Текст книги "Королевство гнева и тумана (ЛП)"
Автор книги: Сара Маас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Она слепая?
Кивок.
– Но другие ее органы чувств смертельны. Так что будь быстрой и тихой. Найти мою вещь и бегом выбирайся оттуда, Фейра. Его руки задержались на моих ногах, обхватывая их сзади.
– А если она заметит меня?
Его руки слегка сжались.
– Тогда мы точно узнаем, на что ты способна.
Жестокий, коварный ублюдок. Я свирепо на него посмотрела.
Рис пожал плечами. – Или ты предпочтешь, чтобы я запер тебя вместе с горой еды в Доме Ветра и заставил носить красивую одежду и заниматься планированием моих вечеринок?
– Иди к черту. Почему бы не забрать эту вещь самому, если она тебе так дорога?
– Потому что Ткачиха знает меня, и если она меня поймает, цена будет очень высокой. Высшие Лорды не связываются с ней даже в самой плачевной ситуации. В ее кладовой есть много сокровищ, некоторые из них она хранила на протяжении тысячелетий. Большинство никогда не будут возвращены владельцам – Высшие Лорды не рискнут быть пойманными, все из-за законов, защищающих ее, и из-за боязни навлечь на себя ее гнев. А воры посланные по их приказу… либо не возвращаются, либо так никогда и не отправляются к ней, из опасений что их след приведет к Высшему Лорду. Но ты… Она не знает тебя. Ты относишься к каждому двору.
– Значит, я твоя охотница и воровка?
Его руки скользнули вниз и обхватили мои колени, и он сказал с лукавой улыбкой:
– Ты мое спасение, Фейра…
Глава 20
Рисанд рассеял нас в лес, который был старше, чем любое место, где мне доводилось побывать, и который словно обладал собственным сознанием.
Корявые буковые деревья плотно переплетались друг с другом, облепленные мхом и лишайником так основательно, что под ними практически невозможно было разглядеть кору.
– Где мы? – выдохнула я, едва осмеливаясь шептать.
Руки Риса находились в зоне досягаемости его оружия.
– В самом сердце Прифиана есть обширная пустая территория, разделяющая Север и Юг. А в ее центре находится наша священная гора.
Мое сердце пропустило удар, и я сосредоточилась на своих шагах сквозь папоротник, мох и корни.
– Этот лес, – продолжил Рис, – лежит на восточной границе этой нейтральной территории. Здесь нет никакого Высшего Лорда. Закон здесь творит тот, кто сильнее, подлее и хитрее. А Лесная Ткачиха находится на вершине пищевой цепи.
Деревья застонали, несмотря на то, что не было ветра, заставившего бы их колыхнуться. Нет, воздух здесь был тяжелым и затхлым.
– Амаранта не истребила их?
– Амаранта не была идиоткой, – сказал Рис, его лицо помрачнело. – Она не трогала этих существ и не тревожила лес. На протяжении многих лет я пытался найти способ манипулировать ею, заставить ее допустить эту глупую ошибку, но она ни разу не купилась на это.
– А сейчас мы тревожим его – и лишь из-за какого-то теста.
Он усмехнулся, звук отразился от серых камней, разбросанных по земле словно мраморные шарики из детской игры.
– Прошлой ночью Кассиан пытался убедить меня не брать тебя сюда. Я думал, он ударит меня.
– Почему? – я едва его знала.
– Кто знает? Кассиан, вероятно, будет больше заинтересован в том, чтобы затащить тебя в постель, а не защитить.
– Ты свинья.
– Ты ведь знаешь, что можешь сделать это, – сказал Рис, придерживая ветку сухого бука, чтобы я могла проскользнуть под ней. – Если ты вдруг захочешь двигаться дальше в физическом плане – я уверен, что Кассиан будет более чем рад помочь.
Это само по себе уже напоминало испытание. И оно меня настолько взбесило, что я пропела:
– Тогда скажи ему прийти ко мне в комнату сегодня вечером.
– Если ты переживешь это испытание.
Я остановилась на вершине небольшого, покрытого коркой лишайника камня.
– Похоже, тебе нравится сама мысль, что я не справлюсь.
