Текст книги "Родина белых медведей"
Автор книги: Савва Успенский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Прописан во льдах
Подавляющее большинство зверей и птиц привязано к определенному участку суши, реки, озера или моря. Это их родина. Здесь они появились на свет, здесь выводят свое потомство, продолжают свой род. Как далеко ни приходится им откочевывать или улетать отсюда, к началу сезона размножения они вновь возвращаются на родину, безошибочно разыскав ее, будь то крошечный островок в море, внешне ничем не примечательная речная долина, залив или лесное урочище.
Прописан во льдах
Нет, однако, правил без исключений. Среди четвероногих и пернатых изредка встречаются законченные бродяги, всю жизнь проводящие в странствиях. Именно таков белый медведь.
В двух-, трехмесячном возрасте, покинув вместе с матерью берлогу, медвежонок впервые, еще неуверенными шагами ступает на морской лед. И это важнейшая веха в жизни зверя. Позже он подрастет, станет самостоятельным, ему предстоит пережить свои радости и огорчения, однако уже никогда до конца дней медведя-самца не прекратятся его скитания по льдам. Самка не чаще чем раз в три года будет зимовать в снежной берлоге, но все остальное время и она будет кочевать.
Белый медведь отличается от своего бурого собрата более стройным телосложением, туловище, шея и голова у него длиннее, чем у бурого медведя. Для него характерны своеобразная, «с горбинкой» форма носа, короткие, хорошо опушенные уши, густой меховой покров на подошвах лап, слабо изогнутые и относительно короткие когти. Конечно, важный отличительный признак зверя – цвет его меха. Он может быть и чисто белым, и желтоватым вплоть до соломенно-желтого, и даже серым, почти бурым. Оттенки окраски белых медведей зависят от сезона и образа жизни животных. Чисто белый мех они имеют обычно поздней осенью и зимой, по окончании линьки (линяют они один раз в год). Желтоватый и золотистый мех более свойствен медведям в конце лета. Замечено также, что звери, живущие среди сплоченных льдов и не имеющие доступа к воде, бывают белее по сравнению с особями, часто плавающими и вообще проводящими много времени у воды. Мех медведя, долгое время прожившего на суше, особенно не покрытой снегом, становится грязным, приобретает серый или бурый цвет.
Если бурый медведь преимущественно вегетарианец, то о белом этого сказать нельзя. Почти единственный корм его – тюлени. Поэтому и зубы белого медведя отличаются более «хищным» складом: коренные – относительно мелкие, со слабым развитием бугорков на жевательной поверхности; резцы и особенно клыки – гораздо мощнее.
Густой и длинный зимний мех, толстый слой подкожного жира, опушенные уши и подошвы лап – все это прямое следствие обитания в условиях низких температур, свойственных не только арктической зиме, но и лету. Укорочение ушей (а у прочих видов – и других выступающих частей тела) тоже широко распространено среди арктических теплокровных животных. Это еще один из путей борьбы с холодом, уменьшения теплоотдачи. Белый цвет меха, по-видимому, немало облегчает медведю охоту на тюленей. Не исключено, что благодаря своей окраске он к тому же экономнее расходует тепло. Впрочем, вопрос этот далеко не так прост, как может показаться на первый взгляд.
Дело в том, что ни в одном другом районе земного шара, кроме Арктики, не распространен так широко эпитет «белый» в сочетании с названиями птиц и млекопитающих. Белая сова, белая чайка, белый гусь, белая и тундряная куропатка, песец и некоторые другие обитатели высоких широт, как и белый медведь, имеют круглый год или большую часть года белую либо почти белую окраску оперения или меха. Значит, «полярное повеление» теплокровных животных – это общая закономерность. В то же время, например, белой сове цвет одеяния летом скорее в тягость, чем в пользу. За километр и дальше видно ее белое оперение на фоне бесснежной тундры. Демаскирующая окраска, надо полагать, затрудняет сове добычу леммингов – ее основного корма: птице приходится прилагать много усилий, упорства и настойчивости, чтобы подкараулить у норы осторожного зверька. Вовсе не соответствует общей гамме красок летней тундры и оперение белого гуся или самца белой куропатки. Впрочем, в последнем случае демаскирующая окраска имеет, вероятно, биологический смысл. Самец куропатки словно нарочно привлекает к себе внимание хищников, он как бы жертвует своей жизнью ради сидящей на гнезде самки, ради продолжения куропаточьего рода.
