Текст книги "Дневники Палача (СИ)"
Автор книги: Руслан Шабельник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Теперь Руслан почти не сомневался – гибель сына Льва Нуразбекова была далеко не случайна. Телепат во главе конкурирующей корпорации – кошмар пострашнее ядерного холокоста.
«Сделать из телепатов палачей оказалось очень мудрым и дальновидным решением.
Вроде – на службе общества. Больше того – польза, и какая. Раньше Фемида была слепа, а теперь, значит, прозрела, отбросила повязку, вернув еще, как минимум, одно важное чувство.
Честным людям нечего бояться. Преступники – дрожите в страхе.
Палачей, пусть даже выполняющих общественно полезную работу, общество не любило. Уважение, страх, ненависть, понимание, однако любовью здесь и не пахло, как и ее сестрой – жалостью.
Палачей, а следовательно – телепатов, не любили.
И так продолжалось много лет».
* * *
Выяснить месопроживание человека для офицера полиции не составляет труда. Особенно, если этот человек – телепат.
Людей с подобными способностями заставляли регистрироваться в обязательном порядке. И соответствующая служба ревностно следила, чтобы они не дай бог не поменяли место жительства, не поставив в известность… соответствующую службу.
«Так им и надо!» – зло думал капитан Андрей Зайкин, двигаясь по кварталу трехэтажных особняков, с парками и подъездными аллеями, класса много выше среднего. Хотя и ниже высшего.
Когда он был ребенком, по планетам прокатилась волна погромов телепатов. Толпа, если ее завести, превращается в зверя. Многие, умеющие читать мысли, погибли. Самое громкое убийство того времени – гибель жены и сына Льва Нуразбекова – хозяина доброго десятка преуспевающих корпораций в десятке звездных систем. Сын Нуразбекова был телепатом, а жена… попала под горячую руку.
Но, уже почти двадцать лет, телепатов не трогали и, похоже, они заматерели. Особняк Сергея Светина был, если не самым большим на улице, то уж точно одним из. Неплохо живется парню, который даже не закончил образование…. или не получил.
Сергей Светин оказался высоким, широкоплечим блондином модельной внешности, которую слегка портили стрекозиные – последняя мода – очки в роговой оправе.
– Чем могу?
Встретил он капитана не очень приветливо, однако услышав историю того, в дом все-таки пригласил.
– Да, я виделся с Антоном, мы учились вместе.
– О чем говорили?
– К вашему делу не относится!
Достаток хозяина дома внутри чувствовался даже больше, чем снаружи. Дорогущая мебель мейбанского дуба, ковры работы пауков-ткачей с Аргрии, Зайкин не без зависти рассматривал все это.
«Живут же гады!»
И тут же, испугавшись, глянул в лицо собеседника – не прочитал ли его мысль?
«Мозгочиты хреновы!»
Он всегда чувствовал себя неудобно в обществе телепата, и всегда в этом самом обществе, сколько ни старался, в голову лезли самые грязные, самые противные мысли.
– Позвольте мне решать, что относится к делу, а что нет! Если не нравится, можем продолжить наш разговор в участке!
Светин скривился и опустился на кожаный диван, белоснежный, как и ковер. Зайкину он сесть так и не предложил.
– Вспоминали прошлое, старых друзей.
– Вы были друзьями?
Ну вот, теперь он уже говорил о пропавшем в прошедшем времени.
– Нет, скорее приятелями, раз в пол года созванивались, встречались.
«Черт! И почему у нас не прошел закон об обязательном ношении телепатами экранирующих шлемов! Нарушает, видите ли, права человека. Да какие они люди!»
– Он говорил о своей новой работе?
– Нет.
– Возможно, в разговоре, какое-либо упоминание?
– Нет.
«Да врет же, врет гад! Хоть я и не телепат – ясно вижу. Его бы ко мне, в допросную, на пол часика, я бы…»
– Если у вас все, – Светин поднялся, – мне надо работать.
«Ага, тайны из мозгов честных людей выуживать!»
– Пока да, – кажется, он таки добился, чтобы во фразе слышался намек на дальнейшее общение.
– В таком случае, не задерживаю. Выход найдете сами.
