Текст книги "Стальная Нелл"
Автор книги: Сандра Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Сандра МЭЙ
СТАЛЬНАЯ НЕЛЛ
Пролог
Если вы не переносите длительных перелетов по воздуху, а в море вас укачивает – вам никогда не увидеть рая. На земле, по крайней мере. Остается рассчитывать только на благоволение небесной канцелярии после вашей кончины. Впрочем, можно потренировать вестибулярный аппарат на аттракционах в парке, и тогда у вас будет шанс.
Дело в том, что рай находится очень далеко – в самом прямом смысле слова. Из Европы лететь тридцать часов, из Америки – двадцать шесть, из Японии – четырнадцать А до Японии тоже еще надо добраться.
Это очень странный континент – тот самый, где рай. Он был открыт почти случайно, да к тому же поздно, когда в Европе уже вовсю занимались политикой, а в Америке подумывали о первых небоскребах.
Этот континент называют Зеленым, хотя правильнее было бы назвать его Красно-Желтым с Зеленой Каемочкой, но это долго и как-то неудобно. В центре находится пустыня, по сравнению с которой Сахара кажется детской песочницей, а вдоль побережья бушуют джунгли, высятся тропические леса, благоухают цветники, пузырятся болота, извиваются немыслимые кустарники, голубеют лагуны, под бирюзовой водой океана таятся прекрасные и смертоносные коралловые рифы, а песок на пляжах белый и золотой, и в нем запросто можно найти невообразимо красивые раковины размером с голову человека.
Первоначально этот континент приспособили под одну огромную общую тюрьму, потому что сбежать отсюда было невозможно – просто некуда. До Европы, Америки и Японии – смотри выше.
Целые флотилии царицы морей – Англии привозили сюда не только самых отъявленных злодеев, которым никак не удавалось исправиться на родине, но и их жен, детей и домочадцев. Потом корабли отплывали обратно, а отъявленные злодеи некоторое время буянили в бессильной злобе на берегу. Жены и домочадцы терпеливо пережидали в сторонке.
Потом злодеи вздыхали и смирялись с неприятной мыслью, что им надо заняться обустройством собственного быта. Вырастали первые поселения; земля, сроду не знавшая прикосновения плуга, давала первые урожаи. Через несколько лет непосильных трудов в поте лица своего бывшие злодеи с изумлением понимали, что их больше не тянет на безобразия. У кого-то просто не осталось на это сил, а кому-то понравилось пожинать плоды своих праведных трудов.
К тому времени приплывали новые корабли, и новые злодеи сходили на берег. Этим уже было, где злодействовать, – в маленьких городках первых поселенцев. Однако старожилов никак нельзя было назвать робкими и безобидными землепашцами, отпор они давали нешуточный – и новые поколения поселенцев, скрепя сердце, принимались все за те же праведные труды.
Потом обнаружилось, что на континенте полно других обитателей. Этих звали просто – дикари. Или аборигены. Некоторые были черные и страшные, воинственные и нелюдимые, а другие – симпатичные, доброжелательные и доверчивые. С течением времени в силу вступил закон Большого Котла, и на смену своим родителям пришло новое поколение. Были здесь истинные арийцы с черными курчавыми волосами и темными глазами. Голубоглазые и светловолосые обладатели шоколадной кожи. Высокие и плечистые крепыши с миндалевидным разрезом глаз. Одним словом, все смешалось на этом странном континенте.
Росли города на побережье, люди смело врубались в девственные леса, сотнями умирая от лихорадки и укусов неизвестных насекомых и рептилий. Аллигаторы воровали овец и детей. Аборигены пытались защищать свою землю от белокожих пришельцев, убивали чужаков и гибли от их рук.
Так творилась история Зеленого континента, история славная и кровавая, полная беспримерного мужества и беспримерного же предательства, история жесткая и бескомпромиссная, настоящая история людей. Учебники по этой истории еще не написаны, но какая, в сущности, разница? Важно то, что ныне светлые белоснежные города высятся на берегу океана, леса все еще непроходимы и опасны, а аборигены до сих пор помнят песни своих предков и умеют вызывать дождь. И красное солнце каждый день встает над красной пустыней, а до Европы, Америки и Японии так далеко, что и ехать туда незачем. И здесь все есть. Рай, одним словом.
