Текст книги "Не тронь гориллу"

Автор книги: Сандроне Дациери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

2

Много позже, когда Вале сладко уснула в обнимку с Порки, подаренным мною тряпичным поросенком, я тихо встал с постели, оделся и вышел из ее дома. Я знал, что ее это не очень огорчит: такой уж я тип – никогда не сплю, и просыпаться в одиночку она успела привыкнуть. Я же, напротив, уходил от нее всегда с болью в сердце.

Я пришел поблагодарить Вале сразу же после встречи с Гардони, и она была так довольна ее результатом, что пригласила меня на ужин в «Суши-бар» неподалеку от своего дома. Нам нравилась эта забегаловка – на деле та еще дыра. Посещали бар исключительно японцы, служащие в офисах местных и японских компаний, потому подаваемая здесь сырая рыба была действительно хороша, а цены доступны. Я уверен, что и кухня у них содержится в чистоте, хотя никогда в нее не заглядывал.

В баре было очень тесно: микроскопический зальчик с миниатюрными столиками, за которыми приходилось есть локоть к локтю с другими едоками, зато никаких дешевых восточных завлекалок для туристов. Вдобавок тут я мог щегольнуть знанием языка Страны восходящего солнца. Я начал изучать его, когда работал на дискотеке, управляемой японцами, чтобы попытаться понять, о чем они, черт возьми, переговариваются за моей спиной. Так что теперь мог вознаградить себя за потраченные усилия и время.

Терпения выслушивать мои стенания Вале хватило секунд на десять, после чего она решительно перевела разговор на темы более приятные: кино, любовь и научную фантастику, заставив меня забыть, что именно она принудила меня наняться на эту дурацкую работу, очередную в длинном ряду других дурацких работ. Наболтавшись, мы с жадностью набросились на рыбу и саке и закончили этот сказочный вечер в ее доме, перемежая любовь выпивкой.

На часах было три ночи, когда я зашагал по направлению к стоянке такси на площади Лоретто, в самом начале улицы Андреа Коста, сияющей огнями вокруг ротонды с давным-давно высохшим фонтаном. Движения практически не было, если не считать медленно едущих машин редких наркоманов, сексуально озабоченных граждан в поисках шлюх и полицейского автомобиля, мигающего всеми огнями. Я зевнул и ускорил шаг.

Биоритм смены сна и бодрствования в эти дни у меня нарушился, и я был вынужден проводить ночи, бродя в одиночестве по городу или сидя дома и плутая по Интернету, тогда как мой Компаньон получил в свое распоряжение большую часть дневного времени. Обычно происходило наоборот: я прогуливался при солнечном свете в поисках работы, а ему нравилось проводить время в мрачных помещениях и ночных закоулках, плетя сеть своих невероятных контактов. Правильнее было бы сказать, нашу сеть, но я, если удавалось, старался избегать встреч с его подозрительными знакомыми.

Однако вот уже почти месяц, как мы поменялись привычками. Мой Компаньон зарабатывал нам на жизнь, устроившись инструктором в военизированный лагерь, организованный каким-то типом, он рекламировал себя как воевавшего в Африке наемника – самое настоящее надувательство кучки придурков, помешавшихся на изучении приемов единоборств и самообороны. По утрам в субботу и воскресенье мой Компаньон, выдавая себя за мастера по убийствам, рассказывал группкам нациствующих идиотов то, что накануне вычитал в «Soldier of Fortune», американском журнале для кандидатов в наемники, или в брошюрках типа «Убей своего врага взглядом в 10 лекциях», которые пачками продаются за сто лир в газетных киосках на всех углах.

Вблизи площадь Лоретто без снующих здесь днем орд клерков из близлежащих банков и офисов выглядела еще более убого, чем обычно. Единственными очагами жизни в этот час были ларек, торговавший копченой свининой, и игральный павильон албанцев с рядами столиков для игры в кости. Я не был настроен испытать судьбу игрой и направился к киоску. Там я, стараясь не вдыхать черный дым, поднимавшийся над вертелом с мясом, купил банку теплого пива, перебросился парой фраз с трансвеститом, разочарованным в жизни, подошел к такси и велел везти меня домой.