До сих пор довольно распространено мнение о том, что светлоокрашенные животные, в том числе и белый медведь, излучают меньше тепла и не так быстро охлаждаются. Однако специально поставленные опыты не подтвердили этого представления. В чем же тогда смысл светлой окраски? Исследования последних лет показывают, что белая окраска в какой-то мере обязательна для арктических птиц и млекопитающих: она отражает высокую интенсивность протекания в организме окислительных процессов и вообще обмена веществ, служит как бы суммарным выражением приспособления животных к жизни в высоких широтах.
У белого медведя прекрасно развиты слух и зрение. Метров за двести, например, слышит он скрип шагов идущего по снегу человека. Лежащего на льду тюленя медведь замечает в ясный день уже за два-три километра, хотя полярной ночью или на бесснежной суше зверь видит гораздо хуже. Изумляет и совершенство его обоняния, способность учуять добычу на большом расстоянии или сквозь толстый слой снега. Впрочем, хорошее обоняние служит иногда медведю плохую службу: охотникам удается приманить на запах горящего сала чуть ли не всех зверей, находящихся в нескольких километрах от избушки, палатки или какой-либо другой засидки.
Чаще всего можно видеть белого медведя, бредущего неспешным шагом; он идет, низко опустив голову и слегка раскачивая ею из стороны в сторону. Скорость его движения в этом случае около четырех-пяти километров в час. Занятый поисками добычи, мишка идет быстрее, подняв голову. При этом он часто забирается на торосы, иногда привстает на задних лапах, осматривается и принюхивается. Напуганный, например, вездеходом или трактором, зверь бросается наутек рысью или галопом; скорость его бега вначале может достигать двадцати пяти километров в час, однако вскоре он начинает уставать, переходит на шаг, а если преследование затягивается, медведь садится и, рявкая, пытается сам испугать врага. Медленнее, чем одиночный, даже очень старый и ожиревший медведь, движется в таких случаях медведица с медвежатами: давая малышам возможность уйти от преследователя, мать часто останавливается и отвлекает врага на себя. Впрочем, относительно беспомощны звери лишь среди ровных ледяных полей или на суше. В торошенных льдах, куда они всегда стремятся уйти при опасности, их уже не может догнать не только человек, но и вездеход или собаки. Медведь – великолепный пловец и неплохой ныряльщик, о чем свидетельствует его телосложение: обтекаемая форма узкого туловища, длинная и подвижная шея, высоко расположенные глаза. Держаться на воде ему помогает слой подкожного жира: удельный вес его тела близок к удельному весу воды. Туловище его, как у настоящих водных животных, например, выдры, опушено равномерно. К тому же медвежий мех в воде не намокает и продолжает удерживать воздух. Широкие лапы медведя оказываются хорошими веслами. Его не страшат обширные водные пространства; моряки и летчики нередко встречали зверей, плывущих в открытом море в ста и более километрах от ближайшей суши или массивов льда. Плывущий медведь развивает скорость до пяти-шести километров в час. Ныряет он с открытыми глазами, но со сжатыми ноздрями и ушными отверстиями и может пробыть под водой около двух минут.
Белого медведя можно считать наиболее крупным представителем живущих на земном шаре медведей и вообще плотоядных животных. Длина тела старого самца изредка достигает трех метров, высота в холке – почти полутора метров, а вес – восьмисот килограммов и даже тонны. Обычная длина тела взрослого самца белого медведя – около двух метров, а самки – немногим более полутора метров.
Самцы чаще весят пятьсот – шестьсот килограммов, самки – двести – триста килограммов.
Палеонтологические данные показывают, что и белый и бурый медведи Евразии и Северной Америки, в том числе вымерший пещерный медведь, произошли от общего предка на ранних стадиях ледникового периода. Предполагается, что в середине ледникового периода прототип белого медведя уже приобрел некоторые из своих характерных признаков и начал осваивать морские льды. Например, по мнению советского исследователя Н. К. Верещагина, непосредственными предками белого медведя были примитивные бурые медведи, тяготевшие к побережьям северных морей. Вначале они кормились среди морских выбросов различными беспозвоночными, рыбой, тюленями и их трупами, трупами китов, но постепенно приобщались к охоте на тюленей, приобрели способность к активной жизни во льдах в течение круглого года, а одновременно и характерные черты строения. Следовательно, белый и бурый медведи состоят в близком родстве, подтверждением чего служит и то, что при совместном содержании в неволе они иногда скрещиваются между собой и приносят вполне жизнеспособное потомство.
