Текст книги "Токийский декаданс (Topazu: Odishon)"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Ёсикава поместил свою мать в частный пансионат для престарелых с полным уходом в пригороде Токио, и к нему вернулось былое расположение духа.

– Но для тебя это станет небольшим испытанием. Ведь тебе придется признаться этой прекрасной Асами Ямасаки. Пожалуй, тебе ничего не остается, как сказать ей, что этот фильм официально провалился. Вряд ли стоит делать это за обедом. Знаешь, если девушка выпьет, прежде чем ты откроешь ей правду, какая бы хорошая она ни была, это может оказаться немного рискованным.

Аояма и Асами до сих пор даже не держались за руки.

В течение этих двух месяцев они встречались с периодичностью примерно раз в две недели, но все повторялось так же, как и на первом свидании. И все же она радуется этому, убеждался Аояма. С каждой новой встречей чувство восторга и возбуждения внутри него только усиливалось без малейших признаков затухания.

Асами Ямасаки всегда с воодушевлением отвечала по телефону и появлялась в назначенном месте в свежем наряде и с аккуратной укладкой на голове. Аояма, в свою очередь, водил ее в различные рестораны и заказывал бутылку-две превосходного вина. Темы для беседы не иссякали. Асами увлеченно рассказывала о балете, Аояма главным образом делился своими впечатлениями о трех неделях, проведенных в Германии.

Однако, по мере того как приближался заключительный выпуск “Завтрашней кинозвезды”, Аояма начинал испытывать гнетущее чувство при мысли о том, что ему в скором времени, придется сообщить Асами неприятную новость о кинопробе. Было еще кое-что, о чем он вынужден будет ей рассказать. Личная жизнь Аоямы. Каким-то образом до сих пор он упускал возможность поделиться тем, что семь лет тому назад умерла его жена и сейчас он живет вместе со своим пятнадцатилетним сыном. Асами со своей стороны, казалось, предусмотрительно уклонялась от того, чтобы касаться личной жизни Аоямы. До выхода последней радиопередачи оставалось меньше недели. Вечером последней декады ноября, когда в Токио впервые подул холодный зимний ветер, Аояма решился на признание.

Для свидания был выбран отель-небоскреб в Ниси-Синдзюку. Аояма подумал, что сообщить о крахе фильма необходимо до ужина.

Чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями, он зашел в бар минут за двадцать до встречи и сел за стойку. Это был известный бар, рекламные статьи о котором частенько печатали в журналах, поскольку шампанское здесь можно было заказывать бокалами. Было довольно рано, и потому посетителей оказалось немного. “Вы можете пройти за столик”, – сказал хорошо знакомый ему официант, но Аояма предпочел место за барной стойкой. Ведь за столиком, видя ее лицо перед собой, он не сможет с ней поговорить.

– Свидание на Синдзюку – это так необычно! – Асами появилась, одетая в маленькое черное платье и сапоги, и, как всегда провожаемая взглядами всех мужчин в баре, села на стул.

– В Хигаси-Накано есть немного необычный ресторанчик японской кухни. Его хозяйка – бывшая гейша, и там подают традиционные блюда Веселого квартала в Эдо. Я подумал, что для разнообразия можно отправиться и туда.

– Ой, как интересно… – улыбнулась Асами Ямасаки. – Я с вами то и дело ем разные вкусности, вследствие чего немножко поправилась.

Аояма заказал розовое шампанское “Дом Периньон” и после тоста решил перейти к делу.

– Сегодня я должен начать наш разговор с одной немного печальной новости.

Сказав это, Аояма первым делом оценил реакцию Асами. Она, поднося бокал ко рту, остановила руку на полпути.

– Что случилось?

На ее лице отразилось некоторое беспокойство. Вспоминая о том, что говорил Ёсикава, Аояма смотрел попеременно то на профиль Асами, то на бокал шампанского и старался говорить так, чтобы не дрожал голос:

– В общем, это касается того самого фильма, на кинопробу которого вы приходили.

Когда он произнес эту фразу, Асами облегченно выдохнула и одним глотком выпила почти половину бокала. После чего лицо ее засияло улыбкой.

– Почему вы смеетесь? – спросил Аояма, понимая, что ему самому уже немного полегчало.

