Текст книги "Собрание сочинений в четырех томах. Том первый. Стихи, сказки, песни"

Автор книги: Самуил Маршак

Расширяя знания ребенка об окружающей действительности, рождая в нем любовь к широкому, яркому, богатому и прекрасному миру, поэт связывает эту любовь конкретно с родной страной, с жизнью советского народа, с Москвой. Так познавательный материал книги согревает глубоким патриотическим чувством.

В детских книжках Маршака отчетливо видишь, как поэзия воспитывает или – как воспитание может быть полным поэзии.

Таков Маршак в своих стихах для детей. Но представление о Маршаке-поэте было бы неполным, если бы мы не прочли его «Лирической тетради» и сатирических стихов, собранных во втором томе.

Лирический голос Маршака не предназначен для ораторской трибуны; эстрада противопоказана лирике Маршака. Все, что он хотел рассказать людям, чему хотел научить, чем хотел развеселить и порадовать, передано им в стихах для детей, в переводах, в сатире и пьесах. «Лирическая тетрадь» – это поэтический дневник, где собраны «заметы сердца», мысли о жизни и о себе. Стихи этого раздела коротки, сдержаны, немногословны: три – пять – шесть строф, не больше, а иногда это лишь одно четверостишие.

 
Замерзший бор шумит среди лазури,
Метет ветвями синеву небес.
И кажется – не буря будит лес,
А буйный лес, качаясь, будит бурю.
 

Здесь впечатление, наблюдение поэта заключено в строгую и точную форму афоризма. Афористичность вообще свойственна многим стихам «Лирической тетради». Мысль здесь так тесно слита с чувством, что, можно сказать, сама становится лирическим переживанием. Это роднит лирику Маршака с Тютчевым, Фетом, Буниным – особенно в стихах о природе. Такие стихи, как – «Цветная осень – вечер года…», «Как поработала зима!..», «О том, как хороша природа…», «Текла, извивалась, блестела…», «Встреча в пути», «Ландыш», «Абхазские розы», – живое свидетельство любви и близости Маршака к классической русской поэзии, для которой выношенность чувства мысли, точность слов, строгость формы были непреложным законом.

В лирической поэзии Маршака две темы звучат наиболее сильно: время и слово. Чувство времени, которое так ощутимо во всем, что делает Маршак, в его лирических стихах находит свое прямое выражение.

 
Сколько раз пытался я ускорить
Время, что несло меня вперед,
Подхлестнуть, вспугнуть его, пришпорить,
Чтобы слышать, как оно идет.
 
 
А теперь неторопливо еду,
Но зато я слышу каждый шаг…
 

Это разное отношение к времени – в молодости и в зрелые годы, когда «жизнь идет не медленней, но тише», – не мешает ощущению наполненности каждого часа, ощущению полноты жизни, которое так характерно вообще для стихов Маршака. Можно сказать, что это чувство огромной емкости времени – то новое, свое, что внесено им в поэзию. Сколько раз поэты всех времен писали о мимолетности человеческой жизни, тосковали о призрачности ее! Но, даже как будто соглашаясь с ними, Маршак в стихотворении «Как призрачно мое существованье…» говорит:

 
Пусть будет так. Не жаль мне плоти тленной,
Хотя она седьмой десяток лет
Бессменно служит зеркалом вселенной,
Свидетелем, что существует свет.
 

Время не просто проходит, оно существует для творчества, оно дано человеку, чтобы он творил; в этой мысли весь оптимизм Маршака. И потому, жалея о своих любимых, о людях ушедших и уходящих, поэт говорит, что они прожили не зря:

 
За краткий век страданий и усилий,
Тревог, печалей, радостей и дум
Вселенную вы сердцем отразили
И в музыку преобразили шум.
 

Как поэт, как мастер слова, полвека работающий в литературе, Маршак не мог не сказать в поэзии о своем отношении к слову, к своей работе писателя («Словарь», «Все то, чего коснется человек…», «Дон-Кихот»). Для поэта слова – не разменная, ходячая монета – на них лежит «события печать», в них «звучат укор, и гнев, и совесть», они живут во времени и переживают людей и времена. Отсюда – любовь к бессмертному поэтическому слову, запечатлевшему для человечества мысли и чувства человека, его вдохновенный труд.