Этот континент называется Австралия. Он прекрасен и опасен в равной степени, а люди, родившиеся здесь, отличаются отменным здоровьем, крепкой психикой и жизнелюбием. В остальном они такие же, как и все прочее человечество. Любят, страдают, рожают детей, стареют, умирают. И с ними точно так же происходят самые разные истории.
1
– Мужики! Зажмуриться!
Тишину золотисто-бирюзового утра этот звонкий, чуть хрипловатый голос разорвал в клочья. Перепуганные зимородки шарахнулись из кустов наподобие небольшого радужного фейерверка, зашлись истошным лаем три собаки, мирно спавшие до этого в горячем песке, а еще через мгновение две стройные обнаженные фигурки – шоколад и светлая бронза – стрелой прочертили две цепочки следов в белом песке и вспенили голубое зеркало лагуны сверкающими брызгами. Визг, хохот, плеск.
Сэм Джоунз лениво приоткрыл один глаз, удостоверился, что все в порядке, закрыл глаз и для верности накрыл лицо парусиновой шляпой. Почему девчонки не могут купаться тихо? Непонятно. Даже одна девчонка создает определенный шумовой эффект, а уж если их двое – только держись.
– Фостер, Редж, Бинго – на место! Это всего лишь наши дамы.
Сэм Джоунз благостно вздохнул и погрузился в сладкую дремоту. Шесть утра, погода прекрасная, и впереди целая жизнь.
Тем временем две наяды закончили плескаться и хулиганить в воде, проплыли мощным кролем вдоль берега метров по пятьдесят и выбрались на сушу. Сэм даже ухом не повел, и шляпа осталась неподвижной, хотя любой другой мужчина на месте Сэма глаз бы не отрывал от этого зрелища. Еще бы – две обнаженные красотки, выходящие из океана на белый песок!
Одна – очень смуглая, почти черная, атлетического сложения, с широкими плечами пловчихи, небольшой грудью и умопомрачительно длинными ногами. Жесткие курчавые волосы цвета воронова крыла и пухлые, резко очерченные губы выдавали в ней туземку, тем удивительнее смотрелись на этом смуглом лице ярко-синие глаза. Это – Мелани Саунд, бакалавр медицинских наук и бактериолог-исследователь. Ей сорок лет, она не замужем, и количество побежденных ею мужчин переваливает за полсотни.
Вторая – светлая бронза и золото, отблеск солнца в прозрачной воде, генетическая память о доброй старой Англии, где косы у девушек в один цвет с пшеницей, а глаза зеленее йоркширских холмов. Нелли Куинс, златокудрая нимфа с отвратительно сильным характером, железной волей и внешностью Королевы Маб. Зеленые глаза изумрудами горят над высоковатыми – но в меру – скулами, плечи, грудь, талия и бедра полностью соответствуют античным канонам, а ноги – ног вполне хватило бы и на двух Нелли Куинс. Белокожая от природы, она почти всю жизнь провела на открытом воздухе, а условия, в которых она работает, позволили ей загореть целиком, без дурацких белых полосочек и треугольничков.
Здесь надо пояснить следующее. Две нимфы – отнюдь не разгульные дамочки на отдыхе. Лагуна – не вполне лагуна. И даже Сэм Джоунз – не просто хладнокровный мужик, способный запросто отвернуться при виде двух обнаженных красавиц.
Все это вместе – научно-исследовательская медико-биологическая станция Сиднейского университета. Сэм Джоунз – биолог, океанолог, инженер-механик и водитель экспедиции. Мелани Саунд – врач, Нелли Куинс – метеоролог и руководитель экспедиции. Лагуна – основная база, где находятся три небольших личных бунгало (их не видно за кустарником) и одно побольше, где размещены всякие хитрые приборы, оборудование, запасы патронов, консервы и оружие. Это бунгало гораздо основательнее, стоит на сваях и даже запирается на ключ, впрочем, вполне символически, потому что в здешних местах чужие не ходят. И свои тоже не ходят.