– Нет-нет, я не смеюсь. Продолжайте, пожалуйста.

– Вы улыбались!

– Разве?

– Да, только что, вы точно улыбались. Это неприятная история. А когда вы улыбаетесь, мне тяжело говорить.

– Но ведь это касается фильма?

– Да, это так.

– Главную роль отдали другой? Радостное выражение по-прежнему не покидало лица Асами.

– Нет, дело не в этом. Все это время написанием сценария занимался один человек, но, если говорить коротко, спонсоры забраковали его сценарий. Этот человек – довольно известный сценарист. Он разозлился и на позапрошлой неделе вышел из дела.

– И что же, теперь вы будете обращаться к другому сценаристу?

– Нет, одним из условий кинопрокатного агентства был этот самый сценарист, и теперь спонсоры и руководство кинопрокатчиков зашли в тупик. Не могу сказать, что я настолько разбираюсь в художественном кинематографе, но фильм – это такая, вещь, которую невозможно снять, не будь нормального бюджета или плана проката. Так что дело повисло в воздухе. На следующей неделе должны объявить о том, что съемки откладываются, но этому проекту вряд ли что-то светит.

С этими словами Аояма взглянул на Асами. Та, вопреки ожиданиям, все так же улыбалась. А потом она сказала нечто невероятное:

– Да, это ужасно, конечно. Однако меня это мало волнует. Возможно, это безрассудно, но я даже рада. Хотя это и впрямь опрометчиво с моей стороны.

– Вы рады?

– Да. Простите. Вы проделали такую работу, а я рассуждаю со своей колокольни.

– А почему вас это обрадовало?

– Но ведь я и в своем эссе написала, кажется. У меня не было стопроцентной уверенности в том, что меня могут выбрать на главную роль. А раз так, следовательно, другая девушка стала бы главной героиней, и тогда вам пришлось бы по работе встречаться с этой актрисой, не так ли? Мне бы это совсем не понравилось. Потому я и рада, что самого фильма больше нет. Кроме того, есть еще кое-что, чего я боялась. К примеру, что мы не сможем видеться или наши встречи станут реже.

Сказав это, Асами поднесла свой бокал к бокалу Аоямы. Раздался металлический звон соприкоснувшегося тонкого стекла, и Аояма почувствовал, как силы покидают его.

8

Это заведение находилось на задворках ресторанной улицы в Хигаси-Накано и было совершенно неприметным – без какой-либо вывески или неоновых огней снаружи. Когда-то давно Аояма частенько бывал тут вместе с Рёко. Внешний облик ресторана с тех пор совсем не изменился, но теперь на улице взгляд то и дело натыкался на иностранных проституток и размалеванных мальчиков для утех. Они назойливо предлагали свои услуги проходящим мимо них одиноким подвыпившим мужчинам, но в сторону Аоямы, который шел в сопровождении Асами Ямасаки, они даже не посмотрели. Выйдя из такси, Асами у дверей ресторана окинула взглядом нескольких проституток. В этом взгляде не было презрения, не было и робости. Она довольно обычно глянула на этих продающих себя женщин и мужчин. Аояма же, пересекая улицу и стараясь проскользнуть между проститутками, испытывал чувство превосходства – не над ними, а над их ситуацией. Это было социальное чувство превосходства, возникающее из простой действительности, в которой существуют несчастные женщины и мужчины, продающие свое тело и срам, и есть он сам, которому незачем покупать их услуги и рядом с которым красивая молодая женщина, кому незачем продавать себя.

“Кухня постоялых дворов Эдо” – кистью было написано на меню. Ресторанчик оказался очень маленьким. Помещение в японском стиле с барной стойкой на семь мест и двумя столиками, рассчитанными на четырех человек. Кроме них в зале была только пара посетителей. Седовласые старички уровня управляющих каких-нибудь банков или торговых компаний болтали о гольфе, акциях и здоровье, тихонько попивая первоклассное холодное саке. “Сколько лет, сколько зим…” – одетая в кимоно хозяйка, завидев Аояму, радушно поприветствовала его и принесла горячие влажные полотенца осибори и коктейли в ограненных стеклянных бокалах Сацума-Кирико.