* * *
ДНЕВНИК ПАЛАЧА
На Венере была ночь.
Точнее, в полушарии, где находился космопорт.
Огромный шар Адониса висел в звездном небе, так что было непонятно, кто чей спутник.
Определенная часть обеспеченных граждан предпочитала селиться и жить здесь – на спутнике столицы. Так сказать – подальше от толкотни большого города, в случае Адониса – планеты, но все равно в пределах сорокаминутной досягаемости от любой точки планетного мегаполиса.
Архив.
Не сказать, что святая святых Каэр Морхена, но, без сомнения, одно из наиболее посещаемых мест планеты палачей.
По завершении любого дела и отчета перед Советом, положено явиться сюда. Все случаи, все дела, казни документируются и хранятся в нем.
Зачем?
Для чего?
Неужели поднимают и читают, кто, когда и за что совершил казнь много лет назад на богом и людьми забытой планете?
Так я думал, создавая отчеты и сдавая собственные дела.
Сегодня я пришел в архив не для этого.
Телепатам трудно скрыть свои мысли от других телепатов. Вольно или невольно, твой собрат все равно почувствует настроение, уловит обрывок образа… один… второй. Мы не лезем в чужие головы без спроса, особенного головы других телепатов, однако способность делать выводы, интуицию еще никто не отменял, а интуитивные выводы, подкрепленные эмоциями собеседника и мыслями, пусть и фрагментарными, редко когда бывают ошибочными. Во всяком случае, намного реже, чем у обычных людей.
Именно поэтому я пришел в архив почти ночью. Мне не хотелось встретить других палачей, телепатов. Не хотелось, чтобы кто-нибудь из них, пусть и фрагментарно, прочел мои мысли. Ибо то, что я собирался здесь совершить…
Силу тяжести на Венере увеличили искусственно, как и создали некое подобие суток.
Общественного транспорта на спутнике не было. Богатеи разъезжали на своем, на нем же встречали гостей.
Для обслуживающего персонала имелась своя служба… персональная.
Мне нужна была вилла «Солнечная», по счастью, она находилась недалеко от космопорта.
– Тебя что-то беспокоит?
Я вздрогнул. К палачу, телепату почти невозможно подкрасться незаметно. И, тем не менее, ему это удалось. Хотя, он не крался, просто я, занятый своим делом, на время отключился от окружающего мира.
– Н-нет, – ложь из уст телепата, другому телепату звучит еще более… лживо.
Он подошел, он присел на стремянку, тихо скрипнувшую под его весом.
Войт – архивариус. Сколько лет Войту, не знал никто. Он никогда не был палачом. Он всю жизнь просидел в архиве. Может, поэтому оказался самым старым жителем Каэр Морхена.
– Рано или поздно все приходят сюда. Каждый, каждый из вас.
Войт даже не взглянул на папку, которую я сжимал в потных руках. А если бы и взглянул, в ней все равно не было того, что я надеялся найти.
– Я помню, как сюда приходил Арнав – теперешний глава Совета, как приходил Самир – его предшественник. И все за одним, – Войт вздохнул. – Рано или поздно, каждый из телепатов приходит сюда. Поставь папку на место, сынок. В ней нет того, что ты ищешь, есть в другой, но зачем, я и так все помню, я расскажу тебе.
По сторонам дороги, подсвеченные прожекторами или сияющие собственным светом, возвышались виллы – дома богатеев. Жилье на Венере для большинства обитателей являлось основным, да и естественных водоемов здесь отродясь не имелось. Тем не менее, название «вилла» закрепилось за постройками и усадьбами Венеры. Как и обычай давать каждой собственное имя. Никаких номеров. В крайнем случае – название района. В большинстве достаточно просто: Венера, вилла, например, «Роза».
– Вас привезли, всех вместе. Тебя, Мехту, Виктора, Мао и еще десяток таких же, как вы. Все примерно одного возраста. Самому старшему – не больше пяти. Всегда привозят партиями, – Войт продолжал сидеть на стремянке и, по-прежнему, не смотрел на меня. – Предвосхищая твой вопрос, я не знаю, откуда, я не знаю даже названия и номера корабля. И никто не знает. И ни в одном из хранящихся здесь документов, ты не отыщешь это. Нам специально не говорят. Надеюсь, понимаешь почему. Тебя так привезли сюда, Арнава так привезли сюда, меня так привезли…
– А дату, число вы помните! – мы общались вслух, и я почти выкрикнул свой вопрос.
