Текст книги "Пьянящий запах свежего сена"

Автор книги: Руди Штраль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Ангелика. Кажется, нет.

Маттес. Тебе бы понравилось! (Медленно поднимается еще на ступеньку, еще на одну.)

За окном начинает петь соловей.

Ангелика (восторженно). Соловей!

Маттес (про себя). Этого еще не хватало!

Ангелика. Послушай же!

Маттес. Да знаю я его. Каждую ночь свистит. В это же время. Ну так…

Ангелика. Маттес…

Маттес (останавливается). Да?

Ангелика. Что мы будем делать с этим, из Рима?

Маттес. Он уже спит.

Ангелика. Я имею в виду – завтра. (Совсем расстроенно.) Ах, Маттес, зачем ты только во все это впутался?

Маттес. Во что?

Ангелика (всхлипывает). В это, метафизическое. Эти твои дурацкие колдовские штучки!

Маттес (спускается вниз, обнимает ее). Успокойся. Не так все страшно. (Подводит ее к кровати.) Ложись и спи спокойно. Доброй ночи. (Опять идет к лестнице.)

Ангелика. Маттес!

Маттес. Да?

Ангелика (нерешительно). Скажи, сено и вправду так пахнет?

Маттес. Неописуемо! (С надеждой.) Может, ты хочешь…

Ангелика. Да, очень! (Подходит к лестнице и быстро забирается наверх.)

Маттес. Ты будешь в восторге. (Хочет подняться к ней.)

Ангелика (останавливается). Но только я одна!

Маттес. Да ведь там, наверху, хватит места для нас обоих!

Ангелика. А внизу – для тебя одного! Завтра с утра ты должен встать со свежей головой. Спокойной ночи! (Исчезает, захлопнув крышку люка.)

Авантюро (приподнимается на постели, испуганно). Что, снова гром?

Маттес (разочарованно). Нет, к сожалению. (Ложится в кровать.)

Авантюро. Возблагодарим господа! Пусть соловей нам ночью пропоет, а жаворонок утром нас разбудит!

4

На следующее утро. Диван пуст. На кровати кто-то спит – видны только его ступни и слышен храп. Зрители вначале не должны догадываться, что в кровати – Авантюро. Об этом не догадывается и Ангелика, которая тихо спускается но лестнице. Бросает на спящего гневно-нежный взгляд и на цыпочках выходит из чулана. В комнате она достает из сумки полотенце и умывальные принадлежности и уже собирается выйти во двор, но тут обнаруживает, что диван пуст. Всплеснув руками, она бежит обратно в чулан.

Ангелика. Просыпайся! Он уехал! (Наклоняется к спящему, целует его в ухо. Радостно.) Слышишь? Он испарился! Добровольно!

Авантюро (приподнимается). Не совсем добровольно. Его увела дама по имени Лидия.

Ангелика (удивлена, шокирована и видом его, и словами). Как же так?..

Авантюро. В автоматическую доилку попала молния, и теперь две тысячи триста пятьдесят четыре коровы нужно выдоить вручную. И, очевидно, наш друг Маттес – единственный, кто это еще умеет.

Ангелика. Но не сможет же он выдоить все две тысячи триста пятьдесят четыре…

Авантюро. Нет. Но он проведет ускоренный курс обучения бригады дояров. Да, я должен объяснить, почему я здесь, в кровати. Когда за ним пришли, я как раз свалился с дивана, и он был так любезен… Кстати: мне не показалось, что вы меня поцеловали?

Ангелика. Я перепутала. Извините.

Авантюро. Что вы. Было очень приятно! Правда, этот грех мне придется теперь замаливать. (Вздыхает.) Ах, если б мы уже отказались от этого целибата! Тогда даже сам святой отец занял бы другую позицию по отношению к поцелую. Но я, видно, до этого не доживу.

Ангелика (бездумно). Тогда, быть может, ваши дети?

Авантюро. Что-что?

Ангелика. Я имела в виду… Ну, не ваши собственные… Мы ведь всегда говорим о детях… Когда думаем о будущем…

Авантюро. И покраснели. Вам очень идет.

Пастор (бодро вышагивая по двору, направляется к двери и вдруг видит обоих в окне. Задерживается на минутку, возмущенно). Ах ты, гром тебя разрази!

Авантюро(не замечая его). Как вам спалось?

Ангелика. Хорошо, спасибо. Хоть этот свежий, пьянящий запах сена… То есть сено свежего запаха… Ерунда какая-то: этот запах пьянящей свежести… (Изумленно.) Запуталась! Суну-ка я лучше голову под воду. (Выбегает, однако, в дверь, ведущую на улицу.)

