Текст книги "Жизнь напрокат (СИ)"
Автор книги: Руслан Светлый
Жанры:
Историческое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 11
Если делать все по уму, то принять Тихаря нужно нежно и бесшумно, не попортив его драгоценной тушки, особливо той ее части, которой он смог бы внятно ответить на накопившиеся к нему вопросы.
Я предложил ни в коем случае его не шугать, позволить заняться тем, для чего он сюда явится и аккуратненько накрыть. Для успешного претворения в жизнь моей идеи нужно, чтобы в яме постоянно кто-то находился и взял Тихаря тепленьким в условиях ограниченного пространства, дабы размаха для меча или копья какого-нибудь у него не имелось. Выкопанный неизвестными деятелями схрон слишком глубок, чтобы достать из него что-то не спрыгнув внутрь. Я не понимал зачем было так углубляться в землю для хранения сбережений, ведь по весне эта дырища наверняка сыра и на дне хлюпают несколько сантиметров грязной водицы. Хотя, золоту и серебру вода нипочем, наоборот, лишняя маскировка, чего не скажешь про железки и меха. Ну, да ладно, хозяину виднее, я, может, до конца чего и не догоняю.
Свояка Криню бледного как снег от дурных переживаний извлекли на солнечный свет и отогнали в лес, чтобы не мешался, заткнули рот тряпицей и привязали к деревцу. В схрон спустились Жила с Жуком, устроились на полу у дальней стенки, которая снаружи, если голову в лаз не сунуть, была не видна. По два человека с одним лучником в паре я отрядил на лесную опушку занять позиции за сто шагов справа и слева от камня. Трое хорошо замаскировались в зеленых кустиках напротив схрона, оставшиеся силы я оттянул в глубину леса на такое расстояние, чтобы и видно с берега не было и добежать быстро при надобности.
Я был собой вполне доволен, ибо сделал, как учил когда-то комбат Гранит – перекрыл все направления, внятно довел до подчиненных поставленную задачу. Более чем достаточно, чтобы скрутить одного головореза и не дать ему смыться. Дальше бой покажет, ведь предусмотреть все неожиданности не способен даже товарищ генерал с большой фуражкой на умном темени.
– Ты напомнил им, что Тихарь нужен нам живым? – живо поинтересовался Завид, едва мы оказались с ним рядом, в достаточном удалении от берега. В пятнадцати метрах под сосной стояли и о чем-то оживленно шептались Бур и Праст. Неподалеку сидел в развилке узловатых корней Невул, прислонившись спиной к стволу, он любовно натягивал на лук тетиву.
– Дважды.
– Думаешь этого достаточно? Что-то не выглядят они слишком понятливыми.
Я пожал плечами. Если бы в засадах сидели пацаны из моей роты или Рок с братвой из бригады, никаких сомнений я бы и близко не испытывал. Здесь я мог с большой натяжкой полагаться лишь на шустрого Одинца, видавшего виды Жилу и основательного Невула. Завид с Буром в число доверенных лиц не входили.
– Что есть, то есть, – вынужденно согласился я. – Хочешь я их отведу, а вы сможете провернуть все на пару с братом? Только скажи.
Завид оторопел и прикусил язык. Я оставил его в задумчивом состоянии, направился к Невулу. Наклонив к плечу голову, с минуту наблюдал за ласковыми движениями его пальцев, поглаживающих тугие изгибы лука.
– Хорошо стреляешь?
Невул стряхнул с волос упавшую хвоинку, поднял глаза.
– Тихарь говорил, что лучше всех, кого он знал.
– У тебя может появиться возможность напомнить ему это. Если что-то пойдет криво – продырявь ему ляжку из этой своей штуки.
Невул рывком поднялся на длиннющие ноги, его лицо засияло как начищенная пастой солдатская пряжка.
– Мне нужно подобраться поближе, отсюда не попасть.
– Ну валяй, – разрешил я. – Только не светись.
Подхватив лук, Невул пригнулся и мягкими шагами пустился мерить расстояние до будущей засидки. Контролировать его я счел нецелесообразным, пацан сказал – пацан сделал. А не сделал – получил «двойку». В корпус.
– Вижу у тебя большой опыт, – сказал Завид не то с одобрением, не то с осуждением, когда я закончил с Невулом, а он снова подобрался ко мне со спины.