– Число… можно поискать, а зачем тебе?
Это было на Роубо. Кража информации – одно из самых страшных преступлений современного мира. По мнению закона – страшнее убийства. Во всяком случае, закона Роубо, ибо за убийство там полагается тюремное заключение, а за информацию – смерть.
Его звали Нео – хакера, который якобы украл какие-то тайны у крупной роубанской корпорации. Якобы, ибо палач, который приехал на планету только для того, чтобы наказать виновного, неожиданно оправдал его. При прочих грехах, преступление в котором его обвиняли и за которое намеревались лишить жизни, Нео не совершал.
Палачом был я.
Нео выпустили, расследование возобновили. Что случилось дальше, я не знаю. Возможно, виновный был найден и «правосудие» свершилось.
Как бы там ни было, примерно через месяц, после роубанского дела, когда я и думать забыл о нем, Нео связался со мной. Где взял номер, я не спрашивал, памятуя о специализации бывшего клиента. Сказал, что теперь мы квиты, а после сообщил название и номер звездолета, рейс Сомезар – Каэр Морхен. Дату вылета с Сомезара и число прибытия на планету палачей. Затем, Нео отключился – межпланетная связь чертовски дорогая штука. Вслед за этим, пришел текстовый файл – это был список команды того самого звездолета, который посетил Каэр Морхен двадцать лет назад. Имя, должность, домашний адрес.
Поначалу, я не понял, зачем мне все это. А затем, когда сопоставил свой возраст и дату прилета корабля…
Папка лежала на столе. Старом пластиковом столе с потертым верхом. Тусклая лампочка одиноко освещала островок жизни в общем мраке ночного архива. Архива палачей. Шевеля губами, Войт пролистывал страницы.
– Восемь, да восьмой… теперь девять… где же это… а, вот! – палец архивариуса указывал на одну из строк. Вот здесь – четырнадцать мальчиков, телепаты, имена и возраст. Как и говорил, больше ничего, никакой информации.
Однако, я смотрел на число, и оно в точности совпадало с сообщенным мне Нео. Он оказался прав, теперь мы квиты.
– Помню… как же, помню, хоть и давно это было.
Из списка экипажа, по старому адресу отыскался только суперкарго. Все-таки – двадцать лет большой срок.
– Да, одни пацаненки и молоденькие такие. Нам не особо рассказывали, да мы и не спрашивали, для чего их везут, но догадывались, все догадывались. Я – так точно.
– А где их взяли на борт?
– Да здесь же и взяли. Прямо в порту, перед отбытием. Их еще этот сопровождал, из службы безопасности… ну, который сейчас большой шишкой стал. Сенатор Равэл. Как ни включишь визор – везде Равэл! Сейчас уже на второй срок баллотируется.
Красоты строений мало волновали меня. Хотя, здесь было на что посмотреть. Практически все моды и стили Содружества, были представлены на Венере. И запечатлены в камне, глине, бетоне, пластике, стекле, дереве и прочих материалах, которые хоть когда-нибудь использовались для строительства жилья. Чего только стоил дом, покрытый переливающимися пластинами, напоминающими рыбью чешую. Не без удивления, я действительно узнал в материале чешую гигантского буггского карпа. Непостижимо – одна такая чешуйка стоила не меньше десяти тысяч, а здесь ими был покрыт весь дом.
Я пошел в штаб выборов. Я добился встречи с сенатором и, не мудрствуя лукаво, просто выудил у него из головы всю интересующую меня информацию. Пользуясь собственной способностью читать мысли. И нарушив закон. Сознательно нарушив. Я был тогда молод и нашел себе массу оправданий.
Четверо из нашей группы попали на Сомезар из Адониского распределителя. Шестеро оказались с окраинных миров, один из колоний Содружества в сообществе Сандалу. Откуда привезли остальных, Равэл не помнил, точнее, не знал, ибо память сенатора для меня – открытая книга.