– Вкусно! – восхитилась выпившая глоток коктейля Асами Ямасаки, голос которой прозвучал очень громко в тесном помещении ресторанчика.

Седовласые старички в хорошо пошитых деловых костюмах одновременно неспешно посмотрели в ее сторону. Казалось, они не верили своим глазам, что бывают еще такие красавицы, но внимание их привлек специфический тембр голоса Асами Ямасаки. Голоса, словно обволакивающего все от ушей до мозга костей. С металлическими нотками, но в то же время мягкий.

– Ах, слава богу! Это я приготовила. Здесь саке из префектуры Исикава и из фрукта юдзу, – похвасталась хозяйка.

Хозяйка по имени Каи была в прошлом гейшей из Симбаси. Выйдя замуж за врача, в тридцать пять лет она оставила свою работу, а после развода открыла этот ресторан. Аояма являлся клиентом этого заведения на протяжении двадцати лет, но, разумеется, он не был знаком с Каи периода гейши. Каи была старше Аоямы не на один десяток лет и имела невероятные связи в самых разных кругах – от политики до СМИ. “Кто из клиентов произвел на тебя самое большое впечатление?” – спросил ее однажды Аояма, на что Каи ответила: “Хрущев”. Ей очень нравилась Рёко. В этом ресторанчике Аояма планировал рассказать о своей личной жизни, а заодно хотел, чтобы Каи увидела Асами.

– А что такое “кухня постоялых дворов”? – поинтересовалась у Аоямы Асами, поднося ко рту поданную первой закуску в виде рыбного студня никогори из фугу.

Блюда приносила женщина лет тридцати с небольшим, у которой имелись некоторые проблемы с ногами. И Каи, и эта женщина, несмотря на ноябрь, не носили носки таби, оставаясь с босыми ступнями. Конечно, помещение ресторанчика хорошо отапливалось, но голые ноги женщин, наглухо укутанных в кимоно, выглядели необычайно кокетливо.

– Существуют определенные блюда, которые в эпоху Эдо подавали в Веселых кварталах, а также блюда, которые готовили в придорожных постоялых дворах. Короче говоря, эта кухня, пожалуй, еще более изысканная, чем появившиеся в Киото рестораны кайсэки.

Каи тем временем составляла компанию седовласым старичкам. При этом она вовсе не участвовала в их беседе, а только с интересом слушала, подливая холодное саке. Со стороны можно было подумать, что Каи и впрямь разбирается в гольфе. Слушать истории клиентов – будь ты хозяйка ресторана, девушка-хостес или бармен – очень нелегко. Каи достигла совершенства в этом деле.

– Я практически ничего не знаю о такого рода кухне, как кайсэки.

Асами была менее разговорчивой, чем в итальянских и французских ресторанах. Наверное, ей немного неловко в такой камерной обстановке, решил Аояма и вспомнил, что с Рёко поначалу было то же самое.

– Крайне удивительно встретить человека, который хорошо разбирается в кайсэки в вашем возрасте.

– Но, должно быть, это очень вкусно?

– Лично мне на самом деле это не показалось особенно вкусным.

На столе стояла деревянная пиала с моллюсками хамагури, а также сасими из зимней лакедры канбури. Они пили слегка подогретое саке “Гиндзёсю” из префектуры Ёсикава. У Асами Ямасаки с ее тонкой кожей слегка покраснели щеки.

– Кайсэки – это… – взглянув на седовласых старичков, Аояма понизил голос. – Кайсэки – это по существу кухня для стариков.

Он произнес это с некоторым озорством, чем рассмешил Асами. Это был тот самый смех, который обволакивает слух и остается звучать в нем приятной мелодией.

– Почему это? – подняв глаза, спросила девушка, накладывая васаби на сасими из лакедры.

Аояма наблюдал за ее рукой, держащей хаси. Рукой двадцатичетырехлетней женщины, которая в детстве подверглась жестокому обращению и благодаря балету нашла в себе силы преодолеть это, а потом из-за проблем со здоровьем оставила балет и сейчас находится здесь. На кончиках тонких пальцев ногти овальной формы с нежно-розовым маникюром, в центре тыльной стороны ладони, просвечиваясь через кожу, слегка виднеется голубая венка, а кожа такая гладкая, словно вся она сверху покрыта слоем искусственной оболочки.

