Текст книги "Вернадский"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Предвестники катастрофы

В июле 1904 года был убит министр внутренних дел Плеве. Его сменил князь Святополк-Мирский. Он попытался пойти на некоторые уступки и даже хотел официально разрешить съезд «Союза Освобождения». Царь этого не позволил, хотя съезд все-таки состоялся.

Трагический расстрел 9 января 1905 года мирной демонстрации граждан, направлявшихся к Зимнему дворцу, крупные поражения русских войск от японцев под Мукденом и Порт-Артуром, Цусимский бой, в котором погибла значительная часть русского флота, восстание на броненосце «Потемкин» и революционные выступления осенью 1905 года – всё свидетельствовало о скором закате Российской империи.

В эти годы Вернадский постепенно отдалялся от работы в «Союзе Освобождения», превратившемся в конституционнодемократическую партию (по первым двум буквам – «к», «д» – её стали называть кадетской). Его избрали, вместе с С. Ф. Ольденбургом, членом Государственного совета от академии и университетов.

Сложная политическая ситуация в стране, столкновение различных партий и расхождения внутри кадетской партии требовали большой затраты сил, а Вернадский вовсе не был ярым кадетом. Он продолжал общественную деятельность, но политика его не привлекала.

Во время Кровавого воскресенья 9 января погиб талантливый ученик Вернадского Б. А. Лури. Владимир Иванович был огорчён и возмущён. Его либеральные надежды рушились.

В журнале «Полярная звезда» он писал: «Великое народное движение охватило всю Россию. На историческую сцену русского государства выступил народ… И с неслыханной силой выдвинулись вперёд его интересы, его тяготы, его желания. Перед ним дрогнула и поблекла громада старого государственного режима. Вдумываясь в происходящее, я всё сильнее ценю идейное и эстетическое значение социалистического течения».

Правда, в 1893 году он отметил в дневнике, что исходит из «признания значения личности, неприкосновенности свободы», тогда как «социализм основан всегда на подчинении личности благополучию (экономическому) большинства».

Его взгляды об индивидууме и толпе стали меняться. На события 1905 года Вернадский отозвался статьёй «Три решения»:

«В сложной конструкции русской общественной жизни соединились все самые тяжёлые стороны как современного капиталистического строя, так и старинного государственного устройства, где народные массы несут лишь служилое тягло, где они являются рабской безличной основой государственного благополучия.

На русский народ выпала фатальным ходом истории доля двойной тяготы: бесправие, полная подчинённость государству, самые элементарные нарушения права личности, отнятые в пользу государства на чуждые цели… соединились с захватом в пользу меньшинства источников народного богатства с эксплуатацией его труда, тесно связанной с основными условиями современного строя».

Он не разделяет взглядов марксистов на неизбежность революционных переворотов для перехода к новой общественной системе, к новому типу цивилизации. Подобно многим русским демократам либерального толка, он верил, что при всех очевидных недостатках капитализма он прогрессивен для народных масс, интеллигенции, для развития культуры.

Такое мнение складывалось на основе личных наблюдений во время пребывания в наиболее богатых странах Западной Европы, в США и Канаде. Забывалось, что к благополучию эти государства, в отличие от России, пришли за счёт ограбления колоний и зависимых стран, уничтожения многих коренных племён и народов.

Спору нет, власть феодала и самодержца подавляет народ и нередко нарушает права личности. Но многим ли лучше власть банкира и торговца? И в том и в другом случае есть свои достоинства и недостатки. Всё зависит от конкретных исторических условий и конкретных стран. Как известно, большинство капиталистических государств XX века находились в числе наиболее бедных и отсталых, в отличие от социалистических.

Конечно же, догадываться об этом Вернадский или кто-либо иной не мог. Он верно подметил главную беду Российской империи в тот период и смело об этом заявил.

Кстати сказать, почти все марксисты тогда были убеждены, что сначала должна произойти буржуазная революция, достичь расцвета и загнить капитализм и только тогда на смену ему придёт социализм.

(Джек Лондон в романе «Железная пята» высказал другую мысль: правление олигархов приведёт к духовному рабству, когда трудящиеся будут убеждённо служить своим хозяевам, которые будут уверены, что так и должно быть для общего блага.)

… В наше время стало модно превозносить царскую Россию начала XX века как процветающую страну с благородными руководителями и благодарным народом; а что касается революций, то это результат заброса с Запада бацилл революционного брожения. Такое вот наивное и нелепое мнение, навеянное пропагандой.