Вилла «Солнечная». Я отыскал ее изображение. Едва увидев, вдали, я сразу узнал ее. И сердце забилось чаще. Оказывается, еще существуют вещи, способные волновать того, чья профессия – лишение жизни себе подобных. С каждым шагом, приближаясь, мне казалось, сердце увеличивает свой ритм на удар. Когда подойду вплотную, оно выскочит из груди…
И стыдно, и не стыдно вспоминать то, что пришлось делать потом. Хотя, разве есть что-то зазорное в желании узнать свое прошлое, встретить своих родителей. Так, или примерно так я говорил себе, залезая в головы других людей и выуживая тайны. Впрочем, это были не только их тайны. Они касались меня, а значит, я имел право на обладание.
Решил начать со столицы. Одним из четырех детей, прилетевших на Сомезар с Адониса, вполне мог оказаться я.
Правдами, неправдами, чтением мыслей и насилием над сознанием, удалось узнать, одного из детей доставили с Венеры. Вилла «Солнечная». Я выяснил, что за двадцать пять лет хозяева не поменялись, точнее, хозяйка, выяснил, как выглядит «Солнечная», отыскал как до нее дойти, я отправился на Венеру.
Интересно, она узнает меня. Узнает в возмужавшем юноше того мальчика, которого забрали двадцать лет назад только потому, что он родился не таким, как все.
Конечно узнает, ведь она – мать!
А я узнаю?
Шанс – один из четырнадцати. Небольшой, но он есть. Если это не моя мать, отправлюсь дальше.
По мере приближения, шаги замедлялись, сердце же, напротив, отбивало почти барабанную дробь.
Ворота. Много выше человеческого роста. Вилла почти скрылась за ними.
Видеофон. Нажимаю вызов.
На экране – лицо охранника курмширца. Не самый дешевый вариант.
Конечно, так просто меня не пустят. И я излагаю историю, придуманную заранее. Главное, чтобы он подошел поближе, в пределы досягаемости моего дара.
История срабатывает.
Калитка открывается.
За порогом другой охранник. Но тоже курмширц.
Приглашает следовать за ним.
Двигаясь в кильватере, жадно вглядываюсь во двор, парк, фонтан, дорожку, аккуратно подстриженные заросли. Ожидая, что вот сейчас, со следующим шагом, начнется узнавание.
Ведь, возможно, именно здесь я провел свое детство. Шанс – один к четырнадцати.
Сердце не екает, узнавание не наступает, однако это ничего не значит. Пять лет для ребенка – слишком маленький возраст. А прошедшие двадцать – слишком большой срок.
Вот и крыльцо с мраморными ступенями. Аккуратно беру охранника под свой контроль, и он послушно решает отвести меня к ней. К хозяйке. К… матери?
Она сидит в комнате, на диване. Огромной комнате, заставленной антикварной мебелью, маленьком кожаном диване.
Курит, точнее, курила – запах табачного дыма все еще витает в воздухе, впрочем через пол минуты, умный дом не оставит от него и следа.
Женщина.
Я знаю – хозяйке не меньше пятидесяти. Отсюда, от дверей, она кажется не старше тридцати. С такими деньгами можно и молодо выглядеть.
Недовольные глаза отрываются от планшета, в котором она что-то отмечает наманикюренным пальчиком.
Мама?
Не помню, как я отослал охранника, не помню, как подошел к ней.
Но это было.
Ибо, следующее, что я помню, это мои руки, трясущиеся руки, сжимающие голову женщины.
Я уходил. Уходил прочь. Позади осталась и вилла «Солнечная», и мои надежды, мечты. И мать… не моя.
Ее страхи, ее чувства до сих пор кружились в голове.
Ребенок. Мальчик.
Разбил дорогую статуэтку. Он плачет. От испуга, от страха содеянного и еще от того, что эта женщина нависла над ним разъяренной фурией.
– Ты криворукий! Куда смотрел! Чем думал!
И вместе с тем, она его любит. По своему, но любит.
И это самое страшное.
