Текст книги "Алое Пламя"

Автор книги: Руднева Моргана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Говоря так, он удобно устроился в тени раскидистого дерева и оттуда продолжал свою речь:

– Впрочем, не откажусь я и от фруктов, и даже от сладостей, если таковые окажутся припасены у вас, а когда я наберусь сил и отдохну, как полагается царевичу в изнуряющем его дух и плоть пути, то я снова подниму саблю, и дам тебе такой отпор, какой не дадут и сотни северных шакалов!

– Достойная речь, о, гордый цветок южных садов! – Джамарана рассмеялась его словам, но чашу чистой водой наполнила и действительно поднесла ее к губам царевича. Ардлет пил жадно, и одной чаши не хватило, чтобы удовлетворить его жажду, но Джамарана запретила ему большее:

– Послушай меня. Ты устал и не привык еще к такому ритму, но скоро он станет для тебя обычным. Не пей же много – выпитая тобой вода покинет тебя через пот и слезы, и ты останешься ни с чем. Выжди немного, дай своему телу сладить с теми необратимыми изменениями, которые с тобой случились.

– О каких изменениях ведешь ты речь?

– Ты станешь другим. Ты уже начал становиться другим. Мужчиной, если хочешь знать мое мнение. Ты станешь сильнее, выносливее, быстрее, и с тобой мало кто сможет сравниться – когда-нибудь. Поверь мне, я видела в своей жизни тысячу тысяч воинов, и я знаю, о чем говорю. И вместе с твоим телом станет крепче и твоя душа. А теперь отдыхай, царевич, поскольку ты стоишь сейчас лишь в начале очень долгого пути.

Джамарана отошла от царевича, а на место ее тут же уселся Рашта.

– Я подумал, о, мой великолепный повелитель, что ты захочешь чего-нибудь поесть, но Джамарана строго запретила кормить тебя мясом и тяжелой пищей. Поэтому я принес суп.

– И будешь сам кормить меня? – слабо улыбнулся царевич Ардлет, чувствуя, что руки горят огнем. Мысль о том, сколько усилий придется приложить, чтобы только принять пиалу с супом, опалила огнем и его усталый разум.

– Отчего же не покормить? – широко улыбнулся Рашта и взял в руки ложку.

Так и повелось следующие дни, за которыми следовали другие дни, и следующие дни, так похожие один на другой. Царевич Ардлет и его верный слуга Рашта, в сопровождении Джамараны и ее разбойников, продвигались к краю Белой пустыни, прячась в оазисах от палящего солнца.

– Спасибо тебе, Джамарана, – не раз говорил ей Рашта, нежась в тени возле прохладного водоема, – мы никогда не нашли бы эти пути среди барханов, и эти оазисы не смогли бы дарить нам свою прохладу. Не встреть мы тебя, тяжко бы нам пришлось! А ведь ты учишь моего царевича сражаться… Посмотри, как он возмужал за это время! Уже и не узнать того тонкого юношу, похожего на цветок магнолии, которого я вызвался сопровождать в опасном и почти безнадежном странствии!

И Джамарана соглашалась с ним и проводила с ним времени больше, пожалуй, чем полагалось для дела, но не было здесь никого, кто осмелился бы указать ей, как и где ей полагается вкушать отдых.

Царевич Ардлет же старательно постигал секреты мастерства, и меч в его руках постепенно превращался в страшное оружие. Кожа его загорела, в движениях появилась отточенная, тигриная грация, а в его огромных выразительных глазах чаще слез стала блестеть сталь. Грациознее и прекраснее его по-прежнему не было никого на свете, и Джамарана соглашалась с Раштой, что не сыскать ему теперь равных ни в танце, ни в мастерстве владения оружием. Царевич постигал все с невероятной скоростью, словно припал, наконец, к источнику, иссушаемый жаждой. Несмотря на то что все тело его страдало после тренировок и длительных переходов, счастье и восторг, наполнявшие его душу, позволяли ему снова и снова самому подниматься с рассветом и будить чутко спящую Джамарану. А иногда он не решался ее будить и занимался самостоятельно, представляя противника перед собой внутренним взором. В такие минуты оставался он наедине с собой, обнаженный и чистый, и настолько захлестывали его эти новые грани его самого, открывавшиеся ему с первыми лучами солнца, что он все чаще вставал еще до рассвета. Потому и видел многое из того, что должно было оставаться скрытым, и не знал по неопытности своей, что же ему теперь делать.

