Текст книги "Заговор против Афин"

Автор книги: Рю Эмерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Благодаря мудрым правителям, дела в городе шли превосходно, и другие полисы только с завистью поглядывали на Афины, на их мощь и богатство.

Теперь же город больше всего походил на Спарту: нищета, голодные дети, повсюду рыщут воры и разбойники, стража обленилась или проворачивает грязные делишки, не особенно таясь.

Зена увидела полис, где бедные женщины, такие, как Элизеба, попадают в тюрьму, набитую пьянчугами и негодяями, вроде – как бишь его – Мондавиуса. И женщина утверждает, будто оказалась в темнице, потому что сын не желал воровать для хозяев!

«Эй, не увлекайся», – приказала себе воительница, но ситуация предстала перед ней в новом свете, и Зена уже не могла оставить все как есть.

«Вспомни, какой была сама, – продолжала она внутренний диалог. – Деревенская девушка – сильная, но не телом, а духом. Если б кто-то передал царю просьбу селян и он пошел бы навстречу, насколько изменилась бы твоя жизнь? Полностью», – подумала Зена и одернула себя.

– Что было, то было. Живи настоящим, – прошептала она. – Прошлое далеко, будущее тоже.

Слишком много людей нуждались в ее помощи. Ее умение постоять за себя теперь выручает многих слабых, запуганных и несчастных. Зена прошла трудный путь, но так сложилась судьба, и она не собирается отступать.

Мысли текли сами собой, и воительнице не понравилось, что они зашли так далеко. «Чего доброго, поверишь в эту чушь», – усмехнулась она, возвращаясь в реальный мир. Зена по привычке бросила взгляд на Габриэль, и на душе потеплело: положив голову на выступающую балку и крепко обнимая Элизебу, девушка спала, как младенец. Мать Кратоса дремала, свернувшись калачиком и устроив голову на бедре у Габриэль. На мгновение ее лицо озарилось улыбкой, и она показалась едва ли не ровесницей девушки.

«Не думай о них, не думай, – твердила себе воительница, отворачиваясь и наблюдая за причудливой игрой огня, горевшего в глиняной плошке. – Афины – чужой город для тебя и Габриэль».

***

Через час вернулся запыхавшийся Кратос, покрытый толстым слоем дорожной пыли. Элизеба все еще спала; Габриэль услышала шорох и приподнялась.

– Все в порядке, это мальчишка. Спи, – шепнула Зена. Габриэль что-то пробормотала. Зашевелилась Элизеба. Кратос затаил дыхание, но женщина только переменила позу и затихла.

– Какие новости? – спросила королева воинов. Кратос кивнул и отошел от стены. Он все еще не мог отдышаться и был так красен, словно проделал бегом весь путь.

– Неттерон прибудет сюда… как только… сможет. Я обогнал его, чтобы предупредить вас. Он захватит брата, чтобы тот тебе все рассказал. И еще он передаст Гелариону, что она, – кивок на Габриэль, – хотела его видеть.

– Думаешь, Неттерон не поленится?

– Поленится? Хм, – призадумался паренек и усмехнулся. Впервые он выглядел так, как должен выглядеть мальчуган его лет: беззаботный, задорный озорник. – Наверняка передаст. Решит, что это забавно. И Геларион явится: дело не только в том, кто его отец. То есть… Я…

Мальчик колебался, не зная, говорить ли то, что начал. Зена молча ждала. Кратос продолжил:

– Я знаю, что воровать нехорошо, но, если я не буду этого делать, мама останется голодной… И я тоже. А еще – ты знаешь, что с ней случится. А для Гелариона воровство просто игра. Он считает, что у вещей нет хозяев и можно брать что только пожелаешь. Братцу нет дела до других людей.

– И слово «нельзя» ему неизвестно? – уточнила воительница. Позади нее завозилась Габриэль, и кто-то застонал во сне, но, когда Зена обернулась, обе спящие лежали спокойно и тихо. Кратос ответил кивком.

– Моя тетка тут ни при чем, она как моя мать, она честная.

– Странно, что она забивает сыну голову сказками про Гермеса.

Мальчик нахмурился:

– Это не сказки. Ты же видела Гелариона!