Ибо, когда она поняла, что ее сын телепат…
Очередная шалость ребенка. Да и у нее не самый лучший день.
Еще до того, как она успела накричать, ударить, мальчик прочитал намерение в мозгу матери и убежал.
Это была первая ласточка. Первое подозрение.
Тогда о телепатах твердили на всех каналах.
Сначала она подозревала.
Потом, после нескольких проверок, подозрение сменилось уверенностью.
А любовь сменилась страхом.
Она боялась его. Мать – своего сына. Боялась, что прочитает ее мысли, боялась, что выведает ее тайны. Страх перед непонятным. Чужим.
Она сама вызвала соответствующую службу. И испытала облегчение, когда они подтвердили наличие телепатических способностей. И забрали его.
Я уходил, уходил прочь, от виллы «Солнечная» и от этой женщины, что не была моей матерью.
Однако, это ничего не значило.
Что, если и моя мать…отдала… сама… добровольно, и не испытала при этом ничего, кроме облегчения.
Что если с ней дело обстояло еще хуже. Эта, по крайней мере, не ненавидела своего ребенка. Боялась – да, но не ненавидела. А ведь телепаты могут вызывать и ненависть. Кому, как не мне – телепату знать это.
Потратить массу сил, энергии, времени, неоднократно нарушить закон, только для того, чтобы прочитать в голове родной женщины то, что бесчисленное количество раз уже читал в головах чужих людей.
Нет!
Я не запятнаю образ матери. Пусть он останется таким, каким представлялся в грезах одинокого ребенка-телепата.
Пусть реальность никогда не замутит его.
Даже если реальность – истина.
А грезы – ложь.
* * *
Имеет ли право общество лишать жизни одного из своих членов. Даже, если этот индивидуум совершил некое действо, несовместимое с дальнейшим пребыванием в обществе. Изгнать, изолировать, абстрагировать, но убить… Лишая жизни убийцу, не уподобляется ли общество этому убийце. Да, во многих культурах, на большинстве планет, каждый случай тщательно рассматривается, взвешиваются и разбираются мотивы, обстоятельства и побуждения. Но – факт остается фактом, а убийство, во имя чего и после каких бы то ни было разбирательств, убийством, и вопрос открытым. Имеет ли право общество, порицающее преступления, само выступать в роли преступника.
Руслан Сваровски оторвался от записей. Перечитал написанное. Глаза, живущие собственной жизнью глаза, привычно скользнули вдоль дерева стола, переместившись с одних черных строк на другие. Листы, пожелтевшие от времени, украшенные красивым, каллиграфическим почерком с непривычным левым наклоном.
Аккуратная стопка их аккуратно лежала с краю.
Он помнил тот день, когда нашел, получил их, до мельчайших подробностей и оттенков чувств.
Или… казалось, что помнил…
Библиотечная пыль. За дни, недели, проведенные в десятках библиотек, Руслан научился узнавать, определять ее. На запах, на ощущения, как духи любимой девушки, едва уловив легкий шлейф.
В отличие от духов, которые созданы, чтобы нравиться, пыль Руслан ненавидел. Библиотечную в особенности. Главным образом потому, что со второго свидания с ней, у него начинал чесаться нос, затем слезились глаза, порождая сопли, все вместе заканчивалось обильными и громогласными чиханьями.
В результате визита к врачу, Руслан узнал, что у него аллергия, и там же услышал этот термин: «библиотечная пыль».
Что странно – библиотек много, все разные, по долгу «службы» Руслан побывал и в полуподвальных помещениях сельских общин, и в обшитых пластиком дворцах мегаполисов, а пыль везде одна. И на нее у Руслана аллергия. А ведь многие библиотеки, особенно современные, оборудованы ультрамодными системами очистки воздуха и вентиляции.
Это была районная библиотека небольшого провинциального городка. Бог знает, как занесло Руслана сюда. Но бог-то знает точно, ибо ничем иным, кроме его вмешательства, объяснить находку невозможно.
Библиотека располагалась на втором этаже монументального здания. Помимо полуколонн и стилизованного изображения сцепившихся шестеренок, фасад строения украшала претенциозная надпись: «Дом Культуры». Напрашивался вывод – все остальные здания в городе – некультурные.