– Если одним словом охарактеризовать особенность блюд кайсэки-рёри, то они мягкие. В этой кухне нет ничего твердого, что послужило бы нагрузкой для зубов. Даже креветки перетирают и превращают в клецки данго. Мясных блюд практически нет. Возможно, это очень изысканно, но, как бы это сказать, по-моему, эту кухню можно назвать просто легкоусвояемой.

Казалось бы, Аояма должен был привыкнуть к тому, что Асами находится совсем рядом, но, когда при близком соседстве их плечи соприкасались, он напрягался. В горле у него постоянно пересыхало, и ему приходилось себя удерживать от растущего темпа опустошения рюмок с саке. Когда человек напряжен и теряет спокойствие, а кроме того, старается произвести впечатление на находящуюся вместе с ним особь противоположного пола, то он, случается, становится слишком болтлив.

– Часто говорят, что японская кухня очень полезная и здоровая, но у меня несколько иная точка зрения. И прежде всего сама эта система, когда люди едят, сидя за стойкой, если задуматься, ужасно странная! Ведь даже в суши-барах едят, сидя плечом к плечу, а не лицом друг к другу. Мало того, в процессе еды еще переговариваются с шефом и поварами, стоящими за стойкой! “А это что за вид креветки и где она была поймана?” – “Период, когда она вкусная, продлится еще всего две недели…” Подумать только, едят и ведут беседу с поварами. Странная система. Вам так не кажется?

– Действительно странная! Не могу сказать, что бывала во многих суши-барах, и при этом можно по пальцам пересчитать, когда я ела за стойкой. Однако ведь это довольно дорого, правда? Но мне такие места всегда кажутся в чем-то странными.

– Тут, если грубо выразиться, все дело в сговоре!

– Сговоре?

– Да, между теми, кто по эту и по ту сторону стойки. Они все знают друг друга. У каждого суши-бара своя клиентура гостей, предпочитающих сидеть за стойкой, и их всех узнают в лицо. Тому, кто впервые решит есть за стойкой в таком заведении, потребуется смелость. Там образуется маленькое сообщество, для которого чрезвычайно важна дружественная атмосфера. Никто не смотрит на другого тет-а-тет. Председательствует повар, и беседа осуществляется через него. За стойкой суши-бара совершенно нечего делать двум влюбленным, которые собрались неспешно провести время вместе! Если они решатся на это, то окажутся в полнейшей изоляции от всего коллектива.

– Да уж, наверное.

– К тому же, когда я ужасно уставший, меня совсем не тянет поесть суши или кайсэки-рёри.

– Вот как?

– К примеру, за границей, когда и тело, и нервы ужасно измотаны, холодные суши или блюда кайсэки с их слабовыраженным вкусом и отсутствием жесткости как-то не вызывают особого аппетита. По крайней мере у меня. Хотя людей, которые со мной согласятся, немало! Да, по большому счету они мне нравятся, но гораздо больше я люблю блюда, где много пряностей, такие как в корейской кухне или кухне китайской провинции Сычуань. Вам не кажется, что острая пища возбуждает аппетит?

– Я такое очень люблю. Индийскую кухню, например.

– Да, индийская кухня тоже вкусная! Пряная кулинария в основном свойственна жарким регионам. В Камбодже, Таиланде, Вьетнаме… во всех этих странах едят острую пищу. Что касается Южной Кореи, то эту страну можно назвать скорее холодной, не так ли? Однако в ее кухне тоже много острых блюд. Я задумывался над тем, почему же так сложилось. Так вот Южной Корее, – хотя нет, пожалуй, можно сказать, что всей корейской нации, – ввиду соседства с великим государством под названием Китай досталась суровая история! Но, несмотря на всю жестокость выпавших на ее долю испытаний, культура у этой нации действительно богатая. Если говорить в деталях о том, что же такое суровая история, то это, скажем, когда у тебя на глазах чужестранцы убивают твоих родных. Это прозвучит грубо, но даже в таких ужасных условиях человек не может совсем отказаться от пищи. Когда жизненные силы и отвага на нуле, пряности здорово выручают! Все потому, что они пробуждают аппетит. Суши и кайсэки-рёри не обладают такой силой] Они холодные и благодаря размеру их удобно есть, мягкие и легко усваиваются, однако это не та пища, которая может настроить на еду, когда тебе совершенно не до нее. Думаю, такой подход развился на гипотезе о том, что аппетит существует всегда. Это иллюзия, что в нашей стране во все времена теплой являлась только компания. И потому наша кухня отнюдь не легкая и дружественная. По-моему, для человека, который не вхож в ту самую компанию, эта кухня ужасно прохладная.

