Текст книги "Хранительница персиков (ЛП)"
Автор книги: Сара Аллен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
– К порядку, – сказала Пэкстон. – Прекратите! – Никакого результата. Гомон лишь усилился. Пэкстон поднялась на стул, захлопала в ладоши и закричала:
– Замолчите! Да что с вами такое?!
Все затихли и посмотрели на нее. Пэкстон спустилась со стула. Теперь она чувствовала тревожные мурашки, покрывающие ее кожу. Она пару раз моргнула: вещи, казалось, изменили очертания так, будто смотришь на себя в отражении в ложке. Ей пришлось заставить себя не сболтнуть, что она была влюблена в того, в кого не стоило влюбляться. И она в этом не признается никому на свете. Но сейчас слова так и норовили вылететь изо рта. Казалось, что она вот-вот умрет, просто поперхнется словами, если тут же все не расскажет.
Она сглотнула и вместо этого выдавила:
– Кирсти, наверное, с твоим кондиционером что-то не то. Мы все надышались каких-то странных паров.
– По крайней мере, у меня есть свой собственный дом, – пробормотала она, встав со стула и направившись к термостату. – И я не живу с родителями по одной крышей.
– Что ты сейчас сказала? – сквозь зубы спросила Пэкстон.
– Я... ну... э-эм... – начала заикаться Кирсти. – Я не хотела говорить это вслух.
Пэкстон сказала всем открыть окна и глубоко подышать. Июльский зной заполонил комнату. Все начали потеть, смазывая тщательно накрашенные лица. Собрание продолжилось и членам клуба все-таки удалось обсудить все требования и проблемы будущего торжества. Хотя Пэкстон была уверена, что некоторые женщины ничего не слушали. В десять вечера собрание наконец подошло к концу. Все попрощались, поцеловав друг друга в щечку, и кинулись по домам, проверить все ли было хорошо, не сгорели ли их особняки, не ушли ли мужья и подходят ли им еще их наряды.
Пэкстон села в машину, посмотрела на удаляющиеся машины и подумала, что же, черт возьми, произошло?
Вместо того чтобы поехать домой, Пэкстон направилась к Себастьяну Роджерсу. В его особняке все еще горел свет, поэтому она припарковалась на подъездной дорожке.
Себастьян вернулся в Вотер Волс в прошлом году, чтобы взять управление зубной клиники доктора Костово на себя, также он купил дом доктора Костово, так как тот ушел на пенсию и уехал в Неваду, потому что воздух в этом городе плохо влиял на его артрит. Это был темный каменный дом с каменной декоративной башенкой. Особняк назывался «Тенистое дерево». Себастьян как-то рассказал Пэкстон, что любит атмосферные места, и ему нравиться жить в доме, который напоминает особняк из фильма «Мрачные тени».
Она постучала в дверь. Спустя мгновение появился Себастьян.
– Привет, красавица, – поприветствовал он Пэкстон и шире открыл дверь. – Не ждал тебя сегодня.
– Просто хотела поздороваться, – ответила она и прошла в дом. Слова прозвучали неубедительно даже для нее, хотя ей и не обязательно выдумывать предлог, так как Себастьян всегда был рад ее приезду.
Пэкстон прошла в гостиную и села на диван, на котором до этого сидел Себастьян и смотрел телевизор. Если судить по внешнему виду дома, то внутри можно было ожидать увешанные мечами и шкурами убитых животных стены. Но Себастьян интерьер сделал светлым и комфортным. Он переехал сразу после того, как Пэкстон отказалась покупать этот дом. И теперь она с наслаждением наблюдала, как это место становится его домом. Иногда она даже завидовала его независимости. Она скинула туфли и с ногами забралась на диван, убрав их под себя, когда Себастьян сел рядом. На нем были спортивные штаны и футболка. Ноги были босые, и можно было разглядеть его идеальный педикюр.