Я жил в квартале Тичинезе, который, непонятно с какой стати, считается последним сохранившимся уголком Старого Милана. На самом деле все это липа для туристов, напоминающая картонные декорации к дешевым кинофильмам, – эти римские развалины, «старинные гостиницы» и «традиционные таверны», построенные и реконструированные в 80-е годы, но меня это нисколько не волновало. Меня перестали раздражать даже автомобили, паркующиеся на тротуарах, и прыткий молодняк, шаманящий в поисках приключений на свои задницы. Зато здесь я мог в любое время суток, если приспичит, найти выпивку и еду. Одно из таких мест – небольшой бар, находящийся в нескольких метрах от моего подъезда, в эту минуту как раз закрывался. Я поздоровался с его хозяином, Оресте, крупным мужиком лет сорока, который, увидев меня, прекратил опускать жалюзи.

– Сандроне, наконец-то! Зайди на минутку, я угощу тебя стаканчиком.

Я заколебался:

– Только один, я хочу пораньше вернуться домой.

В полутемном зале пахло моющей жидкостью и застоявшимся табачным дымом. Я уселся на табурет у стойки, а Оресте начал наливать бурбон в два стакана.

– Что-то давненько я тебя не видел. Хотел попросить тебя об одном одолжении, – сказал он, усаживаясь рядом.

Я усмехнулся:

– То-то мне показалась подозрительной твоя любезность. С тех пор как я с тобой знаком, не припомню, чтобы ты предложил мне даже оливку из «Мартини».

– Ну ты и неблагодарный! Я один из немногих, кто отпускает тебе в кредит. К тому же одолжение не для меня, а для моей невесты. Она…

– Черт, ты женишься?

– А что тут странного? Если уж женихается такой отвратительный тип, как ты…

Я замахал рукой:

– Ладно, закрыли тему, продолжай.

– В общем, она хочет попасть на концерт группы «Продиджи». А поскольку ты крутишься среди музыкантов, я хотел узнать у тебя, сможешь ли ты достать пару билетов.

Я покачал головой:

– Мне жаль, но не смогу.

– Почему?

– Я больше там не кручусь.

Он недоверчиво почесал серые усы:

– Так что, ты уже не работаешь телохранителем у певцов и все такое? Ты же их несколько раз приводил в мой бар…

– Все когда-то кончается. Они не хотят больше видеть меня, даже на фотографии.

– Вот суки! – разочарованно протянул он. – Слушай, почему тебе не удается закрепиться ни на одной работе?

Я пожал плечами:

– Есть работа и работа. Эта того не стоила. – Я налил себе еще виски, пока Оресте не пожалел о том, что пригласил меня. – Ты думаешь, это большое удовольствие – быть нянькой при таких говнюках, которые только и делают, что ширяются всякой дрянью или нюхают кокаин в туалетах, откуда их приходится вытаскивать в бессознательном состоянии? И еще следить за тем, чтобы они не свалились с ног раньше, чем закончится концерт, или не сбежали перед началом. Чудесная работенка, правда?

Он недоверчиво покачал головой:

– Работа как работа, не думаю, чтоб она требовала от тебя больших усилий. Я-то кручусь за стойкой по двенадцать часов в день.

– Но тебе хотя бы не приходится вытирать блевотину за пьяным отребьем, которое едва на ногах держится, и приводить его в чувство, чтобы оно было в состоянии играть свою идиотскую музыку. Все к тому и шло, в конце концов я поругался с парнями, и они меня уволили.

Моего Компаньона, если быть точным. Это была группа, игравшая тяжелый рок, четверка американских пацанов, любивших развлекаться, сбивая пустыми бутылками подброшенные вверх бутылки или вытаскивая из ширинок свои причиндалы, лучше – посреди толпы, и прочей подобной мерзостью. Некоторые их номера я предпочитал не замечать, не забывая уворачиваться от летающих предметов. И действительно, пару вечеров у меня не было проблем с этими идиотами. Однако на третий они меня утомили, я жутко захотел спать и уговорил моего Компаньона сменить меня. И как только один из этих придурков сотворил очередную глупость, мой Компаньон открыл дверцу автомобиля и вышвырнул его из машины на дорогу.

– И что, сейчас болтаешься без дела?

– Ну почему? Я работаю. Я не должен бы тебе ничего говорить, поскольку это профессиональная тайна…

– Не смеши меня.

Я посмотрел сквозь него:

– Но из того, что можно, скажу: речь идет о важной и богатой шишке, которой понадобилась охрана.