В конце широкого, скудно освещенного коридора, оббитая кожзаменителем дверь. Старичок, знававший, как и это здание, как и весь городок – лучшие времена, поднял на вошедшего равнодушные глаза. До этого глаза смотрели, вопреки окружению, не в книгу, даже не в газету, а на экран монитора. Мускулистый супергерой в красном обтягивающем костюме с синими трусами поверх трико, замер, не долетев до падающего самолета. Подразумевалось – герою невдомек, что нижнее белье одевают под низ одежды, но по силам спасти самолет.
Чудны дела твои, господи.
Старичок смотрел на Руслана, и было непонятно, то ли он недоволен, что его оторвали от просмотра захватывающего действа, то ли счастлив отвлечься от белиберды на экране.
Вечная пыль тут же полезла в нос, выплеснувшись многочисленными чихами.
Отчихавшись, приняв лекарство, Руслан даже не стал доставать карточку доступа – какие здесь тайны, а просто пояснил библиотекарю предмет своего интереса.
В, до этого равнодушных, глазах загорелся некоторый интерес – не слишком часто к бедняге обращались за помощью. Судя по возрасту – он был еще из тех библиотекарей, что в течение длительного времени специально обучались нелегкому ремеслу составления каталогов и сортировки знаний. Едва ли не впервые за профессиональную деятельность, полученные знания кому-то понадобились.
Супергерой в трусах уступил место ветвистому дереву каталогов и подкаталогов.
– Ожидайте, – старик поднялся со своего места, и дебри шкафов и полок поглотили его.
Ожидание затянулось на пол часа. Менее терпеливый давно бы плюнул, развернулся и ушел. Менее честный, прихватил бы парочку фолиантов с близстоящего стеллажа. Не потому, что они представляли какую-то ценность, или по надобности, а так – назло.
Руслан не чувствовал сил последовать первому и злости сделать второе. Он просто сидел и ждал, разумно предположив, что старик когда-нибудь таки вернется.
И он вернулся.
Тощая папка легла на стол, изрыгнув небольшое облачко пыли.
– Вот.
Так как последующих действий от старика не… последовало, Руслан принялся воевать с резинками, стягивающими пластик. Одна из них, то ли от радости, то ли от нетерпения, лопнула у него в руке.
В папке оказалась стопка желтых листов.
Изучая первый, затем второй, третий, четвертый, Руслан не верил своим глазам. Перед ним был дневник. Палача. По имени – Руслан.
* * *
Съемная квартира, в которой жили пропавший Антон Ю-пин и заявившая Катарина Дэнджсон, была, конечно, поскромнее жилища телепата Сергея Светина, но раза эдак в полтора больше жилища самого капитана Зайкина.
«Надо было учиться на хирурга», – мысль была почти привычна, время от времени, бывая по долгу службы в жилищах различных людей, она посещала голову Зайкина. Биржевого маклера сменял агент по недвижимости, агента – дантист, дантиста – адвокат, чтобы вновь вернуться к маклеру. Последнее слово менялось, не меняя сути. И нельзя сказать, чтобы Зайкин не любил свою работу… ненормированный рабочий день, встречи с общительными людьми, инопланетные командировки за счет управления…
В отличие от обиталища Светина, здесь все, во всяком случае, что видел Зайкин, было оформлено в стиле «Ультра Модерн». Прозрачные плексигласовые панели, синтетический ковер, мебель из дорогого, но все же пластика.
Что роднило с жилищем самого Зайкина, это… беспорядок. Незадвинутые ящики комода, с которых свисают какие-то детали туалета. Вещи – от носков, до маек, разбросанные по всей квартире. Желтый тапочек, застрявший под диваном, его компаньона, несмотря на весь опыт следака, Зайкин так и не смог обнаружить.
Прозрачный столик завален глянцевыми журналами, вперемешку с рекламными буклетами. Часть сооружения сползла на пол, образуя внизу небольшую гору.
«А девочка порядочная засранка. Может, парень, действительно, сбежал. Смотал удочки и в далекие дали. Есть такие мужчины, для которых объяснения смерти подобны. Есть такие женщины, от которых побег – единственный выход».
– Как вы думаете, его уже нет. Нет в живых, да! – как и в первую встречу, в ход снова пошел платок, этот она выудила из недр комода. В процессе выуживания на пол вывалилось несколько наперсников оного разной степени свежести. – Только честно, прошу вас, не обманывайте меня!
Ну что он мог ответить. О чем она вообще думает, задавая подобные вопросы!
– Мисс Дэнджсон, мы ищем. Делаем все возможное. И, поверьте моему опту, надежда всегда есть.
Дежурные слова, от частого употребления, растерявшие большую часть смысла.
– Да, да, я понима-а-аю! – слезы, сопли, платок.
– Мисс Дэнджсон, для успешного продолжения поиска, нам необходимо провести, гм, обыск в вашей квартире. Люди довольно часто оставляют следы, которые могут указать нам, э-э-э, местонахождение разыскиваемого.
– Да, да, конечно, делайте, что надо, только найдите Антона.
«Сбежал, точно – сбежал, получил денежки за работу и сбежал. И сейчас наслаждается с какой-нибудь блондинкой в каком-нибудь бунгало».
– К тому же имеется вероятность, что он вообще покинул планету. Прежде чем начинать розыскные мероприятия в этом направлении, нам следует убедиться…
– Он покинул, да покинул, улетал!
– Откуда вы?..
– Он вещи собирал и паспорт взял. Мы еще вместе искали, не могли найти. Антоша злился почему-то. Он такой дерганный, когда не может что-то найти! И бритвенный набор взял. Он всегда брал его с собой, когда мы улетали отсюда. Сначала на Элурию, потом на КЭЦ. Говорил, что от других солнц начинает зарастать щетиной. Это ведь доказательство, да, он на другой планете?
– Насчет набора, не знаю, а вот паспорт… – на некоторых планетах еще сохранился визовый режим.
Черт! А ведь все начиналось так хорошо… ну, почти хорошо.
* * *
Твой взгляд похож на дивный сад,
Глаза – бездонные колодцы.
Ресницы – дикий виноград,
Что по стенам колодцев вьется.
Про нос не стану говорить.
Вершина – губы – двери рая.
Бутоны розы! Блеск ланит!
Припав к дверям, я умираю.
И воскресаю, чтобы вновь,
В который раз мечте предаться,
Как птица Феникс – чей удел
Сгорать, чтоб в пепле возрождаться.
«Я пишу эти строки не в надежде быть понятым или прощенным, и уж конечно не в достойной уважения попытке оставить след в истории. Во всяком случае – надеюсь, что это не так. Я говорил это себе, обдумывая данные записи. Я говорю это себе, выводя их. Но человек может врать, даже себе. Особенно себе. По моим наблюдениям, наиболее изобретателен во лжи он, оправдывая собственные поступки, именно перед собой. Нечего и говорить, что в оправдании нуждаются в большей степени неблаговидные дела. И первые две строки похожи именно на оправдание, и в то же оправдание, следует придумать причину сотворения этих записей. Для себя – в первую очередь, для возможного читателя – в… какую-то, может, предпоследнюю.
Итак, я пишу эти строки не в надежде быть понятым или прощенным… для чего же я их пишу? Не знаю, понимаю ли я сам, и поймет ли меня возможный читатель, просто… в какой-то момент возникла… созрела… возопила… необходимость, именно необходимость выложить… выплеснуть… запечатлеть… на бумаге. Запечатлеть что? Да все!
Нет, наверное, все-таки истинная причина – желание оставить след… нет, не след, хоть что-нибудь после себя. Призрачная надежда, что когда-нибудь, лет через сто, какой-нибудь студент-практикант откопает в запасниках библиотеки данные листки, и с них на него выплеснется жизнь… моя жизнь, пусть не вся, пусть часть, не скажу, что главная, ибо главной кажется та, что проживаешь сейчас; и на миг, короткий миг человек, Руслан, палач, телепат… оживет, и студент-практикант пройдет с ним, рука об руку, извилистыми и прямыми, холмистыми и ровными, грязными и… еще более грязными дорогами людской судьбы. Судьбы палача.