Самый древний скелет белого медведя был найден вблизи Гамбурга. Видимо, звери жили тут на морском побережье во время последнего (Вюрмского) оледенения. Другой скелет белого медведя, жившего около десяти тысяч лет назад, обнаружен на севере Дании. Эти находки позволяют предполагать (такое мнение было высказано канадским исследователем Харрингтоном), что центром формирования и распространения вида была Евразия, скорее всего район Северного и Балтийского морей. Распространялись отсюда белые медведи очень быстро, и к тому времени, когда растаяли материковые ледники, они уже заселили всю область своего современного обитания.
Знакомство человека с белым медведем имеет давнюю историю. Древним римлянам эти животные были известны, по крайней мере, в I в. нашей эры. В Японию и Маньчжурию, как свидетельствуют материалы японских императорских архивов, живые белые медведи и их шкуры попадали уже в VII в. Впрочем, население этих стран могло познакомиться с ними и раньше, так как медведи изредка достигают японских берегов вместе с плавучими льдинами. Древнейший письменный источник, содержащий сведения о белых медведях и относящийся к северу Европы, датируется примерно 880 г.; в нем сообщается о том, что два медвежонка были привезены в Норвегию из Исландии. Позже живые звери и медвежьи шкуры уже довольно часто попадают к европейским правителям.
В XII–XIII вв. русские люди начали заселять берега Белого и Баренцева морей. Несомненно, уже в это время поморы охотились на белых медведей, поставляли в Новгород, а затем и в Москву медвежьи шкуры, а иной раз и живых зверей. Примечательно, что свои лодки отважные новгородские мореплаватели называли, как и белых медведей, ушкуями, а себя – ушкуйниками.
В 1774 г. белый медведь был впервые описан в научной литературе как самостоятельный вид. Автор описания, его «крестный отец» – английский зоолог Константин Фиппс.
* * *
В последние десятилетия в связи с развитием разнообразных научных исследований в Арктике наши представления о природе этой части земного шара, о ее фауне, и в частности о белом медведе, сильно обогатились. И, тем не менее, многие стороны биологии зверя изучены недостаточно или остаются вовсе не изученными.
До сих пор, например, неясно систематическое положение этого вида. Между тем уточнение его выходит далеко за рамки интересов зоологов-систематиков и имеет прямое отношение к разработке мер по охране белого медведя. В начале нынешнего столетия предполагалось, что существует несколько самостоятельных видов белых медведей. Позже это мнение было отвергнуто и зоологи начали относить их к одному виду, подразделяя его на несколько подвидов. В советской Арктике выделяют два подвида: к одному из них относят зверей, обитающих в Баренцевом и Карском морях (шпицбергенский, или морской, белый медведь – Thalassarctos maritimus maritimus Phipps), к другому – медведей, населяющих более восточные районы (сибирский, или полярный, белый медведь – Thalassarctos maritimus polaris Pall.).
Принято считать, что эти подвиды различаются размерами и некоторыми особенностями в пропорциях черепа: звери с запада советской Арктики в массе несколько мельче своих восточных собратьев. Однако различия в размерах животных могут быть объяснены и иначе – разной степенью обжитости Арктики людьми. Там, где медведи реже встречаются с охотниками, они достигают более зрелого возраста, а, следовательно, и большей величины. Но с возрастом не только увеличиваются размеры тела животных – изменяются и пропорции их черепа. Если учесть также особенности миграций медведей (речь об этом пойдет ниже), можно предположить, что все звери образуют единую, постоянно перемешивающуюся группу. Среди них в таком случае нет каких-либо строго ограниченных в распространении подвидов или рас, и все они представляют общее достояние государств, владеющих Арктикой, ибо каждый медведь через тот или иной промежуток времени может быть встречен у берегов Канады и Сибири, Гренландии, Шпицбергена или Аляски.
Слабо изучены не только миграции, но и особенности размножения, зимовки, болезни и другие стороны жизни белых медведей. Очень интересен и также почти не исследован вообще весь набор приспособлений зверей к обитанию в суровых арктических условиях. В последнее время все большее внимание зоологов привлекает изучение внутреннего механизма ориентации животных – определение ими направления и своего местонахождения. Относительно недавно было установлено, что птицы определяются в пространстве благодаря свойственному им «чувству времени», а также способности учитывать положение Солнца и звезд. Белый медведь по протяженности своих миграций соперничает с птицами. Однако на его родине солнце по нескольку месяцев подряд не поднимается над горизонтом. Видимо, механизм ориентации медведя существенно отличается от птичьего, но каков он на самом деле, неясно.