– Совсем наоборот, Фейра, – он прокрался туда, где я стояла на камне. Я была практически на одном с ним уровне глаз. В лесу стало еще тише – казалось, деревья еще ближе прильнули друг к другу, словно ловя каждое наше слово. – Я дам знать Кассиану, что ты… открыта для его заигрываний.
– Прекрасно, – сказала я. Выхолощенный воздух обрушился на меня подобно вспышке мрака. Та сила в моих костях и крови всколыхнулась в ответ.
Я попыталась спрыгнуть с камня, но он схватил меня за подбородок – движение слишком быстрое, чтобы его предотвратить. Его слова были смертельно ласковыми, когда он спросил:
– Насладилась зрелищем того, как я стоял перед тобой на коленях?
Я знала, что он слышал, как мое сердце оглушительно забилось. Я послала ему в ответ маленькую злобную ухмылку, кое-как вырвала подбородок из его хватки и соскочила с камня. Я могла нацелиться на его ноги. А он мог отойти в сторону, чтобы избежать этого.
– В любом случае, разве это не все, на что вы мужчины годитесь? – однако мои слова были напряженными, почти задыхающимися.
Его ответная улыбка вызвала во мне ощущение шелковых простыней и жасминового бриза в полночь.
Опасная черта – к которой Рис толкнул меня, отвлекая от того, с чем я вот-вот столкнусь, от того, какой разбитой я была внутри.
Злость, этот… флирт, раздражительность… Он знал, что они делали меня сильней, были моей единственной опорой.
Тогда то, с чем я сейчас столкнусь, действительно должно быть ужасным – раз он хотел, чтобы я вошла туда рассерженной, думающей о сексе, о чем угодно, кроме Лесной Ткачихи.
– Хорошая попытка, – хрипло сказала я. Рисанд лишь пожал плечами и направился вперед к деревьям.
Ублюдок. Да, это всего лишь чтобы отвлечь меня, но..
Я устремилась за ним так тихо, как только могла, намереваясь сбить его с ног и ударить кулаком по позвоночнику, но он поднял руку, остановившись перед поляной.
Маленькая, выбеленная хижина с соломенной крышей и наполовину разрушенным дымоходом в ее центре. Обычная, почти как у людей. Здесь был даже колодец, его ведро висело на каменном вороте, а охапка дров лежала под одним из круглых окон хижины. Ни звука или света внутри – не было даже струйки дыма из дымохода.
В лесу затихло несколько птиц. Не полностью, но их щебет сошел к минимуму. И… там.
Льющееся из домика прекрасное, ровное пение.
В таком месте я бы остановилась, чтобы утолить жажду или будучи голодной, или даже в поисках крова на ночь.
Возможно, это была ловушка.
Деревья вокруг поляны находились так близко друг к другу, практически цеплялись ветвями за соломенную крышу, что вполне могли сойти за прутья клетки.
Рис кивнул в сторону хижины, кланяясь с театральной грацией.
Внутрь, наружу – и ни звука. Найти предмет, каким бы ни был, и стащить его из-под носа слепого человека.
А потом бежать сломя голову.
Покрытая мхом земля вела прямо к слегка приоткрытой входной двери. Кусочек сыра. А я была глупой мышью, что вот-вот клюнет на него.
Рис пожелал мне удачи одними губами, его глаза засияли.
Я показала ему неприличный жест и медленно и молча направилась к входной двери.
Казалось, лес наблюдал за каждым моим шагом. Когда я обернулась, Риса уже не было.
Он не сказал, вмешается ли, если я окажусь в смертельной опасности. Пожалуй, мне все же стоило спросить.
Я избегала любых листьев и камней, следуя узору движений, который какая-то часть моего тела – часть, что не было создана Высшими Лордами – все еще помнила.
Словно пробуждаясь. Именно так я это чувствовала.
Я миновала колодец. Ни пятнышка грязи, ни один камень не казался лишним. Идеальная, прекрасная ловушка – предупредила смертная часть меня. Ловушка с тех времен, когда люди еще были добычей; сейчас же она походила на более умную, бессмертную игру.
Я больше не была жертвой, решила я осторожно подходя к двери.
И я не было мышью.
Я была волчицей.