Здешние места – это приблизительно посередине между городами Боуэн (семь тысяч жителей) и Маккай (одиннадцать тысяч жителей, порт, аэродром сельской авиации и федеральная тюрьма). Посередине – потому что до Боуэна три часа на машине, а до Маккая три с половиной, но это тоже условно, ибо прямых дорог здесь нет. Проще всего добраться до цивилизации по воде, и на этот случай в лагуне имеется самодельный причал для одного катера и двух моторных лодок. Одна из лодок принадлежит исключительно Сэму, на ней он уплывает в океан и там воркует с акулами, ядовитыми медузами и прочей нечистью, потому что тема его исследований – агрессивные представители океанической среды. Сэм с темой не согласен, так как из всего многообразия животного мира на Земле агрессивным признает только одно существо – человека.
Да, кстати. На станции имеется еще один представитель сильного пола, в основном именно к нему и адресовала свой утренний вопль Мелани Саунд. Это Джои, мальчик лет пятнадцати, а может, и семнадцати. Толком этого никто не знает, так как Джои родился в одном из местных племен, а у них метрики не в чести. Истинное имя мальчика – Лаэкикориджотувумба, вполне понятно, что ни один белый такого не выговорит. Джои находится в самом расцвете, можно сказать, на пике полового созревания, и потому Мелани (после тактичного замечания Сэма) и Нелл стараются не особенно оголяться в его присутствии. Джои в лагере занимается всем помаленьку: готовит, убирает, помогает носить оборудование, но больше всего ему нравится сидеть возле Сэма, когда тот чинит машину. В данный момент Джои, скорее всего, спит, потому что это второе занятие, которое ему нравится больше всего.
Что еще? Напротив базы, в океане, проходит Большой Барьерный риф, поэтому корабли и моторные лодки сюда почти не заплывают. Экспедиция, таким образом, практически оторвана от цивилизации и общается с внешним миром только по рации (когда она работает). Все четверо сотрудников живут душа в душу, потому что заняты делом большую часть времени, а еще потому, что все они так или иначе любят уединение и природу и не любят шум большого города.
В своем бунгало Нелл насухо растерлась полотенцем, натянула футболку с обрезанными рукавами и шорты, потом, поразмыслив, сняла футболку и присовокупила к наряду верхнюю часть купальника. Это Мел может себе позволить шастать без лифчика, у нее грудь подростка, а Нелл…
Она бросила немного смущенный взгляд в зеркало и по детской привычке прикрыла глаза растопыренными пальцами. Да нет, грудь у нее хоть куда, даром что двадцать девять лет и вообще… Но Джои не сможет работать, если будет на нее пялиться, а сегодня им предстоит поход на болота. Сэм собирался выйти в море, Мел колдует над вакциной от малярии, ну а лучше Джои в здешних зарослях никто не ориентируется.
Нелл отвечала за погоду – так шутили ее сотрудники. На самом деле отвечать за погоду на австралийском побережье не может даже Господь Бог. Это под силу только местным лупоглазым божкам. Нелл всего лишь следила за приборами, записывала показания и составляла таблицы и диаграммы. Всего лишь – с точки зрения ее друзей и однокурсников. Никто не понимал ее увлечения такой скучной наукой, как метеорология. Сама Нелл свою работу любила.
Да и как можно не любить эти чудеса? На небе ни облачка, воздух недвижим и поверхность океана напоминает зеркало. Всего лишь одна маленькая белая запятая в небе, чуть западнее к горизонту – и через два, максимум три часа на вас обрушится шторм с грозой и молниями. Эти облачные запятые Нелли Куинс наблюдала во всех полушариях, над всеми океанами Земли, и никогда они ее не подводили. Никто из ученых не мог сказать, что это такое, Нелл тоже не могла, но следила за загадочным облачком почти с нежностью.
А ураганы? А цунами? А смерчи и торнадо? Все эти Эсмеральды, Аделаиды и Фьореллы, в одну секунду стирающие с лица земли целые города? Нелл прекрасно знала, сколько горя мог принести людям один средненький торнадо, и именно поэтому всегда неистово спорила с теми, кто хвастливо провозглашал абсолютное господство человека на Земле. Посмотрели бы они, во что торнадо Мачо превратил за две секунды большой башенный кран с дистанционным управлением, гордость его создателей и разработчиков! Искореженные куски арматуры, груда обломков и голубенькие искры остаточного электричества.