Себастьян был красивым мужчиной; его лицо было таким же утонченным, как и стихи Джона Донна. Все думали, что он гей, но никто не знал наверняка. Он ни подтверждал, ни отрицал эти слухи. Ни в школе, ни сейчас. Пэкстон была уверена, что она единственная знала правду и видела доказательство. В школе он был худым, со светлыми волосами, подводил глаза черным карандашом и носил длинные пальто и сумку-сэтчел, хотя все остальные хвастались своими рюкзаками. Его нельзя было не заметить. Именно поэтому она его и заметила как-то в торговом центре в Ашвилл, когда они были в выпускном классе. Ашвилл был примерно в часе езды от Вотер Волс, и Пэкстон с друзьями почти каждую субботу ездили туда в торговый центр. Себастьян там был в ресторанном дворике вместе с колоритными ребятами. Ребятами не из Вотер Волс. Они были другими, таких не увидишь в маленьких городах. Они с друзьями как раз проходили мимо, когда Пэкстон увидела его. Внезапно один из парней с черным «ежиком» на голове и в длинных черно-белых перчатках до локтей склонился над столом и поцеловал Себастьяна в губы, взасос. Во время поцелуя Себастьян открыл глаза и увидел ее. Не отрываясь от губ парня, он проследил за ней глазами, пока она проходила мимо. Она еще никогда в жизни не видела ничего более откровенного и соблазнительного.
Вспомнив тот поцелуй, она подумала, что сейчас он стал совсем другим. Он был очень собранным, почти асексуальным в строгих сшитых на заказ костюмах, с шелковыми галстуками, которые были настолько гладкими, что, казалось, отражали свет.
– Как прошел день? – спросил он, положив руку на спинку дивана так близко к Пэкстон, что чуть ли не дотрагивался до нее.
– Думаю, хорошо.
Она потянулась к полупустому бокалу с вином на столе и сделала небольшой глоток.
Он наклонил голову.
– Просто хорошо?
– Лучший момент дня – ранний приезд Колина. Теперь работы с ландшафтом «Мадам Блу-Ридж» точно закончатся к сроку. Но встреча клуба сегодня была очень странной. У нас столько дел перед празднованием, а все только отвлекались.
– В смысле?
Она замолчала, обдумывая, как ему все рассказать.
– Когда я становилась слишком шумной в детстве, моя бабушка всегда говорила, что если ты узнаешь чей-либо секрет, то твой собственный тоже кто-то узнает. Копни неглубоко – повалятся все остальные. Именно так можно описать встречу. И когда все начали, они уже не могли остановиться.
Он улыбнулся.
– Я ничего не понял. Все собрание вы сплетничали что ли?
– Не совсем, – ответила она. – Просто поверь мне.
– Тогда расскажи! Какие секреты хранят настоящие леди? А у тебя какой секрет?
Пэкстон постаралась выдавить из себя улыбку, но у нее только заболела голова. Она потерла пальцами лоб.
– У меня нет секретов.
Его брови поползли вверх.
Сейчас ей надо в чем-то признаться. Но уж точно не в том, о чем она хотела рассказать на встрече.
– Я боюсь рассказать моей бабушке о празднике. Я обещала маме, что сделаю это завтра утром, но не хочу. Я правда не хочу. И чувствую себя ужасно. Нана Осгуд помогла основать клуб. Неправильно держать ее в неведении относительно всего этого. Но она такая...
Себастьян кивнул: он знал.
– Хочешь, я поеду с тобой?
– Нет. Она ужасно к тебе относится.
С тех пор как она и Себастьян начали вместе проводить все воскресенья – иногда она с нетерпением ждала конец недели, как дети считают дни до Рождества, – он вместе с ней приезжал к ее бабушке. Она не хотела просить его приезжать к ней еще и в будние дни. Это уж слишком невежливо с ее стороны.
– Она ко всем ужасно относится, милая. – Он убрал от нее стакан с вином и поставил его на стол. Потом взял ее за руки. – Отпусти уже этот тотальный контроль. Ты не должна все делать самостоятельно. – Он посмотрел ей в глаза и добавил: – Завтра я поеду с тобой к твоей бабушке.
– Правда?
– Ты же знаешь, я все для тебя сделаю.
Она положила его ладони на свои теплые щеки и закрыла глаза. Его кожа была мягкой и прохладной. Он как-то сказал ей, что если бы она мыла руки так же часто, как и он, увлажняющий крем тоже стал бы ее лучшим другом.
