Текст книги "Не было бы счастья..."
Автор книги: Сандра Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
За последние несколько дней у нее появилась иллюзия, будто она сможет избавиться от своего прошлого и со временем связать свою жизнь с кем-нибудь – но нет, это немыслимо. Потому что предлагать кому-то разделить с ней этот груз – все равно, что предлагать ему отрубить самому себе правую руку. Особенно кому-то, вроде Брэнда, для которого сделаться ее любовником равносильно тому, чтобы с позором оборвать свою карьеру, а карьера для него важнее всего на свете.
Она глубоко вздохнула и нажала кнопку звонка.
– Да?
– Скажите мистеру Стенхоупу, что его дочь хочет увидеться с ним.
– Одну минуту, пожалуйста.
Отец сам встретил ее в холле, а теперь шел впереди и явно кипел от гнева. Почему-то это успокаивало. Взорвался он в библиотеке.
– Как ты смела сюда явиться?! Я же сказал, когда будешь готова отправиться на виллу, дай мне знать, я все устрою! Ты не можешь находиться в Ривер Оукс!
Спокойствие превратилось в ледяную стену, окружившую ее со всех сторон.
– А почему ты не хочешь, чтобы я здесь появлялась? Боишься, что я подойду слишком близко к разгадке?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь…
– Почему ты держал меня под замком после ареста? Чтобы спрятать меня – или истинные причины гибели Рона?
– Что? Что ты несешь, Шерилин? Ты что, обкурилась? Ты наркоманка? Я вызову доктора…
Он суетливо шагнул к телефону, но Ширли опередила его, вырвала провод из гнезда и встала перед отцом.
– Никакой доктор не станет колоть мне транквилизаторы, которые сделают меня молчаливой и равнодушной. Как мама. Ведь ты с ней это сделал?
– Откуда ты… Я не знаю, о чем ты говоришь!
– Я пришла узнать правду, отец. Я узнаю ее. А потом уеду.
– Ты… В Монако?
В его глазах загорелась надежда, трусливая, беспомощная надежда, и Ширли пожалела, что не умеет лгать. Он был готов рассказать все – при условии, что она уедет на виллу и исчезнет из его жизни.
– Нет, я вернусь туда, откуда приехала.
– А где это место?
– Там, где моя новая жизнь.
– Новая? Честная трудовая, надо полагать? Ты, вероятно, трудишься по специальности? К чему тебя допустили? К шитью наволочек?
– Даже если и так, отец, кто довел меня до такой жизни? Незнакомец без имени и без лица или кое-кто, очень хорошо мне знакомый? Кто-то, кого я знала, постоянно видела, могла потрогать рукой?
Отец со свистом втянул воздух сквозь зубы. В его глазах горели страх и угроза.
– Зачем ты пришла?
– Я знаю, что существовали и другие версии, которые Барри Серкис мог использовать, чтобы меня оправдали. Я знаю, что у Рона была любовница. Я знаю, что ты и мама ни разу публично меня не поддержали. Ни разу.
Вот и все. Она сказала все, что знала, а теперь его очередь. Неужели он – чудовище? Или невинная жертва ее фантазий? Или…
Джон Стенхоуп тяжело опустился в кресло. Из него словно разом выпустили весь воздух. Когда он заговорил, в его голосе не было ни бравады, ни обычного напора.
– Я предал тебя, я знаю. Но мы решили, что так будет лучше. Для всех. Я не мог допустить, чтобы погибла репутация стольких уважаемых людей. Твой брат, твоя мать, Арбетнейлы… Они не должны были пострадать из-за того, что ты могла или не могла сделать. А когда вся эта машина пришла в движение, стало поздно что-то менять. Мы должны были сделать выбор. Мы сделали…
– Я не убивала своего мужа…
– А насчет любовниц… Я говорил Барри, но он решил их не использовать. Он сказал, это докажет, что у тебя были и другие мотивы для убийства.
– Но он даже не проверил их. Не выяснял, были ли у Рона любовницы на самом деле.
– Не выяснял, потому что тогда это не только осложнило бы твое положение, но и нанесло бы урон репутации Арбетнейлов. Отец Рона остался один в семейном бизнесе, положение было непростым, скандал мог погубить все! А ведь именно его бизнес – его банки! – позволили нам жить так, как мы живем. Наш капитал…
– И ты меня сделал козлом отпущения, чтобы сохранить свои деньги?