Единомышленников она нашла неожиданно для себя самой два года назад. С Мелани Саунд она познакомилась на одной вечеринке, где услышала ну прям свои слова:
– Какой, к черту, царь природы! Не смешите меня, юноша. Посмотрите на себя в зеркало. Вам сколько? Двадцать семь? Тридцать? Вон пузо, вот второй подбородок, наверняка одышка и давление. Вы едва ли сможете подняться в свой пентхаус по лестнице, не дав дуба этаже на пятнадцатом.
– Мисс Саунд, но ведь…
– Крошечная блоха в прыжке поднимает свой стократный вес. Тушканчик – четырнадцатикратный. Гепард легко догоняет “порше”. Птицы ориентируются на бескрайних просторах неба без всякого радара. Собаки находят свой дом за сотни километров. Да идите вы к черту, цари недоделанные! Вас всех может убить всего одна бактерия из моих пробирок, а она, между прочим, вообще одноклеточная!
Нелл тогда плюхнулась рядом с разъяренной смуглянкой на диван и мрачно протянула ей руку.
– Нелли Куинс. Метеослужба Сиднея.
– Мелани Саунд. Бактериолог.
Через пару месяцев потребовалось набрать группу для экспедиции на Риф, и Нелл без раздумий позвонила Мелани. С тех пор они стали неразлучны – на время работы. Так странно, Сэма она знала давным-давно, еще со студенческих лет, но ни Сэм, ни Мел, ни сама Нелли никогда не делились друг с другом подробностями личной жизни. Заканчивалась очередная экспедиция – и они разъезжались по домам, а где эти дома, кто в них ждет их возвращения, неизвестно.
Сама Нелл жила в просторном светлом доме на побережье, в шести часах езды от Сиднея, местечко Даббо Рото. Ей принадлежали десять акров земли, табун лошадей, стадо овец и ощущение практически абсолютного счастья. Дома ее ждали всегда, в любой день и час, радовались ее успехам, переживали из-за неприятностей.
Семья Нелл – ее крепость, ее тыл, ее космос и ее божество. Первым шел Лучший Мужчина на Свете. Потом Матауа, шестидесятилетняя маорийка, ведьма и неряха, на которой держался весь дом. Старый браконьер Фил – главный специалист по всей копытной живности. И еще с десяток тех, кого принято называть прислугой. На самом деле все они были членами ее семьи, знали это и ценили, а она их всех очень любила.
Когда-то у Нелл были мама и папа, дедушка-финансист, шикарная квартира в Сиднее, кукольный дом для Барби и все, что только душе угодно. Потом разразился финансовый и нефтяной кризис, деда хватил удар, папа ушел от мамы и женился на юной фотомодели, а мама уехала в Европу. Одиннадцатилетняя Нелл отправилась в дорогой колледж-интернат, имея за спиной приличную сумму на банковском счете. Честно говоря, она очень плохо помнила первые месяцы обучения. Она была слишком ошеломлена случившимся с ее семьей, а больше всего тем, что оказалась никому не нужна.
Законы интерната одинаковы во всем мире и очень похожи на законы тюремные. Через полгода изнеженная принцесса в кисейном платьице превратилась в озлобленного зверька с вечно разбитыми коленками, злющими зелеными глазищами и презрительно поджатыми губами. О прошлой жизни она больше не вспоминала. Никогда.
Интернат научил ее драться до победы, ценить истинных друзей и презирать изнеженных лентяев. Сумма на счете значительно уменьшилась, однако еще позволила поступить после колледжа в университет Сиднея. Она хорошо училась, потому что знала, что за нее никто ничего в жизни делать не будет. У нее просто не осталось никого, кто бы мог и хотел этим заняться.