Она поняла, что делает, и распахнула глаза. Она отпустила его руки, встала и начала неуклюже обуваться.
– Я пойду, – сказала она, пытаясь засунуть ногу обратно в туфлю. – Спасибо за гостеприимство.
– Ты просто сгусток энергии. Ты вообще спишь когда-нибудь?
Она вяло улыбнулась.
– Временами.
Он медленно поднялся, задумчиво смотря на Пэкстон. Когда они впервые встретились после его переезда в Вотер Волс, Пэкстон словно молния ударила. Она была абсолютно не готова к этому. Вначале она его не узнала, подумала только, что перед ней стоит очень красивый мужчина, словно с другой планеты. Она даже задалась вопросом, что он вообще забыл в Вотер Волс. Она решила поехать домой и обзвонить всех, чтобы узнать, кто это такой. Подойдя к своей машине, она увидела, что и он идет к своему автомобилю, припаркованному всего в нескольких метрах от нее. Она не отрывала от него глаз. Он открыл дверь, поставил сумку на заднее сиденье и развернулся. Поймав ее взгляд на себе, он медленно улыбнулся и сказал:
– Привет, Пэкстон.
И она узнала его. В итоге они гуляла часа четыре, все время разговаривая, вспоминая, как вместе ходили в школу. К тому времени как они расстались, ее песенка была спета. И реальность до сих пор застигала ее врасплох. И не важно, сколько раз она говорила себе, что из этого не выйдет ничего хорошего. Она не могла справиться со своими чувствами.
– Спокойной ночи, красавица, – примирительно сказал он и погладил ее по голове. И в этот момент ее словно током прошибло. Он знал.
В ужасе она повернулась к выходу. Как давно он знает? Неужели всегда знал? Может, она где-то оступилась, из-за чего он и догадался? Боже, какая ужасная ночь ее ждет. Будто сама вселенная ее разыгрывает.
– Пэкс, что случилось? – спросил он, провожая ее.
– Ничего. Все хорошо. Увидимся завтра утром. – Она старалась говорить счастливым и непринужденным тоном, пока не вышла на улицу, в мрачную сырую темноту.
Она могла поклясться, что слышала чей-то приглушенный смех.
ГЛАВА 3
Кодекс изгоев
Уилла услышала стук в дверь, когда доставала из стиральной машинки последнюю чистую партию белья. Ей казалось, будто она знает, кто это. Но перед тем как включить на полную громкость Брюса Спрингстина*, она закрыла все окна и включила кондиционер, поэтому соседи не должны были ничего услышать.
Брюс Спрингстин (амер. певец, автор и исполнитель рок-музыки)
Уилла направилась к входной двери, поставив корзину с бельем на кухонный стол и пропустив ее любимый ритуал: зарыться лицом в теплую свежевыстиранную одежду.
Это один из недостатков проживания в таком месте, где старые дома расположены близко друг к другу. Но это наследие Уиллы – дом ее детства, в котором отец ушел из этого мира почти семь лет назад. И следует учесть то, что это ее собственный дом, за который ей ничего не надо платить, а новый она себе не может позволить, так как только недавно рассчиталась с долгами за учебу в колледже. В Вотер Волс обитало много богатых жителей; когда Уилла была младше, она мечтала быть одной из них. Когда она получила доступ к деньгам в колледже, ее опьянило чувство вседозволенности – как она всегда мечтала. Ее отец умер до того, как узнал, что она погрязла в долгах.
Сейчас же у Уиллы были и свой дом, и бизнес, все благодаря отцу, который оставил ей дом. К тому же она получала регулярные выплаты по его договору на страхование жизни. Он всегда хотел, чтобы Уилла наконец стала вести себя как взрослая. Это было ее наказание за то, сколько горя она принесла ему и бабушке будучи младше, когда не хотела жить тихой, нормальной жизнью, которую ее родные всегда для нее желали.
Спрингстин начал петь «I'm on Fire», когда она открыла дверь. Уилла посмотрела наверх и высокий мужчина, стоящий на ступеньках крыльца, произнес:
– И вот мы встретились опять.