– Хватает, – буркнул и я оглянулся на Бура с Прастом, занявшихся чисткой оружия промасленными тряпицами.
– Тебе доводилось скрадывать людей, этого не скроешь, – продолжал Завид. – Доводилось, я в этом уверен.
– Никогда ничего не крал, если ты об этом, тем более – людей, – я смерил Завида суровым взглядом. – А тебе я советую забыть думать об этом.
– О чем? – глаза его сделались достаточно круглыми, чтобы выразить почти детскую невинность. Мягко зашлепали ресницы.
– Я видел как ты переглядывался с Буром. Если вы с ним затеяли что-то гнилое, то лучше сразу сами перережьте друг дружке глотки и не вынуждайте меня делать это. Заземлю обоих, невзирая на всю братскую любовь. Вот в этом ты можешь быть уверен стопудово.
Я отвернулся от него и украдкой взглянул на часы. Минуло больше часа как уплыл плот со Свистом. Тихаря все еще ни слуху ни духу. Несмотря на удовлетворение от проделанной организационной работы, я чувствовал неуверенность и легкий мандраж, пустое чрево урчало как мопед без глушителя, ибо последний свой сухарь я сгрыз еще утром. Устроившись в покинутом Невулом местечке в развилке между выпученных из земли толстых древесных корней, гладких и скользких, я стал прислушиваться к нытью живота и утешать себя мыслью, что всем нам торчать в засадах совсем не обязательно как бы не хотелось собственноручно приложиться к ожидаемой победе. Такого же мнения придерживались Бур с Завидом и примкнувший к ним Праст. Их вполне устраивала роль резервного кулака и на передовую они не рвались, собравшись тесной кучкой и подножия столетней сосны с толстыми буграми смоляных наплывов на стволе.
Прикинул – доверял бы я на их месте в такой ситуации одному из тех, кто до нее довел? Вряд ли. Значит – пасут. Стерегут меня втроем, ни на миг не выпуская из поля зрения. Делать это, находясь в засаде, было бы проблематично, здесь они не сплоховали.
Когда слева истошно застрекотала сорока я встрепенулся, выкатился через бок из ложбины между корней, извернулся, подполз на брюхе к ближайшему дереву и прислонился плечом к стволу. Это местечко я приметил давно. Весь берег отсюда не просматривается, зато в узкой прорехе лесной поросли хорошо виден выдающийся горб камня и клочок пространства по обе стороны от него не более, чем на метр, что вполне достаточно для наблюдения.
За кромкой леса пусто. Или сорока была настоящая или ложная тревога. Я опустил голову, поправляя неудобно легшую кобуру, а когда вернулся к созерцанию – обомлел. Человеческая фигура возникла у камня неожиданно. Секунду назад ее не было и вот уже неподвижно торчит кто-то в бесцветной долгополой накидке к лесу задом, к озеру передом. Со своего наблюдательного поста я мог видеть прямую спину и чуть повернутую вбок голову.
Рядом со мной в обнимку с копьем плюхнулся Бур. Язык как у собаки высунут от волнения, на висках блестит пот.
– Тихарь? – прошелестел Головачонок.
– Хрен пойми. Рожей не поворачивается.
– Чего он ждет?
Я промолчал. Человек на берегу присел, оставив видимыми плечи и затылок. Зашевелились под накидкой лопатки, встал дыбом ворот. Мелькнула верхняя часть откидываемой крышки схрона.
Наш клиент, больше некому.
Я пихнул Бура в бочину и утвердительно кивнул, обернулся чуть назад на Завида и тоже кивнул. Завид довольно оскалился и быстро засопел.
Нам осталось дождаться когда Тихарь спрыгнет внутрь, а наши мальчики спеленают его там как младенца.
Вот только спрыгивать он не спешил, так и сидел на краю открытого лаза и не шевелился, будто замороженный полуфабрикат. Принюхивается он там что ли? Все может быть. Даже случайный человек без особого труда различил бы запах давно не мытого тела, пота и железа там, где, кажется, должна присутствовать лишь характерная вонь сырого подземелья. Про привыкшего и умеющего подкрадываться со звериной осторожностью охотника или разбойника и говорить нечего. К тому же натоптали мы там как школьники на экскурсии.