Не выдержав, отозвал царевич слугу своего Рашту к водоему и заговорил с ним так:

– Скажи мне, о, драгоценный мой Рашта, откроешь ли ты мне, своему господину и повелителю, тайны своего сердца?

– Нет у меня ни единой тайны от моего господина и повелителя, – решительно возразил Рашта, но темные глаза его отчего-то хранили печаль.

– Я вижу тоску в твоем взгляде, мой милый Рашта, и не было той тоски, пока не встретились мы с разбойниками. – Ардлет накрыл рукой руку Рашты: – Послушай, друг мой, я встаю теперь до рассвета, оттого вижу многое, что должно было остаться скрытым хотя бы и от моих глаз. Но я видел то, что видели мои глаза, и слышал то, что слышали мои уши. Скажи мне, Рашта, любишь ли ты дикую разбойницу Джамарану?

– Сам ведь знаешь на то ответ, господин мой! – резко ответил Рашта, но смягчил свой голос, обуздав свои чувства. – Я люблю Джамарану, и нет во мне сил это скрывать. Ведь не впервые мы встретились в этом странствии; доводилось нам и раньше подолгу проводить время вместе, и давал я ей опрометчивые обещания, что вернусь за ней, увезу в каменностенный город и стану ей верным мужем. Мы были совсем детьми, и глупо было бы судить нас за это. И я вспоминал о ней потом, когда меня оставили во дворце служить тебе, и думал, что никогда не смогу ее найти. Я-то думал, что стану, как отец, путешественником и покорителем пустынь и морей, а оказался заперт в четырех стенах. Я смирился с тем, что всю жизнь проведу рядом с тобой, мой царевич, и жизнь эта была бы прекрасна и восхитительна. Но вот все изменилось, и мы с тобой – странники и покорители пустыни, как я всегда мечтал, и находит нас среди барханов именно она – еще более прекрасная, еще более удивительная, чем та, о которой я вспоминал. И представляешь, она ведь тоже помнила меня все это время! И ждала. И получается, я не нарушил обещания и вернулся за ней!

– Вот только что теперь ты будешь делать? – мягко спросил Ардлет. – Я пока не царь, а мой отец не позволит тебе привести во дворец разбойницу, которой запрещен вход в любые города?

– Я не знаю, – вздохнул Рашта, – но знаю, что в городе ей не место. Она дышит свободой, для нее дорог весь мир, ковром стелющийся ей под ноги. Если бы я мог остаться с ней…

– Так останься, – вдруг сказал царевич Ардлет и сам поразился словам, которые слетели с его губ, – ведь это же и твоя мечта тоже. Это – тот мир, о котором ты мечтал. Разве Рашта, которого я знаю – которого я узнал в дороге! – разве этот Рашта хочет всю жизнь разыгрывать влиятельных гостей, меняясь местами с царевичем, танцевать на пирах и праздниках и бродить без цели по цветущему саду? Тебя слишком много для этого, Рашта, тебя ждет весь мир – и женщина, вместе с которой ты этот мир обретешь!

– Ты… отпускаешь меня, господин? – неверяще прошептал Рашта, и мир в его душе встал с ног на голову, а потом опрокинулся обратно.

– Отпускаю, – улыбнулся царевич той улыбкой, которая сводила с ума каждого, кто отваживался на него взглянуть – настолько нежной и светлой она была. Но глаза его были серьезны и лишены лукавства. – Хотя без тебя мне будет тоскливо и тошно. Я только прошу: сопроводи меня до страны Эшиа. А после, месяц спустя, жди в том месте, где нам предстоит расстаться, жди со своей женой и вашими разбойниками, чтобы помочь мне вернуться обратно в мою страну. Сделаешь ты это для меня, верный мой Рашта?

– Это самое меньшее из того, что я могу для тебя сделать, господин мой и повелитель, – упал перед ним на колени Рашта. – Я служил царевичу… Но вижу сейчас перед собой великого царя, ибо такое благородство и щедрость поистине царские, и только царь способен преподнести столь щедрый дар – свободу!

– Свободу… – прошептал Ардлет словно самому себе, а потом протянул руки и поднял Рашту с колен.

– Иди к ней, – велел он. – Иди к ней и объяви, что сегодня вечером мы остаемся здесь. Мы празднуем!

И что это было за празднество! Прекрасное и странное. Наверное, ничего более странного и прекрасного не доводилось еще видеть ни одному существу на свете, и даже солнце и луна могли бы об этом поспорить! Посреди оазиса развели большой костер, разворошили все припасы, чтобы сделать из походного ужина праздничный, а вино в тот вечер просто лилось рекой. Царевич Ардлет помог из всего, что нашлось под рукой – шелковых платков, цветов и золотых монет – собрать свадебный наряд для разбойницы, и украсил Рашту собственными браслетами, из тех, которые вез с собой.

Как царевич, как тот, кто в будущем мог стать и царем, решился Ардлет провести странную и волнующую церемонию под усыпанным крупными алмазами звезд небом, и разбойники плакали, когда Рашта целовал свою заново обретенную Джамарану, и отворачивались друг от друга в отблесках костра, чтобы не выдать слабости своей. Кое-кто из разбойников роптал сначала, опасаясь, что нахальный юнец увезет их Джамарану в душный и опасный город, но их скоро убедили в обратном. А Рашта, с его легким и смирным характером, быстро пришелся по душе подавляющему большинству в шайке.

Царевич с легкой грустью смотрел на него и думал, что это был единственный правильный шаг с его стороны, ибо не в его праве было решать, чье сердце будет разбито, а чье – нет, и если кто-то может оказаться свободен, так тому и быть. Чужая свобода всегда была важна для принца.

Он всегда выпускал из клеток дорогих, ярких, изумительных по красоте птиц, которые жили при дворе царя Айнар.

– Поведай мне, о воинственная Джамарана, отчего ты и разбойники твои никогда не упоминаете имя создателя нашего, единого светлейшего бога Ар-Лахада? – спросил царевич Ардлет, когда несколько дней пути спустя вновь очутились они в огромном оазисе, и вкусили вина из разбойничьих запасов.

– О, придержи язык за зубами, несносный мальчишка! – возмутилась Джамарана. – Ведь ясно же и глупому ослу, что если о чем-то не говорит никто вокруг, так и тебе говорить не стоит!

– Но отчего же?

– Ууу, накличешь ты на нас беду рано или поздно! Сказано тебе – молчать, а ты продолжаешь…

– Но я хочу знать! Не бывает запретов ради запретов.

– Ты так уверен в этом?

– Да.

– Милая моя Джамарана, царевич въедлив, как кислота, и точно не отстанет теперь от тебя, пока не получит ответ, – рассмеялся Рашта. – Лучше тебе дать ему ответ сейчас, а не то он и правда будет говорить без остановки.

– Звучит как проклятие, – вздрогнула разбойница. – Ну, слушай. Как и в любой загадке, которая кажется неразрешимой и сложной, ответ здесь лежит на поверхности. Мы разбойники, прекрасный царевич, мы шакалы пустыни, мы грабим, убиваем и насилуем, и, конечно, нас очень не любят купцы и другие путешественники, желающие мирно перебраться через занесенную песками пустыню…

Царевич Ардлет рассмеялся было, но смех его никто не разделил. Джамарана смотрела серьезно и прямо.

– Мы стали твоими друзьями и поддержали тебя, царевич, но случилось это оттого, что рядом с тобой был Рашта, и Рашта заступился за тебя, и узнал меня, и я узнала его. Не случись этого, вы дорого заплатили бы за встречу с нами, поскольку были легкой добычей, и желанной добычей, и большая редкость для нас – встретить таких путников. Среди купцов, послов и беглецов нет Рашты. Но среди них есть те, у которых с собой дорогие ножи, богатая одежда, золотые монеты… Мы живем ради этой наживы. Мы подчинили себе пустыню, но мы сторонимся городов, потому что в городах на нас смотрят люди. Люди, подобные тебе, решающие судьбы других людей. Нас всех колесуют, если на нас упадет взгляд таких людей. Но есть тот, кто выше любого человека. Ты называешь его так, как называешь. Другие называют его иначе. От этого не меняется его суть, не меняется его важность, и могущество его от этого не становится меньше. Наоборот, чем больше у него имен, тем сильнее он становится. Ведь когда он создавал наш мир, у него и вовсе не было имени. Говорят, что он все видит. Мы не хотим, чтобы он видел нас. Мы – единство этой пустыни, и мы не называем его по имени, ни с благодарностью не взываем к нему, ни с проклятиями. И пока это так, нас не существует для него. Но если он обратит на нас свой взгляд, если прознает о нашем существовании – он растерзает нас, безжалостный и всемогущий.

– Вот оно что… – царевич Ардлет поднял на разбойницу растерянный взгляд. – Я никогда не думал о подобном в таком ключе… Если честно, то я вообще не думал никогда о… В смысле, это ведь просто фигура речи – что благодарность, что проклятие…

– Глупый мальчишка! А говорят, что во дворцах дают образование!

– Образование дают, Джамарана, – примиряюще улыбнулся Рашта. – Наш царевич обучен читать и писать и разбирается в искусстве и науках. Но делами бога занимаются жрецы, а дело царя – содержать храм в порядке. Царь раз в год является в храм, на Великий Праздник, просить бога о процветании своей страны. Царевичи же вовсе не обязаны сопровождать его.

– Мой брат Эймир сопровождает отца на Великий Праздник, поскольку станет царем после него, – вздохнул царевич, согревая в ладонях чашу с вином. – Но Рашта прав: это не обязанность его, а лишь желание. Мне же этот праздник не по нраву: нет места танцам, нет места веселому пению, и музыкантам тоже нечем заняться. Это не праздник для народа и не праздник для души – только жрецы и получают удовольствие от этого… Никогда не общался со жрецами.

– Как и я, – фыркнул Рашта. – Они надменные и какие-то странные все. Это дело царя.

– А ты уверен, что никогда не станешь царем? – вдруг спросила Джамарана, цепко ухватив взгляд Ардлета, в котором вдруг появилась непрошенная растерянность. – Ты – уверен?… Мне кажется, ты слишком мало себя ценишь, царевич.

– Конечно же я уверен! – щеки юноши, истерзанные беспощадно палящим солнцем, отчаянно зарделись. – Я третий сын своего отца. Передо мной есть царевич Эймир и царевич Хайет. И даже Хайет прекрасно осознает, что трон страны Айнар не ему достанется. Что до меня, то мной и не занимались особенно, зная, что трона мне никогда не видать.

– Зачем твоему отцу тогда столько сыновей? – усмехнулась Джамарана.

– Затем, что если погибнет Эймир, у него будут еще два брата. Разумная предосторожность, но не необходимость, – пояснил Рашта.

– Ну хорошо, твой брат Эймир станет царем, так? Возьмет себе жену, родит еще кучу сыновей… А вы со вторым братом что должны делать?

– Хайет был воспитан как посол. И он справляется со своим делом превосходно. Он мягок и тактичен, влиятелен и обладает сокрушительным очарованием.

– А ты? – взгляд Джамараны вспыхнул лукавыми искорками.

– Царевич Ардлет – украшение страны, – промурлыкал Рашта.

– Это так, – развел руками Ардлет, – украшение, не больше. Создан для услады глаз моего возлюбленного отца и драгоценных братьев. Песни мои вселяют им радость в сердца, танцы мои успокаивают их истерзанные заботами о народе души…

– И ты уверен, что никогда не станешь царем?

– Да, я уверен в этом.

– Так же уверен, как в том, что не станешь никогда послом?

Царевич Ардлет растерянно взмахнул ресницами.

– И правда, – вдруг посерьезнел Рашта. – С Хайетом случилась беда. Непредсказуемая, внезапная… Мы не можем знать свои судьбы, мой царевич. Если ты станешь царем… Если даже не страны Айнар – другой страны. Ты ведь можешь жениться. Может произойти что угодно… Будешь ли ты к этому готов?

– Никогда я не думал о таком, Рашта! И не готов думать…

– Не мешало бы уже начать, – похлопала его по плечу мудрая Джамарана. – Прежде чем задавать неуместные и опасные вопросы другим, попробуй это на себе.

– Ты коварна!

– Я женщина, а к тому же и разбойница. Чего еще ты ждешь от меня?

– Я начинаю переживать за Рашту, – со смехом проговорил ей в спину царевич. – Вино совсем остыло. Разожги заново огонь.

Внешне царевич Ардлет оставался спокойным и умиротворенным и наслаждался вечером спокойствия в благодатном оазисе, но что-то затронули в его душе слова остроязыкой Джамараны. Снова и снова повторял он про себя их разговор и недоумевал, и удивлялся, и спрашивал себя: как же вышло так, что стал он вдруг послом, и вынужден будет вести разговор о вещах, в которых ничего не смыслит, с человеком, который ему неприятен? И как при этом держать себя, и что делать – не был он этому обучен. Конечно, многие уловки знал царевич, многие хитрости, но относились они все к обольщению да к веселью, но не к дипломатии и прочим серьезным вещам. А ведь царь Айнар упирал на то, сколь важен ему союз с Эшиа, сколь дорожит он тесной дружбой их стран, и сколь серьезна миссия, возложенная на Ардлета. В письме же, выданном ему как сопроводительное, ни слова не было о том, как подобает ему себя вести, что говорить и что делать. Там только было сказано, что податель сего есть тот, кем себя называет, и о болезни царевича Хайета, ожидаемого, было упомянуто, как и полагалось в подобных письмах. Но иных советов не было ему выдано. Сам же Хайет написал какое-то тайное, личное письмо, запечатал личной печатью и подложил к официальным бумагам.

Как может вчерашняя райская певчая птичка в один миг стать коршуном? Как может человек, никогда не помышлявший ни о чем подобном, необученный и растерянный, выстоять против хитрого и умного царя, славящегося своими победами на любом поле битвы.

Все это время Ардлета гнала в путь радость свободы, несокрушимая уверенность в собственной удачливости и неуязвимости. Все беды и болезни обошли его стороной, у него появились союзники и проводники, и до границы царства Эшиа оставалось совсем немного.

И червь сомнения закрался в чистое сердце царевича.

Но душевные терзания оставались скрыты в его душе, за очаровательной улыбкой и чистым взглядом никто не мог бы прочесть его смятения.

– Что мне делать? – вопрошал он небеса, скрывшись в тени густых зарослей. Звезды молчали в ответ – не дано было царевичу Ардлету читать в их сиянии свою судьбу. Быть может, изучи он это искусство, иначе бы сложилась его жизнь, но в тишине небес он слышал только тишину. И в стрёкоте цикад – лишь стрёкот цикад. И в плеске ручья слышался ему лишь плеск ручья.

И сон его той ночью был беспокоен и тревожен, и видел он во сне стаю птиц с неземной красоты оперением, и взлетали они к востоку, откуда вставало карминовое солнце, но прутья из чистого золота вставали на их пути. И сон этот повторялся снова и снова, пока не забрезжил рассвет, и утром вновь продолжили они свой путь.

– Совсем недолго осталось, мой господин и повелитель, – улыбнулся Рашта, вглядываясь в горизонт. Ардлет вздохнул.

– Скоро наше путешествие подойдет к концу, и это ознаменует наше расставание, мой Рашта. Рад ли ты своей свободе?

– Я рад, мой повелитель, пусть и довелось мне пока вкусить совсем немного от этого плода.

– Перестань тогда называть меня «повелителем», хорошо?

– Это сложно.... и как тогда называть мне тебя?

– У меня есть имя, в конце концов! – темные глаза Ардлета полыхнули огнем. – Называй меня моим именем.

– Ардлет.

– Именно так, милый мой Рашта.

– Мне будет сложно привыкнуть к этому… царевич, – со всей возможной покорностью в голосе проговорил Рашта, – но я буду очень стараться.

Царевич Ардлет улыбнулся ему так мягко, как только позволили ему душевные силы.

Прекрасная Джамарана подошла к ним неслышно, подобно львице в пустынном мареве, и положила руку на плечо Раште.

– Вот мы и приблизились к границам страны Эшиа, – сказала она, глядя в лицо Ардлету. Тот смутился от этого взгляда, посмотрел вперед и вверх, но ничего, кроме рдяного полуденного неба да бесконечности беспощадных песков не увидели его глаза.

– Я ничего не вижу, Джамарана, – хрипло ответил он. – Уверена ли ты, что не сбились мы с пути, можешь ли ты поклясться мне в этом?

– Незачем мне клясться тебе, о изнеженный цветок белокаменных оранжерей! – Джамарана расхохоталась, запрокинув голову к небу. – Да будет известно тебе, что знаю я эти места лучше, чем ты – линии на собственных ладонях! Страна Эшиа начинается сразу за теми барханами, но до нее сутки пути – по чистой, ничем не защищенной местности; и нет там ни одного укрытия, ни единого оазиса, а только безумные миражи готовят ловушку для заблудившегося путника! Мои люди не последуют за тобой туда, царевич, ибо гибелью это может обернуться для них. У царя Эшиа меткие стрелки, востроглазые, точные! Пробовали уже однажды мы подступиться к ним, больше уж не пожелаем! И не забудь украсить плечи драгоценным своим плащом, который ты столь предусмотрительно взял с собой, о юный цветок, проросший к солнцу сквозь беспощадные пески Белой пустыни! Возможно, увидев, как свет играет на благородных рубинах в золотых застежках, как стелется по ветру тяжелый шелк, воинственная стража царя Эшиа опустит мечи и луки и снизойдет до вопроса к тебе: кто ты такой?

– Но мы не можем отпустить господина моего Ардлета одного! – вспылил Рашта, увидев, с какой растерянностью обратил к нему взор царевич. – Мы обещали сопроводить его до границ, о душа моего тела!

– Это и есть граница, я утверждаю!