Мама растворилась в туманной дали Европы, видимо навсегда, а вот отец объявился, это случилось в самый трудный период жизни Нелл и вызвало у нее только раздражение. Постаревший и сильно сдавший экс-плейбой мялся, жался, пытался попросить у нее прощения, а она стояла, скрестив руки на груди, и сверлила его презрительным зеленым взором, не очень и вслушиваясь в то, что ей пытался сказать предавший ее папа.
Так он и уехал – непрощенным дочерью. И умер через полгода. После его смерти выяснилось, что старый дедушкин дом на побережье теперь принадлежит Нелл, а вот денег на его содержание нет. Она взяла Самого Лучшего Мужчину на Свете и отправилась в родовое гнездо – как она думала, попрощаться с ним навсегда и продать.
На пороге светлого и белого дома, традиционно австралийского, одноэтажного, длинного, с хитроумным воздуховодом под крышей и полом, с плющом на стенах, с черепичной крышей и выскобленными добела деревянными полами – на пороге стояла абсолютно черная курчавая тетка с недовольным выражением лица. Тетка была босая, с трубкой в зубах, а одежда ее состояла из цветастой юбки в оборках и драной футболки с полустершейся надписью “Дип Перпл” на груди. Нелл шагнула навстречу – и тут тетка с гортанным клекотом кинулась ей на шею и принялась причитать и ворковать. Тут-то Нелл и узнала свою няньку, маорийку Матауа. Десять прожитых лет превратили статную красавицу почти в старуху, но угольки глаз горели так же неистово, и жесткие от работы руки обнимали надежно и нежно. А потом старый Фил показался из-за угла, седой, усатый, пахнущий лошадьми и свежим сеном, и в голубых его глазах сияла такая радость, что Нелл заплакала. Впервые за десять лет. И поняла, что вернулась Домой.
Лучший Мужчина остался с Матауа, а Нелл вернулась в Сидней и первые полгода пахала так, что похудела едва ли не вдвое. Собственно, из Сиднея она сразу уехала по контракту – сначала в Японию, потом в Бразилию, Венесуэлу и Мексику по очереди. Следила за ураганами, гонялась за торнадо, работала наравне с мужчинами, зарабатывала деньги и имя, и каждую неделю писала письма, полные любви и нежности, Лучшему Мужчине на Свете.
В среднем четыре месяца в году принадлежали ей лично, и их она проводила дома. Денег хватало, потом неожиданно начала приносить доход ферма, старый Фил приобрел известность в узких, но чрезвычайно богатых кругах конезаводчиков, так как мог управиться с любой лошадью – одним словом, жизнь наладилась. Нелл почти физически ощущала, как одна за другой рвутся стальные струны, натянутые в ее душе, и душа расправляется, становится мягче и свободнее. Впервые за много лет Нелл чувствовала себя совершенно счастливой. Ну… почти совершенно.
Одна струнка еще тянула, где-то там, где сердце, но Нелл научилась ее не замечать. Прошлое похоронено и забыто. Точка. И если говорить о воспоминаниях – то самое лучшее воспоминание о тех днях всегда с ней. Лучший Мужчина на Свете.
Ричард Торп Куинс. Десять лет, зеленые глаза, битые коленки, неукротимый нрав и полное безразличие к благам цивилизации. Белый мальчик, с трех лет росший в буше, среди маори. Ее сын. Ее Бог. Ее смысл, причина и цель. Человечек, над чьей колыбелью юная Нелл Куинс поклялась, что никогда в жизни не предаст своих детей так, как когда-то предали ее.
2
Воспоминания послужили причиной того, что всю дорогу до болота Нелл задумчиво молчала в тряпочку, а лицо у нее было печальным и суровым. Джои, истинный сын маори, немедленно возомнил, что Большая Нелл на него обиделась, и впал в отчаяние. Он шел и горестно бурчал себе под нос, и вскоре Нелл была вынуждена отвлечься от воспоминаний, потому что бурчание Джои заполнило собою весь мир.
Джои был высок, тощ, нескладен, глаза у него отчетливо косили к носу, а руки и ноги были тонкими как спички. Если бы он унаследовал от маори еще и круглое пузо, то производил бы убийственное впечатление – пухнущий от голода туземец в рабстве у белых ученых. Несомненным преимуществом маорийских генов нужно было считать полное отсутствие юношеских прыщей, а также феноменальную способность переваривать все, что чуть-чуть мягче гвоздей и листового железа.
С местными племенами Нелл дружила давно, знала их язык и неизменно помогала, чем могла, когда приезжала в эти края. В свою очередь, маори помогали ей, обеспечивая проводниками и свежей дичью. В тот день, когда ей сосватали Джои, Нелл грешным делом решила, что чем-то насолила вождю, но потом переменила мнение.
В первый день пребывания в лагере Джои съел в одиночку все, приготовленное на четверых, опрокинул в большом бунгало три самых хрупких прибора, рассыпал мешок с мукой и мирно заснул в кустах. На следующее утро, помогая Сэму, лежащему с отверткой под джипом, Джои ухитрился выбить домкрат, в результате чего на вопли Сэма пришлось бежать Нелл и Мелани. Чуть позже, в тот же день, Джои, вообще-то плавающий как рыбка, запутался в сетях и истошно орал, пока его не спасли – для этого опять-таки пришлось бросить работу и бежать на берег. Вечером выяснилось, что Джои удачно опрокинул неплотно закрытую канистру с бензином рядом с крупой, и на ужин у них была только тушенка. Потом Джои заснул, а Мел осторожно предположила, что он ниспослан им свыше для поддержания в тонусе.
– Ей-богу, Нелл, еще пара ходок с горки на пляж и обратно, и я навсегда забуду о своей пояснице. Когда он орал, я думала, он умер.
– Мертвые не орут.
– Да, и его надо вымыть. Мальчонка… попахивает.
– Мертвые не потеют.
– Загробный юмор, Нелли Куинс. Зачем он нам?
– Он проводник.
– Ха! Да по мне здесь гораздо безопаснее заблудиться, чем воспользоваться услугами такого проводника! Что ты сделала вождю, наступила ему на ногу?
– Честно говоря, он даже не скрывал радости, расставаясь с Джои, но меня заверил, что проводник из него отличный.
– Сэм! Какого дьявола ты молчишь?
– А… Хм… Ну… Да ладно вам!
– В каком смысле?
– Не кипятись, доктор. Мальчонка недотепистый, но не дурак, сегодня вполне толково помогал мне с машиной.
– Ой, напомни, это когда с домкратом?
– Мел, не будь змеей. Если он окажется плохим проводником, мы отправим его домой, только и всего.
– Ага, а он заблудится по дороге, попадет к крокодилам, а нас потом обвинят в убийстве подростка.
– Кстати, дамы. Раз уж речь пошла о подростках… Я лично уже привык к вам и вашему нижнему белью, развешанному на кустах, но для парнишки это чересчур.
– Хо! Да маори всю жизнь шастают голышом!
– Да, но вы не маори. Вы белые – не хихикай, Мел! – здоровенные тетки, и вы – не табу.
– Мел, Сэм прав. И с голыми купаньями надо завязывать.
– Ни за что! Должны у меня быть радости в жизни. Сэм отворачивается? И этот будет.
– Тогда предупреждайте заранее, маори очень послушны. Он не станет смотреть, если вы ему запретите.
Так и вышло, что Сэм стал кем-то вроде наперстника и старшего брата для бестолкового парня. Ну а еще через некоторое время выяснилось, что вождь не наврал. Джои обладал абсолютно звериным, верхним чутьем. Даже не зная некоторых участков леса, он безошибочно ориентировался по деревьям, запаху, направлению ветра и поведению птиц, неизменно отыскивая правильную и кратчайшую дорогу.
Вот и сейчас Нелл шла с Джои на болота, даже не задумываясь о возможных опасностях. За три месяца Джои ни разу не ошибся.
Она фыркнула, расслышав наиболее жалостливую сентенцию юного страдальца, что-то вроде “никому-то я не нужен, все-то меня ругают, скоро бить начнут”.
– Эй! Ты чего это стонешь?
– Нелл сердиться, Мел сердиться, Сэм рычать – всем не нравиться Джои. Будешь меня гнать домой, к мама? Так мама тоже ругаться – обидел Большую Нелл, не принес пользу.