Характерная особенность зверя – способность долгое время жить без корма. Далеко не каждый день удается ему добыть тюленя. Голодный медведь может залегать в спячку в любое время года (при недостатке пищи, например, если он оказывается на небольшом пустынном островке, медведь может спать подолгу даже летом). Приспособлением к длительным голодовкам можно считать и способность его поглощать за один раз громадное количество корма (до пятидесяти и даже до семидесяти килограммов мяса и жира). Белый медведь способен быстро накапливать слой подкожного (и внутреннего) жира и медленно расходовать эти резервы, накапливать в печени колоссальные запасы витамина А и т. д. Таким образом, этот зверь представляет интерес для зоологов не только как слабоизученный вид и замечательное украшение арктических льдов, но и как своеобразная «живая модель», которая может помочь ученым в решении важных общебиологических проблем.
Итак, белые медведи «прописаны» во льдах и почти не встречаются южнее пределов плавучих льдов и узкой полосы арктических побережий. Со льдами они попадают к берегам Исландии, Южной Гренландии, в Берингово и даже Охотское море. Установлено, что звери достигают Северного полюса; в ближайших окрестностях его, по наблюдениям арктических экспедиций и дрейфующих исследовательских станций, появляются не только взрослые медведи (как самцы, так и самки), но и медведицы с медвежатами.
Наиболее многочисленны медведи в тех районах Арктики, где больше участков открытой воды: здесь легче встретить и добыть тюленей. По этой причине зимой звери тяготеют либо к южной кромке дрейфующих льдов, либо к полыньям, круглый год существующим в высоких широтах Арктики. Такие полыньи здесь известны с давних пор, а некоторые из них получили даже и свои названия. У Новосибирских островов, например, существует Великая Сибирская полынья, долгое время встававшая непреодолимым препятствием на пути исследователей к загадочной Земле Санникова (Теперь установлено, что Земли Санникова на самом деле не существует). Гренландская полынья доставила немало хлопот Роберту Пирина его пути к Северному полюсу. Участки свободного от льдов моря постоянно бывают у севера Земли Франца-Иосифа, у Новой Земли, у Восточного Таймыра.
Полыньи вообще характерны для границ Центральной Арктики и образуют здесь замкнутое кольцо. Это поистине «арктическое кольцо жизни». Не улетая далеко от мест гнездовий, на нем зимуют чистики, некоторые чайки и другие водные птицы. Практически только здесь обитают полярные дельфины – нарвалы. На этих полыньях зимой легче живется тюленям, которые в свою очередь и привлекают сюда белых медведей. Поразительный по смелости опыт осуществил полстолетия назад известный американский исследователь Вильялмур Стефанссон. Пропагандируя «гостеприимство» Арктики, он со своими спутниками предпринял длительное путешествие по морским льдам, живя лишь за счет охоты на тюленей и белых медведей. Его маршруты в основном проходили в пределах «арктического кольца жизни», чем и объясняется успех опыта. В тех случаях, когда путешественники удалялись от полыней, они каждый раз начинали испытывать недостаток продовольствия.
Основная масса льдов, среди которых проходит жизнь медведей, находится в почти постоянном движении. Высчитано, что средняя скорость их дрейфа составляет около двух с половиной миль (пять километров) в сутки, а в отдельных случаях она может достигать и восьми миль (пятнадцать километров) в сутки. В большей части Северного Ледовитого океана льдины дрейфуют в направлении движения часовой стрелки и постепенно выносятся в Гренландское море. В своем движении льды перемещают и белых медведей, хотя, конечно, звери кочуют и самостоятельно, разыскивая корм и задерживаясь там, где он более доступен.
Дрейфующие льды – стихия белого медведя. Фото В. К. Орлова.
Льды иногда могут «довозить» медведей до Исландии и юга Гренландии. Однако «удобства» на этом кончаются, и дальше животные вынуждены пробираться к северу вдоль западных берегов Гренландии и островов Канадской Арктики самостоятельно. Вернувшись в Ледовитый океан, они опять оказываются во власти дрейфующих льдов и, в конце концов, снова могут попасть в негостеприимную Северную Атлантику. Такие «кругосветные путешествия», как предполагает датский зоолог А. Педерсен, некоторые звери совершают за свою жизнь не один раз.
