Текст книги "Радио Хоспис"

Автор книги: Руслан Галеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Судя по делу, ей было почти двадцать шесть, и шестнадцать лет она провела в детском приюте при какой-то религиозной общине в Третьем Периметре. В день совершеннолетия ей пришлось пройти стандартный тест на пригодность, и она получила средний балл по социальной сфере. Переехала во Второй Периметр и сразу же устроилась в речную компанию «Дубинин и сыновья». Здесь Алиса познакомилась с Бетти Уэльбек, подружилась с ней, а позже была ею удочерена. Три года назад Бетти Уэльбек вышла замуж за Стива Картрайта, а еще через год умерла во время неудачных родов – ей было уже глубоко за сорок, и рожать в таком возрасте значило сознательно идти на риск. К сожалению, ребенок также погиб. Таким образом, Стив Картрайт и его приемная дочь Алиса Картрайт остались одни…

Вся жизнь в нескольких абзацах.

* * *

Черно-белая фотография из архива речной компании «Дубинин и сыновья» скрыла самую главную особенность Алисы Картрайт, которая проявилась в тот же миг, как она показалась в монохромной, сине-белой толпе фрахтовых работников «Черкеса». У дочери покойного была самая рыжая шевелюра из всех, какие Стасу приходилось встречать. Это был не распространенный тускло-рыжий цвет, а яркий и живой, солнечные лучи терялись в этой шевелюре без надежды на избавление. К тому же вопреки моде прическа Алисы Картрайт не была уложена гигантскими локонами вокруг головы, а спадала мягкими волнами на плечи, и набегающий с реки ветер то и дело заставлял их оживать языками пламени и метаться, метаться… Алиса привычными движениями пыталась укротить их, откидывая назад или зачесывая за уши, но те подчинялись лишь на секунды, а потом снова проявляли характер и взлетали костром. Матрос, дежуривший на причале у сходней, которого Стас предупредил заранее, остановил Алису и указал в сторону служебного выхода. Стас снял с головы шляпу и помахал ею, привлекая внимание женщины, поскольку сошедшие на берег работники и экипаж парохода уже заполонили площадку перед служебным выходом. Алиса о чем-то спросила у матроса, тот пожал плечами. Тогда она развернулась и пошла в сторону Стаса, и в походке ее было не меньше вызова, чем в огненном цвете волос. Стасу на миг подумалось, что казенные фотографии изначально созданы для того, чтоб скрывать правду об оригинале. К примеру, о ладной фигуре, с чуть более полноватыми относительно всей фигуры бедрами, которые тем не менее смотрелись весьма изящно, когда Алиса Картрайт решительно вышагивала через причал. Она была высока для женщины, да еще и на немаленьких каблуках, так что, когда Алиса подошла к Стасу, они оказались почти одного роста.

– Это вы детектив? – спросила она, глядя Стасу прямо в глаза, и голос ее был того низкого тембра, какой бывает лишь у женщин.

– Детектив Бекчетов, – кивнул Стас.

– Если вы насчет смерти моего приемного отца, – девушка пожала плечами, и в голосе ее не промелькнул даже намек на горечь, – то я уже ответила по телефону на все вопросы. Точнее, я ответила, что не смогу помочь, поскольку не видела его с тех пор, как умерла Бетти… – А вот теперь горечь проявилась. – Я имею в виду Бетти Уэльбек, мою приемную мать.

– Прежде всего позвольте высказать вам свое сочувствие по поводу утраты, – вспомнив краткие курсы, пройденные перед вступлением в должность детектива, проговорил Стас.

– Надеюсь, эти слова – просто формальность? – вскинула брови Алиса. – Я ведь сказала, что давно не виделась со Стивом Картрайтом. И если честно, не испытываю особенной надобности в чьем-либо сочувствии. Мы никогда не были особенно близки, а в последние дни жизни матери тем более.

– Мы могли бы поговорить где-то еще? – спросил Стас, несколько сбитый с толку ее напором.

– Прямо сейчас нет, – решительно отказала Алиса Картрайт, и на секунду Стас с неудовольствием вспомнил об ордере, лежащем в кармане рядом с казенной фотографией. – Мне нужно сдать документы в бухгалтерию. Но если вы на машине, то через полчаса сможете отвезти меня домой. Угощу вас кофе, заодно и поговорим.