Спору нет, Российская империя была мощной державой. Но были у неё и серьёзные изъяны, а что касается её руководства, привилегированного верхнего слоя социальной пирамиды, то его характеристику объективно, по собственному опыту и вовсе не с революционных позиций, дал Вернадский.

В 1906 году его кандидатуру от Академии наук и университетов предложили в Государственный совет от Московского университета. Сыну он написал: «Грозит большая опасность попасть в Государственный совет – надеюсь отпарировать… тратить время на дело, может быть, бесполезное – не хочу». Однако ему пришлось дать согласие в надежде на то, что представится возможность принести пользу стране.

Вскоре в частном письме он поделился своими впечатлениями: «В Государственном совете я увидел этих людей, нищих духом, – а в их руках власть». Он мог только обсуждать дела державы и общаться с элитой российского общества. Но ничего сделать не мог: решения принимали другие. Его запись в дневнике 16 августа 1924 года (в Париже):

«Среди молодежи, не видевшей старого режима, происходит его идеализация. Им кажется, что во главе власти стояли люди, бывшие морально и умственно головой выше окружающего… И передо мной промелькнул Государственный совет, где я мог наблюдать отбор «лучших» людей власти.

Внешность была блестящей. Чудный Мариинский дворец, чувство старых традиций во всем строе обихода вплоть до дворецких, разносивших булочки, кофе, чай, на которые набрасывались, как звери, выборные и назначенные члены Государственного совета.

Несомненно, среди них были люди с именами и с большим внутренним содержанием – такие как Витте, Кони, Ковалевский, Таганцев и др. Но не они задавали тон. Не было тех традиций у сановников, здесь собравшихся, какие были в такой красивой форме у дворецких, – не было… ни блеска знания и образования, ни преданности России, ни идеи государственности. В общем, ничтожная и серая, жадная и мелкохищная толпа среди красивого декорума… И это отсутствие содержания сказалось в грозный час.

Помню один разговор с Д. Д. Гриммом, когда мы возвращались из заседания [Госсовета]. Ему больше нас, обычных членов оппозиции, пришлось сталкиваться лично с членами Совета. Он был совершенно потрясен циничным нигилизмом этих людей, которые были готовы пожертвовать всем для того, чтобы «устроить» своих детей, получить лишние деньги… их помыслы все были направлены главным образом в эту сторону».

Может быть, Владимир Иванович был слишком строг? Мысль ученого подчас отстранена от «мелочей жизни». Обратимся к свидетельству известного писателя и незаурядного мыслителя Василия Розанова. На свержение царизма он отозвался так:

«Эта мышка, грызшая нашу монархию, изгрызшая весь смысл ее – была бюрократия. «Старое, затхлое чиновничество». Которое ничего не умело делать и всем мешало делать. Само не жило и всем мешало жить.

Тухлятина.

Протухла. И увлекла в падение свое и монархию».

Ссылка на бюрократию неубедительна. Без чиновников не обходится ни одно государство. Вопрос лишь в том, кто и как их контролирует, какая главная цель их деятельности.

Правительство, напуганное ростом свободомыслия и революционных настроений, решило взять университеты в железные рукавицы. Запретили собрания, а многих студентов отстранили от учебы.

Весной 1911 года полиция разогнала собрание московских студентов. Протестуя против ввода полиции в университет, ректор A.A. Мануйлов, его заместитель и проректор подали в отставку. В знак солидарности к ним присоединилась группа сотрудников. Вернадский, который к этому времени стал экстраординарным академиком, был в их числе.

Двадцать лет он преподавал в стенах Московского университета – в надежных, широченных старинных стенах. Здесь оставались собранные им уникальные коллекции минералов. Прекращала существование Московская школа минералов, одна из лучших в мире.

Этого можно было бы избежать. Но тогда от него потребовался бы особый вид глухоты – глухота к голосу своей совести.

…В Петербурге Владимир Иванович создал минералогическую лабораторию; в его ведение передали минералогическое отделение Геологического музея академии; позже он стал директором Геологического и Минералогического музеев.

Летом 1913 года в качестве вице-президента Вернадский участвовал в XII сессии Международного геологического конгресса, проведенного в Торонто (Канада).

Побывал он на месторождениях никеля, серебра. Впечатление было двойственное: «Здесь поражает энергия достижения своей цели. Та новая техника – американская техника, – которая так много дала человечеству, имеет свою тяжёлую сторону. Здесь мы её видим вовсю. Красивая страна обезображена. Леса выжжены, часть страны – на десятки вёрст – превращена в пустыню: растительность отравлена и выжжена, и всё для достижения одной цели – быстрой добычи никеля».

Эти наблюдения не навели его на мысль, что таков результат научного и технического прогресса, имеющего главной целью – получение выгоды. Хотя в Америке к тому времени было немало мыслителей, осознавших опасность хищнического отношения к природе: натуралист и дипломат Георг Марш, писатель Генри Торо, философ Ральф Эмерсон, поэт Уолт Уитмен. Вернадского интересовала прежде всего наука. У него крепла уверенность, что именно она определяет магистральный путь развития цивилизации.

Поездки по Канаде и США, знакомство с научными учреждениями укрепили его в мысли, что технически и организационно они превосходят лучшие русские лаборатории, но крупными достижениями заокеанские ученые похвастаться не могут. Нам надо перенять их положительный опыт, научиться деловитости.

Он всерьез задумался о реорганизации русской науки. Не только создавать исследовательские институты и лаборатории, оборудованные по последнему слову техники. Надо было, продолжая традиции, заложенные Ломоносовым и Менделеевым, внедрять достижения науки в практику общественной жизни и деятельности.

И тут, как говорится, не было счастья, да несчастье помогло.

В 1914 году началась Первая мировая война – в угаре нарочитого национализма, воинственных речей официальных политиков, многолюдных молебнов, торжественных маршей войск.

Вскоре со всей очевидностью выявилась зависимость русской промышленности от немецкой. Россия испытывала острый недостаток в технике и некоторых видах сырья. Турция, союзник Германии, блокировала южные порты.

Не менее вредили России манипуляции различных деятелей, присваивавших огромные суммы, не умеющих и не желающих работать на страну. Показала свою несостоятельность заржавелая, прогнившая машина самодержавия с его армией чиновников, главным принципом жизни которых было получение максимума благ за минимальный труд.

Вернадскому это было ясно еще десять лет назад, когда он написал: «Горизонт темен, но реакция бессильна – они губят себя и делают лишь ход свободы более страшным!»

Дерзание мысли

Хронологические таблицы представляют жизненный путь линейно: от первой даты (рождение) до последней (смерть). Нетрудно выстроить в ряд перечень путешествий, встреч, выступлений, публикации трудов, событий личной бытовой и трудовой жизни.

Как только дело доходит до жизни духовной, интеллектуальной – главной особенности бытия человека, – такой «генеральной линии» не получается. В сознании и подсознании любого человека причудливо переплетаются разные течения и противотечения мысли, поверхностные и глубинные, как в Мировом океане.

Это тем более характерно для любого крупного мыслителя. Именно таким постепенно становился Вернадский. Он не раз отмечал, что его мозг ведет огромную часть работы бессознательно.

Слушание музыки, чтение книг, беседы, экскурсии не мешали развитию идей, нередко возбуждали разум. Выразить неясно мелькающие, почти неуловимые мысли было не так-то просто. Проходили месяцы, годы, прежде чем некоторые идеи удавалось осознать ясно и воплотить в слова. Мысли вызревали в мозгу постепенно, принимая все более осязаемый вид.

Он вёл несколько научных исследований параллельно. На отдыхе читал «посторонние» книги, главным образом научные и философские. Чтение рождало идеи, которые переплетались с размышлениями, относящимися к специальным научным исследованиям. Происходили своеобразные «умственные синтезы», соединяющие сведения, идеи, методы разных областей знаний и научных дисциплин.

Подобно реакциям в природной химической лаборатории, «мыслительные реакции» не всегда приводили к созданию устойчивых соединений. Но в некоторых случаях результаты синтеза были великолепны.

Первый крупный обобщающий научный труд Вернадский начал писать на рубеже двух веков. Он завершил «Основы кристаллографии». Пришла пора рассчитаться с минералогией.

Со времен Аристотеля – за двадцать два века! – никто не решался пересматривать принципиальные основы минералогии.

Из трех царств природы, систематизированных великим шведским натуралистом Линнеем, – минералы, растения, животные – первое стоит особняком. Растения и животные, как гениально сказал Ж. Кювье, есть вихри атомов. Проявление этих вихрей видно повсюду: в падении листьев, появлении подснежников, рождении животных, полёте осенних семян…

А минералы – окаменелости. Если они меняются, то почти всегда – в течение сотен, тысяч лет. В благоприятных условиях они неизменны. Ничего подобного с живыми организмами не бывает.

Следовательно, задача минералогии, в сравнении с биологией, упрощается: достаточно систематизировать минералы, а затем изучить и описать каждый из них как можно подробнее. Вот и все!

С древности принято было делить минералы на земли, камни, руды. Затем – на камни, цветные камни, плавкие, горючие, драгоценные, мягкие и землистые. Эти первые классификации наметили генеральный путь науки. По нему шли исследования специалистов и накапливался практический опыт народных умельцев, рудознатцев.

В XVIII и XIX веках началось изучение минералов методами физики и химии. Описания минеральных видов стали приближаться к совершенству. А совершенство в науке – тупик. Какой из него выход?

К новой минералогии мысль Вернадского двигалась по нескольким направлениям. Одно было связано с кристаллографией. В частности, с изучением парагенезиса (одновременного образования) минералов, изоморфизма (способности некоторых химических элементов замещать друг друга, образуя как бы твердые кристаллические растворы) и полиморфизма (способности одинаковых по составу минералов кристаллизоваться в разных формах). Эти свойства свидетельствовали об изменчивости минералов и зависимости от окружающей среды.

Другое направление шло по линии общей геологии. Вернадский многократно убеждался, как сильно сказываются на жизни минералов агенты выветривания, деятельность человека.

Почвоведение также предоставляло немало фактов об активных взаимодействиях минералов в столь чуткой изменчивой среде, как почва. Кроме того, давно назрел простой по форме, но сложный по сути вопрос: а что считать минералами? Только ли одни кристаллы?

В начале XX века эти течения мысли Вернадского слились воедино. Ученый приступил к реализации грандиозного замысла. С 1908 года начал выходить отдельными выпусками его «Опыт описательной минералогии».

Название труда выбрано излишне традиционно. Точнее отразить содержание можно так: «Динамическая минералогия».

Вернадский предложил изучать не только продукты химических реакций, идущих в природе, но и сами реакции. Тогда в число минералов следует включить газы и жидкости, участвующие в геохимических синтезах. Необходимо учитывать деятельность человека и живых организмов, а также радиоактивный распад атомов.

«Время есть главный двигатель природных химических процессов», – утверждал он, имея в виду познание истории минералов Земли.

«Опыт описательной минералогии» ожидала трудная судьба. Первый том выходил с 1908 по 1914 год. Работая над вторым томом (до 1922 года), автор одновременно вносил исправления и добавления в первый. Позже он не раз принимался перерабатывать оба тома, но продолжение так и не написал. Грандиозный замысел не был реализован до конца.

Весь труд дошел к нашим дням как произведение величественное, но оставшееся на перекрестке нескольких областей знания. Это научное сочинение подобно великим памятникам античного зодчества или исполинским сооружениям Древнего Египта, отмечающим события эпохальные и не имеющим явного продолжения в истории.

Слишком широк был охват реальности. Творец попытался вложить всю мощь своего разума в творение. И вышло нечто не только величественное, но и отчасти несуразное.

В этой минералогии говорится о строении Земли, о геологической деятельности организмов, человека и природных вод; вдобавок, естественно, о химических и физических свойствах минералов. Предмет минералогии расширялся настолько, что наука превращалась в какую-то иную, более объемлющую область знания.

В сущности, это уже была геохимия – наука, изучающая историю атомов Земли, их перемещение и превращение. И даже сразу несколько её разделов: биогеохимия, радиогеология, геохимия технической деятельности человека, гидрогеохимия и общая геохимия.

Вот какие «продукты расщепления» возникли после ослепительной вспышки «Опыта описательной минералогии». И вновь, как всегда, мысль Вернадского двигалась вперед сразу по всем открывшимся направлениям.

Через шесть лет после начала издания отдельных выпусков «Опыта» написал он, как бы сказать, среднесловие (авторскую реплику, вставленную в середину работы).

«В той форме, как этот труд разросся, – признался он, – боюсь, что мне не удастся довести его до конца, но не хочется уменьшать его размеры и изменять его план. Основной задачей является пересмотр природных химических соединений Земли с точки зрения химических процессов, в ней идущих.

…Я стараюсь выяснить значение человека в генезисе минералов. Эти данные излагаются в историко-технических очерках, которые даются для каждой группы. Мне кажется, что этим путем выясняется любопытная и крупная роль Homo sapiens в химических процессах Земли, которая, насколько знаю, никогда не была сведена в единое целое человеческой мыслью. Другой задачей было – дать, по возможности, полную топографическую минералогию Российской империи».

Глобальная деятельность человечества показана как стихийный природный процесс, истоки которого теряются в глубинах геологической истории. «В общем человек действует в том же направлении, в каком… идет деятельность органического мира. Но с появлением человека деятельность эта получает новые оттенки и совершенно новое направление».

Его интересуют судьбы химических элементов и соединений в человеческой истории. Не забывает он и о другом:

«Еще большее влияние оказывает человек полным изменением лика Земли, которое производится им во все больших и больших размерах по мере развития культуры и распространения влияния культурного человечества. Земная поверхность превращается в города и культурную землю и резко меняет свои химические свойства. Изменяя характер химических процессов и химических продуктов, человек совершает работу космического характера».

Он привел сведения об использовании человеком минеральных ресурсов. Намечал направление дальнейшего использования богатств земных недр. Отметил, что начнется освоение все менее богатых залежей полезных ископаемых. «Тем самым химическая работа человечества неизбежно увеличивается».

В редакторском предисловии ко второму изданию «Опыта» (1955) сказано: «Это первый и единственный подобный труд в мировой литературе. Несмотря на то что эта работа в основном была написана в период до 1908 года и с тех пор ряд принципиальных вопросов минералогии получил новое освещение, эта работа по широте рассматриваемых проблем и обширности привлеченного материала не имеет себе равных в мировой литературе».

Редактор перечислил конкретные научные разработки. Дополнительно можно отметить, что эта работа интересна и в своей научно-исторической части, и в науковедческой, и в научно-философской.

В разделе «Геологическое время и образование минералов» сказано: «Было бы интересной и любопытной темой для теории познания выяснить… неудержимое стремление человеческой мысли искать начало всякого природного явления. Если мысль мирится с понятием бесконечности в смысле отсутствия конца явления, она не может примириться с безначальностью, хотя по существу и то и другое явление одинаково далеки от рационального понимания человеческой мыслью».

Отметил он периодичность образования тех или иных химических соединений в геологической истории… Впрочем, подобные идеи вкраплены в текст повсеместно, подобно тому как некоторые горные породы содержат включения самоцветов. Скажем, замечательный вывод: энергия образования минералов «так или иначе исходит исключительно из Солнца».

Многочисленны дополнения и уточнения автора к опубликованным выпускам «Опыта». При жизни Вернадского эта работа так и не вышла в исправленном виде.

Для него характерны незавершенные работы, начиная с «Основ кристаллографии» и кончая последней – «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения». И это – при исключительной организованности его научной деятельности и самодисциплине! Причина такой ситуации, по-видимому, объясняется постоянной устремленностью ученого к новым исследованиям, поискам и открытиям.

Незавершенность присутствовала в «Опыте» изначально, уже на стадии замысла. Слишком грандиозна была общая идея. Так, для горной системы в поле земного тяготения предопределена наибольшая высота. За переходом некоторого предела высоты любое сооружение начнет расплываться у основания под собственной тяжестью. Или другой пример, из фольклора: ушел в землю Микула Селянинович от непомерной своей силы, желая Землю поднять.

Затрудняли работу и «муки слова». Неоднократно признавался Вернадский, насколько они тяжелы для него.

Такие признания характерны для писателей, поэтов, но не для ученых. Наука все больше превращается в производство информации по типу других производственных процессов. Ученые становятся узкими специалистами. Господствует формализованный, серый научный язык, приспособленный к нуждам отдельных наук.

Вернадский постоянно стремился к синтезу знаний. Язык подобного синтеза оформился на уровне знаний XVIII – начала XIX века. Для естествознания XX века он не был создан. И в этом Вернадский убедился во время работы над «Опытом», который вполне можно назвать «Опытом синтеза знаний на основе минералогии».

Этот труд, в отличие от руин древности (вспомним судьбу Вавилонской башни), доказывает не только тщетность высоких устремлений человека. «Опыт» открыл пути к новым областям знаний. Одно из направлений привело его к созданию учения о биосфере.