– Не говори ерунду. Никто на тебя не сердится. Я просто задумалась, вспоминала свою жизнь, вот и невеселая была, а Сэм спросонья всегда злой.
Джои немедленно расцвел, как майская роза. Теперь он шагал широко и радостно, размахивая руками и то и дело спотыкаясь в высокой траве. Нелл следила за ним как завороженная. Если это не чудо, то я уж и не знаю, как выглядит чудо, думала она. Вот Джои не глядя прихлопнул на плече малярийного комара, нацелившегося подкормиться маорийской кровью, а заодно и чертовски ядовитую муху, которая откладывает яйца под кожу жертвы сразу после укуса. Вот из-под босой ноги заполошно стрельнула в сторону яркая маленькая змейка, чей укус смертелен. Вот обрушилось гнилое бревно, на котором Джои только что стоял.
Сам Джои при этом оставался целехонек, и хотя его мотало и шатало из стороны в сторону, а ноги заплетались кренделями, он не только не падал, но и шел довольно быстро, успевая болтать на ходу.
Малюсенькая метеорологическая станция расположилась в буквальном смысле на нескольких твердых кочках посередине живописного и яркого болотца. Фокус заключался в том, что именно здесь лес расступался и над маленькой площадкой сияло чистое небо. Нелл измеряла здесь количество осадков, влажность (с поправкой на болотные испарения) и давление. Обычная, рутинная работа.
Усадив Джои на бревно и велев ему не двигаться, она занялась делом. Мальчишка сидел смирно, но вскоре ему это наскучило, и он стал вертеть головой по сторонам. Австралийский буш – это поинтереснее любого кино. Здесь каждую секунду что-то происходит, надо только уметь смотреть. Джои залюбовался яркой, зеленой и алой, будто лаковой, лягушкой, которую через несколько секунд слопал невинный с виду сучок, оказавшийся ужом.
Радужная птичка величиной с крупного шмеля издавала резкие трескучие звуки. Стрекоза, раза в три больше птички, лениво качалась на стебле болотного цветка с лиловыми лохматыми лепестками и малиновой сердцевиной. Джои поддался тишине, замер, растворился в размеренном течении лесной жизни.
Хруст сучка Нелл даже не заметила, целиком поглощенная борьбой с непокорным гигрометром (вот удивительно: проще этого прибора только счетные палочки, но он ухитряется показывать абсолютную сушь при почти стопроцентной влажности!). Джои же вскинулся на бревне и мгновенно повернулся в сторону, откуда донесся хруст.
На первый взгляд ничего не изменилось. Не шевельнулись ветви, не шуршала трава. Стрекоза продолжала качаться на стебле. Но острый слух маорийского мальчика уже отметил: замолчали некоторые птицы, те, что сидят обычно в среднем ярусе леса. Там, где хорошо видно, кто стоит в кустах.
Плотная зеленая ряска качнулась, и огромное гнилое бревно одарило Джои равнодушным взглядом прирожденного убийцы, а потом плавно скользнуло в глубины болота. Джои торопливо пробормотал слова охранительного заклинания. Аллигатор здесь самый главный. Захочет – пропустит их с Большой Нелл, не захочет – сожрет. Джои внимательно прислушивался и приглядывался.
В этот момент Нелл одним махом прихлопнула целую семью кровососов на голом плече и окликнула своего юного проводника.
– Пошли отсюда, Мастер Леса. Меня сожрали москиты. Ты на что любуешься?
Молодой маори потянул вывернутыми ноздрями влажный воздух и тихо сказал:
– Чужой человек в буше. Большой человек. Не маори.
Нелл хмыкнула.
– Что ж, ему можно только посочувствовать. Я не знаю места, менее похожего на парк отдыха. Пошли. Сэм сказал, что разрешит тебе выйти на моторке в океан, но после обеда будет дождь, так что надо поторопиться.
Джои мигом забыл про чужаков, аллигаторов и неприятности. Моторка! Это стоило больше, чем весь буш.
Из кустов буйно разросшегося гибискуса за Нелл и Джои следили чьи – то глаза.
Всем хорошие глаза, не напоминай они так глаза тигра. Или ягуара. Одним словом, хищника.