– Не только деньги. Всю нашу жизнь. И не забывай, мы хотели защитить тебя.
– Вы могли провести расследование тайно. Вы могли нанять частных детективов. Вы могли, наконец, спросить меня! Вы должны были это сделать, но не сделали из-за вашей жадности, из-за страха за свои деньги и свою репутацию!
– Да! Я боялся! Мою дочь вот-вот должны были посадить в тюрьму, наше публичное заявление ничего не изменило бы, вердикт суда нельзя было отменить. Зато это разрушило бы две семьи. Когда Барри предложил общаться с прессой в нейтральном тоне, мы согласились. Это было лучшим выходом. Мы не говорили ни о твоей виновности, ни о твоей невиновности. В бизнесе всегда так, ты анализируешь информацию, которая у тебя есть, и выбираешь лучший путь. Поддержи мы тебя публично – все рухнуло бы. Зато теперь ты на свободе, ты можешь начать новую жизнь в Монако, ты ни в чем не будешь нуждаться…
– Только в самоуважении.
– Ты всю жизнь прожила за стеклом теплицы, откуда тебе знать, что такое самоуважение?
– Зато теперь я живу среди людей и многое поняла, отец. Я прожила жизнь рабыни, и когда ты продал меня, чтобы спасти себя и свои деньги… Знаешь, это лучшее, что со мной случилось. Я больше никогда не вернусь обратно.
Она смотрела на своего отца и с ужасом видела, что он не понимает ее. Для него было естественно и нормально принести в жертву собственному благополучию родную дочь. Зять убит, дочь безвинно отсидела в тюрьме – зато счет в банке не пострадал, значит все хорошо? Но знал ли Джон Стенхоуп, ПОЧЕМУ? Почему Серкис предложил им не поддерживать ее во время суда? Почему умолчал о любовницах Рона? Ее ли интересы он защищал?
– Где Барри?
– Он уехал. После трагедии с его женой. Передал наши дела коллегам и уехал, только дождался, когда губернатор подпишет тебе помилование…
– Это хорошо… Какая трагедия?
– Месяц назад его жена покончила с собой.
Ужасно!
– Он все еще живет здесь?
– Нет, никто не знает, где он. Он говорил, что поедет путешествовать.
Джону Стенхоупу явно было плевать на Барри Серкиса.
– Так кто же убил Рона, папа?
– Я не знаю. И честно говоря, Шерилин, не хочу знать. Наши жизни уже исковерканы, какая разница, кем именно?
Ширли проглотила тугой комок в горле. Наклонилась к отцу и тихо произнесла:
– Знаешь, как выглядит ад?
И в этот момент за ее спиной раздался тихий, горький голос ее матери:
– Не думаю, что ад страшнее той жизни, которую мы ведем сейчас.
Ширли стояла в тени деревьев, окружавших здание клуба, и тряслась мелкой дрожью.
Все это время, что она пряталась здесь, Ширли пыталась справиться со слабостью в коленках, с отчаянием, рвущим ее душу на части, со слезами, комом стоящими в горле. Ее неотрывно мучила всего одна мысль: все, что с ней произошло за эти три года, было результатом действий ее собственного отца. Его жадность, его эгоизм, его бессердечие сделали из нее… нет, даже не жертву. Просто камень на дороге, который отбрасывают в сторону.
В ее жилах течет кровь ее мерзавца-отца и ее безвольной матери.
Когда она, полумертвая от пережитого кошмара, пришла к Арбетнейлам и услышала от дворецкого, что они ужинают в клубе, ее охватило нечто вроде облегчения. Ненадолго.
Она должна узнать правду.
Потому что иначе прошлое настигнет ее и уничтожит. Не сейчас – когда боль и обида делают ее сильнее. Потом – когда она позволит себе расслабиться и поверить, что все позади.
Ширли глубоко вздохнула, с силой потерла ладонями уши, зажмурилась, открыла глаза – и вышла из темноты к дверям клуба. Охранники были несколько озадачены ее внезапным появлением и подошли к ней, намереваясь о чем-то спросить, но Ширли просто взглянула на них, и они отступили на шаг, давая ей пройти. Один из них спохватился и открыл перед ней дверь.