Авантюро (смотрит ей вслед, про себя – не замечая, что в это время входит Рабгосподень). Чуу-у-дное существо. Она могла бы быть в ордене «Пламенных сердец Иисуса». Нет, лучше не в таком строгом. Может, урсулинкой? Да, именно урсулинкой: затаенная женственность на разумно-догматической основе. (Встает.) Впрочем, о чем это ты, Ромео? Такие чудеса не в твоей компетенции.

Пастор (яростно). Да уж, видит бог! Имейте в виду, здесь вам не порезвиться! Здесь царит социалистическая мораль!

Авантюро. Браво, коллега. Но я сам призвал себя к порядку – нотабене, речь идет всего-навсего о маленьком, хотя и предосудительном грехе. Для командированных по особо важным поручениям – не стоит и упоминания. Так чем же, друг мой, могу я быть полезен вам?

Пастор. Вы – мне?

Авантюро. Простите мне невольную ошибку. Действительно, скорее вы могли бы мне помочь…

Пастор. Еще чего! (В праведном гневе.) Я знаю, зачем вы здесь! Потому что сапожник Цибулка написал письмо папе! Но знали бы вы, куда он только не пишет! В Окружной совет, в еженедельник «Вохен-пост», в Союз немецких женщин, в Совет министров, в ООН… Просьбы, жалобы, рацпредложения и так далее. И все из-за того, что ему делать нечего! Кто сейчас заказывает новые подметки у сапожника – кроме меня?

Авантюро (смиренно). Я, уважаемый. (Предъявляет свои дырявые ботинки.) Удостоверьтесь, каково жалкое состояние смиренного нашего сословия… Потому-то я и направлюсь к нему сейчас же, если позволите.

Пастор. Пожалуйста – он ведь ваш человек. (Ворчливо.) Но я не потерплю, чтобы вы смущали моих подопечных! Маттеса, к примеру.

Авантюро. Пардон, он ведь неверующий? Даже, кажется, атеист?

Пастор. Ну и что? Во всяком случае, я его крестил и…

Авантюро. И?

Пастор. И разделяю с ним его душевные невзгоды.

Авантюро. Интересно. А что сказала бы на это канцелярия епископа?

Пастор. Вот уж это-то вас не касается! И вообще, что за допрос? Опять инквизицию хотите ввести? Со мной этот номер не пройдет! И нам ваши католические чудеса не нужны. Мы их не признаем! Вон, можете его почитать! (Он показывает на портрет Карла Маркса.)

Ангелика (входит в комнату, недоверчиво). Кого почитать?

Пастор (возмущенно). Это вы меня спрашиваете, товарищ?

Ангелика (так же). Я вам не товарищ!

Авантюро. Позвольте мне тем временем заняться моим утренним туалетом. (Уходит.)

Пастор (передразнивает его). Фу-ты ну-ты! «Заняться утренним туалетом»… Римский выскочка! Не понимаю, почему Маттес не выгонит его взашей?

Ангелика. Это его дело.

Пастор. А вы постыдились бы любезничать с этим типом, да еще и полуголой!

Ангелика. Кто это любезничал?

Пастор. Я собственными глазами видел! (Показывает на окно.) Десять лет назад вам бы влепили строгий выговор по партийной линии! Так ведь?

Ангелика. Я… не собираюсь дискутировать с вами по этому поводу!

Пастор. Да поймите наконец, что здесь может натворить этот иезуит! Если мы не будем дьявольски осторожными, он превратит Труцлафф во второй Лурд[1]1
  Город на юге Франции, место паломничества католиков. По преданию, в 1858 году жительнице Лурда явилась Богородица. – Здесь и далее примечания переводчиков.


[Закрыть] – с миллионами паломников, и это при нашем-то жалком деревенском снабжении!

Ангелика (из чувства противоречия). Ну, обороту бы это не повредило.

Пастор (с недоумением смотрит на нее). Скажите, вы действительно из обкома? Почему у вас такая соглашательская позиция? (Внезапно решается.) Я сам позвоню Хаушильду!

Он снимает трубку, набирает номер. Доносится рев мотоцикла. Ангелика с надеждой смотрит в окно. Мотоцикл останавливается. В окно заглядывает Лидия.

Лидия. Доброе утро. Я заехала только передать, что Матти вернется попозже.

Ангелика. Он что, все-таки сам доит?