Неужели почуял и не полезет?
Мы встретились обеспокоенными взглядами с Буром и снова вонзились глазами в неподвижную фигуру у камня. Закопошился Праст, подползая ближе.
Человек на берегу выпрямился, быстро оглянулся на опушку, пробежался взором по кустикам, снова отвернулся к схрону и сделал шаг в сторону от камня. Сомнений в том, что это Тихарь сразу же отпали. Бороденку эту блеклую я даже с такого расстояния признал.
Именно на этот гадский случай я трижды предупредил Одинца с Хромом. Чего они ждут, уснули что ли?
Я начал подбирать колени для резкого старта. В этот момент всколыхнулись кусты, затрещали ветки и на берег вынеслись три тела. Широкая, потная спина Хрома устремилась прямиком к Тихарю, юркий Одинец, не будь дурак, стал забегать с одного бока, еще один Шалимов приспешник – с другого. Я вскочил на ноги и длинными прыжками помчался вперед, на ходу выцарапывая пистолет. На пятом прыжке правый сапог без каблука поехал назад на упавшей шишке и я с размаху взбороздил грудью лесное покрывало, оказавшимся не таким уж и мягким, приложился подбородком.
– Красивый полет, Стяр! – похвалил пробегающий мимо Бур.
– Я еще не так могу, – пробормотал я, утирая со щетины и губ бурые иголки вперемешку с кусками земли и каплями слюны. Пускаюсь вдогонку за несущимся последним Прастом, выбегаю на берег и вижу следующую картину: с лицом цвета "светлый асфальт"сидит на земле Хром, зажимает ладонью поясницу, у открытого люка стоят еще шестеро и тупо пялятся в квадратную дыру. Рядом с Хромом валяется его топор.
– Где Тихарь? – выдохнул я, оглядывая озадаченные лица.
– Вниз упал, – тихо выговорил Одинец и отвел глаза.
– Отлично! – все еще не чувствуя подвоха, я хлопнул парня по плечу и наклонился в лаз. – Связали его там? Жила, ау! Как дела?
В полутьме потаенного помещения виднелись две кудлатые головы склоненных над чем-то или кем-то. Один затылок дернулся и я увидел бледное лицо Жилы.
– Готов, кажись, – неуверенно произнес он, смущенно поскреб заросшую щеку и попятился к сырой стенке.
На дне схрона открылся вид тела в белесой накидке неподвижно лежащего на боку. Одна рука подвернута, ноги разбросаны в стороны. Штанину с внутренней стороны левого бедра насквозь продрал наконечник обломанной стрелы.
М-да... Неудобно лежит. Живые так не лежат.
– Да ну на фиг!
Я оттолкнул кого-то локтем, спрыгнул в яму, приземлившись одной ногой на голень лежащего человека и едва не упал от потери равновесия.
– Верти его, – скомандовал я и Жила с Жуком, кряхтя перевернули тело на спину. Стало видно немолодое, волевое лицо в обрамлении темно-русых волос и пепельного с вкраплениями белого бороды. Веки сомкнуты, сквозь приоткрытые зубы торчит кончик прикушенного языка. Я принялся ощупывать яремную вену долгожданного гостя. Надежда она такая, умирать как всегда не торопится... Но тут без вариантов. Как я ни щупал, пульсация мощной аорты в районе кадыка не пробивалась сквозь вспотевшую кожу моих пальцев. Я пошевелил его голову, взявшись с двух сторон за виски и понял, что умер мужик вовсе не от стрелы.
Готовее не бывает. Слово «готов» это как раз про него...
– Ну как там у вас?
Низкий голос Бура выдал дурно сдерживаемое волнение. То есть волнением это называется у обычных людей, у этого же парня в горле слышался звериный клекот.
– Лично у меня неплохо, только вот Тихарь, боюсь, окажется не таким разговорчивым как бы тебе хотелось.
Я оперся ногами на перекладины вбитого в землю столба с краю от горловины люка, подтянулся на руках и вылез на волю. Отряхнул руки-ноги, нашел глазами Одинца.
– Вы зачем его завалили, бестолочи? Я же сказал – живьем брать надо!
