Текст книги "Источник счастья"

Автор книги: Сара Блэкборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Вот видишь? – неловко улыбнулся Гейб.

– Споткнуться может каждый, – философски заметила Николь.

– Я все время спотыкаюсь, – сказал он с горечью. – Я могу ходить, только опираясь на палку и то не далеко. К концу дня у меня болит каждая косточка и часто мучают головные боли, но это не самое страшное. Я не могу даже найти слов, чтобы описать приступы депрессии, которые длятся неделями. К тому времени, как мне удается побороть их, я уже не человек. Поверь, я не лукавлю, когда говорю, что не смогу жить с кем-нибудь. Не смогу переносить сочувствие и даже не уверен, что смогу любить. Разве ты не понимаешь, Ники? Я не хочу, чтобы ты стала моей нянькой.

Последние слова напоминали крик раненого животного. Гейб бессильно уронил голову на руки. Не думая о том, что делает, Николь заключила его в объятия и стала нежно ласкать, приговаривая:

– Любовь моя, я здесь. Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Из ее глаз лились слезы, словно Николь оплакивала впустую потраченные годы, когда Гейб нуждался в утешении, а она не могла дать ему это. Он решил бороться один, но страдания вконец измотали его, и теперь, похоже, наступил катарсис.

Гейбриел слегка отодвинулся, очевидно, приступ слабости прошел. Его напряжение передалось Николь, которая вдруг с ужасом вспомнила только что произнесенные им слова: «Я не хочу, чтобы ты стала моей нянькой».

– Я уже в порядке, – натянуто улыбнулся Гейб. – Твой порыв очень мил, но, уверяю, жалеть меня не надо.

Не обращая внимания на эти слова, Николь взяла в ладони его лицо и поцеловала. Это был нежнейший из всех поцелуев, которые она когда-либо дарила Гейбу.

Когда девушка отстранилась, Гейб, сделав над собой усилие, заговорил:

– Это выдумка, что страдания облагораживают. Они сделали меня брюзгливой свиньей. Очень мило, что ты по-прежнему дружелюбно относишься ко мне, несмотря на то, как я поступил с тобой.

Она улыбнулась и в следующую фразу вложила всю проникновенность, на которую только оказалась способна.

– Я всегда была твоим лучшим другом. И остаюсь им.

– Спасибо, – вздохнул он. – Но, думаю, сейчас тебе лучше уйти.

С отчаянием Николь поняла, что Гейб по-прежнему не желает идти на сближение. Однако действительно пора уходить. Она настолько была обескуражена, что собиралась покинуть помещение тем же способом, что и проникла в него – через балконную дверь, но Гейбриел укоризненно покачал головой.

– Не сюда. Я провожу тебя до парадной двери.

Николь не стала спорить, ей было все равно. В холле на пути странной процессии возникла обеспокоенная миссис Коллинз.

– Сэр, возле дверей околачивается какой-то весьма подозрительный тип. Может быть, позвонить в полицию?

– Это всегда успеется, миссис Коллинз. У здешних жителей странная привычка ходить в гости без приглашения. – Он покосился на Николь. – Сейчас посмотрим, кто к нам пожаловал.

Когда Гейб открыл дверь, топтавшийся на улице человек шагнул по направлению к свету.

– О, да это Джон, – удивилась девушка.

– Николь, с вами все в порядке? – донеслось с улицы.

– Подойдите сюда, – милостиво разрешил Гейбриел.

Молодой человек продемонстрировал покладистость.

– Я хотел убедиться, что Николь благополучно доберется домой, вот и решил подождать, – запинаясь, пояснил Джон. – Я видел, как она вошла сюда и… Знаете ли, сейчас скользко, да и стемнело…

– Вы поступили по-рыцарски, – с мрачной иронией одобрил Гейб. – Мисс Бэйкон уже уходит. Доброй ночи.

Николь пробормотала пожелания доброй ночи и шагнула в морозную темень, услышав, как дверь за спиной тут же захлопнулась.

– Вы уж не сердитесь, что я здесь околачивался, – промямлил Джон. – Я просто беспокоился за вас после того, как Питер рассказал мне, что за грубиян новый хозяин «Вязов».

– Очень любезно с вашей стороны, – равнодушно поблагодарила Николь.

