– Но если дело пахнет опасным излучением, то какого черта ты вознамерился туда соваться? – вскинулась монахиня.

– Я ведь хайден, к тому же прошел Лабиринт Безумия, – сказал Мун. – Поэтому меня очень трудно убить.

– Трудно не значит невозможно. Не стоит рисковать понапрасну. Постарайся быть осторожным.

– Непременно буду, сестра. Но если все же что-то пойдет не так, тебе и твоим людям не следует лезть за мной. Слышишь? Ни в коем случае! Возвращайтесь к Оуэну. Понятно?

– Не беспокойся, я понятливая. Давай-ка шевели задницей, а то времени у нас не так уж много.

– Так точно, сестра.

Осторожно ступая по комьям вывороченной земли и клочьям растительности, Мун медленно направился через поляну к потерпевшему крушение кораблю, когда-то похожему на красивую яхту, но теперь превратившемуся в груду металлолома. Но эта груда еще могла скрывать в себе кое-что ценное. Перемещаясь вдоль корпуса, Мун внимательно всматривался в широкие трещины во внешней обшивке. Пока его внутренние сенсоры отмечали лишь незначительное повышение радиационного фона, так что причин для беспокойства не было. Однако шлюз оказался искореженным до такой степени, что воспользоваться им было невозможно. Когда Мун добрался до люка машинного отделения, сенсоры отметили резкое повышение интенсивности излучения. Впрочем, Мун был уверен в своей способности выдержать куда большую дозу. Помимо обычной радиации фиксировалось воздействие, природа которого не поддавалась идентификации. Но он был готов и к этому. Предварительно связавшись со своим компьютером и произведя необходимые расчеты, хайден воспользовался вживленным в его запястье дисраптером для аккуратного расширения проема в корпусе. После чего он просунул в брешь голову и пронзил мрак светом золотистых глаз. Двигательный отсек находился достаточно близко, но за несколькими слоями внутренней обшивки. Прорубаться через них с помощью дисраптера пришлось бы не один час, не говоря уже о том, что радиационный фон повысился бы до уровня, опасного даже для него. Таким образом, у Муна оставался только один выход.

Сконцентрировавшись, он устремился внутрь, разделяя и фокусируя возникавшие в его сознании движущиеся образы. С тех пор как он прошел Лабиринт и постиг собственную человеческую природу, в нем стали проявляться новые сверхспособности. Теперь он мог контактировать с Красным Мозгом. Появились и другие способности, одной из которых, освоенной совсем недавно, он сейчас и воспользовался. Мун уставился на зиявшую перед ним брешь в корпусе, и она стала медленно расширяться под напором его взгляда. Рваные металлические края начали выворачиваться наружу, и очень скоро проем оказался достаточным, чтобы он смог протиснуться внутрь. Пройдя сквозь наружную обшивку, Мун уткнулся в стену внутреннего корпуса, но и эта преграда не смогла устоять перед его сознанием, усиленным Лабиринтом.

Мун направился прямо к отсеку двигателей, и корабль раскрылся перед ним, как металлический цветок. Ему то и дело приходилось останавливаться, чтобы дезактивировать обозначенные на чертежах системы безопасности. Звездный привод был источником повышенной опасности. Конструкция отсека предполагала, что добраться до него будет непросто. Отыскав тускло светящийся контейнер, являвшийся вместилищем привода, Мун остановился, чтобы рассмотреть его с безопасного расстояния. Контейнер оказался даже меньше, чем ему думалось. Всего десять футов в длину и четыре в ширину. На удивление маленьким для столь мощного корабля. Видимых повреждений не наблюдалось. Но на таком близком расстоянии от контейнера внутренние сенсоры Муна не могли определить странную энергетическую ауру. Они едва не выходили из строя. Оуэн предупреждал об осторожности. Для клонов, осуществлявших монтаж устройства, соприкосновение с этим творением нечеловеческого разума было губительным.