Она застыла, не в силах ничего произнести.
– Ты так быстро сегодня убежала, что не заметила, как потеряла это, – сказал мужчина и протянул ей приглашение.
Уилла схватила его и по непонятной причине тут же спрятала за спиной.
Он убрал руки в карманы. На нем были те же штаны и рубашка, только теперь сухая и напоминавшая мятую бумагу. Из-за яркого света от фонаря на ее крыльце ему пришлось щуриться, из-за чего вокруг его глаз появились мелкие морщинки.
– В школе всю вину за твои шалости я брал на себя. Меньшее, что ты можешь для меня сделать, пригласить к себе.
Это вывело ее из себя.
– Ты не брал вину на себя, ты выдавал все мои выходки за свои!
Он улыбнулся.
– Так ты все-таки помнишь меня.
Ну конечно она помнила его. Именно поэтому она убежала от него. Хоть она никогда не уделяла Колину много внимания, но всегда знала, кто он. И все знали. Осгуд. Но его всегда затмевала его популярная и своевольная сестра-близнец. И вроде бы его все устраивало. Наверняка он мог быть таким же популярным, как и Пэкстон, но он никогда не хотел быть президентом школы или участником тысячи различных клубов. Он в основном тусовался с ребятами, которые носили поло и играли в гольф по выходным. Казалось, после колледжа он должен был вернуться и стать «королем поля для гольфа», как и его отец, но по какой-то причине он выбрал другой путь. И она понятия не имела почему.
Уилла не пыталась намеренно сделать его главным лицом своих розыгрышей. В начале выпускного класса она как-то вечером прикрепила плакат с цитатой Огдена Неша над входом в школу: «Леденцы – молодцы, но коньяк – 100% верняк». Она слышала, как Колин постоянно говорил эту фразу – весь день, – и подумала, что это забавно. Но она не знала, что он только что защитил свое Эссе на тему творчества Огдена Неша, поэтому она непреднамеренно сделала так, что он оказался в центре внимания. Никто никогда не смог бы доказать, что все это дело рук Колина; родители тоже не верили, что это он все устроил, но после этого случая каждая выходка Уиллы списывалась на его счет. Джокером теперь все считали его, он был героем учеников, проклятием учителей. И только за три недели вручения дипломов Уилла была поймана с поличным, тогда все и поняли, кто на самом деле Джокер.
– Так ты собираешься меня впустить или нет? Эта неопределенность убивает меня.
Она вздохнула и отступила назад, приглашая его войти. Когда он вошел, Уилла подошла к компьютеру и выключила звук, пока Спрингтин не начал петь еще более сексуальные песни. Она повернулась к Колину: он разглядывал комнату, поглаживая спинку ее любимого мягкого дивана. Это был диван, который невозможно не потрогать. За почти семь лет это была первая новая вещь, которую она купила для дома. Только недавно его доставили. Диван был дорогой и непрактичный, Уилла чувствовала себя виноватой за то, что потратила деньги на такую ерунду, но с первого прикосновения она полюбила его.
– Никто мне не говорил, что ты вернулась сюда, – сказал Колин.
– А должны были?
Он покачал головой, будто не знал, что ответить.
– Давно ты здесь?
– С тех пор, как умер папа.
Плечи Колина поникли.
– Сожалею слышать о таком.
Ее отец был насмерть сбит на шоссе, когда он пытался помочь кому-то поменять пробитое колесо. Он как раз направлялся в колледж к Уилле. Он не знал, что ее исключили за неуспеваемость.
– Он был отличным учителем. Я занимался у него химией в выпускном классе. Он даже как-то устроил ужин для своих учеников в этом доме.
– Да, я помню. – Она ненавидела, когда ее отец устраивал такие ужины. Ненавидела только потому, что другие дети видели, как она живет. Она всегда пряталась в своей комнате, притворившись больной. С домом все было в порядке, он был просто маленький и старый, не сравнить с особняками других детей.
– Я много о тебе думал в последнее время, что ты делаешь, в какие неприятности ты влипла. – Он сделал небольшую паузу. – Я и понятия не имел, что ты находилась здесь все это время.