– В чем дело? Вы плакали?

– Нет.

– Но я же вижу, что плакали. Черт бы побрал этого типа, он довел вас до слез. – Джон обнял ее за плечи. – Пойдемте, дорогая. Сейчас вы почувствуете себя лучше.

В воротах он пропустил девушку вперед и, когда вышли за пределы усадьбы, снова обнял. Молодые люди не оглядывались, поэтому не видели, что штора в одном окне была приподнята до тех пор, пока они не исчезли из виду.

3

– Джон рассказал, что вы отважились потревожить медведя в берлоге, – заметил Питер, внимательно глядя на заснеженную дорогу впереди, когда они с Николь вместе объезжали фермы.

– Я… что? – Николь вздрогнула и постаралась сосредоточиться.

– Я слышал, вы ходили к новому хозяину «Вязов». Джон говорит, вы были очень расстроены, когда уходили, поэтому я предположил, что и вам не удалось уговорить нашего нового соседа устроить рождественский праздник.

Со стыдом Николь вспомнила, что напрочь забыла о том, чтобы попытаться уговорить Гейба, провести вечер. Она так переволновалась, встретив его снова, что все остальное просто вылетело из головы. Надо ли говорить, что еще одна ночь прошла без сна? Давняя боль, которую Николь испытала, думая, что брошена, оказалась ничем по сравнению с новой болью, когда она узнала правду.

Бесполезно уверять себя, что любовь к Гейбу осталась в прошлом. Не это ли чувство заставило ее обнимать и целовать одинокого калеку прошлой ночью? Эхо любви упорно возвращалось вместе с надеждой на счастье.

Заметив, что Питер как-то странно смотрит на нее, явно ожидая ответа, Николь спохватилась и отрицательно покачала головой.

– Нет, я не переубедила его. – И поспешила переменить тему: – Мы сейчас недалеко от фермы Джексона. Я хотела бы взглянуть на Молли.

– Думаю, с ней все в порядке, – заметил Питер. – При малейшем намеке на опасность, угрожающую жизни этого спаниеля, Стэн кидается к телефону и бьется в истерике. Никогда не встречал человека, который столько внимания уделял бы собаке.

– Я бы все-таки хотела осмотреть ее. Время родов уже подходит.

Питер ухмыльнулся.

– Хорошо. По правде говоря, мне кажется, что вы больше беспокоитесь о старике.

– Да, это так. Он всегда один, из собеседников только портреты, а вместо задушевных бесед – воспоминания.

– Знаю. Печально, конечно, но заметьте: в том, что он один, его собственная вина. Он мог бы жить, окруженный детьми, если бы не поссорился с ними.

– А что они не поделили?

– Да нет, здесь дело в другом. Главная проблема Джексона в том, что он упрям как осел. Все должны поступать только так, как хочет он. Его дети терпели-терпели тиранство, но, в конце концов не выдержали и сбежали. Молли идеальный товарищ, потому что никогда не перечит.

– И Стэн боится, что может ее потерять, – заметила Николь.

– Почему он ее потеряет? Молли пусть и не первой молодости, но совершенно здорова. Если вам очень уж хочется осмотреть эту собаченцию, я заброшу вас на ферму Джексона, а сам поеду осмотрю быка у Холла и заеду за вами на обратном пути.

Николь увидела Молли, как только вошла в ворота. Метя ушами снег, спаниелька, переваливаясь, гуляла по двору.

Николь тепло поприветствовала хозяина, за что удостоилась приглашения выпить чашечку чаю. Пока Джексон колдовал над чайником, девушка осмотрела собаку. Вымыв руки, она села за стол.

– Теперь недолго ждать. Думаю, после Рождества Молли станет мамой.

– С ней все будет в порядке? – воинственным тоном, за которым скрывался страх, осведомился Стэн.

– Полагаю, что да. Вы отличный хозяин, и она совершенно здорова, – успокоила старика Николь.

– Мне следовало сразу принять меры, как только обнаружилось это безобразие, – проворчал Стэн. – Не знаю, как я проморгал? Где она шлялась?