– Он уйти хотел, – начал оправдываться Голец, впрочем, без малейшего сожаления в голосе. – Развернулся уже, а тут мы... Хрома ножом ударил. Невул стрелу пустил, он на меня кинулся, я оттолкнул и вот... головой вниз.
Плавным движением кисти Одинец изобразил как "нырнул"в схрон Тихарь.
У меня образовался дефицит цензурных слов. Поначалу. Потом они начали охапками рождаться в возмущенном разуме и проситься на язык. Насилу себя сдержал, чтобы не начать крыть по-черному этих умельцев.
– Твою мать, – устало выдавил я сквозь зубы, стараясь не глядеть на братьев.
– Чего? – не понял Одинец.
– В попе черно, вот чего! Ты шею ему сломал, Тихарю этому собаками гребаному! Зачем было его толкать?
– Я ж как ты велел! – зачастил пацан, сделавшись пунцовым, даже синяк под глазом слегка покраснел. – Задержать! Схватить живым! Что мне… Чтоб он меня ножом? Вот и толкнул...
Тьфу на вас на всех! И на Одинца безрукого и на Тихаря того неуклюжего. Оказывается и самого удачливого атамана его величество злой случай стороной не обходит. В жизни все бывает. В смерти тоже.
Я махнул рукой, пожал плечами, развернувшись в сторону Бура и Завида.
– Запомните, детишки: падать вниз башкой опасно для здоровья!
Бура аж всего перекосило.
– Вы нарочно сделали это! – брызгая слюной зарычал он и вытащил свой меч. – Намеренно убили этого паскудника, чтобы он молчал. Вы! Ты!
Его налитые бешенством глаза остановились на мне, должно быть, определив главного виновника произошедшего. Он стоял в двух метрах от меня с обнаженным клинком, острие которого направил в центр моего живота.
– Уймись, брат! Это – случай. Он сам сломал себе шею, – уверенно произнес Завид, положив ладонь на плечо разгоряченному родственнику. Резким движением Бур сбросил руку Завида и встряхнул мечом, словно приглашая меня к поединку. Я тут же представил себе как тянусь к кобуре и отточенная, холодная сталь вспарывает мои горячие кишки от пупка до самого хребта. Дыхание замерло в груди, руки налились неподъемной тяжестью. Оставаясь абсолютно неподвижным, я набрал воздуха и с нажимом, медленно произнес:
– Спрячь свою железяку, Бур, не будь глупцом. Если бы я хотел убить Тихаря, то сразу бы попросил Невула продырявить ему стрелой не ногу, а сердце или глаз. Парни не виноваты, они сделали все, что смогли.
Тут, словно в подтверждение моих слов, Хром издал булькающий звук, завалился на спину и распростал безвольные руки, брякнув костяшками пальцев о рукоять своего топора. К упавшему медленно подошел Праст, возложил ладонь на его широкую грудь и через некоторое время покачал головой.
Ну вот, еще один, а мы ему даже первую помощь не оказали. Какая-то невезучая должность командира разбойничьего отряда. Мрут как мухи. Однако, этот – первый, кто скончался в столь нужный момент.
Бур сплюнул мне под ноги, со стуком вонзил меч в ножны, молча и нервно зашагал к лесу. Я посмотрел на Завида с немым вопросом: что дальше?
– Ждем до вечера и расходимся, – мрачно сказал Завид. – Тихарь – ваш.
Изъявлять какие-либо возражения я счел нецелесообразным. Уж я точно не уйду до тех пор, пока не встречусь тут с Сашкой или пока ноги не протяну от голода, а им как будет угодно.
Тело Тихаря извлекли из подземелья и вместе с Хромом оттащили поглубже в сосняк, где Одинец с Жилой, ползая на коленях, довольно профессионально принялись обшаривать безвременно усопших. Поснимали с них обувку, верхнюю одежду, пояса, ремни с ножами и прочим навесным имуществом, коего на Тихаре имелось не в пример больше, чем на потрепанном жизнью разбойнике. Под верхним просторным балахоном типа плаща на теле Тихаря обнаружилась тончайшая кольчужка из плотно и тщательно подогнанных мелких колец. Подготовился, значит, дядя к неприятностям, а случая дурацкого не учел.
Жила стал помогать Одинцу снимать с трупа кольчугу. Все это время я тихо наблюдал за сноровистыми действиями парней и чавкал куском вяленой конины, так кстати обнаруженной в дырявой котомке Хрома. Возле трупов росла горка добычи, которую еще предстояло разделить.