За подобными рассуждениями Аояма осушил пять стопок сакадзуки из фарфора Микаватияки с тепловатым “Гиндзёсю”. Становлюсь слишком болтливым, подумал Аояма. Надо быть осторожным, чтобы не напиться. Нельзя говорить о личной жизни в пьяном состоянии. Асами Ямасаки, позабыв о сасими, внимательно смотрела на Аояму. Красивое и необычное лицо, отметил про себя Аояма. Впечатление меняется в зависимости от угла зрения.

– А вы всегда так считали? – с серьезным видом спросила Асами.

– Как так?

– Ну, как вы только что рассуждали.

– Нельзя сказать, чтобы я всегда-всегда только так и считал. Наверное, я просто очень долго живу на этом свете.

– Я так не думаю, – сказала Асами, доедая последний кусочек лакедры. – Я люблю слушать, когда вы вот так рассказываете о чем-либо.

Услыхав это, Аояма смутился. Официантка с обнаженными ступнями принесла еще “Гинд-зёсю”, а также гарнир адзукэбати и закуску сиидзакана. Адзукэбати состояло из обжаренного на гриле морского угря и приготовленного на пару клубня таро, а в качестве сиидзакана были приправленные перцем грибы симэдзи.

– Я впервые встречаю мужчину, который серьезно говорит со мной о подобных вещах.

Седовласые старички доели сушеную хурму на десерт и, просовывая руки в рукава своих пальто, поданных Каи, собрались уходить. “Может, немного прогуляемся до Гиндзы?” – “Нет, завтра ранним рейсом лечу в командировку в Сиэтл. А долгие полеты, похоже, вредны не только для поясницы, но и для иммунитета…” – слышались их спокойные голоса. Проходя мимо Аоямы и Асами, старички попрощались с ними и вышли из ресторана. По-настоящему влиятельные люди вежливы, подумал Аояма.

– Ну что вы, это мне стоит задуматься над своим поведением. А то болтаю битый час о всякой ерунде.

– Это совсем не так! Вы говорили об очень важных вещах!

– Мне приятно слышать это от вас. – Аояма выпил теплого “Гиндзёсю” и, застенчиво улыбаясь, продолжил: – Но, по правде сказать, при том, что я тут наговорил, я очень даже люблю суши.

Когда он это сказал, Асами рассмеялась вслух. Старички уходили, и Каи пошла их проводить, так что в ресторане они остались только вдвоем. Напряженность и волнение ослабли, и Аояма тоже рассмеялся. Насмеявшись, он решил затронуть главную тему сегодняшнего вечера. Каи вернулась в зал, но курила в стороне. Она курила исключительно японские сигареты без фильтра.

– Сегодня я хочу поговорить о важных вещах, – начал Аояма.

– Что же это? – Асами подняла слегка раскрасневшееся лицо, поднося ко рту симэдзи.

– Возможно, о таких вещах на самом деле следует говорить до принятия алкоголя или даже вовсе без него.

Асами положила симэдзи обратно в восьмигранную пиалу. Чувствуя волнение Аоямы, она опустила взгляд на свои руки.

– Прежде я ничего не рассказывал вам о своей личной жизни, но семь лет тому назад моя жена умерла из-за болезни.

На слове “жена” Асами немного напряглась, а услыхав слово “умерла”, взглянула на Аояму.

– Да, это так. С тех пор я ни с кем не встречался. Нет, мне совсем не хотелось бы, чтобы вы решили, что я законченный моралист! Перед вами отнюдь не праведник, но с тех пор, как умерла жена, я все время работал. Я вам как-то рассказывал про свой проект с участием известной органистки из Германии, помните? Так вот этим я занимался сразу же после смерти супруги. И в этот ресторан мы часто приходили вместе с ней! Не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли. Я вовсе не ищу замены ей в вашем лице, и вы совсем на нее не похожи. Асами-сан, вы и моя жена, что вполне естественно, совершенно разные люди. И внешне тоже. И еще. После этих нескольких встреч с вами я задумался о том, чтобы снова жениться.