Николь предполагала, что Молли подружилась с бродячим кобелем и Стэн пребывал в неведении, пока брюшко его любимицы подозрительно не округлилось. Прервать беременность Стэн побоялся. Теперь, когда роды приближались, он жалел о своем решении. Николь успокоила старика, как могла.

Девушка маленькими глотками пила горячий чай, оглядывая старомодно обставленную комнату со множеством фотографий на стенах.

– Это мой сын Бак, – сообщил Стэн, проследив за ее взглядом. – Он уехал в Новую Зеландию, женился на девушке из местных.

– А у вас нет его свадебной фотокарточки?

Стэн передернул плечами.

– У Бака своя жизнь, а у меня своя. Он прислал мне письмо, в котором сообщал, что жена родила ему близнецов. Но с тех пор, о нем ни слуху ни духу. Да и не хочу я о нем ничего знать.

Молли закряхтела, старик наклонился и погладил ее. Ворчливые ноты исчезли из его голоса, когда он шептал что-то собаке. Николь подумала, что вряд ли дети Джексона видели от отца такую нежность. Она наблюдала за Стэном, опечаленная одиночеством старика, которое он сам себе избрал и не знал, как с ним покончить.

Она с облегчением услышала сигнал автомобиля.

– Это Питер заехал за мной. До свидания, мистер Джексон. Не беспокойтесь, все будет хорошо, но звоните мне в любое время, если почувствуете, что с собакой творится неладное.

– Не забудьте послать счет за визит.

Николь улыбнулась и покачала головой.

– Какой визит? Я просто заскочила выпить чашку чая.

Стэн что-то пробурчал, но девушке показалось, что на его губах мелькнула улыбка.

– Это так печально, – говорила она Питеру по дороге домой. – Даже если Молли благополучно разрешится от бремени, собачий век короток, а она уже не молода. Что будет со Стэном, когда пробьет ее час?

– Ну-ну, вы же ветеринар, а не социальный работник, – мягко напомнил Питер.

– Но домашние животные это же почти члены семьи. А уж собака для англичанина…

– Я ценю вашу доброту, но поймите, что невозможно взвалить на свои плечи заботы окружающих, как бы их ни было жалко. Этак вас надолго не хватит. А вообще-то все мы одиноки.

– Да, – тяжело вздохнув, согласилась Николь. – Я знаю.

Когда они вернулись в лечебницу, Джон только-только закончил операцию.

– К вам посетитель, – сообщил он Николь. – Тот человек, к которому вы ходили прошлой ночью.

– Боже мой! Этот эгоист из «Вязов»? – с усмешкой спросил Питер.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы его так называли, – более резко, чем намеревалась, сказала Николь.

– Простите, – поспешно извинился Питер. – Это у меня нервное. Вдруг ваши чары подействовали на него и каменный истукан смягчился? Тогда у нас появится шанс.

– Сейчас все выясним… Где он?

– В приемной.

Сердце Николь забилось сильнее, когда она открывала дверь в приемную. Когда девушка вошла, Гейбриел поднял голову. Он выглядел ужасно, видимо, тоже провел бессонную ночь. Об этом свидетельствовали черные круги под глазами. Он неуклюже встал.

– Гейб, что случилось? – взволнованно спросила Николь.

– Ничего. Я пришел, потому что… – Он запнулся. – Я знаю, ты только что вернулась с вызовов и, конечно, устала. Я отнимаю твое обеденное время?

– Нет, не беспокойся, – успокоила его Николь.

– Но тебе необходимо восстановить силы, впереди еще половина рабочего дня. Пойдем куда-нибудь пообедаем?

Николь хотела сказать, что не так уж и голодна, да и не устала вовсе, но передумала. Гейб, которого она знала, не имел привычки заискивать. А сейчас в голосе стоящего перед ней мужчины явно проскальзывали унизительно-просительные нотки.

– Принимаю приглашение, – улыбнулась она. – Спасибо.

Они отправились в маленькое кафе, где Николь часто бывала.

– Здесь нет официантов, – сообщила она. – Заказанное ставят на поднос, ты расплачиваешься и о тебе больше никто не вспоминает.

– Давай поступим так: ты заказываешь ланч на двоих, а я займусь поисками свободного столика.

Не дожидаясь ответа, Гейбриел сунул ей в руки деньги и захромал в темный угол, хотя свободные места были и в центре зала, и у окон. Николь понимала, почему Гейб предпочел полумрак – стеснялся шрамов, которые стали бы еще заметнее на безжалостном дневном свете. Однако Гейбриел Геллахер зря волновался. Он все еще был красив, а шрамы украшают настоящего мужчину. К тому же его внешность мало занимала Николь, она видела только человека, которого когда-то страстно любила. Но по тому, как Гейбриел низко склонил голову, Николь вдруг догадалась, что он не знает этого и боится, что его обезображенное лицо оттолкнет бывшую возлюбленную.

– Гейб, не стоит переживать из-за внешности, – тихо сказала она.

– Тебе легко говорить. Я помню, каким было мое лицо, и не уверен, что смогу когда-нибудь смириться с новым обликом. Зря мы сюда пришли, здесь слишком людно. Начнут на меня глазеть… Мне следовало пригласить тебя в «Вязы».

– Почему же ты этого не сделал?

– Боялся, что не придешь.

– Напрасно, – улыбнулась Николь.

– Я не по-джентльменски вел себя прошлой ночью. Ты, конечно же обиделась?

– После того, что ты пережил, ты имел на это право.

– Не делай для меня скидок, Ники. Не оправдывай. Жалость унизительна.

– Прости, Гейб. – Она обругала себя за бестактность.

– И не извиняйся, когда я не прав, – неожиданно вспылил он.

Николь от изумления открыла рот, и Гейб слабо улыбнулся.

– Я предупреждал, что характер у меня стал скверным. Видишь, чего ты избежала?

Девушка хотела сказать, что он не стал бы таким, если бы разделил свою боль с ней, но сдержалась.

– Ты что-то собирался мне сообщить?

– Просто вспомнил, что вчера даже не спросил, зачем ты пожаловала. Не ночью, а раньше, когда мы встретились у дома. Отправляясь в «Вязы», ты ведь не знала, что усадьбу купил я, правда?

– Не имела ни малейшего представления, – обрадовалась смене темы Николь. – Я просто хотела поговорить с новым владельцем «Вязов» и попытаться добиться разрешения на проведение традиционного рождественского вечера для детей. При мистере Джонсе всегда так было.

– А, понимаю.

– Питер сказал, что ты и слышать об этом не желаешь.

– И недели не прошло, как я туда въехал, а вы хотите, чтобы я сразу же устраивал праздники.

– Гейб, это настоящая причина твоего отказа? Или на самом деле ты решил отгородиться от мира?

– Это имеет значение?

– Пойми, праздник устраивают для больных детей и сирот, которые съезжаются сюда со всей округи. Это единственная их радость, они ждут Рождества и поездки в «Вязы» целый год. Многие дети слишком большие, чтобы их взяли на воспитание в семьи, те, которые помладше, ну… у них другие проблемы. Ты когда-то любил детей, Гейб. Это качество мне особенно в тебе нравилось. Я не верю, что ты очерствел.

– Да, у меня шрамы не только на лице и на теле, но и на душе. Когда видишь, как люди шарахаются от тебя, словно от прокаженного… А дети, о которых ты так хлопочешь, показывают на тебя пальцами… Не дай Бог тебе, Ники, испытать это на собственной шкуре. Дети, кстати, более жестоки, чем взрослые.

Николь молчала, думая, посмеет ли сделать следующий ход. Наконец она рискнула:

– Ты хочешь отнять у обездоленных детей праздник, потому что у тебя на лице шрамы. Но только пять минут назад ты просил меня не делать скидок, потому что жалость тебя унижает. Так вот. – Она глубоко вздохнула. – Твоя позиция жалка и не достойна мужчины.

Гейбриел нахмурился, но почти сразу же усмехнулся.

– Поймала меня на моих же словах!

– Итак, собираешься ли ты и дальше упиваться жалостью к себе или все же подумаешь о празднике для детей?

– Если я соглашусь, кто будет заниматься организационными вопросами?

– Мы. Тебе не придется ничего делать, – заверила Николь.

– Кто «мы»? Твоя кандидатура меня вполне устраивает, но я не хочу находиться среди незнакомых людей.

– А если я одна буду отвечать за все?

После долгой паузы Гейбриел кивнул:

– Я согласен. В конце концов, мне же не обязательно присутствовать на празднике, правда?

– Конечно. Но я надеюсь, ты сам захочешь…

– Посмотрим. Когда должно состояться это мероприятие?

– Двадцать третьего декабря. Это традиция.

– Хорошо, что я сдался, – криво усмехнулся он, – а то местные жители ели бы меня поедом.

Николь взяла бумажную салфетку и стала заворачивать в нее остатки булочек.

– У тебя так туго с деньгами? – удивился Гейбриел.

Сначала Николь не поняла, что он имеет в виду, а потом рассмеялась.

– Это не для меня, глупенький. Я кормлю уток на пруду. Пойдем, у меня как раз еще есть время до начала работы.

На пруд они пошли вместе. Гейб вдруг подумал, что Николь сказала «глупенький» совсем как раньше. Он стоял у полыньи и смотрел, как его спутница подзывает уток. Николь почти не изменилась, но все равно это была уже не та девушка, которую он помнил. Утки со всех сторон спешили к ней, чтобы схватить хлеб из ее руки.

Восемь лет перед мысленным взором Гейба стояла Николь, с любовью простирающая к нему руки. На каждом их свидании она подбегала к нему, раскрыв объятия. Расставаясь, она держала его за руку до последней минуты и заглядывала в глаза. Гейб не в силах был забыть ее полный любви взгляд. Эти воспоминания Гейб старался похоронить, потому что только так мог выжить и не сойти с ума.

Всего за несколько минут Николь удалось уничтожить стену отчуждения и неприязни, которую он старательно возводил между собой и людьми восемь лет. Гейб едва сдерживался, чтобы не обнять ее и не попросить вернуться.

Эту ночь он провел без сна, безуспешно пытаясь прогнать мысли о Николь. Только на рассвете немного забылся беспокойным сном, перед этим вспомнив, что не узнал причины ее появления в «Вязах», и, следовательно, у него есть повод нанести ответный визит. Он опасался, что, увидев его при дневном свете, Николь ужаснется, однако этого не случилось.

За то время, что они провели в кафе, Гейб вспомнил все, что когда-то любил в этой девушке: теплоту и нежное сострадание, юмор и умение рассуждать здраво. Он смотрел, как Николь смеется, кормя уток и разговаривая с ними, и думал, что, должно быть, сошел с ума, если согласился на эту вечеринку. Но если бы отказал, она бы плохо о нем подумала.

– Дай кусочек, – попросил Гейб. – Посмотрим, возьмут ли у меня.

Смеясь, Николь протянула оставшийся кусочек, но внимание Гейба привлекли ее руки. Он схватил их и осмотрел длинные и довольно глубокие царапины.

– Откуда это?

– Поранилась вчера ночью, когда разматывала проволоку на твоих воротах. Забыла прихватить инструменты, которыми обычно пользуюсь, взламывая жилища добропорядочных граждан, вот и пришлось действовать руками, – попыталась отшутиться она.

На лице Гейба промелькнуло раскаяние.

– Я не хотел причинить тебе боль.

– Я знаю, Гейб, – успокоила его Николь. – Это случайность. Думаю, трудно захлопнуть дверь в мир, не прищемив чьи-нибудь пальцы.

Гейбриел почувствовал, как в нем поднимается теплая волна нежности. Еще минута, и он начнет целовать эти царапины. Однако требовательное кряканье попрошаек-уток напомнило Гейбу, что надо бросить им хлеб. Чуть было не свалял дурака, подумал он и покрылся холодным потом. Нашарив в кармане ключ, он протянул его Николь.

– Вот, возьми. Это от парадной двери. Ты сможешь войти, если миссис Коллинз случайно не окажется дома, когда ты придешь готовить вечеринку.

– А где будешь ты?

– Уеду на весь день. У меня масса дел.

– Но, Гейб…

– Я не нужен тебе, Ники. Пользуйся домом как своим собственным. Делай, что хочешь. А теперь извини, мне действительно нужно идти.

Пока она подыскивала слова, чтобы выразить, как ей хочется присутствия Гейба на рождественском празднике, тот, хромая, ушел.