– Забирай, Стяр, – сказал Жила, когда средневековый аналог бронежилета у него в руках. – Вещь добрая, чужеземная, выдержит практически все, кроме стрелы в упор, копья, рогатины и секиры.
Одинец многозначительно кивнул в поддержку приятеля, часто мигая глазами. Это он при Буре с Завидом ерепенился, а теперь сдулся от гнетущего чувства вины.
– А нет ничего такого, чтобы и стрелу в упор и копье с рогатиной и секирой выдержало? – на всякий случай спросил я, вытирая пальцы о штанину.
– Поверх кольчуги броню надевают. Нагрудник и оплечья. У кого они, конечно, имеются, – пояснил Жила. – Раздобудем и их, дай срок.
Одинец снова склонился над полураздетым жмуриком и с довольным видом подбросил на ладони небольшой матерчатый мешочек туго набитый звенящей монетой, затем сорвал с пальца Тихаря тяжелый перстень отлитый из чистого золота и весьма не дешевый даже на первый взгляд.
– Твоя доля, батька!
Ценный подгон упал в подставленную ладонь. В центре печатки располагались три короткие параллельные полоски, точно след от когтистой лапы. Одинец тут же заявил, что перстень этот – знак боярской власти. Тихарь никогда не рассказывал где надыбал столь знатную цацку и предпочитал не снимать большую часть времени, наверно мнил себя эдаким разбойным дворянином. Я повертел перстень в пальцах и с теплым чувством убрал в свою сумку.
– Ты сильно сердишься на меня? – Одинец распахнул трепещущие ресницы и заглянул мне в лицо.
Да мне вообще по барабану. Это у Бура с Завидом на живого Тихаря видов было побольше, чем на мертвого. Мертвый он им совсем не нужен и случайной смертью Тихаря Бур крайне недоволен и возмущен, жаль ему, видите ли, упущенной возможности спустить с живого атамана шкуру. Ничего, перетопчется, а папаша его потешит свои садистские наклонности как-нибудь в другой раз.
– Не журись, Одинчина! – я треснул парня по лопатке. – Лучше я сам тебя поругаю, чем дерганый боярский сынок.
Одинец поскреб ногтем синяк под хитрым глазом и улыбнулся с облегчением.
– Но впредь делай как велено и никакой отсебятины, понял?
– Понял, батька!
Ага, понял он, как же. С такой хитрой, веснушчатой физиономией только и давать обещания. Под моим давящим, грозным взором Одинец потупился и снова почесал фингал.
– Они, похоже, собираются ждать тех, кто должен прийти сюда к Тихарю, – вполголоса произнес Жила.
– Да похоже на то, – я подобрал хвойную иголку, чтобы выковырять из зубов мясную пломбу от жесткой как подошва конины. Иголка для этого дела оказалась слишком мягкой и я выплюнул ее, разочарованно почмокав губами.
– А мы?
– Мы?
Я обернулся на топчущихся неподалеку разбойничков Шалима и сгорбившуюся над рассыпанным на земле пучком стрел одинокую фигуру Невула.
– Возьми мешочек и раздай всем поровну, пусть порадуются. Скажи Жуку, чтоб расставил своих как и прежде. Будем ждать гостей, подмогнем боярчикам, авось еще чего ценного хапнем.
Глава 12
Подальше от всех в укромных кусточках усыпанных мелкими красноватыми, явно несъедобными ягодами, я расстелил на земле накидку Тихаря, придавил ее задницей и принялся рассеянно выковыривать пальцем грязь из щели между подошвой и носком левого сапога. Половина нитей, стягивающих два важнейших элемента обуви растянулись, еще немного и разойдутся напрочь, оставив меня босым аки дикого Маугли. Правый пока держится, но давно лишился законного каблука на положенном месте. Как тут не помянуть добрым словом так нелюбимые Сашкой белые кроссовки, крепкие и удобные? Тому Дивею подсунули явное палево, денег, небось, отвалил за эти говнодавы – полкоровы купить можно.
– Стяр!
