Текст книги "Сказки Топелиуса"

Автор книги: Сакариас Топелиус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Сахариус Топелиус
Сказки

ДВАЖДЫ ДВА – ЧЕТЫРЕ

Заяц и белка были очень дружны. Они запросто называли друг друга по именам: белка звала зайца Косым, заяц белку – Рыжехвостой. Мало того, они были даже на ты.

Весь день друзья проводили вместе и расставались только на ночь. Да и то заяц спал всегда под корнями той самой ели, на которой белка устроила себе гнездо.

Каждое утро, чуть только Косой и Рыжехвостая открывали глаза, они торопились сказать друг другу: «Доброе утро!» А вечером они никогда не засыпали, не сказав друг другу: «Спокойной ночи! Приятного сна!»

Поэтому нет ничего удивительного в том, что сны им видились самые что ни на есть приятные: Косой видел во сне свою рыжехвостую подругу и высоченные горы моркови и капусты, а рыжехвостая белка видела во сне своего раскосого товарища и густые заросли ореховых кустов – только тронь лапкой веточку, спелые орешки так и посыплются.

Правда, днем Косой и Рыжехвостая никак не могли найти эти ореховые заросли, а морковные горы точно сквозь землю проваливались, но всё-таки друзья нисколько не унывали.

В это утро Косой и Рыжехвостая проснулись в особенно хорошем расположении духа.

– С добрым утром, Косой, – сказала белка, помахивая пушистым хвостом.

– С добрым утром, Рыжехвостая, – ответил заяц, похлопывая лапками по ушам. – Как тебе спалось? Надеюсь, что никто не потревожил тебя во сне?

– Благодарю тебя, я отлично провела ночь, – сказала белка. – Правда, сквозь сон я слышала, как лаял Шарик, но я не обратила на это никакого внимания.

– Еще бы! Кто же обращает внимание на Шарика, – небрежно сказал Косой. При этом его коротенький хвостик слегка задрожал, а глаза стали косить еще больше. – Шарика бояться нечего, даже если бы он был ростом с лошадь.

– Шарик ростом с лошадь! Вот смешно! – воскликнула белка. – Но послушай, Косой, не пойти ли нам сегодня на промысел? От моих запасов уже почти ничего не осталось.

– Что же, я не прочь, – ответил Косой.

Сказано – сделано. И друзья отправились в путь.

Всё, что они находили, они делили между собой по-братски. Косому доставалось ровно столько, сколько белке, – не больше и не меньше, а белке ровно столько, сколько Косому, – не меньше и не больше.

Когда им попадалась на пути рябина, белка взбиралась на дерево и сбрасывала красные ягоды Косому – ровно столько, сколько съедала сама, не больше и не меньше. Когда же щ случалось проходить мимо капустного поля, Косой отгрызал сочные кочерыжки и приносил их Рыжехвостой – ровно столько, сколько съедал сам, не меньше и не больше.

Друзья очень хорошо позавтракали и собирались уже вернуться в лес, как вдруг увидели на дороге четыре больших румяных яблока.

Это было прямо как во сне! Косой и Рыжехвостая глазам своим не верили. Откуда могли взяться на дороге эти яблоки?.

Они хорошенько обнюхали их со всех сторон, попробовали на зубок, даже покатали по земле. Яблоки были самые настоящие, как ни верти!

Конечно, Косой и Рыжехвостая многого не знали, поэтому они так удивились.

Они не знали, что рано утром по этой самой дороге шел Карлуша. Он шел в школу, и за спиной у него был мешочек, в котором лежали четыре больших, румяных яблока. Эти яблоки Карлуша получил от матери в награду за хорошие отметки.

Да вот беда, мешочек был дырявый, – об этом не знал даже Карлуша, не то что Косой и Рыжехвостая, – и через дыру все яблоки выкатились на дорогу.

Как бы то ни было, Косой и Рыжехвостая нашли эти яблоки и принялись их делить.

– Это очень трудное дело, – сказала белка. – Давай-ка сначала попробую я. Всё-таки я немного старше тебя, да к тому же и считаю лучше.

– Изволь, – согласился заяц, хотя по совести говоря, он не понимал, почему так трудно поделить четыре яблока.

Но недаром белка была старше зайца на целых двадцать четыре часа. Она сразу сообразила, что разделить поровну крупные, сладкие яблоки вовсе не так просто, как разделить жесткие кочерыжки или горькие рябиновые ягоды.