– Видела, – без всякого выражения ответила воительница. – Давай оставим эту тему, хорошо? И обратись за помощью к кому-нибудь другому. Мы с Габриэль не афинские граждане, и нам давно пора в путь.

– Но она сказала… – паренек стрельнул глазами на спящую девушку.

– Она что угодно наговорит. У Габриэль доброе сердце, и порой оно заводит ее слишком далеко. Самое разумное решение – найти в городе мужчин, способных тебе помочь, – воительница взглянула на Кратоса, упрямо поджавшего губы, и тяжело вздохнула. – Послушай, я обещала остаться в городе, пока она не встретится с твоим двоюродным братом. Так я и сделаю. Но на помощь не рассчитывай, я не собираюсь выполнять работу вашего царя. В любом случае, я даже не знаю, как к ней приступить.

– Зато я знаю, – пробормотал паренек, и Зена решила прекратить бесполезный разговор. «Пусть с ним разбирается Габриэль», – подумала она и вскочила на ноги: с улицы раздался шум. Кратос скользнул к двери и прислушался. По дереву поскребли, мальчик тихо стукнул в ответ, напряг слух.

– Неттерон, – кивнул он мгновение спустя.

– Уверен?

– Абсолютно, – ответил он и навалился на дверь плечом. Воительница подошла помочь мальчику.

В комнату вошел смуглый мужчина с иссиня-черными волосами, беспорядочными кудрями, падавшими на лоб. Он был несколько выше Зены и намного тоньше ее – настоящий скелет. Вошедший нетерпеливо отбросил со лба непокорные пряди и стиснул плечо мальчишки. На полу вздрогнула и проснулась Габриэль. Ее движение разбудило Элизебу, подле которой туг же опустился на колени Кратос. Он нежно погладил мать по щеке, улыбнулся ей и кивком указал на Неттерона. Женщина встрепенулась и села прямее, стиснув руку мальчика в своей. Он освободился и принялся выразительно жестикулировать. Зена повернулась к мужчине.

– Ты Неттерон? – Вошедший кивнул. – Сможешь спрятать ее от стражей?

– Со мной Элизеба вне опасности, – тихо ответил он, тревожно оглядел воительницу и протянул ей руку. – Ты королева воинов. Я слышал о тебе: история с забегами…

– Все сделала Аталанта, я просто помогала, – перебила Зена, пока он подыскивал слова. – Который час?

– Светает.

Кратос понурился. Он поднялся на ноги, помог матери встать и позволил заключить себя в объятия.

– Помни, – сказала Элизеба, нежно глядя на сына, – теперь тебе не надо воровать, чтобы защитить меня. Не делай зла, обещаешь? – Кратос неохотно кивнул. – Я буду очень скучать, но не ходи ко мне слишком часто: тебя поймают.

Кратос заговорил с ней вслух, чтобы новые друзья могли следить за разговором, но для матери подавал условные знаки.

– Хорошо, мама. Не допущу, чтобы тебя опять схватили. Но я буду скучать. Очень, – закончил он, и голос выдал его возраст. Элизеба в последний раз обняла сына, протянула руку Нетгерону, и он вывел ее прочь из комнаты. Зена проводила взглядом две фигуры, идущие по безлюдному, поросшему сорняками двору, и тихо захлопнула дверь.

Глава 4

Габриэль зевнула во весь рот, от души потянулась и заморгала.

– Кто-нибудь знает, который час? – пробубнила она, вставая.

– Рано. Очень рано, – заверила ее Зена.

– Отлично, – Габриэль прикрыла рот тыльной стороной ладони, пряча второй зевок, и потерла глаза. – А впрочем, какое мне дело? Разбудите, если что случится, – и она снова села, скрестив руки и опустив тяжелые веки. Почти сразу же ее дыхание опять стало глубоким и ровным. Изумленная Зена покачала головой и переключила внимание на паренька.

– Что теперь?

Кратос пожал плечами:

– Уклосс привезет вам хлеб. Думаю, его сын Адрик тоже приедет, если найдет, на кого оставить пекарню, – мальчик замялся, затем попытался придать голосу убедительные нотки: – Вы позавтракаете превосходным хлебом!

– Ты… хорошо придумал. Спасибо, – ответила Зена.

Мальчишка ухмыльнулся:

– В тюрьме вы ужинали тем же: Уклосс заключил договор с начальником.

После этой фразы установилось долгое молчание. В плошке кончалось масло, и она то угасала до тусклого огонька, то вспыхивала ярким пламенем, отбрасывая на стены бешено метавшиеся тени. Габриэль сжалась в комочек, прислонила голову к стене и спала непробудным сном. Кратос походил из комнаты в комнату, потом уселся на пол и стал играть валявшимися камешками.

«Совсем еще ребенок» – подумала воительница, глядя на взъерошенные темные кудри. Мальчуган с головой погрузился в свое занятие: он опустил глаза, и густые ресницы бросили на щеки длинные тени, рот изогнулся подобно луку. Казалось, что он улыбается, даже когда Кратос и не думал улыбаться. «Должно быть, у матери на душе теплеет, когда она видит сына таким», – нежно подумала воительница и, тихо вздохнув, отвернулась к дальней стене, где играли тени от огня.

Чуть погодя мальчишка вздрогнул: Арго поймала губами прядь его волос. Он тревожно взглянул на воительницу. Она улыбнулась в ответ и кивнула. Дрожащей рукой мальчик провел по шее Арго и, набираясь смелости, погладил лошадь по крутым золотистым бокам.

– Какой красавец, – прошептал он, замирая.

– Красавица, – сухо поправила Зена.

– Простите, госпожа, – спохватился паренек, обращаясь напрямую к лошади, и в смущении обернулся к хозяйке. – Она такая теплая. И мягкая.

– Ты никогда не прикасался к коню? – удивилась воительница.

– В моих трущобах никто не может прокормить лошадь, – без затей объяснил Кратос. – А в других местах стоит только коснуться скакуна, овцы да вообще любого животного, и люди думают, будто ты пытаешься его украсть. Или покалечить. В прошлом году – а может, в позапрошлом, не помню – кто-то поранил чужого коня. Это было ужасно! Мой брат… Мой брат рыдал, когда рассказывал об этом, а Геларион никогда не плачет.

– Значит, это и вправду ужасно. Лучше б он тебе не рассказывал! – сказала Зена и хотела утешить паренька, коснувшись его руки, но он гордо выпрямился и отстранился.

– Нет, не лучше! Я должен знать, что делается в городе, иначе как я проживу в Афинах? Ты же знаешь, мои родители… – Кратос нахмурился, подыскивая слово, – у них нет ни денег, ни родственников при дворе, ни покровителей среди царской стражи. Те, кто смог устроиться в жизни… Неважно. Моя семья бедная и не имеет влияния в обществе, – он на мгновение отвернулся и снова бросил на собеседницу сконфуженный взгляд. – Прости, воительница. После той истории никто не рискует прикасаться к лошади – даже мой брат.

– Весьма благоразумно, – пробормотала Зена. – Многие относятся к лошадям так же, как к собственным детям или лучшим друзьям, – она сменила позу и подняла руку, видя, что Кратос собрался заговорить. – Шум на улице. Это пекарь?

***

Зена оказалась права: пришли Уклосс и Адрик. С ними был кто-то третий.

Уклосс тащил длинную узкую корзину, доверху наполненную свежими, ароматными хлебами и пышными булочками. Воительница раскрыла рот от изумления: мужчина был даже толще Мондавиуса, но, в отличие от злодея, излучал обаяние. Сын пекаря еще не отрастил и первую бороду, был вдвое меньше папаши и во всем составлял с ним разительный контраст: веснушчатый и светлоглазый рядом со смуглым, кареглазым отцом. Оба слегка робели в присутствии Зены. Похоже, Уклоссу нечасто приходилось так волноваться.

Впрочем, мужчины таких внушительных размеров, как толстяк пекарь, обычно не сталкиваются в жизни с угрозами. Им не приходится применять силу. Людям достаточно бросить взгляд на обладателя столь мошной фигуры, и они проникаются к нему уважением. Хотя Зена придерживалась мнения, что форма не всегда соответствует ожидаемому содержанию.

– Воительница, мальчик сказал, что этот хлеб для тебя, и я выбрал все самое лучшее, – голос пекаря гудел и рокотал, несмотря на все его попытки говорить тихо. Сын попробовал шикнуть на отца, тот улыбнулся и пристроил корзину на шатком столе. – Успокойся, Адрик.