Мун уставился на звездный привод светящимися, как у всех хайденов, глазами. А привод уставился на него. В волновом диапазоне, который обычно не использовался, воспринималась аура необычного энергетического фона, искрившаяся вокруг стального контейнера. С точки зрения человеческой науки этот фон не являлся радиоактивным, однако Мун полагал, что данные излучения могут быть еще более опасны. Чем дольше он изучал такого рода энергетические потоки, тем больше склонялся к мысли об их сверхпространственной природе. Впрочем, принципов действия «чужих» двигательных устройств никто толком не представлял. Они были слишком хороши, чтобы человечество смогло отказаться от их использования.

Контейнер не излучал энергию, а был окружен ею, словно она врывалась в это измерение откуда-то извне, а потом не распространялась в физическом пространстве, а снова куда-то исчезала. Надолго эти энергетические поля не задерживались, возможно, потому, что здешняя реальность могла сосуществовать и мириться с ними лишь короткое время.

Время! Это слово заставило Муна вспомнить о том, что он потратил уйму времени, таращась на капсулу. Он заставил себя думать не о странной физической природе устройства, а о том, как благополучно доставить его Оуэну. Шестеро прокаженных, взятые им с собой для подмоги, не вынесли бы и малой доли той дозы излучения, которая для него была относительно безвредна. Впрочем, Мун решил разбираться со всеми проблемами по порядку. Первым делом следовало выломать контейнер из его гнезда и выяснить, насколько он тяжел. Возможно, ему удастся дотащить эту штуковину до места и без посторонней помощи.

Тщательный осмотр показал, что контейнер с приводом удерживался лишь несколькими здоровенными стальными болтами, ввинченными в стальной пол. Инструментов у Муна с собой не было, но к этой проблеме он подошел просто: зажал головки болтов цепкими, мощными пальцами и вывернул их вручную. Правда, последний болт оказался неподатливым, и он, не мудрствуя лукаво, выдернул его из гнезда, сорвав резьбу. Отшвырнув болт в сторону, Мун перегнулся через контейнер и попытался приподнять один конец. Ничего не вышло. Он перехватил капсулу поудобнее, поднатужился снова, и тут все пошло наперекосяк.

Чертов привод оказался невероятно тяжелым, гораздо тяжелее, чем можно было предположить, судя по его размерам. Это все равно, что пытаться поднять гору. Мун, напрягшись, призвал на помощь все заключенные в нем возможности, дарованные Лабиринтом. Хребет его затрещал, руки напряглись так, что, казалось, вот-вот должны были выскочить из плечевых суставов, и контейнер слегка сдвинулся с места. Чудовищная тяжесть заставила Муна напрячься из последних сил, его бесстрастное лицо заливал пот. Двигатель начал отрываться от пола, и тут окружавшие его энергетические поля словно обезумели. Неожиданная россыпь ярких, слепящих вспышек и разрядов заставила Муна невольно отпрянуть. Его нога поскользнулась на гладком металлическом полу, и он на долю секунды потерял равновесие. А вместе с ним и контроль над оторванным от пола контейнером, который покатился к нему с неудержимостью снежной лавины. Прежде чем Мун успел что-либо предпринять, тяжеленная металлическая капсула врезалась в него, сбила на пол и придавила ноги, пригвоздив к месту. Рот Муна исказила гримаса боли: казалось, что на его ноги обрушилась тяжесть всего мира. Он бил по стальному контейнеру кулаками, но толку от этого не было никакого. Сообразив, что угодил в ловушку, Мун взвыл от досады.

В следующее мгновение он отключил свои эмоции, вновь превратившись в холодного, рассудительного хайдена. Раз уж его угораздило попасть в капкан, значит, нужно найти способ выбраться. Безвыходных положений не бывает: если как следует пораскинуть мозгами, всегда можно найти решение. Если контейнер слишком тяжел для того, чтобы сдвинуть его руками, значит, нужно приложить рычаг. Оуэн как-то сказал: «Дайте мне достаточно большой рычаг, и я покорю любую чертову проблему!» Мун огляделся по сторонам в поисках подходящего рычага, но в пределах досягаемости ничего не увидел, а сдвинуться он не мог даже на дюйм. Ноги его уже онемели, ему казалось, что он слышит, как трещат кости под чудовищным прессом. Но должен же быть какой-то выход…

Донесшийся снаружи звук заставил его повернуть голову. Он увидел сестру Марион. Она лезла внутрь тем же путем, который проделал он. Монахиня задержалась, чтобы высвободить подол своей рясы, зацепившийся за острый край лаза, Мун предостерегающе воскликнул:

– Не приближайся, сестра! Поворачивай и уходи. Ты ничего не можешь сделать. Человеку нельзя здесь находиться!

– Я слышала, как ты вскрикнул, – спокойно отозвалась Марион, продолжая продвигаться вперед, – и сразу сообразила, что тебя угораздило вляпаться в дерьмо.

– Я в ловушке, сестра. Этот чертов привод оказался гораздо тяжелее, чем можно было себе представить. Даже мне, хайдену, причем усиленному Лабиринтом, не сдвинуть его с места.

Сестра Марион остановилась и задумалась.

– Может быть, мне следует послать гонца к Охотнику за Смертью? – спросила она.

– Боюсь, столько времени мне не продержаться, – признался Мун.

– Мало того что эта штуковина чертовски тяжела, но ее энергетический фон гораздо опаснее, чем мы думали.

– В таком случае тебе в самом деле нужна моя помощь, – проворчала сестра Марион, подойдя поближе.

В отсеке было тесновато, Марион сняла и аккуратно отложила в сторону свою высокую шляпу. Потом она принялась внимательно изучать придавивший Муна контейнер, стараясь при этом ни к чему не прикасаться.

Через некоторое время монахиня хмыкнула:

– Да, здорово ты вляпался. Наверное, нам придется соорудить что-нибудь вроде лебедки.

– Боюсь, для любого подъемного устройства, которое вам под силу смастерить на месте, эта чертова штуковина будет слишком тяжелой. Похоже, у привода иная пространственная природа. Возможно, большая его часть пребывает в других измерениях. Прошу тебя, покинь этот корабль, пока не поздно. Здесь действуют силы, которые убьют тебя.

– Я не могу бросить тебя в таком положении, – невозмутимо возразила сестра Марион. – Кроме того, у меня возникла идея. Я захватила с собой некоторое количество взрывчатки, так, на всякий случай. Думаю, если подсунуть несколько зарядов под контейнер и взорвать их, он с тебя свалится. Не знаю, правда, что при этом останется от твоих ног. Но, насколько мне известно, побывавшие в Лабиринте исцеляются быстрее нормальных людей. Ну что, хочешь попробовать?

Мун хладнокровно обдумал предложение и нашел его приемлемым. В том, что он переживет взрыв, у него не было никаких сомнений. Кроме того, других идей не предвиделось. Он лишь надеялся, что Оуэн оценит, каких усилий стоило раздобыть для него этот проклятущий привод.

– Валяй, – сказал он наконец. – Но позаботься о том, чтобы твоя взрывчатка не бабахнула раньше, чем ты успеешь удалиться на безопасное расстояние.

– Яйца курицу не учат! – отрезала сестра Марион и извлекла из своих бездонных карманов несколько зарядов.

Совместными усилиями они прикрепили взрывчатку ко дну контейнера, установив на таймерах пятиминутный интервал. И тут сестра Марион вдруг замотала головой, словно пытаясь отогнать какое-то наваждение, не позволявшее ей сосредоточиться. Наконец она успокоилась и оперлась одной рукой о контейнер, прижав другую ко лбу.

– Свет! – пробормотала она. – У меня в голове вспышки. Свет… и звуки.

– На тебя воздействует аура привода, – сказала Мун. – Дай мне последний заряд и уноси отсюда ноги. Быстро. Пока еще можешь.

Сестра Марион сердито покачала головой и усилием воли снова сосредоточилась.

– Не суетись, почти все прошло. Осталась пара огоньков… О, черт! Таймеры! Что-то случилось с таймерами!

Что именно произошло, Мун сообразил мигом, но успел только вскинуть руки, чтобы прикрыть лицо. Аура привода вывела таймеры из строя, и взрыватели сработали раньше. Одновременный взрыв всех зарядов сбросил привод с ног Муна и отшвырнул хайдена к стене. Он почувствовал, как рвутся его сухожилия и ломаются кости. Что же до сестры Марион, то взрывная волна подхватила ее, как тряпичную куклу. Она вылетела из корабля, не успев даже пикнуть. Между тем привод, ударившись о стену, медленно покатился назад, к Myну. Его ноги полностью утратили чувствительность и не повиновались ему, но хайден сумел отползти с пути катившегося контейнера на руках. Волочившиеся за ним раздробленные ноги оставляли на металлическом полу кровавый след, но Мун упорно продолжал тащить наполовину парализованное тело к выходу. Внутренние сенсоры бомбардировали мозг сообщениями о повреждениях органов, но поскольку ни одно из них не было смертельным, хайден проигнорировал боль, сосредоточившись исключительно на том, чтобы выбраться наружу и выяснить, что с сестрой Марион.

Снаружи, неподалеку от корабля, прокаженные собрались вокруг какого-то кровавого месива. Подтянувшись к пробоине в наружном корпусе, Мун вывалился на поляну. Он попросил подскочивших к нему прокаженных отнести его к сестре Марион. Как ни странно, она еще оставалась жива, но Мун с первого же взгляда понял, что конец не за горами. Руки и ноги монахини были переломаны во многих местах, грудная клетка смята, каждый вдох давался ей с огромным трудом. Она подняла глаза, чтобы взглянуть на него. Впервые с момента их знакомства она показалась ему маленькой и хрупкой женщиной.

– Прости, сестра, – промолвил Мун. – Мне так жаль!

– Да не вини ты себя, сын мой! Я ведь все равно была обречена, и уж лучше такой конец, чем тот, который меня поджидал.

– Лежи спокойно. Я пошлю кого-нибудь за помощью.

– Не дури, Тобиас. Прежде чем твоя помощь поспеет, я сто раз успею окочуриться. Интересно, какова она, смерть?

– Это отдых. Состояние вечного покоя.

– Вот ведь хрень! – выругалась сестра Марион. – На дух этого не переношу!

Ее дыхание остановилось. Ни агонии, ни конвульсий, ни драматизма. Ее отважная душа отбыла на встречу с Создателем, вероятно, для того, чтобы задать ему несколько нелицеприятных вопросов. Мун с удивлением поймал себя на том, что плачет: по лицу его, смешиваясь с дождем, текли слезы. Поняв наконец, для чего существуют слезы, он проклял это знание. Он протянул руку и закрыл сестре Марион невидящие глаза.

Из ветвей и стеблей растений, исторгнутых землей, прокаженные соорудили для Муна носилки. Он чувствовал, что его организм уже начал самоисцеляться, однако понятия не имел, надолго ли затянется этот процесс и насколько полным будет выздоровление. Впрочем, мысли его были заняты не собственным здоровьем, а поисками способа транспортировки привода. Каковой в конце концов был найден. Он снова связался с Красным Мозгом, который привел в действие неодолимую силу джунглей. Следуя указаниям Муна, подвижные ветви и лианы медленно, дюйм за дюймом, извлекли контейнер, которому взрыв не причинил ни малейшего вреда, из корпуса разбитого корабля, завернули его в плотный кокон и покатили его к Миссии, передавая от одной группы растений другой. Прокаженные, меняясь, несли носилки с Муном. Они оставили тело сестры Марион там, где она нашла вечный покой.

Руки работавшей в лазарете матери-настоятельницы были измазаны какой-то мерзостью: святая Беа производила вскрытие одного из мертвых Гренделианских чудовищ. Оуэн наблюдал за процессом с почтительного расстояния, прилагая усилия, чтобы недавний обед не извергся наружу. Прежде ему не приходилось замечать за собой чрезмерной брезгливости, но многоцветное наполнение силиконовой брони гренделианина выглядело как-то уж особенно мерзко. Проклятая тварь была мертва уже недели две, а кусочки его внутренностей пульсировали до сих пор. По правде сказать, когда святая Беа вскрыла брюхо чужака лучом дисраптера, Оуэн опасался, что склизкие, вонючие потроха злобно выплеснутся наружу и удушат ее. Этого, однако, не произошло: гадкое месиво лишь подрагивало и воняло. В конце концов у Охотника за Смертью даже появилась надежда, что его все-таки не вырвет.

– Вот, – сказала святая Беа, протягивая Оуэну что-то голубоватое и слишком склизкое, чтобы оно могло ему понравиться. – Подержи минутку, ладно?

– На секунду и то не возьму! – отрезал Оуэн. – Добрый Господь упрятал наши потроха внутрь по весьма уважительной причине: больно уж отвратны они с виду.

– Добрый Господь не имел к сотворению этого непотребства никакого отношения, – возразила мать Беатрис, бросив несколько голубых комьев в ведро, где они продолжали пульсировать, издавая всасывающие и стонущие звуки. – В этих чудовищах нет ничего природного. Продукт генной инженерии.

Невольно заинтригованный, Оуэн подался вперед:

– Ты уверена?

– Настолько, насколько позволяют скудные технические средства, имеющиеся в моем распоряжении. Я изучила внутренности дюжины гренделиан, и это вскрытие лишь подтверждает мои предположения. Одни и те же признаки. Прежде всего индивидуальные различия между ними больше, чем это присуще живым существам одного биологического вида. Многие наделены избыточными функциями, тогда как природа экономна. Соотношение массы и энергии пугающе эффективно и достигается сочетанием органов как минимум полудюжины неродственных видов. Возможность их взаимного отторжения подавлена искусственно. Это существо не эволюционировало, оно было биологически сконструировано. И если я правильно расшифровала показания моих приборов, первоначально создавался один вид, трансформировавшийся впоследствии в то, что ты сейчас видишь.

Оуэн нахмурился, припоминая, что ему доводилось слышать о планете Грендель и легендарных Склепах Спящих.

– Неудивительно, что мы не обнаружили никаких следов первобытных обитателей этой планеты. Должно быть, все они преобразовались в Спящих и запечатали за собой свои Склепы в ожидании какой-то опасности. Но что… – Оуэн посмотрел на святую Беа. – Что могло быть настолько страшным, настолько опасным, чтобы представители целого вида превратились в бездумные машины для убийства?

– Это не могут быть ни хайдены, ни ИРы с Шаба, – пробормотала святая Беа, копаясь во внутренностях гренделианина обеими руками. – Склепы возникли за столетия до их появления. Что же до иномирян-насекомых, то они не продержались бы против Гренделианских чудовищ и пяти секунд. Но кто же тогда?

– «Возрожденные»? – предположил Оуэн.

– Кто бы или что бы ни было тому причиной… – святая Беа выпрямилась и с громким чавкающим звуком вынула руки из потрохов чудовища, – но мне всегда казалось, что эти гренделиане слишком уж мерзкие, чтобы быть правдой.

Она вытерла руки о салфетку, которую тут же швырнула в ведро с внутренностями.

– Это… какая-то насмешка над Господом, злобная пародия на его творения. Они уничтожили в себе нравственное чувство, способность выбирать между добром и злом и сделали это исключительно во имя выживания.