Асами Ямасаки переменилась в лице. На нем появилось выражение крайнего изумления. Дыхание ее участилось, и плечи, обернутые в черную переливающуюся материю, поднимались и опускались в такт дыханию.

– Прошу меня простить, если то, что я говорю, прозвучит грубо. Если вы со своей стороны совсем не настроены на брак, то все, что я делаю, – это фарс. Я подумал, что меня и это устроит, ведь я уже был один раз женат. И все же могу ли я рассчитывать на то, что впредь вы будете встречаться со мной как со своим будущим мужем?

Асами взглянула на Аояму и сразу же опустила глаза. Линия ее губ неловко искривилась в попытке улыбнуться. Снова и снова Асами старалась изобразить улыбку, но в конце концов сдалась и еле заметно покачала головой.

– Я не такая женщина.

Голос, сказавший эти слова, едва уловимо отличался от прежнего. Аояма вдруг ощутил холод, словно попал под струю прохладного ветра.

Что значит “я не такая женщина”? В ее планы не входит тихая семейная жизнь? Или серьезно встречаться с кем-либо – это не для нее?

– Извините.

Произнеся это, Асами поднялась со стула. Каи взглянула на них.

Аояма почувствовал, что случилось то, чего он больше всего боялся. Он пытался подобрать подходящие слова, но не находил. Я должен что-нибудь предпринять, подумал он, но тело его не могло пошевелиться. Тем временем Асами сняла с вешалки свое кожаное пальто.

– Простите, – сказала она, – простите, но сегодня я ухожу.

Такой Асами Ямасаки он видел впервые. Не в состоянии выйти из ступора, Аояма просто в полном оцепенении наблюдал за ней.

Дверь со скрипом закрылась. Затушив сигарету, Каи обратилась к Аояме:

– Чего ты ждешь? Догони ее!

Асами Ямасаки с кожаным пальто на руке почти бегом продвигалась между торгующими собой мужчинами и женщинами. Чтобы догнать ее прежде, чем она выскочит на главную улицу, Аояме пришлось бежать.

– Асами-сан!

На бегу Аояма звал ее по имени, но казалось, что глубоко в горле все слиплось, и кричать громко он не мог. Узкая улочка с проститутками теперь выглядела чем-то совсем нереальным. Лица продажных женщин в кричаще дешевых и вызывающих нарядах, а также мужчин в париках и с толстым слоем грима неожиданно бросились в глаза, словно при съемке крупным планом. Как будто он вдруг очутился в какой-то жуткой киноленте. Или в кошмарном сне. Волосы проститутки, выкрашенные в зеленый цвет, и металлический блеск ногтей на ногах, обутых в туфли на высоченных каблуках, ярко-красная помада на губах мальчиков для утех и розовый капрон чулок – все это беспорядочное разноцветье так резало глаз, что Аояма перестал понимать, почему и что он сейчас тут делает. Слава богу, зима, если бы воздух был теплее, это чувство нереальности, пожалуй, еще усилилось бы.

– Асами-сан!

Когда он в третий раз выкрикнул ее имя, Асами Ямасаки остановилась и обернулась. Аояма все еще продолжал бежать, пока расстояние между ними не сократилось настолько, что, протянув руку, он смог бы дотронуться до нее. Ее лицо выражало гнев и недовольство.

– Я был неправ, что внезапно заявил вам такое. Как бы там ни было, позвольте проводить вас до такси. Вы можете дать ответ при следующей встрече или даже по телефону. Когда вам будет угодно. Если же вдруг для вас это все несерьезно, то пусть так, ничего не поделаешь. Но я в любом случае хотел, чтобы вы знали о моих намерениях.

Асами Ямасаки с рассерженным видом что-то ответила и замотала головой. Голос ее был слишком тихим, и сказанного было не разобрать. Оба выдыхали белые клубы теплого пара. Все вокруг по-прежнему оставалось нереальным, словно они внезапно очутились во сне или в кино. Реалистичным Аояме казалось только его собственное дыхание в виде белого пара.