Я обратилась в слух стоя на пороге, его камни были потертыми, словно много-много пар обуви прошло по ним и, скорее всего, больше не вернулось. Слова ее песни теперь стали отчетливыми, ее голос был приятным и красивым, словно солнечный свет в ручье:
«Жили двери сестры, отправились они играть,
Чтобы за кораблями отца понаблюдать…
Приблизившись к морской волне
Старшая толкнула младшую навстречу ей.»
Сладко-медовый голос поющий древнюю, ужасную песню. Я слышала ее раньше – немного измененную, но ее пели люди, которые не имели ни малейшего понятия, что она брала своё начало из уст фейри.
Я послушала еще некоторое время, стараясь услышать еще кого-нибудь. Но там был только топот, гудение какого-то устройства и песня Ткачихи.
«Иногда она тонула, иногда всплывала,
Пока к плотине мельника ее тело не попало.»
Мое дыхание стало тяжелым, но я выровняла его – тихо вдыхая-выдыхая воздух ртом. Я приоткрыла входную дверь всего на дюйм.
Ни скрипа, ни визга ржавых петель. Еще одна деталь прекрасной ловушки, практически приглашавшая воров внутрь. Когда дверь была достаточно широко открыта, я заглянула внутрь.
Большая комната с маленькой закрытой дверью на противоположном конце. Ряды полок от пола и до потолка образовывали стены, заполненные разными побрякушками: книгами, ракушками, куклами, травами, гончарными изделиями, обувью, кристаллами, еще книгами, драгоценностями… На потолке на деревянных стропилах висели самые разные цепи, мертвые птицы, платья, ленты, узловатые кусочки дерева, нити жемчуга…
Лавка старьевщика – какой-то бессмертной барахольщицы.
И эта барахольщица…
В сумраке хижины стояло большое прядильное колесо, покрытое трещинами и изношенное временем.
И перед этой древней прялкой спиной ко мне сидела Ткачиха.
Ее густые волосы были цвета насыщенного оникса, они спадали на ее тонкую талию в то время, как она работала за колесом; ее белоснежные руки подавали и накидывали нить вокруг острого как шип веретена.
Она выглядела молодой, ее серое платье было простым, но элегантным и переливалось в тусклом лесном свете, проникающем сквозь окна, когда она пела голосом, полным сверкающего золота:
«Но что он сделал с ее грудиной?
Он создал альт, чтобы на нем поиграть.
Что он сделал с ее маленькими пальчиками?
Он создал колки своему альту под стать.»
Волокно, что она заправляла в колесо, было белым и мягким. Как шерсть, но… Какой-то человеческой частью сознания я знала, что это была не шерсть. И поняла, что мне не хочется знать, с какого существа она это взяла, из кого она пряла эти нити.
Потому что на полке прямо за ней друг на друге стояли катушки нитей – любого цвета и текстуры. А на полке, чтобы была близ нее, протянулось множество рядов этих тканых нитей – тканых, сообразила я, на огромном ткацком станке, практически скрытом во тьме около очага. На ткацком станке Ткачихи.
Я пришла в день прядения – пела ли бы она, явись я в день плетения? Я уже знала ответ, скрытый в этом странном, наполненном ужасом запахе, исходящем от рулонов ткани.
Волчица. Я была волчицей.
Я ступила в хижину, избегая разбросанного по земляному полу мусора. Она продолжала работать; ее колесо весело дребезжало, создавая невероятный контраст с ее ужасной песней:
«И что же он сделал с носовым гребешком?
На корпусе альта подставкой устроил верхом.
Что он сделал с её венами столь голубыми?
Струнами на альте они стали отныне.»
Я осмотрела комнату, стараясь не вслушиваться в текст.
Ничего. Я не чувствовала… ничего, что могло подтолкнуть меня к одному конкретному предмету. Наверное, было бы настоящим облегчением, если бы я действительно не была той единственной, кто сможет отследить Книгу – если бы сегодня не было началом того, что определенно будет чередом напастий.
Ткачиха сидела там, работая.
Я изучала взглядом полки, потолок. Время истекало. Мое время истекало, и его практически не осталось.
Рис отправил меня на безнадежное дело? Может быть, здесь ничего и не было. Может, этот предмет уже забрали. Такое было бы вполне в его духе. Поддразнить меня в лесу, увидеть какого рода вещи заставят мое тело среагировать.