Она долго раздумывала, прикидывала то так, то этак, и, наконец, задача была решена: Косой получил одно яблоко, белка – три.

– Погоди, – сказал Косой неуверенно, – может быть, я считаю и хуже тебя, но, по-моему, на этот раз ты всё-таки ошиблась. Дай-ка попробую я.

И он сам взялся за дележ.

Тут только Косой понял, как трудно не ошибиться, когда делишь яблоки. Он долго тер лапками лоб и уши, и это в конце концов помогло. Яблоки были поделена, как надо: белка получила одно яблоко, а заяц – три.

– Нет; постой, – сказала белка. – Мне кажется, что ты тоже ошибся. Давай попробуем еще раз.

Конечно, Косой и Рыжехвостая были не очень сильны в арифметике, но всё-таки оба они отлично понимали, что одно яблоко это меньше, чем три, а три яблока больше, чем одно. И они снова стали ломать себе головы, раздумывая над тем, как бы поделить эти яблоки совсем поровну.

А тем временем Карлуша шел себе в школу, всё дальше и дальше. Солнце уже изрядно припекало, и ему захотелось полакомиться яблочком. Карлуша запустил руку в свой мешочек… Но напрасно он шарил в нём – он нащупал только дыру.

«Наверное, выкатились на дорогу», – подумал Карлуша и тяжело вздохнул. Ему было очень жалко яблок.

– А ну-ка, вернусь я немного назад, – решил он. – Солнце стоит еще невысоко, в школу я не опоздаю.

И он быстро зашагал по дороге к дому.

Но не прошел Карлуша и ста шагов, как вдруг увидел зайца и белку. Они сидели у самого края придорожной канавы и пытались что-то выудить со дна.

– А, Косой! Рыжехвостая! Здорово! – окликнул их Карлуша. – Скажите, друзья, не видали ли вы моих яблок?

– Нет, твоих не видали. Но у нас есть свои. Да вот, кстати, не поможешь ли ты нам разделить поровну четыре яблока. Сколько уж времени мы бьемся и всё-таки не можем поделить их так, чтобы одному досталось столько же, сколько другому, – не больше и не меньше.

– Ну, это совсем просто, – сказал Карлуша. – Каждому следует по два яблока.

– Да неужто! – воскликнули Косой и Рыжехвостая в один голос. – Откуда ты это знаешь?

– Как же мне не знать, что четыре разделить на два – два, а дважды два – четыре, – важно сказал Карлуша. – Это проще простого. Не забывайте, что я хожу в школу.

– Это прямо невероятно! – Косой и Рыжехвостая не могли придти в себя от удивления. – Разве в школе учат, что дважды два – четыре?

– В школе всему учат, – сказал Карлуша.

– Подумать только! И ты всё знаешь?

– Да, почти всё. Я считаю свободно до семью семь, но дальше немного сбиваюсь.

Косой и Рыжехвостая смотрели на него во все глаза и не могли надивиться такой премудрости. Они решили тотчас последовать умному совету, быстро подобрали яблоки из канавы и принялись их делить по всем правилам арифметики.

– Да ведь это же мои яблоки! – закричал Карлуша.

– Подумать только, он и это знает! – сказала Рыжехвостая. – Этот мальчик, наверное, знает всё на свете!

– Как хорошо было бы попасть в школу и стать таким же ученым, как он, – пролопотал заяц.

– Ну что ж, пойдемте со мной, – сказал Карлуша. – Только уговор дороже денег: в классе вы будете сидеть смирно, потому что в классе никому не позволяют шуметь, даже Шарику.

– А разве его пускают в класс? – спросил заяц, и его короткий хвостик опять задрожал, а глаза забегали в разные стороны.

– Нет, вообще-то его в класс не пускают. Ну, а если он украдкой и заберется под парту, так ведь бояться-то его нечего.

– Еще бы, – сказала белка. – Кто же боится Шарика! Тем более, что его не пускают в класс.

– Мы, кажется, не трусы, – важно сказал заяц. – Ну, а если Шарик всё-таки вздумает кусаться?

– Да он и кусаться-то не умеет, – сказал Карлуша. – Он совсем добрый. Даже когда я тяну его за хвост, он только смеется.

– Смеется? – Косой и Рыжехвостая переглянулись.