Время шло к полудню, жара становилась все нестерпимее, и Сэм Джоунз со вздохом вылез из-под джипа. Он еще не вполне закончил с передними подвесками, но лежать под железным чудовищем дальше – значит умереть молодым. Он поднялся, вытер руки масляной тряпкой и потянулся. Потом охнул и схватился за правую ягодицу.
Мимо с независимым видом прошествовала почти одетая Мел Саунд, только что ущипнувшая Сэма за зад.
– Мел, это было больно.
– Ты про что?
– Ох, доиграешься!
Она немедленно развернулась и пошла на него, выставив грудь и томно раскачивая бедрами.
– Неужели доиграюсь? Когда? Где? Сколько раз?
Сэм рассмеялся и шутливо прикрылся от Мел руками.
– Уйди, нимфоманка.
– Эх! Бегаешь за вами, бегаешь, а все зря. Пойду окунусь. Не вздумай отворачиваться! Должна же я хоть визуально ощущать себя женщиной.
Сэм с улыбкой проводил ее взглядом. Хорошая она тетка, Мел Саунд. То, что называется хороший товарищ. И врач отличный. Что же касается, хм, ее непристойных шуточек и намеков… ничего не поделаешь, Сэм Джоунз однолюб, и даже десяток обнаженных барышень в волнах прибоя не заменят ему одного воспоминания, о котором лучше не вспоминать.
Улыбка увяла на мужественном, простоватом лице Сэма. Он вздохнул, кинул камешек в кусты и отправился к себе в бунгало. Надо привести в порядок записи за три дня, потом еще Джои проводить и дать указания. Зачем он согласился отпустить этот сосуд скудельный на моторке? Все Нелл, железная леди. Самостоятельность, мол, нужна. Мол, Джои уже не тот, что был прежде. Это точно. В определенном смысле – совсем не тот. Гораздо хуже. Вот, к примеру, что ему понадобилось в большом бунгало? И какого дьявола он не запер его за собой? Понятно, что чужих здесь нет, но ведь там оружие, оборудование.
Сэм вошел в свое истинно спартанское жилище и вместо того, чтобы сесть за стол, сколоченный из ящикоз, рухнул на узкую походную койку и мечтательно уставился в потолок.
Он рос нелюдимым мальчиком. Вполне нормальным, крепким физически, довольно жизнерадостным, но необщительным. Сверстники его не интересовали. Интересовал его мистер Папас, ветеринар и сквернослов, на которого молились все скотоводы в окрестностях Канберры. Маленький Сэм осторожно просачивался в кабинет мистера Папаса и на несколько часов перевоплощался в тихую серую мышку.
Мистер Папас лечил зверей, птиц, змей и даже одного крокодила. Крокодил был весь обмотан стальной проволокой, одна лапа у него совсем почернела, но глаза все равно горели неукротимой злобой. Мистер Папас ловко связал ему пасть эластичным бинтом, вкатил снотворное и прооперировал. По прошествии нескольких дней, когда вполне оправившийся крокодил, помещенный на время реабилитации в личный бассейн мистера Папаса, улучил момент и сожрал кошку миссис Папас, маленький Сэм набрался храбрости и спросил ветеринара:
– Мистер Папас, ведь эта тварь не испытывает к вам никакой благодарности. Он останется таким же опасным и жестоким, зачем же его спасать?
Старый ветеринар задумчиво посмотрел на ясноглазого лобастого паренька и ответил:
– Видишь ли, дружок, важно выбрать раз и навсегда, чего ты хочешь. Спасать и дарить жизнь – или жизнь отнимать. Если выбрал первое – не жди благодарностей и наград. Просто делай свое дело. Собственно, если выбрал второе – тоже.
А потом мистер Папас рассказал Сэму о том, что крокодилы выжили на Земле даже тогда, когда вымерли динозавры, что им несколько миллионов лет, и что они представляют собой идеальную с точки зрения природы машину для убийства – много чего рассказал, да еще дал на прощание книгу о животных, Брема. Сэм прочитал ее залпом, за два дня, принес обратно и получил взамен следующий том.