Летом, когда льды в Арктике становятся разреженными, равномернее распределяются и медведи. К зиме большинство зверей вновь собирается к открытой воде. Странствуя, они не так уж редко оказываются на суше, и, если льды отходят от берегов, звери надолго задерживаются на островах или на материке, питаясь отбросами, которые им удается собрать у подножий птичьих базаров, леммингами, даже веточками и корешками карликовых ив. Местами (например, на Чукотском полуострове) на суше существуют настоящие медвежьи дороги; ими звери обычно пользуются, переходя по кратчайшему пути из одного залива в другой или из Чукотского моря в Охотское и обратно. Летом медведи нередко остаются на побережье Гудзонова залива. Дожидаясь подхода льдов, они бродят по помойкам вблизи поселков. Оставшись вовсе без корма, медведи здесь даже залегают в летнюю спячку, ложатся в берлоги, вырытые в земле среди зарослей кустарников и иногда даже в лесу.
Независимо от того, где он находится – на льду или на суше, зверь замечательно точно определяет, где расположены участки открытого моря, подчас удаленные на десятки, даже на сотни километров, и уверенно идет к ним. Полярные мореплаватели, оказавшись на затертом во льдах судне, стремятся проложить курс на «водяное небо» – к отблескам полыней на небосводе. Возможно, что этим же ориентиром пользуется и белый медведь.
Область обитания белого медведя на земном шаре невелика. Собственно же родина зверей (она, конечно, есть и у этих животных, хотя им не особенно свойственна привязанность к ней) и вовсе мала. Это отдельные островки Арктики – гористые, слабо освоенные человеком и расположенные на путях обычных медвежьих миграций. На них осенью собираются медведицы. Здесь они залегают в берлоги, рождают медвежат, а весной пускаются с ними в привычное путешествие. Одиночные берлоги можно встретить во многих частях арктической суши. Некоторые острова оказываются особенно удобными для залегания зверей, и сюда, в основные «родильные дома», каждый год приходит большое количество медведиц. Места, где родилось подавляющее большинство белых медведей, в советской Арктике находятся на западе Земли Франца-Иосифа и на острове Врангеля, а в зарубежной Арктике – на востоке Шпицбергена, на северо-востоке и западе Гренландии, на некоторых восточных островах Канадского арктического архипелага (в частности, на Баффиновой Земле и острове Саутгемптон).
Жизнь белого медведя по существу очень проста и однообразна: покончив с тюленем и отоспавшись здесь же, на месте успешной охоты, мишка бредет в поисках новой добычи. Иногда удача ему сопутствует, зверя подолгу не оставляет приятное чувство сытой тяжести, и он, «шикуя», лакомится только тюленьим жиром, оставляя прочие части туши своим «нахлебникам» – песцам, белым чайкам и воронам. Однако обычно медведь живет впроголодь, а нередко и вовсе голодает. В таких случаях приходится туго и ему самому, и его спутникам, особенно песцам; белым чайкам и воронам иной раз удается выследить более удачливого кормильца.
Мир для белого медведя ограничен ледяными полями. Зато он и чувствует себя среди них дома, это его привычная стихия, родной «кров». Звери прекрасно разбираются в особенностях льда, безошибочно находят самые легкие и проходимые пути среди, казалось бы, непролазных нагромождений торосов и в зависимости от времени года, поверхности и величины ледяных полей по-разному охотятся на тюленей. В маршрутах мне и моим товарищам не раз приходилось пересекать участки торошенных льдов. То проваливаясь по пояс в снег, то карабкаясь на скользкие ледяные кручи, мы обычно с надеждой смотрели по сторонам и, если замечали след медведя, путь которого хоть частично совпадал с нашим, всегда старались выйти на тропу, проложенную четвероногим путешественником. Дорога эта оказывалась самой легкой.
