Текст книги "Обещания и Гранаты (ЛП)"
Автор книги: Сав Миллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
ГЛАВА 5
Кэл
– Что ж, это интересный поворот событий.
Перекинув ногу через противоположное колено, я поворачиваю секундную стрелку на своих часах так, чтобы она тикала в такт с дедушкиными часами в фойе. Я полностью осознаю, что младшие дочери Риччи смотрят на меня с верхней площадки лестницы, наблюдая за мной, как будто я какое-то животное в зоопарке, но трудно обращать внимание на что-либо, кроме необычного тиканья.
Обычно я стараюсь изо всех сил избегать социального взаимодействия, особенно с такими, как подростки, но это было не то, чего я мог бы избежать.
Я не считаю, что Елена должна бежать. Она чувствует себя в ловушке, как со сломанными крыльями птица, пойманная в позолоченную клетку, и в обязательном порядке смотрит на замок на своей двери на случай, если когда-нибудь появится шанс сбежать.
Поскольку я не могу так рисковать, мне пришлось вернуться с ней в дом Риччи на Луисбург-сквер, убедившись, что ее крылья остаются подрезанными.
По крайней мере, сейчас.
Всю дорогу она продолжала теребить новое кольцо на пальце, украдкой поглядывая на меня краем глаза, как будто не думала, что я могу почувствовать тяжесть ее взгляда.
Это часть моей проблемы, когда дело доходит до этой маленькой богини; Я сосредоточен на каждом ее движении, мое тело так привыкло изучать ее из-за экрана, что открытость наших взаимодействий теперь вызывает некоторую тревогу.
Конечно, это не объясняет, почему чтение ее сразу же делает мой член твердым, но это совсем другая проблема.
Та, которой я не хочу заниматься прямо сейчас, особенно после того, как мы разделили поцелуй.
Мне нужно выждать время, если я хочу, чтобы все получилось правильно.
– Знаете, девочки, – говорю я, встречая их взгляды, снимая часы с
запястья, – фотографию можно разглядывать дольше.
Младшая, Стелла, наклоняет голову, когда я поднимаю взгляд, играя с концом косички. Ее карие глаза расширяются за квадратной оправой очков, и она толкает локтем свою старшую сестру, ворча, как будто пытаясь заставить ее двигаться.
Ариана, следующая по возрасту и красоте за Еленой, фыркает, кладет руки на перила и наклоняется. Она не прерывает зрительный контакт и не наклоняет спину, злобная ухмылка расползается по ее лицу, зажигаясь в ее темных радужках.
– Жаль, что вампиров нельзя сфотографировать.
– Умно. – Я стряхиваю немного грязи со своих штанов. – Ты уверена,
что хочешь противостоять своему новому шурину, особенно если он вампир?
Она пожимает плечами, проходит мимо Стеллы и скользит вниз по лестнице. Ее движения гибки и похожи на движения газели, балет проникает даже в ее повседневную деятельность.
Остановившись на нижней ступеньке, она прищуривается на меня, обнимая рукой перила.
– Что случилось с Матео?
– Не знаю, что ты имеешь в виду.
– Я имею в виду, – говорит она, сверкая глазами. – Почему мы сейчас
не в церкви, не смотрим, как он женится на Елене? Почему ты здесь уже полчаса, а он даже не появился, чтобы побороться за нее?
Тонкие волоски у меня на затылке встают дыбом, мои нервы реагируют, хотя для этого нет причин.
– Уверен, что он знает лучше.
Она снова фыркает, скрещивая руки на груди, платье ржавого цвета, в котором она одета, смывает румянец с ее лица. Волосы собраны в гладкий пучок, губы подведены ярко-красным блеском, я не могу не заметить различий в сестрах.
Мне совершенно ясно, что элегантность Арианы – не то, над чем ей приходится работать; это происходит естественно, как дыхание или сон, и я не могу не задаться вопросом, от кого она унаследовала это самообладание.
И уж точно не от ее матери.