Они никогда не слыхали чтобы собаки смеялись. Но чему только не научишься в школе!

И друзья решили непременно идти с Карлушей.

Они пришли в школу еще до звонка.

На крыльце Карлуша в раздумье остановился.

– Вот что, друзья, – сказал он наконец. – Залезайте-ка в мой мешочек, так будет лучше. Учитель у нас очень строгий. Еще чего доброго рассердится, когда увидит вас.

Косой и Рыжехвостая усмехнулись.

«Кажется этот мальчик не храброго десятка», – подумали они. Но без лишних слов полезли в мешок.

Карлуша вошел в класс, звонок только-только прозвонил, и все усаживались по местам.

Карлушево место было в самом последнем ряду, возле стены. Никто не обратил внимания на его мешочек, и Карлуша благополучно пристроил его под скамейкой.

Скоро пришел учитель.

Учитель постучал карандашом по столу, и в классе сразу стало очень тихо.

– Сегодня мы будем повторять таблицу умножения, – сказал учитель. – Ну-ка, кто мне скажет, сколько будет восемью восемь?

«Ого, это помудрёнее, чем дважды два» – подумали Косой и Рыжехвостая и навострили уши.

Кто знает, может быть, заяц и белка выучили бы таблицу умножения не хуже самого Карлуши, если бы они просидели в классе, – хотя бы даже под скамейкой, – весь урок до конца.

Но случилось по-другому.

Пока учитель перелистывал классный журнал и решал, кого из учеников он вызовет, дверь чуть-чуть приоткрылась, и в класс проскользнул Шарик.

По всему его виду можно было сразу догадаться, что его не раз выгоняли отсюда. Хвост у него был поджат, Глаза бегали во все стороны. Он припал к полу и неслышно полз на брюхе вдоль стены.

Ему удалось благополучно добраться до первой скамейки. Теперь самая опасная часть пути была позади. Оставалось только проползти под скамейками в дальний конец класса, ну, а уж это было проще простого.

Наконец, Шарик добрался до последнего ряда и приготовился вместе со всеми повторять таблицу умножения. Он мог не опасаться, что получит двойку, – учитель частенько выгонял его из класса, но никогда не вызывал к доске и не ставил ему отметок. Поэтому Шарик, как ни в чем не бывало, разлегся у Карлушиных ног, насмешливо поглядывая, как беспокойно ёрзали на своих местах ученики.

И вдруг Шарик насторожился. Он почуял что-то недоброе. Шерсть у него стала торчком, он поднял уши и заворчал.

Это была большая оплошность с его стороны. Но ведь всякая собака – в душе охотничья собака, да и заворчал-то Шарик совсем тихо.

Но учитель сразу услышал его.

– Ты опять здесь, Шарик! – закричал он. – Сейчас же убирайся вон!

конечно, самое лучшее было бы послушаться и уйти. В другое время Шарик так бы и сделал, – он знал, что учителя должны слушаться все без исключения. Но на этот раз Шарик словно не слыхал, что ему говорили, и, забыв все правила школьного поведения, он залился яростным лаем.

Под скамейкой началась отчаянная возня, и вдруг на середину класса стремглав выскочил заяц, а за ним – вприпрыжку – белка.

К счастью, окно было открыто. И это было спасением для Косого и Рыжехвостой.

Ну и бросились же они улепетывать!

Со скамейки на скамейку, с парты на парту, со стола на подоконник, с подоконника во двор, а там – шмыг за ворота и прямо на дорогу.

А вдогонку за ними, звонко тявкая, как настоящая гончая, несся Шарик.

В классе поднялся такой переполох и шум, какого и на перемене не бывает. Все бросились к окну. Даже учитель и тот забыл про таблицу умножения.

До конца урока только и было разговора, что о зайце с белкой, и никто на этот раз так и не ответил учителю, сколько будет восемью восемь.

А тем временем Шарик не давал передышки Косому и Рыжехвостой.

Еще три прыжка, и он схватит их. Но тут, на несчастье Шарика, начинался лес.

Белка мигом вскарабкалась на первую попавшуюся сосну и исчезла в густых ветвях, махнув перед самым носом Шарика своим пушистым хвостом.