Габриэль вдруг резко вздохнула и села, чуть не стукнувшись носом о колени. Адрик подпрыгнул от неожиданности и отшатнулся: не ожидал, что в комнате еще кто-то есть. Уклосс посмотрел на девушку, потом на сына и с подкупающей простотой обратился к Зене. Он улыбался, и между его передними зубами видна была широкая шелка.

– Мой сын не привык к интригам. Нервничает, – он пожал плечами и протянул воительнице ароматную сладкую булку. Зена благодарно улыбнулась и впилась зубами в мягкий, сдобренный изюмом хлеб. Ее брови поползли вверх от приятного изумления, и девушка откусила еще.

– Вовсе я не боюсь, папа! – вмешался обиженный Адрик. – Просто я слышал поблизости голоса, а лишние люди нам здесь ни к чему.

– Их и нет, – успокаивающе ответил пекарь.

– Очень вкусно!

– Благодарю, воительница.

Зена расчистила себе место на полу и уселась, удобно прислонившись к стене.

– Можете, конечно, рассказать мне, зачем пришли, но я уже предупредила Кратоса: помочь вам я не могу. Я не знаю ни Афин, ни местных порядков. Положитесь на царскую стражу.

– Тьфу на этого царя! – яростно сплюнул третий мужчина и виновато оглянулся на сморщившуюся Габриэль. – Простите, девушка, но я так зол! Никому нет до нас дела, до нас, бедняков! Дворец и без меня не развалится, так какое я имею значение? Какая им от нас польза?

– Например, им нужен вкусный хлеб, как у папы, – вяло вступился Адрик.

– Ха! Они уж несколько месяцев ничего не покупают. С тех пор, как появилась эта троица.

Зена подняла руку, призывая к тишине, и откашлялась. Адрик возмущенно посмотрел на нее, но отец положил ему на плечо руку. Сын пробормотал тихо ругательство и замолчал.

– Вы недовольны своим положением, из-за чего? И что за троица?

– Где златовласый воришка? – неожиданно вмешалась Габриэль, обращаясь к Кратосу, но он только пожал плечами.

– Геларион обещал прийти. Он придет.

– Лучше б ему…

– Габриэль, – оборвала ее Зена, – посмотри, какая булочка! Если я успею прикончить свою прежде, чем ты примешься за эту, она тебе не достанется.

– Это мне? Спасибо, – тепло поблагодарила болтушка, когда Адрик протянул ей ароматную сдобу. Младший пекарь сморгнул, застенчиво улыбнулся, но тут же вспомнил, по какому поводу собрание, и посерьезнел. Сдвинув брови, он повернулся к отцу.

– Мне кажется, воительница права, утверждая, что не может нам помочь, – произнес Адрик, обращаясь к нему. – Мы-то знаем проклятую троицу и их замашки, знаем, как они опасны в гневе. Неужели ты думаешь, что нам смогут помочь две женщины?

Зена едва дала ему договорить. В мгновение ока она подскочила к юноше и, взяв его за подбородок, заглянула ему в глаза, а потом отшвырнула прочь. Он захрипел, но за секунду до того, как ударился бы головой о каменную стену, воительница поймала несчастного, поставила на ноги и тут же пинком в спину заставила распластаться на грязном полу. Адрик приподнялся, тяжело дыша.

– Во-первых, я никогда не сержусь без причины, а значит, ты вывел меня из себя. Во-вторых, я никогда не превышаю меру наказания: ты бы не ударился. А теперь сиди и помалкивай, раз не можешь сказать ничего путного, – на этом Зена перевела взгляд с прогневившего ее юноши на Уклосса, а потом и на третьего из мужчин. – Что за троица?

Голос воительницы переполняла притворная скука. Мужчина нервно сглотнул и ответил:

– Двое из них афиняне, из наших, то есть были из наших, – мрачно поправился он, услышав недовольное бурчание пекарского сына. Зена бросила на юношу выразительный взгляд, и тот мигом затих. Габриэль доела булку и пересела поближе к Адрику. Воительница слышала только тихий голос девушки, но без труда догадывалась, о чем она говорит.