По крайней мере, не от той Кармен, которую я знал раньше.
Утонченность Елены, с другой стороны, кажется, требует сознательных усилий, ее интерес к искусству и более утонченным вещам – то, что ей приходилось создавать, пока это не стало частью ее личности, как своего рода павловский ответ на жизнь, к которой она прикована.
Под ее тщательно продуманной внешностью скрывается тонко скрытая тьма, которая часто приводит к ушибленным костяшкам пальцев и окровавленным губам.
Она подавляет ее, прячет глубоко, чтобы сделать свою семью счастливой и выполнить свои обязанности, но онао есть, просто просится наружу.
Отчасти мне любопытно узнать, что для этого потребуется.
– У моей сестры какие-то неприятности? – спрашивает Ариана, все
еще явно намереваясь докопаться до сути этого союза. И здесь я определил того, кто помоложе, как инквизитора.
Стелла подходит к концу перил, колеблется на верхней ступеньке.
– Ари, – кричит она шепотом, жестом приглашая сестру присоединиться к ней. – Оставь его в покое.
Ее темные глаза опускаются на меня, на миллисекунду встречаясь с моим взглядом, прежде чем быстро отвести его. Она яростно краснеет, и я подавляю смешок, не зная, почему нахожу ее дискомфорт таким забавным.
Может быть, это мне кого-то напоминает.
Вздыхая, я ерзаю на скамейке, поправляя бортик пиджака. Тиканье моих часов снова отстает от дедушкиных, как сердечная аритмия, и я сжимаю челюсти от звука, стараясь не зацикливаться на нем.
– Я просто думаю, что происходит что-то странное, – говорит Ариана.-
Видеть, как Елена выходит замуж…за него?
– Не знаю, – ворчит Стелла. – Я тоже не могла себе представить, чтобы она хотела выйти замуж за Матео.
– Да, но это, по крайней мере, имело смысл. Они были вместе целую
вечность.
– Были ли они? Я имею в виду, что она ему определенно нравилась,
но всегда казалось, что она просто выполняла свои обязанности. – Стелла делает паузу, словно о чем-то размышляя. – Я думаю, что в этом больше смысла, чем в Матео.
Ариана издает странный звук в глубине горла.
– Но он любил ее…
– Достаточно, дамы.
Мой голос низкий, напряжение от их препирательств и едва слышного тиканья натягивает мои нервы до тех пор, пока они почти не готовы порваться. Вцепившись пальцами в край деревянной скамьи, я чувствую, как старый материал раскалывается под моей хваткой, гнев раскаленной приливной волной прокатывается по моим внутренностям.
– Я ценю вашу заботу, потому что знаю, что она исходит из хорошего
места, – говорю я, сосредотачиваясь на ровном дыхании. – Но никогда не говорите о моей жене и ее бывшем женихе, если только это не для того, чтобы сказать, какой хорошей парой мы являемся. Я не хочу, чтобы его имя когда-либо снова ассоциировалось с ее именем.
Рот Арианы приоткрывается, ее язык скользит по губам, и я вижу, что она хочет мне досадить. В ее глазах горит огонь, в ее стройной фигуре сквозит вызов, и я могу сказать, что не потребуется много времени, чтобы разжечь его.
Может быть, она больше похожа на свою сестру, чем я думал.
Мой телефон жужжит в кармане, привлекая мое внимание; я достаю его и просматриваю экран, медленно выдыхая, когда читаю всплывающее имя. Поднимаясь на ноги, я киваю сестрам, понимая, что оставлю угрозу без ответа, если уйду, не сказав больше ни слова.
Это не тот удар, который может нанести моей репутация прямо сейчас.
Поэтому, вместо того, чтобы пытаться убедить их в этом еще больше, я беру Rolex, бросаю его на пол и позволяю своему раздражению вспыхнуть от тиканья; как и любой другой триггер, звук нарастает, пока он не становится похожим на водопад, проносящийся между моими ушами, заглушая все остальные шумы вокруг меня.
Эпизоды, подобные этому, удушливы, всепоглощающи в той ярости, которую они провоцируют. Она вибрирует вдоль моего позвоночника, завязываясь узлом в груди, пока не достигает пика, взрываясь, как извержение вулкана. Обычно я избегаю вспышек насилия, которые вызывают мои мысли, но сейчас я вытаскиваю пистолет из-за пояса и целюсь прямо в циферблат часов.
Пуля вылетает из патронника, вонзая осколки стекла, шрапнели и кожи в пол, где он покрывается рябью от удара.
Каким-то образом, подобно фантомной конечности, тиканье остается.
Грудь вздымается, по венам пробегает электричество, я смотрю на дыру и снова и снова прокручиваю в голове выстрел, мои плечи напряжены и тяжелы.
Я не могу – не могу – двигаться, пока тиканье не прекратится.
Наконец, тишина, витающая в воздухе вокруг нас, проникает в мой затуманенный мозг, и я чувствую, что снова могу дышать. Краем глаза вижу, как девушки вздрагивают, и прочищаю горло, возвращая пистолет на место на бедре.
Когда я выхожу из комнаты, нажимая «Принять входящий вызов», меня охватывает временное облегчение, поскольку мое тело изо всех сил пытается вернуться в нормальное состояние.
***
Полное недоумение моего помощника о возможности моей женитьбы начинает вводить меня в комплекс неполноценности, чем дольше он бубнит о том, что «черт возьми не могу в это поверить.»
Стоя в зале возле детской спальни Елены, я расхаживаю взад и вперед с телефоном прижатым к уху, жалея, что дал Джонасу Вольфу свой номер телефона.
– Это довольно экстремальные меры, на которые ты идешь, Андерсон, – говорит он, его британский акцент усиливается по мере того, как он говорит. – Ты уверен, что она того стоит?
– Есть только один способ это выяснить.
Он напевает, и я отчетливо слышу, как закрывается молния мешка для трупов, разочарование поселяется у меня в животе. Обычно я бы сам позаботился об уборке, но так как мне приходилось сопровождать свою новую жену, времени не было.
Тем не менее, я надеялся быть последним человеком, которого физическая форма Матео видела на этой планете, прежде чем его бросят на дно океана.
– Значит, ты установил контакт со своей целью? Дашь ей знать, что
происходит?
Голоса раздаются за закрытой дверью Елены, и я останавливаюсь, мой пристальный взгляд устремляется туда. Кто там сейчас находится?
Я не видел, чтобы кто-то приходил или уходил, и наблюдал за ней последние десять минут. Выйдя из фойе внизу, я устроился здесь, готовый ворваться в ту секунду, когда мне показалось, что она пытается сбежать.
До сих пор все было тихо, и мне не нравится, как от внезапной перемены натягиваются сухожилия на моей шее.
Крадучись к двери, я отвечаю Джонасу коротким «нет», понимая, что если я этого не сделаю, он снова начнет приставать ко мне.
Когда мы встретились десять лет назад на острове Аплана, куда моя мать обычно таскала меня, когда у нее были лишние деньги, единственное, что я знал о нем, это то, что ему не разрешалось приближаться к поместью Примроуз, где живет семья, владеющая островом.
Я понятия не имел, во что ввязываюсь, когда вызволил его из тюрьмы и нанял работать, но это одни из единственных длительных отношений, которые у меня есть, поэтому я терплю его, несмотря на его непрекращающуюся болтовню.
– Значит, ты действительно ничего из этого не обдумываешь, – говорит
он.
– Все должно происходить определенным образом, Вульф, – огрызаюсь я, стараясь говорить тише, чтобы не привлекать внимания к моему присутствию того, кто находится в комнате. – Я не могу просто бросить ее в гущу событий и ожидать, что она смирится с этим.
– Но… брак? Когда ты уезжал в Бостон, ты никогда не упоминал об этом.
– Планы меняются. Это самый простой и быстрый способ получить то, что я хочу.
Деньги.
Силу.
Семью.
Джонас вздыхает.
– Ладно, ладно. Уверен, ты знаешь, что делаешь. – Пауза, нерешительность, пульсирующая в линии. – Ты не думаешь, что она будет проблемой?
Моя рука находит дверную ручку, медленно поворачивается, мое сердце бешено колотится, когда я начинаю толкать дверь. Когда глаза привыкают к сцене передо мной, смех поднимается в груди, дразня заднюю часть горла.
Хотя ничего смешного нет, он сменяется таким горячим чувством предательства, что у меня перехватывает дыхание.
Повесив трубку и убрав телефон в карман, прежде чем ответить Джонасу, я вхожу внутрь, стиснув зубы, когда мой взгляд встречается с взглядом матери Елены.
Даже нахождение с ней в одной комнате заставляет мои легкие чувствовать себя так, словно они загорелись, и я пытаюсь дышать через опаленные обломки.
Брови Кармен сходятся вместе, когда она видит меня, загорелая кожа вокруг них остается совершенно неподвижной.
– Что, черт возьми, ты наделал, Кэллум? – шипит она, заставляя мои
руки болеть, когда они сжимаются вокруг пустого воздуха. – Почему моя дочь не выходит замуж за Матео де Луку прямо сейчас?
– Вместо этого Елена решила выйти за меня замуж.
– Ты трахнул ее, не так ли? – Губы Кармен изгибаются в ответ. – Ты
знал, что если ты обманешь ее, ты обманешь и нас тоже. Ты просто ждал своей возможности.
– Она решила выйти за меня замуж по собственной воле.
– О, и я уверена, что Матео был просто слишком счастлив отойти в
сторону.
С ней все всегда сводилось к реакции. Она знает, на какие мои кнопки нажимать и как сильно, пока я не наброшусь.
Когда-то давно это было почти игрой, в которую мы играли; она проникала мне под кожу своими колкостями и резкими словами, своей ревностью и злобой, и, как гребаный ягненок, я следовал за ней прямо на бойню.
Я ухмыляюсь, не утруждая себя ответом, когда осматриваю комнату, отмечая полуоткрытую балконную дверь прямо за ней.
Планировка этой комнаты запечатлелась в моей памяти, ее белые стены гораздо более знакомы мне, чем стены моего настоящего дома, книги на встроенных полках, о которых я упоминал на протяжении многих лет.
Их присутствие заставляет меня задуматься; Елена ни за что не не взяла бы с собой хотя бы что-то, и все же я вижу тома поэзии, которые лежат там, где они были всегда, нетронутые и оставленные.
У меня внутри все сжимается, мой взгляд возвращается к Кармен. Она пристально смотрит на меня, положив руки на свои широкие бедра.
– Где она? – спрашиваю я, заставляя свой тон оставаться ровным,
даже когда мое тело жаждет рвануться вперед и прижать ее к стене.
Она пожимает плечами.
– Похоже, ей не терпелось позволить мне помочь ей сбежать. Довольно странно для молодожена, тебе не кажется?
– Не кажется, Кармен, – говорю я, направляясь к балкону, когда тень
танцует за его дверями, – это никогда не останавливало тебя от попыток, не так ли?
Ее рот закрывается, и она двигается вместе со мной, пытаясь заблокировать мне проход. Кожу покалывает, когда она подносит руки к моей груди, отвращение клубится внутри, заставляя зрение затуманиваться.
– Я не позволю тебе развращать мою дочь, – говорит она, и слезы наворачиваются на ее большие карие глаза.
В какой-то момент ее боль, возможно, подействовала на меня; тогда я был достаточно молод и наивен, чтобы думать, что Кармен Риччи способна заботиться о ком-то, кроме себя. Я даже чувствую, что сейчас дрожу, когда слезы льются, стекая по ее щекам.
Но затем она снова заговаривает, разрушая иллюзию.