– Я подгоню машину к главному входу вокзала. Белый «Студебеккер», номер девятьсот четыре АМ, – проговорил Стас.

– Постараюсь не задерживаться.

* * *

«Что творится, уважаемые! Метеорологи в один голос бьют тревогу по поводу ожидаемых тепловых ударов, а природа крутит своими прелестями у них перед носом, как болонка перед дворовым кабыздохом! И вот уже дует свежий ветер, я лично видел пару облаков, и того и гляди, пойдет дождь. Ну и правильно, к чертовой матери метеорологов. Уверен, что они в сговоре с «цилиндрами», задумавшими новую налоговую политику. Если кто-то не в курсе или недостает ума понять терминологию, объясню вкратце. С момента вступления вышеупомянутой политики будут отменены все государственные налоги по группам товаров и введена новая система налогов на вид деятельности. При этом муниципальные предприятия будут облагаться сниженным налогом, в то время как налог на, к примеру, торговлю будет представлять не процентную ставку, а стабильную сумму. И не важно, дорогие мои, владеете вы сетью универмагов или всего одним ларьком. Раз в год вам придется перечислять в необъятный карман государства ту самую сумму. С другой стороны, будет также увеличен налог на землю, благодаря чему владелец универмагов замучается оплачивать занятые территории, в то время как владелец ларька как-нибудь да выкрутится. Земля по-прежнему принадлежит государству, а не крестьянам, и с момента вступления в действие новой политики муниципальной объявляется также и та земля, которая была забыта политикой старой. То есть земля жилищного фонда. Домовладельцы обязаны будут платить налог на владения, а значит, ждите повышения цен на квартиры и коммунальные услуги. По официальной версии, представленной всеми официальными же – какое совпадение – средствами массовой информации, дополнительные средства, полученные в ходе действия новой налоговой политики, пойдут на укрепление кордона в Третьем Периметре, увеличение числа бесплатных клиник и общеобразовательных школ, а также на оплату работы бюджетников и на пенсию, соответственно, пенсионерам. У меня дежавю! Почему-то мне кажется, что то же самое я слышал, когда объявляли о старой налоговой политике. Но кто я такой, чтобы не ошибаться! Но, конечно же, я не ошибаюсь, когда думаю, что заложенный на прошлой неделе фундамент под правительственный пансионат в живописной излучине Мессершмит-ривер никакого отношения к новому финансовому потоку в государственный бюджет не имеет. Да, уважаемые, даже я порой не ошибаюсь, и не обращайте внимания на мою кривую усмешку в адрес официоза. Кстати, кто-нибудь пробовал «коктейль Молотова»? Ядреный такой русский напиток времен боевой партии эсеров, Азефа и патологической смертности русских царей? Нет? Ну так узнайте рецепт. Глядишь, и пригодится. А пока я с огромным удовольствием открою эфир тематически оправданной композиции «Czerwono-Czarni» под названием «My Reklamy Ne Lubim». Даже не думайте выключать радио…»