– Могу я кого-нибудь позвать, мисс?
– Мистера Арбетнейла.
Стоя возле дверей банкетного зала, она видела в щель, как метрдотель склонился над плечом Томаса Арбетнейла, зашептал, кося глазами на дверь. Семейство начало удивленно переглядываться, но старый Арбетнейл поднялся и направился к дверям.
При виде Ширли его шатнуло назад. Он замер, и только нервный тик выдавал его состояние. Потом он тихо произнес:
– Убирайся отсюда.
– Похоже, вы не очень удивлены?
– Сколько?
– Сколько за что?
– Сколько ты хочешь за то, чтобы убраться из Ривер Оукс и не трогать мою семью? Ведь ты здесь именно для этого?
Она позволила ярости разрастись и растопить ледяной комок в груди. Деньги. Они все измеряют ими. Жизни, судьбы, дети, жены, обеды, здоровье, друзья, уважение – все можно купить и продать, все приносит выгоду, все стоит денег…
– Мне не нужны деньги.
– Ты отняла у нас сына и не должна иметь ничего, что могло бы связывать тебя с нами. И с ним. Его кровь на твоих руках разорвала все связи.
– Это вы уговорили Серкиса не поднимать тему супружеской неверности Рона?
– Именно Барри убедил нас в твоей виновности. О, он не говорил об этом напрямую, но никогда не говорил и обратного, этого было достаточно. Он знал, мы знали, почему ты убила его. И ты не посмеешь снова запустить эти сплетни! Мой сын был выше подозрений. В любом случае, сейчас он в могиле, но его репутация ничем не запятнана. Если ты попытаешься изменить это, я заставлю тебя заплатить за это гораздо большим, чем какие-то несколько лет жизни…
Она была бы рада заткнуть уши, да руки онемели. Во всяком случае, из злобного шипения Арбетнейла она сделала два полезных вывода: они не знают, кто убил Рона, и Рон действительно ей изменял. С кем? Как долго? Сколько раз?
Ширли посмотрела через плечо сэра Томаса и увидела свою свекровь. Они не разговаривали с момента ареста. На суде Абигайль в основном рыдала и билась в истерике. Сэр Томас был тогда единственным, кто публично обвинил Ширли в убийстве. Возможно, за три года Абигайль успокоилась и поняла, что Ширли не могла быть убийцей ее сына? Возможно, она поможет Ширли?
– Могу я поговорить с Абигайль?
– Держись от нее подальше. Ты ее убила. Ты застрелила ее единственного сына, ты отняла у нее возможность иметь внуков. Она презирает и ненавидит тебя.
Он уже почти кричал, и сидящие за столом начали оглядываться. Абигайль встретилась с Ширли глазами, вскочила, лицо ее исказила судорога.
– Мужеубийца! Ненавистница детей!
Ее старшая дочь подскочила, обняла мать, стала укачивать, шепча что-то на ухо. Ширли окаменела от ужаса. Постепенно все сидящие за столом повернулись к ней, и теперь Ширли оказалась под перекрестным огнем ненавидящих глаз. Из холла появился метрдотель в сопровождении двух охранников. Томас кивнул им.
– Уберите ее отсюда. А ты, тварь, запомни: появишься здесь еще раз – я убью тебя своими руками. И никто меня за это не осудит.
Стоны Абигайль стали тише, но все равно ритмично отдавались в ушах. Налитые кровью глаза Томаса. Ненависть и презрение. Стены сдвигаются.
Она почти с благодарностью посмотрела в бесстрастные лица охранников и повалилась им на руки. Они не проявили ни удивления, ни раздражения. Вежливо и решительно вынесли ее на улицу, осторожно поставили на землю. Убедились, что она не упадет, и ушли.
Ширли прижала пальцы к вискам.
«Мужеубийца!»
Она знала, что этот крик будет вечно звучать у нее в ушах.
Брэнд расхаживал перед отелем, изредка пиная бордюр и поглядывая на часы. Полночь… Где же Ширли?
За последний час он испытал массу разнообразных эмоций, от сожаления, что ввязался в эту ерунду, до гнева на Ширли за ее, черт побери, скрытность. Он и никогда-то не отличался терпением, а уж сегодняшний вечер и вовсе не способствовал воспитанию этого качества. Эта женщина лишила его покоя, и с этим надо что-то делать. Как только она появится, он задаст ей парочку вопросов. И получит ответы! В качестве платы за проезд, блин!
Потом он сидел верхом на мотоцикле, положив подбородок на стиснутые кулаки и рассматривал спящего мальчишку-коридорного. Вот была бы у него такая работенка… Никаких тебе проблем. А деньги… Вообще-то у него их никогда не было. Гонорары исчислялись астрономическими суммами, но он тратил их почти полностью на сиротские и женские приюты Техаса, оставляя себе минимум. Так что не привыкать. А в остальном…
Кто-то бежал по улице, и Брэнд оглянулся на этот звук. Он едва успел слезть с мотоцикла, как из-за угла вылетела Ширли. Из глаз у нее лились слезы, лицо было мертвенно-бледным и осунувшимся, она всхлипывала и подвывала. Выглядела она напуганной до смерти.
Он с размаху поймал ее в свои объятия, и она забилась, не понимая, кто перед ней, застонала.
– Ширли! Это я, Брэнд! Все в порядке! Я с тобой! Ты в безопасности!
Он выпалил это, чтобы она поняла, успокоилась, перестала биться, и Ширли поняла, но тут же зарыдала еще страшнее, правда, теперь уже прижавшись к его груди изо всех сил. Брэнд растерянно гладил ее по голове, то и дела оглядывая темную улицу, по которой она прибежала.
– Что с тобой? Тебя кто-то напугал? Обидел?
Наконец рыдания затихли, и Ширли смогла глухо провыть ему в грудь:
– По… едем в… Ос… тин… пожа… луй… ста…
Рубашка у него на груди промокла насквозь. Она не сказала – домой. Сказала – в Остин. Где ее дом? Что ее напугало до такой степени? Он уже рот открыл, чтобы задать эти вопросы, но она вскинула на него опухшие, красные глаза, и в них была такая горячая мольба не делать этого, что Брэнд сдался. Он осторожно отвел золотые волосы со лба, покрытого испариной, быстро и ласково коснулся щеки Ширли.
– Не плачь. Все нормально. Едем домой.
Ванессе снился москит величиной со слона. Он подлетал к ней и звенел ей в ухо, а потом отлетал прочь. Еще через минуту она рывком села в постели, тупо глядя на часы.
Четверть второго. Что это было?
Да телефон же!
– Алло! Брэнд?
– Твой любовничек не с тобой, верно? Дедуктивный метод творит чудеса.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, кому принадлежит этот отвратительный металлический голос, измененный специальной приставкой к телефону. Частный детектив, которого она наняла сначала, чтобы раскопать факты из прошлого Брэнда, затем – чтобы найти зечку-писательницу.
Она его терпеть не могла, но у парня был истинный талант находить тех, кто очень этого не хочет.
– Насколько я помню, ты должен был переключиться с Брэнда на бабу. А о нем я знаю все, что мне нужно знать. Займись бабой.
– Забавно, как бывает тесен мир.
– Я должна догадываться, о чем ты говоришь? Прекрати строить из себя Доктора Зло.
– Было бы неплохо поиграть в шарады. Я нашел твою писательницу.
– Кто она? Где она?
– Минуточку, леди, не спешите, Все по порядку. Ты хочешь знать, где она? В данный момент твой любовник находится так близко от нее, как только может одно тело находиться рядом с другим телом.
– Брэнд ее нашел?!
Трясущимися руками она нащупала мобильный и набрала телефон Билла. Заорала в трубку:
– Брэнд нашел эту заключенную?!
– Ой! Оглушила. Нет, не нашел. А ты почему…
– Когда ты с ним говорил последний раз?
– Пару часов назад, а что…
Она дала отбой и вернулась к первой трубке.
– Ты мне солгал. Или ошибся.
– Нет. Вы все были совсем рядом с ней. Она была прямо под вашими носами. А сейчас, если я хоть что-то понимаю в человеческой природе, она под Брэндом Мэрфи, выражаясь литературно.
– Что ты имеешь в виду, идиот?
– Я имею в виду, что Брэнд не видит леса за деревьями. Он так сильно хочет эту девчонку, что не видит, кто перед ним. А перед ним именно та, которая ему нужна, чтобы протащить свой законопроект. Но сейчас ему нужно только одно – протащить ее в постель.
– Где они?
– Не знаю. Я потерял их в Ривер Оукс.
– Найди их и следуй за ними. Я должна знать все.
– Ничего не получится. Я не подглядываю в чужие койки. Таков уж мой принцип. Я сделал то, зачем вы меня наняли, а теперь сваливаю.
– Не сейчас. Я должна знать, кто она. Где ее найти. Ее историю. Любые мелочи о ней…
– Шерилин Стенхоуп Арбетнейл. Также известна под именем Белокурая Черная Вдова. Также – крошка Ширли из «Чили Коув». Я только что послал вам факс, там есть все детали. Разумеется, кроме позы, в которой она сейчас дает Брэнду. Потому что Брэнд не похож на человека, который способен дождаться, когда задернут шторы и погасят свет…
Ванесса швырнула телефон в стену. Зеркало разлетелось на тысячу сверкающих осколков. Из разбитого телефона доносились короткие гудки.
Раньше она никогда не теряла контроль над собой. Никогда.
Она кинулась к факсу, склонилась над ним, словно ведьма над магическим кристаллом. Факты. Ей нужны только факты.
Из щели показался край листа. Ванесса вцепилась в него, оставляя кровавые отпечатки своих пальцев на белой бумаге…
– Почему мы останавливаемся?
Ширли встрепенулась, и в голосе ее зазвенела паника. Брэнд неожиданно съехал с хайвэя и свернул на второстепенную дорогу, над которой висел нарисованный от руки знак, обозначавший наличие кемпинга или мотеля где-то в глубине соснового леса, куда и уходила дорога.
– Я не собираюсь к тебе приставать, если ты об этом. Мы возьмем две комнаты. Становится холодно, у нас нет курток. Я устал, ты совершенно измотана, и мне вовсе не хочется, чтобы ты свалилась с мотоцикла на ходу.
– Небольшая будет потеря…
Он затормозил так резко, что она с размаху уткнулась в его спину, а потом развернулся и одним могучим движением сдернул ее с сиденья, чтобы усадить перед собой. Взял ее за подбородок и заставил смотреть ему в глаза.
– Вот что. Я понятия не имею, что случилось с тобой в Хьюстоне. Не скрою, мне хотелось бы это знать, но за исключением тех моментов, когда ты со мной цапаешься, рассказчица из тебя никудышная, поэтому и спрашивать не буду. Но я хочу, чтобы ты была в курсе: даже если всему миру будет наплевать, что ты свалилась с мотоцикла посреди хайвэя, меня это все таки несколько обеспокоит. Поняла?
Брэнд остановил мотоцикл у дверей маленького мотеля и наконец-то притянул ее к себе. Ширли с облегчением встретила его губы и ответила на поцелуй так, как и хотела на самом деле ответить – со страстью и жаром изголодавшейся и влюбленной женщины.
На краю сознания промелькнуло воспоминание о том, что ей довелось пережить сегодня в Хьюстоне. Но теперь ей было не страшно. Почему-то сейчас она была уверена, что прошлое ее больше не потревожит.
– Вообще-то у нас не часто бывают молодожены потому что молодые все больше бегут из города со всех ног а проезжающие про нас не знают…
Владелица мотеля, миссис Юнис Причард тараторила, не закрывая рта, чтобы скрыть собственное смущение, вполне естественное для пожилой женщины, случайно вышедшей на крыльцо и заставшей без пяти минут любовный акт на сиденье «Харлея».
Она приняла их за молодоженов, и никто ее не разуверял. Ширли не могла вымолвить ни слова, а Брэнд – Брэнд вообще сомневался, что у него есть язык.
– …Ох как хорошо что я решила не ложиться а посмотреть «Унесенные ветром» правда наверное в сорок пятый раз… Мне нравится Скарлетт хотя и жаль ее. Если бы она понимала что он ей нужен она бы не так сопротивлялась. Я так думаю надо сражаться за любовь и любить то за что сражаешься. Иначе просто не стоит жить.
Она с воодушевлением брякнула пустую чайную чашку на блюдце и повернулась к доске с ключами.
– Довольно философии а то мистера Причарда удар хватит, если он услышит о чем я разговариваю с гостями в половине второго ночи. Он всегда говорит: «Просто готовь завтраки и помалкивай!» Прекрасный человек! Я вам даю четвертый номер. Там ВОСХИТИТЕЛЬНЫЙ вид из окна прямо на сосны и горный склон где резвятся олени.
Через пять минут они стояли перед огромной, наверное четырехспальной кроватью и слушали, как миссис Причард бодро спускается по лестнице, звонко щелкая каблуками. Лестница при этом скрипела и завывала на все лады.
Брэнд развернул ее к себе и снова приподнял ее подбородок, чтобы она не могла спрятать глаза. Оставалось только зажмуриться, но это уж было глупо…
– Чего ты боишься?
– Тебя. Себя. Нас. Этого.
– ЭТО совсем не так уж плохо.
– Это плохо и хорошо, прекрасно и ужасно, тревожно и комфортно, чарующе и пугающе…
– Лучшее, что есть в жизни, это…
– О чем ты, Брэнд?
– Просто пытаюсь разговорить тебя.
– Ты прямолинеен. Даже странно, как ты ухитрился очаровать свою невесту.
Брэнд помрачнел, отвернулся, подошел к распахнутым дверям балкончика и задумчиво посмотрел на черные силуэты сосен.
– Ванесса хочет выйти за меня не потому, что у меня бездна обаяния. И не потому, что у меня его нет вовсе. Это здесь вообще ни при чем.
Ширли рассматривала широкую спину Брэнда, его взлохмаченную ветром шевелюру и гадала, испытывает ли он сейчас угрызения совести из-за того, что проводит время с ней, а не со своей невестой?
А потом он повернулся, и Ширли увидела его лицо. Только тот, кто сам был одинок и покинут всеми, узнает это выражение в глазах другого человека. Боль и тоска, горевшие во взгляде Брэнда, ударили ее почти физически, она отшатнулась, вскинув руку к горлу.
Как мог этот человек, имея все – бизнес, славу, власть, невесту, успех, блестящую карьеру – быть таким убийственно одиноким?
– Тогда… почему же она хочет выйти за тебя?
Она рисковала, задавая такой интимный вопрос, но ей вдруг ужасно захотелось знать, почему же та женщина НЕ хочет выходить за Брэнда из-за его ума, блестящего чувства юмора, из-за лучиков вокруг зеленых тигриных глаз, из-за того, что он умеет ТАК прикасаться к женщине, словно она сделана из тончайшего фарфора, а через секунду превращает ее в вихрь, сплетенный из огня и желания… Если ее не интересует все это – то что же ее интересует?
Он не отвечал долго. Так долго, что Ширли уже решила, будто зашла слишком далеко. А потом Брэнд открыл балконную дверь и вышел на воздух. Посмотрел на звезды и сказал:
– Она хочет быть женой политика с хорошими перспективами.
– Но… должно же быть еще что-то? Чувства…
– Нет, не думаю. Ванесса стремится к вершине. Я – самый короткий путь.
– Но тогда… почему ты женишься на ней, если все это знаешь?
– Потому что я хочу изменить наш мир. Для этого надо получить власть, для этого пойти в политику и выиграть, а уже для этого мне нужна жена, которая поможет это сделать.
– И что дальше? Ради чего ты хочешь принести в жертву политике свою настоящую жизнь?
– Много лет назад я поклялся моей матери… Я дал обещание, я потратил годы на то; чтобы его выполнить, и я его выполню. Для этого мне нужны две самые главные вещи в жизни – власть и деньги.
– Брэнд, я сомневаюсь, что твоя мама хочет этого… Чтобы ты выполнил свое обещание такой ценой.
– Моя мать мертва.
Он старался говорить ровным, спокойным тоном, но Ширли видела, как одиночество, растерянность, сожаление о чем-то утраченном и еще что-то, сплетаясь, бушуют в его глазах. Как ни странно, это успокаивало. Брэнд оказался не тем, кем хотел казаться.
– Прости.
Она вышла к нему на балкон и оперлась на перила.
– Ты будешь получать все больше, Брэнд… Больше власти, больше денег, больше славы… Но это не сделает тебя счастливым. Каждый раз, получая, ты будешь хотеть еще больше. Жизнь превратится в бесконечную гонку за тем, что все равно не сможет удовлетворить тебя…
– Ты так говоришь, будто уже прошла через это…
– Я прошла.
– И не собираешься возвращаться к этому?
– Я не думаю, что это тебе интересно…
Он схватил ее за плечи, притянул к себе. Странное сочетание ярости и деликатной нежности парализовало Ширли. Брэнд смотрел ей в глаза и говорил задыхающимся, низким голосом, похожим на отдаленный рокот грома.
– Я хочу знать о тебе все, Ширли. Почему твои громадные глазищи смотрят на мир так растерянно и грустно? Почему ты одновременно кажешься умудренной жизнью женщиной и наивной девчонкой? Почему ты работаешь официанткой, хотя в тебе за милю чувствуется высочайший класс? И почему ты так страдаешь?
Она не успела ответить, потому что он торопливо прижал свой палец к ее губам. Она опять замерла, прислушиваясь к своему телу, а Брэнд медленно провел пальцем по ее щеке, по страдальчески вздернутым бровям, по виску, где бешено билась голубая жилка…
– А еще я хочу знать, какие слова ты будешь шептать мне, когда я поцелую тебя сюда… и сюда… и сюда…
Его рука касалась ее груди, живота, бедер, скользила по плечам, еще не ласкала, а только намечала будущие ласки, и Ширли таяла, загораясь и превращаясь в золотое пламя страсти…
– … Я хочу пить твой аромат, аромат ванили и огня; я хочу попробовать на вкус твою кожу, когда на ней выступит испарина от страсти и желания; но больше всего, Ширли, я хочу увидеть, как ты спишь у меня на груди этим утром, спокойная и довольная…
Она не могла сопротивляться жару, медленно перетекавшему из тела Брэнда в ее кровь. Он гипнотизировал ее, продолжая медленно мучить ее осторожными прикосновениями, и тогда она перестала играть по его правилам. Закрыла глаза, скользнула руками по могучим плечам, медленно вытащила заправленную рубашку…
То, как он судорожно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, подсказало ей, что и она тоже может играть на своем поле.
– Скажи, Брэнд, а ты всегда говоришь то, что думаешь?
– Да… И всегда делаю то, что говорю.
С этими словами он опустился на колени, по пути расстегивая ее рубашку и медленно целуя ее тело. Ширли откинула голову назад, застонала, жадно втянула ноздрями аромат сосен, весны и возбужденного мужчины.
Он все про нее знал, но это больше не удивляло Ширли. Она просто испытывала чистое, незамутненное наслаждение, когда его язык прикасался здесь – и огоньки плясали по позвоночнику, там – и мгновенно напрягалась грудь, потом еще вот здесь и здесь – и жар внизу живота заставлял ее выгибаться от сладкой боли, истекая соком желания, млея от предвкушения близости…
Он ласкал ее умело, нежно, мучительно, не давая достигнуть пика наслаждения, но то и дело подводя к нему. Волны экстаза захлестывали ее, она дрожала, как в лихорадке. Отравленная желанием кровь кипела, громом отдаваясь в ушах.
Брэнд чувствовал нетерпение Ширли и мужественно сражался со своим собственным. Он хотел взять ее еще там, на мотоцикле перед домом, хотел взять здесь, на балконе, под покровом ночи. Он пытался внушить самому себе, что это просто животная страсть, чисто физическое влечение, невозможность сопротивляться игре гормонов, но в глубине души знал, что это не так.
Он пытался оправдать свою страсть тем, что она была уж очень необычна, непохожа на других его женщин – эта смесь наивности и опыта, неловкости и грации, честности и скрытности могла возбудить любого мужчину! Но ее тело жаждало его любви с той же силой, что и его собственное. Ее сердце билось в унисон с его сердцем.
В этот момент он случайно посмотрел на Ширли, окинул ее взглядом всю, растерзанную, практически полностью обнаженную, выгнувшуюся над перилами балкона. Она раскрывалась ему навстречу, она молила о близости, и ее нежная плоть пылала от нетерпения. Потом руки Ширли скользнули по его груди, животу вниз, где узкая дорожка рыжеватых жестких волос скрывалась под поясом брюк. Все сомнения остались где-то там, далеко, в реальном мире, а здесь и сейчас осталось только бездонное небо, и Брэнд подхватил Ширли на руки, мимоходом подивившись ее невесомости, отнес в комнату и почти швырнул на громадную кровать.