Одна из особенностей Маршака-поэта есть прямое следствие этой его любви к поэзии, его литературной «одержимости». Он способен глубоко и страстно заражаться поэтическим словом другого поэта – проникать в существо его поэзии, и в этом сила Маршака как переводчика. Он вообще очень чуток к слову: услышанная им случайно узбекская поговорка «одной рукой в ладони не ударишь» вызвала в жизни целое стихотворение – «Песню о двух ладонях».

У поэта всегда два источника, питающие его творчество: реальная окружающая жизнь и само искусство, его жизнь, его традиции и образцы. Отказ от того или другого неизбежно приводит к оскудению творчества. Без поэтической культуры нельзя уловить глубокий скрытый ход жизни, без живых наблюдений действительности, без опыта современности нельзя понять культуру. Так думает, так учит нас Маршак. И для его творчества характерна эта взаимосвязь поэтической культуры с живым непосредственным отношением к современности. Он современен даже в свои переводах из Шекспира и пьесах, написанных по мотивам старинных народных сказок; зато порой в самых «злободневных» стихах, вплоть до сатирических газетных фельетонов, он пользуется литературными ассоциациями, явно продолжает литературные традиции. Так, сатирических стихах, особенно в годы войны, Маршак часто прямо пародирует известные стихи (например, «Будрыс и его сыновья» – Пушкина, «Песнь о вещем Олеге», его же). Сатирическое стихотворение «Голливуд и Гайавата» приобретает особую сторону оттого, что нелепое запрещение в США экранизации поэмы Лонгфелло высмеивается Маршаком с помощью самой же поэмы:

 
Если спросите: откуда
Изгнан старый Гайавата,
Я скажу: из Голливуда,
Я отвечу вам: из Штатов.
 

...........

 
Я отвечу им: Поквана —
Трубка Мира – виновата
В том, что вынужден с экрана
Удалиться Гайавата.
 

Маршак пользуется в сатире сказочными и басенными приемами, любит короткую эпиграмму, которая особенно хорошо звучит с плаката и под карикатурой в газете. Веселая игра словом, которая так радует нас в детских стихах, здесь превращается у него в злую и меткую насмешку, поэт создает свои новые иронические пословицы:

 
Кули таскать? Рубить дрова?
За это платят скудно.
Притом дрова – не голова:
Рубить их очень трудно.
 
 
Дубить, паять, пахать, косить
Труднее, чем дубасить.
Носить трудней, чем доносить,
И легче красть, чем красить.
 

Написанные по разным злободневным поводам, прикрепленные к определенным историческим и житейским фактам, сатирические стихи Маршака, однако, не утратили со временем своего значения и смысла. Напротив – когда перечитываешь сейчас его фельетоны военных лет, они кажутся даже значительней и глубже – словно время добавило им еще что-то от исторического опыта, и то, что было ироническим провидением, стало теперь сатирическим обобщением. Собранные вместе во втором томе, эти сатирические стихи выявляют с большой силой характерную черту дарования Маршака – юмор, показывают Маршака-насмешника, Маршака иронического – причем здесь этот юмор существует как бы в чистом виде, выделенно, тогда как в детских стихах он дан в своеобразном сплаве.

______

В драматургии Маршак выступает перед нами как сказочник. Все его пьесы: «Теремок», «Кошкин дом», «Сказка про козла», «Двенадцать месяцев» (по чешской народной сказке), «Горя бояться – счастья не видать», даже «Петрушка-иностранец» – сказки. Вдохновляясь народной сказкой, Маршак, как истинный сказочник, всегда совершенно по-новому, по-своему рассказывает сказки, они приобретают иной смысл, иную идею. При этом поэт еще и переводит сказку на язык театра, – так, перед войной в Детском театре мы увидели старинную сказочку «Теремок» совсем в новом облике – как антивоенную сатиру, очень острую и драматичную (чего не было в народной сказке), и вместе с тем такую простую, что она была доступна пониманию самых маленьких зрителей.

Пьеса «Кошкин дом» родилась даже не из сказки, а из двух строчек детской песенки: «Тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом…» А у Маршака это целая комедия для тетей в нескольких картинах со многими действующими лицами, веселая и остроумная сатирическая комедия, в которой высмеиваются эгоизм, глупость, чванство, мещанская скопидомная любовь к вещам, «к обстановке», жадность, те человеческие пороки и недостатки, которые живучи и до сих пор и от которых поэт хочет остеречь наших детей.