Итак, я – палач. Это имя, прозвище, профессия и проклятие. В некоторых устах – это ругательство…»
Руслан Сваровски отложил листок. Как странно – палач, написавший это – его тезка, и хотя имя не уникально и отнюдь не редко – словно читаешь сам про себя. Про жизнь, которую мог бы прожить… или прожил…
Может, когда-нибудь он оставит подобные записки о своей жизни. Если оставит, то начнет их примерно так:
«Утро выдалось на редкость жаркое. Если и бывают утра, обещающие нестерпимо адский день, то это оказалось как раз из таких.
Тень от эвкалипта укрывала небольшую деревянную лавочку. Через какой-то час, тень переползет дальше, и лавка подставит крашеную спину под выжигающие лучи солнца.
Море, обычно рождающее и дающее прохладу, в этот день, словно нарочно, дышало огненным паром.
Шелковая цветастая рубаха быстро намокла и прилипла к телу, прибавив несколько пятен к пестрому рисунку.
Ожидая жаркого дня, Руслан щедро намазал подмышки антиперспирантом, так что сейчас – вопреки физиологии – эта часть рубахи оставалась сухой.
Марта опаздывала.
Она всегда опаздывала, но непунктуальность девушки, как ни странно, ни в коей мере не раздражала Руслана. Если потребуется, он было готов ждать ее вечно, как ни высокопарно-затасканно звучит эта фраза.
Жалко было только гладиолусов, длинных красных цветков на зеленой ветке, что тихо сморщивали тонкие лепестки на утреннем солнце.
Руслан положил их на лавку – в относительную прохладу, но даже это помогало слабо. Сам он сидеть не мог – нетерпенье побуждало к действиям, впрочем, все действия ограничивались двумя шагами тени дерева.
Он заметил ее издали, Марта шла к нему торопливыми шажками, почти бежала. Тонкий лен платья облепил фигуру девушки, что делало ее еще прекраснее. Для Руслана она была совершенством. Его удивляло, как другие не замечают, насколько Марта красива. Совершенное лицо, длинные рыжие волосы и глаза… всегда искрящиеся, смеющиеся, соперничающие в веселье с озорной улыбкой.
– Привет. Я опоздала, – Марта слегка запыхалась. – Уф, ну и жара сегодня. – Маленький, с легкой горбинкой носик покрывали бисеринки пота.
– Привет, – Руслану хотелось обнять ее, подхватить на руки, закружить, но невовремя вспомнилась потная рубашка, поэтому он лишь поцеловал. Ткнулся сухими губами во влажную щеку.
– Ой, это мне! – Марта увидела цветы. – Не дожидаясь утвердительного ответа, она подхватила букет, прижала к лицу. – Обожаю гладиолусы. Когда Оля – моя сестра – выходила замуж, им на свадьбу почему-то все дарили гладиолусы. Не сговариваясь. Я тогда была маленькая и думала, что гладиолус – свадебный цветок. И еще мечтала выйти замуж и чтобы мне тоже надарили гладиолусов, – Марта лукаво посмотрела поверх букета на Руслана.
Тот смутился. Свадьба. С Мартой. Возможно ли такое?
Нет – он хотел, желал этого всем сердцем, но она такая… такая… а он – обычный парень.
– Давай посидим в тенечке, – Марта умостилась на лавочку.
Они знали друг друга уже год, с той поры, как Марта перешла в их класс. Руслану она сразу понравилась, однако только на вечеринке, после сдачи итоговых экзаменов, охмелев от выпитого и общего приподнятого настроения, Сваровски решился подойти к девушке. Против ожидания, она сразу и легко согласилась. Сначала потанцевать, потом на то, чтобы он проводил ее домой, потом встретиться завтра.
С той памятной ночи, памятной хотя бы потому, что Руслан так и не смог сомкнуть до утра глаз, прошло полтора месяца. Два дня назад они впервые поцеловались. В губы. И еще одна ночь прошла без сна. И все эти два дня, Руслан надеялся, мечтал… повторить, однако никак не мог решиться, или подгадать обстоятельства, или упускал случай… вот как сейчас, при встрече.