В ровных, сплоченных льдах медведи с удивительным терпением часами подкарауливают тюленей у их лунок. На фоне заснеженной льдины лежащий мишка сам выглядит большим сугробом. Свой предательски чернеющий нос, как утверждают многие очевидцы, он тщательно прикрывает лапами. Стоит тюленю хоть на мгновение показать голову, как медведь схватывает его лапой или одновременно и когтями и зубами. Зимой тюлень прилагает немало усилий к тому, чтобы поддерживать лунку открытой, и, тем не менее, это отверстие во льду обмерзает; подчас сквозь него проходит на поверхность только кончик тюленьей морды. Впрочем, это обстоятельство мало смущает медведя. Захватив добычу, он с такой силой тянет ее из лунки, что ребра и тазовые кости поднятого на лед тюленя оказываются раздробленными. Это и не удивительно: белый, медведь в состоянии поднять на высокий и крутой берег даже тушу моржа или белухи весом более тонны.
Весной и в начале лета нерпы, наиболее многочисленные в Арктике тюлени, непрочь понежиться на солнцепеке. Ложатся они на ровных, гладких ледяных полях, часто поднимают головы и осматриваются. При малейшей опасности, мелькнув в воздухе вытянутыми задними ластами, тюлень скатывается в лунку и исчезает. В таких случаях медведь высматривает добычу с вершины тороса. Иногда охота длится много часов подряд. К намеченной жертве медведь бесшумно подкрадывается, искусно прячась за каждым небольшим укрытием, и настигает ее одним-двумя могучими прыжками. К тюленю, лежащему среди разреженных льдов, он нередко подбирается с воды, подплывает, глубоко погрузившись, ныряя или даже, по рассказам полярников, толкая перед собой для маскировки небольшую льдинку.
Медведицы, которым предстоит произвести на свет потомство, выходят на сушу в начале зимы, обычно в сентябре – октябре (именно в это время они и появляются на острове Врангеля). Здесь они подолгу бродят в разных направлениях, осматриваются и наконец ложатся в ямах или неглубоких пещерах, вырытых в посеревших за лето прошлогодних снежных забоях. Сама медведица часто предоставляет заботы по сооружению своего жилища ветру и снегу. Первая же пурга заметает зверя, образуя вокруг него не только стены, но и потолок.
Нередко «строят» берлогу снег и ветер: 1 – снег, 2 – грунт.
Зоологи до сих пор не знают: пользуются ли убежищами и самцы и самки белых медведей или это свойственно лишь беременным медведицам? На острове Врангеля за тридцатилетнюю историю его хозяйственного освоения в берлогах были добыты многие сотни зверей, но ни одного самца или яловой самки среди них не оказалось. Не встретили их вблизи убежищ и мы – только матерей с малышами. Изредка местные охотники встречали самцов или яловых самок, лежащих в снежных укрытиях среди торосов или на прибрежных льдах. Эти убежища были явно временными и сильно отличались по устройству от настоящих берлог на суше. Известно, однако, что в других частях Арктики – на Северном Таймыре, в Северной Гренландии – в берлогах иногда залегают и холостые звери. Можно предположить, что, чем севернее расположен район и чем труднее добывание корма в зимние месяцы, тем чаще пользуются убежищами самцы и яловые медведицы. Они пережидают в снежных берлогах непогоду и период бескормицы, но при первой возможности, не придерживаясь строго определенных сроков, бросают их и пускаются в дальнейший путь. Беременные же самки встречаются в устроенных на льду укрытиях крайне редко.
На Земле Франца-Иосифа. Фото автора.
Наблюдения на острове Врангеля и на Земле Франца-Иосифа показывают, что, хотя состав зверей, пользующихся основными «родильными домами», постоянно меняется (медведицы приносят потомство через два года, к тому же, возможно, каждый раз в новом районе Арктики), берлоги бывают устроены ежегодно в одних и тех же местах. Примерно одинаковым оказывается здесь каждую зиму и количество берлог. Это, скорее всего, свидетельствует о недостатке в Арктике мест, удобных для залегания зверей.
В середине зимы, в ноябре – декабре, в берлогах появляются медвежата, покрытые редкой белесой шерсткой, беспомощные, слепые и глухие, размером не крупнее новорожденных котят. По сравнению с медведицей величина малышей ничтожна. Но всю зиму мать не питается, живет за счет накопленных в организме запасов, и прокормить более крупное потомство ей, возможно, и не удалось бы. Вообще зимующие в берлогах медведицы отличаются удивительной упитанностью; даже весной у них на теле сохраняется слой подкожного жира толщиной до десяти сантиметров. Самцы и холостые самки весной бывают очень тощими.