– Не боишься, что закончится тем же?

– Все может быть.

Оресте убрал бутылку со стойки, прежде чем я успел налить себе еще, потом проводил меня до выхода:

– Если у тебя и здесь не выгорит, помни, что мой брат…

– …торгует противоугонными устройствами и готов взять меня на работу, – закончил я за него. – Ты мне это уже говорил. Тем не менее спасибо.

– Это все-таки лучше, чем ничего.

– Подумаю, – соврал я.

Дома меня не ждал никто и ничто, если не считать пары грязных тарелок в мойке. Я включил телевизор, запрыгал с канала на канал, раздражаясь дурацкой рекламой эротических салонов, пока вдруг не заметил, что пульсирует лампочка видеомагнитофона. Я вздохнул.

Пока я спал, мой Компаньон, вероятно, что-то записал на пленку, и это послание как пить дать предназначалось мне: это была одна из его маний. Он очень не любил писать ручкой на бумаге и, когда должен был поведать мне что-либо серьезное, предпочитал наговаривать информацию в телекамеру, прикрепленную к телевизору. Это всегда действовало мне на нервы, несмотря на столько лет отношений с этим единственным человеком, с которым мне в жизни не суждено встретиться никогда.

Я собрался с силами и нажал кнопку пульта: на экране появилась моя физиономия.

– Привет, Компаньон, – сказала физиономия. – Хорошо спал?

Я не помню, когда сделал эту запись: половины того, что делаю во время своих бессонных ночей, я вообще не запоминаю. Чтобы никто этого не понял, я использую тысячу приемов, несу дикую околесицу, даже сам начинаю в нее верить. Но то, что я видел сейчас на экране, не оставляло камня на камне в тщательно выстроенной мною стене притворства.

Я сумасшедший, абсолютно сумасшедший, и с этим ничего не поделаешь.

Потому что мой Компаньон – это я сам.

3

Последний раз я проходил обследование в расположенном весьма далеко от Милана городе, куда уехал, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Врач устало следовал тому же сценарию, что и другие специалисты – психоаналитики, психиатры и психологи, с которыми я встречался до него. Обычно мои визиты к сменяющим друг друга докторам выглядят так: сначала врач мне не верит, подозревая, что я его разыгрываю, затем делает предположение, что моя проблема «не в раздвоении личности», а в том, что я просто «убедил себя в этом». То есть я не сумасшедший, но «одержим навязчивой идеей», что являюсь сумасшедшим. Этот акт сценария я называю «первая фаза».

«Вторая фаза» наступает после того, как я засыпаю на кушетке и меня сменяет Компаньон. Конечно, можно предположить, что я искусный актер, но пластика наших тел – моего и моего Компаньона – настолько различается, что любой врач способен это заметить, тем более если все изменения происходят у него на глазах. Я, что естественно, никогда не наблюдал вживую моего Компаньона, однако знаю наверняка, у него походка, словно ему засунули метлу в задницу. И он немного одеревенелый, что ли.

Во время «второй фазы» очередное светило начинает изводить меня вопросами, настолько идиотскими, что такой тип, как я, не может не вспылить и не реагировать как нормальный человек с нормальным умом, коим я, надеюсь с присущей мне скромностью, обладаю. После дотошного опроса светило понимает, что перед ним случай, который даст ему возможность застолбить себе место в учебниках психиатрии.

«Третья фаза» – когда лекаришка уже видит свое имя выбитым на медицинских скрижалях золотыми буквами: Такой-то открыл… А дальше следует определение Такого-то синдрома.

И в эту минуту он спрашивает меня с безразличным видом, не буду ли я возражать против фотосъемки и магнитофонной записи, поскольку это помогло бы ему лучше изучить мой случай, на что я отвечаю: нет проблем, всегда пожалуйста, назначаю встречу на завтра и больше к нему не прихожу. Это – «четвертая фаза».

Последний врач не явился исключением, пройдя названные мною фазы с неплохой скоростью всего за один сеанс (как правило, для этого требуется пять или шесть), и, как все его предшественники, думаю, до сих пор разыскивает меня. Я не опасаюсь, что он меня найдет: у меня абсолютно неприметная физиономия, а настоящих анкетных данных я не оставил. Он даже не знает, что был удостоен особой чести: оказался последним врачом, которому я пытался рассказать о моей проблеме.

Хватит с меня! Дюжины попыток вполне достаточно, я устал проживать их в холодном поту от страха, что кто-нибудь из врачей прикажет засунуть меня в смирительную рубаху. Все их потуги оказались напрасными. Ни от одного из них мне не удалось услышать ничего сверх того, чего я сам не смог бы найти в учебниках по медицине или толстенных томах «Истории психиатрии».

Припев всегда оставался одним и тем же: согласно их Священному Писанию, не может существовать человека, который никогда не спит. Он должен был бы или быстро умереть, или очень скоро превратиться в полного идиота. А тут – вот он я. Конечно, от остальных людей я несколько отличаюсь, но мои мозги пока неплохо соображают, и я надеюсь прожить еще немало лет, особенно если учесть, что я бросил выкуривать по пачке сигарет в день и начал практиковать безопасный секс.

Сторонний наблюдатель, будь он хоть сто раз врач, не может увидеть, а потому не может понять, что на самом деле я сплю, даже если внешне это совершенно незаметно, даже если мое тело в этот момент движется. Согласно науке, это тем более невозможно. Она не признает гипотезы разделенного надвое сознания, каждая из частей – вернее, половин – которого спит по очереди.

В моей жизни не приключалось ничего, что спровоцировало бы возникновение подобного феномена. Меня никогда не кусал радиоактивный паук, я не ударялся головой, падая с детского стула, и не покрывался шерстью в полнолуние. Но однажды в детстве я вдруг начал по ночам разгуливать по дому. Сначала все подумали, что я сомнамбула, видимо, потому, что одна из частей меня, та, что бодрствовала в то время, как я спал, еще не обладала уверенной координацией движений и не умела говорить. Когда мне исполнилось пять лет, я начал тренировать свое тело, а вот мой alter ego – нет. Однако он это быстро наверстал, нанеся обстановке дома ощутимый ущерб, организуя легкую панику среди наших родственников при помощи неординарных поступков, демонстрирующих его безграничное любопытство к окружающему миру. И если я был ребенком довольно-таки спокойным, он являл собой безудержную энергию, превращавшую в обломки все, что попадало в его руки. Не в силу безрассудной тяги к разрушению, а по причине неутолимого желания познать окружающий мир. Он просто жаждал понять, как функционирует та или иная вещь, и, шла ли речь о моем заводном роботе или о стиральной машине, лучший способ утолить жажду был – заглянуть ей внутрь.

К счастью, это длилось недолго, и только благодаря моей святой маме никто не решился сделать мне лоботомию, прежде чем я достиг школьного возраста.

Будучи один в двух лицах, я продолжал жить своей половиной моей раздвоенной жизни. Как если бы где-то у меня был брат, которого я никогда не видел, но который помогал мне делать уроки, наводил порядок в моей комнате, ставил фингалы тому, кто давал мне в глаз днем раньше. Больше того, несмотря на то что я жил словно примерный шизофреник (хотя подобного моему примера не было ни в одном учебнике психиатрии), во всем остальном, с человеческой точки зрения, я был абсолютно нормальным ребенком – за исключением чрезмерной застенчивости и склонности краснеть. В школе я успевал хорошо, и сначала учителя, а позже и профессора всегда хвалили мои способности, хотя и жаловались на мою склонность «спать с открытыми глазами».

Моя жизнь походила на постоянную игру в шпионов. Я владел тайной, которую не мог открыть никому, моя мать предостерегла меня от этого раз и навсегда, и это заставляло меня чувствовать себя особенным человеком.

Не скажу, что игра всегда была такой уж занимательной. Мы с моим Компаньоном (мне кажется, я стал называть его так еще в начальной школе) старались быть очень осторожными, обмениваясь информацией о том, что делал каждый из нас во время взаимных «отлучек», и потребовалось много лет, прежде чем мы достигли в этом необходимого совершенства, хотя еще долгое время продолжали допускать непростительные ошибки.

Потом возникла еще одна проблема. Мои вкусы и вкусы моего Компаньона с годами начали постепенно расходиться. Ничего из ряда вон выходящего, слава богу. Мы оба оставались гетеросексуалами, и никто из двоих не пытался культивировать отвратительных привычек типа откусывания голов живым курам, но мы все чаще оказывались перед необходимостью поиска компромисса по таким существенным вопросам, как занятия физическими упражнениями и питание. Например, я стал вегетарианцем намного раньше его и был намного более ленив.

Мораль басни: обладая терпением, со временем привыкаешь ко всему, а уж терпения мне было не занимать.

Повзрослев, я повстречал кое-кого, кто любит меня таким, каков я есть. И что еще удивительнее – любит нас обоих, а это дорогого стоит.

Среди всех неудобств, которые причиняло мое состояние, обязанность смотреть видео была не из самых серьезных. Поэтому, сделав над собой усилие, я впитывал информацию, которую озвучивал с экрана мой Компаньон. Оказалось, что он долго беседовал с Вале, после чего в поисках информации навестил своих «экспертов по финансовым воротилам (жуликам)». Сопоставив эти сведения с тем, что я уже узнал непосредственно от моего клиента, я составил ясную картину – что меня ожидало через несколько дней.

Пункт первый: вилла, где будет проходить праздничная вечеринка, располагается на окраине Милана. Окраины я знал плохо, так что место мог разве что вообразить – в некоем пункте своей ментальной топографии, с разбросом от Брианцы до бесконечности. Построенная в конце прошлого века вилла, которую покойный папаша моего клиента назвал «Охотничий домик», на мой взгляд, больше походила на мавзолей.

Второе: Паоло Гардони был единственным наследником значительного состояния, накопленного усопшим путем спекуляций недвижимостью. Однако он не имел полного контроля над семейным бизнесом, находящимся в еще крепком кулаке его матери.

– Мать зовут Роза Гардони, – уточнил мой Компаньон. – Она уже давно в пенсионном возрасте, но продолжает принимать стратегические решения. Ходят слухи, что именно она тот самый «серый кардинал», которому ее муж обязан своим предпринимательским успехом. Трудно сказать, правда это или нет, но, согласно моим источникам, она до сих пор управляет делами фирмы. И неплохо справляется с этим.

Третье: Гардони был женат, затем овдовел по естественным причинам и вновь женился. Его теперешняя жена, Кларетта, какое-то время работала моделью, без особого успеха, но у нее был отличный нюх на хлеб с икрой, почему ей удалось захомутать Паоло Гардони и заставить его прервать многообещающую карьеру донжуана. От первого брака у него осталась дочь, шестнадцатилетняя подружка зверопанков – Алиса.

– Как считают родители, – замялся на секунду мой Компаньон, – у дочурки… гхмм… не все в порядке с мозгами. – Его губы скривились в ухмылке, какую он использовал в качестве дружеской улыбки. – Если, как я предполагаю, ты смотришь эту запись, сделанную вчера вечером после твоей встречи с будущим клиентом, которая, надеюсь, прошла хорошо, знай, что Валентина ничего тебе не сказала об этом, чтобы не потревожить твою… чувствительную душу, и поручила мне сделать это. Гардони был откровенен с ней по телефону, сообщив, что у Алисы недавно случился нервный срыв. С тех пор ее родители решили нанять сиделку для постоянного ухода, и, что весьма вероятно, ты ее не увидишь, так что не забивай себе голову дурацкими мыслями.

– Какими еще мыслями? – задал я вопрос экрану.

– Удачной работы! – Компаньон подмигнул, словно видел меня. – Привет, привет!

Физиономия Компаньона исчезла, сменившись кадрами старого каратистского фильма. Кляня «Святое семейство», которое, как я подозревал, держало сторону моего Компаньона и моей подружки, заставляющих меня работать, я с такой злостью выключил телевизор, что хрустнул пульт.

«Чувствительная душа»… Какого черта! Как будто сам без греха!

Я вынул кассету и почувствовал солидарность с несчастной Алисой. Мы, чокнутые, должны помогать друг другу: я бы увез ее отсюда, мы бы поженились и на наследство ее папаши открыли бы образцовый дурдом.

Шестнадцать лет. Я попытался вспомнить, что в ее возрасте чувствовал я, потрясаемый гормональными и душевными бурями, но этот отрезок жизни завалился в памяти куда-то слишком глубоко. На поверхности остались только кошмары тех лет: привидения в белых масках со скальпелями в руках, которые, едва я засыпал, являлись ко мне с незваными визитами.

Они постоянно присутствовали в моих снах вплоть до дня праздника на вилле Гардони. После чего уступили место новому кошмару, который не заставил себя ждать.