Стас перегнал машину к вокзалу, с удовольствием выкурил сигарету на свежем воздухе – действительно свежем, – купил в ларьке «Синема-Дайджест» и, забравшись в машину, но оставив дверь открытой, неторопливо его пролистал. Кинематограф новинками не баловал. В «Эйзенштейне» и «Рифенштале» крутили «Похитителей тел», в «Большом открытом» – «Мальтийского сокола». Стас попытался вспомнить, когда последний раз был в кино. Работа отнимала много времени, а когда оно все-таки появлялось, мысли сходить в кино как-то не возникало. Иногда пути вели в «Долину» или в какое-нибудь другое питейное заведение. Но чаще всего Стас шел домой. Вообще с тех пор, как у него появилась своя собственная квартира, он стал серьезным домоседом и не испытывал по этому поводу никаких негативных чувств. Всю войну он мечтал о том, что будет жить в собственном доме, спать в собственной квартире, будет разгуливать в трусах по комнатам и выглядывать в собственные окна. И пусть он представлял себе дом иначе, тогда слишком многое виделось иначе. Ценности меняются, и со временем понимаешь, что для спокойствия тебе, в общем, не так уж много надо. Комната, кухня, первая утренняя сигарета… Немного свежего воздуха, возможность планировать на завтра, небо, не перечеркнутое косыми столбами дыма. И да, конечно, все оказалось иначе, совсем не так, как мечталось там, между низким, пропитавшимся гарью небосводом и холодной, порою ледяной землей. Реальность оказалась смешнее и страшнее. В ней люди пользовались общими санитарными помещениями, и в ней склонялись над могилами детей согбенные старцы. Врагом государства номер один был радиодиджей, а оставшееся человечество разделили по каким-то смутным критериям на три явные группы. Что уж говорить о неявных, существовавших и до войны, и во время, и всегда они будут существовать, пока коптит небо людское племя. Но все равно в этом мире, в этой правде можно и нужно было жить, и здесь у него был хоть какой-то выбор. А в том продымленном мире жить было нельзя и не нужно, но у него никто не спрашивал и уж точно не собирался давать выбор. Нет, совсем немного надо человеку. И иногда чем меньше у человека всего, тем ему лучше.

В памяти Стаса хранился длинный список тех, кто не получил этого покоя и этого завтрашнего дня. И пусть многотонные двери в личные архивы плотно закрыты и заперты на все замки, список этот был, и никуда от него не спрячешься. Временами от тех дверей доносились запахи мокрой земли, морозного утра, пропитанного пороховой гарью, проливных дождей, от которых негде было укрыться. Еще реже кто-то пытался говорить со Стасом из-за дверей, но ему не хватало смелости вслушаться и разобрать слова. В конце концов, он получил право на то, чтоб жить дальше относительно нормальной человеческой жизнью вместе со всеми ее человеческими слабостями.

«…к чему это я… Ах да, вспомнил. Метеорологи продолжают гнуть свое, а погода свое. Как сказал мне хмурый спец по новостям, буквально минуту назад, когда он выбегал за хот-догами и пивом, с неба отчетливо донесся раскат грома. Метеорологи, значит, тактикой, а погода им – стратегией. И кто кого переупрямит, неизвестно. Чует мое сердце, грядет день великий, и мы еще увидим летающую тарелку в стразах и с постером Бетти Пейдж [7]7
  Бетти Пейдж( англ. Bettie Page, 22 апреля 1923 – 11 декабря 2008) – знаменитая американская фотомодель, снимавшаяся в 1950—1957 годах в таких стилях, как эротика, фетиш и pim-up. Во второй половине 1950-х поднялась в США до уровня секс-символа и, как считается, стала предтечей сексуальной революции 1960-х.


[Закрыть]на киле. Логично же? Где еще быть постеру Бетти Пейдж, ежели не на киле?

Тем временем, напоминаю, в Олимпийской деревне продолжаются приготовления к предстоящему уже на днях чемпионату человечества по крашболу; в парламенте проходит седьмое по счету слушание поправок к новой налоговой политике; Главное управление юстиции безрезультатно пытается найти серийного убийцу со снайперской винтовкой; на Периферии объявлено осадное положение в связи с очередным прорывом Стены регулярной армией вурдалаков; а в клубе «Бродвейские ночи» стартует ежегодный турнир по танцам в стиле «свинг». Все новости одной строкой только на рэйдио «Хоспис»! Да-да, пока вы, неудачники, отсиживаете зады в конторах и протираете обувь на производствах, ваш покорный слуга диджей Халли продолжает упорно трудиться на полях борьбы со скукой и нечеловечески расчетливой человеческой цивилизацией.

Но, прежде чем мы перейдем к подробному рассмотрению вышеперечисленных событий, позвольте развеять ваши серые будни композицией задорных рокабиллов из «Jailbreakers» с почти таким же названием – «Jailbreakers Blues». Пристегните ремни, ротозеи! Мы стартуем!»

Алиса Картрайт появилась ровно через тридцать минут. По всей видимости, в детстве ей никто не рассказывал о том, что пунктуальность вредит коже лица и вообще не характерна для слабого пола. Так что Стас, завидев девушку издалека, закрыл журнал и, перегнувшись через сиденье, открыл пассажирскую дверь.