Она просто смотрела на него и думала, какое это вообще имеет значение.
Он опять начал расхаживать по гостиной, осматриваясь. Затем сел на диван, утомленно вздохнув. Он провел пальцами по своим темным волосам. Его ладони были огромными. Он был большим мужчиной, его присутствие нельзя не заметить. Никто, кажется, не замечал этого в школе. Время изменило его, придало уверенности, независимости. Такого раньше не было.
– Так чем ты занимаешься, Уилла Джейсон?
– У меня магазин спортивных товаров на Нейшенел стрит.
Звучит вполне ответственно, правда? Нормально и практично. По-взрослому.
– А как ты развлекаешься?
Она приподняла бровь. Что это за вопрос?
– Стираю, – ответила она с каменным выражением лица.
– Замужем? Дети есть?
– Нет.
– Значит, у тебя нет потомков, которых можно было бы научить измазывать учительские журналы арахисовым маслом, или вывешивать скандальные выражения над входом в школу, или на протяжении всего выпускного года менять замки на шкафчиках учеников? – Он засмеялся. – Классика. Наверняка на замену замков уходила целая ночь.
Он говорил так, будто для него это были хорошие, добрые воспоминания. Она вспомнила выражение его лица, когда ее уводили из школы в сопровождении полиции после того, как она включила пожарную тревогу. «Это она, всегда была она», – шептались все ученики, выйдя на газон перед школой. – «Она и есть Джокер! Уилла Джексон!» Колин Осгуд выглядел так, словно его рубанули тесаком. То ли потому, что это она оказалась настоящим Джокером, то ли потому, что теперь он не мог выдавать все ее проделки за свои.
Они наблюдали друг за другом с разных концов комнаты. Она видела, как он внимательно осмотрел ее тело. Она уже хотела было одернуть его, когда он произнес:
– Так ты идешь? – Он кивнул на конверт в ее руках. – На торжество?
Она посмотрела вниз, удивляясь, что все еще держала конверт. Она положила его на рабочий стол, посмотрев на приглашение так, словно все ее беды были из-за него.
– Нет.
– Почему?
– Потому что ко мне это никак не относится.
– А ты ходишь только на те вечеринки, которые как-то с тобой связаны? Например, вечеринка по случаю твоего дня рождения. – После непродолжительной паузы он нахмурился и добавил: – В моей голове это звучало смешнее. Извини. Все начинает казаться смешным, когда ты на ногах сорок восемь часов. Я смеялся над дорожным знаком, когда ехал сюда. И понятия не имею почему.
Он спал на ходу. Это много объясняет.
– Почему ты так долго не спал?
– Не смог уснуть во время перелета из Японии. И пытался не спать весь день, чтобы пойти в постель в нормальное время, а не потеряться в часовых поясах.
Уилла посмотрела в окно.
– Тебе кто-нибудь привез сюда?
– Нет.
Она посмотрела ему в глаза. Они были темные и очень уставшие.
– Ты сам доберешься до дома? – серьезно спросила она.
– Очень ответственный вопрос, – улыбнулся он.
– Давай я сварю тебе кофе.
– Если ты настаиваешь. Но старая Уилла уж нашла бы, что поинтересней можно сделать из этой ситуации.
– Ты понятия не имеешь, какой была старая Уилла, – ответила она.
– Очевидно, ты тоже.
Не говоря ни слова больше, она пошла на кухню. Только бы папин кофейник работал, чтобы она смогла обогатить организм Колина кофеином и позволить ему уехать.
– Ты часто ездишь к «Мадам Блу-Ридж»? – спросил Колин из гостиной.
– Нет, – ответила Уилла. Ну конечно, он же не мог не просто это забыть.
– Так значит, ты не планируешь никакого розыгрыша на торжество? – с надеждой спросил он.
– Боже мой, – пробормотала Уилла себе под нос.
Встав около кухонного стола, она смотрела, как кофейник делает свое дело. Когда кофе был готов, она налила его в чашку и отнесла в гостиную.
Он все еще сидел на ее сером замшевом диване, руки на коленях, голова на подушках.