Асами взглянула на Аояму, собираясь что-то сказать ему, но опять опустила глаза и медленно зашагала в сторону главной улицы. Шла она и впрямь так медленно, что Аояма легко обогнал бы ее, если бы то и дело специально не останавливался на каждом шагу. Он шел рядом с ней и рассеянно смотрел на скопление небоскребов, видневшееся в просвете узкой улочки. На крышах высотных зданий в Ниси-Синдзюку систематически загорался и снова тух красный свет. Похоже на монитор, который показывает биение сердца, подумал Аояма. Выйдя на главную улицу, оба некоторое время продолжали стоять, не останавливая такси. Аояма снова обратил внимание на то, что Асами так и не надела пальто, и он аккуратно взял его в руки и попытался накинуть ей на плечи. Когда черное кожаное пальто покрыло спину, она, едва не падая, обняла его. Лицо ее упиралось в яремную впадину на шее Аоямы, а руки обнимали его спину. Плечи слегка дрожали, и в целом это было ужасно неуклюжее объятие. Аояма не понимал, как ему лучше поступить. Он просто поддерживал ее тело, ощущая прохладную кожу пальто, накинутого на плечи. Пожалуй, без его поддержки она не смогла бы стоять. И тут, отстранившись от Аоямы, она сказала:

– Ты ведь не насмехаешься надо мной?

Мгновенно по телу Аоямы пробежали мурашки. Ему показалось, что голос и лицо Асами стали совершенно другими. Возникло такое чувство, словно одним махом содрали пленку, покрывающую кожу ее лица и голосовые связки.

– Конечно, нет. Я серьезен, – хрипло ответил Аояма.

Он заметил, как на ее лицо медленно возвращается прежнее выражение. Как будто на кожу его заново наклеивают полупрозрачную пленку. Однако это не выглядело так, словно Асами Ямасаки, надевая маску, прячет свое истинное я или же эта пленка спасает ее от чужих взглядов. Нельзя было даже предположить, что она делает это сознательно. Настолько естественной была произошедшая с ней метаморфоза. Все равно что нечаянно рассмеяться, потому что смешно, или невольно обидеться, когда тебя оскорбили. Вот только случилось все слишком внезапно, буквально мгновенно и при этом очень естественно. И потому могло показаться, что перед тобой совсем другой человек, или же все дело в той полупрозрачной пленке, которую то сдирают с лица, то вновь наклеивают обратно.

– Я рада, – наконец произнесла Асами своим обычным голосом в привычном тоне.

Прежде чем сесть в такси, она поблагодарила Аояму за прекрасный вечер. А он, вспоминая о том, что забыл рассказать про Сигэ, поцеловал ее в щеку. Асами Ямасаки коснулась губами его губ и прошептала: “Люблю”. “И я”, – ответил Аояма, когда их губы разомкнулись.

Она продолжала махать рукой, пока ее такси не скрылось из виду.

– Где вы познакомились?

Каи подогревала саке для вернувшегося в одиночестве Аоямы и смешивала алкоголь в пиале гуиноми из фарфора Арита-яки. В ответ на вопрос Каи Аояма поведал ей и о затее с кинопробой, и об ужасном детстве Асами Ямасаки. Господи, моя речь напоминает речь рассеянного ребенка, подумал Аояма. Причиной тому был поцелуй перед закрытием дверцы такси. Губы Асами были мягкими и прохладными. В момент расставания Аояма ощутил странное чувство вины, какое прежде никогда не испытывал. Его сознание говорило ему, что он совершил нечто непростительное, непоправимое. Это было где-то бесчеловечно, но вместе с тем чрезвычайно сладостно. Если бы только еще раз вот так коснуться ее губ, подумал Аояма, пожалуй, я отдал бы целое состояние за это.

Каи подливала в гуиноми теплое саке и курила сигареты без фильтра. У нее было красивое лицо, но после поцелуя с Асами Аояма видел на нем только старость.

– Что думаешь? – спросил Аояма, так как Каи все время молчала. Не то чтобы ему так уж интересно было мнение Каи. Он спросил, чтобы услышать от нее подтверждение: “Надеюсь, ты знаешь? В наши дни такую девушку нигде не сыщешь! Понимаешь?”