Это было так обидно, что Шарик чуть не задохнулся от лая. Он кружился вокруг дерева, отчаянно скреб лапами ствол, рычал и даже скалил зубы, но теперь Рыжехвостая уже не боялась и только посмеивалась над ним. Шарик прыгал под сосной, Косой, не теряя времени, скрылся в лесной чаще.

Шарик и вернулся домой ни с чем.

Ему было очень стыдно, и целый день он старался никому не попадаться на глаза. Если бы он умел, он наверное заплакал бы от обиды.

елка тоже весь день не показывали никуда носа.

«И чего это Косой бросился улепетывать? – думала белка, забившись глубже в свое гнездо. – Ведь Шарик даже не лаял, а смеялся».

«Эта белка – порядочная трусиха! – думал заяц, притаившись под кустом. – Ведь Карлуша сказал, что Шарик не кусается, даже если его потянуть за хвост!».

Первый раз за всю жизнь Косой и Рыжехвостая легли спать, не пожелав друг другу спокойной ночи и приятного сна. Может быть, поэтому и сны в эту ночь им снились самые неприятные. Всю ночь напролет за ними гнался Шарик, который был ростом с лошадь, бегал быстрее зайца и лазал по деревьям проворнее белки…

А на следующее утро Косой и Рыжехвостая проснулись, словно ничего не случилось.

– С добрым утром, Косой! – сказала белка, помахивая рыжим хвостом.

– С добрым утром, Рыжехвостая! – сказал Косой, похлопывая лапками по ушам.

– Хорошо ли тебе спалось? – спросила белка.

– Отлично, – ответил заяц. – Кстати, ты заметила, какой глупый этот Шарик? Он, кажется, вообразил, что может догнать меня. А ведь я бежал даже не во всю прыть.

– А ты заметил, что он совсем не умеет лазать по деревьям? – сказала белка.

– Да и смеяться он не умеет, – сказал Косой. – Он лает, как самая обыкновенная собака. Нет, что там ни говори, а Карлуша знает далеко не всё.

– Может быть, в школе и можно кое-чему выучиться, – важно произнесла белка, – но если знаешь, что дважды два – четыре, это еще не значит, что знаешь всё.

И это, конечно, совершенно верно, потому что не всё на свете так просто, как дважды два – четыре.

КАНУТ-МУЗЫКАНТ

Жил когда-то на свете мальчик по имени Канут. Отец с матерью у него умерли, братьев-сестёр у него не было, и жил он со своей бабушкой в маленькой лачужке на берегу моря. Летом Канут бегал босиком, – и это не так уж плохо. А на зиму у него были чулки из овечьей шерсти и деревянные башмаки, – а это уж совсем хорошо.

Бабушка Канута пряла шерсть, и Канут ходил продавать ее в усадьбу господина Петермана.

Когда выручка была хорошая, на столе появлялись и хлеб, и картошка, и кислое молоко. А если Кануту удавалось еще наловить рыбы, – в маленькой хижине был настоящий пир.

Правда, это случалось редко. Гораздо чаще Канут и его бабушка сидели на одном хлебе.

Но это не мешало Кануту быть всегда веселым, а ведь не всякий может похвастаться, что на душе у него весело, когда с утра до вечера сосет под ложечкой.

Однажды поутру Канут отправился на море, чтобы наловить к обеду немного рыбы. Но рыба, как назло, совсем не клевала.

Конечно, это было очень досадно, тем более, что ничего другого, кроме рыбы, на обед не предвиделось. И всё-таки Канут не унывал.

Укрепив хорошенько свою удочку между камнями, Канут отправился бродить по берегу.

Он выискивал в песке гладкие, круглые камешки и ловко закидывал их в море. Камешки весело прыгали по воде, оставляя за собой широкие ровные круги.

И вдруг Канут увидел на песке маленькую дудочку. Это была самая обыкновенная тростниковая дудочка, у Канута было таких с десяток – и подлиннее, и покороче, и потолще, и потоньше. Но и эта, конечно, не была лишней.

Канут приложил дудочку к губам и легонько дунул в нее. «Тра-та-та! тра-та-та!» – весело заиграла дудочка. Канут дунул другой раз, и дудочка жалостно затянула: «ой-ой-ой! ой-рй-ой!». Канут дунул третий раз, и дудочка ласково запела: «ба-а-ай! баю-бай!»

Канут снова и снова прикладывал дудочку к губам, но ничего больше из нее нельзя было извлечь.