Среагировал я не сразу. Дебильное имечко никак не срасталось с более привычным пацанским погонялом. Повернул голову и увидел Одинца, присевшего рядом на корточки. Губы его плотно сжаты, на загорелом лице сверкают белки.
– Чего тебе? – отозвался я нарочито ленивым голосом.
– Бур и Завид хотят, чтобы ты был поближе к ним.
– А ты у них на побегушках что ли? Завязывай с этим делом, ты им никакой не слуга.
Одинец наклонил к плечу голову и хитро улыбнулся
– Почему бы не выполнить одну очень вежливую просьбу?
– Эти котятки умеют втягивать когти, особенно младшенький, – согласился я. – Надеюсь, они не намереваются зацеловать меня до смерти в знак благодарности?
– Зацеловать навряд ли, а вот насчет других способов отправить тебя за кромку не уверен. Этот Бур настоящий безумец.
– Так чего им надо?
– Чтобы ты был рядом, когда придут люди.
Я сокрушенно вздохнул. Упертые парни, ничего не скажешь, все же самовнушение – великая сила. Ждать у моря погоды удел дураков и бездельников.
– У тебя веревки тонкой нету, случайно? Или шнурка какого? Надо бы обувку стянуть, чтобы совсем не распялилась.
– Веревки нет. Зато есть вот это.
Одинец пошарил на земле за спиной рукой и, торжественно сияя словно фарой глазом в черном обрамлении фингала, подал мне пару коротких сапог.
– Ношеные немного, но до сих пор крепче твоих. Кожа мягкая, подошва толстая, нити крепкие. Тебе в самую пору будут.
Знакомые сапожки и размерчик подходящий. Если бы я был суеверным или брезгливым, так и остался бы в своих развалинах. По ходу, почивший разбойный атаман знал толк не только в кольчугах, так что отказываться я не стал.
– Балуете вы меня, – проворчал я, стягивая с ног разбитые сапожки.
– До тебя ни у кого из нас так не звенело в мошне, а обувка сносная есть у всех кроме тебя.
Я покивал и начал перевязывать портянки.
– Давно ты в лесах?
Одинец длинно шмыгнул носом, поморщился, утер влагу с слезящегося глаза.
– Полгода нету. Отец помер, а у меня три сестры и мать немощная. В городе кроме горба ничего не заработать, хоть на всю жизнь в холопы продайся. Девки малые еще, им работать рано, матери помочь насилу успевали.
– И вместо того, чтобы им подсоблять, тебе постучалось в башку добывать на житву грабежом?
– Не самый худший способ, – Одинец извлек из ноздри влажную козявку и вытер палец о замызганную штанину.
– Не самый. Если все всегда идет как надо. Да и грабитель из тебя как из мухи лошадь. Много добыл за это время?
– Почитай ничего.
– Ну вот, а говоришь способ хороший.
– Меня Невул позвал, а его Жила с Хрибой. Помыкались по дорогам, к волоку смоленскому сбегали, там кое что спроворили, Потом к Тихарю примкнули. Он обещал, что каждый из нас скоро будет есть и пить из серебряной посуды как князья или бояре.
Напялив сапожки Тихаря, я поднялся на ноги, встряхнул накидку от прилипшего сора.
– А ты, случайно, не знаешь как вон те воинственные цыплята из гнезда боярина Головача нашли нас на лесной стоянке? Насколько я понимаю, ни одна лодка не оставляет следов на воде так же, как человеческая нога на земле? Как они умудрились нас выследить?
Одинец пожал плечами и полез за следующей порцией содержимого своего носа.
– Я несколько раз замечал следующую за нами лодку. Она то пропадала, то появлялась вновь. Не могу сказать, что это была одна и та же, далеко было. Скорее всего обшаривали протоки и на одной из них увидели оставленную нашим килем борозду в ряске. Гораздо проще найти что-то, когда знаешь, что ищешь. В лесу пошли по следам и наткнулись на Шалима с его людишками, те их и повязали.
Я облизнул сухие губы. Вполне возможно так оно и было. Черт бы их побрал этих следопытов, хоть по воздуху летай.
Солнышко весело блестело в недвижимых, вековых кронах, ласково и спокойно свистели птички, вместе с легким ветерком с озера долетал запах большой воды, мешаясь с теплым хвойным ароматом. Даже без сверки с часами понятно, что денек вскорости соберется покинуть эту часть планеты. Если бы не тянущее чувство нереальности происходящего со мной, то окружающий пейзаж казался бы не таким чуждым и диким.