До тех пор пока малыши живут в берлоге, их единственный корм составляет материнское молоко, похожее на сливки, густое и очень богатое жиром. Когда семья покидает зимнее жилище и медведица начинает охотиться, медвежата познают вкус тюленьего жира и мяса, хотя их молочное кормление продолжается до полутора лет. Медведицы, как правило, приносят двух, очень редко трех детенышей; молодые самки чаще рождают по одному медвежонку.
В марте – апреле, когда Арктики достигает первое, еще робкое дыхание весны, малыши становятся настолько самостоятельными, что мать решается вскрыть берлогу, прокопать из нее лаз и вывести потомство наружу. В течение нескольких дней, прежде чем переселиться на лед, семья еще пользуется зимним убежищем, предпринимая днем недалекие прогулки и уходя на ночь обратно в логово. В хорошую погоду медвежата (вес их достигает теперь десяти – пятнадцати килограммов) с увлечением возятся и играют на снегу, раскапывают его вместе с матерью, добираясь до замерзших стебельков трав и веточек ив. При опасности – покажется ли человек, собака, вездеход – семья спешит укрыться в берлоге. Последней исчезает самка, время от времени она еще высовывает наружу голову, принюхивается и осматривается. Если опасность близка, семья затаивается; некоторые медведицы, пытаясь отогнать врага, на мгновение показывают из лаза голову, рявкают или фукают. Но мать в таких случаях не оставляет берлогу и малышей.
Медвежья семья сохраняется долго, около двух лет. И, тем не менее, начавшие самостоятельную жизнь молодые еще далеко не достигают своей полной величины и веса. Рост белых медведей продолжается и в последующие годы; у самок он заканчивается в четырех-, пятилетнем возрасте, самцы же практически растут всю жизнь. Созревают медведи поздно: самки впервые приступают к размножению на третьем, самцы – на четвертом году жизни. Поголовье медведей, следовательно, растет очень медленно, что восполняется в какой-то мере лишь долголетием зверей. По-видимому, до двадцати пяти лет они еще могут приносить потомство, а отдельные медведи доживают и до более почтенного возраста, возможно до тридцати и даже до сорока лет (во всяком случае, такого возраста они достигают в зоопарках). Живется старикам, конечно, не сладко, и, в конце концов, их ждет гибель от голода и истощения; они уже плохо видят и слышат, становятся малоподвижными, зубы их почти совсем стачиваются. Арктической весной у медведей наступает брачный сезон. Длится он недолго, около месяца. В продолжение его самец и самка ходят вместе и даже обнаруживают что-то похожее на взаимную привязанность. Однако самцам «супружеское счастье» достается нелегко: многочисленные рубцы и шрамы на их шкурах служат наглядным доказательством жестоких потасовок, происходящих между соперниками в это время. Остальную часть года звери держатся семьями (медведицы с медвежатами) или поодиночке, обычно не проявляя к своим собратьям заметного интереса. Иногда у больших запасов корма, например у туши выброшенного морем кита, собирается по нескольку медведей. Сохраняя полное равнодушие к соседям, точнее, нечто вроде «вооруженного нейтралитета», они отъедаются и отсыпаются здесь, а когда пищи не остается, расходятся в разные стороны. По натуре белый мишка «нелюдим», поэтому он вряд ли рад и обществу своих спутников – песцов, чаек, воронов. Однако избавиться от них не в его силах. Особенно часто медведя сопровождают песцы и белые чайки. Большинство песцов на зиму уходит из тундр либо к югу, либо к северу, на морские льды; белые чайки вообще проводят всю жизнь в Северном Ледовитом океане. Вороны не рискуют улетать далеко от суши и кормятся при медведях лишь у прибрежных льдов. Такие сообщества обычно возникают осенью и распадаются весной или в начале лета. В каждом из них складываются сходные взаимоотношения между сочленами. Спутники, по-видимому, не мешают медведю охотиться; убедившись на опыте, что они слишком увертливы и неуловимы, он перестает обращать на них внимание, тем более что сытого зверя мало интересует судьба остатков его трапезы. Два-три песца, первыми приставшие к медведю, очевидно, считают его уже своей собственностью и отгоняют позднее появившихся здесь соплеменников. Все нахлебники внимательно следят за результатами охоты кормильца и терпеливо ждут, пока он насытится. Остатками добычи завладевают песцы. На долю белых чаек остается не так уж много, иногда только капли тюленьей крови на снегу. Соседство песцов заставляет их к тому же постоянно быть настороже.