«Превосходно, Габриэль! Займи молокососа, утешь его, и пусть сидит себе в уголочке», – подумала она, переключая внимание на старших.

– Третий перебрался сюда недавно, кажется, в прошлую зиму. Он с запада и раньше торговал оружием, продавая его кому попало и даже обеим воюющим сторонам!

– Такие есть повсюду. Ради денег пойдут на что угодно, – подала голос воительница. – Продолжай.

– Офер жил недалеко отсюда, мы знали его в лицо, но наши пути не пересекались. Его двоюродные братья Пиксус и Мидерон выросли на нашей улице. Они отправились добровольцами в Трою, но вернулись задолго до окончания войны. Ходили слухи, будто они ограбили палатку командира. – Зене не хотелось отвлекаться на сплетни, и она многозначительно откашлялась. Мужчина обиженно посмотрел на нее: – Говорю все, что знаю.

– Ты все равно не уедешь из Афин до темноты, – вмешался Кратос и получил от воительницы ледяной взор, в ответ на который поднял на Зену ясные, невинные глаза.

Воительнице ничего не оставалось, кроме как смириться:

– Ты прав, время у меня есть. Пусть продолжает рассказ.

Пекарь, широко разведя руки, с дружелюбной улыбкой обратился к Зене:

– Брезакиус немного помутился рассудком с тех пор, как троица похитила его отца и сына. Так вот, от Пиксуса и Мидерона добра не ждали, поэтому никто не удивился, когда они превратились в настоящих негодяев. Даже вооруженные соседи их остерегались. Братцы нуждались в деньгах, еде и крыше над головой, но совершенно не желали трудиться. Когда они вернулись с войны, Офер взял парней к себе. Перед отъездом из лагеря они получили по две серебряные монеты и могли бы неплохо жить в городе. Мне и сыну такая сумма была бы большим подспорьем. Но вояки пропили деньги за несколько дней.

Разумный человек понимает, что даже на вино полагается заработать, и находит себе дело. Бессовестные типы, напротив, принимаются воровать кошельки и разбойничать в округе.

– К чему эти подробности? – Отступления всегда раздражали воительницу.

Пекарь вернулся к главной теме.

– Офер почти так же толст и уродлив, как его братец. Слава богам, хоть старший сидит в тюрьме, и…

– Погоди-ка, ты что, о Мондавиусе? – перебила Габриэль. Зена недовольно взглянула на нее, и девушка прищурилась.

– Именно, – неохотно ответил пекарь, поежившись от одного звука ненавистного имени. – Толстяк затеял драку прямо посреди рынка: пытался скрыть, что срезал кошелек, и в результате сбил пять лотков и покалечил с полдюжины стражей. Поговаривают, Мондавиус застрял в темнице до следующего лета.

– Похоже, он и тогда не выйдет, – пробурчал Адрик. – Один из его прихлебателей утверждает, что хозяину там нравится: чувствует себя маленьким царьком.

– Да уж, не стану спорить, – поддакнула Габриэль и осеклась, как только воительница вздернула бровь. – Извините, что перебила.

Зена отвернулась, пекарь бросил своему надутому сыну маленькую булочку и продолжил:

– Офер, Пиксус и Мидерон втроем разработали план. «Великие Покровители» – так они себя назвали и собрали шайку, которая стала воровать вместо них. Поначалу они были очень осторожны и заманивали только мальчишек, которым все казалось веселой игрой. «Покровители» обращали внимание и на родителей: им подходили лишь те, кому некогда заниматься детьми. Но жадность их непомерно росла, и денег стало не хватать. Троица принялась вербовать всех подряд, и вскоре все мальчишки с ближайших улиц, да и многие девчонки, уже промышляли воровством. Их родители узнали об этом, но… Неважно. Некоторые дети по-прежнему считали кражи забавой и радовались паре медяков, подаренных «Великими». Другие боялись ослушаться, потому что те угрожали их семьям.

Зена покачала головой:

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь это противозаконно. Почему никто не сообщил царю?

– Никто не знал, что происходит, – извиняющимся тоном ответил пекарь. – Неужели кто-то поверит мальчугану, рассказавшему такую историю? Конечно, нет: решат, что выдумал оправдание. Или, допустим, отец замечает, что у его ребенка водятся деньги, и точно знает, что честным путем сын их добыть не мог. Думаешь, он пойдет доносить царю? А если ребенок отдал медяки нищей матери? Выбор простой: голодать – или поверить, что сын нашел монетку на дороге. Какая польза от правды?

Рано или поздно правда выходит на свет: сын стал вором. Хоть один отец пойдет болтать об этом направо и налево?

– Но ведь существует царь, – напомнила Зена. – Есть закон и стража, которой полагается следить за его соблюдением. Слышал об этом?

– Мы отправили посла, – вступил в разговор Брезакиус. Его зрачки расширились от страха, – человека, который передает наши просьбы царю. Полидор так и не вернулся.

– Постой, – перебила воительница, поднимая руку. – Я что-то не понимаю. Ты хочешь сказать, что Тезей…

Брезакиус развел руками и вздрогнул, проведя костяшками пальцев по грубому столу.

– В том-то все и дело! Мы не знаем, что случилось с послом, добрался ли он до царя. Порядок приема таков: сначала нужно встретиться с младшим чиновником. Идиометом, он решает, пускать тебя к следующему чиновнику или выгнать взашей на улицу. В наши дни, спроси любого на рынке, редкие счастливчики добираются до второго чиновника. Только их просьбы все равно остаются без ответа. Говорят, с Идиометом лучше не связываться.

Воцарилось молчание, прерванное долгим, усталым вздохом воительницы.

– Мне очень жаль. Но я не могу вам помочь.

– Ты еще не все узнала, – остановил Брезакиус и поспешно, боязливо добавил: – Прости, что вмешался, королева воинов!

– Правильно сделал. Рассказывай.

– Мы не стали отправлять во дворец второго гонца. Честно говоря, добровольцев не было. Тогда мы припугнули Кратоса и еще двух мальчишек, и они рассказали нам всю правду про «Покровителей». Мы с Уклоссом навестили троицу и велели разбойникам убираться подобру-поздорову, – Брезакиус закусил губу и потупил глаза. – Они ничего не ответили. Принимали нас по-царски: предложили вино в роскошных кубках, каких никто здесь не может себе позволить. В общем, негодяи вели себя любезно и гостеприимно, но даже Уклоссу стало страшновато. Что уж говорить обо мне! У меня все поджилки тряслись. Думал, они вот-вот на нас бросятся и убьют, – мужчина помолчал и добавил: «Покровители» не сомневались в своей безнаказанности. Они победили, а мы проиграли.

Наконец, мы ушли, и проводили нас так же вежливо, как встретили. Вернувшись домой, я застал жену всю в слезах, а мой отец и сынишка исчезли без следа. Жена так рыдала, что говорить не могла. Выяснилось, что «Покровители» послали вооруженных солдат, и они увели с собой папу и сына. Жена хотела было кричать и звать на помощь, но один из негодяев приставил меч к горлу ребенка – а ему ведь всего пять годков, воительница!

Голос Брезакиуса сорвался, и он замолчал. Пекарь в молчаливом сочувствии положил руку другу на плечо. Минуту спустя мужчина собрался с силами и продолжил:

– Они велели женушке передать мне такие слова: «Живи, как жил, и не лезь в чужие дела. Ослушаешься – вернем тебе родных по частям. Каждого». Несчастная Силексия чуть ума не лишилась от горя.

– Понимаю, – сказала Зена, когда горемыка поднял на нее покрасневшие глаза. – Такое нелегко пережить.

– И это было только начало. Потом «Покровители» забрали отца Кратоса, но он оказался не последним. Сейчас у них не меньше двадцати заложников. Все это мужчины и юноши с ближайших улиц: те, кто мог бы вступиться за родных и близких. Из оставшихся никто не умеет сражаться. Я без колебаний ринулся бы в бой, чтобы защитить семью. Но теперь я бессилен, боюсь навредить…

– Почему они не трогают женщин? – спросила воительница. – Женщин легче охранять, а их мужья станут кротки, как ягнята. Любой военачальник поступил бы именно так.

– Я тоже думал об этом, – грустно ответил Брезакиус. – Торговец пергаментом помог мне понять. Они используют мужчин как рабочую силу, а женщин держат в узде. Бедные жены смертельно боятся за своих ненаглядных, они выполнят любой приказ «Покровителей». Но хуже всего неизвестность. Может, мой сынок и отец давно уж мертвы, и грифы клюют их останки. Откуда мне знать, вернутся ли они?