Лидия (весело). Нет, успокаивает коров. Психологически. Они чуть с ума не сошли – их ведь ни разу вручную не доили. И дояры никуда не годятся. Но Матти уж как-нибудь справится.

Пастор (стучит по телефонному рычагу). Алло! Алло!

Лидия. Не трудитесь понапрасну, пастор. Вся линия молчит.

Пастор. Вся партийная линия? Невероятно! (Опять стучит по рычагу.) Алло! Алло!

Лидия (Ангелике). Ах да, вот немного молока. (Ставит на подоконник бидон.) Приготовь себе и гостю что-нибудь на завтрак. Сможешь? А не то я быстренько…

Ангелика. Нет-нет, я сама. Я умею!

Лидия. Ну, тогда я помчалась.

Пастор. Погоди, Лидия! Я с тобой. Мне нужно с Маттесом потолковать. (Ангелике.) А вы держите себя в руках!

Ангелика. В каком смысле?

Пастор. В смысле этого – этого Ромео! (Уходит.)

Авантюро (входит уже одетый). Прекрасный день! Воздух так свеж и чист! А наш брат должен работать…

Ангелика (поспешно). Может, вы лучше пойдете со мной купаться?

Авантюро. Конечно! С величайшим бы удовольствием! Но меня зовет мой долг, мой сан, моя важная миссия…

Лидия (снаружи, заводит мотоцикл). Держитесь покрепче, господин пастор!

Пастор. За что, черт возьми!

Лидия. За меня! Ухватите меня покрепче за талию!

Авантюро(выглядывает в окно). Лучше всего бы мне прямо сейчас прокатиться в деревню!

Ангелика. Позавтракайте сначала!

Авантюро. С вами? С удовольствием!

Ангелика уходит на кухню. Слышен шум отъезжающего мотоцикла. Авантюро смотрит Лидии вслед. Ангелика гремит посудой, ставит на плиту сковородку.

Мне, пожалуйста, яиц не надо. Только немного хлеба, масла и мармелада, если можно.

Ангелика. Конечно, можно. (Снимает сковородку с плиты.) У меня тоже нет аппетита. (Входит с подносом и накрывает на стол.) Пожалуйста. Садитесь.

Авантюро. После вас, милая барышня. Кстати, я уже говорил вам, что вы снова выглядите восхитительно?

Ангелика (садится, равнодушно). Нет. Да и не стоит. Приятного аппетита.

Авантюро. Спасибо, вам также. (Начинает с аппетитом есть.)

Ангелика (нерешительно). А что… что, собственно, вы делаете – я имею в виду, на вашей работе?

Авантюро. Смотря по обстоятельствам. Сначала пытаюсь установить, что лежит в основе данного случая. Или что стало причиной ему – может быть, заблуждение, а может, коварный обман. В первом случае я разъясняю заблудшему величие истинного чуда, милосердно призываю его к скромности, дарю ему портрет святого, который творил чудеса в подобной же области. (Вынимает две-три иконки.) Вот ассортимент самых распространенных чудес.

Ангелика (рассматривает иконки с плохо скрываемым отвращением). Очень как-то пестро.

Авантюро. Зато доходчиво. Чернь любит пестроту. Конечно, подобного обращения заслуживает лишь тот, кто чистосердечно кается в своем грехе, ведь он впредь должен рассматривать себя именно как грешника. Кроме того, он должен поклясться всегда смиренно преклоняться перед догмами нашей святой матери-церкви.

Ангелика (передернув плечами). Лучше… расскажите лучше, что вы делаете во втором случае.

Авантюро. Во втором случае я обязан действовать с примерной жестокостью. Уличив обманщика, разоблачаю его перед всей общественностью и при всех срываю с него маску! Кроме того, возбуждаю против него дело об отлучении от церкви.

Ангелика. А если он вообще не вашей веры?

Авантюро. Тогда он тем более вредит ей, нашей вере, и потому я просто обязан мобилизовать против него все общественные инстанции, дабы восстановить справедливость. Вряд ли сыщется хоть один прокурор, который в данном случае не найдет юридических доказательств вины. За это можно получить два-три года, очень редко – условно. И практически никогда не выносится оправдательный приговор.

Ангелика. Ужасно!

Авантюро. Это всего лишь справедливо.

Ангелика. А если он делает это не нарочно?

Авантюро. То есть как?

Ангелика. Ну, может… может, человек делает это так, шутки ради?

Авантюро. Я подхожу к этому со служебной меркой. Мне не до шуток.

Ангелика. Или, бывает, это делают лишь потому, что люди этого ждут.

Авантюро. Разве люди ждут друг от друга чудес?