«Ну, много на ней не наиграешь», – подумал Канут, но всё-таки сунул дудочку в карман.

В это время к самым ногам Канута подкатилась большая волна.

– Канут, не видел ли ты дудочку морской принцессы? – прожурчала волна. – Я обежала уже весь берег, но нигде не могу ее найти. А вернуться без дудочки я не смею.

– Что жг, эта дудочка какая-нибудь особенная? – спросил Канут.

– Это волшебная дудочка, – сказала волна. – Когда она поет «ба-а-ай!» – все засыпают, когда она поет «ой-ой-ой» – все плачут, а когда она поет «тра-та-та!» – все смеются.

– Вот как! – сказал Канут. – Да, я нашел эту дудочку, но я ни за что ее не отдам. Уходи прочь, волна!

Волна вспенилась, поднялась и пошла на Канута, чтобы отнять у него дудочку, но Канут успел вовремя увернуться, и волна, сердито пророкотав что-то, отхлынула.

А Канут отбежал подальше от воды, вынул из кармана дудочку и принялся ее разглядывать.

– Так, значит, ты не простая дудочка, а волшебная, – сказал он. – А ну-ка, приколдуй мне тогда рыбку на крючок!

Канут поднес дудочку к губам и начал протяжно дудеть: «ба-а-ай! баю-бай!». Не прошло и пяти минут, как возле самого берега всплыл один окунь, потом другой, потом третий, потом всплыли лососи, за ними сиги, а там пошла плотва, уклейка и прочая быстрохвостая мелочь, какая только водится в море. Вся рыба лежала на боку и спала крепким сном.

«Ого! Сегодня у меня будет богатый улов», – подумал Канут и побежал домой за корзинкой.

Но полакомиться рыбой ему так и не довелось.

Когда он вернулся, плотная темная туча повисла над берегом. На самом деле это была не туча, а морские птицы – утки, дикие гуси, чайки, лебеди, – которые почуяли поживу и слетелись сюда со всего берега. Все эти незваные гости наперебой выхватывали из воды сонную рыбу и тут же глотали ее. Самые жадные, самые горластые были чайки. Они дрались из-за каждой рыбины и пронзительно кричали: тай! ай! тай! ай! А эхо разносило по всему берегу: дай! дай! дай! дай!

И вдруг в середину стаи, прямо из облаков, ринулся морской орел. Он выхватил щ воды самого большого лосося и полетел прочь.

Этого Канут не мог уже вытерпеть.

– Вот я влм покажу, воры! – закричал Канут.

Он схватил полную пригоршню камней и принялся швырять ими в птиц. Одной он подбил крыло, другой зашиб лапу, третьей отбил хвост, но стая всё равно не разлеталась.

Канут чуть не заплакал от досады.

Но тут откуда-то со стороны хлопнул выстрел, потом еще выстрел, потом еще. После каждого выстрела птицы замертво падали в воду, и не прошло десяти минут, как почти все они были перебиты. Даже морскому орлу не удалось уйти от меткой пули. Она настигла его под самыми облаками, и, вместе со своей добычей в когтях, орел камнем упал в море.

В это время из-за маленького островка выплыла лодка с тремя охотниками. Это был сам господин Петерман и его друзья. Господин Петерман любил поохотиться. Когда охота не удавалась, он очень сердился и бранил свое ружье. Но сейчас он был в самом лучшем расположении духа. Еще бы! Ведь такой удачной охоты у него еще в жизни не было!

Лодка подплыла к самому берегу, и господин Петерман с друзьями принялся подбирать добычу.

– Послушай, Канут, – крикнул господин Петерман, выуживая сразу двух уток, – как это тебе удалось подманить столько птиц?

– А я их вовсе не подманивал, – сказал Канут. – Я наигрывал на своей дудочке рыбам, а птицы почуяли добычу и сами слетелись сюда.

– Ну, я вижу, ты очень искусный музыкант, – сказал господин Петерман. – Я теперь так и буду называть тебя: Канут-музыкант. Но, послушай, Канут-музыкант, что с тобой случилось? Ты стал тощим, как тычинка хмеля!

– Я бы и рад быть круглым, как тыква, – весело сказал Канут, – да ведь когда обедаешь через два дня на третий, особенно не растолстеешь.