Она тут же вскочила, обняла, обвилась, руки скользнули ему под рубашку, нетерпеливо сорвали ее…
Он повалил ее на спину, не давая вырваться, просунул ногу между судорожно сжатых бедер, с глухим стоном опустился на нее, еще пытаясь быть нежным и осторожным…
Аромат ванили, сладость ее губ, огненный шелк ее кожи.
Брэнд не помнил, когда остатки их одежды разлетелись по комнате. Это не имело значения. Он видел перед собой только ее обнаженное тело, светящееся в темноте и невыразимо прекрасное. Он целовал темные ягоды сосков, ласкал стройные бедра, короткими, жадными прикосновениями возбуждал ее разгоряченную плоть…
Они на секунду отстранились друг от друга – только для того, чтобы встретиться глазами и улыбнуться. В глазах мужчины горело восхищение, в глазах женщины – любовь и гордость.
– Я хочу тебя…
– …Больше, чем кого-нибудь когда-нибудь в этой жизни…
– …Брэнд…
– …Ширли…
Она закрыла глаза и отдалась бешеному ритму, заданному Брэндом. Жаль, что все кончится так скоро, промелькнула у нее в голове последняя мысль перед тем, как время скрутило пространство в спираль и звездное небо затопило маленькую спальню.
– Ты прекрасна, женщина…
– Ты тоже…
– Поосторожней с комплиментами, женщина, а то окажешься в койке!
– А может быть, я туда и хочу?
Он подхватил ее на руки и начал покрывать поцелуями лицо, шею и грудь. В его объятиях Ширли чувствовала себя удивительно сильной и защищенной от всех бед.
Она поцеловала его, а потом провела пальцем по шраму на подбородке.
– Откуда у тебя шрам?
Он крепче прижал ее к себе, помолчал, а потом сказал:
– Это долгая, старая и совсем неинтересная история. Тебе не захочется ее слушать.
– Захочется! Давай так: ты мне секрет – я тебе секрет. По очереди.
Брэнд приподнял одну бровь, в зеленых глазах блеснули искорки.
– Обещаешь? Но это должен быть хороший секрет, не какая-нибудь ерунда, вроде того, как звали того парня, с которым ты обжималась на кушетке во время вечеринки в девятом классе.
– Не могу тебе рассказать про такое, потому что такого со мной не было.
– Чего, серьезно? Не могу поверить!
– Чему ты не можешь поверить? Что в девятом классе никто не хотел со мной обжиматься?
– Ну… в принципе не слишком правдоподобно. Дело в том, что в девятом классе парни обжимаются абсолютно со всем, что хоть номинально подходит под определение девчонки. Красота в данном случае большой роли не играет.
– Спасибо. Циник!
– Пожалуйста. Не циник, реалист. Я не могу поверить в другое: ты, дикая лесная кошка в постели, просто не могла не начать практиковаться в подростковом возрасте… Нет, нет, маленькая, я пошутил. На самом деле я полагаю, это просто Богом данный талант. Конечно, нужно кое-что отточить, отполировать, так что без опытного наставника не обойтись…
– Кто же будет моим наставником?
– О, я полагаю, тут нужен кто-то, достаточно хорошо ознакомленный с твоей анатомией.
С этими словами Брэнд начал деловито ощупывать ее грудь, живот и бедра, исподтишка лаская ее. Волна желания вновь накатила на Ширли, она уже почти забылась в его руках, но в последний момент открыла глаза и возмущенно взвыла:
– Ты хотел сменить тему!
– И мне почти удалось. Почти. Просто мне попалась женщина, одновременно страстная и любопытная.
– Ну-ка, сядь вон в то кресло.
– Ой, холодное…
– Ничего, зато это отвлечет тебя от мыслей о… чем-нибудь другом! Так. Теперь рассказывай о шраме.
С этими словами она соскочила с кровати и устроилась у него на руках, водя пальцем по шраму.
Брэнд посмотрел на нее, потом погладил по щеке. Потом отвел взгляд и сказал негромко и спокойно:
– Я – незаконнорожденный.
Она задохнулась от неожиданности. Это было сказано таким тоном… будто некий маленький мальчик так часто страдал, слыша это слово, что в конце концов сделал его своим оружием, и первым произнося его в лицо обидчикам, не давал им возможности оскорбить себя…