– Может быть, у них не было выбора, – предположил Оуэн. – Может быть, они пошли на это, чтобы обеспечить выживание не себе, а тем биологическим видам, которым предстояло явиться им на смену. То есть пожертвовали собой во благо жизни и разума. Не суди о них слишком сурово, мать Беатрис. Мы не знаем, с какими формами и глубинами зла им пришлось столкнуться. Суровые времена нередко вынуждают к непростому выбору.

– Хорошенькое дело – ты читаешь мне лекцию о терпимости, – усмехнулась святая Беа.

Оуэн невольно улыбнулся:

– Что ж, мать Беатрис, спасибо за то, что пригласила меня на это маленькое представление. Зрелище удалось: редко случается увидеть что-либо столь же тошнотворное. Давай теперь на некоторое время воздержимся от подобных показов.

Святая Беа пожала плечами:

– Похоже, это выбило тебя из седла, а?

– Почти. Причем в самом буквальном смысле: никогда не чувствовал себя таким разбитым.

Дверь позади них с грохотом распахнулась, и в помещение, пошатываясь, вошел прокаженный. Его фигура была скрыта, как и у других больных, бесформенным серым плащом с низко надвинутым капюшоном. Но он отличался от прочих небольшим, едва достигавшим пяти футов, ростом и странной разболтанной походкой, словно в нем разладился какой-то внутренний механизм. Из-под плаща вынырнула серая трехпалая рука с отслаивающейся кожей и, помахав Оуэну, тут же убралась обратно. Прокаженный откашлялся и сплюнул: мокрота, вылетев из-под капюшона, шлепнулась на пол лазарета. Он заговорил, и голос его удивил жуткой смесью акцентов и тембров.

– Лорд Оуэн Великий, в коммуникационный центр для ты поступило сообщение. Срочно, важно, безотлагательно! Слово таков я есть немедленно привести тебя в центр, для подробность и приказ есть. Ты приходишь сейчас, или тебя рвать на части. А почему ты все еще стоящий там?

Оуэн заморгал и взглянул на святую Беа, которая приветливо кивнула маленькому воинственному посланцу.

– Спасибо, Вон. Прямо в точку. Оуэн, ступай с ним… или с ней. Думаю, тебе и вправду не помешает ознакомиться с этим посланием.

Низкорослая фигурка нетерпеливо покачивалась, издавая булькающие звуки.

– С ним или с ней? – переспросил Оуэн.

– От Бона на этот счет информации не поступало, а я, со своей стороны, не считала нужным вдаваться в столь малозначительные подробности, – пояснила святая Беатрис. – А теперь отправляйтесь-ка оба в коммуникационный центр. Вприпрыжку, как кролики!

– Моя не прыгать! – надменно заявил Вон. – Моя иметь достоинство, с которым надо считаться, а вот пальцев на ноги, наоборот, не иметь. Двигайся, Охотник за Смертью, или я будет показать тебе свои бородавки.

– Показывай лучше дорогу, – пробурчал Оуэн. – Иди впереди, а я за тобой. Уж, надо думать, не отстану.

– Этак многие говорить, – откликнулся Вон.

Когда они наконец добрались до коммуникационного центра, Оуэна там дожидалось послание от капитана приближавшегося курьерского корабля. Видимо, Охотник за Смертью понадобился Парламенту по весьма важной и неотложной причине. Корабль должен был приземлиться всего через несколько часов, и Оуэну предписывалось встретить его на посадочной площадке. Никаких подробностей капитан не сообщил, возможно, из предосторожности. Оуэн терпеть не мог имперскую привычку командовать, но он взял себя в руки, сосредоточась на возможности выбраться с Лакрима Кристи. Попытки разузнать у сотрудников коммуникационного центра побольше о корабле и его команде почти ничего не дали. Известно было лишь имя капитана – Ротштайнер – Радость Господня. А корабль звался «Моавитянской Лоханью».

Услышав это название, Оуэн вытаращился на связиста:

– «Моавитянская Лохань»? Что это, черт возьми, за название для звездолета?

– Старинный церковный названь, – пояснил Вон, придя на выручку офицеру связи.