Ангелика (ревностно). У нас – от каждого!

Авантюро. Да. В спорте. В труде. И тому подобное. Видите, я основательно вас изучил. Но что касается настоящих чудес…

Ангелика. Стоп! (Взволнованно.) Что касается настоящих чудес… А что, если речь идет именно о них?

Авантюро. Вы смеетесь надо мной, милая барышня? Ведь вы, по-моему, простите, член партии?

Ангелика. Я – философ, обществовед!

Авантюро. Тогда мы опустим ваше восклицание. Для обществоведов настоящих чудес не существует.

Ангелика (в отчаянии). Но если мы чисто гипотетически предположим?

Авантюро. Нет! (Раздосадованно.) Бога ради, не мучайте меня! Я тоже всего-навсего человек.

Ангелика. Ну и что?

Авантюро. Я точно так же подвержен надежде, как и любой простой смертный… И не лишен профессионального честолюбия…

Ангелика. Да-а-а?

Авантюро. Вот уже семь лет я езжу напрасно! Каждый раз я полон надежд и каждый раз пожинаю разочарования. Мне встречаются только несчастные сумасшедшие или шарлатаны. Я сомневаюсь в пользе моей миссии и, что хуже всего…

Ангелика (осторожно). Что хуже всего?

Авантюро. Я не должен этого говорить. Даже думать об этом не смею.

Ангелика. Но вы же думаете – так что скажите.

Авантюро (глухо). Я… я больше не верю в чудеса. Сомневаюсь еще до того, как их увижу. И каждое мое сомнение подтверждается. Я даже ударился в панику, когда меня хотели послать в Лурд – сопровождать паломников. «Боже, – думал я, – что, если я и там начну сомневаться?» К счастью, ехать мне не пришлось, И никогда еще я не отправлялся в путь с такой радостью, как сейчас в Труцлафф. И никогда еще ни один осужденный не был мне так симпатичен, как наш друг Маттес.

Ангелика (с ужасом). Осужденный? Маттес уже осужден?

Авантюро. Чисто символически. На костре его теперь не сожгут. (С аппетитом ест, весело.) Вот если б он мне попался лет триста назад!.. То есть такому, как я, такой, как он…

Ангелика. Туго бы вам – то есть ему – пришлось с Маттесовыми предками! Это были парни что надо, скажу я вам. Да еще болото вокруг!

Авантюро. Болото давно осушили. Кроме того, меня охраняет соответствующая виза ваших органов. Вот видите, в настоящем царит успокоительный гуманизм. У Маттеса наверняка есть шанс быть освобожденным при первой же амнистии.

Ангелика (отчаявшись). Но ведь еще ничего не доказано!

Авантюро. Сразу после завтрака я начну свое расследование. Самое позднее к ужину все выяснится. Может, тогда снова поболтаем? (Бегает.) А сейчас – к делу!

Ангелика. Погодите, монсеньор…

Авантюро. Да?

Ангелика (запинаясь). А если все же еще раз обратиться к первому варианту? Я имею в виду, если он честно признается… И даже покажет, что готов раскаяться… Ну, во всяком случае, немного посыплет пеплом голову. Так сказать, символически. Понимаете?

Авантюро. И все же я должен добиться полной ясности! (Нерешительно.) Понимаете, в каждом тлеет искра надежды… Несмотря на все неудачи, эта искорка горит и во мне. И заставляет меня заниматься самыми, казалось бы, бесплодными поисками… Даже ценой все новых разочарований. Кстати, Маттес – мой первый подследственный-коммунист. Адье. (Поспешно уходит.)

Ангелика, расстроенно качая головой, идет к телефону, пробует, можно ли позвонить. Но телефон не работает. Появляется Маттес. Он выглядит чрезвычайно расстроенным.

Ангелика (с облегчением). Ты! Наконец-то!

Маттес. Я?

Ангелика. А то кто же?

Маттес. Ах да, конечно…

Ангелика. Как дела? Все уже готово?

Маттес. Да. Я – совсем готов.

Ангелика. Еще бы, две тысячи коров…

Маттес. Коровы? Да про них я уже забыл…

Ангелика. Когда починят телефон?

Маттес. Телефон?

Ангелика. Ну, связь. С областью. Мне нужно позвонить товарищу Хаушильду, еще раз с ним поговорить.

Маттес. А, передай ему привет.

Ангелика. Но связь прервана!

Маттес. Тогда… тогда не передавай привета.

Ангелика. Маттес, что с тобой? Я спросила тебя, когда починят…

Маттес. Извини. Наверное, дня через два-три.