– Не ожидал такой точности, – признался Стас.

– С работы я всегда стараюсь уходить вовремя, – улыбнулась Алиса Картрайт, и эта улыбка понравилась Стасу. – Ну… адрес вы наверняка знаете?

– Наверняка. Пристегните ремень, пожалуйста.

Движение было относительно свободным, и, миновав слегка переполненную Вагнерштрассе, они подъехали к небоскребу на Сильверстоун через двадцать с небольшим минут. За время поездки не было сказано ни слова, но молчание не было в тягость, тем более старина Халли по привычке не утруждал себя паузами в разглагольствовании и качественной музыке. Лишь на подъезде к дому Алиса сказала:

– Есть в вашем визите и свои плюсы – не пришлось толкаться в общественном транспорте.

– Вы, судя по всему, не особенно огорчены смертью приемного отца, – заметил Стас, высматривая место для парковки. Обочина была плотно заставлена малолитражками, среди которых «Студебеккер» Бекчетова выглядел мастодонтом.

– У нас были не лучшие отношения, но, поверьте, зла я ему не желала. К тому же во время убийства…

– Да, я знаю, у вас есть алиби, и я спрашивал не потому, что подозреваю лично вас. Просто ваша реакция несколько не вписывается в мои представления о том, что чувствуешь, когда теряешь близкого человека…

– Я уже говорила, мы никогда не были близки. Стив недолюбливал меня с самого начала. Не знаю почему. А после смерти Бетти, когда он узнал о том, что половина денег и квартира по завещанию отходят мне… Я многое услышала: и что я расчетливая аферистка, сыгравшая на наивности немолодой женщины и заставившая ее удочерить себя, и то, что я сама довела мать до смерти, чтоб получить ее деньги. Ну и по мелочи – типа девки легкого поведения, которая неизвестно чем занимается там на своих пароходах… А тот факт, что завещание было составлено до удочерения, роли вроде бы и не играл.

– Но он продолжал жить с вами в этой квартире?

– Когда меня не было дома, да, а в остальное время он отсиживался в своей лаборатории.

Стас наконец нашел место, где мог припарковать «Студебеккер». Они вышли из машины и неторопливо зашагали в обратном направлении к подъезду Алисы Картрайт.

– А что за лаборатория? – спросил Стас.

– Ну, Стив Картрайт мнил себя изобретателем. Он и правда был когда-то ученым, работал в каком-то институте. Точно не знаю в каком. Но потом его оттуда уволили. Лет, наверное, пять назад… Он сошелся с такими же умниками-неудачниками, у них было что-то вроде закрытого клуба. Я, правда, не припомню, чтоб видела хоть одно его изобретение, хотя за какой-то патент он получал деньги время от времени. Не очень большие. В подробности он меня просто не посвящал.

– И где эта лаборатория находится?

– Где-то в промышленной зоне. Адреса я не знаю. На полке Стива в прихожей валяется целая связка ключей, возможно, один из них от лаборатории.

– Но адреса не знаете?

– Нет.

– А что за друзья? Из службы канализации?

– Понятия не имею, – пожала плечами Алиса, – я их никогда не видела, и к нам они не приходили, по крайней мере при мне.

Они вошли в гулкий подъезд. Как и в доме Стаса, лестничная часть здесь была заужена с целью увеличения жилой площади. Приходилось идти друг за другом, и, глядя на стройные и сильные ноги Алисы Картрайт, подчеркнутые черной стрелкой чулок, Стас впервые не счел это минусом. Какого дьявола такие девчонки встречаются, только когда я при исполнении служебных обязанностей, подумалось ему. А затем о том, что вне служебных обязанностей он бывает разве что в «Долине», где нормальные дамы считали зазорным появляться, а те, что появлялись, стоили меньше двух бутылок «Лошади», даже если выглядели на все три. И уж тем более по своей воле Стаса никогда бы не занесло на тот же «Черкес». Так что…

Лифтовый провал был перестроен по тем же причинам, а оснащение городских зданий внешними лифтовыми шахтами, набирающее обороты (в доме Стаса уже полгода как поставили), сюда еще не добралось. Узкий колодец подъезда множил звуки, превращая каждый шаг в тысячекратно повторенную дробь. Кирпичная кладка стен с кое-как зачищенными слоями цемента то и дело норовила оставить свой след на одежде.

По всей видимости, Бетти Картрайт была далеко не бедной женщиной, раз смогла позволить себе выкупить ваучерное право на двухкомнатную квартиру. Аукцион этот проводился больше десяти лет тому назад, сразу после введения в норму тестирования на право проживания.

Дверь была тяжелая, со стальным листом по внешней части, такую ногой не вышибешь. На ее внутренней стороне висел календарь-афиша с улыбающейся Одри Хепберн времен «Римских каникул». Прихожая была узкая, но она была (у Стаса дверь открывалась прямо на кухню). По обеим стенам тянулись самодельные вешалки: длинные, обработанные морилкой доски, к которым были привинчены шахматные фигуры, выполнявшие роль крючков для одежды.

– Проходите, осматривайтесь, – сказала Алиса, кивнув на дверь комнаты, – я что-нибудь соображу на скорую руку. Вам кофе, чай? Может, пиво? В холодильнике осталось.

– Просто кофе, – покачал головой Стас.

На самом деле назвать квартиру Бетти Картрайт двухкомнатной можно было только с очень большой натяжкой. Центральная комната, она же, видимо, гостиная, была и правда велика, – пожалуй, в ней легко бы уместилось две комнаты Стаса. А вот вторая комнатка напоминала скорее чулан. В ней с трудом умещались односпальная кровать и торшер. Да на стене висела полка с книгами и черно-белой фотографией какой-то женщины, скорее всего самой Бетти, в простой деревянной рамке. К тому же в комнатушке не было окон. Судя по тому, что стену над кроватью украшали плакаты и календари разного калибра с актрисами и актерами, певцами и прочими публичными людьми, чулан этот был личной территорией Алисы. О том же говорили книги (если верить Алисе, то на полке убитого Стива Картрайта должна была стоять какая-нибудь техническая ерунда). Тут же была в основном художественная литература, да еще что-то про кинематограф под названием «Второе пришествие Голливуда».

Стас вернулся в комнату. По всей видимости, именно здесь и стоило искать зацепки по делу. Если отношения между Алисой и приемным отцом были такими, какими она их описала, то вряд ли Стив часто бывал в ее комнате и вряд ли хранил там что-то серьезное.

В квартире было жарко, и Стас не знал, можно ли ему открыть окно. На одном из занятий перед получением значка детектива прозвучала фраза о том, что по приходе в квартиру детектива из Управления хозяин должен перестать чувствовать себя собственно хозяином, он должен почувствовать себя незваным гостем в своем собственном доме. Вроде как психологизм такого поведения и определяет профессиональное умение владеть ситуацией. И в принципе Стас был согласен с тем, что чаще всего именно так и следовало поступать. И ему уже приходилось ставить хозяев в положение второстепенных персонажей на их собственной территории. Но с Алисой такая тактика казалась неправильной. Во-первых, потому что, таким образом расположив к себе приемную дочь убитого, детектив Бекчетов мог получить дополнительную информацию о жертве. А во-вторых, никто не предупреждал Стаса на тех занятиях, что хозяин квартиры может оказаться такой красавицей.

Пространство гостиной было заставлено самой разнообразной мебелью. Раскладной диван-книжка, большой круглый стол, два кресла, одно обычное, в духе «Чип & Дейл», второе – кресло-качалка из ротанга. Два шкафа – гардероб и сервант из разных наборов – подпирали стену по разные стороны двери в комнату Алисы. Плюс несколько стульев и небольшой карточный столик под торшером в углу. И все равно оставалось много свободного места. Однако ни одной детали, напоминающей о Стиве Картрайте, на виду не было. Вообще. Как будто он здесь и не жил никогда…

Стас подошел к большому окну и выглянул на улицу. Окно выходило в узкий двор-колодец, застроенный какими-то хозяйственными постройками. Обычный двор. Обычная комната. Обычная обстановка. Просто тот, кто здесь жил, не оставил о своей жизни никакого упоминания, а потом его прикончил снайпер…

– Что-нибудь нашли? – Алиса вошла в комнату, везя за собой небольшой столик на колесиках. После войны Стас видел такие только в кино. На столике кинематографически уютно позвякивали высокий кофейник, сахарница, молочник и небольшая ваза с крекерами.