– О нет, – в панике начала она, поставив чашку на столик. – Нет, нет, нет! Колин, проснись.
Он не шелохнулся.
Она наклонилась к нему и потрясла за плечо.
– Колин, кофе готов. Просыпайся и пей. Колин!
Он открыл глаза и посмотрел на нее.
– Что с тобой? Ты была самым смелым человеком, которого я знал, – пробормотал он. И снова закрыл глаза.
– Колин? – Она посмотрела на его длинные черные ресницы, думая, может, он разыгрывает ее. – Колин?
Никакого ответа.
Она постояла около него пару секунд. Как только она хотела развернуться и уйти, то уловила аромат чего-то сладкого. Она сделала глубокий вдох, желая распробовать этот запах на языке, но потом чуть не подавилась, почувствовав горечь во рту.
Однажды, после неудачно приготовленного лимонного пирога, ее бабушка сказала, что это и есть горечь сожаления.
Вотер Волс был знаменит укрывающими город густыми туманами. И все благодаря водопадам, расположенным неподалеку. На Нейшенл стрит не было ни одного магазина, в котором не продавалась бы фигурка лягушки – серый стеклянный кувшин, который туристы покупали на память об этом городе. Уилла думала, что это похоже на жизнь у океана: когда ты видишь его каждый день, невольно начинаешь спрашивать себя, а что в нем такого.
Следующим утром туман начал рассеиваться как раз к тому времени, когда Уилла села в машину и отправилась в дом престарелых. К счастью, Колин проснулся посреди ночи и покинул ее дом, сетуя на то, что она больше никого не разыгрывает и так быстро повзрослела.
Она не хотела встречаться с ним. Она все делала правильно, живя как взрослая в этом доме, в этом городе. Именно здесь она не приносила больше разочарований окружающим ее людям.
– Привет, бабушка Джорджи, – лучезарно поздоровалась Уилла, когда добралась до дома престарелых и пришла в комнату бабушки. Джорджи была уже одета в повседневный наряд и сидела в инвалидной коляске у окна, слегка ссутулившись. Из-за лучей солнца, падающих на ее светлые волосы и бледное лицо, она казалась полупрозрачной. Она была красивой женщиной в молодости, у нее были широко посаженные глаза, высокие скулы и длинный тонкий нос. Ее красоту все еще можно было уловить на ее лице, будто смотришь в заколдованное зеркало.
У ее бабушки появились первые признаки деменции, когда Уилла пошла в колледж. Тогда отец перевез ее к себе, в старую комнату Уиллы. А два года спустя у нее случился удар, и отцу пришлось отдать ее в дом престарелых. Уилла знала, что такое решение далось ему тяжело, и он постарался отдать ее в лучший центр по уходу за престарелыми в округе. После смерти отца Уилла постоянно навещала бабушку, потому что именно этого, как она думала, хотел ее отец. Он обожал свою маму и старался делать все возможное, чтобы она была довольна.
Уилла всегда полагала, что ее бабушка была милой женщиной, но на самом деле у нее были невидимые колючки по всему телу, которые не давали людям приблизиться к ней. Джорджи Джексон была нервной, настороженной женщиной, совершенно нелегкомысленной. Уилла считала это удивительным, если учитывать тот факт, что однажды ее семья владела огромным состоянием. После того как они потеряли все свои деньги, Джорджи работала служанкой в разных состоятельных семьях в городе, пока ей не исполнилось семьдесят.
Она всегда была тихой, как и отец Уиллы. Мама Уиллы была самой громкой в семье, Уилла до сих пор помнила ее смех, сладкий стаккатный* звук, напоминающий треск угольков. Она работала секретарем в местной юридической фирме. Она умерла, когда Уилле было шесть лет. С этого момента Уилла перестала играть в игру «виды смерти». Она любила притворяться мертвой на диване, делая вид, что она вся пропитана водой, будто утонула. Или ложилась на дорогу в невероятных позах, будто ее сбила машина. Но ее любимой смертью была смерть от ложки. Она измазывалась кетчупом, ложилась на пол на кухне и засовывала ложки себе подмышки. В том возрасте она не понимала, что такое смерть, не знала, что это плохо, когда происходит с такими хорошими людьми, как ее мама. И положа руку на сердце, смерть ее завораживала.