На коротком отрезке пути до сидки Бура и Завида я начал размышлять как бы половчее вернуться в свой мир. Мир не менее жестокий, перенаселенный неприятными образчиками хомо сапиенса, переполненный дерьмом как общественный сортир в старом парке. Мир, в котором не обирают до чиста покойников, не ходят почти поголовно с оружием. Совершенно другой, но такой родной, аж плакать хочется. Меня донимало отчетливое беспокойство, под ложечкой сосало от голода и возбуждения, ибо с несокрушимой, отточенной ясностью пришло понимание, что ничего уже не будет так, как прежде. Не будет, если не использую все попытки. Один план у меня уже созрел и для его осуществления мне нужен только Сашка.
– Где Сковильд с Браном?
Я швырнул на землю накидку и угрюмо плюхнулся рядом с Завидом, подобравшим ноги, освобождая место ближе к себе. Братья переглянулись. Расслабленно лежавший на боку Праст, сел, поправил ножны с мечом.
– На торге остались, нам их звать было некогда, еле лодку нашли, чтобы за вами вдогон пуститься, – хмуря пшеничные брови, ответил Завид.
– Почему Шалим вас бить стал?
– Это мы их бить стали. Наткнулись на троих, подумали, что из этих, – Завид мотнул головой в сторону Неувула и Жилы, лежащих в укрытии на опушке. – Кульма с ходу зарубил одного, потом их целая толпа навалилась, не развернуться.
– Уверены, что Тихарь не за своим серебром приходил?
– Уверены, – хрипло ответил за всех Бур. – Здесь мало. Это чья-то доля. И за ней обязательно придут. Нам очень важно знать – кто. Ты понимаешь?
– И что будет, когда узнаете?
– Смерть будет. Медленная и злая, – Бур надул щеки и неспешно выдул набранный в грудь воздух, будто усмирял жестокий приступ гнева. – Не как с Тихарем.
Завид прищурился и внимательно поглядел на меня, словно заклинатель на опасную змею. Взгляд того, кто побаивается и уважает одновременно, но дело свое делает. Правильный взгляд.
– Понял, не дурак. С Тихарем промашка вышла, признаю. В этот раз мои не оплошают.
– Значит кто бы ни явился, как только услышим сороку – выходим все разом, окружаем и берем... как там у тебя – за жабры.
Завид ухмыльнулся, показав белые зубы. Бур тоже оскалился, но зло, по-звериному и я вдруг понял, что он напоминает мне волка. Не матерого, опытного вожака, а молодого, горячего самца, готового избрызгать яростной слюной все вокруг, лишь бы его заметили и начали считаться. Одинец сказал, что Бур – безумец. Нет, клиникой тут не пахнет. Тут налицо крепкий внутренний стержень. Из таких безумцев быстро получаются либо мертвецы, либо изгои, либо предводители. На дворе у кузнеца он вырубил меня ударом по жбану, сунул под дых в сарае, чуть позже ринулся искать того, кто в темноте едва не пришпилил мою тушку копьем к стене, а совсем недавно стоял напротив с обнаженным мечом, позабыв про то, что еще вчера остался в живых только благодаря моей доброй воле.
Семеня полусогнутыми ногами как гусенок, подбежал Жила, рухнул на колени, выпалил одним дыхом:
– Лодка на подходе! В ней трое!
– Кто? – быстро спохватился Бур и цапнул с земли свое копье.
– Не различить пока...
– Двинулись на опушку! – Завид первым из нас последовал за Жилой к озеру.
В эту же секунду ввысь взмыл заполошный сорочий стрекот, через секунду оборвавшийся протяжным сипом. Затем раздался придушенный вскрик и вновь наступила тишина.
– Что это? – Бур повернул ко мне перекошенное тревогой лицо.
Завид, присел на полушаге, будто наткнулся на неодолимое препятствие. Я сглотнул.
– Охранение режут.
Это было только предположение, но я всегда предполагаю худший вариант из всех возможных, так потом легче осознавать что случилось на самом деле.
Не сговариваясь, мы припустили к берегу. Прерывисто дыша сквозь стиснутые зубы, максимально пригнувшись, отмахали сотню метров и к опушке подбирались уже ползком.