Гораздо сложнее и по мысли и по содержанию сказка «Горя бояться – счастья не видать» (первоначальный одноактный вариант ее назывался «Горе-злосчастье»). Недаром эту сказку Театр имени Вахтангова поставил для взрослых.

Из народной сказки Маршак взял только образ Горя-злосчастья и тему передачи Горя одним человеком другому. Эта ситуация стала в пьесе причиной драматических событий, испытанием для всех героев, в котором обнаруживаются их человеческие качества и социальные черты. Бедняк дровосек, жадный купец, царь – все стараются сбыть Горе с рук, не заботясь о том, к кому оно попадет после них. Лишь Солдат не убоялся Горя и не захотел обманом передать его другому, постарался сам с ним справится. Такая трактовка сказки о Горе-злосчастье, конечно, совсем нова.

По форме «Горя бояться – счастья не видать», в сущности бытовая комедия со всеми приметами реалистической сатиры. Фантастический элемент в пьесе заключается лишь в образе самого Горя – злосчастья да в тех мгновенных «волшебных» переменах и поворотах в судьбе героев, какие происходят с ними, когда Горе к ним пристает или когда они расстаются с Горем, передав его другому. Но, как всегда в подлинной сказке, элементы фантастики в пьесе ощущаются лишь вполне вероятным сгущением реальных жизненных сил и возможностей.

Чешскую народную сказку «Двенадцать месяцев», пересказанную когда-то еще Боженой Немцовой, Маршак сначала рассказал в прозе.

Уже в этом виде сказка зазвучала по-иному, чем в фольклорных текстах, а в драматизированном варианте она так обогащена идейно и художественно, что ее можно по праву считать уже просто сказкой Маршака.

В традиционную историю бедной, гонимой мачехой сироты Маршак внес новые, типичные для него мотивировки. Не смирение и терпение сироты хочет прославить поэт, а веселое трудолюбие, с помощью которого человек может добиться всего, смелость и стойкость, которые побеждают суровые законы времени. Все двенадцать месяцев падчерица знает в лицо, так как во всякое время года она постоянно на работе – в поле, в лесу, во дворе, она не прячется ни от жары, ни от холода, ни от осеннего ветра, и вот в трудную минуту они приходят ей на помощь. Природа начинает дружить с человеком, который трудится в ней и не боится ее. Для такого человека раскрываются все ее чудеса, все ее богатства и все изобилие.

«Двенадцать месяцев» – сказка лирическая, фантастическое начало в ней преобладает, но и в нее Маршак внес комедийную сатирическую струю – всю линию маленькой Королевы, не знающей заботы и труда, далекой от народа, окруженной придворными, которые потворствуют ее капризам и прихотям, поощряют в ней жестокость и себялюбие. Образ маленькой Королевы совсем не традиционен и очень удался поэту: это живая умненькая девочка, призирающая своих прислужников именно за их угодливость и трусость. Столкновение в сказке лирического и сатирического начала очень оживляют ее.

И все же в драматургических сказках, мне думается, Маршак-сказочник оказывается сильнее Маршака-драматурга. Повествовательность сказочного сюжета и сказочная условность характеров остаются иногда не преодоленными автором. Не всегда удается поэту показать характеры героев в развитии – в зависимости от изменяющихся обстоятельств – так, как удалось, например, показать маленькую Королеву в «Двенадцати месяцах».

Но, как и в его книгах, радует нас и на сцене слово Маршака – остроумный и поэтичный диалог, отточенность и блеск реплик, часто доведенных до афоризма, до подлинной пословицы.

______

Маршак-переводчик старше Маршака – автора стихов для детей, сатирика и драматурга. Переводить стихи – было его любимым увлечением с детства. При первой встрече с Горьким юный поэт читал Алексею Максимовичу свой перевод стихотворения польского поэта Адама Мицкевича. Живя в Англии, Маршак начал серьезно работать над переводами английских народных баллад. И позже – чтобы он не делал, что ни писал, работа над переводом стихов была его постоянным занятием, делом всей его жизни. Естественно поэтому, что в поэтическом хозяйстве Маршака ценность его переводческого вклада может быть уравновешена только тем, что сделано им для детей. За плечами у поэта полувековой опыт художественного перевода, и поистине третий том настоящего издания, где собраны лучшие его переводы, является настоящей сокровищницей поэзии.