Ангелика (испуганно). Нет!

Маттес. Нет? Тогда, может, на следующей неделе.

Ангелика. Ладно, ну и пусть. До тех пор самое страшное будет, наверное, уже позади.

Маттес (пристально смотрит на нее). Самое страшное… Ты уже знаешь?

Ангелика. Будто я с самого начала не знала. (Решительно.) Но теперь нечего паниковать. Послушай, Маттес, у тебя остался единственный шанс – выложить все, как есть. Без уверток, без ненужной стыдливости. Ты должен во всем сознаться! Ты сознаешься?

Маттес (опустив голову, глухо). Хорошо, я сознаюсь. (Помолчав.) Хотя, честно скажу, мне самому непонятно…

Ангелика. Я же сказала, никаких уверток! (Мягче.) Ничего непонятного. Все можно понять. Я тоже постараюсь тебя понять, насколько это позволяет ситуация. Но потом, конечно, я со всей последовательностью… (Голос ее прерывается, она всхлипывает.) Маттес, Маттес, как ты мог…

Маттес (отрешенно). Может, потому, что я об этом никогда не думал… Никогда не делал это сознательно… А потом появилась ты… И он… Этот, из Рима!.. А сегодня ночью… Понимаешь, я чуть с ума не сошел, все это обдумывая… Я сам пришел в ужас.

Ангелика (со страхом). О чем ты говоришь, Маттес?

Маттес. Ну ты же сама сказала. Чтобы я во всем сознался! Да, я должен сознаться. Потому что это правда. Я действительно… У меня действительно…

Ангелика. Что, Маттес, что у тебя?

Маттес. Двойная личина!

Ангелика застывает в полной растерянности. Маттес, подняв голову, смотрит на портрет Карла Маркса, будто прося о помощи. Портрет падает.

Занавес

Антракт

5

Вечер того же дня, Маттес зажигает керосиновую лампу. Ангелика сидит за столом и в полной растерянности листает свои записи. Портрет Карла Маркса снова висит на стене – правда, еще более криво, чем раньше.

Ангелика. Ничего не могу понять. Не смею поверить. Да и не хочу… (Беспомощно.) Но если все так и было на самом деле…

Маттес (сокрушенно). Что значит «на самом деле», когда речь идет о таких странных случаях! Сколько их там уже?

Ангелика (вздыхает). Больше сотни. Если точно – сто семнадцать.

Маттес. Да я наверняка еще парочку забыл.

Ангелика. Надо было вести учет.

Маттес. Но мне это ни разу не показалось странным. Ни разу в жизни. (Несчастным тоном.) Я к себе особенно не приглядывался. Всегда можно было сослаться на предков, на легенды…

Ангелика. И все же надо было себя контролировать! (Расстроенно.) Я даже начинаю жалеть, что вообще сюда приехала.

Маттес. Тогда на эту мысль меня навел бы Авантюро.

Ангелика. Хорошо бы и он здесь не появлялся!

Маттес. Чтобы я до конца дней моих носил это в себе? И никогда не узнал бы, кто я такой? И бездумно порождал бы необъяснимое? Живое противоречие марксистской теории познания? Дудки! Уж лучше пусть так, как есть. Только теперь я боюсь самого себя. А если и ты меня боишься…

Ангелика. Не боюсь, Маттес. Тебя – нисколечко. Меня беспокоит только сам принцип. Все вдруг стало так непонятно… (Горячо.) Ерунда, что значит «все»? Раньше я считала, что все можно объяснить, и вдруг…

Маттес. Я тоже всегда так считал.

Ангелика. Как же тогда все это объяснить?

Маттес (смущенно). Я же говорил – я никогда ни о чем плохом не думал.

Ангелика. Но это не спасает от возможного идеологического заблуждения! Напротив! Именно вследствие этого здесь и появился этот иезуит!

Маттес. Ты уверена?

Ангелика. Конечно, здесь мог бы появиться и другой мировоззренческий противник. Какой-нибудь менее… менее симпатичный. (Повышая голос.) Значит, и менее опасный!

Маттес. И зачем только я высмеивал старого пастора Рабгосподня! Хоть бы раз прислушался, когда он приговаривал: «Здесь без черта не обошлось…» Кстати, он-то куда запропастился?

Ангелика (удивленно). Кто?

Маттес. Авантюро. (Смотрит на часы.) Скоро полночь. Надеюсь, с ним ничего не случилось?

Ангелика (почти сожалея). Что с ним здесь случится?