Перехватив тоскливый взгляд друга, Уклосс промямлил слова утешения. Брезакиус покачал головой, вздохнул и продолжил рассказ. В голосе его больше не было ярости, только бессильное отчаяние: как легко было бы при его силушке просто шмякнуть наглецов кулаком и покончить с гнусными делами, но такое решение исключалось сразу, стоило подумать о пленных родных. Дослушав до конца, Зена в который уж раз повторила:

– Мне жаль, но я не могу помочь.

– Пойми же, воительница, – упрямо твердил Брезакиус, – мы в растерянности. Мужчины привыкли сначала действовать, а потом уж думать, но в нашем положении это невозможно. Женщины переживают за родных и не позволят нам начать драку. А умные слова делу не помогут.

– Я все понимаю, – вставила Зена, пока он переводил дух, – и не виню вас за бездействие.

– Но я виню себя, – прошептал мужчина. – Что ж, у нас нет выхода. Дети продолжают воровать для проклятой троицы, и некоторые женщины занимаются тем же.

– А «Покровители» грозят избить несчастных заложников, – вставил свое слово Уклосс. – Знаешь, что случилось с Элизебой? Негодяи сказали ей, что если женщина помешает сыну выполнять поручения «Великих» – представь себе, они именуют это поручениями, – то Кериксу, ее мужу, весьма не поздоровится. Он, мол, украл у троицы свиней, и пока ему это простили.

– Очень мило.

– «Покровителей» совсем обуяла жадность, и теперь они вербуют женщин. Негодяи считают, что женщины вызывают у стражей куда меньше подозрений, чем оборванцы мальчишки, и значит, могут легко срезать кошельки, добывая монеты. Их не поймают, – пекарь вздохнул и покачал головой. – О Зевс, куда мир катится! Мы стали бояться, что троица возьмется и за девушек… ну… – Уклосс отчаянно покраснел.

– Понимаю. Не ищи слов.

– У них есть свои люди среди стражников, – внезапно вмешался Кратос. – «Покровители» платят им деньгами, которые приносим мы.

Воительница взяла паренька за руку и развернула к себе лицом.

– Подробнее!

– Мне мало что известно. Недавно слышал, как троица говорила об этом.

– Имена! Ты знаешь имена? – спросил пекарь.

Мальчик задумался и отрицательно помотал головой:

– Нет, не помню. Просто знаю, что есть стражи, которые притворяются, будто не замечают краж и не видят воришек. А есть такие, которые бросают в тюрьму невинных, как моя мать.

Его голос сорвался на всхлип, и Кратос затих. Зена не выдержала:

– Тихо, не плачь. Я помогу тебе. Мы заключили договор, – задумчиво произнесла она и мягко посмотрела на паренька. Он кивнул и закусил губу. – Значит, «Покровители» сказали, что, пока ты не начнешь воровать, они будут держать Элизебу в темнице?

Глаза Кратоса наполнились слезами, и Зена вспомнила, каким, в сущности, ребенком он был. Мальчуган кивнул и дрожащим голосом выговорил:

– Они… Я даже не знал, где мама. Потому что иначе я спас бы ее немедленно? Но… шайка… – мальчик не смог закончить, и воительница молча протянула к нему руки. Паренек кинулся ей на шею и расплакался.

В убогой хибаре повисло неловкое молчание, нарушаемое только рыданиями Кратоса. Зена гладила мальчика по волосам, хлопала по плечу, нашептывала что-то ему на ухо, пока он наконец не успокоился и не затих, отчаянно вцепившись в ее одежду.

– Послушайте, я все еще не понимаю, в чем дело, – начала воительница. – Я знакома с Тезеем и знаю его солдат. Он не из тех, кто закрывает глаза на подобные бесчинства! Царь повсюду слывет защитником слабых и угнетенных. Почему же троице удается проворачивать подобные дела прямо у него под носом?

– Не знаю, – признался Брезакиус, пожимая плечами. – Ходят слухи, будто «Покровители» боялись Тезея и потому подослали к нему нового советника, своего человека.

– Надо же!