Конечно, Маршак, как переводчик, в течение пятидесяти лет изменялся, рос, совершенствовался, даже вкусы его, выбор стихов для перевода были разными в разные периоды его жизни. Но это почти неощутимо, когда читаешь теперь третий том. Ко многим стихам, переведенным в молодости, Маршак вернулся в зрелые годы и заново переписал их. А то, что было случайным, временным, несовершенным, что не отвечало сегодняшней требовательности поэта, было им откинуто и не вошло в книгу.

Свое творческое кредо переводчика Маршак очень хорошо выразил в небольшой статье «Искусство поэтического портрета».

«… Мы переводим стрелки часов, переводим поезд с одного пути на другой, переводим по почте или по телеграфу деньги, – пишет он – В слове «перевод» мы ощущаем нечто техническое, а не творческое. Пожалуй, оно вполне оправдывает себя в тех случаях, когда относится к переводу документа, письма или устной речи с одного языка на другой. Иное дело – художественный перевод, немыслимый без затраты душевных сил, без воображения, интуиции – словом, без всего того, что необходимо для творчества».

Одна из важнейших мыслей статьи: поэт не переводит стихи по заказу, выбор их обусловлен каким-то внутренним соответствием поэтического строя души переводчика и поэта, которого он переводит. Только тогда может родиться новое произведение искусства.

«… Если вы внимательно отберете лучшие из наших стихотворных переводов, – говорит Маршак, – вы обнаружите, что все они – дети любви, а не брака по расчету, что нельзя было в свое время и придумать лучшего переводчика «Илиады», чем Гнедич, лучшего переводчика для «Одиссеи», чем Жуковский, лучшего переводчика для песен Беранже, чем Курочкин… Перевод по-настоящему замечательных стихов и прозы является важным событием – этапом в жизни литературы и авторов перевода».

Мы знаем, что появление «Сонетов Шекспира» и стихов Бернса в переводе Маршака было действительно событием в нашей литературе, значительным явлением в советской поэзии, а для самого поэта достойным завершением одного из труднейших и радостных этапов его жизни.

Подлинно художественные переводы стихов мировых поэтов входят в русскую поэзию, как вошли «Сосна» и «Горные вершины» Лермонтова, переводы из Гейне М.Михайлова, многие переводы Жуковского, «Гайавата» И. Бунина.

«Поэма «Гайавата» Ивана Бунина, конечно, представляет собою перевод поэмы генри Лонгфелло, но она в то же время и вполне самостоятельное произведение нашей поэзии, – пишет в той же статье «Искусство поэтического портрета» Маршак. – Русский поэтический язык, которым в таком совершенстве владел Бунин, придал его «Гайавате» новую свежесть, новое очарование. Такое совершенство перевода достигается не только размерами таланта и силою мастерства. Надо было знать и любить природу, как Бунин, чтобы создать поэтический перевод «Гайаваты». Одного знания английского текста было для этого недостаточно».

Жизненный опыт, мировоззрение в самом широком смысле слова, связь с народом, глубокое знание языка обязательны для переводчика, как и для всякого писателя вообще. Чтобы не только головой, но и сердцем понять мир чувств Шекспира, Гёте, Данте, надо «найти нечто соответствующее в своем опыте чувств», – утверждает Маршак.

И действительно, в большинстве своих переводов Маршак является как бы «соавтором» произведения. Недаром он сравнивает работу переводчика-поэта с портретом, сделанным рукою художника, а не с фотографией, которая при всей точности дает только внешнее формальное сходство, слепое, механическое воспроизведение предмета. «Поэтическая точность дается только смелому воображению». Больше всего Маршак стремится передать правду чувств и мыслей переводимого им поэта, особенности его поэтической речи.

Тем не менее Маршак иной раз поражает нас точностью интонации и полным ритмическим соответствием стиху оригинала. Образцами такой ритмической и интонационной точности могут служить переводы поэмы «Тэм О’Шентер» Бернеса или, например, сонета Китса «Тому, кто в городе был заточен».

Заново открывая для нас великих поэтов прошлого, как это сделал Маршак, переводя сонеты Шекспира и лучшие произведения Бернса, он в то же время впервые знакомит нас и с поэтами современности – например, с итальянским поэтом Джанни Родари. Благодаря Маршаку советские дети узнали и полюбили его детские стихи. Несомненно Родари в своей поэзии является во многом единомышленником советского поэта. Достаточно назвать такие стихи, как «Чем пахнут ремесла?», «Рыбак», «Точильщик», «Лудильщик», «Почтальон», «Трубочист», «Пожарный». «Чистильщик сапог», чтобы стало понятно, что он близок и созвучен Маршаку своим воспеванием человеческого труда и трудящегося человека.