Начинают бить часы на церковной башне. Маттес и Ангелика утомившись, молчат. Как видно, это первая пауза в длительных дебатах. После двенадцатого удара ненадолго воцаряется тишина, потом где-то неподалеку начинает выть собака.

Ангелика. И все же, Маттес, несмотря на все эти странности, я верю, что мир познаваем…

Маттес (послушно повторяет). Мир познаваем…

Ангелика. Да. Будем строго придерживаться этого! Другими словами, то, чего не может быть…

Маттес. Эх, Ангелика, так мы опять в тупик зайдем!

Ангелика. Знаешь что? Пройдемся еще раз по всему списку.

Маттес. С самого начала?

Ангелика. С самого начала. Уверена, в каком-нибудь случае кроется ключ к логическому объяснению всего. Даже в самом невероятном, самом немыслимом… (Настойчиво.) Может, ты мне все-таки расскажешь историю со Скрюченным Паулем?

Маттес. Он больше не скрюченный.

Ангелика. Вот именно! Скажи мне хотя бы, почему ты не хочешь об этом рассказать.

Маттес. Потому что я ему обещал. Ну, и кроме того, это действительно особый случай. Ничего общего со всем остальным не имеющий. А что касается всего остального…

Ангелика. Да?

Маттес. Может, действительно лучше во всем сознаться? Просто взять и…

Ангелика. Как, просто взять и…

Маттес. Ну, как ты вначале предлагала. Что все это бредни. Шарлатанство.

Ангелика (возмущенно). Хоть это и не так? Ведь даже я уже в это не верю!

Маттес (горячо). Ты же сама сказала, что для иезуита это было бы лучшим выходом. И он тут же тихо убрался бы подобру-поздорову. Ты, успешно закончив командировку, возвратилась бы в область. А я публично осыпал бы голову пеплом. Мне все равно – не в первый раз…

Ангелика. Без всякого повода?

Маттес. Если этого требуют высшие интересы…

Ангелика. Что за недостойный прагматизм! Цель не оправдывает средства!

Маттес. Но тогда наконец воцарилось бы спокойствие. А если б я к тому же и поклялся, что никогда больше не дам себя спровоцировать на подобные дела?

Ангелика. Может, в твоей жизни покой и воцарится, но вдруг когда-нибудь, спустя годы, снова пронесется слух: «У Маттеса – двойная личина»? Про какого-нибудь следующего Маттеса! Твоего сына, внука, правнука! И случится это не в переходный период – ты понимаешь, в период, когда возможны всяческие странные явления, – а в построенном коммунизме! Нет, Маттес, то, что нужно изжить сейчас, нельзя оставлять на доработку грядущему. Ясно тебе?

Маттес (пристыженно). Абсолютно. Ну давай, начинай!

Ангелика (смотрит в свои записи). Эпизодов из детства мы коснулись пока весьма поверхностно. Давай попробуем пройти их еще раз. Итак, однажды, когда тебе едва исполнилось пять лет, вдруг пропал сыночек вашей соседки…

Маттес. Ага, младший Ролофф. Вылитый папаша.

Ангелика. Никто не мог понять, куда он запропастился. Прочесали луга, поля, болото – и все напрасно. Потому что ты уже давно его отыскал. И где? Где ты его нашел?

Маттес. В дубраве. (Машет в сторону окна.) Ну, ты же знаешь…

Ангелика. Завтра утром я туда пойду и осмотрю ее. А сейчас – попробуй сосредоточиться и вспомнить: почему ты решил, что он именно там?

Маттес (немного подумав). Я… я забыл. Столько воды утекло… Может, я вообще его не искал?..

Ангелика. Но ведь ты нашел!.. Точно так же, как девять лет спустя нашел эту Лидию! Когда она провалилась на озере под лед и утонула.

Маттес (горячо). Ну уж в этом-то ничего сверхъестественного не было!

Ангелика. А мне именно этот случай кажется самым подозрительным. Итак? Как все было?

Маттес (неохотно). Я случайно шел по берегу озера… Увидел дыру во льду… Подумал: надо же… Осторожно подошел к дыре, заметил среди льдин косичку, ухватился за нее и вытащил Лидию. Вот и все.

Ангелика (возбужденно). Не все! Потом, как рассказывают, поднесли к ее губам зеркальце – она уже не дышала!

Маттес. Дыхание перехватило. Попробуй-ка упасть в ледяную воду, да еще наглотаться ее. Я просто поставил человека вниз головой да потряс хорошенько.

Ангелика. Говорят, и это не помогло! И все в испуге разбежались.

Маттес. Не-е-ет. Они за доктором побежали.

Ангелика. Да они всем сказали, всем вокруг, что девочка умерла!

Маттес. Да, потому что лежала она такая холодная. Такая немая. А я растер ее, сделал искусственное дыхание…

Ангелика. В четырнадцать-то лет?

Маттес. Я и в четырнадцать знал, как это делается… Во всяком случае, девчонка пришла в себя.

Ангелика. И даже доктор посчитал это невероятным!

Маттес. Тогда он еще не был заслуженным работником медицины. И никогда не видел утоп…

Ангелика (настороженно). Кого-кого?

Маттес (поспешно). Кажущихся утопленников… (Недовольно.) Прекрати наконец! И вычеркни это. Слышишь? Вычеркни этот случай, иначе я ничего больше не скажу!

Ангелика (неохотно вычеркивает). Та-а-ак. И чего мы этим добились?

Маттес. Осталось всего сто шестнадцать пунктов!

Ангелика. Всего?

Маттес. Если как следует рассмотреть каждый из них…

Ангелика (с досадой). Да. Если просто утверждать, что ничего невероятного в них нет… И заставлять другого с тобой соглашаться… Нет, Маттес, я в эти игры не играю… По крайней мере пока не поговорю с товарищем Хаушильдом. Пойми, возникла совершенно непредвиденная ситуация… Можно здесь найти хоть какую-нибудь машину?

Маттес (нерешительно). Не знаю… В крайнем случае у меня мотоцикл…

Ангелика (возмущенно). А почему позавчера ты ничего не сказал?! Когда я думала, что все разъяснилось, и хотела уехать!

Маттес (смущенно). М-да… Почему я ничего не сказал? Смотри, тогда ведь сидел бы я сейчас в луже. Один-одинешенек… И с еще большим ужасом ждал бы появления этого Авантюро…

Ангелика (пристально смотрит на него, восклицает). Сто семнадцать!

Маттес. Что?

Ангелика. Опять сто семнадцать пунктов! Ты знал наперед, что он приедет! (Вскакивает.) А теперь поехали!

Маттес неохотно поднимается, Ангелика устремляется к двери, которая распахивается снаружи. ВходитЛидия.

Лидия. Извините, я только хотела… (Удивленно.) Вы что, уезжаете?

Ангелика. Как видишь!

Маттес. Ангелике срочно нужно в область…

Лидия. Так поздно?

Ангелика. Партия работает круглосуточно! Пойдем, Маттес!

Лидия. Погодите! (Маттесу.) В деревне сейчас этот странный тип появился…

Маттес (испуганно). Ах да, верно! (Ангелике.) А что, если он в это время вернется?

Ангелика. Пусть она его подождет! (Лидии.) Никакой это не «странный тип». Это облеченный большими полномочиями важный представитель церкви. Ясно? И относиться к нему следует предупредительно. Понятно?

Лидия (размеренно). Мы, собственно, здесь ко всем относимся предупредительно… (Маттесу.) А что, собственно, здесь происходит?

Маттес (вздыхает). Это долгая история…

Ангелика. Будешь рассказывать ей долгими зимними вечерами. (Лидии.) А пока тебе хватит того, что было сказано!

Лидия. Ну, это уж слишком! (Возмущенно.) Как ты с людьми-то обращаешься? Здесь так не принято! И вообще мне это не понравилось! С самого начала! У нас не чрезвычайное положение, а ты не военный комиссар! И даже если б ты им была, председатель здесь все-таки я! (Маттесу.) И для тебя тоже! И если вы немедленно не расскажете мне, что тут происходит…

Маттес (подавленно). Боюсь, сейчас ты все узнаешь. (Показывает на распахнутую дверь.)

Снаружи приближаются возбужденные голоса, их перекрывает громкое, торжествующее пение на латыни. Ангелика испуганно отшатывается. Рука об руку входят Авантюро, Рабгосподень и Пауль. По всем троим заметно, что они навеселе. Меньше всего это заметно у Пауля, больше всего у Авантюро, хотя даже в этом состоянии он сохраняет некоторое достоинство. Во время последующей сцены все прочие – Ангелика, Лидия и Маттес – ведут себя неуверенно, но вежливо, как это обычно бывает с трезвыми людьми в присутствии пьяных.

Пастор. Благослови вас всех господь! (Обращаясь к Авантюро, грубо-сердечно.) Заткнись, брат, мы уже дома!

Авантюро. Славься, господь наш Иисус Христос! Аллилуйя! (Высвободившись из объятий спутников, нетвердыми шагами направляется к Маттесу и обнимает его.) О дорогой мой друг, я снова верю!..

Пастор (Паулю). Слишком мало принял…

Пауль. Я тоже так думаю, понимаешь. (Достает бутылку «Балканского огня».) Давай еще по глоточку! (Вышибает пробку, передает бутылку Авантюро.) Принимай, Ромулус!

Авантюро. Давай, Пауль. И ты тоже, мой друг, мой главный свидетель! (Пьет.)

Пауль (горячо, Маттесу). Не бойсь, я ни о чем ему не сказал!

Ангелика. О чем это?

Пауль. Ни о чем. И тебе не скажу, подруга! (Забирает у Авантюро бутылку.) А ты с нами не выпьешь глоточек?

Ангелика. Нет, спасибо!

Пауль. А ты, Лидия?

Лидия. Капельку. С удовольствием! (Пьет.)

Пастор (огорченно). Опять скоро ничего не останется…

Авантюро (в руках у него, полная бутылка, удивленно). Ну и ну! Откуда она взялась?.. (С восторгом.) Чудо на чуде! Вот это жизнь! (Передает бутылку Паулю.) Открывай, Пауль!

Пауль. Счас, Ромулус! (Открывает.)

Ангелика (Маттесу). Может, ты прекратишь эту оргию?

Маттес (растерянно). Но, если их жажда мучит… (Обращаясь к остальным.) Вам рюмки дать?

Пастор (достает бутылку, открывает ее). Да оставь ты, не то каждый раз придется наливать… (Заздравно поднимает бутылку. Обращаясь ко всем, радостно.) Я пью за всех вас! (Пьет.)

Ангелика. Ужас!

Авантюро. Это в честь великого дня. (Обращаясь к Маттесу, торжественно.) Хочу сообщить, что принял решение причислить вас к лику святых! Вот именно – к лику святых! (Пьет.)

Маттес. О небо! Ради всего святого…

Авантюро. Вы правы. Но это и в честь ваших выдающихся земных заслуг! Так положено. Это способствует популярности святого. (В восхищении.) Санкт Матиас – позвольте мне хотя бы попробовать, как это звучит, – или Санкт Маттес… Да, звучит прекрасно! (Обращаясь к Ангелике, с упреком.) А вы хотели его разоблачить как шарлатана!

Лидия. Что-о? (Ангелике.) Ты что, чокнулась?

Ангелика (растерянно). Я уже больше не хочу, но…

Авантюро. Раскайтесь, милое создание! (Указывая на Маттеса, повысив голос.) С какой стороны ни взгляни – человек этот без изъяна. Правильно, брат Рабгосподень?

Пастор (нехотя). С человеческой точки зрения… (Едко.) Но с духовной – был и остается богом проклятым язычником!

Авантюро (снисходительно улыбаясь). Вам, протестантам, всегда не хватало терпимости. Поэтому вы никогда далеко не продвинетесь. (Вдохновенно.) Но, к счастью, святая наша мать-церковь оставляет каждому заблудшему шанс вернуться в благословенное ее лоно. (Загораясь.) А что, друзья, может, мы достойно завершим этот великий день тем, что я всех вас окрещу?

Все возбужденно переговариваются.

Пастор (перекрывая всех, возмущенно). Да лучше я тогда в партию вступлю! Да-да, именно так я и сделаю! (Маттесу.) Давай-ка мне немедленно анкету!

Маттес (испуганно). Вы пьяны, ваше преподобие!

Авантюро (обращаясь к пастору). Да ты бы у нас в клерии лучше карьеру сделал! Горячишься, словно заправский, кардинал! (Обращаясь к остальным.) Я повторяю свое предложение. Окрестить всех присутствующих.

Пастор (Маттесу). Давай анкету, Маттес! Или я сяду на велосипед и поеду к товарищу Хаушильду! (Начинает воодушевленно петь.) «Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе…» (Хочет выйти.)

Лидия (хватает его). Только не в таком состоянии! (Подводит его к скамье возле печки.) Садитесь! (Паулю и Авантюро.) А вы присматривайте за ним, покуда не угомонится!

Авантюро. С удовольствием, уважаемая. (Паулю.) У нас есть еще выпить?

Пауль (вынимает бутылку). Сколько хочешь.

Авантюро. Что за божественный вид! (Пытаясь сосредоточиться.) Но я, кажется, хотел чего-то другого… Чего-то духовного?..

Пастор. Если пить – так уж пить до конца! Твое здоровье, Ромео! Твое здоровье, Пауль! (Предупреждая.) И держи язык за зубами!