Прокаженный (или прокаженная) так и отирался в помещении коммуникационного центра, игнорируя предложения переместиться куда-нибудь в другое место.

– Капитан Ротштайнер есть первейший мракобес, фанатик старой церкви, от который все иметь один морока. Никто не хотеть иметь с ним дело. Он считать пове-шенье самый мягкий наказание, а порка практиковать для профилактика, два раза в неделю.

– Знавал я таких, хотя думал, что святая Беа отлучила их от реформированной церкви, – промолвил Оуэн. —Но почему этот святоша на церковном корабле развозит депеши Парламента?

– А что ты прицепился к моя? – возмутился Вон, оторвавшись от изучения мусорной корзины. – Я что, по-твоему, похож на того, кто уметь читать мысли? Моя не экстрасенс! Плевать моя на экстрасенсы! Моя быть Имперский волшебник третьего дана, иметь семь подличностей и специализацию по проклятиям. Поддерживать долговременный защитный шум, пока не подцепить чертова гниль. И вот они спровадить меня здесь, на этот собачий дыра! Наклонись, и я вылечу твои бородавки.

– Нет у меня никаких бородавок, – отмахнулся Оуэн.

– Хотеть малость?

Проползло два с половиной часа, прежде чем «Моавитянская Лохань» преодолела атмосферу и приземлилась на единственной на планете посадочной площадке в двух шагах от Миссии. Все это время Оуэн пытался отделаться от Вона, однако на него (или на нее?) не действовали даже неприкрытые угрозы. Стоя под дождем рядом с Охотником за Смертью, прокаженный дожидался прибытия корабля. Пока они томились, Оуэн навел кое-какие справки и выяснил, что маленький человечек был (или была?) весьма сильным экстрасенсом, пока не сподобился в одном из задних помещений «Дома Радости» мистического прозрения и не объявил себя Чародеем. Иными словами, провозгласил себя обладателем сверхъестественных сил. Никаких доказательств тому явлено не было, но Вону этого и не требовалось. Оуэн подумал, что он свихнулся из-за проказы, хотя, судя по всему, Вон и до болезни был человеком со странностями.

Впрочем, сейчас Оуэну было не до чудаковатого прокаженного: перед ним стоял звездный корабль. Капли дождя, попадавшие на его раскаленную обшивку, с шипением испарялись. По правде сказать, то был отнюдь не шедевр космического судостроения, он едва достигал размеров недавно разбившегося «Звездного бродяги», и вся его команда, похоже, состояла из шкипера да нескольких подручных. Правда, «Лохань» наверняка была быстроходной, иначе Парламент не воспользовался бы ею для передачи срочного сообщения.

Оуэн усмехнулся. Коль скоро Парламент счел возможным оторвать курьерский корабль от военных действий, сообщение наверняка было весьма важным. Столь важным, что, пожалуй, лучше бы и не знать, с чем оно связано. Впрочем, это тоже не имело особого значения. Единственное, что его интересовало, это возможность как можно скорее убраться с этой планеты и найти Хэйзел.

Когда после долгого свиста и шипения наружное и внутреннее давление в корабле уравнялись, люк переходного шлюза открылся, и на земную твердь ступил капитан Ротштайнер – Радость Господня. Оказавшись под дождем, он с презрением посмотрел по сторонам, затем с отвращением уставился на Оуэна. Длинный, неестественно худой… Казалось, его мог сбить с ног даже слабый ветерок. На лошадиной физиономии капитана вьщелялся крючковатый нос, с виду вполне пригодный для открывания консервных банок. Глубоко посаженные глаза казались черными, тонкие губы свела гримаса. Унылое, черное одеяние святоши оживлял лишь ярко-красный пояс – отличительный знак официального представителя Парламента. Смерив Оузна высокомерным взглядом, он презрительно фыркнул, и Охотник за Смертью понял: они не поладят. Вона капитан не замечал вовсе.