– Да в том-то и дело, – с трудом оторвав глаза от столика, ответил Стас, – что ничего. Не просто ничего интересного, а вообще ничего…

– Ну, – Алиса пожала плечами и принялась переставлять посуду на круглый стол, – в шкафу есть какая-то его одежда. Но он же практически жил в лаборатории, думаю, надо искать там.

– Но вы не знаете, где она находится, и не знаете людей, с которыми общался ваш приемный отец.

– Нет. Хотя звучит странно, понимаю. Вы, наверное, думаете, что я бесчувственная совсем.

– Нет… Не думаю. Я сам не так давно похоронил приемного отца. И мне было бы проще ничего не чувствовать. – «Зачем я ей это сказал? – подумал Стас. – Какого черта?»

– Я вам сочувствую. Никогда не знала, что об этом говорить.

– А мы не будем с вами об этом говорить, – улыбнулся Стас. Алиса показала ему на стул и принялась разливать кофе.

– Знаете, – сказала она, придерживая крышку кофейника, – но я не совсем бесполезна. Я точно знаю, что где-то поблизости есть стоянка такси. Вообще-то у Стива была своя машина, но он частенько выпивал и тогда вызывал по телефону таксиста. Номера я не скажу, но знаю, что его звали Паоло.

– Вы это точно помните?

– Абсолютно. После смерти Бетти Стив стал особенно часто пить и, наговорив мне всего… ну, я рассказывала… вызывал этого Паоло и ехал в лабораторию. И, кстати, я как-то видела, как Стив подъезжал на такси. Правда, я не знаю, на нем ли, но на машине была муниципальная эмблема.

– Значит, надо искать на ближайших муниципальных таксостоянках, – заключил Стас.

Кофе был вкусным, а крекеры пресноватыми. Стас старался направить все свои мысли в русло дела, но каждый раз спустя какое-то время обнаруживал, что куда больше думает об Алисе Картрайт.

– Я бы хотел, после кофе, разумеется, осмотреть его одежду, – сказал Стас, в очередной раз вспомнив о значке.

– Да, пожалуйста. Там два отделения, одно мое, второе его. Перепутать, думаю, будет непросто…

Они улыбнулись. Она улыбалась красиво и легко, Стас улыбался скованно, потому что давно – а по сути, никогда – не улыбался в ответ такой женщине.

– Попытайтесь все-таки вспомнить что-нибудь о своем приемном отце, – попросил Стас, – никогда заранее не знаешь, что может оказаться важным.

Алиса на секунду задумалась, потом снова пожала плечами.

– Вот так с ходу трудно что-нибудь вспомнить. Он и раньше был замкнутым человеком, особенно в моем присутствии. Разговориться мог, только если выпьет, да и то не всегда. Даже с Бетти чаще отмалчивался. А после ее смерти тем более. Из того, что нес по пьяному делу, многого не узнаешь о нем, разве что о себе самой.

– Он был богат?

– Не беден. По крайней мере, вложил в один проект больше десяти тысяч кредитов. Мне Бетти рассказывала. Но она сама толком не знала, что за проект, и мне объяснить не смогла. Какое-то изобретение.

– Десять тысяч… – Стас отставил чашку. – Работая в службе канализации?

– Меня это тоже всегда удивляло, – кивнула Алиса, – но не настолько, чтоб узнавать подробности.

– Тогда не совсем понятно его отношение к вам, если дело не в деньгах…

– Я, наверное, неправильно объяснила, – покачала головой Алиса. – Какими бы наши отношения ни были, уверена, что Стив не был алчным человеком.

«Алчным человеком… – подумал Стас. – Если бы я так сказал, выглядело бы театрально, а у нее – вполне себе нормально, как будто она так каждый день говорит. А может, и говорит… Но она же просто официантка! Какого черта…»

– И Стив действительно любил Бетти, – продолжала Алиса, – может быть, по-своему, и… я не знаю… Ну, не оказывал ей каких-то особенных знаков внимания, цветы редко дарил, ну, вы понимаете. Но он ее любил. Так что дело не в деньгах. Просто он и правда был уверен, что я аферистка.

Допив кофе, Стас попросил у Алисы разрешения воспользоваться телефоном и позвонил в информационный отдел Управления. Стас запросил информацию о таксисте, о котором знал только имя и район его стоянки. Во время разговора фоном прорывалось утробное гудение огромного дизель-генератора, на котором работали разностные машины Управления. Айтишники обещали перезвонить, как только удастся что-нибудь выяснить. Даже используя мощность новейшей разностной машины, на это могло уйти больше часа. Стас повесил трубку и вернулся в комнату.

Алиса убрала со стола, смахнула крошки в пустую вазу из-под крекеров и вывезла столик. Стас открыл гардероб.

В зеркале, висевшем на обратной стороне двери, отразился мужчина неопределенного возраста с трехдневной щетиной на лице, которая не скрывала, а подчеркивала шрам на подбородке. Волосы кое-где подбили мазки седины. Костюм сам по себе был неплох, но явно не ухожен. Стоило его хотя бы погладить – самому или в прачечную отвезти. К тому же небольшое пятнышко кофе под левым грудным карманом дьявольски бросалось в глаза. Ну хоть рубашка была в норме, чистая, поглаженная. Он никогда не застегивал ее полностью, оставляя свободной верхнюю пуговицу. Своей шеей Стас мог гордиться: она была сильна, не такая бычья, как у Полынера, но и не спичка какая-нибудь. Щетина эта, правда… Зато галстук что надо. Стас грустно усмехнулся: неопределенный возраст – это в любом случае не двадцать и не двадцать пять. Хотя и не пятьдесят, конечно, так, середнячок, отплывший от четвертого десятка. А седина, кстати, была точно как у Анатоля Бекчетова, даром что тот был лишь приемным отцом. Анатолю седина шла, у него было благородное лицо аристократа, про себя Стас такого сказать не мог…

Гардероб был поделен перегородкой на два равных отделения. В первом висели платья, шейные платки и прочая одежда Алисы. Из выдвижного ящика неловко свесилась бежевая бретелька бюстгальтера.

Второе отделение гардероба было практически пусто. На верхней полке лежала старая пропыленная шляпа с широкими полями. Стас приподнялся на цыпочки, чтоб заглянуть дальше, но, кроме шляпы, на полке ничего не было. На перекладине висел с десяток вешалок, но заняты были только две. Одна – старомодным костюмом-тройкой цвета морской волны, на другой – три рубашки, все белые. Обшаривая карманы, Стас чувствовал себя как никогда неловко, но, кроме книжечки спичек с эмблемой казино «Дублин» и чистого носового платка, ничего не обнаружил. Спички он мог получить как в самом казино, так и от мальчишек-зазывал на улице. Стас убрал спички в карман и, присев на корточки, принялся осматривать выдвижные ящики Стива. Носки, связанные узлами попарно, белье, старый шерстяной жилет, пакет с пуговицами, другой пакет со шнурками. Один из ящиков был забит полотенцами. Все это говорило о человеке невысокого достатка. За исключением, пожалуй, спичек. Стас вздохнул и поднялся на ноги.

В зазеркальной комнате Алиса стояла в дверях, прислонившись плечом к косяку, и внимательно следила за человеком неопределенного возраста.

– Ничего, – ответил Стас на незаданный вопрос.

– Вот ключи, о которых я говорила. – Она протянула связку ключей на большом тяжелом кольце.

В прихожей зазвонил телефон. Алиса торопливо развернулась. Стас даже не стал пытаться отвести взгляда от движения ее тела.

– Это вас, – сказала она из прихожей.

* * *

Перед выходом Стас позвонил Югире и попросил его отослать Спайкера порыскать среди таксистов.

На улице становилось все свежее, и заполонившие всю западную часть неба облака зримо наливались угрюмой синевой. Когда Стас подходил к своему «студу», где-то вдали раскатилась глухая дробь грома.

«Студебеккер» миновал пустые улицы спального района и плавно влился в неторопливый поток транспорта, перманентно бороздившего дороги города. Ближе к центру движение пошло скачками. Каждый светофор казался непреодолимым препятствием. Стас привычно потянулся к ручке громкости радиолы и прибавил звук. Проспект Молотова, площадь Согласия, площадь Иосифа, набережная. На том берегу, где-то в районе узкой улочки Громобоя, в лобовое стекло ударили первые капли дождя. Они были малочисленны, ленивы и огромны, как разъевшиеся паразиты, которых вычесывало гребнем ветра из шевелюры дождевых облаков. Их было не жалко. А спустя еще четверть часа дождь обрушился в полную силу.

«Вы тоже это видите? Дождь! Какое там, ливень! Натуральный, тропический, гребаный ливень! Хватит протирать штаны, лентяи, идите и вдохните этого воздуха…»

Стас усмехнулся, вырубил кондиционер и слегка опустил стекло. На встречной полосе опустилось стекло тоже прочно застрявшего в пробке древнего «Трабанда». Из окна выглянул худощавый старикан с блестящей лысиной и хитрыми глазами и знаками попросил у Стаса зажигалку. Чтобы прикурить, старик опустил стекло до конца, и стало видно, что из его горла торчит трубка.

– Не вредно? – спросил Стас, указывая на горло.

Старикан пожал плечами и махнул рукой.

До антикварной лавки с музыкальным названием «Порги и Бесс» Стас добирался больше часа. За это время дождь не только не ослаб, но и превратился, согласно Халли, в полноценный ливень. Видимо, в небесной канцелярии тоже не дураки послушать запрещенное радио.

Офис «Порги и Бесс» (бывший «Миротворец») занимал часть первого этажа обычного (не из дешевых, но и не самого высокого полета) небоскреба на проспекте Чехова. Никакого Порги там никогда не было, и Фарик Абалай назвал так свою контору исключительно в память о любимом дуэте Эллы Фицджералд и Луи Армстронга. Самого же Фарика еще на военной гауптвахте в лихие годы прозвали Хитрым Бесом. Позже прилагательное «хитрый» отпало, остался просто Бес.

– Эй, Фарик, у тебя с вывески букву украли [8]8
  Название мюзикла – «Порги и Бесс».


[Закрыть], – крикнул Стас, заглушая перезвон колокольчика, прикрепленного так, чтоб открываемая дверь его задевала и предупреждала хозяина о появлении в лавке постороннего. Вообще-то это была дежурная шутка, что-то вроде пароля для Стаса и Фарика.

– Стас, почему букву воруют, только когда ты приходишь, а? – хитро улыбаясь, спросил Фарик, вставая из-за темного дерева конторки. Был он смуглым, невысоким, страдал от лишнего веса, голова его была покрыта невероятными какими-то залысинами, он являл собой вымирающий тип очаровательного пройдохи. Фарик коллекционировал довоенные винилы, давал щедрые взятки ответственным чиновникам района и мог сбыть все, что угодно, если возраст этого «всего, что угодно» превышает полвека. В том числе это касалось и оружия. Разумеется, никакой лицензии на торговлю стрелковым оружием, даже антикварным, у Фарика не было.

– Чай? Халва? Или опять по делу? – поинтересовался Фарик, подмигивая Стасу.

– По делу, – усмехнулся Стас, – можешь прикрыть лавку на часок?

– Ай-ай-ай, – покачал головой Фарик, – у старого Беса неприятности?

Помимо чиновников, Фарик давал взятки и Стасу. Правда, не деньгами. В основном тем, что разрешал перед продажей забрать домой и полистать довоенные книги, газетные подшивки, альбомы с вклеенными статьями (была такая мода, что ли?). Но как-то выложил на стол солидную пачку купюр. Стас деньги взял и из гнилой ситуации Фарика вытащил. Стыда по этому поводу не испытывал – он задержал или участвовал в задержании достаточного количества настоящих мерзавцев, чтобы позволить себе увести из-под носа закона одного хорошего, хотя и не всегда честного человека.