И может, в тот момент я обижалась на Тамлина достаточно, чтобы насладиться той смертельной долей флирта. Наверное, я была таким же монстром как и женщина, что пряла передо мной.
Но если я была монстром, тогда и Рис им был, предположила я.
Рис и я были одинаковыми – не только из-за силы, что он мне подарил. Я бы не удивилась, если бы Тамлин тоже возненавидел меня, как только понял, что я и правда ушла.
Затем я почувствовала это – словно хлопок по плечу.
Я повернулась, наблюдая одним глазом за Ткачихой, а другим за комнатой, обходя лабиринт столов и мусора. Он притягивал меня к себе словно маяк – луч света, в котором сквозила полуулыбка Рисанда.
«Здравствуй», казалось, он говорил. «Ты наконец пришла забрать меня?»
Да – да, хотелось сказать мне. Даже когда часть меня желала совсем другого.
Ткачиха пела позади меня:
«Что он сделал с глазами столь ясными?
В альт вставил с рассветом красным
Что он сделал с языком столь жестким?
С языком новым и звук стал четким.»
Я последовала за пульсацией – по направлению к висящей у очага полке. Ничего. И на второй полке ничего. Но на третьей, чуть выше уровня глаз… Там.
Я почти почувствовала его солоновато-цитрусовый запах. Костерез был прав.
Я поднялась на цыпочки, чтобы изучить полку. Старый нож для писем, книги, обтянутые кожей, к которым мне не хотелось прикасаться или нюхать, горсть желудей, потускневшая корона из рубинов и яшмы, и…
Кольцо.
Кольцо из переплетенных золотых и серебряных нитей, с вкраплениями жемчуга и украшенное глубоким, насыщенным синим камнем. Словно сапфир, но что-то другое. Я никогда не видела такого сапфира, даже в мастерской моего отца. Этот… Я готова была поклясться, что в этом тусклом свете круглая, непрозрачная поверхность камня излучала очертания шестиконечной звезды.
Рис – на нем стояло имя Риса.
Он отправил меня сюда за кольцом?!
Ткачиха пела:
«Третья струна зазвучала сперва,
Узрите вон там моего отца-короля».
Я наблюдала за ней еще мгновение, оценивая расстояние между полкой и открытой дверью. Схвачу кольцо, и через секунду я выберусь. Тихо, тихо, спокойно.
«Потом зазвучала вторая струна,
Узрите вон там мою мать, что царевной была.»
Я опустила руку к одному из привязанных к моим бедрам ножу. Когда я вернусь к Рису, возможно, я ударю его им в живот.
Это быстрое, мимолетное воспоминание о фантомной крови, покрывающей мои руки. Я знала какого это – вонзать кинжал в кожу, кости и плоть. Знала, как будет стекать кровь, как он будет стонать от боли…
Я отгородилась от этой мысли, даже когда могла почувствовать кровь тех фейри, стекающую по той моей человеческой части, которая не умерла и не принадлежала никому, кроме несчастной меня.
«И вот зазвучали три струны:
«Узрите вон там мою сестру, что утопила меня, по желанию своему.»
Моя рука была тихой, словно последний вдох умирающего, когда я схватила кольцо с полки.
Ткачиха перестала петь.
Глава 21
Я замерла. Кольцо теперь покоилось в кармане моей куртки. Она закончила последнюю песнь, может быть, она начнёт другую.
Может быть.
Прядильное колесо начало замедляться.
Я сделала шаг в сторону двери. Затем другой.
Все медленнее и медленнее, каждый оборот древнего колеса становился длиннее предыдущего.
Всего десять шагов до двери.
Пять.
Колесо совершило последний оборот, так медленно, что я могла различить каждую его спицу.
Два шага.
Я повернулась к двери в тот момент, когда она дернула белоснежной рукой, хватая колесо и полностью останавливая его.
Дверь с лязгом закрылась передо мной.
Я рванулась к ручке, но ее там не было.
Окно. Нужно добраться до окна..
– Кто в моем доме? – мягко спросила она.
Страх… Чистый, концентрированный страх накрыл меня, заставляя вспомнить. Вспомнить, каково это – быть человеком, слабым и беспомощным. Вспомнить, каково это – сражаться за свою жизнь, за каждый вздох и быть готовой сделать что угодно, лишь бы остаться живой.