4

В день, когда должен был состояться рождественский праздник, Геллахер рано и плотно позавтракал, сел в машину и тронулся в путь, выбрав дорогу в объезд ветлечебницы. Он сделал все, что хотела Николь, и теперь умывает руки. К тому же пора осмотреть новые владения, состоявшие из нескольких маленьких ферм, и познакомиться с арендаторами.

Он начал с фермы Джулиана Кэлмена. Гейб ничего не знал об этом человеке, кроме того, что почерпнул из бухгалтерских книг: тот часто опаздывал с уплатой ренты. Вообще-то этим грешило большинство арендаторов. Когда Гейб изучал счета, его поразило, что арендная плата очень высока. Возможно, на это имелись какие-то причины, например, исключительное качество арендуемых земель. Он решил во всем разобраться.

Однако побывав на ферме Кэлмена, он усомнился в правильности своего предположения. Почва оказалась каменистой и трудной для обработки. Ветхие постройки требовали ремонта. Гейб осматривал коровник, когда подъехала старенькая машина. Несколько детишек с шумом выскочили из этой развалюхи и помчались в дом. Гейбриел увидел направляющегося к нему человека средних лет, который, очевидно, и был Джулианом Кэлменом. Его лицо поразило Гейба: приятное, добродушное, но на нем словно застыла маска нерешительности.

– Простите, что не смог встретить вас, – быстро сказал Кэлмен, безошибочно определив, что перед ним новый хозяин.

– Не извиняйтесь, – махнул рукой Гейб. – Это моя вина, что я приехал без предупреждения.

Но фермер занервничал еще больше.

– Может, вы хотите зайти погреться?

Внутри дом был безупречно чистым, но обстановка казалась убогой. Попытка приукрасить его перед Рождеством выглядела очень трогательно. Самодельные цепи из цветной бумаги пересекали комнату под потолком и гирляндами свисали со стен, а елка в углу была увешана конфетами в ярких фантиках, грецкими орехами в раскрашенной золотой краской скорлупе и немногими игрушками, которые, может, и блестели когда-то, но теперь потускнели от времени.

– Конечно, в это время года ферма выглядит не лучшим образом, – оправдывался Кэлмен.

– Я предпочитаю видеть вещи такими, какие они есть, – не задумываясь, ответил Гейбриел.

Этими словами он хотел успокоить их, но вся семья, включая детей, застыла в напряжении и смотрела со страхом.

Что такого я сказал? Почему они так испугались? – с удивлением подумал Гейб.

– Я вижу, вы ездили покупать подарки к Рождеству, – заметил он, стараясь говорить приветливо. Однако из-за его внутренней скованности эти слова прозвучали угрожающе.

Гейбриел снова удивился, заметив, что вся семья в испуге отступила от него. Миссис Кэлмен заслонила сумку, где лежали рождественские подарки.

– Просто кое-что для детей, – поспешно сказал Джулиан. – В их жизни мало удовольствий, но на Рождество… Вы понимаете…

– Конечно, – спешно прервал его Гейб, всегда чувствовавший себя неловко, когда перед ним унижались. – Я заехал ненадолго и не отниму у вас время, вы наверняка будете сейчас готовиться к празднику. Я лишь хотел познакомиться, а подробнее мы обсудим наши дела в январе, когда у меня в руках будут бухгалтерские книги. Ваш договор аренды скоро заканчивается, и его нужно продлить. Да?

– Да, но я думал, вы захотите все хорошенько осмотреть… – пробормотал Кэлмен.

Гейбриел заметил, что младший из детей с нескрываемым любопытством рассматривает его лицо, и сразу почувствовал себя неуютно. Шрамы вызывают у них отвращение. Вот почему эти люди смотрели на гостя со страхом. Он не мог больше оставаться здесь.

– Нет, спасибо, – отказался Гейбриел. – Я уже увидел все, что хотел. До свидания.

Геллахер не мог успокоиться, пока не проехал несколько миль. Его руки вцепились в руль, а тело от напряжения свело судорогой. Он думал об убогом хозяйстве Кэлмена и о чрезмерной ренте, которую сквайр Джонс взимал год за годом. Сквайр мог быть похожим на гнома стариком, который чтил рождественские традиции предков, но в то же время он являлся скаредным землевладельцем, равнодушным к трудностям арендаторов. Интересно, знает ли об этом Николь, подумал Гейб.

Придется провести серьезные реформы, начиная со снижения ренты и, возможно, предоставления беспроцентных ссуд арендаторам, чтобы помочь им приобрести новые машины для обработки земли. Или, может, самому купить самый лучший парк сельскохозяйственных машин и по дешевке сдавать в аренду фермерам.

Поглощенный этими мыслями, Геллахер заблудился в незнакомых местах и битый час колесил по округе, пока не нашел дорогу на Бердвуд.

Гейбриел не собирался возвращаться рано, но если все дела сделаны, почему бы не появиться в собственном доме? Кроме того, нужно посмотреть, во что Николь превратила «Вязы».

У крыльца стоял изрядно потрепанный пикап, из которого кто-то выгружал коробки и таскал в дом. Гейб узнал молодого человека, который приходил позапрошлой ночью за Николь. Тот сдержанно поприветствовал хозяина «Вязов» и продолжил свою работу. Пока Гейбриел, ковыляя, поднялся по лестнице и вошел в холл, молодой человек внес туда же последнюю коробку.

– Мы не познакомились, хотя, кажется, уже встречались, – вежливо заметил Гейб.

– Меня зовут Джон. Я ветеринар, работаю вместе с Николь. Она попросила меня привезти кое-что для вечера и сказала, что обо всем с вами договорилась.

– Совершенно верно, – подтвердил Гейбриел.

Он успел внимательно оглядеть Джона, который ему почему-то не понравился. Красивый, добродушный, веселый и вежливый малый. Один только недостаток – работает вместе с Николь, видит ее каждый день и исполняет ее поручения. Он терпеливо торчал у чужого дома ночью, чтобы проводить девушку домой. Их отношения пришлись Геллахеру не по душе. Разумеется, ему все равно, поскольку восемь лет назад он освободил свою невесту от каких бы то ни было обязательств. За это время она вполне могла найти человека, с которым ей будет хорошо. Но Джон все равно не нравился Гейбу.

– Я хочу извиниться перед вами. – Джон казался смущенным. – Бог знает, что вы подумали обо мне, обнаружив, что я слоняюсь возле вашего дома. Я просто беспокоился о Николь.

– … Которая исчезла в доме местного людоеда, – с иронией продолжил Гейбриел.

– Я думаю, что перестарался, – покраснел Джон. – Но я не мог не беспокоиться о ней. Понимаете…

– Это совершенно естественно. – И, вероятно, в припадке мазохизма Гейбриел добавил: – Вы влюблены в нее, не так ли?

– Неужели это так заметно? – Джон неловко засмеялся. – Я просто не могу иначе. Любой, кто знает Ники, я имею в виду – знает по-настоящему, не может не любить ее.

– В самом деле?

– Конечно. Когда познакомитесь с ней поближе, то поймете, что Николь замечательная личность.

– Сомневаюсь, что узнаю о мисс Бэйкон нечто новое, – холодно заметил Гейб. – Но она добилась своей цели, выудив у меня разрешение провести здесь праздник для детей.

– Ники очень настойчива, правда? – восторженно заметил Джон. – Когда она задается какой-нибудь целью, то делает для ее достижения возможное и невозможное.

– Простите, – прервал влюбленного молодого человека Гейбриел, – у меня дела.

Он удалился, проклиная свою уступчивость и зарекаясь впредь пускаться в подобные авантюры. Оглянувшись, он увидел быстро входившую в дом Николь. Гейбриел шагнул в темный угол, решив понаблюдать за девушкой. Когда же увидел, как радостно Николь приветствовала Джона, на душе заскребли кошки.

– Какой вы проворный, Джон, – услышал Гейб. – Боюсь, впереди нас ждет еще много работы.

– Ваш рыцарь в блестящих доспехах готов, моя леди, – ответил зардевшийся от похвалы молодой человек. – Дайте мне любое задание. Чтобы получить в награду одну только вашу улыбку, я готов на все.

Николь мелодично рассмеялась и нежно сказала:

– Что ж, вот вам первое поручение. Пойдите к миссис Эберс и заберите торты.

– Я просил задание, а вы доверяете мне совершить подвиг. Пожалуйста, Ники, смилуйтесь, – взмолился Джон. – Она страшная женщина.

– Миссис Эберс милейшее создание, – возразила Николь.

– Она обращается ко мне «молодой человек» таким тоном, которому позавидовал бы любой сержант. И заставляет меня стоять чуть ли не навытяжку и выслушивать бесконечные истории о том, как ее торты получали призы на праздниках и…

– Миссис Эберс старая и одинокая, – покачала головой Николь. – Будьте с ней полюбезней.

– Идущие на смерть приветствуют тебя! – Джон чмокнул девушку в щеку и быстро исчез.

С нежной улыбкой на лице Николь стояла на пороге, глядя вслед удаляющейся фигуре. Гейбриел, затаив дыхание, наблюдал эту сцену, потом, когда Николь взяла какую-то коробку и понесла ее на кухню, он выбрался из своего укрытия и, добравшись до библиотеки, плотно закрыл за собой дверь.

Однако покоя не было и здесь. Беспрерывно слышался шум подъезжающих машин, хлопанье дверей, веселые голоса. Гейбриел пытался сосредоточиться на изучении конторских книг, но лицо Николь неизменно возникало на каждой странице скучного отчета. Он снова и снова видел нежную улыбку, которая досталась Джону.

В ее взгляде не было страсти, уверял себя Гейб. Просто дружеская привязанность. Страсть только разбила бы ей сердце.

Он вспомнил недавний нежный поцелуй Николь – поцелуй друга, полный сочувствия. Или жалости? Боже сохрани! Неужели я уничтожил в Николь любовь и желание? Не этого я хотел, когда отрекся от нее. Надеялся, что она забудет меня, выйдет замуж, родит детей…

Вдруг ему почудилось, что юная Николь снова рядом и осыпает его поцелуями, которые почему-то пахнут вересковым медом. Гейб застонал, пытаясь отогнать видение, но оно не хотело исчезать, мучая несчастного калеку воспоминаниями о том, чем он когда-то наслаждался и что отверг из ложной гордости. В дверь постучали.

– Да? – крикнул он сердито.

– Можно войти? – послышался голос Николь.

– Заходи.

– Дай мне, пожалуйста, ключ от дверей, соединяющих гостиную и столовую, – попросила Николь, приближаясь к нему. – Если мы откроем их, то сможем объединить две большие комнаты.

– Все ключи у миссис Коллинз, – сердито отрезал Гейб.

– Она говорит, что этот ключ у тебя. – Николь нежно улыбнулась. – Прости за беспокойство.

Гейбриел порылся в ящике стола и действительно нашел требуемый ключ. Протягивая его Николь, он бурчал про себя: пусть идет и расточает нежные улыбки своему ненаглядному Джону.

– Да, – вспомнила вдруг Николь. – Извини, но мне пришлось оставить твой номер телефона в ветлечебнице. Питер дежурит, если он поедет на срочный вызов, секретарь в приемной свяжется с Джоном или со мной. Ты не возражаешь?

– Конечно, нет.

– Я рада, что ты согласился присутствовать на празднике, – сказала Николь с теплотой в голосе.

– И не собираюсь идти туда, – проворчал Гейбриел. – Я же говорил, что не желаю иметь к вашей вечеринке никакого отношения. Теперь, если ты не возражаешь, мне нужно поработать.

Николь тихонько вышла из комнаты.

Вот и славно, подумал Гейб. Чем меньше мы будем видеть друг друга, тем лучше. Но против воли Гейбриел выделял голос Николь в общем гуле голосов, доносившихся из-за двери.

Вскоре к дому подъехали автобусы, и дети стайками стали заходить в дом, возбужденно болтая. Гейб некоторое время наблюдал за своими юными гостями в окно, но вскоре решил, что пора приниматься за дело.

Он взял пухлую пачку счетов с твердым намерением изучить все, до последней бумажки. Целый час Гейб усердно трудился, но ему понадобилась книга, которую он читал перед сном и оставил в спальне. Придется пойти и взять ее…

Когда Гейб открыл дверь, то чуть не налетел на Джона, держащего в руках какой-то сверток. У молодого человека был вид заговорщика.

– Простите, – быстро сказал Джон. – Мне поручена роль Санта-Клауса, и я ищу, где бы переодеться. – Для наглядности он потряс свертком.