Оборванный условный сигнал прилетел справа. Там сидели двое Шалимовых подручных. Носатый дядька с кучерявыми волосами и парниша помоложе, с безволосым, мучнисто белым, словно недожаренный блин лицом.
– Туда смотрите! – прошипел я Жиле и Завиду из горизонтального положения. В трех метрах позади Невул накладывал на тетиву стрелу, Одинец и компания из четверых гавриков сбились в кучу рядом с ним. – А вы – туда! – я ткнул пальцем в полоску берега по другую сторону камня.
Заросли околоводного камыша качнулись, послышался шорох сминаемой осоки. Спиной на твердь вышел человек и принялся вытягивать на берег острый нос лодки. Один за другим на землю вышагнули двое. Ух-ты, как, оказывается, у них тут все запущенно! Дядька Шибай собственной персоной. С ним двое недавно упомянутых. Сковильд и Бран. Оба с оружием, в плотных кожаных безрукавных кожухах поверх коротких кольчуг. Шибай в темного цвета одежде без всякой защиты. Необъятная талия охвачена широким поясом с серебряными кругляшами украшений и небольшим ножом сбоку.
Встали возле схрона, крутят головами. Шибай уперся предплечьем в камень, навалился телом и замер в ожидании, теребя другой рукой роскошный ус.
Бур негодующе всхрапнул.
– Выходим!
– Погоди!
Я ухватился за рукав его рубахи, но Бур отмахнулся, поднялся во весь рост и решительно зашагал к берегу.
– Шибая живьем! – зашипел Завид, подрываясь за брательником.
Да твою ж мать! Болваны! Куда вы все поперли?! А вдруг это не весь набор железных солдатиков? Что, если еще где-то кто-то ныкается?
– Невул, останься, секи в оба глаза за берегом!
Засунув в рот два пальца, я издал пронзительный свист – сигнал всему личному составу к общему сбору на берегу. Выходим, так выходим.
– Здрав будь, дядька Шибай! – вылетев из леса со злым весельем вскричал Бур. В его руке тускло поблескивал вынутый из кишки ножен меч. – Что-то ты далековато от дома забрел, а говорил, колени болят. Ищешь чего или ждешь кого-то?
Шибай разогнулся, обратил обширную физиономию к племеннику и оскалился в добродушной улыбке, точно принимал у себя в доме дорогого гостя. Казалось, он нисколько не удивлен и врасплох никоим образом не застигнут. Когда он увидел бесшумно выскальзывающих из леса вооруженных людей, его улыбка стала еще шире. Артист, блин...
– Да вот, на лодочке поплавать захотелось, а потом по бережку прогуляться, – пухлыми пальцами Шибай поправил на шее тяжелую серебряную цепку. – А коленки я барсучьим жирком намазал как Филин знахарь велел. Представляешь, как рукой сняло! А вы какими тут чудесами? Никак медведя травите?
– Хорька, – поправил дядюшку Бур, хлопнув себя по голени плоскостью меча. – Затравили уже. Говорящий попался.
– И что вам сказал хорек?
– Сказал, что ты, дядька – гадина и вор, – процедил Бур и сплюнул ему под ноги.
Улыбка мгновенно превратилась в обиженно искривленную полоску губ. Сковильд с Браном сделали по полшага в стороны от Шибая и не спускали настороженных глаз с разбойников, взявших камень в рваное кольцо. Черноволосый Сковильд бросил на меня недобрый взгляд, хищно ухмыльнулся, дернув куцей бородкой и с противным шелестом вытянул из ножен мечуган. Бран уже держал наперевес топор с длинной ручкой и мрачно поглядывал на братьев.
– Я – вор?! – раздельно выплевывая каждое слово, заговорил Шибай. Его толстые щеки задрожали от негодования. – Что-то много ты, щенок, тявкаешь попусту!
– Ты пришел сюда за долей серебра, силой отнятого Тихарем с кораблей нашего отца! – угрожающе выдвинув подбородок, Бур шагнул вперед. – Кораблей твоего собственного брата! Перед смертью Тихарь рассказал, что это была полностью твоя придумка. И ты еще смеешь говорить, что я тявкаю попусту?