Я добралась до окна рядом с дверью. Запечатано. Ни единой защелки, никакой возможности открыть его. Только стекло, но оно не было стеклом. А чем-то крепким и непробиваемым.
Ткачиха повернула свое лицо в мою сторону.
Волчица или мышь – это не имело значения, потому что я стала просто животным, пытающимся выжить.
Под её красивыми черными волосами, её гибкое молодое тело покрывала серая кожа, морщинистая, обвисшая и сухая. А там, где должны были сверкать её глаза, были черные гноящиеся впадины. Её губы иссохли до глубоких, чёрных вертикальных полос вокруг пасти, полной острых пеньков-зубов, будто она перегрызла слишком много костей.
И я знала, что вскоре она будет грызть мои кости, если я отсюда не выберусь.
Её нос – наверное когда-то дерзкий и красивый, а сейчас наполовину ввалившийся – расширился, когда она принюхалась в мою сторону.
– Что ты такое? – сказала она своим молодым и прекрасным голосом.
Выбраться. Выбраться, мне нужно выбраться…
Был другой выход.
Один самоубийственный, безрассудный выход.
Я не хотела умирать.
Я не хотела быть съеденной.
Я не хотела оказаться в той блаженной темноте.
Ткачиха поднялась со своей маленькой табуретки.
И я знала, что отведённое мне время кончилось.
– Что такое как все? – рассуждала она, делая изящный шаг в мою сторону, – но не похожее на всех?
Я была волчицей.
И я могу укусить, если меня загнать в угол.
Я рванулась к единственной зажженной свече на столе в центре комнаты. И швырнула её в стену с ткаными нитями – в эти ничтожные, темные катушки нитей. Сплетенные тела, кожи и жизни. Пусть они будут свободны.
Взметнулся огонь, и визг Ткачихи был таким пронзительным, что я подумала, что моя голова сейчас взорвётся и кровь закипит в жилах.
Она бросилась к пламени, словно пытаясь потушить его своими безупречными белыми руками; её рот, полный сгнивших зубов, был открыт и издавал такие крики, будто в ней нет ничего, кроме чёрной преисподней.
Я помчалась к затемнённому очагу. Точнее, к камину и дымоходу над ним.
Дымоход узкий, но достаточно широкий для меня.
Недолго раздумывая, я схватилась за выступ и подтянулась вверх, выгибая руки. Сила бессмертных помогла мне преодолеть только часть пути, прежде чем я почувствовала слабость и истощение.
Я сама им позволила сделать меня такой слабой. Склонилась, поддалась, словно дикая лошадь со сломленным духом.
Закопченные кирпичи были шаткими и неровными. Идеально, чтобы по ним вскарабкаться.
Быстрее – я должна двигаться быстрее.
Но мои плечи царапались о кирпичи, и здесь воняло – мертвечиной и горелыми волосами, и был маслянистый налёт на камне, будто растопленный жир…
Крик Ткачихи резко прервался, когда я уже проделала половину пути по дымоходу, когда уже почти виднелся солнечный свет и деревья, а каждый мой вздох был практически всхлипом.
Я ухватилась за следующий кирпич, ломая ногти, и подтянулась вверх настолько яростно, что узкое каменное пространство отозвалось болью в руках, и..
И я застряла.
Застряла, когда Ткачиха зашипела откуда-то снизу:
– Что за маленькая мышка ползает по моему дымоходу?
У меня было достаточно места, чтобы посмотреть вниз, как раз в тот момент, когда разлагающееся лицо Ткачихи появилось внизу.
Она положила свою молочно-белую руку на выступ, и я осознала, насколько мизерно расстояние между нами.
Из моей головы исчезли все мысли.
Я попробовала протолкнуться в тисках дымохода, но не смогла сдвинуться с места.
Я здесь умру. Меня стащат вниз эти красивые руки, меня растерзают и съедят.
Возможно я буду еще жива, когда она вцепится в мою плоть своим жутким ртом, и будет грызть и рвать, и кусать..
Черная волна паники накатила на меня, и я снова оказалась в ловушке Под Горой недалёко отсюда, в грязной траншее, и Мидденгардский Червь надвигался на меня. Я почти сбежала, почти…
Я не могла дышать, не могла дышать, не могла дышать..
Ногти Ткачихи заскребли по кирпичам, когда она начала карабкаться.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет..
Я толкалась и толкалась о кирпичную стену.
– Думаешь, можешь украсть у меня и сбежать, воришка?
Я бы предпочла Мидденгардского Червя. Предпочла бы его огромные, острые зубы, чем её сколотые пеньки.
Прекрати.
Реальность прошла сквозь темноту моего сознания.
И голос был моим.
– Прекрати, – сказал он – сказала я.
Дыши.
Думай.
Ткачиха подбиралась ближе, кроша кирпичи руками. Она ползла как паук, а я была мухой в ее паутине..
Прекрати.
И это слово заглушило все остальное.
Я изрекла его.
Прекрати, прекрати, прекрати.
Думай.
Я пережила Червя – пережила Амаранту. И меня одарили способностями. Внушительными способностями.
Такими, как сила.
Я была сильна.
Я ударила рукой по стене дымохода, настолько низко, насколько дотянулась. От посыпавшихся вниз обломков Ткачиха зашипела. Собрав всю силу, я снова ударила кулаком.
Я не домашнее животное, не кукла, и не зверь.
Я выжила, и я сильна.
Я больше не буду слабой и беспомощной. Я не сломаюсь, и меня не сломят. Не приручат.
Я снова и снова ударяла кулаком по кирпичам, и Ткачиха остановилась.
Остановилась на достаточное время, чтобы расшатанный мною кирпич успел скользнуть прямо в мою ладонь. И чтобы я успела запустить его в ее жуткое, ужасное лицо настолько сильно, насколько смогла.
Треснула кость, и она заревела, разбрызгивая черную кровь. Но я вышибала своими плечами стены дымохода, разрывая кожу под курткой. Я продолжала, продолжала и продолжала до тех пор, пока не стала камнем, ломающим камень, до тех пор, пока ничто и никто больше не сдерживал меня, пока я поднималась по дымоходу.
Я не смела останавливаться, добравшись до края трубы и поднявшись наружу, вывалившись на соломенную крышу. Которая вовсе не была покрыта соломой.
Это были волосы.
И весь этот жир, закоптивший дымоход, а теперь блестящий на моей коже… Эти волосы липли ко мне. Комочками, прядями и пучками. К горлу подступила желчь, но в этот момент входная дверь распахнулась.
Нет. Не туда. Не на землю.
Вверх, вверх и вверх.
Ветка дерева висела низко и близко, и я карабкалась по этой отвратительной крыше, стараясь не думать, на кого или на что я наступаю, что прилипает к моей коже, моей одежде. Спустя мгновение я прыгнула на ждущую меня ветку, продираясь сквозь листья и мох, когда Ткачиха закричала:
– ГДЕ ТЫ?
Но я уже бежала по дереву – бежала к другому, соседнему. Я перепрыгивала с ветки на ветку, царапая голые руки о кору. Где же Рисанд?
Я бежала дальше и дальше, сопровождаемая ее криками, однако они становились все более отдаленными.
Где ты, где ты, где ты…
И тут, развалившись на ветке дерева прямо передо мной, одной рукой держась за ее край, Рисанд протянул:
– Что, черт возьми, ты сделала?
Меня занесло при остановке, я загнанно дышала. Я думала, что мои легкие истекают кровью.
– Ты! – прошипела я.
Но он только поднял палец к своим губам и рассеялся ко мне, затем подхватил меня за талию одной рукой, а другой за шею, и перенес нас подальше отсюда..
В Веларис. Прямо над Домом Ветра.
Мы падали вниз, и у меня не хватило воздуха, чтобы закричать, как в то же мгновение появились его крылья, широко расправляясь, и он выровнял падение. Мы плавно парили… прямо в открытые окна, скорее всего, зала военного совета. Там был Кассиан, спорящий о чем-то с Амрен.
Оба замерли, когда мы приземлились на красный пол.
Позади них, на стене было зеркало, и увидев в нем свое отражение, я поняла, почему они так пялились.
Мое лицо было исцарапано и залито кровью, и я вся была покрыта грязью и жиром – вареным жиром – и кирпичной пылью, и прилипшими ко мне волосами, и я пахла…
– Ты пахнешь, как барбекю, – сказала Амрен, сморщившись.
Кассиан расслабил руку на рукояти боевого ножа на его бедре.
Я все еще тяжело дышала, пытаясь восстановить дыхание. Приставшие ко мне волосы царапались и щекотали, и…
– Ты убила ее? – спросил Кассиан.
– Нет, – ответил за меня Рис, чуть собирая крылья. – Но учитывая то, как кричала Ткачиха, я просто умираю от любопытства, что же дорогая Фейра сделала.
Жир… На мне были жир и волосы людей..
Меня стошнило на пол.
Кассиан выругался, но Амрен взмахнула рукой, и все это моментально исчезло как и не бывало – вместе с грязью на мне. Но я все равно ощущала на себе след всей этой грязи, останки людей, кирпичную пыль…
– Она… Каким-то образом обнаружила меня, – смогла произнести я, резко облокотившись о большой черный стол и вытирая свой рот о плечо своей кожаной куртки.
– Она заперла двери и окна. Поэтому мне пришлось выбираться через дымоход. И я застряла, – добавила я, когда брови Кассиана поползли вверх, – а когда она попробовала лезть за мной, я кинула ей в лицо кирпич.
Молчание.
Амрен посмотрела на Рисанда.
– А где же был ты? – спросила она.
– Ждал, достаточно далеко, чтобы она меня не обнаружила.
Я зарычала на него:
– Мне бы не помешала помощь!
– Ты выжила, – сказал он, – и нашла способ себе помочь.
По твердому блеску в его глазах, я поняла, что он был в курсе моей паники, которая чуть меня не прикончила – то ли через ментальные щиты, которые я забыла поднять, то ли через очередную аномалию нашей связи. Он был в курсе и заставил меня ее выдержать.
Потому как, если бы меня это убило сейчас, то от меня бы не было никакой пользы, если бы это произошло в действительно важный момент – с Книгой. Все в точности, как он и сказал.
– Вот зачем все это было нужно! – я выплюнула. – Не только из-за этого глупого кольца! – я залезла в карман и ударила кольцом по столу, – не только чтобы проверить мои способности, но чтобы увидеть, смогу ли я обуздать свою панику?!
Кассиан снова выругался глядя на кольцо.
Амрен помотала головой, волна ее черных волос заколыхалась.
– Жестоко, но эффективно.
Рис только сказал:
– Теперь ты знаешь. Ты можешь использовать свои способности в поиске предметов, а значит и в поиске Книги в Летнем Дворе, а также ты можешь себя контролировать.
– Рисанд, ты придурок, – тихо сказал Кассиан.
Рис только сложил свои крылья с изящным хлопком.
– Ты бы сделал то же самое.
Кассиан пожал плечами, будто отвечая, что так бы и было.
Я посмотрела на свои руки, свои ногти – треснутые и в крови. И сказала Кассиану:
– Я хочу, чтобы ты научил меня сражаться. Чтобы стать сильной. Если твое предложение тренировок все еще в силе.
Брови Кассиана поднялись вверх, и он даже не посмотрел на Риса в поисках одобрения.
– Ты будешь называть меня придурком гораздо быстрее, если мы начнем тренировку. И я понятия не имею, как тренировать людей – на сколько ваши тела хрупки. Были хрупки, я имею ввиду, – добавил он, поморщившись. – Мы разберемся с этим.
– Я не хочу все время убегать, – сказала я.
– Бегство, – перебила Амрен, – спасло тебе сегодня жизнь.
Я проигнорировала ее.
– Я хочу научиться драться за свою жизнь. Я не хочу ждать кого-то, кто меня спасет. – Я посмотрела на Риса. – Ну? Я себя проявила?
Но он просто поднял кольцо и кивнул мне в знак благодарности.
– Это кольцо моей матери. – Будто это все объясняло и было ответом на все вопросы.
– Как же ты его потерял? – потребовала я.
– Я его не терял. Моя мать подарила его мне на память, но потом забрала обратно, когда я достиг зрелости, и отдала его Ткачихе на хранение.
– Почему?
– Чтобы я его не потерял.
Глупость и идиотизм и… я хотела принять ванну. Я хотела тишины и ванну. Мысль об этих вещах была настолько сильна, что мои колени подогнулись.
* * *
Я практически не смотрела на Риса, когда он взял меня за руку, расправил крылья, и мы взмыли, вылетев через окно. Мы падали вниз в течение пяти оглушительных и диких ударов сердца, прежде чем он рассеял нас в мою комнату в городском домике. Горячая ванна уже наполнялась. Пошатываясь, я направилась к ней, ощущая удар истощения, когда Рис спросил:
– А как насчет тренировки других твоих… способностей?
Сквозь поднимающийся от ванны пар я ответила:
– Думаю, ты и я разорвем друг друга на кусочки.
– Да, наверняка. – Он облокотился о косяк двери в ванную комнату. – Но иначе было бы скучно. Считай наши с тобой тренировки официально частью твоих рабочих обязанностей с этого времени. – Он дернул подбородком. – Давай, попробуй пройти сквозь мои щиты.
Я знала, о каких щитах он говорил.
– Я так устала. И ванна остынет.
– Обещаю, это займет пару мгновений, и она все еще будет горячей. Или же, если ты отточишь свои способности, то сможешь позаботиться об этом сама.
Я нахмурилась. Но сделала шаг к нему, потом другой – заставляя его сделать шаг назад, второй, в комнату. Фантомный жир и прилипшие волосы напомнили мне о том, что он сделал…
Я удерживала его взгляд, его фиолетовые глаза мерцали.
– Ты чувствуешь ее, не так ли? – сказал он, заглушая журчащее чирикание птиц в саду. – Силу, перетекающую под твоей кожей, мурлыкающую тебе на ушко?
– И что, если так?
Он пожал плечами.
– Я удивлен, что Ианта до сих пор не вскрыла тебя на алтаре, чтобы узнать, как эта сила выглядит изнутри.
– Каковы конкретно причины такого твоего отношения к ней?
– Я считаю, что образ Высших Жриц стал слишком извращен по сравнению с тем, какими они когда-то были и какими обещали быть. И Ианта одна из самых худших.
Мой желудок стянулся в тугой ком.
– Почему ты так говоришь?
– Пройди сквозь мои щиты, и я покажу тебе.
Теперь мне понятна смена темы разговора. Провокация. Наживка.
Удерживая его взгляд… Я позволила себе утонуть в нем. Я позволила себе представить эту линию между нами – луч сплетенного света… И на другом конце нашей связи был его ментальный щит. Черный, сплошной и непреступный. И никакого пути внутрь. Однако, однажды я уже смогла проскользнуть… не знаю как. – На сегодня с меня достаточно тестов.
Рис пересек расстояние в два шага между нами.
– Высшие жрицы проникли в некоторые Дворы – Рассвета, Дня и Зимы в основном. Они настолько укоренились в них, что их шпионы теперь повсюду, их последователи поклоняются им как фанатики. И все же, в эти пятьдесят лет, им удалось ускользнуть. Спрятаться. Я бы не удивился, если бы узнал, что Ианта специально искала способ пробраться в Весенний Двор и укрепиться в нем.
– Ты хочешь сказать, что все они злодейки с черными сердцами?
– Нет. Некоторые из них. Есть Жрицы милосердные, бескорыстные и мудрые. Но есть и исключительно лицемерные… Впрочем, как раз таких я и считаю самыми опасными.
– А Ианта?
Искра понимания в его глазах.
Он действительно мне не скажет. Он будет вертеть этим, как куском мяса перед моим носом..
Я сделала выпад. Слепо, дико, я отправила свою силу по этой линии между нами.
И вскрикнула, когда она врезалась в его внутренние щиты, отголоски удара эхом отразились во мне, словно я ударила что-то своим телом.
Риз усмехнулся, и я увидела огонь.
– Достойно восхищения… Пока сыро, но это была замечательная попытка.
Немного запыхавшись, я закипела.
Но он сказал:
– Только за старание… – и взял мою руку в свою. Связь натянулась, это пульсирующее нечто под кожей, и..
Там была тьма, и колоссальное ощущение Его по другую сторону мысленной преграды из черного адаманта. Этот щит был бесконечным, результат того, что на него охотились, атаковали и ненавидели половину тысячелетия. Я провела мысленной рукой по этой стене.