В переводах детских стихов особенно отчетливо видно, как тесно, как неразрывно связана работа поэта для детей и его переводческая деятельность: тот же принцип экономии и точности слова, те же поиски предельной простоты и ясности, то же пристрастие к энергичной строке, к волевой и бодрой интонации, та же музыкальная безошибочность – и одновременно смелость воображения, поэтический взлет. Работая над стихами для детей, поэт часто находил те средства выразительности, которыми пользовался потом в работе переводчика. А возвращаясь после работы над переводами в детскую литературу, он каждый раз является обогащенным своим общением с поэзией других народов.

______

Впервые – в четвертом, последнем томе этого издания собраны теоретические и критические статьи С. Маршака, напечатанные раньше в газетах и журналах. Они, как видно из уже цитированной нами статьи об искусстве перевода, объясняют многое в работе самого Маршака, и в то же время они – ценный вклад опытного мастера в теорию литературы.

Особенно велик этот вклад в историю и теорию детской литературы. Многочисленные статьи, речи и доклады по вопросам детского чтения, анализ разных жанров детской литературы и развития их у нас, критика отдельных произведений детских писателей дают большой материал исследователю советской детской литературы. Можно сказать, что Маршак не только сам был экспериментатором в своих дошкольных книжках, не только создал новый тип стихотворной книжки для самых маленьких, но и сформулировал основные идейные и художественные требования к дошкольной литературе: он требовал чистоты и строгости стиля, логики построения, новизны и доступности познавательного материала, игровой действенности, динамичности образа, словесной изобретательности, подлинности чувств и большого обобщения.

В одном из своих выступлений на совещании по детской литературе – больше двадцати лет назад – Маршак говорил о книжке для школьников: «В книжке так мало текста, что легко пересчитать все слова от первого до последнего. При такой краткости каждое слово должно быть взвешено и проверено. Ведь по этим коротеньким книжкам дети учатся и мыслить, и чувствовать, и говорить. Маленькая книжка должна быть ничтожной книжкой».

Очень интересны статьи Маршака о научно-художественной литературе для школьников, о работе Льва Толстого для детей, об исторической повести.

Но, конечно, значительней всего то, что написано Маршаком о поэзии, о мастерстве поэта.

Такие статьи, как «Заметки о сказках Пушкина», «О хороших и плохих рифмах», «О поисках своеобразия», большая статья «Заметки о мастерстве», в которой Маршак, анализируя произведения классиков – Пушкина, Некрасова, Фета, – говорит «о прозе в поэзии», «о стихе работающем и праздном», – вот подлинная школа мастерства для молодых поэтов и для читателей, из которых и выходят поэты.

И в своих теоретических статьях Маршак всегда остается поэтом – так образно, конкретно и просто умеет он говорить о «технике» своего поэтического дела. Так, например, приводя старую и справедливую поговорку: «Мыслям должно быть просторно, а словам тесно», он добавляет, что «и словам не должно быть в стихах слишком тесно. Нужен простор, чтобы слова не комкались, не слипались, нарушая благозвучие и здравый смысл, чтобы не нарушалась живая и естественная интонация и чтобы в строчках оставалось место даже для пауз, столь необходимых лирическим стихам да и нашему дыханию».

Совсем маленькую статью «Об одном стихотворении» не хочется даже называть статьей: это скорее удивительно проникновенное стихотворение в прозе, песня о песне. Оно одно лучше научит понимать стихи, чем какой-нибудь длинный ученый трактат о поэзии.

Но, может быть, самой примечательной во всем томе является статья «Мысли о языке». В ней что ни страница, то находка, драгоценное открытие, сделанное поэтом за многие годы труда. Здесь и глубокое знание языка – «силы, веса, температуры, возраста слова» и ощущение всего «словаря», в котором отразилась жизнь народа, и чувство «наследства» прошлого, и глубоко верное утверждение, что в языке, «в нем самом есть уже все элементы искусства – и стройная синтаксическая архитектура, и музыка слова, и словесная живопись».

Четыре книги сочинений С.Я. Маршака – плод огромного многолетнего писательского труда одного из старейших представителей советской литературы, сокровищница чувств, мыслей, поэтического слова – несомненной порадуют всех, кто любит поэзию.

ВЕРА СМИРНОВА