– Не забывай, это всего лишь слухи, – неуверенно сказал Уклосс. – Этот человек из того же лагеря, что и торговец оружием, о котором мы говорили чуть раньше. Он сбежал оттуда, унося с собой столько денег, сколько смог взвалить на спину, после того, как торговца убили каким-то странным оружием: круглым, очень опасным, мы о таком никогда не слыхали.

Зловеще улыбаясь, Зена достала металлический диск:

– На редкость удобная вещь, – промурлыкала она, бесцельно устремив взгляд на стену. – Кажется, торговца звали Мезентий. Вы помните приметы беглеца? Они мне понадобятся.

Мужчины, онемев от ужаса, смотрели друг на друга. Вмешался Адрик:

– Он не выше меня, светловолос, с маленькой бородкой и узкими губами. Его зовут Бризус. – Пекарь изумленно поглядел на сына, тот пожал плечами. – Недавно я говорил с ним, отец; ты мог бы и догадаться. Раз царский пекарь – бывший, прости – не побоялся потерять свое место, надо надавить на сына, так, наверное, решила троица. Но я устоял. Не стану на них работать, даже если тебя возьмут в заложники! – выпалил Адрик и прикусил губу. – Прости, отец, но наступает момент, когда пора сказать себе: «Стоп!» Если так будет продолжаться, лучше не станет никому.

– И твоему отцу тоже, – сухо откликнулся Уклосс, и Адрик нетерпеливо взглянул на него.

– Папа, я немедленно отвез бы тебя в надежное место, если б знал, что это необходимо. Но Бризус просто проверял меня, он не грозил по-настоящему.

«Конечно, ты бы выручил отца! Глупый юнец!» – презрительно подумала воительница. Сколько раз излишняя самоуверенность приводила к кровопролитию!

– На этот раз тебе повезло, парень, – тихо сказала она, – но Бризус не оставит вас в покое. Я его знаю.

Адрик порывался заговорить, но Зена мигом осадила его холодным взглядом синих глаз. Она вздернула бровь и улыбнулась одними губами; Адрик притих.

– Я уже встречалась с этим наглецом. Для вас не имеет значения где. Раз уж афинский царь позволяет ему хозяйничать в своем городе, придется мне вмешаться.

– Но… наши родные… – робко произнес пекарь. – Я не хочу, чтобы их… Они ведь заложники!

– Ставлю условие. Если примете мою помощь, будете беспрекословно подчиняться. Даже если вам не захочется, – заявила воительница, и трое мужчин решительно запротестовали. – Нет-нет, я не забуду, что ваши близкие в плену. Их не убьют из-за меня. Могу поклясться любым богом, выбирайте.

Молчание. Его нарушила Габриэль:

– Это не просто слова. Зена будет осторожна, поверьте.

Воительница улыбнулась подруге и, снова приняв строгий вид, повернулась к Уклоссу:

– Слушай дальше. Если я возьмусь воевать против «Великой троицы» и ее сообщников, я доведу дело до конца. Не остановлюсь, пока негодяи не окажутся за решеткой или в царстве Аида. Ты все уяснил? – Зена выдержала паузу, но никто не ответил. Мужчины смотрели на нее широко раскрытыми глазами. Она вздохнула. – Иначе «Покровители» возьмутся за старое или, еще хуже, примутся мстить.

Воцарилась гнетущая тишина. Наконец пекарь кивнул в знак согласия.

– Превосходно. Можете не одобрять мои действия и приказы, но подчиняться обязаны. Я не стану требовать того, что выше ваших сил. Скоро пленники вернутся к семьям.

– Это все, что нам нужно, – тускло пробормотал Брезакиус.

– Вот и ладно. Идем дальше. Возможно, я ничего не смогу поделать с Тезеем. Я воин, а не политик.

Снова молчание. Пекарь украдкой посмотрел на Брезакиуса. Адрик поднял глаза к небу. Наконец Брезакиус пошевелился и хотел заговорить, но Уклосс схватил его за плечо и взглядом указал на соседнее помещение.

– Думаю, нам троим следует поговорить, – запинаясь, выдавил он.

– Обсудите все, что нужно, и примите решение, – ровно ответила воительница. – Габриэль, нам тоже не мешает кое-что обсудить.