Стаккатный – короткий, отрывистый, четкий звук (о характере исполнения музыкального или вокального произведения.
Однажды бабушка увидела, как она воображает, будто разговаривает со своей мамой. Она тут же открыла все окна и начала жечь шалфей. «В привидениях нет ничего хорошего, – говорила она. – Не разговаривай с ними. Держись от них подальше». Это обидело Уиллу. Ей потребовалось много времени, чтобы простить бабушку за то, что она отрицала ее связь с мамой, что вселила в нее страх. Как бы глупо это ни звучало.
Все эти суеверия уже улетучились из памяти бабушки. Она даже не узнавала Уиллу. Но она знала, что бабушке нравятся мелодии голосов, хотя она уже не понимала ни одного слова. Несколько раз в неделю Уилла ее навещала. Она приходила к ней и рассказывала последние новости, как выглядят деревья в это время года, что продается у нее в магазине, что нового она сделала в доме отца. Она рассказала бабушке о новом диване, но не о Колине.
Она все рассказывала, пока не пришла медсестра и не принесла завтрак для Джорджи. Уилла помогла накормить бабушку. После того, как завтрак был съеден, Уилла осторожно помыла лицо Джорди и села рядом с ней.
Она сомневалась немного перед тем, как достала приглашение на торжество из заднего кармана джинсов.
– Я долго думала, стоит ли тебе говорить об этом. В «Мадам Блу-Ридж» состоится праздник в следующем месяце. Женский общественный клуб отмечает свой день рождения. Пэкстон Осгуд хочет отметить и твои заслуги. Что, я думаю, очень мило с ее стороны. Но ты никогда не говорила об этом. Я даже не знаю, значит ли что-то это для тебя. Я подумала, если для тебя это важно, я пойду. Но я не знаю.
Уилла посмотрела на приглашение и впервые подумала о том, что ее бабушке было всего семнадцать, когда она помогла организовать этот клуб. Именно в тот год ее семья потеряла «Мадам Блу-Ридж», в тот год она родила отца Уиллы.
Уилле стало больно от мысли, что она никогда не гордилась в юности, что была одной из Джексонов. Но чем старше она становилась, тем больше понимала, насколько тяжело приходилось работать ее семье, чтобы поддерживать друг друга; никто, кроме нее, не прятал глаза от стыда, когда речь заходила о том, что они потеряли. Уилла столкнулась с тем, что теперь ее бабушка уже никогда не сможет ей рассказать что-то о семье. Она уже не сможет ничего спросить у отца. В такие моменты она особенно остро чувствовала боль от всех невысказанных «я тебя люблю»; она бы с радостью вернулась назад и все изменила. Они бы сделала так, чтобы ее родные могли гордиться ею, а не постоянно волноваться за нее.
Уилла подняла голову и с удивлением увидела, что бабушка повернула голову в ее сторону. Ее светло-серые глаза, такого же цвета, как и у Уиллы, смотрели прямо на нее, будто она узнала что-то из того, о чем говорила Уилла. Годами такого не происходило; Уилла была настолько удивлена, что ее сердце начало биться чаще.
Уилла наклонилась вперед.
– Что такое, бабушка Джорджи? «Мадам Блу-Ридж»? Женский общественный клуб?
Левую сторону тела ее бабушки парализовало после удара, поэтому она положила правую руку на ладонь Уиллы. Она попыталась двигать губами, будто хотела что-то сказать.
Ушло несколько попыток, пока Уилла не разобрала одно слово: персик.
– Персик? Хочешь персиков?
Лицо ее бабушки расслабилось, будто она забыла, что хотела сказать. Она опять повернулась к окну.
– Ладно, бабушка Джорджи, – сказала Уилла, встала и поцеловала ее в макушку. – Принесу тебе персиков.
Она накинула на плечи бабушки шаль и пообещала, что скоро приедет к ней.
Оглянувшись, она вышла из комнаты.
Глупо было ожидать чего-то более осмысленного. То, что она пыталась как-то пообщаться, уже огромный плюс.