– Это ты верно говоришь, – согласился господин Петерман. – Ну, так вот что: я приглашаю тебя сегодня на обед. Ведь если бы не ты, нам никогда бы не настрелять столько дичи! Только приходи не раньше четырех часов, а то повар не успеет зажарить птицу. Кроме того, я не люблю обедать слишком рано. Но, смотри, не опаздывай – я не люблю обедать слишком поздно.

– Благодарю вас, – вежливо сказал Канут, – я буду ровно в четыре. – А про себя подумал: «Для того, кто ничего не ел со вчерашнего дня, это не слишком-то рано!»

Наконец, лодка, нагруженная дичью, отчалила от берега, а Канут с пустой корзиной пошел домой.

– Ну, Канут, много ли ты наловил рыбы? – спросила бабушка.

– Наловить-то я ничего не наловил, а видеть – много видел. Но рыбу поели птицы, а птиц подстрелил господин Петерман.

– Жаль, – сказала бабушка. – У нас на обед только и есть, что четыре картофелины, одна салака да пол-ломтя черствого хлеба.

– Пусть всё это будет вам, бабушка, – сказал Канут. – Сегодня господин Петерман пригласил меня к себе на обед, и я принесу вам оттуда кусочек сыру!

– Только смотри, Канут, не вздумай идти через Кикальский лес, – сказала бабушка. – Там живут эльфы и всякая нечистая сила. Иди лучше берегом.

– ’ Берегом идти очень далеко, – сказал Канут.

– А повторяй по дороге правила из грамматики, вот и не заметишь, как дойдешь. А главное, поменьше думай о еде – это никогда не приводит к добру.

В конце концов Канут решил послушаться бабушкиного совета и идти берегом.

Но когда он отошел немного от дома, он подумал:

«Глупо шагать целых две мили по солнцепеку, когда лесом путь гораздо короче».

И он свернул на дорогу, которая вела прямо в Кикальский лес.

В лесу было очень тихо и очень темно. Солнце почти не проглядывало сквозь густые шапки деревьев.

Канут быстро шел по лесной тропинке, стараясь не оглядываться по сторонам. Но что там ни говори, а всё-таки ему было немного страшно.

Не успел он пройти и полпути, как вдруг увидел маленького седенького старичка. Старичок изо всех сил толкал перед собой тележку, доверху нагруженную тонкими звенящими железными полосами.

– А, здравствуй, Канут-музыкант! – сказал старичок, – Что это с тобой? Ты стал тонкий, как эти железные листы.

– В этом нет ничего удивительного, – сказал Канут, – ведь я ничего не ел со вчерашнего дня. Но я вижу, вы совсем выбились из сил. Не могу ли я помочь вам довезти эту дележку?

– Что ж, помоги, если хочешь, Канут-музыкант, – сказал старичок. Он и вправду едва дышал от усталости.

Канут налег всей грудью на тележку, а старичок пошел впереди и показывал ему дорогу.

Скоро они подъехали к огромной каменной горе.

– Ну, вот мы и дома, – сказал старичок. – Зайдем ко мне, Канут-музыкант, и я угощу тебя на славу.

Конечно, надо было отказаться. Ведь не зря же бабушка говорила, что в Кикальском лесу живет нечистая сила. Но Канут совсем забыл о том, что говорила бабушка. Да кроме того, у старика был очень приветливый вид.

«Пожалуй, не будет большой беды, если я зайду на минутку», – подумал Канут и пошел за старичком.

Они долго шли по узкому каменному ходу, который начинался у самого подножья горы, и, наконец, добрались до огромной подземной пещеры. Здесь было очень жарко. Прямо посреди пещеры был сложен очаг. Огромные огненные языки поднимались до самого потолка, и красные отсветы то и дело пробегали по стенам подземелья.

– Неужели вы здесь живете? – спросил Канут.

– Ну да, это мой дворец, – сказал старик. – Ведь я подземный король. Завтра я выдаю замуж мою дочь. Все мои придворные так заняты приготовлениями к свадебному пиру, что некому было позаботиться о моем сегодняшнем обеде. Вот мне и пришлось самому отправиться в кладовую за припасами, а теперь надо самому готовить обед.

– Но ведь, если я не ошибаюсь, вы привезли на тележке какое-то железо, – сказал Канут.

– Не какое-то, мой мальчик, а полосовое и к тому же самого высшего сорта! Оно гораздо вкуснее простой железной руды, особенно если его накалить добела. Ну-ка, признавайся, ел ли ты что-нибудь лучше?

– Насколько я помню, мне никогда не приходилось есть ничего подобного, – ответил Канут.

– Я так и знал. Ну, не горюй, сегодня я попотчую тебя на славу. Вот смотри: сперва я кладу в печь одну полосу, на нее другую, потом третью – совсем как слоеный пирог. Через минуту железо будет накалено добела. Ну вот, уже готово! Можешь есть, сколько хочешь!

– Благодарю вас, – учтиво сказал Канут, – но я не так уж люблю слоеные пироги из железа. Мне было бы совершенно достаточно куска хлеба с маслом и небольшой миски простокваши.

– Посмотрите-ка на него! – воскликнул подземный король. – Да ты, видно, совсем не знаешь толка в еде! Ешь, говорят тебе, скорее, а то железо перекалите?!

И он схватил Канута за шиворот и потащил к очагу.

Кто знает, чем бы всё это кончилось? Наверное Канут сгорел бы, как соломинка, – но на его счастье старик споткнулся и на одну секунду выпустил его.

Тут уж Канут не стал долго раздумывать. Со всех ног он бросился бежать и бежал без оглядки до тех пор, пока каменная гора не осталась далеко позади.

Наконец, Канут остановился, чтобы перевести дух.

«А ведь бабушка, пожалуй, верно говорила, – подумал он. – Не надо было мне идти через Кикальский лес».

Но теперь делать было нечего, – не возвращаться же назад! – и Канут зашагал по тропинке, громко насвистывая песенку, чтобы идти было не так страшно.

И вдруг он вспомнил, что в кармане у него лежит волшебная дудочка.

«Как же это я про нее забыл! – подумал Канут и даже хлопнул себя по лбу. – Вот бы поплясал под мою дудочку этот подземный король!»

Теперь Канут ничего не боялся и смело шагал всё глубже и глубже в лёс.

Скоро он подошел к небольшому пригорку.

Тут росло так много спелой земляники, что казалось, будто вся трава забрызгана красными капельками.

«Пожалуй, не будет большой беды, если А перед обедом поем немного ягод, – подумал Канут. – Ведь обед будет только в четыре часа, а сейчас нет еще и двух».

И он полез на пригорок. Но что за чудо! Не успел он сделать и трех шагов, как все ягоды зашевелились, задвигались и бросились от него в разные стороны.

«Ну и дела! – подумал Канут. – В этом лесу, кажется, всё заколдованное, даже земляника».

Он наклонился к самой траве и тут только увидел, что это вовсе не земляника, а крошечные лесные человечки – эльфы. Они были не больше оловянных солдатиков и все одинаково одеты: в красных платьицах, в красных туфельках и в красных шапочках.

А на вершине пригорка, на троне, сплетенном из сосновых игл, сидела сама королева эльфов.

– А, здравствуй, Канут, – сказала королева. – Так это ты распугал мой народ?

– Прошу простить, что обеспокоил вас, – сказал Канут, кланяясь королеве, – но я принял ваших подданных за лесную землянику.

– Бедный мальчик. – сказала королева, – ты, наверное, очень голоден?

– Как же мне быть сытым, когда со вчерашнего дня я ничего не ел, кроме каленого железу – весело сказал Канут.

– Да, этим, пожалуй, не наешься, – согласилась королева эльфов и, обернувшись к своей фрейлине, приказала: – Принесите ему на зеленом листике утреннюю росинку и дайте одну комариную ножку. Пусть бедняжка хоть разок поест досыта.

– Благодарю вас, – вежливо сказал Кунут, – но я боюсь, что это угощение не по мне. Нельзя ли мне получить корзинку земляники и кувшин молока?

– Как, ты еще недоволен?! – воскликнула королева. Она рассердилась не на шутку. – Ты смеешь отказываться от королевского обеда? Такой дерзости еще никто себе не позволял. Эй, лесные пауки! Сюда! Вяжите его! Да покрепче!

И тотчас целые полчища длинноногих пауков полезли на Канута. Они проворно взбирались по его рукам и ногам, и не успел Канут опомниться, как весь он – от самой макушки до самых пяток – был окутан тонкой, липкой паутиной. Канут попытался сделать шаг, но ноги у него словно склеились, и он, как подкошенный, упал на землю.

Ну и смеялись же над ним эльфы! Они прыгали у него на голове, щекотали ему нос и шею, дергали его за волосы.

– Теперь лежи здесь, пока не умрешь с голода, – пищали они ему в самое ухо.

«Кажется, так оно и будет, – подумал Канут и тяжело вздохнул. – Вот и дудочка волшебная лежит у меня в кармане, а что в ней толку!..»

И вдруг Кануту пришла в голову прекрасная мысль.

– Послушайте, маленькие эльфы, – сказал Канут, – я вижу, вы весёлый народ. Хотите, я вам поиграю на моей тростниковой дудочке, а вы потанцуете?

Эльфы очень образовались. Ведь всем известно, что больше всего не свете эльфы любят танцевать и смеяться.

– Хотим! Хотим! – закричали они.

– Ну, тогда залезьте ко мне в карман, достаньте оттуда дудочку и вставьте мне в рот.

И вот четыре самых смелых эльфа полезли Кануту в карман. С трудом вытащили они оттуда тростниковую дудочку, взвалили ее на плечи и поволокли. Бедняжки то и дело останавливались, чтобы передохнуть и отереть пот со лба. Наконец, они добрались до подбородка Канута и вставили дудочку ему в рот.

– Сейчас начнутся танцы! Идите все танцевать! – кричали они, спрыгивая на землю.

А Канут, едва только дудочка оказалась у него во рту, дунул в нее легонько, и дудочка жалобно запела: ой-ой-ой! ой-ой-ой!

И сразу на пригорке затих веселый смех. Потом Канут услышал тихое всхлипывание. Всхлипывание становилось громче и громче. Не прошло и минуты, как все эльфы плакали навзрыд. Слезы ручьями текли у них из глаз, и скоро вся трава кругом стала мокрой, точно от дождя.

– Вот что, – сказал, наконец, Канут. – Я предлагаю вам перемирие: если вы освободите меня, я прикажу моей дудочке развеселить вас, а не освободите, – тогда всю жизнь так и будете лить слезы.

Ничего страшнее этого эльфы не могли себе представить.

Громко всхлипывая и вытирая кулачками слезы, они бросились срывать с Канута паутину, распутывать ему руки и ноги.

Наконец, Канут почувствовал, что он свободен.

– А ну-ка, отойдите, – сказал он, – дайте мне встать, а то я еще раздавлю кого-нибудь.

Эльфы разбежались кто куда, и Канут осторожно стал на ноги. Он посмотрел на своих маленьких врагов и рассмеялся – такой у них был жалкий и несчастный вид. От слез у них даже носы стали красные. А королева плакала так неутешно, что вокруг ее трона разлилось уже целое море слез.

Кануту стало жалко эльфов.

– Ну, довольно плакать. Теперь попляшите.

Он снова дунул в дудочку, и она весело и громко запела: тра-та-та! тра-та-та!

Что тут сталось с эльфами! Они чуть не сошли с ума от радости! Они прыгали, скакали так высоко, что едва не задевали жаворонков в небе. Кануту всё время приходилось отряхиваться, потому что эльфы сыпались на него, словно осенние листья в лёсу, застревали у него за шиворотом, в карманах и в складках куртки.

– Ну, мне пора идти. – Сказал наконец Канут, – а то мне и вправду придется обедать маковой росинкой и комариной ножкой. Прощайте маленькие эльфы, да смотрите не забывайте о моей дудочке.

Помахав эльфам на прощанье рукой, он двинулся в путь.

Канут отошел не очень далеко, как вдруг увидел в стороне от тропинки целые заросли лесной морошки.

«С земляникой не повёзло. – подумал Канут, – так полакомлюсь хоть морошкой, если только и тут не кроется какая-нибудь чертовщина».

Но морошка, была самая обыкновенная, у нее не было ни рук; ни ног; ни туловища, она не ходила и не говорила и была очень сладкая. Канут подбирал ягодку за ягодкой и всё дальше и дальше уходил от тропинки. Но скоро путь ему преградила огромная старая ель, поваленная бурей. Канут решил перелезть через нее, потому что за елью было еще очень много кочек со спелой морошкой. Ветви у ели были густые и колючие, и Канут с трудом пробирался вперед. И вот, когда он уже почти перебрался через ствол, случалось то, чего он никак не ожидал. Ель вдруг поднялась во весь рост, зевнула и проворчала недовольным голосом: