355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Руслан Скрынников » Иван III » Текст книги (страница 15)
Иван III
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 02:00

Текст книги "Иван III"


Автор книги: Руслан Скрынников


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Династия и ересь

На соборе 1503 г. присутствовали «дьяки введеныя», не названные по именам. К числу самых известных дьяков Ивана III принадлежали, помимо Курицыных, родной брат Нила Сорского Андрей Майко, дьяки В. Долматов, Д. Мамырев и др. С докладом на соборе 1503 г. выступил кто-то из названных лиц. Следуя воле Ивана III и его соправителя Василия, «дьяки введеныя по великому князю глаголаху: Не достоит чернцом сел имети».

Митрополит Симон и священный собор продолжали упорствовать и в конце концов выиграли дело. Великий князь Иван не смог навязать духовенству угодное ему решение из-за противодействия духовенства и Боярской думы. Недовольные могли действовать в рамках закона, так как великий князь Дмитрий-внук был на их стороне.

В отличие от Дмитрия Василий энергично выступил в защиту идеи секуляризации. Опыт секуляризации, проведенной в Новгороде, подкреплял планы великого князя.

Предчувствуя близкую кончину, Иван III наконец решил разрубить затянутый узел и объявил своим единственным наследником Василия.

11 апреля 1502 г., как значится в летописи, «князь великий… положил опалу на внука своего великого князя Дмитрея и на его матерь на великую княгиню Елену, и от того дни не велел их поминати в ектеньях и литиах, ни нарицати великым князем, и посади их за приставы».

Опальных посадили «за приставы». Иначе говоря, их оставили на своем дворе, но под присмотром приставов. Государь запретил молебен за здравие опальных. Таким образом они были исключены из состава династии.

Дмитрия могло бы спасти от тюрьмы заступничество Боярской думы и митрополита. Но руководство думы было разгромлено, а церковь была поглощена заботами о том, как удержать земельные богатства, на которые посягал великий князь.

Государь не позаботился о том, чтобы подыскать серьезные поводы для заточения в тюрьму коронованного великого князя Дмитрия. Один из летописцев записал, что мать и сын были арестованы «за некое их прегрешение». В чем заключалось «прегрешение», современник не объясняет.

Через несколько дней после ареста внука Иван III «пожаловал сына своего Василия, благословил и посадил на великое княженье Володимерьское и Московское и всеа Руси самодеръжцем, по благословению Симона, митрополита всеа Руси». В этом и заключалась главная причина опалы на внука. Трон надо было очистить для Василия.

Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн потратил много сил на то, чтобы разузнать правду о династической борьбе в Москве. Он писал: «Говорят, Софья была очень хитра, и по ее наущению князь (Иван III) делал многое. Рассказывают, что, между прочим, она убедила мужа лишить монархии внука Димитрия и поставить на его место Гавриила (Василия III). По настоянию жены князь заключил Димитрия в тюрьму и держал его там. Только перед смертью он призвал к себе Димитрия и сказал ему: «Дорогой внук, я согрешил перед Богом и тобою, заключив тебя в темницу и лишив законного наследства. Поэтому молю тебя, отпусти мне обиду, причиненную тебе, будь свободен и пользуйся своими правами»».

Иван III не помышлял об умерщвлении внука, но желал, чтобы потомство примирилось у его гроба. Было еще одно обстоятельство. По обычаю государь, вступая на трон, объявлял об амнистии. Иван III должен был подготовить к этому шагу наследника. В народе Дмитрий-внук был популярен, и если бы Василий не простил племянника Дмитрия, на это обратили бы внимание.

Были и другие причины, побудившие властелина Кремля вспомнить о низложенном внуке Дмитрии. Мать Дмитрия, еретичка Елена Волошанка, умерла в заточении 18 января 1505 г. В глазах московских властей именно она, а не ее юный сын была ответственна за интриги в пользу сына Дмитрия.

В 1505 г. в Нарве было получено известие, что великий князь смертельно болен, сын Василий должен ему наследовать, «хотя русские более склонны к его внуку, отчего между детьми великого князя назревает большая распря». Иван III должен был считаться с народными настроениями. Однако в завещании великого князя имя Дмитрия не упоминалось.

По словам Герберштейна, едва тюремный узник Дмитрий вышел от деда, как «был схвачен по приказу дяди Гавриила (Василия) и брошен в темницу».

Условия его содержания резко ухудшились. В Устюжской летописи находим такую запись: «Того же лета князь великии Иван Васильевич посадил сына своего Василья Ивановича на великое княжение, а внука своего князя Дмитрея Ивановича посадил в камень и железа на него положил». Дмитрий прожил еще четыре года, а затем был умерщвлен. «Одни полагают, что он погиб от голода и холода, другие – что он задохнулся от дыма», – писал Герберштейн.

Что ускорило расправу с тюремным сидельцем? Еще в 1505 г. Василий устроил смотр дворянских девок-невест и женился на Соломонии Сабуровой. Четыре года спустя стало ясно, что брак неудачен, так как жена бесплодна. Отсутствие наследника у Василия подало надежду сторонникам Дмитрия, права которого на трон были неоспоримы. В такой ситуации Василий III в 1509 г. решил покончить с племянником. Объясняя опалу Дмитрия-внука, русские дипломаты объявили за рубежом, что внук строптив и непослушен, «не служит и не норовит» деду Ивану III.

Дмитрий подвергся опале потому, что потерпел поражение в борьбе за власть. Как писал Иван IV в письме Курбскому, Дмитрий и его сообщники на великого государя Василия «многия пагубы и смерти умяшлял». Будучи сыном Василия, Иван IV сместил акценты. Дмитрий представлял старшую ветвь династии и был коронован на трон, а следовательно, именно удельный князь Василий умышлял «пагубы» на великого государя и был заговорщиком. Увлекшись обличением предков А. М. Курбского, царь утверждал, будто на стороне Дмитрия выступил отец Курбского. Можно полагать, внука поддерживала и вся прочая знать в думе, с недоверием следившая за интригой удельного князя.

Арест Дмитрия не повлек за собой репрессий против знати. Иван III избегал раздора с могущественным боярством.

Гонения на еретиков способствовали государственному перевороту, приведшему к власти Василия III. Сохранилось письмо Иосифа Волоцкого к духовнику Ивана III Митрофану. В письме Санин вспоминал о покаянии государя и обещании наказать еретиков, данном ему более года назад, – «уже тому другой год от Велика дня (Пасхи. – Р.С.) настал». Полагают, что упомянутое письмо было написано Саниным после Пасхи 1504 г., а покаяние имело место на Пасху 1503 г. Письмо Санина в самом деле можно отнести ко времени, предшествовавшему расправе с еретиками в 1504 г. Но надо иметь в виду, что еретики подверглись осуждению после «розыска по городам». Поездки и допросы отняли много времени. Санин сетовал, что Иван III забыл о своем обещании и не послал судей в города «обыскивать» еретиков. Очевидно, Санин составил письмо после Пасхи 1503 г., а покаяние Ивана III имело место на Пасху 27 марта 1502 г. Государь доверительно сообщил Иосифу, что он прежде того покаялся в своей вине («ведал еретиков», а не преследовал их) и митрополит и епископы уже простили его.

Смысл покаяния раскрылся в последующих беседах. Еретик Ивашка Максимов, жаловался Иван III, «сноху у мене мою в жидовство свел». Вспоминая о первой беседе с самодержцем, Санин горевал об упущенных возможностях: «Туго же было мне ему бити челом, чтоб государь послал… обыскивати еретиков, и (чтобы) князь великий посла мя на дело (обыск. – Р.С.)». Упоминание о посылке «на дело» вызвало много предположений ученых. Полагают, что Иван III хотел заручиться согласием игумена Иосифа «на проведение своих мероприятий» в отношении церкви, либо через Санина рассчитывал получить выморочный Рузский удел и пр. В действительности покаяние великого государя было вызвано отнюдь не мелочными соображениями. Речь шла о будущем трона. Обращение к церкви объяснялось той ролью, которую митрополит играл при коронации монарха. Прошло несколько лет с того дня, как глава церкви совершил миропомазание Дмитрия-внука и короновал его княжеским венцом в Успенском соборе. Теперь Иван III задумал лишить трона законного наследника и соправителя и передать власть удельному князю Василию, рожденному во втором браке. Государю пришлось подумать о том, чтобы обосновать свой шаг и обеспечить новому наследнику благословение церкви.

Покаяние подчинено было политическим целям. Мать Василия III, Софья, завоевала репутацию стойкой поборницы православия. Мать Дмитрия-внука, Елена, покровительствовала вольнодумцам и слыла еретичкой. Акт о низложении законного и «богоизбранного» государя, удостоенного миропомазания, Иван III задумал преподнести как акт спасения истинной веры от ереси. Сын еретички не мог возглавлять православное святорусское государство – «Новый Константинополь».

Московские еретики критиковали церковное «предание» и основанный на нем институт монашества, отвергали «иночьский образ» в принципе и тем самым оправдывали секуляризацию монастырских земель. Арест Елены Волошанки и покаяние Ивана III предопределили крушение так называемой еретической идеологии русских вольнодумцев, что помогло официальной церкви провалить правительственную программу на соборе 1503 г.

Иерархи, оказавшие наибольшее противодействие Ивану III на соборе, не избежали наказания.

Геннадий сразу по возвращении в Новгород «нанят мъзду имати у священников от ставления наипаче первого», т. е. больше прежнего. Приговор об отмене «мзды» за поставление был продиктован собору Иваном III, и иерархи имели все основания считать его незаконным. Архиепископ Геннадий бросил открытый вызов властям. Но он лишь выразил общее отношение высших иерархов ко вновь принятому указу.

Новгород находился в прямом подчинении у Василия Ивановича, великого князя Новгородского и Псковского. Можно полагать, что санкции против Геннадия были осуществлены не Иваном III, доживавшим последние месяцы, а Василием III. В 1504 г. в Новгород приехали «Юреи Дмитрея Володимерова сын» (Ю. Грязной-Головин) и сын боярский И. Телешов с митрополичьим боярином. Посланцы Москвы опечатали софийскую казну и 1 июня того же года увезли Геннадия в столицу. 26 июня 1504 г. владыка отрекся от архиепископского сана «поневоле» и был отправлен в Чудов монастырь. Там он и скончался полтора года спустя.

Вместе с Геннадием «встречи» Ивану III говорил Серапион. Авторы «Слова иного», похвалив его мужество, попытались доказать, что его ждало наказание и мученичество, но небесные силы заступились за игумена. Свою версию они подтвердили такими фактами. Некие дворцовые крестьяне из села Илемна пожаловались, что их соседи, крестьяне Троице-Сергиева монастыря, нарушили межу. Иван III велел оштрафовать монастырь. (Дело было малозначительным, соответствующим, вероятно, был и размер штрафа). Власти потребовали, чтобы троицкие старцы предъявили им грамоты, подтверждающие права монастыря на его вотчинные владения. Иноки боялись, что Иван III без соборного приговора отберет у них земли, на которые у них не было грамот. Чтобы отвести беду, Серапион и братия усердно молились, не отходя от раки Сергия Радонежского ни днем, ни ночью. Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не вмешательство провидения, о чем автор «Слова иного» упоминает с видимым удовольствием. У больного Ивана III случился удар. Князь послал старцам просьбу о прощении, а те «славу воздаша Богу, великого князя самодержца смирившаго».

Архиепископ Геннадий попал в заточение и не смог завершить свой поход на еретиков. Его дело продолжил Иосиф Санин. Между 1492 и 1504 гг. он в основных чертах завершил работу над главным сочинением своей жизни – «Сказанием о новоявившейся ереси новгородских еретиков». Почитатели таланта Санина со временем назвали его труд «Просветитель». Оценивая значение осифлянских идей, Г. Флоровский отметил, что Иосиф всю жизнь оставался равнодушен и недоверчив к богословскому творчеству, а в целом, проповедь осифлян не благоприятствовала культурному подъему.

Сожжение вольнодумцев

В свое время архиепископ Геннадий, решив одним ударом покончить со своими противниками, объявил их тайными приверженцами иудейской веры, воспринявшими учение от некоего «жидовина». Архиепископ непосредственно руководил розыском, сам допрашивал новгородцев и имел возможность выпытать у еретиков имя их учителя. Ему надо было назвать его, чтобы подтвердить достоверность своих обвинений. Но Геннадий не знал этого имени, а потому и не назвал его.

Иосиф Санин жил в удельном монастыре за пределами Новгородской земли и писал позже, чем Геннадий. У него не было таких источников информации, как у архиепископа. Тем не менее Иосиф назвал шесть еврейских имен и составил «точную» генеалогию распространения «жидовства» в Новгороде. По утверждению Санина, проповедь иудаизма начал «жидовин Схария» (местная транскрипция имени Захарий), а затем в помощь ему из Литвы явились «инии жидове, им же имена Осиф, Шмойло, Скарявей, Моисей, Хануш». Я. С. Лурье убедительно доказал, что сведения о Захарии (Скаре) легендарны. На самом деле Санин не мог назвать ни фамилии, ни прозвища ересиарха, ни места в Литве, откуда он прибыл. Что касается имени Захарий, то оно было весьма распространенным среди евреев.

Историки пытались отождествить мифического Сха-рию с реальным лицом – «таманским князем» Захарием (Скарой). Завоевание турками Тамани вынудило местного князя в 1480-х гг. обратиться в Москву, где его поначалу почитали «евреянином», а затем стали называть то «черкасином», то «фрязином». Захарий Гвизольфи, переписывавшийся с Иваном III, происходил по матери из черкесского рода, по отцу из знатной генуэзской семьи Гвизольфи, традиционно придерживавшейся католической веры. С Тамани Гвизольфи бежал в Крым. Ни о каких поездках его в Литву или на Русь ничего не известно, как и о проповеди этим несомненным католиком иудаизма. Некий «жидовин» Захарий (Скара) излагал иудейские догмы русскому послу в Крыму Д. В. Шеину, о чем мы узнаем из послания инока Саввы. Однако отождествить его с Гвизольфи или со Схарией из Литвы нет оснований.

Иван III держался традиционных взглядов и требовал от Санина доказательств того, что убийство еретиков не является грехом и угодно Богу. Книга Иосифа с подробной росписью распространения иудаизма в России должна была избавить монарха от сомнений и колебаний. Из росписи следовало, что Схария совратил Дениса и Алексея. Алексей совратил Гавриила и Клоча. Клочь «научи Григориа Тучина жидовству» и т. д. Алексей якобы стал зваться по-еврейски Авраамом, жену «нарекоша Сарра». Санин не мог привести никаких доказательств исполнения еретиками иудейских обрядов и ограничился неясными намеками на то, что неким еретикам (Ивану Черному и Игнату Зубову) удалось «отбежати и обрезатися в жидовьскую веру». Названные лица скрылись за рубежом и успели умереть лет за 15 до собора 1504 г., обвинения против них не поддавались проверке. Живых еретиков Санин обвинил в двурушничестве, тем самым отняв у них всякую надежду на оправдание. Перед «ведящим писание» еретики якобы прикидывались православными; зато простых людей соблазняли «жидовством».

Иосиф не жалел красок, расписывая опасность, которую несут церкви расплодившиеся еретики. Он писал, что ныне «еретиков умножилось по всем городам, а христианъство православное гинет от их ересей». Однако поименно Санин мог назвать лишь очень немногих лиц, уцелевших от расправ в 1490 г.

В «Книге на еретиков» всю силу гнева Санин обрушил на Федора Курицына. Главный новгородский еретик Алексей давно умер, а среди уцелевших Курицын высился подобно горе. Второго столь же выдающегося деятеля среди них не было. Чтобы покончить с Курицыным, Иосиф решился на неслыханную дерзость. Он вслух напомнил о том, что Курицын занимался чернокнижием, будучи в приближении у Ивана III. «Толико же дрьзновение тогда имеаху к державному протопоп Алексей и Федор Курицын, яко никто ж ин звездозаконию бо прилежаху, и многим баснотворениемь, и астрологы, и чародейству, и чернокнижию».

Санин с видимым удовольствием описывал «сатанинскую» смерть еретика Алексея, муки в заточении еретика Захария. Он не преминул бы упомянуть о наказании и кончине Курицына. Но ни в «Книге на еретиков», ни в последующих его посланиях такого упоминания нет.

Отсюда следует, что Курицын был жив ко времени розыска и, возможно, избежал пыток и жестокого наказания. Отсутствие среди подсудимых и среди казненных главного обвиняемого – это лишь одна загадка страшного процесса 1504 г.

Чтобы организовать суд над еретиками, волоцкий игумен предложил начать прямо с арестов, «поймав двух-трех еретиков, а оне всех скажют». Расчет Санина был безошибочным. Взятые под стражу, люди не выдерживали пыток и оговаривали своих ближних.

Среди лиц, осужденных на соборе 1504 г., на первом месте стояли в Москве брат Федора Волк Курицын, в Новгороде протеже Федора юрьевский архимандрит Касьян с братом Ивашкой, зять протопопа Алексея Ивашка Максимов и т. д.

27 декабря 1504 г. Иван Волк Курицын, Митя Коноплев, Иван Максимов были сожжены в Москве в деревянном срубе. Вместе с названными лицами московский собор осудил подьячего Некраса Рукавова. Некрас имел поместье в Водской пятине, и его отправили для наказания в Новгород. Можно было бы предположить, что судьи пощадили помещика для обличения новгородских сообщников.

Однако это не так. Прежде чем отправить подьячего в Новгород, ему урезали язык.

Пока еретики имели могущественных покровителей в Москве, Геннадию приходилось терпеть унижения. Вторым лицом в новгородской иерархии после архиепископа был юрьевский архимандрит Касьян, единомышленник и креатура Федора Курицына.

Касьян получил пост вопреки воле владыки. Лишь в заточении Геннадий узнал, что его врага Касьяна постигла кара. Московские наместники сожгли на костре Касьяна, его брата Ивашку, новгородцев Гридю Квашню и Митю Пустоселова. До назначения в Новгород Касьян был московским монахом. Новгородские казни явились отзвуком московского суда.

На процессе 1504 г. еретики поначалу решительно отстаивали свою принадлежность к православию и отказывались каяться. Однако казни и гонения устрашили их, и они «сознались» в «жидовстве».

Иван III велел еретиков «овех огню предати, овех же языки изрезывати и иными казнями казнити, они же, видеша таковую свою беду, вси начаша каятися».

Кончина

7 апреля 1503 г. умерла Софья Палеолог. Она была погребена в соборе Вознесенского монастыря в Кремле. С наступлением лета 1503 г. заболел – «начат изнемогать» Иван III. Врачи ничем не могли помочь больному, и тот обратился к традиционному русскому средству. Бросив все дела, государь с семьей покинул Москву и уехал на богомолье. Характерно, что раньше всех государь посетил Троице-Сергиев монастырь.

Молитвы не помогли. У больного внезапно ослеп один глаз, отнялись рука и нога. Иван III не смог оправиться от болезни и 27 октября 1505 г. умер. Как отметил летописец, «государь всея Русии быв на государьстве великом княженьи после отца своего великого князя Василия Васильевича лет 43 и 7 месяць, а всех лет живота его 65 и 9 месяц».

В. Н. Татищев подробно описал кончину Ивана III. Но он опирался на источники, которые не сохранились до наших дней и не поддаются проверке.

Татищев начинает с рассказа о столкновении у постели умирающего: «Великий же князь Иван Васильевич нача тогда вельми изнемогати и призва преосвясченного Симона митрополита, и отца своего духовного протопопа Иеремия, и чада своя, проси, да сотворят над ним соборование елеем. Митрополит же нача его увесчевати, да восприимет святый ангельский чин. Он же рече: «Что мне пользует пострижение влас, их же множицею стригох, и ростяху паки; или что пользует черная одежда, юже и преж носих; асче не будут дела моя Господу Богу приятна, и ныне уже не имам время благо что сотворити, но едино есть, еже каятися в гресех своих и смиритися, их же неправедне ведением и неведением оскорбих». И повеле духовную читати во у слышание».