Уилла подошла к стойке администрации и посмотрела, есть ли какие-либо медицинские рекомендации для ее бабушки. Потом попросила подать ее бабушке персики на ужин.
Она надела солнечные очки и вышла на улицу. Солнце было в зените и отражалось от лобовых стекол машин на парковке. Она не заметила, как к ней кто-то подошел.
Пэкстон Осгуд. На ней было милое розовое платье, а на ногах красовались роскошные туфли. Она была высокой, как и ее брат, но с округлыми бедрами и тонкой талией, будто один из ее угловатых предков-французов женился на крепкой дворянке; и вот несколько поколений спустя появилась Пэкстон. Рядом с ней шел светловолосый мужчина с бледной кожей. На нем был сшитый на заказ костюм, который не должен был так хорошо сидеть на ком-то столько же худом. Но на этом мужчине костюм выглядел великолепно. Он был необычно красив, один из таких людей, которые, казалось бы, не решили, больше в них женского или же мужского.
Уилла не знала, поздоровается ли с ней Пэкстон, так как она даже не догадывалась, сказал ли ей Колин о прошлой ночи и до сих пор ли она злится на нее за то любовное письмо, которое она отправила от ее имени Робби Робертсу.
Она явно не была готова к тому, что Пэкстон ей улыбнется и скажет:
– Уилла, привет! Я так рада, что столкнулась с тобой. Ты сюда приезжаешь по утрам? Поэтому я тебя никогда не вижу. Ты получила мою записку о том, что я хочу сделать что-нибудь особенное для наших бабушек на торжество?
Уилла посмотрела на аккуратно уложенные волосы Пэкстон в ее фирменный низкий пучок и застенчиво пригладила свои непослушные кудри. Пэкстон всегда выглядела на все сто.
– Моя бабушка, к сожалению, не сможет быть на торжестве, – ответила Уилла. – Она даже меня не помнит, что уж говорить о клубе.
– Да, я знаю. И мне очень жаль, – сказала Пэкстон. – Я думала отметить ее заслуги с твоей помощью, чтобы ты приняла подарок за нее.
– Я… У меня есть кое-какие дела в этот день, – солгала Уилла.
– А-а, – произнесла Пэкстон. Над девушками повисла неловкая пауза.
– Привет, Уилла, – подал голос Себастьян. – Приятно снова тебя видеть.
– Себастьян. Слышала, что ты теперь стал управляющим стоматологической клиники доктора Костово.
Себастьян Роджерс укрепил ее веру в то, что преобразование – это не просто теория. Когда они учились в школе, ее сверстники иногда не замечали ее, так как она обычно была тихой, но Себастьяну не повезло в этом плане. Уилла умела быть невидимкой, а такие люди, как Себастьян, были лишены этого дара. Над ним извелись все одноклассники. И не смотря на это, перед ней сейчас стоит владелец собственной клиники в таком дорогом костюме, на который она и за год, наверное, не заработает.
– В последний раз я тебя видела еще тогда, когда ты красил глаза и носил фиолетовое пальто.
– Тебя в последний раз я видел при аресте, когда ты включила пожарную тревогу.
– Тушем. Заходи в «Кофе и спортивные товары». Можешь получить кофе за счет заведения.
– Как-нибудь зайду. Ты же раньше посещала клинику доктора Костово, да? Надеюсь, ты продолжишь туда ходить на регулярные осмотры.
– А ты теперь сотрудник стоматологической полиции?
– Он приподнял бровь и серьезно ответил:
– Совершенно верно.
Уилла засмеялась и заметила, что Пэкстон с любопытством на нее поглядывает. Она замолчала, посмотрела на Пэкстон, на Себастьяна, затем снова на Пэкстон.
– Ну, мне пора, – в итоге сказала она.
– Пока, Уилла, – попрощался Себастьян ей в след.
Пэкстон не проронила ни слова.
Пэкстон искоса поглядывала на Себастьяна, когда они шли по коридору дома для престарелых к комнате ее бабушки. Ее шаги были тяжелыми на кабулах, его же – легкими в итальянских лоферах. Даже букет гортензий в его руках был идеальным.