– Странная девочка, – выдыхая табачный дым, произнесла Каи.

– Странная?!

– Такую девушку я вижу впервые!

– Но ведь теперь другие времена, не так ли?

– Это я тоже принимаю во внимание. Однако есть вещи, которые остаются неизменными! Это то, что человек считает самым важным для себя. Стоит немного поговорить, и мне все сразу становится понятным. Нынешняя молодежь – и мужчины, и женщины, и профессионалы, и любители – не понимает, что для нее самое главное. А если и понимает, то не способна дорожить этим. В большинстве своем все делятся на эти две категории, но твоя девушка – это другой случай. Она прекрасно понимает, чего хочет, однако не показывает этого. Это точно не деньги. Успех, счастливая безмятежная жизнь, сильный мужчина, власть… – это не то! Все в ней очень смутно, скользко и туманно, но в то же время она как будто во всем сознается. Чувствуется в ней такая сила, понимаешь? Очень непростая девочка!

– Хорошая девушка, правда же? – спросил Аояма, на что Каи с удивленным видом закурила новую сигарету.

– Ты всерьез так считаешь? – изумилась она.

У Аоямы возникло странное чувство. Он понимал, что Асами Ямасаки не может быть какой-то примитивной хорошей девочкой, и хотел удивиться, словно ему только что открыли на это глаза. Однако удивиться не получалось.

– Ну, мне она не кажется плохой. В любом случае она серьезная! – произнес Аояма.

Каи с озадаченным видом покачала головой:

– Эта девушка не того уровня, чтобы быть просто хорошей или плохой! Хотя не мне судить. Ты влюблен и, что бы я сейчас ни говорила, не станешь меня слушать. Думаю, мне лучше оставить тебя в покое. Невозможно хорошая или невозможно плохая, а может, и то и другое сразу. Что-то из трех!

9

Утром следующего дня Асами Ямасаки позвонила Аояме на рабочий телефон. Это был первый звонок с ее стороны.

– Это я. Прости, что звоню на работу.

Вначале трубку сняла молоденькая сотрудница по фамилии Такамацу. Фирма Аоямы была небольшой и насчитывала в своем штате всего четырнадцать человек. За исключением бухгалтера Танака, которому было за пятьдесят, все называли его не “директор”, а “Аояма-сан”. Аояма-сан, вам звонит Ямасаки-сан на четвертой линии… Моя сотрудница, должно быть, спросила: “Из какой вы компании? Как вас представить?” Интересно, что ответила Асами? – подумал Аояма. Офис был маленьким, и отдельного кабинета у него не было. Наверное, весь персонал услышит наш разговор, но не все ли равно? В любом случае когда-нибудь мне придется и им сообщить, что я снова женюсь. На девушке, почти на двадцать лет моложе себя. Притом гораздо более красивой, чем все эти актрисы. Наверняка мне не избежать насмешек и подколок в свой адрес, но по большому счету, пожалуй, все порадуются за меня.

– Я не сильно помешала?

– Нет-нет! Я сам собирался позвонить тебе.

– Мне вдруг безумно захотелось позвонить. Хотела услышать твой голос…

– О, и со мной то же самое!

Такамацу, не отрывая пальцев от клавиатуры компьютера, взглянула в его сторону. Ей определенно было лет двадцать пять. По окончании колледжа она год прожила в Лондоне и, вернувшись на родину, устроилась работать на районное телевидение. Однако, движимая мечтой во что бы то ни стало снимать реалистичное документальное кино, Такамацу оставила родные места и прежнюю работу и попала в компанию Аоямы. Во время собеседования она вела себя довольно дерзко, и остальные вышестоящие сотрудники возражали против ее принятия на работу, но Аояма оценил ее энтузиазм и знание английского. Такамацу занималась закупками зарубежных документальных программ, а также готовила проекты совместных передач с иностранными телестудиями. В то время как прочие молодые сотрудники старались всячески выделиться, соревнуясь друг с другом в придумывании проектов, Такамацу выполняла свою работу очень спокойно, но вместе с тем добросовестно и усердно. У нее был любовник – иностранец.