– Не используй ее, чтобы отомстить мне.
Прикусывая внутреннюю сторону щеки, пока этот сладкий, медный вкус не наполняет мои чувства, я издаю низкий смешок, наклоняясь так, чтобы мои губы касались ее уха. Она дрожит, и меня от этого тошнит.
– Я не собираюсь ее развращать, – говорю я, беря руки Кармен в свои,
переплетая свои пальцы с ее. – Я собираюсь погубить ее, и каждый раз, когда она будет истекать кровью из-за меня, я буду думать о том, как ей нравится все, что не нравилось тебе.
Вытягивая руку вперед, я слышу отчетливый треск ломающейся кости, и она издает пронзительный вопль, когда я отталкиваю ее. Она прижимает сломанные пальцы к груди, резкие рыдания сотрясают ее тело, но я игнорирую их, как когда-то она игнорировала мою боль.
Я пока не планирую прикасаться к Елене.
Но Кармен этого не знает. Прямо сейчас она считает, что брак легитимен не только в законном смысле, и это то, во что мне нужно, чтобы она поверила.
Месть по большей части является запоздалой мыслью, когда дело доходит до моих следующих шагов, но я никогда не упущу шанса увидеть, как страдает Кармен.
Распахнув балконные двери, я нахожу Елену, все еще одетую в свое свадебное платье, с маленьким розовым рюкзачком, перекинутым через плечо, с книгой, прижатой к груди.
Ее волосы в беспорядке, макияж размазан под золотистыми глазами, и она прислоняется к перилам со скучающим выражением на лице, даже не смущенная криками матери.
Когда она видит меня, то вздыхает.
– Это заняло у тебя достаточно много времени.
Как будто она не удивлена, что я пришел за ней.
Более того, когда я достаю шприц из кармана брюк и снимаю колпачок с иглы, она наклоняет голову и откидывает волосы в сторону, как бы приглашая меня взять ее.
Игла плавно погружается в ее кожу, и я наклоняюсь, обводя языком это место, не в силах ничего с собой поделать. Через мгновение она обмякает, и я перекидываю ее через плечо, забирая книгу у нее из рук и пытаясь не обращать внимания на название.
Метаморфозы Овидия.
Когда я оставляю Кармен в рыдающем беспорядке на полу и несу бесчувственное тело Елены к машине, ожидающей снаружи, вспоминаю вопрос Джонаса.
Не думаю, что Елена будет проблемой – она уже есть проблема.
ГЛАВА 6
Елена
Первое, что я замечаю, когда прихожу в себя, – это то, как пересохло у меня во рту. Мой язык прилипает к небу, практически сливаясь с гребнями, и я чувствую вкус мятной шипучей воды, которую пила по дороге в дом родителей, на своих вкусовых рецепторах.
Второе, что я замечаю, – это незнакомая комната; она маленькая, но роскошная, со стенами, обшитыми полированными панелями, и каменным камином напротив кровати, на которой я лежу. Тупая боль вспыхивает у основания моей шеи, там, где ключица встречается с плечом, и я сажусь, вытягивая руки над головой, преодолевая ее.
Третье, что я замечаю, когда шелковая простыня спадает с моей груди и обнажает мои соски холодному воздуху, – это то, что я топлесс.
Просовывая руку под белые простыни, я скольжу вниз между бедер, резко втягивая воздух.
Не топлесс.
Обнаженная.
Сжимая бедра вместе, я прикрываю грудь ладонями, оглядывая комнату в поисках своей одежды. Рюкзак, который был на мне дома, лежит расстегнутый на комоде рядом с кроватью, пустой.
В стене рядом с моей головой есть единственное круглое окно, и я протягиваю руку, поднимая штору, чтобы выглянуть наружу, подтверждая то, что страх в моих костях уже знал.
Я нахожусь в самолете.
Мой желудок подскакивает к горлу, блокируя воздух из моего пересохшего рта; Я изо всех сил пытаюсь вдохнуть, образ падения в воздухе повторяется, когда я смотрю на белые облака, портящие мой вид на землю внизу.
Завернувшись в простыню, я соскальзываю с кровати и на мгновение замираю, пока мое тело приходит в себя. Мои колени дрожат, все мое существо восстает против нашего воздушного состояния, но также бессильно против него.
Используя матрас в качестве якоря, я подхожу к комоду и выдвигаю ящики, надеясь найти внутри что-нибудь свое.
Но все они пусты.
Зачем ему говорить мне собираться, просто чтобы упаковать вещи?
Разочарование разливается по моей крови, принося жар к щекам, когда я хожу по кругу, пытаясь понять, что теперь делать. Один взгляд в ванную показывает безупречную гранитную душевую кабину, туалет и компактную раковину в углу, но опять же никакой одежды.
Ну, во всяком случае, моей одежды.
Единственная пара черных боксеров и черная футболка висят на двери душа, оргстекло мокрое от конденсата. У меня сводит живот при мысли о том, что Кэл разденется догола и примет душ всего в нескольких футах от моего спящего тела.
Он никогда полностью не раздевался во время нашей единственной ночи вместе, как будто все еще пытался сохранить часть своей тайны нетронутой. Это всегда заставляло меня задаваться вопросом, что, по его мнению, он скрывал.
С меня буквально содрали кожу, в то время как он оставался таким же напряженным, как всегда, заставляя мое тело изгибаться для него так, как я и не подозревала.
Вспыхнув при воспоминании, я двигаюсь так, что внутренняя сторона одного бедра трется о другое, чувствительная, искалеченная плоть трется о гладкую кожу.
Я должна была убежать в ту секунду, когда он приставил ко мне лезвие, но легкая боль, которую это вызвало, была стерта немедленным ощущением его языка, следовавшего за мной, удерживая меня от истечения кровью на простыни.
Всю свою жизнь я гналась за разбитыми щеками и окровавленными костяшками пальцев, создавал трещины под кончиками пальцев, потому что думала, что это сделает моего папу счастливым. Что он увидит во мне нечто большее, чем свою маленькую принцессу мафии, и, возможно, позволит мне жить так, как я хочу.
До прошлого Рождества я не осознавала, какое удовольствие может быть от того, что кто-то другой делает это за тебя.
Проглотив комок желания, застрявший у меня в горле, я двигаюсь, чтобы отвернуться от ванной, сразу же сталкиваясь со знакомой жесткой грудью.
Мое сердце бешено колотится о ребра, удерживая его в клетке, не давая вырваться на свободу.
– Кэллум, – выдыхаю я, мои глаза находят его, хотя я знаю, что не должна осмеливаться смотреть. Не после всего, что он натворил. И все же, как мотылек на пламя, я гоняюсь за его теплом.
Его глаза темнеют, цвет красного дерева затмевает похоть, мерцая на мне, когда его рука подносит мякоть яблока Грэнни Смит к губам.
Когда он откусывает, соки брызгают в разных направлениях, и я чувствую хруст всей своей сущностью. Он эхом отдается в моих ушах, мой взгляд опускается, когда он отодвигает яблоко, чтобы прожевать, его рот влажный, когда двигается.
Пульс стучит у меня между ног, от опасного выражения его лица у меня кружится голова.
Его горло сжимается, когда он сглатывает, делая шаг ближе, хотя мы уже на одном уровне друг с другом. Кровь приливает к моим ушам, временно останавливая те части моего мозга, которые обрабатывают логику и разум, заставляя меня забыть все причины, по которым я должна быть осторожна.
– Черт, – говорит он, его голос чуть громче хриплого шепота, – мое имя чертовски хорошо звучит у тебя на языке, малышка.
– Г-где моя одежда? – Я заикаюсь, пораженная своей способностью сформировать связное предложение, когда все, о чем может думать мой мозг, – это его губы на моих.
– Распакована и висит в шкафу в прихожей. Я не думал, что ты встанешь до того, как мы приземлимся.
Он делает еще один шаг, толкая меня обратно через порог в ванную.
– Мое платье?
На его челюсти дергается мышца, отчего на левой щеке появляется ямочка.
– Сожжено. Позаботился об этом перед тем, как мы покинули аэропорт.
Мой рот приоткрывается в шоке.
– Ты сжег мое свадебное платье?
– Мне не понравилось, что ты выходила за меня замуж в платье, которое собиралась оставить на полу сегодня вечером в спальне Матео.
Я хмурюсь.
– Честно говоря, я не планировала спать с Матео. Никогда, если бы мне это сошло с рук.
Он делает еще один шаг, подталкивая меня к раковине. Я закидываю одну руку за спину, чтобы не упасть, крепко держась за простыню, и он наклоняется, чтобы положить руку на стойку рядом с моим бедром.
– Нет? – спрашивает он, теплое дыхание обдает мое лицо. – Значит, ты не надевала откровенное нижнее белье для него? Не брила свою сладкую маленькую киску на случай, если твой новый муж захочет попробовать тебя?
Он облизывая губы, когда сжимает в кулаке узел, удерживающий мою простыню на месте, я качаю головой. Мое дыхание прерывается, когда он сдвигается еще ближе, так близко, что я даже не уверена, что мы больше не два отдельных существа.
Грудь сжимается, я смотрю на него сквозь опущенные ресницы, пытаясь выровнять дыхание, погружая палец ноги в бассейн притяжения, струящийся между нами.
– Может быть, я хотела, чтобы платье было на твоем полу этим вечером.
Радужки Кэла темнеют еще больше, дыхание перехватывает в его горле.
– Ты собиралась думать обо мне, когда он трахает тебя?
Не дожидаясь ответа, он тянет за атлас, разжимая мои пальцы свободной рукой, когда откусывает еще один кусочек яблока. Непристойный чавкающий звук, когда он отрывает фрукт, вызывает сильную дрожь у меня по спине, и я сжимаю бедра вместе, когда влага скапливается, согревая меня изнутри.
Одним движением его руки простыня спадает с моего тела, цепляясь за талию, где я прижата к раковине. Кэл прерывисто выдыхает, пока жует, обводя голодным взглядом мое тело.
– Такая же греховная, как я помню, – бормочет он, кладя яблоко на полочку позади меня, затем протягивает липкие пальцы, чтобы коснуться татуировки граната под моей грудью – той, которую я сделала, когда он начал называть меня своей маленькой Персефоной, как будто я могла дотянуться до него с помощью символа.
Его прикосновение ледяное, лишенное тепла, которое таят в себе его глаза, и все же оно обжигает меня в любом случае.
Что со мной не так?
Всего несколько часов назад этот человек шантажом заставил меня выйти за него замуж. Угрожал жизням всех, кого я люблю, только для того, чтобы я стала добровольной пешкой в какой-то странной маленькой игре, которую еще даже не понимаю.
Я также не уверена, что верю в его историю о том, что его самого шантажировали – человек, которого все, с кем он вступает в контакт, называют Доктором Смертью, не из тех, кто так легко подчиняется воле других, поэтому его немедленное нежелание принять условия своего мучителя вызвало у меня красные флаги.
Но так как у меня также нет других зацепок, и я знаю, что он не делает пустых угроз, у меня не было выбора.
Однако это не значит, что я должна наслаждаться нашим маленьким соглашением, и все же, чем дольше он смотрит, тем быстрее моя решимость тает.
Моя рука сжимает стойку до боли, усилие удержать себя от того, чтобы прикоснуться к нему в ответ, ошеломляет.
Его большой палец скользит по моей татуировке, заставляя меня дрожать, как осиновый лист, и он ухмыляется, двигаясь вниз. Его прикосновение изгибается над моим бедром, задевая лобковую кость, прежде чем опуститься дальше, чтобы ласкать мой клитор.
Тихий вздох срывается с моих губ, и его ухмылка становится шире, морщинки в уголках рта углубляются.
– Ты не брилась для него, но не помню, чтобы ты была гладкой для меня, – говорит он, тембр его голоса грохочет у меня в груди. – Итак, с кем ты трахалась в мое отсутствие?
Проводя по моему центру, он создает повторяющиеся размашистые движения, каждый раз потирая клитор при спуске. Мое горло сжимается до боли, и я судорожно втягиваю воздух, пытаясь удержаться от взрыва.
Одно маленькое прикосновение этого человека, и я уже готова.
– Н-ни с кем, – отвечаю я между отрывистыми вдохами, проглатывая стон, горящий в основании моего пищевода.
Он раздвигает меня, издавая цокающий звук языком.
– Ради твоего же блага, лучше бы это было правдой.
– Это так, я клянусь. – Там никогда не было никого другого. Мой рот открывается, чтобы спросить его о том же, но ничего не выходит, мой разум отключается, теряясь в удовольствии.
– Хорошо, – бормочет он, и одно это слово наполняет мой живот жидким огнем, заставляя мою киску бессмысленно сжиматься. – Просто потому, что мы не будем консумировать этот брак этим вечером, это не значит, что ты можешь попробовать с кем-то еще.
Я моргаю, дымка возбуждения вокруг меня рассеивается.
– Что?
– Когда мы прибудем в пункт назначения, мне придется ненадолго уехать, чтобы кое о чем позаботиться. И планы, которые у меня есть на тебя, малышка… – Его глаза медленно скользят по мне, заставляя дрожать. – К сожалению, прямо сейчас, независимо от того, насколько сильно твоя киска хочет меня, мой член не заполнит ее.
Приподняв темную бровь, он возобновляет свои усилия между моими бедрами, раздвигая их, чтобы освободить место для всей своей руки. Два пальца обхватывают мой вход, осторожно толкая, как будто пробуя воду; он мрачно ухмыляется, когда чувствует там влагу, затем погружается по костяшку.
– Мои пальцы, с другой стороны…
Внезапное вторжение выбивает воздух из моих легких, и когда он двигается вперед, сжимая ладонью мой клитор, в то время как он входит и выходит в плавном ритме, скручивая пальцы на моих внутренних стенках, я почти сразу кончаю.
Он ухмыляется, когда я извиваюсь вокруг него, поглаживая рукой мою макушку.
– Какая хорошая маленькая жена.
Мои губы приоткрываются в стоне, и он берет яблоко со стойки, засовывая его мне между зубов. Наклонившись, он смотрит мне в глаза, продолжая трахать пальцем, откусывая кусочек с противоположной стороны плода.
Булькающий звук вырывается у меня из горла, когда наши носы соприкасаются, моя киска сжимается вокруг него, когда молния облизывает мой позвоночник, создавая маленькие пожары на своем пути.
Отстраняясь, Кэл забирает яблоко с собой; я откусываю кусочек, жую и наслаждаюсь сладким привкусом на своих вкусовых рецепторах, зная, что он дал мне попробовать, потому что знал, что этого будет недостаточно.
Моя внутренность пульсирует от толчков оргазма, и когда он отстраняется, то выплевывает яблоко в ближайшую мусорную корзину и подносит пальцы к губам, облизывая мои соки.
Ухмыляясь, как хищник, который только что поймал свою добычу, он отступает назад, так что оказывается в спальне, затем указывает через плечо на дверь.
До сих пор я не понимала, что она открыта, и когда заглядываю в короткий коридор, мои щеки заливает жар.
Красноволосая сотрудница стоит в конце коридора спиной к нам и готовит напитки в мини-баре.
– Не забудь одеться, прежде чем присоединиться к нам, – говорит Кэл, подмигивая мне. Чувство унижения захлестывает меня, и я наклоняюсь, натягивая простыню обратно, чтобы она прикрыла меня. – Мы приземляемся через пятнадцать минут.