Митрополит имел причины настаивать на пострижении монарха. Он недавно одержал верх в споре о монастырских имуществах и теперь хотел закрепить успех. Переход государя в монашеский чин стал бы важным аргументом в пользу неприкосновенности монастырских имуществ.

В ответ умирающий сказал, что стригся много раз, но ничего от этого не изменилось, волосы отрастали вновь.

Ответ Ивана III мог бы быть образцом вольнодумства. Но нет никаких доказательств, что Татищев передал речи князя, а не сочинил их сам.

Кончина Ивана III повлекла за собой общую амнистию: «Повеле же всех заключенных в темницах за его вины откупити из казны своея».

Иван III наделил всех сыновей уделами. Под конец пригласил к себе думу: «Раздели же чада своя: великое княжение поручи большому своему сыну князю Василью Ивановичу, Георгию даде Дмитров, Димитрию Углеч, Семиону Калугу, Андрею Старицу; и заповедав им во всем повиноватися старейшему брату».

Духовная грамота Ивана III была готова, и, по некоторым сведениям, ее огласили у постели больного.

С присущим ему талантом В. О. Ключевский определил значение завещания: «Иоанн в своей духовной дал старшему своему наследнику великому князю Василию важные политические преимущества над младшими удельными братьями. …Политические преимущества старшего сына были таковы: 1) до сих пор все князья-сонаследники совместно по участкам владели городом Москвой; Иоанн III предоставил финансовое управление всей столицей, сбор доходов с нее одному великому князю, равно как ему же принадлежал и суд по важнейшим уголовным делам во всем городе Москве и в подмосковных селах, доставшихся в удел его младшим братьям; 2) до сих пор все князья, великий и удельные, били свою монету; по духовной Иоанна III право чеканить монету предоставлено было одному великому князю московскому; 3) до сих пор удельные князья могли располагать своими вотчинами в завещаниях по личному усмотрению; по духовной Иоанна III удельный князь, умирая безсыновним, не мог никому завещать свой удел, который в таком случае переходил к великому князю; наконец 4) по договорным грамотам со своими удельными братьями Иоанн III присвоил одному себе право вести сношение с иноземными государствами; удельный князь мог сноситься с чужими государями только с ведома и согласия своего великого князя. Так московский князь, превосходивший прежде удельных князей только размерами своих владений, теперь сосредоточивал в своем лице и наибольшее количество политических прав».

По свидетельству В. Н. Татищева, совещание у постели умирающего завершилось в присутствии Боярской думы: «Потом призвав вся князи и бояры своя, наказа их, како служити и пребыти великому князю и всей Руской земле, и старатися соединити всю Русь воедино, а бесурманы покорити. И приим от всех просчение, причастися святых и животворясчих тайн, отъиде ко Господу».

Автор панегирика определил значение царствования Ивана III в таких выражениях: «Сий блаженный и достохвальный великий князь Иоан Великий, Тимофей преже нареченный, многии княжения к великому князю присовокупи и силу умножи, варварскую же нечестивую власть опроверже и всю Рускую землю данничества и пленения избави, и многи от Орды данники себе учини, многа ремесла введе, их же прежде не знахом, со многими дальними государи любовь и дружбу и братство сведе, всю Рускую землю прослави; во всем же том помогаше ему благочестивая супруга его великая княгиня София; и да будет им вечная память во безконечныя веки».

Казанский хан Мухаммед-Эмин, узнав о смертельной болезни Ивана III, поднял мятеж и избил всех русских купцов, схваченных в Казани, после чего призвал на помощь Ногайскую Орду и осадил Нижний Новгород. Местный воевода Иван Хабар Симский не побоялся вооружить пленных литовцев и с их помощью отбил нападение татар. Посланный на выручку князь Василий Холмский, сын знаменитого военачальника, от боя с татарами уклонился и с другими воеводами отправился в Муром. Там он «пияху и веселяхуся, а татарове от Нижняго ездясче до Мурома, волости пленяху».

Позднее Холмский был сослан на Белоозеро и заточен там в тюрьму, из которой живым уже не вышел.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю